Страница:
Ставрос подошел к большому окну. Отсюда, с высоты более ста метров, открывался великолепный вид на аэропорт и залив Атлантического океана. Ставрос посмотрел на часы: почти четыре. У него закончилась смена, через пять минут он ушел бы домой, но, похоже, придется задержаться.
Сегодня они с женой собирались в семь часов поужинать вместе с другой супружеской парой, и Ставрос был почти уверен, что успеет или по крайней мере опоздает совсем чуть-чуть. А может, даже и лучше, если опоздает: будет что рассказать в свое оправдание. Знакомые считают, что у него легкая работа. Так вот, он выпьет несколько коктейлей и расскажет, какая на нем лежит ответственность.
Ставрос мысленно напомнил себе, что надо будет позвонить домой после приземления этого чертова самолета. Затем он поговорит по телефону с командиром, после чего составит предварительный письменный отчет о случившемся. Если не произошло ничего серьезного, кроме потери радиосвязи, в шесть часов он уже сможет уехать. Два часа сверхурочных ему оплатят.
Ставрос постарался в точности вспомнить свой разговор с Эшкингом. Эх, если бы он имел доступ к пленке, на которой записано каждое его слово. Но в Федеральном управлении гражданской авиации работали не настолько глупые люди, чтобы позволять это.
И снова в памяти всплыл телефонный звонок Эшкинга – не слова, а интонация. Эшкинг был явно встревожен и не смог этого скрыть. Но отсутствие радиосвязи в течение двух часов не такая уж опасная ситуация, просто необычная. Ставрос предположил на минуту, что на борту рейса 175 мог возникнуть пожар. Тогда бы имелась вполне обоснованная причина изменить стандартный статус потенциальной аварийной ситуации на общую тревогу. Вот когда поступает сообщение о реальной катастрофе, тогда легко принимать решение. А эта неизвестная ситуация ставила в тупик.
Конечно, имелась еще малая вероятность того, что самолет захвачен. Но Эшкинг не сказал, что получен сигнал захвата.
Так что получается дилемма: оставить в силе объявление потенциальной аварийной ситуации или же объявить общую тревогу? Если объявить общую тревогу, а ничего серьезного не произойдет, придется отписываться и составлять подробный отчет. Ставрос решил оставить все как есть и направился в кофейный бар.
– Шеф! – окликнул его один из диспетчеров, Роберто Эрнандес.
Ставрос обернулся:
– Что?
Эрнандес надел головной телефон.
– Шеф, мне только что позвонили из Центра управления воздушным движением по поводу отсутствия связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь".
– И что?
– Понимаете, этот самолет начал снижение раньше, чем надо было, и едва не столкнулся с филадельфийским рейсом "ЮС-эйр".
– Господи... – Взгляд Ставроса снова устремился в окно. Непонятно, как пилот рейса 175 мог не заметить другой самолет в такой светлый, безоблачный день. Но даже если предположить, что не заметил, аппаратура предупреждения столкновений должна была сработать еще до визуального контакта. Так что это был первый признак того, что на борту "Транс-континенталь" действительно что-то случилось. Черт побери, что же там происходит?
Эрнандес посмотрел на экран радара.
– Вот он, шеф.
Ставрос подошел к столу Эрнандеса и взглянул на отметку на экране радара. Проблемный самолет явно заходил на посадку по приборам на одну из северо-восточных посадочных полос аэропорта Кеннеди.
Ставрос припомнил те дни, когда диспетчеры на вышке наблюдали за самолетами в окна, а теперь они смотрели на точно такие же экраны, как и диспетчеры Центра управления воздушным движением, сидевшие в комнате без окон. Но здесь, на вышке, можно все-таки взглянуть в окно, если хочешь.
Ставрос взял у Эрнандеса мощный бинокль и подошел к окну, выходившему на юг. Здесь, перед окном, стояли четыре стола с аппаратурой, так что диспетчеры могли поддерживать связь, одновременно наблюдая за тем, что происходит на взлетно-посадочных полосах, рулевых дорожках, у ворот. Ставросу вовсе не обязательно было стоять здесь, но ему хотелось быть в гуще событий, когда появится самолет.
– Какая у него скорость? – крикнул он, обращаясь к Эрнандесу.
– Двести узлов, снизился до пяти тысяч восьмисот футов.
– Понятно.
Ставрос снова снял трубку красного телефона, а также включил громкоговоритель.
– Аварийная служба, говорит вышка, прием.
Тишину зала нарушил голос, прозвучавший из громкоговорителя:
– Вышка, я – аварийная служба.
Ставрос узнал голос Тинтла.
– Что случилось? – спросил сержант.
– Объявляю общую тревогу.
После небольшой паузы Тинтл снова задал вопрос:
– А на каком основании?
Ставрос подумал, что сейчас голос сержанта звучит уже не так беспечно.
– На основании того, что рейс один семь пять едва не столкнулся с другим самолетом.
– Черт побери. – Тинтл немного помолчал. – Как вы думаете, что у них за проблема?
– Понятия не имею.
– Захват?
– Захват не означает, что пилот должен нарушать правила воздушного движения.
– Да, конечно...
– У нас нет времени на предположения. Самолет находится в пятнадцати милях, он должен садиться на четвертую правую полосу. Как поняли меня?
– В пятнадцати милях, посадка на четвертую правую полосу.
– Правильно.
– Я оповещу о тревоге остальные службы.
– Хорошо.
– Подтвердите тип самолета, – попросил Тинтл.
– "Боинг-747" семисотой серии, насколько мне известно. Я свяжусь с вами, когда мы увидим его.
– Тогда конец связи.
Ставрос вздохнул и поднес к глазам бинокль. Он начал методично осматривать посадочные полосы, но мысли его вернулись к только что состоявшемуся разговору. Ставрос вспомнил, что несколько раз встречался с Тинтлом на заседаниях Комиссии по аварийным ситуациям. Ему не особо нравились манеры Тинтла, однако Ставрос чувствовал, что этот парень разбирается в своем деле. А что касается ковбоев, которые называют себя "пистолеты и пожарные шланги", то они в основном сидят в пожарной части, играют в карты, смотрят телевизор и треплются о женщинах. А еще моют свои пожарные машины – они любят, чтобы все сверкало.
Однако Ставрос несколько раз наблюдал их в деле и не сомневался, что эти парни могут справиться с любой ситуацией – от аварийной посадки до пожара на борту. И даже с захватом самолета. В любом случае он не отвечал за их действия и за ситуацию после того, как самолет остановится на посадочной полосе. Радовал еще и тот факт, что действия по общей тревоге оплачивались из бюджета Портового управления, а не из бюджета Федерального управления гражданской авиации.
Ставрос опустил бинокль, потер глаза, а затем снова сосредоточился на четвертой правой посадочной полосе.
Спасательные службы уже прибыли, и Ставрос увидел впечатляющий набор транспортных средств со сверкающими и вращающимися красными маячками. Машины стояли довольно далеко от полосы, на тот случай, чтобы огромный "Боинг-747" не смел их в случае аварийной посадки.
Там были две быстроходные машины для перегораживания полосы и четыре большие пожарные, спасатели, две "скорой помощи", полицейские Портового управления плюс мобильный командный пункт, где имелись средства связи и список радиочастот всех служб и филиалов. Еще Ставрос заметил специальную машину, экипаж которой проходил подготовку в армии США и обучался работе с опасными веществами и материалами. За ними расположились передвижной трап и мобильный госпиталь. Не хватало только мобильного морга, но и он мог быстро появиться, если потребуется.
Эд Ставрос внимательно оглядел всю эту сцену, которую сам создал всего лишь звонком по красному телефону. С одной стороны, он не желал, чтобы возникли проблемы с приближающимся самолетом, но с другой... он уже два года не объявлял общей тревоги, и закралось сомнение, не перестраховался ли он. Однако лучше перестраховаться, чем допустить оплошность.
– Семь миль! – крикнул Эрнандес.
– Хорошо. – Ставрос принялся оглядывать горизонт там, где Атлантический океан сливался с нью-йоркской дымкой.
– Шесть миль!
– Я вижу его.
Даже в мощный бинокль "Боинг-747" казался всего лишь сверкающей точкой на фоне голубого неба. Но с каждой секундой эта точка увеличивалась в размерах.
– Пять миль!
Ставрос продолжал наблюдать за приближающимся лайнером. За годы работы он видел тысячи идущих на посадку самолетов, и в данном случае не было ничего такого, что могло бы насторожить его, если не считать, что радиосвязь с "боингом" по-прежнему отсутствовала.
– Четыре мили!
Ставрос решил поговорить непосредственно с тем, кто руководил аварийной командой. Он взял радиотелефон, настроенный на частоту наземного контроля.
– Спасатель один, я вышка.
Из громкоговорителя прозвучал ответ:
– Вышка, я – Спасатель один. Какая требуется помощь?
Господи, еще один умник, подумал Ставрос. Надо бы тщательнее отбирать на такую работу.
– Я мистер Ставрос, начальник смены. С кем я говорю?
– А я сержант Энди Макгилл, соло-гитарист, "пистолеты и пожарные шланги". Что вам сыграть?
Ставрос решил, что сейчас подобные идиотские шутки неуместны.
– Сержант, я хочу установить с вами непосредственный контакт.
– Считайте, что установили.
– Хорошо... проблемный самолет в зоне видимости.
– Да, мы его тоже видим.
– Он следует заданным курсом.
– Отлично. А то я терпеть не могу, когда они приземляются нам на голову.
– Будьте готовы встретить его.
– А что, радиосвязи до сих пор нет?
– Совершенно верно.
– Две мили, – сообщил Эрнандес и добавил: – Идет своим курсом, высота пятьсот футов.
Теперь Ставрос совершенно отчетливо видел огромный реактивный лайнер. Он передал Макгиллу:
– Подтверждаю, "Боинг-747" семисотой серии, шасси выпущено, закрылки в заданном положении.
– Понял вас, я слежу за ним, – ответил Макгилл.
– Хорошо, тогда конец связи. – Ставрос отложил радиотелефон в сторону.
Эрнандес покинул свой стол и остановился рядом со Ставросом. Несколько мужчин и женщин, у которых не было срочной работы, также выстроились у окон.
Ставрос не отрывал глаз от "боинга", завороженный тем, как огромный лайнер миновал начало посадочной полосы, приближаясь к бетонному покрытию. Внешне эта посадка ничем не отличалась от других, но внезапно у Эда Ставроса появилась уверенность, что сегодня он не приедет вовремя к ужину.
Глава 5
Глава 6
Сегодня они с женой собирались в семь часов поужинать вместе с другой супружеской парой, и Ставрос был почти уверен, что успеет или по крайней мере опоздает совсем чуть-чуть. А может, даже и лучше, если опоздает: будет что рассказать в свое оправдание. Знакомые считают, что у него легкая работа. Так вот, он выпьет несколько коктейлей и расскажет, какая на нем лежит ответственность.
Ставрос мысленно напомнил себе, что надо будет позвонить домой после приземления этого чертова самолета. Затем он поговорит по телефону с командиром, после чего составит предварительный письменный отчет о случившемся. Если не произошло ничего серьезного, кроме потери радиосвязи, в шесть часов он уже сможет уехать. Два часа сверхурочных ему оплатят.
Ставрос постарался в точности вспомнить свой разговор с Эшкингом. Эх, если бы он имел доступ к пленке, на которой записано каждое его слово. Но в Федеральном управлении гражданской авиации работали не настолько глупые люди, чтобы позволять это.
И снова в памяти всплыл телефонный звонок Эшкинга – не слова, а интонация. Эшкинг был явно встревожен и не смог этого скрыть. Но отсутствие радиосвязи в течение двух часов не такая уж опасная ситуация, просто необычная. Ставрос предположил на минуту, что на борту рейса 175 мог возникнуть пожар. Тогда бы имелась вполне обоснованная причина изменить стандартный статус потенциальной аварийной ситуации на общую тревогу. Вот когда поступает сообщение о реальной катастрофе, тогда легко принимать решение. А эта неизвестная ситуация ставила в тупик.
Конечно, имелась еще малая вероятность того, что самолет захвачен. Но Эшкинг не сказал, что получен сигнал захвата.
Так что получается дилемма: оставить в силе объявление потенциальной аварийной ситуации или же объявить общую тревогу? Если объявить общую тревогу, а ничего серьезного не произойдет, придется отписываться и составлять подробный отчет. Ставрос решил оставить все как есть и направился в кофейный бар.
– Шеф! – окликнул его один из диспетчеров, Роберто Эрнандес.
Ставрос обернулся:
– Что?
Эрнандес надел головной телефон.
– Шеф, мне только что позвонили из Центра управления воздушным движением по поводу отсутствия связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь".
– И что?
– Понимаете, этот самолет начал снижение раньше, чем надо было, и едва не столкнулся с филадельфийским рейсом "ЮС-эйр".
– Господи... – Взгляд Ставроса снова устремился в окно. Непонятно, как пилот рейса 175 мог не заметить другой самолет в такой светлый, безоблачный день. Но даже если предположить, что не заметил, аппаратура предупреждения столкновений должна была сработать еще до визуального контакта. Так что это был первый признак того, что на борту "Транс-континенталь" действительно что-то случилось. Черт побери, что же там происходит?
Эрнандес посмотрел на экран радара.
– Вот он, шеф.
Ставрос подошел к столу Эрнандеса и взглянул на отметку на экране радара. Проблемный самолет явно заходил на посадку по приборам на одну из северо-восточных посадочных полос аэропорта Кеннеди.
Ставрос припомнил те дни, когда диспетчеры на вышке наблюдали за самолетами в окна, а теперь они смотрели на точно такие же экраны, как и диспетчеры Центра управления воздушным движением, сидевшие в комнате без окон. Но здесь, на вышке, можно все-таки взглянуть в окно, если хочешь.
Ставрос взял у Эрнандеса мощный бинокль и подошел к окну, выходившему на юг. Здесь, перед окном, стояли четыре стола с аппаратурой, так что диспетчеры могли поддерживать связь, одновременно наблюдая за тем, что происходит на взлетно-посадочных полосах, рулевых дорожках, у ворот. Ставросу вовсе не обязательно было стоять здесь, но ему хотелось быть в гуще событий, когда появится самолет.
– Какая у него скорость? – крикнул он, обращаясь к Эрнандесу.
– Двести узлов, снизился до пяти тысяч восьмисот футов.
– Понятно.
Ставрос снова снял трубку красного телефона, а также включил громкоговоритель.
– Аварийная служба, говорит вышка, прием.
Тишину зала нарушил голос, прозвучавший из громкоговорителя:
– Вышка, я – аварийная служба.
Ставрос узнал голос Тинтла.
– Что случилось? – спросил сержант.
– Объявляю общую тревогу.
После небольшой паузы Тинтл снова задал вопрос:
– А на каком основании?
Ставрос подумал, что сейчас голос сержанта звучит уже не так беспечно.
– На основании того, что рейс один семь пять едва не столкнулся с другим самолетом.
– Черт побери. – Тинтл немного помолчал. – Как вы думаете, что у них за проблема?
– Понятия не имею.
– Захват?
– Захват не означает, что пилот должен нарушать правила воздушного движения.
– Да, конечно...
– У нас нет времени на предположения. Самолет находится в пятнадцати милях, он должен садиться на четвертую правую полосу. Как поняли меня?
– В пятнадцати милях, посадка на четвертую правую полосу.
– Правильно.
– Я оповещу о тревоге остальные службы.
– Хорошо.
– Подтвердите тип самолета, – попросил Тинтл.
– "Боинг-747" семисотой серии, насколько мне известно. Я свяжусь с вами, когда мы увидим его.
– Тогда конец связи.
Ставрос вздохнул и поднес к глазам бинокль. Он начал методично осматривать посадочные полосы, но мысли его вернулись к только что состоявшемуся разговору. Ставрос вспомнил, что несколько раз встречался с Тинтлом на заседаниях Комиссии по аварийным ситуациям. Ему не особо нравились манеры Тинтла, однако Ставрос чувствовал, что этот парень разбирается в своем деле. А что касается ковбоев, которые называют себя "пистолеты и пожарные шланги", то они в основном сидят в пожарной части, играют в карты, смотрят телевизор и треплются о женщинах. А еще моют свои пожарные машины – они любят, чтобы все сверкало.
Однако Ставрос несколько раз наблюдал их в деле и не сомневался, что эти парни могут справиться с любой ситуацией – от аварийной посадки до пожара на борту. И даже с захватом самолета. В любом случае он не отвечал за их действия и за ситуацию после того, как самолет остановится на посадочной полосе. Радовал еще и тот факт, что действия по общей тревоге оплачивались из бюджета Портового управления, а не из бюджета Федерального управления гражданской авиации.
Ставрос опустил бинокль, потер глаза, а затем снова сосредоточился на четвертой правой посадочной полосе.
Спасательные службы уже прибыли, и Ставрос увидел впечатляющий набор транспортных средств со сверкающими и вращающимися красными маячками. Машины стояли довольно далеко от полосы, на тот случай, чтобы огромный "Боинг-747" не смел их в случае аварийной посадки.
Там были две быстроходные машины для перегораживания полосы и четыре большие пожарные, спасатели, две "скорой помощи", полицейские Портового управления плюс мобильный командный пункт, где имелись средства связи и список радиочастот всех служб и филиалов. Еще Ставрос заметил специальную машину, экипаж которой проходил подготовку в армии США и обучался работе с опасными веществами и материалами. За ними расположились передвижной трап и мобильный госпиталь. Не хватало только мобильного морга, но и он мог быстро появиться, если потребуется.
Эд Ставрос внимательно оглядел всю эту сцену, которую сам создал всего лишь звонком по красному телефону. С одной стороны, он не желал, чтобы возникли проблемы с приближающимся самолетом, но с другой... он уже два года не объявлял общей тревоги, и закралось сомнение, не перестраховался ли он. Однако лучше перестраховаться, чем допустить оплошность.
– Семь миль! – крикнул Эрнандес.
– Хорошо. – Ставрос принялся оглядывать горизонт там, где Атлантический океан сливался с нью-йоркской дымкой.
– Шесть миль!
– Я вижу его.
Даже в мощный бинокль "Боинг-747" казался всего лишь сверкающей точкой на фоне голубого неба. Но с каждой секундой эта точка увеличивалась в размерах.
– Пять миль!
Ставрос продолжал наблюдать за приближающимся лайнером. За годы работы он видел тысячи идущих на посадку самолетов, и в данном случае не было ничего такого, что могло бы насторожить его, если не считать, что радиосвязь с "боингом" по-прежнему отсутствовала.
– Четыре мили!
Ставрос решил поговорить непосредственно с тем, кто руководил аварийной командой. Он взял радиотелефон, настроенный на частоту наземного контроля.
– Спасатель один, я вышка.
Из громкоговорителя прозвучал ответ:
– Вышка, я – Спасатель один. Какая требуется помощь?
Господи, еще один умник, подумал Ставрос. Надо бы тщательнее отбирать на такую работу.
– Я мистер Ставрос, начальник смены. С кем я говорю?
– А я сержант Энди Макгилл, соло-гитарист, "пистолеты и пожарные шланги". Что вам сыграть?
Ставрос решил, что сейчас подобные идиотские шутки неуместны.
– Сержант, я хочу установить с вами непосредственный контакт.
– Считайте, что установили.
– Хорошо... проблемный самолет в зоне видимости.
– Да, мы его тоже видим.
– Он следует заданным курсом.
– Отлично. А то я терпеть не могу, когда они приземляются нам на голову.
– Будьте готовы встретить его.
– А что, радиосвязи до сих пор нет?
– Совершенно верно.
– Две мили, – сообщил Эрнандес и добавил: – Идет своим курсом, высота пятьсот футов.
Теперь Ставрос совершенно отчетливо видел огромный реактивный лайнер. Он передал Макгиллу:
– Подтверждаю, "Боинг-747" семисотой серии, шасси выпущено, закрылки в заданном положении.
– Понял вас, я слежу за ним, – ответил Макгилл.
– Хорошо, тогда конец связи. – Ставрос отложил радиотелефон в сторону.
Эрнандес покинул свой стол и остановился рядом со Ставросом. Несколько мужчин и женщин, у которых не было срочной работы, также выстроились у окон.
Ставрос не отрывал глаз от "боинга", завороженный тем, как огромный лайнер миновал начало посадочной полосы, приближаясь к бетонному покрытию. Внешне эта посадка ничем не отличалась от других, но внезапно у Эда Ставроса появилась уверенность, что сегодня он не приедет вовремя к ужину.
Глава 5
Фургон доставил нас к Международному терминалу, остановился возле указателя "Эр Индиа", далее мы пешком отправились в зону прилета рейсов компании "Транс-континенталь".
Тед Нэш и Джордж Фостер шагали рядом, а за ними следовали Кейт Мэйфилд и я. Главное было не выглядеть федеральными агентами на тот случай, если кто-то наблюдал за нами. Нельзя недооценивать противника, поэтому следовало проявлять профессиональное мастерство.
Я оглядел огромное табло прилета и выяснил, что рейс 175 компании "Транс-континенталь" прибывает вовремя, а это означало, что он должен приземлиться минут через десять и встречать его нужно у выхода 23.
Следуя к месту встречи, мы осторожно оглядывали окружавшую нас публику. Конечно, никто не надеялся увидеть здесь плохих парней с пистолетами в руках, однако многолетняя служба в правоохранительных органах воспитывает умение распознавать опасность.
Как бы там ни было, но в этот субботний апрельский день людей в терминале было немного. Все выглядели более или менее нормально, за исключением местных, ньюйоркцев, которые вообще всегда выглядят так, как будто вот-вот лопнут от злости.
– Я хочу, чтобы ты вел себя с Тедом более дружелюбно, – обратилась ко мне Кейт.
– Ладно.
– Я говорю серьезно.
– Слушаюсь, мэм.
– Чем больше ты цапаешься с ним, тем больше ему это нравится, – добавила Кейт.
В этом она была права. Но было в Теде Нэше нечто такое, что мне не нравилось. Частично мне не нравились его самодовольство и заносчивость, но главное заключалось в том, что я не доверял этому парню.
Все встречающие рейс 175 "Транс-континенталь" собрались перед таможенной зоной, поэтому мы подошли туда и оглядели толпу, выискивая в ней тех, чье поведение по каким-либо причинам могло показаться подозрительным.
По моему мнению, любой террорист даже среднего уровня подготовки знает, что если его жертва находится под защитой, то "объект" не поведут через таможню. Однако здесь, в Америке, уровень подготовки террористов до странного низок, и глупости, которые они совершали, уже стали легендами. По словам Ника Монти, ребята из ОАС часто рассказывают в барах истории о тупости террористов, тогда как пресса, наоборот, трубит о том, как опасны эти плохие парни. Да, они опасны, но главным образом для самих себя.
– Мы побудем здесь еще пару минут, потом пойдем к выходу, – сообщила Кейт.
– Может, мне взять табличку "Добро пожаловать, Асад Халил"? – предложил я.
– Возьми, поднимешь ее возле выхода, – парировала Кейт и добавила: – Что-то в этом году много всяких перебежчиков.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да вот совсем недавно, в феврале, был еще один.
– Расскажи подробнее.
– Да аналогичная история. Ливиец попросил политическое убежище.
– А где он сдался?
– Там же, в Париже.
– И какова его судьба?
– Мы подержали его несколько дней у себя, а потом отправили в Вашингтон.
– А где он сейчас?
– Почему тебя это интересует?
– Почему? Потому что мне все это кажется подозрительным.
– Правда? И что ты об этом думаешь?
– Первая явка с повинной похожа на пробный шар, чтобы посмотреть, что происходит с террористом, когда он является в американское посольство в Париже и сдается.
– А ты умнее, чем кажешься. Ты проходил курс антитеррористической подготовки?
– Я проходил нечто подобное. Я был женат. И кроме того, я читал много романов о периоде "холодной войны".
– Думаю, мы поступили правильно, взяв тебя к нам.
– Да, это было разумное решение. Послушай, а этот перебежчик содержался в строгой изоляции или мог звонить своей родне в Ливию?
– Изоляция была, но не строгая.
– А почему не строгая?
– Ну, он все-таки свидетель, сам явился с повинной.
Я не стал задавать дальнейших вопросов. На мой взгляд, федералы обращаются с так называемыми шпионами-перебежчиками и террористами-перебежчиками гораздо лучше, чем полицейские со своими информаторами. Но, повторяю, это моя точка зрения.
Мы подошли к условленному месту рядом с дверями таможенной зоны, там нас встретил детектив из портовой администрации по имени Фрэнк.
– Вы знаете, куда идти, или вас проводить? – спросил он.
– Я знаю дорогу, – ответил ему Фостер.
– Ладно, но я провожу вас через таможню.
Мы вошли внутрь помещения, и Фрэнк объявил находившимся там нескольким сотрудникам:
– Это федеральные агенты, пропустите их.
Похоже, никому из таможенников не было до нас никакого дела. Фрэнк пожелал нам удачи, довольный тем, что мы не заставили его тащиться вместе с нами до выхода номер 23.
Кейт, Фостер, Нэш и я прошли через помещение таможни, затем миновали багажное отделение, проследовали по коридору мимо кабинок зоны паспортного контроля – и никто даже не поинтересовался, что мы здесь делаем.
То есть я хочу сказать, что можно было показать кому-то из этих идиотов какую-нибудь блестящую бляху и пронести мимо них на плече портативную ракетную установку.
Короче говоря, система безопасности в аэропорту Кеннеди – это полный кошмар, какая-то мешанина из хорошего и плохого, из уродства и глупости. И это в том месте, через которое ежегодно проходят тридцать миллионов пассажиров.
Мы продолжили путь по каким-то сюрреалистичным коридорам, связывавшим зоны паспортного и иммиграционного контролей с выходами. На самом деле мы шли тем же путем, что и прибывающие пассажиры, только в обратном направлении. Поэтому я предложил вернуться назад, чтобы не привлекать лишнего внимания. Однако никто из моих коллег не счел это необходимым или даже просто забавным.
Теперь мы с Кейт шли впереди Нэша и Фостера, и она спросила:
– А ты читал психологическое досье на Асада Халила?
Я не припомнил, чтобы в деле было какое-то психологическое досье, о чем и сказал Кейт.
– Нет, психологическое досье там было, – возразила Кейт. – И в нем говорится, что такие мужчины, как Асад Халил – а Асад, кстати, означает на арабском "лев", – страдают от низкой самооценки и неразрешенных проблем детской неадекватности, которые им требуется преодолеть.
– Прости, но я ничего не понял.
– Это тот тип мужчин, которым требуется подтверждение собственной значимости.
– Ты хочешь сказать, что я не смогу заехать ему в рожу?
– Конечно, не сможешь. Тебе придется поддерживать в нем чувство сильной личности.
Я бросил взгляд на Кейт и увидел, что она улыбается. Будучи сообразительным парнем, я догадался, что она меня просто разыгрывает. Я рассмеялся, а Кейт шутливо шлепнула меня по плечу, что мне в общем-то понравилось.
У ворот на выходе стояла женщина в небесно-голубой форме, в руках она держала планшет и рацию. Наверное, мы показались ей подозрительными, поскольку, заметив нас, она стала что-то говорить в микрофон.
Кейт прошла вперед, предъявила удостоверение сотрудника ФБР и заговорила с женщиной, чтобы успокоить ее. Вы же знаете, как все обезумели в наши дни, особенно в международных аэропортах. Когда я был мальчишкой, встречающие подходили прямо к выходам, детектор металла использовался для того, чтобы искать на пляжах потерянные отдыхающими монеты, а угоняли в те времена только автомобили, но никак не самолеты. Однако международный терроризм полностью изменил нашу жизнь. К сожалению, страх и безумие вовсе не означают организацию надежной системы безопасности.
Но как бы там ни было, Нэш, Фостер и я тоже подошли к женщине поболтать. Она оказалась сотрудницей "Транс-континенталь", звали ее Дебра Дель-Веккио. Она сообщила, что рейс прибывает вовремя, поэтому и стоит у выхода.
Существует стандартная процедура посадки в самолет, транспортировки и высадки из самолета преступников и сопровождающих: преступники и сопровождающие поднимаются на борт последними, а выходят первыми. Даже важным персонам вроде крупных политиков приходится ждать, пока из самолета выводят преступников, но если со временем на этих политиков надевают наручники, то тогда они получают законное право покидать самолет первыми.
Кейт обратилась к мисс Дель-Веккио:
– Когда подадут переходной коридор, мы пройдем по нему к двери самолета и будем ждать там. Люди, которых мы ждем, выйдут из самолета первыми, и мы проводим их на стоянку, где ожидает машина. Пассажирам это не доставит никаких неудобств.
– А кого вы встречаете? – поинтересовалась мисс Дель-Веккио.
– Элвиса Пресли, – ответил я.
– Важную персону, – уточнила Кейт.
– Кто-нибудь еще наводил справки об этом рейсе? – задал вопрос Фостер.
Мисс Дель-Веккио покачала головой.
Вот так мы и стояли впятером, делая вид, что просто болтаем. Поглядывали на часы и пялили глаза на дурацкие туристические плакаты, которыми были оклеены стены коридора.
Фостер внезапно вспомнил, что у него есть сотовый телефон. Он вытащил его, радуясь, что нашел для себя хоть какое-то занятие, набрал номер и сказал:
– Ник, это Джордж. Мы у выхода. Есть какие-нибудь новости?
Фостер выслушал ответ Ника Монти, затем пробормотал:
– Ладно... хорошо... да... хорошо...
Сожалея, что разговор закончился так быстро, Фостер вздохнул и сообщил нам:
– Фургон на месте, на стоянке рядом с выходом. Детективы из Портового управления и полицейские уже прибыли – пять машин, десять человек и тюремный воронок для приманки.
– А Ник не сказал, как сыграли "Янки"? – полюбопытствовал я.
– Нет.
Мы перекинулись еще несколькими фразами, а затем я спросил Кейт:
– Ты уже подсчитала сумму своего подоходного налога?
– Конечно, я же бухгалтер.
– Я так и думал. А ты тоже бухгалтер? – обратился я к Фостеру.
– Нет, я адвокат.
– А я думала, что вы из ФБР, – вмешалась в наш разговор Дебра.
– Большинство наших агентов бухгалтеры и адвокаты, – пояснила Кейт.
– Странно, – пробормотала Дебра.
Тед Нэш стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пиджака. Он смотрел куда-то вдаль, наверное, вспоминал старые добрые времена борьбы ЦРУ и КГБ. Наверное, он и представить себе не мог, что такая мощная структура, как ЦРУ, опустится до уровня какой-то второразрядной команды, занимающейся в общем-то пустяками.
– А почему мне казалось, что ты адвокат? – спросил я у Кейт.
– Потому что я не только бухгалтер, но еще и адвокат.
– Впечатляет. А готовить ты умеешь?
– Конечно, умею. И еще у меня черный пояс по карате.
– Может, ты еще и на машинке печатаешь?
– Семьдесят слов в минуту. У меня еще диплом снайпера по стрельбе из пяти типов пистолетов и трех типов винтовок.
– Как насчет девятимиллиметрового "браунинга"?
– Нет проблем.
– Может, как-нибудь посоревнуемся?
– Пожалуйста, в любое время.
– По пять долларов за выстрел в десятку?
– По десять.
В знак согласия мы пожали руки.
Нет, я вовсе не влюбился в Кейт, но должен признать, она меня здорово заинтриговала.
Время тянулось медленно, и я решил рассказать анекдот.
– Заходит как-то парень в бар и говорит бармену: "Знаешь, все адвокаты ослы". Тут в разговор вмешался другой парень, стоявший у стойки: "Да, я слышал об этом, но такое сравнение меня обижает". Тогда первый парень спрашивает: "А почему обижает? Ты что, адвокат?" А тот отвечает: "Нет, я осел".
Мисс Дель-Веккио рассмеялась, бросила взгляд на часы, затем посмотрела на свою рацию.
Мы ждали.
Иногда у человека появляется ощущение, что что-то происходит не так. Вот и у меня возникло именно такое ощущение.
Тед Нэш и Джордж Фостер шагали рядом, а за ними следовали Кейт Мэйфилд и я. Главное было не выглядеть федеральными агентами на тот случай, если кто-то наблюдал за нами. Нельзя недооценивать противника, поэтому следовало проявлять профессиональное мастерство.
Я оглядел огромное табло прилета и выяснил, что рейс 175 компании "Транс-континенталь" прибывает вовремя, а это означало, что он должен приземлиться минут через десять и встречать его нужно у выхода 23.
Следуя к месту встречи, мы осторожно оглядывали окружавшую нас публику. Конечно, никто не надеялся увидеть здесь плохих парней с пистолетами в руках, однако многолетняя служба в правоохранительных органах воспитывает умение распознавать опасность.
Как бы там ни было, но в этот субботний апрельский день людей в терминале было немного. Все выглядели более или менее нормально, за исключением местных, ньюйоркцев, которые вообще всегда выглядят так, как будто вот-вот лопнут от злости.
– Я хочу, чтобы ты вел себя с Тедом более дружелюбно, – обратилась ко мне Кейт.
– Ладно.
– Я говорю серьезно.
– Слушаюсь, мэм.
– Чем больше ты цапаешься с ним, тем больше ему это нравится, – добавила Кейт.
В этом она была права. Но было в Теде Нэше нечто такое, что мне не нравилось. Частично мне не нравились его самодовольство и заносчивость, но главное заключалось в том, что я не доверял этому парню.
Все встречающие рейс 175 "Транс-континенталь" собрались перед таможенной зоной, поэтому мы подошли туда и оглядели толпу, выискивая в ней тех, чье поведение по каким-либо причинам могло показаться подозрительным.
По моему мнению, любой террорист даже среднего уровня подготовки знает, что если его жертва находится под защитой, то "объект" не поведут через таможню. Однако здесь, в Америке, уровень подготовки террористов до странного низок, и глупости, которые они совершали, уже стали легендами. По словам Ника Монти, ребята из ОАС часто рассказывают в барах истории о тупости террористов, тогда как пресса, наоборот, трубит о том, как опасны эти плохие парни. Да, они опасны, но главным образом для самих себя.
– Мы побудем здесь еще пару минут, потом пойдем к выходу, – сообщила Кейт.
– Может, мне взять табличку "Добро пожаловать, Асад Халил"? – предложил я.
– Возьми, поднимешь ее возле выхода, – парировала Кейт и добавила: – Что-то в этом году много всяких перебежчиков.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да вот совсем недавно, в феврале, был еще один.
– Расскажи подробнее.
– Да аналогичная история. Ливиец попросил политическое убежище.
– А где он сдался?
– Там же, в Париже.
– И какова его судьба?
– Мы подержали его несколько дней у себя, а потом отправили в Вашингтон.
– А где он сейчас?
– Почему тебя это интересует?
– Почему? Потому что мне все это кажется подозрительным.
– Правда? И что ты об этом думаешь?
– Первая явка с повинной похожа на пробный шар, чтобы посмотреть, что происходит с террористом, когда он является в американское посольство в Париже и сдается.
– А ты умнее, чем кажешься. Ты проходил курс антитеррористической подготовки?
– Я проходил нечто подобное. Я был женат. И кроме того, я читал много романов о периоде "холодной войны".
– Думаю, мы поступили правильно, взяв тебя к нам.
– Да, это было разумное решение. Послушай, а этот перебежчик содержался в строгой изоляции или мог звонить своей родне в Ливию?
– Изоляция была, но не строгая.
– А почему не строгая?
– Ну, он все-таки свидетель, сам явился с повинной.
Я не стал задавать дальнейших вопросов. На мой взгляд, федералы обращаются с так называемыми шпионами-перебежчиками и террористами-перебежчиками гораздо лучше, чем полицейские со своими информаторами. Но, повторяю, это моя точка зрения.
Мы подошли к условленному месту рядом с дверями таможенной зоны, там нас встретил детектив из портовой администрации по имени Фрэнк.
– Вы знаете, куда идти, или вас проводить? – спросил он.
– Я знаю дорогу, – ответил ему Фостер.
– Ладно, но я провожу вас через таможню.
Мы вошли внутрь помещения, и Фрэнк объявил находившимся там нескольким сотрудникам:
– Это федеральные агенты, пропустите их.
Похоже, никому из таможенников не было до нас никакого дела. Фрэнк пожелал нам удачи, довольный тем, что мы не заставили его тащиться вместе с нами до выхода номер 23.
Кейт, Фостер, Нэш и я прошли через помещение таможни, затем миновали багажное отделение, проследовали по коридору мимо кабинок зоны паспортного контроля – и никто даже не поинтересовался, что мы здесь делаем.
То есть я хочу сказать, что можно было показать кому-то из этих идиотов какую-нибудь блестящую бляху и пронести мимо них на плече портативную ракетную установку.
Короче говоря, система безопасности в аэропорту Кеннеди – это полный кошмар, какая-то мешанина из хорошего и плохого, из уродства и глупости. И это в том месте, через которое ежегодно проходят тридцать миллионов пассажиров.
Мы продолжили путь по каким-то сюрреалистичным коридорам, связывавшим зоны паспортного и иммиграционного контролей с выходами. На самом деле мы шли тем же путем, что и прибывающие пассажиры, только в обратном направлении. Поэтому я предложил вернуться назад, чтобы не привлекать лишнего внимания. Однако никто из моих коллег не счел это необходимым или даже просто забавным.
Теперь мы с Кейт шли впереди Нэша и Фостера, и она спросила:
– А ты читал психологическое досье на Асада Халила?
Я не припомнил, чтобы в деле было какое-то психологическое досье, о чем и сказал Кейт.
– Нет, психологическое досье там было, – возразила Кейт. – И в нем говорится, что такие мужчины, как Асад Халил – а Асад, кстати, означает на арабском "лев", – страдают от низкой самооценки и неразрешенных проблем детской неадекватности, которые им требуется преодолеть.
– Прости, но я ничего не понял.
– Это тот тип мужчин, которым требуется подтверждение собственной значимости.
– Ты хочешь сказать, что я не смогу заехать ему в рожу?
– Конечно, не сможешь. Тебе придется поддерживать в нем чувство сильной личности.
Я бросил взгляд на Кейт и увидел, что она улыбается. Будучи сообразительным парнем, я догадался, что она меня просто разыгрывает. Я рассмеялся, а Кейт шутливо шлепнула меня по плечу, что мне в общем-то понравилось.
У ворот на выходе стояла женщина в небесно-голубой форме, в руках она держала планшет и рацию. Наверное, мы показались ей подозрительными, поскольку, заметив нас, она стала что-то говорить в микрофон.
Кейт прошла вперед, предъявила удостоверение сотрудника ФБР и заговорила с женщиной, чтобы успокоить ее. Вы же знаете, как все обезумели в наши дни, особенно в международных аэропортах. Когда я был мальчишкой, встречающие подходили прямо к выходам, детектор металла использовался для того, чтобы искать на пляжах потерянные отдыхающими монеты, а угоняли в те времена только автомобили, но никак не самолеты. Однако международный терроризм полностью изменил нашу жизнь. К сожалению, страх и безумие вовсе не означают организацию надежной системы безопасности.
Но как бы там ни было, Нэш, Фостер и я тоже подошли к женщине поболтать. Она оказалась сотрудницей "Транс-континенталь", звали ее Дебра Дель-Веккио. Она сообщила, что рейс прибывает вовремя, поэтому и стоит у выхода.
Существует стандартная процедура посадки в самолет, транспортировки и высадки из самолета преступников и сопровождающих: преступники и сопровождающие поднимаются на борт последними, а выходят первыми. Даже важным персонам вроде крупных политиков приходится ждать, пока из самолета выводят преступников, но если со временем на этих политиков надевают наручники, то тогда они получают законное право покидать самолет первыми.
Кейт обратилась к мисс Дель-Веккио:
– Когда подадут переходной коридор, мы пройдем по нему к двери самолета и будем ждать там. Люди, которых мы ждем, выйдут из самолета первыми, и мы проводим их на стоянку, где ожидает машина. Пассажирам это не доставит никаких неудобств.
– А кого вы встречаете? – поинтересовалась мисс Дель-Веккио.
– Элвиса Пресли, – ответил я.
– Важную персону, – уточнила Кейт.
– Кто-нибудь еще наводил справки об этом рейсе? – задал вопрос Фостер.
Мисс Дель-Веккио покачала головой.
Вот так мы и стояли впятером, делая вид, что просто болтаем. Поглядывали на часы и пялили глаза на дурацкие туристические плакаты, которыми были оклеены стены коридора.
Фостер внезапно вспомнил, что у него есть сотовый телефон. Он вытащил его, радуясь, что нашел для себя хоть какое-то занятие, набрал номер и сказал:
– Ник, это Джордж. Мы у выхода. Есть какие-нибудь новости?
Фостер выслушал ответ Ника Монти, затем пробормотал:
– Ладно... хорошо... да... хорошо...
Сожалея, что разговор закончился так быстро, Фостер вздохнул и сообщил нам:
– Фургон на месте, на стоянке рядом с выходом. Детективы из Портового управления и полицейские уже прибыли – пять машин, десять человек и тюремный воронок для приманки.
– А Ник не сказал, как сыграли "Янки"? – полюбопытствовал я.
– Нет.
Мы перекинулись еще несколькими фразами, а затем я спросил Кейт:
– Ты уже подсчитала сумму своего подоходного налога?
– Конечно, я же бухгалтер.
– Я так и думал. А ты тоже бухгалтер? – обратился я к Фостеру.
– Нет, я адвокат.
– А я думала, что вы из ФБР, – вмешалась в наш разговор Дебра.
– Большинство наших агентов бухгалтеры и адвокаты, – пояснила Кейт.
– Странно, – пробормотала Дебра.
Тед Нэш стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пиджака. Он смотрел куда-то вдаль, наверное, вспоминал старые добрые времена борьбы ЦРУ и КГБ. Наверное, он и представить себе не мог, что такая мощная структура, как ЦРУ, опустится до уровня какой-то второразрядной команды, занимающейся в общем-то пустяками.
– А почему мне казалось, что ты адвокат? – спросил я у Кейт.
– Потому что я не только бухгалтер, но еще и адвокат.
– Впечатляет. А готовить ты умеешь?
– Конечно, умею. И еще у меня черный пояс по карате.
– Может, ты еще и на машинке печатаешь?
– Семьдесят слов в минуту. У меня еще диплом снайпера по стрельбе из пяти типов пистолетов и трех типов винтовок.
– Как насчет девятимиллиметрового "браунинга"?
– Нет проблем.
– Может, как-нибудь посоревнуемся?
– Пожалуйста, в любое время.
– По пять долларов за выстрел в десятку?
– По десять.
В знак согласия мы пожали руки.
Нет, я вовсе не влюбился в Кейт, но должен признать, она меня здорово заинтриговала.
Время тянулось медленно, и я решил рассказать анекдот.
– Заходит как-то парень в бар и говорит бармену: "Знаешь, все адвокаты ослы". Тут в разговор вмешался другой парень, стоявший у стойки: "Да, я слышал об этом, но такое сравнение меня обижает". Тогда первый парень спрашивает: "А почему обижает? Ты что, адвокат?" А тот отвечает: "Нет, я осел".
Мисс Дель-Веккио рассмеялась, бросила взгляд на часы, затем посмотрела на свою рацию.
Мы ждали.
Иногда у человека появляется ощущение, что что-то происходит не так. Вот и у меня возникло именно такое ощущение.
Глава 6
Командир аварийной команды сержант Энди Макгилл стоял на подножке пожарной машины. Он облачился в пожарный костюм серебристого цвета и уже начал в нем потеть. Сержант поднес к глазам бинокль, отрегулировал резкость и увидел приближающийся "Боинг-747". Насколько он мог определить, самолет выглядел вполне исправным и шел на посадку в нормальном режиме.
Просунув голову в открытое окно машины, Макгилл обратился к одному из пожарных, Тони Сорентино:
– Никаких видимых проблем. Передай по радио.
Сорентино, также облаченный в пожарный костюм, взял микрофон, связался с другими машинами аварийной команды и передал им слова сержанта. Все машины подтвердили прием сообщения.
– Передай, готовность обычная, следовать за самолетом, пока он не покинет посадочную полосу.
Сорентино снова передал сообщение и снова получил подтверждение.
На связь с Макгиллом вышел командир другой спасательной команды, Рон Рамос.
– Энди, нужна наша помощь?
– Нет, но оставайтесь в готовности, мы ведь до сих пор не можем связаться с пилотом.
Макгилл навел бинокль на возвышавшуюся вдали диспетчерскую вышку. Несмотря на солнечные блики, он мог видеть, что несколько человек столпились возле большого окна. Значит, в диспетчерской явно встревожены сложившейся ситуацией.
Распахнув дверцу автомобиля, Макгилл забрался в кабину и уселся рядом с Сорентино, сидевшим за рулем.
– Ну, Тони, что ты об этом думаешь?
– А мне не платят за то, чтобы я думал, – ответил Сорентино.
– Но если бы тебе пришлось подумать?
– По-моему, нет никаких проблем, кроме отсутствия радиосвязи. Мне бы не хотелось сегодня тушить пожар или возиться с угонщиками.
Макгилл промолчал. Несколько минут они просидели в тишине. Им было жарко в пожарных костюмах, и сержант включил вентиляцию кабины.
Сорентино осмотрел датчики на приборной панели. В машине имелось девятьсот фунтов специального порошка "К", используемого для тушения электропроводки, и семьсот пятьдесят галлонов воды.
– Все системы в порядке, – доложил Сорентино сержанту.
Макгилл отметил про себя, что за неделю это был уже шестой вызов его аварийной команды. Оправданным оказался только один – возник пожар при посадке самолета "Дельта-737". Худо-бедно прошло уже пять лет с того момента, когда он действительно боролся с настоящим пожаром на борту самолета. Тогда загорелся двигатель у "Аэробуса-300" и самолет почти потерял управление. С ситуацией захвата самолета лично Макгилл никогда не сталкивался, в такой переделке побывал всего один парень из их команды, но он сегодня не дежурил.
Сержант снова обратился к Сорентино:
– После того как этот самолет сойдет с посадочной полосы, мы проследуем за ним до самого выхода.
– Ладно. Возьмем с собой еще какие-нибудь машины?
– Да, возьмем две патрульные машины... просто на тот случай, если на борту какая-то нештатная ситуация.
– Понял.
Макгилл знал, что у него отличная команда. Все его парни любили свою работу и прошли трудный путь, работая в таких жутких местах, как автовокзалы, мосты, тоннели. Они патрулировали аэропорт, отлавливали проституток, сутенеров, торговцев наркотиками и наркоманов, снимали пьяниц с моста, вытаскивали из тоннеля, разыскивали сбежавших подростков и тому подобное. Каждый человек в его команде был прекрасно подготовленным добровольцем, теоретически команда была готова к тому, чтобы потушить крупномасштабный пожар на борту самолета, вступить в бой с террористами, захватившими самолет, оказать медицинскую помощь даже в случае сердечного приступа. Все члены команды потенциальные герои, но последние десять лет обстановка в аэропорту была довольно спокойной, и Макгилл даже подумал, не разленились ли его парни за это время.
Просунув голову в открытое окно машины, Макгилл обратился к одному из пожарных, Тони Сорентино:
– Никаких видимых проблем. Передай по радио.
Сорентино, также облаченный в пожарный костюм, взял микрофон, связался с другими машинами аварийной команды и передал им слова сержанта. Все машины подтвердили прием сообщения.
– Передай, готовность обычная, следовать за самолетом, пока он не покинет посадочную полосу.
Сорентино снова передал сообщение и снова получил подтверждение.
На связь с Макгиллом вышел командир другой спасательной команды, Рон Рамос.
– Энди, нужна наша помощь?
– Нет, но оставайтесь в готовности, мы ведь до сих пор не можем связаться с пилотом.
Макгилл навел бинокль на возвышавшуюся вдали диспетчерскую вышку. Несмотря на солнечные блики, он мог видеть, что несколько человек столпились возле большого окна. Значит, в диспетчерской явно встревожены сложившейся ситуацией.
Распахнув дверцу автомобиля, Макгилл забрался в кабину и уселся рядом с Сорентино, сидевшим за рулем.
– Ну, Тони, что ты об этом думаешь?
– А мне не платят за то, чтобы я думал, – ответил Сорентино.
– Но если бы тебе пришлось подумать?
– По-моему, нет никаких проблем, кроме отсутствия радиосвязи. Мне бы не хотелось сегодня тушить пожар или возиться с угонщиками.
Макгилл промолчал. Несколько минут они просидели в тишине. Им было жарко в пожарных костюмах, и сержант включил вентиляцию кабины.
Сорентино осмотрел датчики на приборной панели. В машине имелось девятьсот фунтов специального порошка "К", используемого для тушения электропроводки, и семьсот пятьдесят галлонов воды.
– Все системы в порядке, – доложил Сорентино сержанту.
Макгилл отметил про себя, что за неделю это был уже шестой вызов его аварийной команды. Оправданным оказался только один – возник пожар при посадке самолета "Дельта-737". Худо-бедно прошло уже пять лет с того момента, когда он действительно боролся с настоящим пожаром на борту самолета. Тогда загорелся двигатель у "Аэробуса-300" и самолет почти потерял управление. С ситуацией захвата самолета лично Макгилл никогда не сталкивался, в такой переделке побывал всего один парень из их команды, но он сегодня не дежурил.
Сержант снова обратился к Сорентино:
– После того как этот самолет сойдет с посадочной полосы, мы проследуем за ним до самого выхода.
– Ладно. Возьмем с собой еще какие-нибудь машины?
– Да, возьмем две патрульные машины... просто на тот случай, если на борту какая-то нештатная ситуация.
– Понял.
Макгилл знал, что у него отличная команда. Все его парни любили свою работу и прошли трудный путь, работая в таких жутких местах, как автовокзалы, мосты, тоннели. Они патрулировали аэропорт, отлавливали проституток, сутенеров, торговцев наркотиками и наркоманов, снимали пьяниц с моста, вытаскивали из тоннеля, разыскивали сбежавших подростков и тому подобное. Каждый человек в его команде был прекрасно подготовленным добровольцем, теоретически команда была готова к тому, чтобы потушить крупномасштабный пожар на борту самолета, вступить в бой с террористами, захватившими самолет, оказать медицинскую помощь даже в случае сердечного приступа. Все члены команды потенциальные герои, но последние десять лет обстановка в аэропорту была довольно спокойной, и Макгилл даже подумал, не разленились ли его парни за это время.