Демилль Нельсон. Игра Льва

   Сев в машину, он посмотрел на часы, они показывали без трех минут одиннадцать. Халил запрограммировал "Спутниковый навигатор" на аэропорт Макартур и через десять минут выехал на шоссе, направляясь на север.
   В памяти всплыли последние минуты жизни мистера Сатеруэйта и мистера Маккоя. Да, никогда не угадаешь, где встретишь свою смерть. Интересно, а как бы он сам повел себя в подобной ситуации? Предсмертная вспышка ярости Сатеруэйта удивила его – значит, в последние секунды жизни этот человек сумел собрать всю свою храбрость. А может, просто настолько разозлился на него, что последние слова стали проявлением не храбрости, а всего лишь ненависти. Да, пожалуй, он тоже повел бы себя так, как Сатеруэйт.
   Затем Халил подумал о Маккое. Этот человек оказался вполне предсказуем, с учетом того, что он был верующим. Или, может, только в последнюю минуту жизни вспомнил о Боге? Кто знает. Во всяком случае, псалом он выбрал хороший.
   Халил понимал, что времени у него мало, сегодняшние убийства наверняка привлекут серьезное внимание. Они вряд ли сойдут за обычный грабеж. Наверное, уже сегодня вечером жена Маккоя позвонит в полицию и сообщит, что ее муж пропал, а телефон в музее не отвечает.
   Ее рассказ о встрече мужа с однополчанином поначалу не вызовет у полиции такого беспокойства, как у самой миссис Маккой, но как только обнаружат трупы, полиция отправится в аэропорт, чтобы отыскать самолет, на котором прилетел Сатеруэйт.
   Если же Маккой не сказал жене, что гость прилетел на своем самолете, полиции вообще не придет в голову ехать в аэропорт.
   В любом случае, независимо от действий миссис Маккой и полиции, у него еще оставалось время для следующего акта возмездия. Однако сейчас Халил впервые почувствовал опасность. Он понял, что кто-то охотится за ним. Однако он был уверен, что охотники не знают, где он находится, а тем более понятия не имеют о его намерениях. Но лев почувствовал, что в какой-то момент неизвестный охотник может понять его повадки.
   Халил попытался представить себе этого охотника – нет, не физический облик, а душу, – однако не смог вникнуть в суть этого человека, а только почувствовал исходящую от него необычайную опасность.
   Асад Халил вышел из состояния, напоминавшего транс. Он подумал о трупах, которые оставлял за собой. Генерала Уэйклиффа и его жену должны были обнаружить не позднее утра понедельника. В какой-то момент родные генерала могли попытаться связаться с однополчанами генерала. Странно – сегодня уже вечер понедельника, а Маккою никто не звонил. Однако у Халила было такое ощущение, что ко всем тревогам миссис Маккой за мужа могут добавиться и другие, если сегодня-завтра ей позвонят родные Уэйклиффа или Грея и сообщат трагические новости.
   Скоро, наверное уже завтра, последует множество телефонных звонков, но к завтрашнему вечеру его игра уже подойдет к завершению. А может, и раньше, если Аллах не оставит его.
   Заметив щит с надписью "Зона отдыха", Халил свернул на стоянку, скрытую от дороги деревьями. Здесь стояло несколько грузовиков и легковых машин, но он припарковался подальше от них.
   Взяв с заднего сиденья сумку Сатеруэйта, Халил проверил ее содержимое: початая бутылка виски, нижнее белье, туалетные принадлежности и футболка с изображением реактивного самолета и надписью: "Ядерное оружие, напалм, бомбы и ракеты – бесплатная доставка".
   Забрав с собой сумку и свой чемодан, Халил направился в небольшой лесок возле стоянки. Здесь он переложил все деньги из бумажников Сатеруэйта, Маккоя и охранника в свой. Содержимое сумки он вытряхнул поддерево, а саму сумку вместе с бумажниками забросил подальше в кусты, после чего достал из чемодана видеокассеты и отправил туда же.
   Вернувшись к машине, он снова выехал на шоссе и по пути вышвырнул в окошко стреляные гильзы.
   В Триполи ему говорили: "Не трать слишком много времени на то, чтобы стереть отпечатки пальцев, и не беспокойся по поводу других улик, которые следует изучать в лаборатории. К тому времени как полиция все это исследует, тебя уже там не будет. Однако не оставляй никаких улик при себе. Даже самый глупый полицейский что-то заподозрит, если найдет у тебя в кармане чужой бумажник".
   Конечно, существовала еще проблема двух "глоков", но Халил не считал их уликами, поскольку пистолеты будут последним, что увидит полицейский перед смертью. Так что сейчас можно было ехать спокойно, никаких очевидных улик у него не было.
   Халил продолжал свой путь, и мысли его вернулись к Ливии, к Малику и Борису. Как и они, он знал, что не сможет слишком долго продолжать свою игру. Малик говорил: "Дело не в самой игре, мой друг, а в том, как ты будешь играть в нее. Ты предпочитаешь сдаться в Париже в руки американцев, с помпой проникнуть в Америку, позволить им узнать, кто ты такой, как выглядишь и каким образом попал в Америку. Ты сам, Асад, установил правила этой игры и усложнил их для себя. Я понимаю, почему ты идешь на это, но и ты должен понимать, сколько шансов против того, чтобы тебе удалось завершить свою миссию. Так что, если ты не одержишь полной победы, винить в этом придется только самого себя".
   Халил вспомнил, что ответил на это: "Американцы никогда не ввяжутся в бой, пока не сделают все возможное для обеспечения победы еще до того, как прогремит первый выстрел. Это то же самое, что охотиться на льва из машины, имея винтовку с оптическим прицелом. Это вовсе не победа, а простая бойня. В Африке живут племена, у которых имеются ружья, но они по-прежнему охотятся на льва с копьями. Кому нужна физическая победа без духовной или моральной победы? Я не усложняю свою игру, а просто уравниваю шансы, поэтому не имеет значения, кто выиграет. Я в любом случае победитель".
   Присутствовавший при разговоре Борис заметил: "Посмотрим, что ты скажешь, когда будешь гнить за решеткой в американской тюрьме, а все эти демоны из американских ВВС будут продолжать жить счастливой жизнью".
   "Боюсь, ты ничего не понимаешь", – ответил Халил.
   Борис рассмеялся.
   "Все я понимаю, мистер лев. К твоему сведению, мне наплевать, убьешь ты тех пилотов или нет. Поэтому тебе лучше убедить себя, что и тебе наплевать. Если для тебя охота важнее, чем убийство, то изготовь мишени в виде своих врагов, как это делают во время сафари чувствительные американцы, которые стреляют по картонным зверям. Но если ты хочешь ощутить на губах их кровь, то подумай о более легком способе проникновения в Америку".
   В конце разговора Халил прислушался к своему сердцу и окончательно решил, что добьется всего сразу – будет вести игру по своим правилам и вкусит кровь врагов.
   Впереди показался указатель "Аэропорт Макартур", и Халил свернул на дорогу, которая вела в аэропорт. Через десять минут он остановил "линкольн" на стоянке, вышел из машины и запер ее, не забыв прихватить с собой чемодан. Халил не стал стирать в машине свои отпечатки пальцев: если игра закончена, значит, так тому и быть. Поэтому сейчас он соблюдал лишь минимальные меры предосторожности. Ему требовалось всего лишь двадцать четыре часа, а может, и меньше, и если полиция сейчас даже в двух шагах позади, она все равно опоздает на шаг.
   Халил подошел к автобусной остановке, когда через несколько минут подъехал фургон, сел в машину и сказал шоферу:
   – К главному терминалу, пожалуйста.
   – Здесь всего один терминал, приятель, туда я и везу, – ответил водитель.
   Через несколько минут Халил выбрался из фургона у входа в почти пустой терминал. Он прошел к стоянке такси с единственной машиной и сказал водителю:
   – Мне нужно доехать только до зоны авиации общего назначения, это чуть в стороне, но за вашу помощь я готов заплатить двадцать долларов.
   – Садитесь.
   Халил забрался на заднее сиденье, и через десять минут такси было уже в дальнем конце аэропорта.
   – Вам нужно конкретное место? – спросил водитель.
   – Вон к тому зданию, пожалуйста.
   Такси остановилось перед небольшим зданием, в котором размещались офисы нескольких чартерных авиакомпаний. Протянув водителю банкноту в двадцать долларов, Халил выбрался из машины.
   Сейчас он находился менее чем в пятидесяти метрах от того места, куда после посадки подрулил самолет Сатеруэйта. Халил даже увидел стоявший неподалеку самолет.
   Он вошел в здание и отыскал нужный ему офис "Стюарт авиэйшн". Клерк, сидевший за столом, встал при его появлении.
   – Чем могу помочь, сэр?
   – Меня зовут Самуил Перлеман, у меня заказан рейс в вашей компании.
   – Совершенно верно, полуночный рейс. – Клерк взглянул на часы. – Вы прибыли немного рано, но думаю, самолет уже готов.
   – Спасибо. – Халил вгляделся в лицо клерка, но не обнаружил никаких признаков того, что молодой человек узнал его.
   Однако следующие слова клерка насторожили Халила.
   – Мистер Перлеман, у вас чем-то испачканы лицо и рубашка.
   Халил тут же понял, чем он мог испачкаться – мозгами из головы Сатеруэйта.
   – Ох, вечно я ем неаккуратно, – нашелся Халил.
   Клерк улыбнулся.
   – Вон там у нас туалет. – Он указал на дверь справа. – А я пока позвоню пилотам.
   Халил вошел в туалетную комнату и посмотрел в зеркало на свое лицо. На нем запеклись пятнышки крови и серого мозгового вещества, а к рубашке даже прилип кусочек кости. Несколько пятнышек оказались на очках и на галстуке. Халил снял очки, осторожно вымыл руки и лицо, стараясь не дотрагиваться до волос и усов. Затем вытер лицо и руки бумажным полотенцем, а другое полотенце намочил и протер им рубашку, галстук и очки. Держа чемодан в руке, он вернулся в офис.
   – Мистер Перлеман, – обратился к нему клерк, – ваша компания предварительно оплатила этот чартерный рейс. От вас требуется только прочитать этот контракт и подписать там, где я поставил крестик.
   Халил сделал вид, что читает страничку печатного текста.
   – Похоже, все в порядке. – Он взял со стола ручку и подписал документ.
   – Вы из Израиля? – спросил клерк.
   – Да, но сейчас я живу здесь.
   – У меня родственники в Израиле. Они живут в Гилгале, на западном берегу. Знаете?
   – Разумеется.
   Халил вспомнил, как Борис говорил ему: "Сейчас половина израильтян находятся в Нью-Йорке. Ты не привлечешь внимания, если только какой-нибудь еврей не захочет поговорить с тобой о родственниках или об отпуске, проведенном в Израиле. Так что изучай карты и путеводители по Израилю".
   – Это город средних размеров, в тридцати километрах к северу от Иерусалима, – блеснул своей осведомленностью Халил перед клерком. – Жизнь там трудная, вокруг палестинцы. Ценю мужество и стойкость ваших родственников.
   – Да, то еще местечко. Лучше бы они переехали на побережье. А может быть, когда-нибудь мы научимся жить вместе с арабами, – добавил клерк.
   – С арабами жить нелегко.
   – Я понимаю, вам ли это не знать.
   – Да, я знаю.
   В офис вошел средних лет мужчина в синей форме и поздоровался с клерком:
   – Добрый вечер, Дэн.
   – Боб, это мистер Перлеман, твой пассажир, – представил клерк.
   Халил посмотрел на мужчину, который протянул ему руку. Халил никак не мог привыкнуть к этим рукопожатиям. Мужчины-арабы тоже здоровались за руку, но не со всеми подряд, как это делали американцы, и, уж конечно, не с женщинами. Халил пожал руку пилоту, и тот представился:
   – Я капитан Фиске, можете называть меня Боб. Мы летим в Денвер, а потом в Сан-Диего. Верно?
   – Верно.
   Халил посмотрел пилоту прямо в глаза, но тот отвел взгляд Халил заметил, что американцы смотрят на тебя, но не всегда тебя видят. А в глаза друг другу смотрят лишь мгновение в отличие от ливийцев, которые не отводят взгляд, если они не ниже тебя по положению и, конечно, если они не женщины. И еще американцы соблюдают дистанцию как минимум один метр. Борис говорил, что более близкая дистанция вызывает у них нервозность и даже враждебность.
   – Самолет готов, – доложил капитан Фиске. – У вас есть багаж, мистер Перлеман?
   – Только этот чемодан.
   – Позвольте я понесу его.
   Когда-то Борис посоветовал ему вежливый американский ответ на такой случай, и сейчас Халил воспользовался им.
   – Спасибо, но я хочу немножко размяться.
   Пилот улыбнулся и направился к двери.
   – Вы летите один, так ведь, сэр?
   – Да.
   Клерк крикнул вслед Халилу:
   – Шолом-алейхем.
   Халил едва не ответил ему по-арабски "салям-алейкум", но вовремя сдержался.
   – Шолом.
   Он проследовал за пилотом к ангару, перед которым стоял небольшой белый реактивный самолет. От него как раз отходили несколько техников. Халил снова увидел самолет Сатеруэйта и подумал: через какое время после предполагаемого вылета "апача" местный персонал начнет проявлять тревогу и разыскивать пилота? Наверняка не раньше следующего дня. А Халил знал, что к этому времени он будет далеко отсюда.
   – Мы полетим вот на этом самолете, модель "Лир-60", – начал объяснять капитан. – На борту нас будет всего трое и легкий чемодан, наш общий вес гораздо меньше максимального взлетного веса, поэтому я заправил баки полностью. Это значит, что до Денвера мы долетим без посадки. Погода до Денвера отличная, легкий встречный ветер. По моим расчетам, время полета составит три часа восемнадцать минут. Во время посадки температура в Денвере будет пять градусов Цельсия. В Денвере мы дозаправимся. Насколько я понимаю, вам, возможно, потребуется провести в Денвере несколько часов. Так?
   – Да.
   – Хорошо, мы приземлимся в Денвере около двух часов ночи по местному времени. Вам все понятно, сэр?
   – Да, понятно. Я предупреждал, что из самолета мне нужно будет позвонить коллеге.
   – Я знаю, сэр, радиотелефон к вашим услугам. Затем из Денвера мы полетим в Сан-Диего. Так?
   – Да.
   – Сейчас над горами небольшая болтанка, в Сан-Диего легкий дождь. Но разумеется, погода изменится. Если хотите, мы по ходу полета будем информировать вас о погоде.
   Халил ничего не ответил, его раздражало навязчивое желание американцев предсказывать погоду. В Ливии всегда жарко и сухо, в одни дни более жарко, чем в другие. Вечера холодные, весной дует габли. Погоду устанавливает Аллах, а человек принимает ее такой, какая она есть. Так какой же смысл пытаться предсказывать погоду или говорить об этом? Все равно ничего не изменишь.
   Капитан подвел Халила клевой стороне самолета, где лесенка вела к открытой дверце.
   – Мистер Перлеман, это Терри Санфорд, наш второй пилот, – представил капитан.
   Мужчина, сидевший в правом кресле, повернул голову и поприветствовал Халила:
   – Добро пожаловать на борт, сэр.
   – Добрый вечер.
   Капитан Фиске кивнул в сторону салона:
   – Можете занимать любое место. Вон там бар, в нем вы найдете кофе, пончики, рогалики, безалкогольные напитки. На той полке газеты и журналы, туалет в хвостовой части. Устраивайтесь поудобнее.
   – Спасибо.
   В салоне было всего шесть кресел, Халил разместился в последнем кресле справа, а чемодан поставил возле себя в проходе. Он посмотрел на часы: начало первого. День сегодня прошел удачно. Трое убиты... пятеро, если считать уборщицу Пола Грея и охранника в музее. Но их не стоит считать, как и тех трехсот пассажиров рейса "Транс-континенталь" и всех прочих, кто становился на его пути... или кого пришлось заставить замолчать. В Америке было всего шесть человек, чья смерть имела для него значение. Четверо уже мертвы, остались двое. Правда, был еще один человек...
   – Мистер Перлеман? Сэр?
   Асад Халил поднял голову и увидел стоявшего рядом пилота.
   – Да?
   – Мы начинаем выруливать на взлетную полосу. Пожалуйста, пристегните ремень.
   Халил выполнил указание пилота, и тот продолжил:
   – Телефон на стойке бара, шнур дотягивается до любого сиденья.
   – Хорошо.
   – А вот это, на стене, внутренняя связь. Можете вызывать нас в любое время, нажимайте кнопку и говорите.
   – Спасибо.
   – Или можете просто подойти к кабине.
   – Я понял.
   – Могу я еще чем-то помочь вам, перед тем как займу свое место?
   – Нет, спасибо.
   – Отлично. Аварийный выход вон там; на иллюминаторах имеются шторки – если хотите, можете их опустить. После взлета я сообщу вам, когда можно будет отстегнуть ремень и ходить по салону.
   – Спасибо.
   – Всего доброго. – Пилот удалился в кабину и задвинул перегородку, отделявшую ее от салона.
   Халил выглянул в небольшой иллюминатор и увидел, что самолет движется в направлении взлетной полосы. А ведь совсем недавно он прилетел сюда вместе с человеком, который сейчас сидит мертвый в кабине боевого самолета, унесшего, возможно, жизни многих людей. А рядом с ним – еще один убийца, заплативший за свои преступления. Достойный конец для кровожадных убийц. А еще это предостережение другим, если кто-то правильно истолкует символичность сцены убийства.
   "Лир" остановился, и Халил услышал, как взревели двигатели. Самолет слегка завибрировал, а затем стремительно рванулся вперед по взлетной полосе. Через полминуты они уже были в воздухе, и Халил услышал толчок убирающегося шасси. А еще через несколько минут самолет выполнил небольшой разворот, продолжая набирать высоту.
   Чуть позже из динамика внутренней связи прозвучал голос капитана:
   – Мистер Перлеман, можете отстегнуть ремень. Кресло откидывается, если хотите поспать. Сейчас мы пролетаем над Манхэттеном, можете взглянуть.
   Халил выглянул в иллюминатор. Самолет пролетал над южной оконечностью острова Манхэттен, и Асад Халил мог видеть небоскребы у края воды, включая башни-близнецы Международного торгового центра.
   В Триполи ему говорили, что рядом с торговым центром, по адресу Федерал-Плаза, 26, расположено здание ФБР, куда доставили Бутроса. И если все пойдет не так, как запланировано, его тоже отвезут в это здание.
   Малик тогда сказал: "Оттуда не убежишь, мой друг. Если уж попал туда, то ты целиком в их власти. Следующим местом пребывания станет соседняя федеральная тюрьма, потом здание суда, а затем снова тюрьма в каком-нибудь холодном районе, где ты и проведешь остаток жизни. Там тебе никто не поможет. Мы даже не сможем признать тебя нашим гражданином или предложить обменять тебя на вражеского шпиона. В американских тюрьмах много воинов ислама, но власти не позволят тебе видеться с ними. Ты будешь жить один в чужой стране, среди чужих людей, никогда больше не увидишь свой дом, не услышишь родной язык, не обнимешь женщину. Ты будешь, как лев, метаться по своей клетке, Асад. – Помолчав, Малик добавил: – Или ты можешь оборвать свою жизнь, что будет победой и для тебя, и для нашего дела, а для них поражением. Готов ли ты на такую жертву?"
   На что Асад Халил ответил: "Если я готов пожертвовать своей жизнью в бою, то почему бы не пожертвовать ею ради того, чтобы избежать плена и унижения?"
   Малик в задумчивости кивнул. "Для некоторых первый путь более легкий, чем второй. – Малик протянул Халилу лезвие бритвы. – Не стоит резать лишь вены на запястьях, американцы смогут вернуть тебя к жизни. Ты должен перерезать несколько главных артерий. – Откуда-то появился врач и объяснил Халилу, как отыскать сонную и бедренную артерии".
   "А для большей уверенности перережь еще и вены на запястье", – посоветовал доктор.
   Доктора сменил инструктор, который показал Халилу, как изготавливать петли из различных подручных материалов, включая простыню, электрический провод и одежду.
   После демонстрации приемов самоубийства Малик сказал Халилу: "Нам всем суждено умереть, и мы все предпочли бы погибнуть в бою. Но бывают ситуации, когда мы должны умереть от собственной руки. Уверяю тебя, в конце каждого из этих путей тебя ждет рай".
   Халил снова посмотрел в иллюминатор и бросил последний взгляд на город Нью-Йорк. Он мысленно поклялся, что никогда больше не вернется сюда. Его последней целью в Америке была Калифорния, после чего конечным пунктом назначения станет Триполи или рай. В любом случае он будет дома.

Глава 42

   Проснувшись, я уже через несколько секунд понял, где я, кто я и с кем сплю.
   Часто бывает так, что напьешься с вечера, а утром просыпаешься и сожалеешь о том, что не проснулся один у себя дома. Но в это утро я такого сожаления не испытывал. Даже наоборот, я чувствовал себя прекрасно и с трудом сдерживал желание подбежать к окну и заорать: "Просыпайся, Нью-Йорк! Оказывается, Джон Кори еще мужчина хоть куда!"
   Однако часы на ночном столике показывали уже пятнадцать минут восьмого, поэтому я потихоньку выбрался из постели и отправился в ванную. Там я почистил зубы, побрился и встал под душ.
   Сквозь запотевшую дверь душевой кабины я увидел, как в ванную вошла Кейт. Она тоже почистила зубы, умылась, а затем отодвинула стеклянную дверь и шагнула ко мне в кабину. Даже не пожелав мне доброго утра, Кейт оттерла меня в сторону.
   – Потри мне спину, – попросила она.
   Я принялся тереть ей спину намыленной мочалкой.
   – Ох как хорошо. – Кейт повернулась, мы обнялись и поцеловались.
   Нас обоих охватило желание, и наши намыленные тела слились в любовном порыве.
   Из душа мы вышли завернутые в банные полотенца. Окна спальни выходили на восток, сквозь них светило солнце. День обещал быть хорошим.
   – Мне очень понравилась прошедшая ночь, – сказала Кейт.
   – Мне тоже.
   – А мы увидимся еще раз?
   – Ты забыла, что мы работаем вместе.
   – Да, точно. Ты тот самый парень, чей стол стоит напротив моего.
   Никогда не знаешь, что ожидать утром, что говорить. Лучше всего шутить, что и делала Кейт Мэйфилд. Молодец, пять баллов.
   Надо было собирать одежду, и насколько я помнил, моя одежда валялась где-то в гостиной.
   – Ладно, ты приводи себя в порядок, а я пойду искать свою одежду, – сказал я.
   – Твоя одежда выглажена и висит в шкафу в прихожей. Носки и трусы я постирала.
   – Спасибо.
   Десять баллов! Я забрал кобуру с пистолетом и вышел в гостиную, где с удивлением обнаружил свою одежду, разбросанную по полу. Должно быть, Кейт приснилось, что она все постирала и погладила. Минус десять баллов.
   Я оделся, сожалея о том, что приходится надевать несвежее нижнее белье. Я трепетно отношусь к чистоте мужского начала, хотя, конечно, бывали всякие ситуации.
   Пройдя на кухню, я отыскал чистый стакан и налил себе апельсинового сока. При этом я обратил внимание, что в холодильнике практически пусто. Правда, имелся йогурт.
   Я снял со стены трубку телефона, набрал свой домашний номер и услышал свой голос, записанный на пленку:
   – Резиденция Джона Кори, миссис Кори покинула это гнездышко, поэтому не оставляйте для нее никаких сообщений.
   Наверное, через полтора года после развода пора было бы и сменить эту запись. Я набрал код, и механический голос ответил:
   – Для вас поступило восемь сообщений.
   Первое сообщение пришло вчера вечером, от моей бывшей жены.
   – Смени эту дурацкую запись. Позвони мне. Я волнуюсь.
   Ладно, как-нибудь позвоню.
   Второе сообщение было от мамы и папы, они давно жили во Флориде и сейчас уже были похожи на высохшие от жажды томаты.
   Следующим было сообщение от моего брата, который читал только "Уолл-стрит джорнал", он звонил по просьбе родителей.
   Далее следовала пара сообщений от старых коллег – их интересовало мое возможное участие в расследовании трагедии рейса "Транс-континенталь". Было еще сообщение от бывшего напарника, Дома Фанелли.
   – Эй, неблагодарный! Разве не я устроил тебя на эту работу? Может, те, кто отравил целый самолет и перебил кучу федералов, теперь охотятся за тобой? Ты еще живой? Позавчера вечером тебя видели у Джулио – ты пил в одиночестве. Купи себе белокурый парик. С тебя выпивка. Ариведерчи.
   Я улыбнулся и пробормотал:
   – Кукиш тебе, Дом, а не выпивку.
   Следующим было сообщение от мистера Теда Нэша.
   – Говорит Нэш... думаю, тебе следует прилететь во Франкфурт. Надеюсь, ты уже в пути. Если нет, то где ты? Ты должен находиться на связи. Позвони мне.
   – А тебе два кукиша, мелкий пакостник...
   Что-то ему было нужно от меня, но ничего, перебьется. Завершало список сообщение от Кенига, уже в полночь по нашему времени.
   – Тебя ищет Нэш. В конторе тебя нет, контактный номер телефона ты не оставил, сообщения на пейджер остаются без ответа. Дома, насколько я понимаю, тебя тоже нет. Перезвони мне как можно скорее.
   Наконец механический голос промолвил:
   – Конец сообщений.
   – Слава Богу, – облегченно вздохнул я. Очень хорошо, что я не услышал голос Бет Пенроуз; наверное, это усилило бы у меня чувство вины.
   Я вернулся в гостиную и сел на диван – место преступления прошедшей ночи. Ну, одно из мест. Несколько минут я в одиночестве листал какой-то старый журнал, затем из спальни появилась Кейт – одетая, напудренная и причесанная. Однако быстро она со всем этим справилась. Десять баллов.
   Я поднялся ей навстречу и сделал комплимент:
   – Прекрасно выглядишь.
   – Спасибо. Только не надо изображать из себя чувственного мужчину и сюсюкать со мной. Ты мне нравишься такой, какой есть.
   – А какой я?
   – Бесчувственный, грубый, самоуверенный, эгоистичный, жестокий и язвительный.
   – Я стараюсь.
   – Сегодня мы будем ночевать у тебя, – сообщила мне Кейт. – Я привезу с собой сумку с вещами, ладно?
   – Конечно.
   Только бы эта сумка не превратилась в три чемодана и четыре коробки.
   – Когда ты вчера вечером был в ванной, запищал твой пейджер. Я проверила, тебя вызывал оперативный штаб.
   – Ох... надо было сказать мне.
   – Я забыла. Не беспокойся об этом.
   У меня появилось такое ощущение, что Кейт Мэйфилд взяла под контроль мою жизнь. Понимаете, что я имею в виду? Минус пять баллов.