Страница:
Кениг откашлялся.
– Думаю, нам нет необходимости выслушивать это. В любом случае, сержант, мы не должны...
Сержант Хейтам оборвал Кенига:
– В моргах нашего города лежат свыше трехсот трупов, и мы не знаем, сколько еще ожидать. А я не хочу видеть больше ни одного.
Кениг задумался, но ничего не сказал, а сержант сел на свое место.
В зале воцарилась тишина. Все, наверное, думали об одном и том же: о том, что сержант Габриель Хейтам умеет при работе со своими соплеменниками отбрасывать прочь религиозные соображения. Возможно, это и явилось одной из причин, по которой его взяли на эту работу. Да и вообще он хорошо знал свое дело. Большинство успехов ОАС являлись результатом кропотливой работы парней из наружного наблюдения. А все остальное – работа с информаторами, зарубежные разведывательные источники, анонимные телефонные звонки, перевербованные агенты – не давало столько информации, сколько работа "наружки".
Капитан Видрзински из Портового управления поднялся и сообщил:
– Вся полиция Портового управления, все сборщики платы за проезд и прочий персонал на транспорте снабжены фотографиями Асада Халила, им объяснено, что на данный момент это самый разыскиваемый преступник.
В таких делах полиция Портового управления играла очень важную роль. Беглые преступники неизбежно сталкивались с билетными кассирами, сборщиками платы за проезд либо появлялись на железнодорожных и автовокзалах или в аэропортах. Поэтому очень важно, чтобы персонал Портового управления был начеку.
– Когда ваши люди получили фотографии Халила? – поинтересовался капитан Штейн.
– Как только мы смогли изготовить несколько сотен фотографий. Мы разослали патрульные машины на мосты, в тоннели, в аэропорты, на автовокзалы и так далее. Кроме того, отправили фотографии по факсу в каждое место, где имеется факс. Думаю, к девяти вечера в субботу все наши подчиненные имели фотографии Халила. Но должен вам сказать, что качество фотографий оставляет желать лучшего.
– Значит, получается, что до девяти вечера в субботу Асад Халил мог улететь самолетом, уехать автобусом, проехать по мосту или через тоннель, – предположил капитан Штейн.
– Совершенно верно, – согласился Видрзински и добавил: – Первым делом мы оповестили аэропорты, но если преступник действовал быстро, он мог улететь самолетом... тем более из аэропорта Кеннеди, где он находился.
Все молчали, и Видрзински продолжил:
– Сейчас свыше сотни наших детективов пытаются выяснить, не покидал ли этот парень Нью-Йорк или Нью-Джерси. Но вы же понимаете: в Нью-Йорке шестнадцать миллионов человек, и если Халил загримировался, сменил документы или если у него есть сообщник, то он вполне мог улизнуть.
Снова некоторое время все молчали, затем Кениг спросил:
– А как насчет пирсов?
– Да, – Видрзински кивнул, – на тот случай, если у Халила имелся билет на теплоход, мы предупредили таможню и службу иммиграции, а кроме того, послали уведомления на причалы для грузовых кораблей и частных яхт. Я и туда направил детективов с фотографиями, но пока никаких следов.
Затем, ответив еще на несколько вопросов, Видрзински сказал:
– Знаете, я думаю, что фотографию Халила следовало показать по всем каналам телевидения уже через полчаса после совершенного им преступления. Я понимаю, у вас имелись другие соображения, но если мы не обратимся к широкой общественности, нам будет очень трудно поймать его.
– Существует высокая степень вероятности того, что он уже покинул нашу страну, – ответил Кениг. – Он мог улететь из аэропорта Кеннеди первым же подходящим рейсом, пока еще не остыли тела убитых им людей. Вашингтон тоже так считает, поэтому было принято решение сохранить эту информацию только для правоохранительных органов, пока общественности целиком не раскроют суть трагедии с рейсом "Транс-континенталь".
В разговор вмешалась Кейт:
– Я согласна с капитаном Видрзински. Нет причин скрывать факты, кроме желания скрыть наше собственное... бессилие, глупость... что угодно.
Капитан Штейн кивнул.
– Мне кажется, Вашингтон запаниковал и принял неверное решение. Мы были вынуждены подчиниться, и вот теперь пытаемся отыскать преступника, у которого два дня форы.
Кениг попытался сгладить обвинения, выдвинутые в адрес Вашингтона.
– Что ж, фотографию Халила уже передали в средства массовой информации. Но есть ли в этом смысл, если он сразу же улетел из страны? – Порывшись в бумагах, лежавших перед ним, Кениг продолжил: – До того времени как была поднята по тревоге полиция аэропорта Кеннеди, Халил мог улететь четырьмя рейсами. – Он перечислил названия ближневосточных авиакомпаний и время вылета самолетов. – И разумеется, были другие зарубежные рейсы, а также внутренние и карибские, для посадки на которые не требуется паспорт, а вполне подойдет любой документ с фотографией. Конечно, мы предупредили своих людей в Лос-Анджелесе, на Карибах и так далее, и они дежурили в аэропортах. Но ни один из пассажиров не подошел под описание преступника.
Мы принялись обдумывать сказанное, и я заметил, что Кейт смотрит на меня с таким видом, как будто хочет свернуть мне шею. Ладно, я служу тут по контракту, терять мне нечего, поэтому я высказал свое мнение:
– Мне кажется, Халил в Нью-Йорке. А если не в Нью-Йорке, то в каком-то другом месте, но все равно внутри страны.
– Почему ты так думаешь? – спросил капитан Штейн.
– Потому что он еще не закончил.
– А что ему нужно закончить?
– Понятия не имею.
– Что ж, начал он чертовски здорово, – буркнул Штейн.
– Вот именно, – согласился я. – Но то ли еще будет.
– Черт побери, надеюсь, ничего не будет.
Я собрался ответить, но в разговор впервые вступил мистер шпион из ЦРУ и спросил меня:
– Почему вы так уверены, что Халил не покинул страну?
Я посмотрел на мистера Харриса, который, в свою очередь, уставился на меня. У меня имелось несколько ответов, которые начинались и заканчивались словами "Да пошел ты", но я решил проявить любезность.
– Понимаете, сэр, просто у меня такое чувство, основанное на анализе личности Асада Халила. Он из тех людей, которые не бросают начатое дело, а доводят его до конца. А свое дело Халил еще не закончил. Вы спросите, откуда я это знаю? Я размышлял так: этот парень мог бы продолжать наносить ущерб интересам Америки за ее пределами, как делал это на протяжении многих лет. Но вместо этого он решил прилететь сюда и нанести нам еще более сильный удар. Так разве для этого прилетают на часок? Разве это "миссия чайки"?
Я оглядел присутствующих и пояснил:
– "Миссия чайки" – это когда прилетают, гадят всем на головы, а потом улетают. – Несколько человек засмеялись, а я продолжил: – Нет, это не "миссия чайки", это скорее... "миссия Дракулы". – Вдохновленный тем, что привлек общее внимание, я развил свою мысль: – Граф Дракула мог бы спокойно сосать кровь в Трансильвании лет триста. Так нет, ему захотелось отправиться в Англию. Верно? Но зачем? Чтобы выпить кровь у команды корабля, на котором он плыл? Нет. Графу захотелось чего-то в Англии. Так? А чего же ему захотелось? Ему захотелось отведать крови той крошки, которую он увидел на фотографии. Как там ее звали? Ладно, не важно, захотелось – и все, а крошка живет в Англии. Улавливаете мою мысль? Вот и Халил прилетел сюда не для того, чтобы убить всех пассажиров на борту самолета и наших людей в клубе "Конкистадор". Эти люди стали для него всего лишь легкой закуской, глотком крови перед главной трапезой. Все, что нам нужно, так это определить его главную цель, и тогда мы схватим его. Вы меня поняли?
В зале воцарилось длительное молчание, некоторые из тех, кто смотрел на меня, отвернулись. Мелькнула мысль, что сейчас Кениг или Штейн отправят меня на медицинское обследование. А Кейт опустила голову, уставившись в свой блокнот.
Первым нарушил молчание Эдвард Харрис.
– Благодарю вас, мистер Кори. Очень интересный анализ. Да и аналогия тоже.
Несколько человек хмыкнули.
– Я поспорил с Тедом Нэшем на десять долларов, что я прав. Хотите и с вами поспорю? – предложил я.
Видимо, Харрис оказался азартным человеком.
– Давайте поспорим, но только на двадцать долларов.
– Хорошо, – согласился я. – Передайте двадцатку мистеру Кенигу.
Харрис вытащил из бумажника банкноту в двадцать долларов и протянул ее Кенигу. Тот убрал ее в карман. Я положил свою двадцатку на стол.
Межведомственное совещание уже начало приобретать скучный характер, но я не мог этого допустить. Я хочу сказать, что ненавижу бюрократов, которые настолько бесцветны и осмотрительны, что ты уже через час после совещания не можешь вспомнить их. А мне хотелось, чтобы каждый из присутствующих не забыл, что мы собрались на это совещание исходя из предположения, что Асад Халил может все еще находиться в стране. Как только они поверят, что он сбежал, они начнут лениться и проявлять небрежность, переложив всю работу на тех, кто находится за границей.
Кениг, который отнюдь не был дураком, сказал:
– Спасибо, Кори, за убедительные доводы. На мой взгляд, шансы, что ты прав, пятьдесят на пятьдесят.
Кейт подняла голову от блокнота и вымолвила:
– А я считаю, что мистер Кори абсолютно прав. – Она посмотрела на меня, и наши взгляды встретились на долю секунды.
Если бы прошлую ночь мы провели вместе, то мое лицо сейчас бы покраснело, но никто из присутствующих, а все они являлись опытными физиономистами, не заметил на моем лице ни малейших признаков того, что мы с Кейт любовники. Все-таки мудро я поступил вчера вечером. Верно?
Капитан Штейн обратился к Харрису:
– Может, хотите поделиться с нами какой-нибудь информацией?
Харрис покачал головой.
– Я совсем недавно назначен на это дело, так что вы знаете гораздо больше меня.
Наверняка в этот момент все подумали, что Харрис несет чушь, но вслух этого никто не высказал.
Мы поболтали еще минут десять – пятнадцать, затем Кениг взглянул на часы и предложил:
– Давайте послушаем Алана.
Специальный агент Алан Паркер поднялся со своего места.
– Позвольте, я буду говорить откровенно. В Вашингтоне есть люди, которые хотели бы контролировать поток информации...
– Говори нормальным языком, – оборвал его капитан Штейн.
– Что? Ах да, ладно... люди, которые хотели бы сохранить...
– Кто это? – потребовал Штейн.
– Кто? Ну... некоторые люди из администрации.
– Например?
– Я не знаю. Действительно не знаю. Но предполагаю, что это люди из Совета национальной безопасности. Не ФБР.
– Алан, директор ФБР является членом Совета национальной безопасности, – подчеркнул капитан Штейн, разбиравшийся в таких вещах.
– Вот как? Но в любом случае, кто бы они ни были, эти люди решили, что настало время раскрывать тайны. Не все разом, а постепенно, в течение следующих трех суток. Ежедневно выдавать около трети того, что нам известно.
– Ага, сегодня существительные, завтра глаголы, а в среду все остальное, так, что ли? – с сарказмом поинтересовался капитан Штейн.
Алан усмехнулся.
– Нет, но у меня имеется заявление для прессы из трех частей, и первую часть я представлю всем сегодня.
– Сначала нам самим надо взглянуть на нее, – решил Штейн. – Продолжай.
– Прошу вас, поймите, не я решаю, какие факты придать гласности. Я только делаю то, что мне говорят. Но тем не менее я бы хотел, чтобы наши люди не давали никаких интервью для прессы, не посоветовавшись предварительно со мной. Конечно, информирование общественности имеет важное значение, но еще более важно, чтобы общественность знала только то, о чем мы хотим ее проинформировать.
Похоже, Алан не видел никаких противоречий в своем заявлении, и это настораживало. Затем он начал рассказывать нам, что новости являются еще одним оружием в нашем арсенале и тому подобное. Я-то думал, что он скажет хотя бы что-нибудь о том, как можно использовать меня и Кейт в качестве наживки, или как сделать достоянием гласности интимную связь Каддафи с матерью Асада Халила. Но Алан вместо этого рассказал несколько историй об утечке информации, приводящей к гибели людей, бегству подозреваемых и срыву операций.
Свое выступление Алан завершил словами:
– Это правда, что общественность имеет право знать обо всем, однако мы вовсе не обязаны сообщать ей что-либо. – После чего спокойно сел на место.
Похоже, мало кто из присутствующих толком понял, о чем говорил Алан, поэтому Джек Кениг решил уточнить:
– Никто из нас не должен говорить с прессой. Сегодня после обеда состоится специальная совместная пресс-конференция Департамента полиции Нью-Йорка и ФБР. На нее приглашены губернатор и мэр Нью-Йорка, глава департамента полиции и другие официальные лица. Вот они и поведают о том, о чем многие уже подозревают. А именно, что рейс сто семьдесят пять подвергся нападению международных террористов. Вечером об этом же по телевидению скажут президент и члены Совета национальной безопасности. На несколько дней средства массовой информации будут накормлены досыта. Но наверняка нас замучают звонками, поэтому отсылайте всех к Алану, которому как раз и платят деньги за то, чтобы он разговаривал с прессой.
Затем Кениг напомнил нам, что за информацию, которая приведет к аресту Асада Халила, обещано вознаграждение в миллион долларов. В заключение он сказал:
– Я понимаю, что трудно добиться полного взаимодействия, но это как раз тот случай, когда необходимо объединить наши усилия, делиться информацией и забыть о разногласиях. Уверяю вас, когда мы поймаем этого парня, это будет наша общая победа, и ничьи заслуги не останутся забытыми.
Я услышал, как начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка Роберт Моуди пробормотал:
– Всегда бывает кто-то первый.
Поднялся капитан Штейн.
– Не хотелось бы впоследствии обнаружить, что у нас имелась ниточка, которая могла бы привести к этому парню, но она затерялась в бюрократическом лабиринте, как это случилось во время взрыва в Международном торговом центре. Помните, что Особое соединение является центром сосредоточения всей информации. И еще помните, что этим делом занимаются правоохранительные органы нашей страны, Канады и Мексики, и мы будем делиться с ними всеми сведениями. А теперь, когда фотография Халила появилась на телевидении, мы можем рассчитывать еще на несколько сотен миллионов граждан. Так что если Халил не покинул наш континент, удача нам непременно улыбнется.
Я представил себе, как начальник полиции какого-нибудь Богом забытого городка в штате Джорджия позвонит мне и скажет: "Доброе утро, Джон. Я слышал, вы ищете какого-то араба по фамилии Халил... или как его там. Так вот, Джон, мы взяли его в нашем захолустье и подержим за решеткой, пока ты не заберешь его. Только поторопись, этот парень не ест свинину, поэтому может умереть с голоду".
– Что вас так развеселило, детектив Кори? – обратился ко мне капитан Штейн.
– Да так, сэр, вспомнил кое-что.
– Вот как? Может, поделитесь с нами?
– Ну...
– Смелее, мистер Кори.
Я не стал выдавать присутствующим воображаемый телефонный разговор между мной и начальником полиции захолустного городка – это могло позабавить только меня, а я решил рассказать анекдот, уместный, на мой взгляд, для межведомственного совещания.
– Ладно... Генеральный прокурор захотел проверить, какой правоохранительный орган лучше знает свое дело: ФБР, ЦРУ или Департамент полиции Нью-Йорка. Он позвонил в эти организации и предложил их сотрудникам встретиться за городом. Там прокурор выпустил в лес кролика и сказал агентам ФБР: "Поймайте кролика". – Я оглядел присутствующих – их лица были абсолютно равнодушны, и только Майк О'Лири улыбался в предвкушении. – Через два часа агенты ФБР вернулись из леса без кролика, но, разумеется, собрали большую пресс-конференцию и заявили: "Мы провели лабораторные исследования каждой ветки и листика, опросили две сотни свидетелей и пришли к выводу, что кролик не нарушал федеральные законы, и мы его отпустили". Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". Тогда за дело взялись агенты ЦРУ. – Я бросил взгляд на мистера Харриса. – Через час они также вернулись из леса без кролика, но заявили: "ФБР сработало плохо. Мы нашли кролика, он признался в подготовке заговора. Мы его перевербовали, и теперь он работает на нас как двойной агент". И им Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". А копы из Департамента полиции Нью-Йорка вернулись из лесу через пятнадцать минут, ведя с собой хромающего, сильно избитого медведя, который вскинул лапы и завопил: "Все, сдаюсь, кролик я, кролик!"
О'Лири, Хейтам, Моуди и Видрзински громко расхохотались. Капитан Штейн с трудом сдержал улыбку, лица Джека Кенига и Алана Паркера остались непроницаемыми. Мистер Харрис тоже не выказал признаков веселья, а Кейт... похоже, она уже начала привыкать к моим шуткам.
– Благодарю вас, мистер Кори, – буркнул капитан Штейн. – Сожалею, что потревожил вас своим вопросом. – И он завершил наше совещание своего рода предупреждением: – Если этот ублюдок нанесет свой удар в Нью-Йорке, большинству из присутствующих придется подумать о пенсии. Все, совещание закончено.
Глава 37
– Думаю, нам нет необходимости выслушивать это. В любом случае, сержант, мы не должны...
Сержант Хейтам оборвал Кенига:
– В моргах нашего города лежат свыше трехсот трупов, и мы не знаем, сколько еще ожидать. А я не хочу видеть больше ни одного.
Кениг задумался, но ничего не сказал, а сержант сел на свое место.
В зале воцарилась тишина. Все, наверное, думали об одном и том же: о том, что сержант Габриель Хейтам умеет при работе со своими соплеменниками отбрасывать прочь религиозные соображения. Возможно, это и явилось одной из причин, по которой его взяли на эту работу. Да и вообще он хорошо знал свое дело. Большинство успехов ОАС являлись результатом кропотливой работы парней из наружного наблюдения. А все остальное – работа с информаторами, зарубежные разведывательные источники, анонимные телефонные звонки, перевербованные агенты – не давало столько информации, сколько работа "наружки".
Капитан Видрзински из Портового управления поднялся и сообщил:
– Вся полиция Портового управления, все сборщики платы за проезд и прочий персонал на транспорте снабжены фотографиями Асада Халила, им объяснено, что на данный момент это самый разыскиваемый преступник.
В таких делах полиция Портового управления играла очень важную роль. Беглые преступники неизбежно сталкивались с билетными кассирами, сборщиками платы за проезд либо появлялись на железнодорожных и автовокзалах или в аэропортах. Поэтому очень важно, чтобы персонал Портового управления был начеку.
– Когда ваши люди получили фотографии Халила? – поинтересовался капитан Штейн.
– Как только мы смогли изготовить несколько сотен фотографий. Мы разослали патрульные машины на мосты, в тоннели, в аэропорты, на автовокзалы и так далее. Кроме того, отправили фотографии по факсу в каждое место, где имеется факс. Думаю, к девяти вечера в субботу все наши подчиненные имели фотографии Халила. Но должен вам сказать, что качество фотографий оставляет желать лучшего.
– Значит, получается, что до девяти вечера в субботу Асад Халил мог улететь самолетом, уехать автобусом, проехать по мосту или через тоннель, – предположил капитан Штейн.
– Совершенно верно, – согласился Видрзински и добавил: – Первым делом мы оповестили аэропорты, но если преступник действовал быстро, он мог улететь самолетом... тем более из аэропорта Кеннеди, где он находился.
Все молчали, и Видрзински продолжил:
– Сейчас свыше сотни наших детективов пытаются выяснить, не покидал ли этот парень Нью-Йорк или Нью-Джерси. Но вы же понимаете: в Нью-Йорке шестнадцать миллионов человек, и если Халил загримировался, сменил документы или если у него есть сообщник, то он вполне мог улизнуть.
Снова некоторое время все молчали, затем Кениг спросил:
– А как насчет пирсов?
– Да, – Видрзински кивнул, – на тот случай, если у Халила имелся билет на теплоход, мы предупредили таможню и службу иммиграции, а кроме того, послали уведомления на причалы для грузовых кораблей и частных яхт. Я и туда направил детективов с фотографиями, но пока никаких следов.
Затем, ответив еще на несколько вопросов, Видрзински сказал:
– Знаете, я думаю, что фотографию Халила следовало показать по всем каналам телевидения уже через полчаса после совершенного им преступления. Я понимаю, у вас имелись другие соображения, но если мы не обратимся к широкой общественности, нам будет очень трудно поймать его.
– Существует высокая степень вероятности того, что он уже покинул нашу страну, – ответил Кениг. – Он мог улететь из аэропорта Кеннеди первым же подходящим рейсом, пока еще не остыли тела убитых им людей. Вашингтон тоже так считает, поэтому было принято решение сохранить эту информацию только для правоохранительных органов, пока общественности целиком не раскроют суть трагедии с рейсом "Транс-континенталь".
В разговор вмешалась Кейт:
– Я согласна с капитаном Видрзински. Нет причин скрывать факты, кроме желания скрыть наше собственное... бессилие, глупость... что угодно.
Капитан Штейн кивнул.
– Мне кажется, Вашингтон запаниковал и принял неверное решение. Мы были вынуждены подчиниться, и вот теперь пытаемся отыскать преступника, у которого два дня форы.
Кениг попытался сгладить обвинения, выдвинутые в адрес Вашингтона.
– Что ж, фотографию Халила уже передали в средства массовой информации. Но есть ли в этом смысл, если он сразу же улетел из страны? – Порывшись в бумагах, лежавших перед ним, Кениг продолжил: – До того времени как была поднята по тревоге полиция аэропорта Кеннеди, Халил мог улететь четырьмя рейсами. – Он перечислил названия ближневосточных авиакомпаний и время вылета самолетов. – И разумеется, были другие зарубежные рейсы, а также внутренние и карибские, для посадки на которые не требуется паспорт, а вполне подойдет любой документ с фотографией. Конечно, мы предупредили своих людей в Лос-Анджелесе, на Карибах и так далее, и они дежурили в аэропортах. Но ни один из пассажиров не подошел под описание преступника.
Мы принялись обдумывать сказанное, и я заметил, что Кейт смотрит на меня с таким видом, как будто хочет свернуть мне шею. Ладно, я служу тут по контракту, терять мне нечего, поэтому я высказал свое мнение:
– Мне кажется, Халил в Нью-Йорке. А если не в Нью-Йорке, то в каком-то другом месте, но все равно внутри страны.
– Почему ты так думаешь? – спросил капитан Штейн.
– Потому что он еще не закончил.
– А что ему нужно закончить?
– Понятия не имею.
– Что ж, начал он чертовски здорово, – буркнул Штейн.
– Вот именно, – согласился я. – Но то ли еще будет.
– Черт побери, надеюсь, ничего не будет.
Я собрался ответить, но в разговор впервые вступил мистер шпион из ЦРУ и спросил меня:
– Почему вы так уверены, что Халил не покинул страну?
Я посмотрел на мистера Харриса, который, в свою очередь, уставился на меня. У меня имелось несколько ответов, которые начинались и заканчивались словами "Да пошел ты", но я решил проявить любезность.
– Понимаете, сэр, просто у меня такое чувство, основанное на анализе личности Асада Халила. Он из тех людей, которые не бросают начатое дело, а доводят его до конца. А свое дело Халил еще не закончил. Вы спросите, откуда я это знаю? Я размышлял так: этот парень мог бы продолжать наносить ущерб интересам Америки за ее пределами, как делал это на протяжении многих лет. Но вместо этого он решил прилететь сюда и нанести нам еще более сильный удар. Так разве для этого прилетают на часок? Разве это "миссия чайки"?
Я оглядел присутствующих и пояснил:
– "Миссия чайки" – это когда прилетают, гадят всем на головы, а потом улетают. – Несколько человек засмеялись, а я продолжил: – Нет, это не "миссия чайки", это скорее... "миссия Дракулы". – Вдохновленный тем, что привлек общее внимание, я развил свою мысль: – Граф Дракула мог бы спокойно сосать кровь в Трансильвании лет триста. Так нет, ему захотелось отправиться в Англию. Верно? Но зачем? Чтобы выпить кровь у команды корабля, на котором он плыл? Нет. Графу захотелось чего-то в Англии. Так? А чего же ему захотелось? Ему захотелось отведать крови той крошки, которую он увидел на фотографии. Как там ее звали? Ладно, не важно, захотелось – и все, а крошка живет в Англии. Улавливаете мою мысль? Вот и Халил прилетел сюда не для того, чтобы убить всех пассажиров на борту самолета и наших людей в клубе "Конкистадор". Эти люди стали для него всего лишь легкой закуской, глотком крови перед главной трапезой. Все, что нам нужно, так это определить его главную цель, и тогда мы схватим его. Вы меня поняли?
В зале воцарилось длительное молчание, некоторые из тех, кто смотрел на меня, отвернулись. Мелькнула мысль, что сейчас Кениг или Штейн отправят меня на медицинское обследование. А Кейт опустила голову, уставившись в свой блокнот.
Первым нарушил молчание Эдвард Харрис.
– Благодарю вас, мистер Кори. Очень интересный анализ. Да и аналогия тоже.
Несколько человек хмыкнули.
– Я поспорил с Тедом Нэшем на десять долларов, что я прав. Хотите и с вами поспорю? – предложил я.
Видимо, Харрис оказался азартным человеком.
– Давайте поспорим, но только на двадцать долларов.
– Хорошо, – согласился я. – Передайте двадцатку мистеру Кенигу.
Харрис вытащил из бумажника банкноту в двадцать долларов и протянул ее Кенигу. Тот убрал ее в карман. Я положил свою двадцатку на стол.
Межведомственное совещание уже начало приобретать скучный характер, но я не мог этого допустить. Я хочу сказать, что ненавижу бюрократов, которые настолько бесцветны и осмотрительны, что ты уже через час после совещания не можешь вспомнить их. А мне хотелось, чтобы каждый из присутствующих не забыл, что мы собрались на это совещание исходя из предположения, что Асад Халил может все еще находиться в стране. Как только они поверят, что он сбежал, они начнут лениться и проявлять небрежность, переложив всю работу на тех, кто находится за границей.
Кениг, который отнюдь не был дураком, сказал:
– Спасибо, Кори, за убедительные доводы. На мой взгляд, шансы, что ты прав, пятьдесят на пятьдесят.
Кейт подняла голову от блокнота и вымолвила:
– А я считаю, что мистер Кори абсолютно прав. – Она посмотрела на меня, и наши взгляды встретились на долю секунды.
Если бы прошлую ночь мы провели вместе, то мое лицо сейчас бы покраснело, но никто из присутствующих, а все они являлись опытными физиономистами, не заметил на моем лице ни малейших признаков того, что мы с Кейт любовники. Все-таки мудро я поступил вчера вечером. Верно?
Капитан Штейн обратился к Харрису:
– Может, хотите поделиться с нами какой-нибудь информацией?
Харрис покачал головой.
– Я совсем недавно назначен на это дело, так что вы знаете гораздо больше меня.
Наверняка в этот момент все подумали, что Харрис несет чушь, но вслух этого никто не высказал.
Мы поболтали еще минут десять – пятнадцать, затем Кениг взглянул на часы и предложил:
– Давайте послушаем Алана.
Специальный агент Алан Паркер поднялся со своего места.
– Позвольте, я буду говорить откровенно. В Вашингтоне есть люди, которые хотели бы контролировать поток информации...
– Говори нормальным языком, – оборвал его капитан Штейн.
– Что? Ах да, ладно... люди, которые хотели бы сохранить...
– Кто это? – потребовал Штейн.
– Кто? Ну... некоторые люди из администрации.
– Например?
– Я не знаю. Действительно не знаю. Но предполагаю, что это люди из Совета национальной безопасности. Не ФБР.
– Алан, директор ФБР является членом Совета национальной безопасности, – подчеркнул капитан Штейн, разбиравшийся в таких вещах.
– Вот как? Но в любом случае, кто бы они ни были, эти люди решили, что настало время раскрывать тайны. Не все разом, а постепенно, в течение следующих трех суток. Ежедневно выдавать около трети того, что нам известно.
– Ага, сегодня существительные, завтра глаголы, а в среду все остальное, так, что ли? – с сарказмом поинтересовался капитан Штейн.
Алан усмехнулся.
– Нет, но у меня имеется заявление для прессы из трех частей, и первую часть я представлю всем сегодня.
– Сначала нам самим надо взглянуть на нее, – решил Штейн. – Продолжай.
– Прошу вас, поймите, не я решаю, какие факты придать гласности. Я только делаю то, что мне говорят. Но тем не менее я бы хотел, чтобы наши люди не давали никаких интервью для прессы, не посоветовавшись предварительно со мной. Конечно, информирование общественности имеет важное значение, но еще более важно, чтобы общественность знала только то, о чем мы хотим ее проинформировать.
Похоже, Алан не видел никаких противоречий в своем заявлении, и это настораживало. Затем он начал рассказывать нам, что новости являются еще одним оружием в нашем арсенале и тому подобное. Я-то думал, что он скажет хотя бы что-нибудь о том, как можно использовать меня и Кейт в качестве наживки, или как сделать достоянием гласности интимную связь Каддафи с матерью Асада Халила. Но Алан вместо этого рассказал несколько историй об утечке информации, приводящей к гибели людей, бегству подозреваемых и срыву операций.
Свое выступление Алан завершил словами:
– Это правда, что общественность имеет право знать обо всем, однако мы вовсе не обязаны сообщать ей что-либо. – После чего спокойно сел на место.
Похоже, мало кто из присутствующих толком понял, о чем говорил Алан, поэтому Джек Кениг решил уточнить:
– Никто из нас не должен говорить с прессой. Сегодня после обеда состоится специальная совместная пресс-конференция Департамента полиции Нью-Йорка и ФБР. На нее приглашены губернатор и мэр Нью-Йорка, глава департамента полиции и другие официальные лица. Вот они и поведают о том, о чем многие уже подозревают. А именно, что рейс сто семьдесят пять подвергся нападению международных террористов. Вечером об этом же по телевидению скажут президент и члены Совета национальной безопасности. На несколько дней средства массовой информации будут накормлены досыта. Но наверняка нас замучают звонками, поэтому отсылайте всех к Алану, которому как раз и платят деньги за то, чтобы он разговаривал с прессой.
Затем Кениг напомнил нам, что за информацию, которая приведет к аресту Асада Халила, обещано вознаграждение в миллион долларов. В заключение он сказал:
– Я понимаю, что трудно добиться полного взаимодействия, но это как раз тот случай, когда необходимо объединить наши усилия, делиться информацией и забыть о разногласиях. Уверяю вас, когда мы поймаем этого парня, это будет наша общая победа, и ничьи заслуги не останутся забытыми.
Я услышал, как начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка Роберт Моуди пробормотал:
– Всегда бывает кто-то первый.
Поднялся капитан Штейн.
– Не хотелось бы впоследствии обнаружить, что у нас имелась ниточка, которая могла бы привести к этому парню, но она затерялась в бюрократическом лабиринте, как это случилось во время взрыва в Международном торговом центре. Помните, что Особое соединение является центром сосредоточения всей информации. И еще помните, что этим делом занимаются правоохранительные органы нашей страны, Канады и Мексики, и мы будем делиться с ними всеми сведениями. А теперь, когда фотография Халила появилась на телевидении, мы можем рассчитывать еще на несколько сотен миллионов граждан. Так что если Халил не покинул наш континент, удача нам непременно улыбнется.
Я представил себе, как начальник полиции какого-нибудь Богом забытого городка в штате Джорджия позвонит мне и скажет: "Доброе утро, Джон. Я слышал, вы ищете какого-то араба по фамилии Халил... или как его там. Так вот, Джон, мы взяли его в нашем захолустье и подержим за решеткой, пока ты не заберешь его. Только поторопись, этот парень не ест свинину, поэтому может умереть с голоду".
– Что вас так развеселило, детектив Кори? – обратился ко мне капитан Штейн.
– Да так, сэр, вспомнил кое-что.
– Вот как? Может, поделитесь с нами?
– Ну...
– Смелее, мистер Кори.
Я не стал выдавать присутствующим воображаемый телефонный разговор между мной и начальником полиции захолустного городка – это могло позабавить только меня, а я решил рассказать анекдот, уместный, на мой взгляд, для межведомственного совещания.
– Ладно... Генеральный прокурор захотел проверить, какой правоохранительный орган лучше знает свое дело: ФБР, ЦРУ или Департамент полиции Нью-Йорка. Он позвонил в эти организации и предложил их сотрудникам встретиться за городом. Там прокурор выпустил в лес кролика и сказал агентам ФБР: "Поймайте кролика". – Я оглядел присутствующих – их лица были абсолютно равнодушны, и только Майк О'Лири улыбался в предвкушении. – Через два часа агенты ФБР вернулись из леса без кролика, но, разумеется, собрали большую пресс-конференцию и заявили: "Мы провели лабораторные исследования каждой ветки и листика, опросили две сотни свидетелей и пришли к выводу, что кролик не нарушал федеральные законы, и мы его отпустили". Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". Тогда за дело взялись агенты ЦРУ. – Я бросил взгляд на мистера Харриса. – Через час они также вернулись из леса без кролика, но заявили: "ФБР сработало плохо. Мы нашли кролика, он признался в подготовке заговора. Мы его перевербовали, и теперь он работает на нас как двойной агент". И им Генеральный прокурор сказал: "Чушь. Вы не поймали кролика". А копы из Департамента полиции Нью-Йорка вернулись из лесу через пятнадцать минут, ведя с собой хромающего, сильно избитого медведя, который вскинул лапы и завопил: "Все, сдаюсь, кролик я, кролик!"
О'Лири, Хейтам, Моуди и Видрзински громко расхохотались. Капитан Штейн с трудом сдержал улыбку, лица Джека Кенига и Алана Паркера остались непроницаемыми. Мистер Харрис тоже не выказал признаков веселья, а Кейт... похоже, она уже начала привыкать к моим шуткам.
– Благодарю вас, мистер Кори, – буркнул капитан Штейн. – Сожалею, что потревожил вас своим вопросом. – И он завершил наше совещание своего рода предупреждением: – Если этот ублюдок нанесет свой удар в Нью-Йорке, большинству из присутствующих придется подумать о пенсии. Все, совещание закончено.
Глава 37
В понедельник в шесть утра Асад Халил снял трубку телефона, чтобы ответить на звонок, и услышал:
– Доброе утро.
Халил попытался ответить, но голос продолжил без остановки, и Халил понял, что это записанное сообщение.
– Вы просили разбудить вас в шесть часов. Прогноз погоды на сегодня благоприятный, но во второй половине дня возможен дождь. Всего вам хорошего, и спасибо, что выбрали мотель "Шератон".
Халил положил трубку, выбрался из кровати и направился в ванную, прихватив с собой оба "глока". В ванной он почистил зубы, побрился, принял душ и высушил волосы феном.
Про себя он отметил, что здесь, в Америке, как и в Европе, много различных предметов роскоши: например, мягкие матрасы, сообщения автоответчиков, горячая вода при одном только повороте крана, отсутствие в номерах насекомых или грызунов. Халил подумал, что такую цивилизацию не могли создавать хорошие воины, поэтому американцы и изобретают всякое сверхмощное оружие. Они хотят воевать с помощью кнопок, бомб с лазерным наведением и ракет. Вот такие трусы и принимали участие в налете на его страну.
Человек, которого он собирался навестить сегодня, Пол Грей, был специалистом по трусливым бомбардировкам, а сейчас занимался тем, что играл в игры, известные по названием "убийство на расстоянии". Стал богатым торговцем смертью. Но вскоре он будет мертвым продавцом смерти.
Вернувшись в спальню, Халил распростерся на полу лицом в сторону Мекки и прочел утренние молитвы. Закончив со всеми положенными молитвами, он добавил:
– Аллах милостивый, отдай мне сегодня жизнь Пола Грея, а завтра жизнь Уильяма Сатеруэйта. Господи, помоги мне победно завершить мой джихад.
Поднявшись, Халил надел пуленепробиваемый жилет, чистую рубашку и свежее нижнее белье, серый костюм. Затем раскрыл телефонный справочник Джэксонвилла, раздел "Чартерные авиаперевозки, прокат и аренда самолетов". Записав на клочке бумаги несколько телефонных номеров, он сунул бумажку в карман.
Из-под двери номера торчал конверт, в котором оказались копия счета и записка, в которой сообщалось, что газета лежит в коридоре. Халил посмотрел в дверной глазок, никого не увидел, отодвинул задвижку и открыл дверь. Газета лежала на коврике, Халил забрал ее, снова запер дверь и задвинул задвижку.
Подойдя к столу, он включил настольную лампу и уставился на первую страницу газеты, откуда на него смотрело его собственное лицо – анфас и в профиль – с подписью: "Разыскивается Асад Халил, ливиец, около тридцати лет, рост метр восемьдесят, говорит на английском, арабском, немного на французском, итальянском и немецком. Вооружен и опасен".
Халил взял с собой газету, прошел в ванную комнату, остановился перед зеркалом и поднес фотографии к лицу, чтобы можно было сравнить, глядя в зеркало. Затем надел очки, несколько раз сменил выражение лица, повернулся в профиль. Тревогу вызывал тонкий крючковатый нос с выпуклыми ноздрями, он даже как-то обратил на это внимание Бориса. На что тот ответил: "В Америке множество людей различных рас. В некоторых городских районах живут американцы, которые могут, например, отличить вьетнамца от камбоджийца или филиппинца от мексиканца. Но даже проницательному наблюдателю трудно различать людей с Ближнего Востока. Ты можешь быть израильтянином, египтянином, сицилийцем, греком, мальтийцем, испанцем или даже ливийцем. – Борис, перебравший в тот день водки, рассмеялся собственной шутке. – Средиземное море связывало древний мир, оно не разделяло людей, как сегодня, и много чего произошло до появления Иисуса и Мухаммеда. – Борис снова засмеялся и добавил: – Да будет мир с ними обоими".
Халил вспомнил, что, возможно, убил бы в тот момент Бориса, если бы не присутствие Малика. Тот, стоявший позади Бориса, покачал головой, но вслед за этим провел ладонью по горлу.
Русский этого не видел, но, наверное, догадался о недовольстве Малика, поскольку сказал: "Ох, я опять богохульствую. Простите меня, Аллах, Мухаммед, Иисус и Авраам. Мой единственный Бог – водка. А мои святые и пророки – это немецкие марки, швейцарские франки и доллары. Единственный храм, который я посещаю, – это влагалище женщины, а соитие – мой единственный обряд таинства. Да поможет мне Бог".
После этих слов Борис разрыдался, завыл, как женщина, и вышел из комнаты.
В другой раз Борис сказал Асаду: "Перед поездкой в Америку не появляйся месяц на солнце. Мой лицо и руки специальным отбеливающим мылом, которое тебе дадут. Чем ты будешь светлее в Америке, тем лучше. И потом, когда у тебя кожа темнеет от солнца, становятся более заметными шрамы на лице. А кстати, откуда у тебя эти шрамы?"
"Женщина", – честно признался Халил.
Борис рассмеялся и хлопнул Халила по спине.
"Значит, мой дорогой друг, ты приблизился к женщине настолько, что она сумела расцарапать тебе лицо? Но ты хоть трахнул ее?"
"Да", – ответил Халил в порыве откровения, поскольку рядом не было Малика.
"А оцарапала она тебя до или после этого?"
"После".
Борис со смехом рухнул в кресло.
"Послушай, они не всегда царапаются после этого. Посмотри на мое лицо. Так что попробуй еще разок, может, обойдется без шрамов".
Борис все еще смеялся, когда Халил подошел к нему, наклонился и прошептал в ухо: "После того как она расцарапала мне лицо, я задушил ее голыми руками".
Борис моментально перестал смеяться и посмотрел Халилу прямо в глаза.
"Не сомневаюсь, что именно так ты и поступил".
Халил еще раз оглядел себя в зеркало, висевшее в ванной комнате мотеля "Шератон". Шрамы от ногтей Багиры были едва заметны, а крючковатый нос, возможно, не такая уж приметная деталь, особенно сейчас, при наличии очков и усов.
В любом случае у него не было другого выхода, кроме как продолжать свою миссию и надеяться на то, что Аллах ослепит его врагов. Да они и сами ослепят себя собственной глупостью, поскольку американцы не могут сосредоточиваться на чем-то более нескольких секунд.
Вернувшись в комнату, Халил положил газету на стол и прочитал первую страницу.
Говорил он по-английски хорошо, но вот чтение давалось с трудом. Смущали латинские буквы, непонятные правила чтения некоторых их сочетаний, да и литературный язык очень отличался от разговорного.
Но статью он все-таки осилил и смог понять из нее, что американское правительство признало факт террористического акта. Приводились и некоторые подробности, но, по мнению Халила, не самые страшные и захватывающие.
Отдельную страницу занимал список трехсот семи погибших пассажиров и семи членов экипажа. Однако среди них не было пассажира по имени Юсуф Хаддад. А под именами людей, которых он убил лично, стояла подпись: "Погибли при выполнении служебного долга".
Халил обратил внимание на то, что фамилии его конвоиров, которых он знал только как Фила и Питера, были Хандри и Горман. Против их имен также имелась подпись: "Погибли при исполнении служебного долга", как и против фамилий мужчины и женщины, обозначенных как федеральные маршалы, о присутствии которых на борту Халил даже не знал.
На секунду Халил подумал о своих конвоирах. Они были вежливы с ним, даже заботливы. Делали все, чтобы ему было удобно, извинялись за наручники, предлагали на время полета снять бронежилет, но от этого предложения он отказался.
Однако несмотря на все их хорошие манеры, Халил почувствовал высокомерие и снисходительное отношение к себе у Хандри, который представился агентом ФБР. А пару раз он даже продемонстрировал явную враждебность.
А другой, Горман, назвал только свое имя. Но у Халила не было никаких сомнений, что этот человек из ЦРУ. Враждебности Горман не проявлял, даже, похоже, относился к нему как к равному – может, как к коллеге: офицеру и разведчику.
Хандри и Горман по очереди сидели в кресле рядом с их заключенным – с перебежчиком, как они называли его. Когда рядом сел Питер Горман, Халил воспользовался возможностью и поведал ему о своих похождениях в Европе. Поначалу Горман даже не поверил, но в конечном итоге рассказ произвел на него сильное впечатление. Он даже сказал: "Вы либо хороший лжец, либо превосходный убийца. Мы выясним, кто вы такой".
– Доброе утро.
Халил попытался ответить, но голос продолжил без остановки, и Халил понял, что это записанное сообщение.
– Вы просили разбудить вас в шесть часов. Прогноз погоды на сегодня благоприятный, но во второй половине дня возможен дождь. Всего вам хорошего, и спасибо, что выбрали мотель "Шератон".
Халил положил трубку, выбрался из кровати и направился в ванную, прихватив с собой оба "глока". В ванной он почистил зубы, побрился, принял душ и высушил волосы феном.
Про себя он отметил, что здесь, в Америке, как и в Европе, много различных предметов роскоши: например, мягкие матрасы, сообщения автоответчиков, горячая вода при одном только повороте крана, отсутствие в номерах насекомых или грызунов. Халил подумал, что такую цивилизацию не могли создавать хорошие воины, поэтому американцы и изобретают всякое сверхмощное оружие. Они хотят воевать с помощью кнопок, бомб с лазерным наведением и ракет. Вот такие трусы и принимали участие в налете на его страну.
Человек, которого он собирался навестить сегодня, Пол Грей, был специалистом по трусливым бомбардировкам, а сейчас занимался тем, что играл в игры, известные по названием "убийство на расстоянии". Стал богатым торговцем смертью. Но вскоре он будет мертвым продавцом смерти.
Вернувшись в спальню, Халил распростерся на полу лицом в сторону Мекки и прочел утренние молитвы. Закончив со всеми положенными молитвами, он добавил:
– Аллах милостивый, отдай мне сегодня жизнь Пола Грея, а завтра жизнь Уильяма Сатеруэйта. Господи, помоги мне победно завершить мой джихад.
Поднявшись, Халил надел пуленепробиваемый жилет, чистую рубашку и свежее нижнее белье, серый костюм. Затем раскрыл телефонный справочник Джэксонвилла, раздел "Чартерные авиаперевозки, прокат и аренда самолетов". Записав на клочке бумаги несколько телефонных номеров, он сунул бумажку в карман.
Из-под двери номера торчал конверт, в котором оказались копия счета и записка, в которой сообщалось, что газета лежит в коридоре. Халил посмотрел в дверной глазок, никого не увидел, отодвинул задвижку и открыл дверь. Газета лежала на коврике, Халил забрал ее, снова запер дверь и задвинул задвижку.
Подойдя к столу, он включил настольную лампу и уставился на первую страницу газеты, откуда на него смотрело его собственное лицо – анфас и в профиль – с подписью: "Разыскивается Асад Халил, ливиец, около тридцати лет, рост метр восемьдесят, говорит на английском, арабском, немного на французском, итальянском и немецком. Вооружен и опасен".
Халил взял с собой газету, прошел в ванную комнату, остановился перед зеркалом и поднес фотографии к лицу, чтобы можно было сравнить, глядя в зеркало. Затем надел очки, несколько раз сменил выражение лица, повернулся в профиль. Тревогу вызывал тонкий крючковатый нос с выпуклыми ноздрями, он даже как-то обратил на это внимание Бориса. На что тот ответил: "В Америке множество людей различных рас. В некоторых городских районах живут американцы, которые могут, например, отличить вьетнамца от камбоджийца или филиппинца от мексиканца. Но даже проницательному наблюдателю трудно различать людей с Ближнего Востока. Ты можешь быть израильтянином, египтянином, сицилийцем, греком, мальтийцем, испанцем или даже ливийцем. – Борис, перебравший в тот день водки, рассмеялся собственной шутке. – Средиземное море связывало древний мир, оно не разделяло людей, как сегодня, и много чего произошло до появления Иисуса и Мухаммеда. – Борис снова засмеялся и добавил: – Да будет мир с ними обоими".
Халил вспомнил, что, возможно, убил бы в тот момент Бориса, если бы не присутствие Малика. Тот, стоявший позади Бориса, покачал головой, но вслед за этим провел ладонью по горлу.
Русский этого не видел, но, наверное, догадался о недовольстве Малика, поскольку сказал: "Ох, я опять богохульствую. Простите меня, Аллах, Мухаммед, Иисус и Авраам. Мой единственный Бог – водка. А мои святые и пророки – это немецкие марки, швейцарские франки и доллары. Единственный храм, который я посещаю, – это влагалище женщины, а соитие – мой единственный обряд таинства. Да поможет мне Бог".
После этих слов Борис разрыдался, завыл, как женщина, и вышел из комнаты.
В другой раз Борис сказал Асаду: "Перед поездкой в Америку не появляйся месяц на солнце. Мой лицо и руки специальным отбеливающим мылом, которое тебе дадут. Чем ты будешь светлее в Америке, тем лучше. И потом, когда у тебя кожа темнеет от солнца, становятся более заметными шрамы на лице. А кстати, откуда у тебя эти шрамы?"
"Женщина", – честно признался Халил.
Борис рассмеялся и хлопнул Халила по спине.
"Значит, мой дорогой друг, ты приблизился к женщине настолько, что она сумела расцарапать тебе лицо? Но ты хоть трахнул ее?"
"Да", – ответил Халил в порыве откровения, поскольку рядом не было Малика.
"А оцарапала она тебя до или после этого?"
"После".
Борис со смехом рухнул в кресло.
"Послушай, они не всегда царапаются после этого. Посмотри на мое лицо. Так что попробуй еще разок, может, обойдется без шрамов".
Борис все еще смеялся, когда Халил подошел к нему, наклонился и прошептал в ухо: "После того как она расцарапала мне лицо, я задушил ее голыми руками".
Борис моментально перестал смеяться и посмотрел Халилу прямо в глаза.
"Не сомневаюсь, что именно так ты и поступил".
Халил еще раз оглядел себя в зеркало, висевшее в ванной комнате мотеля "Шератон". Шрамы от ногтей Багиры были едва заметны, а крючковатый нос, возможно, не такая уж приметная деталь, особенно сейчас, при наличии очков и усов.
В любом случае у него не было другого выхода, кроме как продолжать свою миссию и надеяться на то, что Аллах ослепит его врагов. Да они и сами ослепят себя собственной глупостью, поскольку американцы не могут сосредоточиваться на чем-то более нескольких секунд.
Вернувшись в комнату, Халил положил газету на стол и прочитал первую страницу.
Говорил он по-английски хорошо, но вот чтение давалось с трудом. Смущали латинские буквы, непонятные правила чтения некоторых их сочетаний, да и литературный язык очень отличался от разговорного.
Но статью он все-таки осилил и смог понять из нее, что американское правительство признало факт террористического акта. Приводились и некоторые подробности, но, по мнению Халила, не самые страшные и захватывающие.
Отдельную страницу занимал список трехсот семи погибших пассажиров и семи членов экипажа. Однако среди них не было пассажира по имени Юсуф Хаддад. А под именами людей, которых он убил лично, стояла подпись: "Погибли при выполнении служебного долга".
Халил обратил внимание на то, что фамилии его конвоиров, которых он знал только как Фила и Питера, были Хандри и Горман. Против их имен также имелась подпись: "Погибли при исполнении служебного долга", как и против фамилий мужчины и женщины, обозначенных как федеральные маршалы, о присутствии которых на борту Халил даже не знал.
На секунду Халил подумал о своих конвоирах. Они были вежливы с ним, даже заботливы. Делали все, чтобы ему было удобно, извинялись за наручники, предлагали на время полета снять бронежилет, но от этого предложения он отказался.
Однако несмотря на все их хорошие манеры, Халил почувствовал высокомерие и снисходительное отношение к себе у Хандри, который представился агентом ФБР. А пару раз он даже продемонстрировал явную враждебность.
А другой, Горман, назвал только свое имя. Но у Халила не было никаких сомнений, что этот человек из ЦРУ. Враждебности Горман не проявлял, даже, похоже, относился к нему как к равному – может, как к коллеге: офицеру и разведчику.
Хандри и Горман по очереди сидели в кресле рядом с их заключенным – с перебежчиком, как они называли его. Когда рядом сел Питер Горман, Халил воспользовался возможностью и поведал ему о своих похождениях в Европе. Поначалу Горман даже не поверил, но в конечном итоге рассказ произвел на него сильное впечатление. Он даже сказал: "Вы либо хороший лжец, либо превосходный убийца. Мы выясним, кто вы такой".