Знаменитый случай в Саудовской Аравии. Их готовили распознавать подобные ситуации, и нынешняя чем-то напоминала тот инцидент.
   – Проклятие... – выругался Макгилл.
   Сорентино перехватил рулевое колесо одной рукой, а другой протянул Макгиллу комплект снаряжения, куда входили баллон со сжатым воздухом и противогаз. Затем передал Макгиллу топор.
   Когда машина остановилась под дверью самолета, Макгилл по лесенке забрался на плоскую крышу машины, где была установлена пенная пушка.
   К ним подъехал еще один автомобиль, второй спасатель тоже забрался на крышу и остановился позади пенной пушки. Другие стали разворачивать шланги для подачи воды под давлением. Остальные четыре пожарные машины и машины "скорой помощи" отъехали подальше от самолета на случай взрыва. Макгилл с удовлетворением отметил про себя: как только прошел слух о вероятности саудовского варианта, каждый спасатель понял, что ему нужно делать. К сожалению, они тоже слишком долго просидели без дела, как и саудовские пожарные, над которыми они смеялись во время просмотра учебного фильма.
   На крыше машины имелась небольшая раздвижная лестница. Макгилл выдвинул ее вверх на шесть футов и развернул к двери самолета. Длины как раз хватало, чтобы достать до ручки двери. Макгилл надел противогаз, глубоко вздохнул и начал подниматься по лестнице.
* * *
   Эд Ставрос наблюдал за происходящим в бинокль. Интересно, почему аварийная команда готовится тушить пожар? Ставрос никогда не слышал о саудовском инциденте, но ему приходилось наблюдать, как тушат пожар на самолете. Взяв микрофон, он вызвал автомобиль Макгилла.
   – Это Ставрос. Что у вас происходит?
   Сорентино не ответил.
   Ставрос вызвал еще раз.
   Сорентино не хотелось распространяться в эфире о том, что они с большим опозданием догадались, какая проблема может быть на борту. Ведь шансы на то, что это не саудовский сценарий, все еще оставались пятьдесят на пятьдесят, и это должно было выясниться через несколько секунд.
   Ставрос снова вызвал его, на этот раз более настойчиво.
   Сорентино понял, что придется ответить.
   – Мы просто принимаем необходимые меры предосторожности, – передал он.
   Ставрос обдумал эти слова, затем спросил:
   – А нет признаков пожара на борту?
   – Нет, дыма не видно.
   Ставрос глубоко вздохнул:
   – Ладно... держите меня в курсе. И отвечайте на вызовы.
   – Мы готовимся к возможной спасательной операции! – рявкнул в ответ Сорентино. – Не занимайте нашу частоту. Все, конец связи!
   Ставрос посмотрел на Эрнандеса, чтобы понять, слышал ли его подчиненный, как этот идиот из "пистолетов и пожарных шлангов" грубо отбрил его. Эрнандес сделал вид, что ничего не слышал, и Ставрос подумал, что надо будет отметить в отчете его хорошую работу.
   Затем Ставрос подумал, надо ли сообщить кому-нибудь об этих противопожарных приготовлениях, и приказал Эрнандесу:
   – Позвони в Центр управления воздушным движением, скажи им, что четвертая левая и правая полосы будут закрыты еще как минимум пятнадцать минут.
   Ставрос снова навел бинокль на конец посадочной полосы. Ему не была видна правая передняя дверь самолета, находившаяся на другой стороне, но он видел разворачивающиеся пожарные машины. Если самолет взорвется, а в баках у него еще много топлива, то машинам, отъехавшим на сотню ярдов, потребуется новая покраска. А вот две пожарные машины, находящиеся рядом с самолетом, превратятся в груду искореженного металла.
   Приходилось признать, что иногда эти парни из аварийной команды не зря получали свое жалованье. Но все же за время его семичасовой смены напряжение ощущалось каждую минуту, а эти парни испытывали стресс от силы раз в месяц.
   В памяти всплыли слова этого грубияна из аварийной команды: "Мы готовимся к возможной спасательной операции". И эти слова, в свою очередь, напомнили Ставросу, что его роль в этой драме официально завершилась в тот момент, когда "боинг" остановился на полосе. Все, что ему теперь предстояло делать, так это информировать Центр управления воздушным движением о положении на посадочных полосах. Позже придется составить письменный отчет, соответствующий его записанным на пленку переговорам по радио. Ставрос знал, что его телефонный разговор с представителем Министерства юстиции записан на пленку, что также несколько успокаивало.
   Отойдя от большого окна, Ставрос направился в бар выпить кофе. Если самолет взорвется, то он услышит и почувствует это даже здесь, на вышке. Однако видеть это очень не хотелось.
* * *
   Взяв топор и закинув его на плечо, Макгилл приложил руку к двери самолета. Перчатка была тонкой, и теоретически сквозь нее можно было почувствовать тепло. Макгилл подождал несколько секунд, но ничего не ощутил.
   Затем он взялся за внешнюю аварийную ручку двери и потянул за нее. Ручка вышла в сторону из гнезда, и Макгилл потянул ее вверх, чтобы разблокировать спасательный желоб.
   Он посмотрел назад и вниз и увидел, что один из пожарных стоит на земле справа от него, направив шланг на закрытую дверь самолета. Другая пожарная машина расположилась в пятидесяти ярдах позади машины Макгилла, ее пенная пушка также была направлена на дверь самолета. Все надели полное снаряжение и противогазы, поэтому Макгилл не различал, кто из них кто, но он доверял всем своим парням.
   Энди Макгилл крепче ухватился за ручку и толкнул ее вперед. Если самолет все еще не разгерметизирован, то дверь не откроется и придется разбивать топором иллюминатор, чтобы сбросить давление и выпустить возможный дым.
   Он продолжал давить на ручку, и вдруг дверь начала уходить внутрь. Макгилл отпустил ручку, но дверь продолжила автоматически втягиваться внутрь, а затем поднялась вверх.
   Макгилл слегка отстранился назад, чтобы не попасть в клубы дыма или языки пламени. Но ничего подобного он не увидел.
   Не теряя больше ни секунды, Макгилл забрался на борт лайнера, быстро огляделся и увидел, что находится в зоне передней бортовой кухни. Проверив противогаз и подачу воздуха, он прислонил топор к переборке.
   Стоя на кухне, Макгилл устремил взгляд в широкий фюзеляж в направлении другой двери. Определенно, не было видно никакого дыма. Вернувшись к открытой двери, Макгилл дал сигнал пожарным, что все в порядке.
   Затем вернулся в самолет и вышел из кухни в салон. Справа от него находились носовая часть и салон первого класса, слева огромный обычный пассажирский салон. А впереди располагалась винтовая лестница, которая вела на верхний ярус, где размещались кабина пилотов и салон бизнес-класса.
   Некоторое время Макгилл не двигался, ощущая вибрацию от работы двигателей. Казалось, что все в порядке, за исключением двух вещей: во-первых, слишком тихо и, во-вторых, плотно задернуты шторы пассажирского салона и салона первого класса. А ведь правила предписывали, чтобы шторы оставались открытыми во время взлета и посадки. А если как следует подумать, то удивляет еще кое-что: почему не видно ни одной стюардессы?
   Первым желанием было осмотреть один из зашторенных салонов, но опыт подсказывал, что следует начать с кабины пилотов. Взяв топор, Макгилл направился к лестнице и стал подниматься вверх, а когда пол верхнего салона оказался на уровне груди, остановился и устремил взгляд в салон. Кресла попарно располагались вдоль бортов, восемь рядов, всего тридцать два кресла. Но Макгилл не увидел голов над большими плюшевыми спинками, а заметил только руки, лежавшие на подлокотниках кресел. Безжизненные руки. Что за чертовщина?..
   Макгилл поднялся в салон и остановился возле задней переборки. В центре салона стоял столик, на нем лежали журналы и газеты, лотки с закусками. Лучи позднего послеполуденного солнца пробивались в салон сквозь иллюминаторы, в них плавали легкие пылинки. Сержант подумал, что картина была бы приятной, если бы не ощущение присутствия смерти.
   Макгилл двинулся по проходу, разглядывая пассажиров, сидевших слева и справа в своих креслах. Только около половины кресел оказались занятыми, в них расположились главным образом мужчины и женщины среднего возраста; такие обычно и летают бизнес-классом. Некоторые сидели, откинувшись на спинку кресла с газетой или журналом на коленях, перед другими стояли подносы с закусками и напитками. У нескольких пассажиров Макгилл заметил наушники, видимо, они смотрели маленькие индивидуальные телевизоры. Телевизоры до сих пор оставались включенными, по одному из них демонстрировался порнографический фильм.
   Макгилл прошел вперед, затем обернулся, чтобы рассмотреть лица пассажиров. У него не было сомнения в том, что все они мертвы. Макгилл глубоко вздохнул и попытался отогнать прочь все мысли, стараясь в данной ситуации оставаться профессионалом. Стащив перчатку с правой руки, он дотронулся до лица женщины, сидевшей в ближайшем к нему кресле. Кожа не показалась ему чрезмерно холодной, значит, женщина, вероятно, умерла всего несколько часов назад. Да и обстановка в салоне свидетельствовала о том, что случившаяся трагедия произошла задолго до подготовки к посадке.
   Макгилл наклонился и осмотрел лицо мужчины в соседнем ряду. Умиротворенное выражение – ни слюны, ни слизи, ни следов рвоты, ни слез, ни мучительных гримас... Сержант никогда не видел ничего подобного. Токсичные газы и дым вызывали панику, жуткое удушье, то есть это была мучительная смерть, о чем свидетельствовали лица и скрюченные тела жертв. Но в данной ситуации создавалось впечатление, что пассажиры мирно умерли во сне.
   Макгилл принялся искать арестованного в наручниках и двух сопровождающих. Мужчину в наручниках он обнаружил во втором от конца ряду, тот сидел в кресле возле иллюминатора. Арестант был одет в темно-серый костюм, судя по лицу, Макгилл предположил, что он испанец, а может, араб или индус. Сержант всегда плохо различал национальность по внешности. А вот в парне, сидевшем рядом с арестантом, вполне можно было узнать полицейского. Чтобы точно убедиться в этом, Макгилл ощупал его пиджак и обнаружил под левой подмышкой кобуру. Затем он рассмотрел мужчину, сидевшего позади этих двоих, и пришел к выводу, что это второй сопровождающий. Но в любом случае это уже не имело значения, поскольку ему не придется выводить их из самолета и сажать в машину. Эти парни уже не попадут к выходу двадцать три. На самом деле никто никуда не попадет, разве что в передвижной морг.
   Настало время целиком оценить ситуацию. Здесь все мертвы, а так как во всем самолете одинаковый воздух и давление, то, значит, мертвы обитатели и пассажирского салона, и первого класса. Вот и объяснение отсутствия радиосвязи. Макгилл подумал было вызвать по рации медиков, но спохватился, что медицинская помощь здесь никому не потребуется. Да и потом, как кричать в рацию через противогаз? Тогда он, нажав кнопку рации, послал установленный сигнал, что с ним все в порядке. Ему тут же ответил Сорентино:
   – Энди, я понял тебя.
   Макгилл прошел к заднему туалету, расположенному позади винтовой лестницы. Табличка указывала, что туалет свободен, но Макгилл все же открыл дверь и убедился, что там действительно никого нет.
   Напротив туалета находилась кухня, и когда сержант отходил от туалета, он увидел, что кто-то лежит на полу. Подойдя к телу, Макгилл опустился на колени. Это была стюардесса, она лежала на боку, словно прилегла вздремнуть. Сержант попытался нащупать пульс на лодыжке, но пульса не было.
   Теперь он точно был уверен, что никому из пассажиров не требуется медицинская помощь. Тогда Макгилл быстро прошел к двери кабины и потянул за ручку. Дверь оказалась закрытой, как и предписывала инструкция. Сержант стал стучать в дверь, крича через противогаз:
   – Откройте! Аварийная команда! Откройте!
   Никто ему не ответил, да он и не ожидал услышать ответ.
   Макгилл принялся орудовать топором, стараясь сломать замок. Ему это удалось, и дверь приоткрылась. Поколебавшись несколько секунд, сержант ступил в кабину.
   Два пилота сидели в своих креслах, задрав головы вверх. Макгилл снова замялся, ему не хотелось до них дотрагиваться.
   – Эй, вы слышите меня? – крикнул он, но тут же понял, что глупо разговаривать с мертвецами.
   Макгилл уже порядком вспотел и чувствовал, как дрожат колени. Он не был слабаком, за годы службы ему приходилось вытаскивать обгоревшие и мертвые тела из самых различных мест, но никогда не приходилось присутствовать одному в полной тишине среди такого количества трупов.
   Голой ладонью он все же дотронулся до лица пилота. Мертв уже несколько часов. Так кто же посадил самолет?
   Взгляд Макгилла переместился на приборную доску. Когда-то у них проходили часовые занятия по ознакомлению с кабиной "боинга", и сейчас все внимание сержанта было приковано к небольшому экрану с надписью "Автоматическая посадка". Ему говорили, что компьютерная программа автопилота, установленная на реактивных лайнерах нового поколения, в состоянии посадить самолет без вмешательства человека. Тогда он этому не поверил, но сейчас убедился лично.
   Да и не могло быть другого объяснения тому, как этот самолет, полный мертвецов, приземлился в аэропорту. То, что самолет вел автопилот, объясняло и отсутствие режима реверсивной тяги при посадке. Теперь ясно, почему не было радиосвязи и почему самолет остановился в конце посадочной полосы, а двигатели продолжали работать. Ведь пилоты давно мертвы. Матерь Божья... Макгиллу стало нехорошо, захотелось убежать подальше отсюда, но он глубоко вздохнул и приказал себе успокоиться.
   Что делать дальше?
   Проветрить.
   Макгилл поднял руку, нажал на рычаг аварийного люка, и люк с громким хлопком открылся, обнажив квадрат голубого неба. Несколько секунд сержант стоял, прислушиваясь к ставшему более громким шуму двигателей. Он понимал, что следует заглушить двигатели, но существовала опасность взрыва, поэтому Макгилл решил: пусть двигатели работают, тогда бортовая система воздухообмена сможет очиститься от того отравляющего вещества, которое стало причиной этого кошмара. Успокаивало только одно: если бы он начал действовать раньше, то все равно ничем бы не смог помочь беднягам. Трагедия походила на саудовскую, но произошла она в полете, когда самолет находился далеко отсюда. Пожара на борту не было, поэтому самолет не разбился, как швейцарский авиалайнер вблизи побережья Новой Шотландии. В данном случае пострадали только люди, а механические системы и электроника остались целыми. Автопилот выполнил то, на что был запрограммирован.
   Макгилл взглянул на солнце через лобовое стекло. Ему захотелось сейчас оказаться не здесь, а среди живых. Но он ждал, пока системы кондиционирования выполнят свою работу, и вспоминал, сколько требуется времени для полной вентиляции "Боинга-747". Он должен был знать это, но никак не мог вспомнить.
   "Успокойся!" – снова приказал себе Макгилл.
   Хотя на самом деле прошло чуть менее двух минут, Макгиллу показалось, что он ждет уже довольно долго, поэтому он протянул руку к пульту между сиденьями пилотов и выключил четыре тумблера, перекрывая подачу топлива к двигателям. Почти все лампочки на приборной доске погасли, за исключением тех, которые питались от аккумуляторов; шум двигателей тут же прекратился, его сменила зловещая тишина.
   Макгилл знал, что все, кто сейчас находился вокруг самолета, облегченно вздохнули, увидев, что двигатели остановлены. Они понимали, что с Энди Макгиллом все в порядке, но они не знали, что это он заглушил двигатели, а не пилоты.
   В этот момент Макгилл услышал шум в салоне, повернулся лицом к двери кабины и прислушался. Затем крикнул сквозь противогаз:
   – Эй, кто здесь?
   Тишина. Жуткая тишина. Мертвая тишина. Но ведь он что-то слышал. Возможно, это гудел остывающий двигатель. Или где-то вверху упало что-то из ручной клади.
   Макгилл снова глубоко вздохнул, стараясь успокоить нервы. Он вспомнил, как когда-то в морге судебно-медицинский эксперт сказал ему: "Мертвые не причинят тебе вреда. Еще никто не погиб от руки мертвеца".
   Макгилл бросил взгляд в салон и увидел, что на него смотрит мертвец. Эксперт ошибался. Мертвец может причинить вред и убить твою душу. Энди Макгилл призвал на помощь Божью Матерь и перекрестился.

Глава 9

   Я уже начал нервничать, но Джордж Фостер связался с агентом Джимом Линдли, ожидавшим на стоянке, тот переговорил с кем-то из полицейских Портового управления, они связались с Центром управления воздушным движением, а тот, в свою очередь, выяснил обстановку у диспетчеров на вышке и у аварийной команды.
   – Что говорит Линдли? – поинтересовался я у Фостера.
   – Он сказал, что парень из аварийной команды поднялся на борт самолета, сейчас двигатели выключены.
   – А это парень из аварийной команды доложил о ситуации на борту?
   – Пока нет, но он передал сигнал, что все в порядке.
   – Он что, крикнул, и его все услышали? Интересно, что такое парень ел на завтрак?
   Тед и Дебби засмеялись. А Кейт – нет.
   Джордж прерывисто вздохнул и проинформировал меня:
   – Он передал сигнал кнопкой рации. Парень в противогазе, поэтому ему проще подавать сигналы кнопкой, чем...
   – Да знаю, – оборвал я Джорджа, – просто шучу. – Такие прямолинейные парни, как Джордж Фостер, встречаются редко. И уж тем более – среди нью-йоркских полицейских, где масса шутников. И каждый шутник желает слыть самым остроумным.
   – Давай выйдем на улицу и установим личный контакт с Линдли, – предложил я Джорджу.
   – Зачем?
   – А почему бы и нет?
   Джордж разрывался между желаниями держать меня в поле зрения и чтобы я скрылся с его глаз. Да и вообще исчез из его жизни. Я всегда так воздействую на начальство.
   Джордж обратился ко всем присутствующим:
   – Как только парень из аварийной команды выведет наших людей из самолета и посадит в машину Портового управления, Линдли позвонит мне. Тогда мы спустимся по лестнице к стоянке. Ходьбы здесь секунд тридцать, так что не будем торопиться. Понятно?
   Я не имел намерения спорить с ним, но на всякий случай заметил:
   – Как скажешь, ты начальник.
   Затрещала рация Дебры Дель-Веккио. Дебра сообщила:
   – "Янки" сыграли вничью, назначено дополнительное время.
   Итак, мы ждали у выхода, а события развивались независимо от нас, внося небольшую закавыку в наши планы. Мы с Кейт встретились взглядами, она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Ко всему надо относиться философски. Лучше уж стоять и ждать здесь, чем лежать в Пресвитерианской больнице подключенным к системам жизнеобеспечения. Позже один из докторов сказал мне, что, если бы не мастерство водителя "скорой помощи" и не опыт санитара, то лежать бы мне в морге с биркой на большом пальце ноги.
   Такие случаи меняют твою жизнь. Не внешне, а внутренне. Как и мои друзья, воевавшие во Вьетнаме, я иногда чувствую, как меня покидают жизненные силы. Поэтому хотя бы раз в месяц я обращаюсь к Богу.
   Мне вспомнилось, что примерно в это время дня я получил три пули на Западной Сто второй улице, а первая годовщина этого события была три дня назад. Я никак не собирался отмечать эту дату, но мой бывший напарник Дом Фанелли затащил меня выпить в бар на Западной Сто второй улице, в квартале от тс о места, где в меня стреляли. В баре оказалось с десяток моих старых приятелей, они подарили мне большую мишень с контуром человека, подписанную "Джон Кори". В мишени оказалось три дырки от пуль. Странные ребята эти копы.
* * *
   Энди Макгилл понимал, что все его действия в течение ближайшей недели, а то и месяца будет тщательно изучать специальная комиссия. Возможно, целый месяц придется давать показания дюжине федеральных служб, не говоря уже о собственном начальстве. Эта катастрофа наверняка станет легендой среди пожарных, и Макгиллу хотелось быть уверенным, что героем этой легенды будет он.
   Мысли сержанта вернулись от неопределенного будущего к настоящему. Что делать дальше?
   Макгилл понимал, что после того как он заглушил двигатели, снова запустить их можно будет с помощью бортовой вспомогательной силовой установки, но он не знал, как ею пользоваться. Можно с помощью аэродромной установки, которую надо будет доставить к самолету на автомобиле. Но поскольку нет пилотов, которые могли бы запустить двигатели и отвести авиалайнер с посадочной полосы, то сейчас требуется тягач, который уберет самолет с полосы и доставит в безопасное место. Подальше от глаз любопытной публики и журналистов. Макгилл поднес рацию к противогазу:
   – Спасатель-один, это Спасатель – восемь один.
   Он едва расслышал ответ Сорентино.
   – Слушаю, прием.
   – Срочно пришлите сюда тягач компании "Транс-континенталь". Как поняли?
   – Понял. Прислать тягач. Что там случилось?
   – Выполняйте. Конец связи.
   Макгилл покинул кабину, быстро прошел через салон, спустился по винтовой лестнице на нижнюю палубу и открыл вторую дверь, расположенную напротив той, через которую он попал на борт самолета. Затем раздвинул шторы пассажирского салона и оглядел длинный широкий отсек. Лицом к нему сидели сотни людей, все они были неподвижны, и эта сцена напоминала фотографию. Макгилл подождал в надежде, что кто-то пошевелится или издаст звук. Никакого движения, никакой реакции на его присутствие. Повернувшись, Макгилл пересек тамбур и раздвинул шторы салона первого класса. Он быстро прошел по салону, дотронувшись по пути до нескольких лиц и даже потормошив несколько человек. Нет, эти люди не подавали никаких признаков жизни. В голову сержанта пришла совершенно неуместная в этой ситуации мысль: а ведь билет от Парижа до Нью-Йорка в салоне первого класса стоит около десяти тысяч долларов. Господи, да какое это имеет значение? Все дышали одним воздухом, и теперь пассажиры первого класса так же мертвы, как и обитатели пассажирского салона.
   Быстро покинув салон первого класса, Макгилл вернулся в тамбур, где находились кухня, винтовая лестница и две открытых двери. Подойдя к одной из дверей, Макгилл стащил противогаз.
   Сорентино, стоявший на подножке машины, увидел его и крикнул:
   – Ну что там?
   Макгилл глубоко вздохнул и крикнул в ответ:
   – Плохо. Очень плохо.
   Сорентино никогда не видел босса в таком состоянии, и он предположил, что "очень плохо" означает самое худшее.
   – Свяжись с Центром управления воздушным движением, – приказал Макгилл. – Передай, что на борту рейса один семь пять все мертвы. Предположительно, отравляющий газ...
   – Боже мой...
   – И еще. Свяжись с вышкой. Пусть пришлют тягач и оттащат самолет в безопасное место.
   – Понял. – Сорентино исчез в кабине машины.
   Макгилл снова направился к пассажирскому салону. Он был совершенно уверен, что противогаз ему уже не нужен, но все же прихватил его с собой. Не чувствовалось ничего едкого или опасного, и все же Макгилл уловил какой-то слабый запах, он показался знакомым, и сержант вспомнил – запах миндаля.
   Он раздвинул шторы и, стараясь не смотреть на лица покойников, двинулся по правому проходу и открыл две двери аварийного выхода. Затем открыл две противоположные левые двери. Вспотевшее лицо сразу ощутило сквозняк.
   Затрещала рация, и через секунду прозвучал голос:
   – Спасатель-один, говорит лейтенант Пирс. Доложите обстановку.
   Макгилл ответил своему командиру:
   – Я – Спасатель-один, нахожусь на борту самолета. Все пассажиры и экипаж мертвы.
   Возникла долгая пауза, и только после этого Пирс снова заговорил:
   – Вы уверены?
   – Да.
   И снова длинная пауза.
   – Газы? Дым? В чем причина?
   – Дыма нет. Отравляющий газ. Источник неизвестен. Самолет уже проветрен, я без противогаза.
   – Понял вас.
   Пауза снова затянулась.
   Макгилл почувствовал тошноту, но решил, что это скорее результат шока, чем отравления газом. Сейчас он не собирался предпринимать каких-либо самостоятельных действий, поэтому ждал. В воображении возникла картина: масса людей в Центре управления воздушным движением, и все разом говорят на повышенных тонах.
   Наконец лейтенант Пирс снова вышел на связь.
   – Вы просили вызвать тягач?
   – Да.
   – А не понадобится... мобильный госпиталь?
   – Нет. Да и мобильный морг всех не вместит.
   – Понял вас. Ладно... все действия будем выполнять в безопасном месте. Очищаем полосу и убираем самолет с глаз долой.
   – Понял. Жду тягач.
   – Да... хорошо... гм... оставайтесь на борту.
   – А я никуда и не собираюсь идти.
   – Может, кому-то еще подняться на борт? Врачам?
   Макгилл судорожно вздохнул. До этих идиотов в Центре управления воздушным движением, похоже, так и не дошло, что все мертвы.
   – Никого не нужно.
   – Ладно... я... я думаю, самолет посадил автопилот.
   – И я того же мнения. Автопилот или Господь. Во всяком случае, не пилоты.
   – Наверное, автопилот был запрограммирован...
   – Никаких "наверное", лейтенант. Пилоты давно мертвы.
   – Понятно... Есть признаки пожара?
   – Нет.
   – А декомпрессии?
   – Тоже нет, дыхательные маски на местах. Газ. Какой-то чертов отравляющий газ.
   – Ладно, успокойтесь.
   – Хорошо.
   – Встретимся там, куда оттащат самолет.
   – Вас понял. – Поскольку делать было нечего, Макгилл осмотрел несколько пассажиров и еще раз убедился, что никто из них не подавал признаков жизни.
   – Кошмар, – пробормотал сержант.
   Внезапно он почувствовал приступ клаустрофобии в этом переполненном мертвецами салоне и понял, что на верхней палубе, где более светло и больше пространства, он будет чувствовать себя лучше. И кроме того, сможет наблюдать, что происходит вокруг самолета.