Страница:
– Поищите этого парня в залах вылета, – добавила Кейт.
– Поищем.
– Лейтенант, на улице стоит багажная тележка с эмблемой "Транс-континенталь". Думаю, преступник на ней и приехал, поэтому отбуксируйте ее туда, где работают эксперты. И сообщите нам, если найдете где-нибудь форму или комбинезон с эмблемой "Транс-континенталь".
Лейтенант по рации связался со своим командным центром.
Колеса машины поиска закрутились, но Асад Халил действовал быстрее и шанс запереть его на территории аэропорта иссяк минут десять – пятнадцать назад.
Фостера начало раздражать присутствие полицейских, поэтому он заявил:
– Прошу всех очистить помещение. Это место преступления, ничего нельзя трогать до прибытия экспертов. Поставьте кого-нибудь возле дверей.
Все вышли, за исключением сержанта из Портового управления, который жестом подозвал нас к столу Нэнси. Он указал на пустую чайную чашку, из которой торчали два отрезанных больших пальца.
– Черт побери, что это? – спросил сержант.
– Понятия не имею, – ответил Фостер, хотя прекрасно знал, откуда взялись эти пальцы и для чего их отрезали. Но он предпочел не распространяться на эту тему.
Итак, то, что началось как обычное рутинное задание, вылилось в преступление века. Трагедии случаются даже в прекрасный весенний день.
Глава 12
Книга вторая
Глава 13
– Поищем.
– Лейтенант, на улице стоит багажная тележка с эмблемой "Транс-континенталь". Думаю, преступник на ней и приехал, поэтому отбуксируйте ее туда, где работают эксперты. И сообщите нам, если найдете где-нибудь форму или комбинезон с эмблемой "Транс-континенталь".
Лейтенант по рации связался со своим командным центром.
Колеса машины поиска закрутились, но Асад Халил действовал быстрее и шанс запереть его на территории аэропорта иссяк минут десять – пятнадцать назад.
Фостера начало раздражать присутствие полицейских, поэтому он заявил:
– Прошу всех очистить помещение. Это место преступления, ничего нельзя трогать до прибытия экспертов. Поставьте кого-нибудь возле дверей.
Все вышли, за исключением сержанта из Портового управления, который жестом подозвал нас к столу Нэнси. Он указал на пустую чайную чашку, из которой торчали два отрезанных больших пальца.
– Черт побери, что это? – спросил сержант.
– Понятия не имею, – ответил Фостер, хотя прекрасно знал, откуда взялись эти пальцы и для чего их отрезали. Но он предпочел не распространяться на эту тему.
Итак, то, что началось как обычное рутинное задание, вылилось в преступление века. Трагедии случаются даже в прекрасный весенний день.
Глава 12
Мы все вышли из клуба "Конкистадор" на улицу и увидели, что здесь полно машин. Наш номинальный начальник Джордж Фостер сказал:
– Я позвоню в штаб, пусть усилят посты наблюдения и будут внимательны.
Между прочим, ОАС вело постоянное наблюдение за домами известных и подозреваемых террористов, за домами их друзей, родственников и сочувствующих. Работу эту для ОАС выполняли полицейские из Департамента полиции Нью-Йорка. Федералы платили городу больше денег, чем стоила эта работа, и все были довольны.
– Усилим телефонное прослушивание, – продолжил Фостер, – активизируем информаторов, раздадим фотографию Халила всем правоохранительным органам страны.
Джордж Фостер поговорил еще немного, давая нам понять, что владеет ситуацией, и пытаясь убедить и себя, и нас, что его вины в случившемся нет.
– Давайте вернемся на Федерал-Плаза, – предложил я. – А пока мы едем, может, что-нибудь прояснится.
Все согласились, что это прекрасная идея. Но нам требовалось оставить на месте кого-то в качестве козла отпущения, и Фостер понял, что эту миссию придется выполнять ему.
– Ладно, вы втроем езжайте на Федерал-Плаза, а я останусь здесь... мало ли кто сюда заявится. И потом, надо дождаться экспертов. – Он добавил, как бы убеждая самого себя: – Да, я не могу уехать, это дело ФБР...
– Если ты уедешь, здесь не останется никого из ФБР, – поддержал я.
Впервые за все время нашего знакомства Фостер выглядел раздраженным. Он вытер пот с верхней губы и огляделся по сторонам.
– Но ведь клуб строго засекречен...
Джордж Фостер, конечно же, понимал, что Асаду Халилу было все известно о святая святых, поэтому он смог проникнуть туда и устроить настоящую бойню. И еще Фостер понимал, что сведения Халил получил от мнимого февральского перебежчика. Короче говоря, на Фостера свалилась целая куча дерьма, и он осознавал это. К его чести, он заявил:
– За все несу ответственность я... Я.
Он повернулся и удалился.
Мистер Тед Нэш, разумеется, принадлежал к той организации, которая умело перебрасывала кучи дерьма на других, и я понимал – ничто в данной ситуации не запачкает его безупречный костюм. Он тоже повернулся и пошел к патрульной машине Симпсона.
Что касается меня, недавно назначенного в эту замечательную команду, то я был практически чист. Возможно, я останусь чистым, если только Нэш не найдет способ запачкать и меня. А может, я ему именно для этого и понадобился. Кейт Мэйфилд, как и Джордж Фостер, не имела зонтика, но она все-таки слегка прикрыла себя, присоединившись ко мне во время осмотра самолета.
– Я постараюсь защитить тебя, – сказал я ей.
Кейт вымученно улыбнулась и ответила:
– Спасибо, но мы доложим, как это произошло, а кто виноват – пусть решает Вашингтон.
Мои глаза округлились от удивления, но Кейт сделала вид, что не заметила этого, и добавила:
– Мне бы хотелось заниматься этим делом.
– Тебе повезет, если после этого случая не окажешься где-нибудь в бухгалтерии.
– Да, у нас нет такой практики, как в полиции. Там оставляют в деле агентов, допустивших ошибки, чтобы они могли исправить их.
– Неужели? А мне казалось, что такое практикуется у бойскаутов.
Кейт ничего не ответила.
Тед Нэш, ожидавший нас в патрульной машине Симпсона, нетерпеливо просигналил. Мы подошли к машине и забрались на заднее сиденье, где стояли два "дипломата".
– Симпсону разрешили отвезти нас на Федерал-Плаза, – сообщил Нэш.
– Ох, у меня и так из-за вас будет масса неприятностей, – посетовал Симпсон.
– Я свяжусь с вашим начальством, – пообещала Кейт, – вы нам очень помогли.
– Спасибо, – буркнул Симпсон.
Несколько минут мы ехали в тишине, наконец Нэш обратился ко мне:
– А ты отлично поработал, детектив.
Меня удивила не только похвала из его уст, но и упоминание моего бывшего звания. Лишившись дара речи, я стал размышлять о том, что, может быть, я зря невзлюбил старину Теда. Возможно, мы даже подружимся.
Когда мы проезжали через ворота, полицейский из Портового управления едва взглянул в нашу сторону. Похоже, приказ дошел не до всех. Я попросил Симпсона остановиться, выбрался из машины, предъявил удостоверение и спросил полицейского:
– Вы получили приказ останавливать и осматривать все автомобили?
– Да... но не патрульные полицейские машины.
Его ответ меня крайне расстроил. Я достал из машины папку с досье, вытащил фотографию и показал полицейскому.
– Вы не видели этого парня?
– Нет... думаю, я бы запомнил это лицо.
– Сколько машин прошло через ворота после объявления тревоги?
– Не так много, сегодня же суббота. С десяток, наверное.
– Вы их останавливали, осматривали?
– Да... но это все были большие грузовики, заполненные коробками и ящиками. Я не могу вскрывать коробки, если только не возникает подозрений, что таможенные пломбы фальшивые. Да и документы у всех водителей были в порядке.
– Так. Значит, вы не вскрыли ни одной коробки?
Похоже, полицейский уже начал уставать от моих расспросов.
– Для этого мне потребуется помощь, такая процедура может занять весь день.
– А сколько машин проехало здесь до объявления тревоги?
– Ну... две или три.
– Что за машины?
– Парочка грузовиков, такси.
– В такси был пассажир?
– Я не обратил внимания. Это же было до тревоги.
– Ладно... – Я передал ему фотографию. – Этот парень вооружен и опасен, сегодня он уже убил дух полицейских.
– Боже мой...
Я вернулся в машину, но полицейский, видимо, решил начать настоящую проверку с нас, попросив открыть багажник. Наверное, и я бы сделал то же самое после такой нотации. Нет, Америка еще не готова к настоящей борьбе с терроризмом. Совершенно не готова.
Почти всю дорогу мы ехали молча, движение было довольно интенсивное, но я не обращал на это внимания. Когда мы проезжали через Бруклин, я сказал своим коллегам-федералам:
– В этом мегаполисе шестнадцать миллионов человек. Около двухсот тысяч из них – недавно прибывшие иммигранты из исламских стран, и половина живет здесь, в Бруклине.
Ни Кейт, ни Нэш никак не отреагировали на мои слова.
Халил, Халил. Если ему действительно удалось скрыться среди этих миллионов, то сможет ли ОАС отыскать его? Возможно. Ближневосточная диаспора довольно закрытое сообщество, но и там имелись информаторы, не говоря уже о лояльных американцах среди них. Подпольная террористическая сеть изрядно скомпрометировала себя, и федералы, надо отдать им должное, умело использовали этот факт при сборе информации о террористах.
Но именно по этой причине Халил и не пойдет на контакт с теми личностями, которые находятся под подозрением. Тот, у кого достаточно ума, не станет связываться с такими людьми.
Я подумал о дерзости мистера Халила, которую его сторонники назвали бы храбростью. Да, с этим парнем придется повозиться.
Наконец Нэш нарушил молчание, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Каждый год около миллиона человек нелегально проникают в нашу страну. Не так уж это и трудно. Поэтому я думаю, что задачей нашего перебежчика не являлось проникновение в страну с целью совершения какого-либо террористического акта. В его задачу входило сделать то, что он сделал в самолете и в клубе "Конкистадор", а затем улизнуть. Он не покидал аэропорт, и если уж полиция Портового управления не поймала его, значит, он сейчас летит каким-нибудь международным рейсом подальше отсюда. Его миссия завершена.
– Лично я отбросил для себя такую версию, – возразил я.
– А я отбросил все другие версии, – резким тоном заявил Нэш. – Он сейчас летит в самолете.
– Ставлю десять долларов на то, что мы очень скоро услышим о его делах здесь, в Америке.
Нэш повернулся ко мне:
– И проиграешь. Послушай, Кори, у тебя нет опыта в таких делах. Подготовленный террорист – это тебе не банальный уголовник. Они наносят удар и скрываются, снова наносят удар и снова скрываются, иногда между этими ударами проходит несколько лет. Они не возвращаются на место преступления, не прячутся в домах своих подружек с засвеченными пушками и награбленным добром, не шляются по барам и не хвастаются своими преступлениями. Так что он наверняка летит в самолете.
– Благодарю за урок, мистер Нэш, – заявил я, думая о том, что сейчас лучше сделать: задушить его или размозжить череп рукояткой пистолета.
– Тед, твоя версия очень интересна, – вступила в разговор Кейт. – Но пока мы не будем уверены в ней полностью, сотрудники Ближневосточного сектора будут следить за всеми домами подозреваемых и пособников террористов.
– Я ничего не имею против стандартных оперативных мер, – ответил Нэш. – Но вот что я скажу... если этот парень все еще в стране, то он ни за что не появится там, где его могут ждать. Февральский перебежчик после исчезновения не появился в таких местах, и никогда не появится. И если эти двое связаны между собой, то они представляют какую-то новую группу, о которой мы ничего не знаем.
Я и сам уже об этом догадался. А еще где-то в глубине души я надеялся, что Нэш прав и Халил уже летит куда-то прочь от Америки. Мне не жалко было проиграть десять долларов даже такому олуху, как Нэш. Конечно, очень хотелось поймать Асада Халила и мутузить до тех пор, пока его не сможет узнать даже родная мать. Но с другой стороны, мне очень хотелось, чтобы этот мерзавец действительно улетел подальше, туда, где он не смог бы вредить нашей старушке Америке. Потому что у негодяя, убившего несколько сотен ни в чем не повинных людей, наверняка припрятана атомная бомба в рукаве, либо споры сибирской язвы в шляпе, либо отравляющий газ в заднице.
– Этот парень, о котором вы говорите, он арабский террорист? – поинтересовался Симпсон.
– Да еще какой, – буркнул я.
– Забудь обо всем, что слышал, – предупредил Симпсона Нэш.
– А я ничего и не слышал, – ответил Симпсон.
Когда мы подъезжали к Бруклинскому мосту, Кейт сказана мне:
– Думаю, ты опоздаешь на свое свидание на Лонг-Айленде.
– На сколько опоздаю?
– Примерно на месяц.
Я ничего не ответил.
– Возможно, нам завтра прямо с утра придется лететь в Вашингтон, – добавила Кейт.
Вот так у них, у этих федералов: вместо того чтобы послушать музыку и потанцевать, нужно тащиться на ковер к начальству. Интересно, а если я сбегу, оговорено это как-нибудь в моем контракте? Контракт лежал на столе в кабинете на Федерал-Плаза. Надо будет хоть бегло просмотреть его.
Симпсон включил радио, как раз передавали новости. Репортер рассказывал:
– Самолет находится внутри огороженной зоны безопасности, мы не можем видеть, что там происходит, но машины постоянно въезжают в зону и выезжают из нее. Несколько минут назад из зоны выехал большой рефрижератор, и прошел слух, что он вывез трупы. – Для пущего эффекта репортер выдержал паузу, затем продолжил: – Власти не сделали официального заявления, но представитель Национального совета по безопасности транспорта сообщил корреспондентам, что пассажиры и экипаж были отравлены газом, имеется несколько жертв. Однако самолет приземлился благополучно, и нам остается только надеяться и молиться, чтобы жертв оказалось как можно меньше.
Диктор задал вопрос репортеру:
– Лари, до нас дошли слухи, что до посадки с самолетом не было радиосвязи в течение нескольких часов. Что вы можете сказать об этом?
Репортер Лари сообщил с места происшествия:
– Федеральное управление гражданской авиации не подтверждает эту информацию, но их представитель говорит, что пилот передал по радио о наличии на борту пламени и дыма. Возможно, загорелась электропроводка.
Это заявление оказалось новостью для меня, но не для Теда Нэша, который отпустил по этому поводу загадочное замечание:
– Я рад, что они правильно излагают факты.
Факты? Но ведь в самолете не было никакого дыма. Наверное, чтобы создать видимость пожара, в салон специально напустили дыма.
Репортер и диктор стали рассуждать о катастрофе в Швейцарии, кто-то из них припомнил и трагедию в Саудовской Аравии. Нэш выключил радио.
Я поймал на себе взгляд Кейт.
– Джон, мы не знаем точно, что там произошло, – тихо промолвила она, – поэтому нам не нужны лишние слухи. И в дальнейшем следует избегать контактов с прессой.
– Понятно. Я именно так и подумал, – ответил я и понял, что отныне мне придется следить за своими словами.
А еще я подумал о том, что федеральные правоохранительные органы и разведывательные агентства – это нечто среднее между гестапо и бойскаутами, этакий железный кулак в бархатной перчатке. "Нам не нужны лишние слухи" означало: "Заткнись". Конечно, у меня не было желания получить год тюрьмы – а то и более – за разглашение служебной тайны, поэтому я заявил с неподдельной искренностью:
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этот парень предстал перед судом. Только не выводите меня из дела.
Коллеги ничего не ответили, хотя могли бы напомнить, что совсем недавно я изъявлял желание покинуть их подразделение.
Тед Нэш, этот супершпион, назвал Симпсону адрес в квартале от Федерал-Плаза. Господи, но ведь Симпсон полицейский, и если он не круглый идиот, то наверняка понял, что мы направляемся именно на Федерал-Плаза, 26. И действительно, Симпсон спросил:
– Хотите пройти пешком до Федерал-Плаза?
Я рассмеялся.
– Останови там, где я сказал, – буркнул Нэш.
Симпсон притормозил на Чемберс-стрит, мы вышли из машины и поблагодарили его, а полицейский напомнил мне:
– Я повредил бампер патрульной машины.
– Пошли счет федералам, – посоветовал я. – У них полно денег.
Мы двинулись в направлении Бродвея. Уже смеркалось, но в этом районе всегда темно из-за небоскребов. Здесь нет жилых домов и магазинов, только правительственные здания, поэтому в субботу улицы здесь были практически пустынны.
– У меня такое впечатление, – обратился я к Нэшу, – что вы все, возможно, знали о том, что сегодня у нас может возникнуть проблема.
Помолчав немного, он ответил:
– Сегодня пятнадцатое апреля.
– Совершенно верно. Но я заполнил налоговую декларацию вчера. Так что я чист.
– Мусульманские экстремисты придают большое значение годовщинам всяких дат. И таких дат в календаре много.
– Вот как? И чем знаменита сегодняшняя дата?
– Сегодня годовщина бомбардировки Ливии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году.
– Он не шутит? – спросил я у Кейт. – Ты тоже знала об этом?
– Да, но, честно говоря, не придала этому большого значения.
– Раньше не случалось никаких неприятностей, – добавил Нэш, – но каждый год в этот день Муамар Каддафи произносит антиамериканскую речь. И сегодня утром он сделал это.
Переваривая полученную информацию, я пытался определить для себя: действовал бы я иначе, если бы заранее знал об этом?
– А вы забыли мне об этом сказать? – поинтересовался я у коллег.
– Я не посчитал это важным, – ответил Нэш. – То есть не посчитал, что это будет важно для тебя.
– Понятно. – На самом деле слова Нэша означали: "Да пошел ты к черту", – но я решил выяснить все до конца. – А как Халил узнал, что его повезут сегодня?
– Этого мы точно не знаем. Но наше посольство в Париже не может держать у себя такого человека более двадцати четырех часов. И вот об этом, похоже, Халил был осведомлен. А если бы все-таки продержали его дольше, то это мало что изменило бы, если не считать пропущенной символической даты.
– Да, но вы сыграли по его правилам и отправили Халила пятнадцатого апреля.
– Совершенно верно. Мы намеревались арестовать его здесь как раз пятнадцатого.
– Было бы разумнее пропустить эту дату.
– Мы приняли чрезвычайные меры безопасности в Париже, в аэропорту и в самолете. На борту находились еще два федеральных маршала.
– Отлично. Значит, не могло произойти никаких неприятностей.
Нэш проигнорировал мой сарказм.
– Есть еврейская поговорка, которая в ходу и у арабов. "Человек предполагает, а Бог располагает".
– Хорошая поговорка.
Мы подошли к двадцативосьмиэтажному небоскребу, расположенному по адресу: Федерал-Плаза, 26. Нэш предупредил меня:
– Говорить будем мы с Кейт. Ты открывай рот только в том случае, если тебя спросят.
– А могу я опровергать ваши слова?
– У тебя не будет на это причин. Здесь говорят только правду.
Я скептически отнесся к утопическим словам Нэша, и мы втроем вошли в здание "Министерства правды и правосудия".
Дата 15 апреля стала теперь неприятной для меня по двум причинам.
– Я позвоню в штаб, пусть усилят посты наблюдения и будут внимательны.
Между прочим, ОАС вело постоянное наблюдение за домами известных и подозреваемых террористов, за домами их друзей, родственников и сочувствующих. Работу эту для ОАС выполняли полицейские из Департамента полиции Нью-Йорка. Федералы платили городу больше денег, чем стоила эта работа, и все были довольны.
– Усилим телефонное прослушивание, – продолжил Фостер, – активизируем информаторов, раздадим фотографию Халила всем правоохранительным органам страны.
Джордж Фостер поговорил еще немного, давая нам понять, что владеет ситуацией, и пытаясь убедить и себя, и нас, что его вины в случившемся нет.
– Давайте вернемся на Федерал-Плаза, – предложил я. – А пока мы едем, может, что-нибудь прояснится.
Все согласились, что это прекрасная идея. Но нам требовалось оставить на месте кого-то в качестве козла отпущения, и Фостер понял, что эту миссию придется выполнять ему.
– Ладно, вы втроем езжайте на Федерал-Плаза, а я останусь здесь... мало ли кто сюда заявится. И потом, надо дождаться экспертов. – Он добавил, как бы убеждая самого себя: – Да, я не могу уехать, это дело ФБР...
– Если ты уедешь, здесь не останется никого из ФБР, – поддержал я.
Впервые за все время нашего знакомства Фостер выглядел раздраженным. Он вытер пот с верхней губы и огляделся по сторонам.
– Но ведь клуб строго засекречен...
Джордж Фостер, конечно же, понимал, что Асаду Халилу было все известно о святая святых, поэтому он смог проникнуть туда и устроить настоящую бойню. И еще Фостер понимал, что сведения Халил получил от мнимого февральского перебежчика. Короче говоря, на Фостера свалилась целая куча дерьма, и он осознавал это. К его чести, он заявил:
– За все несу ответственность я... Я.
Он повернулся и удалился.
Мистер Тед Нэш, разумеется, принадлежал к той организации, которая умело перебрасывала кучи дерьма на других, и я понимал – ничто в данной ситуации не запачкает его безупречный костюм. Он тоже повернулся и пошел к патрульной машине Симпсона.
Что касается меня, недавно назначенного в эту замечательную команду, то я был практически чист. Возможно, я останусь чистым, если только Нэш не найдет способ запачкать и меня. А может, я ему именно для этого и понадобился. Кейт Мэйфилд, как и Джордж Фостер, не имела зонтика, но она все-таки слегка прикрыла себя, присоединившись ко мне во время осмотра самолета.
– Я постараюсь защитить тебя, – сказал я ей.
Кейт вымученно улыбнулась и ответила:
– Спасибо, но мы доложим, как это произошло, а кто виноват – пусть решает Вашингтон.
Мои глаза округлились от удивления, но Кейт сделала вид, что не заметила этого, и добавила:
– Мне бы хотелось заниматься этим делом.
– Тебе повезет, если после этого случая не окажешься где-нибудь в бухгалтерии.
– Да, у нас нет такой практики, как в полиции. Там оставляют в деле агентов, допустивших ошибки, чтобы они могли исправить их.
– Неужели? А мне казалось, что такое практикуется у бойскаутов.
Кейт ничего не ответила.
Тед Нэш, ожидавший нас в патрульной машине Симпсона, нетерпеливо просигналил. Мы подошли к машине и забрались на заднее сиденье, где стояли два "дипломата".
– Симпсону разрешили отвезти нас на Федерал-Плаза, – сообщил Нэш.
– Ох, у меня и так из-за вас будет масса неприятностей, – посетовал Симпсон.
– Я свяжусь с вашим начальством, – пообещала Кейт, – вы нам очень помогли.
– Спасибо, – буркнул Симпсон.
Несколько минут мы ехали в тишине, наконец Нэш обратился ко мне:
– А ты отлично поработал, детектив.
Меня удивила не только похвала из его уст, но и упоминание моего бывшего звания. Лишившись дара речи, я стал размышлять о том, что, может быть, я зря невзлюбил старину Теда. Возможно, мы даже подружимся.
Когда мы проезжали через ворота, полицейский из Портового управления едва взглянул в нашу сторону. Похоже, приказ дошел не до всех. Я попросил Симпсона остановиться, выбрался из машины, предъявил удостоверение и спросил полицейского:
– Вы получили приказ останавливать и осматривать все автомобили?
– Да... но не патрульные полицейские машины.
Его ответ меня крайне расстроил. Я достал из машины папку с досье, вытащил фотографию и показал полицейскому.
– Вы не видели этого парня?
– Нет... думаю, я бы запомнил это лицо.
– Сколько машин прошло через ворота после объявления тревоги?
– Не так много, сегодня же суббота. С десяток, наверное.
– Вы их останавливали, осматривали?
– Да... но это все были большие грузовики, заполненные коробками и ящиками. Я не могу вскрывать коробки, если только не возникает подозрений, что таможенные пломбы фальшивые. Да и документы у всех водителей были в порядке.
– Так. Значит, вы не вскрыли ни одной коробки?
Похоже, полицейский уже начал уставать от моих расспросов.
– Для этого мне потребуется помощь, такая процедура может занять весь день.
– А сколько машин проехало здесь до объявления тревоги?
– Ну... две или три.
– Что за машины?
– Парочка грузовиков, такси.
– В такси был пассажир?
– Я не обратил внимания. Это же было до тревоги.
– Ладно... – Я передал ему фотографию. – Этот парень вооружен и опасен, сегодня он уже убил дух полицейских.
– Боже мой...
Я вернулся в машину, но полицейский, видимо, решил начать настоящую проверку с нас, попросив открыть багажник. Наверное, и я бы сделал то же самое после такой нотации. Нет, Америка еще не готова к настоящей борьбе с терроризмом. Совершенно не готова.
Почти всю дорогу мы ехали молча, движение было довольно интенсивное, но я не обращал на это внимания. Когда мы проезжали через Бруклин, я сказал своим коллегам-федералам:
– В этом мегаполисе шестнадцать миллионов человек. Около двухсот тысяч из них – недавно прибывшие иммигранты из исламских стран, и половина живет здесь, в Бруклине.
Ни Кейт, ни Нэш никак не отреагировали на мои слова.
Халил, Халил. Если ему действительно удалось скрыться среди этих миллионов, то сможет ли ОАС отыскать его? Возможно. Ближневосточная диаспора довольно закрытое сообщество, но и там имелись информаторы, не говоря уже о лояльных американцах среди них. Подпольная террористическая сеть изрядно скомпрометировала себя, и федералы, надо отдать им должное, умело использовали этот факт при сборе информации о террористах.
Но именно по этой причине Халил и не пойдет на контакт с теми личностями, которые находятся под подозрением. Тот, у кого достаточно ума, не станет связываться с такими людьми.
Я подумал о дерзости мистера Халила, которую его сторонники назвали бы храбростью. Да, с этим парнем придется повозиться.
Наконец Нэш нарушил молчание, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Каждый год около миллиона человек нелегально проникают в нашу страну. Не так уж это и трудно. Поэтому я думаю, что задачей нашего перебежчика не являлось проникновение в страну с целью совершения какого-либо террористического акта. В его задачу входило сделать то, что он сделал в самолете и в клубе "Конкистадор", а затем улизнуть. Он не покидал аэропорт, и если уж полиция Портового управления не поймала его, значит, он сейчас летит каким-нибудь международным рейсом подальше отсюда. Его миссия завершена.
– Лично я отбросил для себя такую версию, – возразил я.
– А я отбросил все другие версии, – резким тоном заявил Нэш. – Он сейчас летит в самолете.
– Ставлю десять долларов на то, что мы очень скоро услышим о его делах здесь, в Америке.
Нэш повернулся ко мне:
– И проиграешь. Послушай, Кори, у тебя нет опыта в таких делах. Подготовленный террорист – это тебе не банальный уголовник. Они наносят удар и скрываются, снова наносят удар и снова скрываются, иногда между этими ударами проходит несколько лет. Они не возвращаются на место преступления, не прячутся в домах своих подружек с засвеченными пушками и награбленным добром, не шляются по барам и не хвастаются своими преступлениями. Так что он наверняка летит в самолете.
– Благодарю за урок, мистер Нэш, – заявил я, думая о том, что сейчас лучше сделать: задушить его или размозжить череп рукояткой пистолета.
– Тед, твоя версия очень интересна, – вступила в разговор Кейт. – Но пока мы не будем уверены в ней полностью, сотрудники Ближневосточного сектора будут следить за всеми домами подозреваемых и пособников террористов.
– Я ничего не имею против стандартных оперативных мер, – ответил Нэш. – Но вот что я скажу... если этот парень все еще в стране, то он ни за что не появится там, где его могут ждать. Февральский перебежчик после исчезновения не появился в таких местах, и никогда не появится. И если эти двое связаны между собой, то они представляют какую-то новую группу, о которой мы ничего не знаем.
Я и сам уже об этом догадался. А еще где-то в глубине души я надеялся, что Нэш прав и Халил уже летит куда-то прочь от Америки. Мне не жалко было проиграть десять долларов даже такому олуху, как Нэш. Конечно, очень хотелось поймать Асада Халила и мутузить до тех пор, пока его не сможет узнать даже родная мать. Но с другой стороны, мне очень хотелось, чтобы этот мерзавец действительно улетел подальше, туда, где он не смог бы вредить нашей старушке Америке. Потому что у негодяя, убившего несколько сотен ни в чем не повинных людей, наверняка припрятана атомная бомба в рукаве, либо споры сибирской язвы в шляпе, либо отравляющий газ в заднице.
– Этот парень, о котором вы говорите, он арабский террорист? – поинтересовался Симпсон.
– Да еще какой, – буркнул я.
– Забудь обо всем, что слышал, – предупредил Симпсона Нэш.
– А я ничего и не слышал, – ответил Симпсон.
Когда мы подъезжали к Бруклинскому мосту, Кейт сказана мне:
– Думаю, ты опоздаешь на свое свидание на Лонг-Айленде.
– На сколько опоздаю?
– Примерно на месяц.
Я ничего не ответил.
– Возможно, нам завтра прямо с утра придется лететь в Вашингтон, – добавила Кейт.
Вот так у них, у этих федералов: вместо того чтобы послушать музыку и потанцевать, нужно тащиться на ковер к начальству. Интересно, а если я сбегу, оговорено это как-нибудь в моем контракте? Контракт лежал на столе в кабинете на Федерал-Плаза. Надо будет хоть бегло просмотреть его.
Симпсон включил радио, как раз передавали новости. Репортер рассказывал:
– Самолет находится внутри огороженной зоны безопасности, мы не можем видеть, что там происходит, но машины постоянно въезжают в зону и выезжают из нее. Несколько минут назад из зоны выехал большой рефрижератор, и прошел слух, что он вывез трупы. – Для пущего эффекта репортер выдержал паузу, затем продолжил: – Власти не сделали официального заявления, но представитель Национального совета по безопасности транспорта сообщил корреспондентам, что пассажиры и экипаж были отравлены газом, имеется несколько жертв. Однако самолет приземлился благополучно, и нам остается только надеяться и молиться, чтобы жертв оказалось как можно меньше.
Диктор задал вопрос репортеру:
– Лари, до нас дошли слухи, что до посадки с самолетом не было радиосвязи в течение нескольких часов. Что вы можете сказать об этом?
Репортер Лари сообщил с места происшествия:
– Федеральное управление гражданской авиации не подтверждает эту информацию, но их представитель говорит, что пилот передал по радио о наличии на борту пламени и дыма. Возможно, загорелась электропроводка.
Это заявление оказалось новостью для меня, но не для Теда Нэша, который отпустил по этому поводу загадочное замечание:
– Я рад, что они правильно излагают факты.
Факты? Но ведь в самолете не было никакого дыма. Наверное, чтобы создать видимость пожара, в салон специально напустили дыма.
Репортер и диктор стали рассуждать о катастрофе в Швейцарии, кто-то из них припомнил и трагедию в Саудовской Аравии. Нэш выключил радио.
Я поймал на себе взгляд Кейт.
– Джон, мы не знаем точно, что там произошло, – тихо промолвила она, – поэтому нам не нужны лишние слухи. И в дальнейшем следует избегать контактов с прессой.
– Понятно. Я именно так и подумал, – ответил я и понял, что отныне мне придется следить за своими словами.
А еще я подумал о том, что федеральные правоохранительные органы и разведывательные агентства – это нечто среднее между гестапо и бойскаутами, этакий железный кулак в бархатной перчатке. "Нам не нужны лишние слухи" означало: "Заткнись". Конечно, у меня не было желания получить год тюрьмы – а то и более – за разглашение служебной тайны, поэтому я заявил с неподдельной искренностью:
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этот парень предстал перед судом. Только не выводите меня из дела.
Коллеги ничего не ответили, хотя могли бы напомнить, что совсем недавно я изъявлял желание покинуть их подразделение.
Тед Нэш, этот супершпион, назвал Симпсону адрес в квартале от Федерал-Плаза. Господи, но ведь Симпсон полицейский, и если он не круглый идиот, то наверняка понял, что мы направляемся именно на Федерал-Плаза, 26. И действительно, Симпсон спросил:
– Хотите пройти пешком до Федерал-Плаза?
Я рассмеялся.
– Останови там, где я сказал, – буркнул Нэш.
Симпсон притормозил на Чемберс-стрит, мы вышли из машины и поблагодарили его, а полицейский напомнил мне:
– Я повредил бампер патрульной машины.
– Пошли счет федералам, – посоветовал я. – У них полно денег.
Мы двинулись в направлении Бродвея. Уже смеркалось, но в этом районе всегда темно из-за небоскребов. Здесь нет жилых домов и магазинов, только правительственные здания, поэтому в субботу улицы здесь были практически пустынны.
– У меня такое впечатление, – обратился я к Нэшу, – что вы все, возможно, знали о том, что сегодня у нас может возникнуть проблема.
Помолчав немного, он ответил:
– Сегодня пятнадцатое апреля.
– Совершенно верно. Но я заполнил налоговую декларацию вчера. Так что я чист.
– Мусульманские экстремисты придают большое значение годовщинам всяких дат. И таких дат в календаре много.
– Вот как? И чем знаменита сегодняшняя дата?
– Сегодня годовщина бомбардировки Ливии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году.
– Он не шутит? – спросил я у Кейт. – Ты тоже знала об этом?
– Да, но, честно говоря, не придала этому большого значения.
– Раньше не случалось никаких неприятностей, – добавил Нэш, – но каждый год в этот день Муамар Каддафи произносит антиамериканскую речь. И сегодня утром он сделал это.
Переваривая полученную информацию, я пытался определить для себя: действовал бы я иначе, если бы заранее знал об этом?
– А вы забыли мне об этом сказать? – поинтересовался я у коллег.
– Я не посчитал это важным, – ответил Нэш. – То есть не посчитал, что это будет важно для тебя.
– Понятно. – На самом деле слова Нэша означали: "Да пошел ты к черту", – но я решил выяснить все до конца. – А как Халил узнал, что его повезут сегодня?
– Этого мы точно не знаем. Но наше посольство в Париже не может держать у себя такого человека более двадцати четырех часов. И вот об этом, похоже, Халил был осведомлен. А если бы все-таки продержали его дольше, то это мало что изменило бы, если не считать пропущенной символической даты.
– Да, но вы сыграли по его правилам и отправили Халила пятнадцатого апреля.
– Совершенно верно. Мы намеревались арестовать его здесь как раз пятнадцатого.
– Было бы разумнее пропустить эту дату.
– Мы приняли чрезвычайные меры безопасности в Париже, в аэропорту и в самолете. На борту находились еще два федеральных маршала.
– Отлично. Значит, не могло произойти никаких неприятностей.
Нэш проигнорировал мой сарказм.
– Есть еврейская поговорка, которая в ходу и у арабов. "Человек предполагает, а Бог располагает".
– Хорошая поговорка.
Мы подошли к двадцативосьмиэтажному небоскребу, расположенному по адресу: Федерал-Плаза, 26. Нэш предупредил меня:
– Говорить будем мы с Кейт. Ты открывай рот только в том случае, если тебя спросят.
– А могу я опровергать ваши слова?
– У тебя не будет на это причин. Здесь говорят только правду.
Я скептически отнесся к утопическим словам Нэша, и мы втроем вошли в здание "Министерства правды и правосудия".
Дата 15 апреля стала теперь неприятной для меня по двум причинам.
Книга вторая
Ливия, 15 апреля, 1966 г.
Воздушный налет не только уменьшит возможности полковника Каддафи в плане экспорта террора, но и заставит его изменить свое преступное поведение.
Президент Рональд Рейган
Настало время для конфронтации – для войны.
Полковник Муамар Каддафи
Глава 13
Лейтенант Чип Уиггинз, офицер управления системами огня, ВВС США, сидел молча без движения в правом кресле кабины штурмовика "F-l11F", имевшего позывной "Карма-57". Экономя топливо, штурмовик летел на скорости триста пятьдесят узлов. Уиггинз бросил взгляд на пилота, лейтенанта Билла Сатеруэйта, сидевшего слева.
С того момента как около двух часов назад они взлетели с территории базы ВВС Великобритании Лейкенхит, оба произнесли всего по нескольку слов. Уиггинз знал, что Сатеруэйт вообще молчун по натуре и не любит бесполезную болтовню. Но лейтенанту хотелось услышать человеческий голос – любой голос, – поэтому он сообщил:
– Мы на траверзе Португалии.
– Знаю, – приветливо буркнул Сатеруэйт.
– Понял.
В их голосах слышалось легкое металлическое звучание, поскольку они общались между собой по внутренней связи. Уиггинз глубоко вздохнул, даже скорее зевнул, под полетным шлемом. Усиленный поток кислорода вызвал секундную вибрацию в наушниках. Уиггинзу это понравилось, и он повторил фокус.
– Ты можешь не дышать так глубоко? – обратился к нему Сатеруэйт.
– Все, что угодно, командир, лишь бы ты был счастлив, – пошутил Уиггинз и поерзал: конечности начали затекать после долгих часов практически неподвижного пребывания в неудобном кресле. Да и темное небо уже начало угнетать. Потом Уиггинз заметил огни на далеком португальском берегу, и почему-то от этого ему стало легче.
Уиггинз подумал о том, что они летят в Ливию, несут смерть и разрушение этой проклятой стране Муамара Каддафи в ответ за нападение ливийских террористов на дискотеку в Западном Берлине, которую обычно посещали американские военные. Уиггинз вспомнил, как перед полетом инструктор в разговоре с ними старался убедить их, что они знают, ради чего рискуют своими жизнями в ходе этой сложной операции. Без лишних разглагольствований инструктор объяснил, что взрыв в дискотеке, в результате которого погиб один американский военнослужащий и десятки были ранены, – это последний из серии террористических актов неприкрытой агрессии. Им следует ответить решительно, продемонстрировав силу.
– Поэтому вам предстоит смешать с землей этих ливийцев, – сказал инструктор.
В комнате для инструктажа эти слова прозвучали как совершенно правильные, однако не все союзники Америки считали налет хорошей идеей. Штурмовикам, вылетающим с территории Англии, предстояло проделать долгий путь до Ливии, поскольку Франция и Испания отказались дать разрешение на пролет в своем воздушном пространстве. Уиггинза подобное решение разозлило, а Сатеруэйту, похоже, было наплевать. Уиггинз знал, что Сатеруэйт совершенно ничего не понимает в геополитике; для Билла Сатеруэйта жизнью были полеты. Уиггинз подумал, что, если бы Сатеруэйту приказали разбомбить Париж, он сделал бы это, совсем не задумываясь о том, почему бомбит союзника НАТО. Но самое жуткое заключалось в том, что Сатеруэйт с таким же успехом разбомбил бы и Вашингтон, не задавая при этом никаких вопросов.
В продолжение своей мысли Уиггинз спросил Сатеруэйта:
– Билл, а ты слышал сплетню о том, что одному из наших самолетов приказано сбросить бомбу на задний двор французского посольства в Триполи?
Сатеруэйт ничего не ответил.
Уиггинз не унимался:
– А еще я слышал, что одному из нас приказано бомбить резиденцию Каддафи в Эль-Азизии. Предполагают, что сегодня он будет там.
И снова Сатеруэйт ничего не ответил.
– Эй, Билл, ты что, спишь? – в раздражении бросил Уиггинз.
На этот раз Сатеруэйт ответил:
– Чип, чем меньше мы с тобой знаем, тем лучше.
Чип Уиггинз замолчал и погрузился в свои мысли. Ему нравился Билл Сатеруэйт, нравилось, что пилот с ним в одном звании, а значит, не может приказать ему заткнуться. Но в воздухе этот сукин сын мог вести себя как настоящий нелюдим. Вот на земле он вел себя лучше. А когда Билл Сатеруэйт немного выпивал, то вел себя почти как нормальный парень.
Уиггинз решил, что Сатеруэйт, наверное, нервничает. Это понятно. В конце концов, как говорили на инструктаже, таких дальних авианалетов еще не предпринималось. Кроме их штурмовика в рейде принимали участие еще шестьдесят самолетов, включая заправщики. На маршруте до Ливии (длиной три тысячи миль) предстояло три дозаправки в воздухе. Полетное время от Англии до побережья Ливии шесть часов, еще полчаса на полет до Триполи и подготовку к атаке. На саму бомбардировку отводилось десять минут, а потом домой. Однако, возможно, домой вернутся не все.
– Мы с тобой влетаем в историю, – снова обратился Уиггинз к Сатеруэйту.
А пилот опять промолчал.
Тогда Уиггинз решил сменить тему:
– Сегодня последний день подачи налоговой декларации. Ты успел заполнить?
– Нет. Я написал заявление о продлении срока подачи.
– Смотри, налоговые органы с подозрением относятся к таким заявлениям.
Сатеруэйт только хмыкнул в ответ.
– Если они начнут докапываться до тебя, то сбрось напалмовую бомбу на их штаб-квартиру, – посоветовал Уиггинз. – И тогда в следующий раз они уже дважды подумают, прежде чем снова проверять тебя.
Сатеруэйт уставился на приборную доску.
Видя, что не удается втянуть пилота в разговор, Уиггинз вернулся к своим мыслям. Он подумал, что этот рейд – своего рода проверка на прочность экипажа и оборудования, поскольку выполнение таких вот рейдов не предполагалось. Ничего, "F-l11F" – прекрасная машина. И все же до сих пор как-то не верилось, что они летят выполнять реальную боевую задачу.
Боевая задача являлась конечной целью всех тренировок, их для этого и готовили. Но ни он, ни Сатеруэйт не воевали во Вьетнаме, а вот теперь летели на неизвестную и враждебную территорию сражаться с противником, о мощи ПВО которого имелось мало сведений. Офицер, проводивший инструктаж, сказал, что обычно ливийские средства ПВО прекращают действовать после полуночи, но Уиггинз не мог поверить, что ливийцы настолько глупы. Он не сомневался, что радары засекут их, самолеты попытаются атаковать, а с земли будут стараться сбить их ракетами класса "земля – воздух".
– Эй, Билл, а знаешь что?
– Что?
– В Триполи сохранился один-единственный римский памятник, это арка Марка Аврелия, второй век нашей эры.
Сатеруэйт с трудом подавил зевоту.
– И если кто-нибудь разбомбит его по ошибке, то будут большие неприятности, – продолжил Уиггинз. – ООН внесла этот памятник в список объектов мирового наследия. Ты что, не слушал инструктаж?
– Чип, пожуй лучше резинку.
– Мы начнем атаку как раз к западу от арки. Надеюсь, я ее увижу. Меня вообще интересуют такие вещи.
Сатеруэйт закрыл глаза и испустил вздох отчаяния.
А Чип Уиггинз вернулся мысленно к предстоящим боевым действиям. Он знал, что в рейде принимают участие несколько ветеранов вьетнамской войны, но большинство ребят, что называется, не нюхали пороха. А ведь сейчас все, начиная с президента, следили за их действиями и ждали затаив дыхание. После Вьетнама, после неудачи операции в Иране и последующего целого десятилетия военных неудач нужна была крупная победа.
С того момента как около двух часов назад они взлетели с территории базы ВВС Великобритании Лейкенхит, оба произнесли всего по нескольку слов. Уиггинз знал, что Сатеруэйт вообще молчун по натуре и не любит бесполезную болтовню. Но лейтенанту хотелось услышать человеческий голос – любой голос, – поэтому он сообщил:
– Мы на траверзе Португалии.
– Знаю, – приветливо буркнул Сатеруэйт.
– Понял.
В их голосах слышалось легкое металлическое звучание, поскольку они общались между собой по внутренней связи. Уиггинз глубоко вздохнул, даже скорее зевнул, под полетным шлемом. Усиленный поток кислорода вызвал секундную вибрацию в наушниках. Уиггинзу это понравилось, и он повторил фокус.
– Ты можешь не дышать так глубоко? – обратился к нему Сатеруэйт.
– Все, что угодно, командир, лишь бы ты был счастлив, – пошутил Уиггинз и поерзал: конечности начали затекать после долгих часов практически неподвижного пребывания в неудобном кресле. Да и темное небо уже начало угнетать. Потом Уиггинз заметил огни на далеком португальском берегу, и почему-то от этого ему стало легче.
Уиггинз подумал о том, что они летят в Ливию, несут смерть и разрушение этой проклятой стране Муамара Каддафи в ответ за нападение ливийских террористов на дискотеку в Западном Берлине, которую обычно посещали американские военные. Уиггинз вспомнил, как перед полетом инструктор в разговоре с ними старался убедить их, что они знают, ради чего рискуют своими жизнями в ходе этой сложной операции. Без лишних разглагольствований инструктор объяснил, что взрыв в дискотеке, в результате которого погиб один американский военнослужащий и десятки были ранены, – это последний из серии террористических актов неприкрытой агрессии. Им следует ответить решительно, продемонстрировав силу.
– Поэтому вам предстоит смешать с землей этих ливийцев, – сказал инструктор.
В комнате для инструктажа эти слова прозвучали как совершенно правильные, однако не все союзники Америки считали налет хорошей идеей. Штурмовикам, вылетающим с территории Англии, предстояло проделать долгий путь до Ливии, поскольку Франция и Испания отказались дать разрешение на пролет в своем воздушном пространстве. Уиггинза подобное решение разозлило, а Сатеруэйту, похоже, было наплевать. Уиггинз знал, что Сатеруэйт совершенно ничего не понимает в геополитике; для Билла Сатеруэйта жизнью были полеты. Уиггинз подумал, что, если бы Сатеруэйту приказали разбомбить Париж, он сделал бы это, совсем не задумываясь о том, почему бомбит союзника НАТО. Но самое жуткое заключалось в том, что Сатеруэйт с таким же успехом разбомбил бы и Вашингтон, не задавая при этом никаких вопросов.
В продолжение своей мысли Уиггинз спросил Сатеруэйта:
– Билл, а ты слышал сплетню о том, что одному из наших самолетов приказано сбросить бомбу на задний двор французского посольства в Триполи?
Сатеруэйт ничего не ответил.
Уиггинз не унимался:
– А еще я слышал, что одному из нас приказано бомбить резиденцию Каддафи в Эль-Азизии. Предполагают, что сегодня он будет там.
И снова Сатеруэйт ничего не ответил.
– Эй, Билл, ты что, спишь? – в раздражении бросил Уиггинз.
На этот раз Сатеруэйт ответил:
– Чип, чем меньше мы с тобой знаем, тем лучше.
Чип Уиггинз замолчал и погрузился в свои мысли. Ему нравился Билл Сатеруэйт, нравилось, что пилот с ним в одном звании, а значит, не может приказать ему заткнуться. Но в воздухе этот сукин сын мог вести себя как настоящий нелюдим. Вот на земле он вел себя лучше. А когда Билл Сатеруэйт немного выпивал, то вел себя почти как нормальный парень.
Уиггинз решил, что Сатеруэйт, наверное, нервничает. Это понятно. В конце концов, как говорили на инструктаже, таких дальних авианалетов еще не предпринималось. Кроме их штурмовика в рейде принимали участие еще шестьдесят самолетов, включая заправщики. На маршруте до Ливии (длиной три тысячи миль) предстояло три дозаправки в воздухе. Полетное время от Англии до побережья Ливии шесть часов, еще полчаса на полет до Триполи и подготовку к атаке. На саму бомбардировку отводилось десять минут, а потом домой. Однако, возможно, домой вернутся не все.
– Мы с тобой влетаем в историю, – снова обратился Уиггинз к Сатеруэйту.
А пилот опять промолчал.
Тогда Уиггинз решил сменить тему:
– Сегодня последний день подачи налоговой декларации. Ты успел заполнить?
– Нет. Я написал заявление о продлении срока подачи.
– Смотри, налоговые органы с подозрением относятся к таким заявлениям.
Сатеруэйт только хмыкнул в ответ.
– Если они начнут докапываться до тебя, то сбрось напалмовую бомбу на их штаб-квартиру, – посоветовал Уиггинз. – И тогда в следующий раз они уже дважды подумают, прежде чем снова проверять тебя.
Сатеруэйт уставился на приборную доску.
Видя, что не удается втянуть пилота в разговор, Уиггинз вернулся к своим мыслям. Он подумал, что этот рейд – своего рода проверка на прочность экипажа и оборудования, поскольку выполнение таких вот рейдов не предполагалось. Ничего, "F-l11F" – прекрасная машина. И все же до сих пор как-то не верилось, что они летят выполнять реальную боевую задачу.
Боевая задача являлась конечной целью всех тренировок, их для этого и готовили. Но ни он, ни Сатеруэйт не воевали во Вьетнаме, а вот теперь летели на неизвестную и враждебную территорию сражаться с противником, о мощи ПВО которого имелось мало сведений. Офицер, проводивший инструктаж, сказал, что обычно ливийские средства ПВО прекращают действовать после полуночи, но Уиггинз не мог поверить, что ливийцы настолько глупы. Он не сомневался, что радары засекут их, самолеты попытаются атаковать, а с земли будут стараться сбить их ракетами класса "земля – воздух".
– Эй, Билл, а знаешь что?
– Что?
– В Триполи сохранился один-единственный римский памятник, это арка Марка Аврелия, второй век нашей эры.
Сатеруэйт с трудом подавил зевоту.
– И если кто-нибудь разбомбит его по ошибке, то будут большие неприятности, – продолжил Уиггинз. – ООН внесла этот памятник в список объектов мирового наследия. Ты что, не слушал инструктаж?
– Чип, пожуй лучше резинку.
– Мы начнем атаку как раз к западу от арки. Надеюсь, я ее увижу. Меня вообще интересуют такие вещи.
Сатеруэйт закрыл глаза и испустил вздох отчаяния.
А Чип Уиггинз вернулся мысленно к предстоящим боевым действиям. Он знал, что в рейде принимают участие несколько ветеранов вьетнамской войны, но большинство ребят, что называется, не нюхали пороха. А ведь сейчас все, начиная с президента, следили за их действиями и ждали затаив дыхание. После Вьетнама, после неудачи операции в Иране и последующего целого десятилетия военных неудач нужна была крупная победа.