Страница:
– Рейс один семь пять, говорит Нью-Йорк, вы меня слышите?
Ответа не последовало.
Уолтерс вызвал еще раз.
И снова молчание.
Тишину в комнате нарушало лишь гудение электроники. Никто из стоявших вокруг не подал ни одной реплики. Неразумно было что-то говорить в ситуации, которая могла случиться с каждым из диспетчеров.
Наконец один из диспетчеров обратился к Эшкингу:
– Босс, задайте после всего этому парню хорошую трепку, я из-за него не успел перекусить, да и кофе остыл.
Несколько диспетчеров засмеялись, но смех тут же стих.
Эшкинг прокашлялся.
– Ладно, нечего тут толпиться, займитесь полезным делом. Расходитесь.
Диспетчеры разошлись, оставив Эшкинга и Уолтерса вдвоем.
– Мне это не нравится, – тихо промолвил Эшкинг.
– Мне тоже.
Эшкинг откатил от соседнего стола кресло на колесиках и поставил его рядом с креслом Уолтерса. Затем внимательно посмотрел на экран радара, сосредоточившись на проблемном самолете. Опознавательная метка на экране указывала, что это "Боинг-747" новой серии 700, самый крупный, последней модификации. Самолет двигался точно в соответствии с полетным планом, приближаясь к аэропорту Кеннеди.
– Черт побери, что же могло случиться со связью? – пробормотал Эшкинг.
Подумав минуту, Уолтерс ответил:
– Аппаратура не могла выйти из строя... поэтому я думаю, что либо выключен звук, либо сломался переключатель частот, либо повреждены антенны.
– Да?
– Да...
– Но... если выключен звук или сломался переключатель частот, то экипаж давно бы уже обнаружил это.
Уолтерс кивнул:
– Да... поэтому, возможно, сломана антенна... или, знаешь, это новая модель, могла забарахлить электроника. Такое возможно.
– Возможно. Но маловероятно. С рейсом один семь пять нет связи уже в течение нескольких часов. Как ты думаешь... не могли они все уснуть?
Замявшись, Уолтерс ответил:
– Что ж... такое случается, но за это время в кабину наверняка зашли бы стюардесса или бортпроводник.
– Ты прав. Радиосвязь отсутствует слишком долго.
– Понимаешь, когда самолет снижался и менял эшелон, они должны были связаться с нами. Предположим, в этот момент они обнаружили, что радио вышло из строя, но пилот мог воспользоваться каналом передачи данных и отправить по телетайпу сообщение в свою компанию, а они бы к этому времени позвонили нам.
Эшкинг задумался над словами Уолтерса.
– Вот поэтому я начинаю склоняться к мысли, что, как ты сказал, вышла из строя антенна. А сколько антенн у этого самолета?
– Точно не знаю, но много.
– Могли они все сломаться?
– Теоретически могли.
Эшкинг снова задумался.
– Ладно, предположим, капитан знает о том, что у него не работает радиосвязь... но он действительно мог воспользоваться мобильной телефонной связью с землей, позвонить кому-нибудь, кто предупредил бы нас. Я хочу сказать, что такое случалось... и пилоты пользовались мобильником.
Уолтерс кивнул.
Они вдвоем внимательно уставились на экран радара, наблюдая за отметкой, которая медленно двигалась справа налево. Наконец Боб Эшкинг сказал то, чего ему говорить не хотелось:
– Возможно, это захват.
Уолтерс промолчал.
– Сэм?
– Да... но посмотри, авиалайнер в точности выполняет полетный план: курс и высота – все правильно; они используют код бортового ответчика для трансатлантических перелетов. Если бы самолет захватили, капитан должен был сменить код ответчика и послать сигнал о захвате, чтобы предупредить нас.
– Конечно... – Эшкинг понимал, что ситуация не похожа на захват. Просто долгое время нет радиосвязи с авиалайнером, а в остальном все нормально. И все же возможно, что угонщик очень опытный, он знает про смену кода и сигнал и приказал пилотам не прикасаться к переключателю бортового ответчика.
И еще Эшкинг понимал, что сейчас вся ответственность ложится на него. Он мысленно выругал себя за то, что добровольно вызвался дежурить в субботу. Жена уехала во Флориду навестить родителей, дети были на занятиях в колледже, и Боб подумал, что лучше пойти на дежурство, чем сидеть дома в одиночестве. Как же он ошибся! Жаль, что у него нет хобби, а то было бы чем заняться в субботу, кроме работы.
– Что мы еще можем сделать? – спросил Уолтерс.
– Продолжай делать то, что делаешь. А я свяжусь с диспетчером аэропорта Кеннеди, потом позвоню в Центр трансконтинентальных операций.
– Хорошая идея.
Эшкинг поднялся с кресла.
– Сэм, я не верю, что возникла серьезная проблема, но мы проявим некомпетентность, если не сообщим о сложившейся ситуации.
Уолтерс мысленно перевел слова начальника: "Не стоит паниковать, а то может показаться, что мы не в силах справиться с ситуацией. Однако на всякий случай лучше прикрыть свои задницы".
– Вызови девятнадцатый сектор и передай ему рейс один семь пять, – приказал Эшкинг.
– Хорошо.
– И звони мне, если будут какие-то новости.
– Позвоню.
Эшкинг повернулся и направился в свой отгороженный стеклом кабинет. Здесь он уселся за стол и подождал несколько минут в надежде, что Сэм Уолтерс позвонит и сообщите восстановлении радиосвязи. Затем Боб подумал о том, что скажет диспетчеру аэропорта Кеннеди. Он решил, что это будет строго дозированная информация для сведения, без малейшего намека на тревогу или озабоченность, никаких предположений – ничего, кроме фактов. А вот во время звонка в Центр трансконтинентальных операций следует в разумных пределах высказать тревогу и озабоченность.
Эшкинг снял трубку телефона и сначала набрал номер диспетчера аэропорта Кеннеди. Дожидаясь, пока ему ответят, Боб подумал: а может, все-таки надо сказать им, что он нутром чует – здесь явно что-то не так.
Глава 3
Глава 4
Ответа не последовало.
Уолтерс вызвал еще раз.
И снова молчание.
Тишину в комнате нарушало лишь гудение электроники. Никто из стоявших вокруг не подал ни одной реплики. Неразумно было что-то говорить в ситуации, которая могла случиться с каждым из диспетчеров.
Наконец один из диспетчеров обратился к Эшкингу:
– Босс, задайте после всего этому парню хорошую трепку, я из-за него не успел перекусить, да и кофе остыл.
Несколько диспетчеров засмеялись, но смех тут же стих.
Эшкинг прокашлялся.
– Ладно, нечего тут толпиться, займитесь полезным делом. Расходитесь.
Диспетчеры разошлись, оставив Эшкинга и Уолтерса вдвоем.
– Мне это не нравится, – тихо промолвил Эшкинг.
– Мне тоже.
Эшкинг откатил от соседнего стола кресло на колесиках и поставил его рядом с креслом Уолтерса. Затем внимательно посмотрел на экран радара, сосредоточившись на проблемном самолете. Опознавательная метка на экране указывала, что это "Боинг-747" новой серии 700, самый крупный, последней модификации. Самолет двигался точно в соответствии с полетным планом, приближаясь к аэропорту Кеннеди.
– Черт побери, что же могло случиться со связью? – пробормотал Эшкинг.
Подумав минуту, Уолтерс ответил:
– Аппаратура не могла выйти из строя... поэтому я думаю, что либо выключен звук, либо сломался переключатель частот, либо повреждены антенны.
– Да?
– Да...
– Но... если выключен звук или сломался переключатель частот, то экипаж давно бы уже обнаружил это.
Уолтерс кивнул:
– Да... поэтому, возможно, сломана антенна... или, знаешь, это новая модель, могла забарахлить электроника. Такое возможно.
– Возможно. Но маловероятно. С рейсом один семь пять нет связи уже в течение нескольких часов. Как ты думаешь... не могли они все уснуть?
Замявшись, Уолтерс ответил:
– Что ж... такое случается, но за это время в кабину наверняка зашли бы стюардесса или бортпроводник.
– Ты прав. Радиосвязь отсутствует слишком долго.
– Понимаешь, когда самолет снижался и менял эшелон, они должны были связаться с нами. Предположим, в этот момент они обнаружили, что радио вышло из строя, но пилот мог воспользоваться каналом передачи данных и отправить по телетайпу сообщение в свою компанию, а они бы к этому времени позвонили нам.
Эшкинг задумался над словами Уолтерса.
– Вот поэтому я начинаю склоняться к мысли, что, как ты сказал, вышла из строя антенна. А сколько антенн у этого самолета?
– Точно не знаю, но много.
– Могли они все сломаться?
– Теоретически могли.
Эшкинг снова задумался.
– Ладно, предположим, капитан знает о том, что у него не работает радиосвязь... но он действительно мог воспользоваться мобильной телефонной связью с землей, позвонить кому-нибудь, кто предупредил бы нас. Я хочу сказать, что такое случалось... и пилоты пользовались мобильником.
Уолтерс кивнул.
Они вдвоем внимательно уставились на экран радара, наблюдая за отметкой, которая медленно двигалась справа налево. Наконец Боб Эшкинг сказал то, чего ему говорить не хотелось:
– Возможно, это захват.
Уолтерс промолчал.
– Сэм?
– Да... но посмотри, авиалайнер в точности выполняет полетный план: курс и высота – все правильно; они используют код бортового ответчика для трансатлантических перелетов. Если бы самолет захватили, капитан должен был сменить код ответчика и послать сигнал о захвате, чтобы предупредить нас.
– Конечно... – Эшкинг понимал, что ситуация не похожа на захват. Просто долгое время нет радиосвязи с авиалайнером, а в остальном все нормально. И все же возможно, что угонщик очень опытный, он знает про смену кода и сигнал и приказал пилотам не прикасаться к переключателю бортового ответчика.
И еще Эшкинг понимал, что сейчас вся ответственность ложится на него. Он мысленно выругал себя за то, что добровольно вызвался дежурить в субботу. Жена уехала во Флориду навестить родителей, дети были на занятиях в колледже, и Боб подумал, что лучше пойти на дежурство, чем сидеть дома в одиночестве. Как же он ошибся! Жаль, что у него нет хобби, а то было бы чем заняться в субботу, кроме работы.
– Что мы еще можем сделать? – спросил Уолтерс.
– Продолжай делать то, что делаешь. А я свяжусь с диспетчером аэропорта Кеннеди, потом позвоню в Центр трансконтинентальных операций.
– Хорошая идея.
Эшкинг поднялся с кресла.
– Сэм, я не верю, что возникла серьезная проблема, но мы проявим некомпетентность, если не сообщим о сложившейся ситуации.
Уолтерс мысленно перевел слова начальника: "Не стоит паниковать, а то может показаться, что мы не в силах справиться с ситуацией. Однако на всякий случай лучше прикрыть свои задницы".
– Вызови девятнадцатый сектор и передай ему рейс один семь пять, – приказал Эшкинг.
– Хорошо.
– И звони мне, если будут какие-то новости.
– Позвоню.
Эшкинг повернулся и направился в свой отгороженный стеклом кабинет. Здесь он уселся за стол и подождал несколько минут в надежде, что Сэм Уолтерс позвонит и сообщите восстановлении радиосвязи. Затем Боб подумал о том, что скажет диспетчеру аэропорта Кеннеди. Он решил, что это будет строго дозированная информация для сведения, без малейшего намека на тревогу или озабоченность, никаких предположений – ничего, кроме фактов. А вот во время звонка в Центр трансконтинентальных операций следует в разумных пределах высказать тревогу и озабоченность.
Эшкинг снял трубку телефона и сначала набрал номер диспетчера аэропорта Кеннеди. Дожидаясь, пока ему ответят, Боб подумал: а может, все-таки надо сказать им, что он нутром чует – здесь явно что-то не так.
Глава 3
Я сидел в комнате вместе с коллегами: Тедом Нэшем, супершпионом из ЦРУ; Джорджем Фостером, бойскаутом из ФБР; Ником Монти, хорошим парнем из Департамента полиции Нью-Йорка; и Кейт Мэйфилд, золотой девочкой из ФБР. Все расположились в креслах, которые забрали от свободных столов, и каждый держал в руке керамическую чашку с кофе. Я с удовольствием добавил бы к кофе пончик с сахарной пудрой, но люди почему-то всегда смеялись при виде полицейского с пончиком, и я подавил в себе это желание.
Мы все сняли пиджаки, продемонстрировав друг другу плечевые кобуры. За двадцать лет службы в правоохранительных органах я открыл для себя, что вид плечевой кобуры заставляет всех говорить чуточку тише, даже женщин.
Все были заняты тем, что листали папки с данными на нашего перебежчика, которого звали Асад Халил. Обычно полицейские называли эти документы папками, а мои новые друзья – досье. Так что получалось, что полицейские, сидя на своих задницах, листали содержимое папок, а федералы, сидя на своих мягких местах, просматривали досье.
Информация в папке называется установочными данными на подозреваемого, а информация в досье, как я думаю, так и называется – информация. Одно и тоже, но мне надо привыкать к языку федералов.
Как бы там ни было, мало чего ценного содержалось в моей папке, или в их досье, за исключением, пожалуй, цветной фотографии, переданной из посольства в Париже. Скудные биографические данные перебежчика да еще краткий отчет с умозаключениями, состряпанными ЦРУ, Интерполом, британской службой МИ-6, французской Сюртэ и целой кучей других полицейских и шпионов, шастающих по Европе. В биографических данных говорилось, что наш перебежчик ливиец, около тридцати лет, семьи нет, говорит, разумеется, на арабском и, кроме того, на английском, французском, немного на итальянском, еще меньше на немецком.
Я бросил взгляд на часы, потянулся, зевнул и огляделся по сторонам. Клуб "Конкистадор" служил оперативным штабом не только для ОАС, но и для ЦРУ, ФБР и бог знает для кого еще. Однако в этот субботний день здесь присутствовали только пятеро членов ОАС, дежурный офицер, которую звали Мег, да еще секретарша Нэнси Тейт. Кстати, стены помещения имели свинцовые экраны, чтобы никто снаружи не мог подслушивать с помощью специальной аппаратуры, и чтобы даже Супермен ничего не смог разглядеть.
– Насколько я понимаю, ты хочешь уйти от нас, – обратился ко мне Тед Нэш.
Я не ответил, но посмотрел на Нэша. Он был модником, и, знаете, все у него было пошито на заказ, даже туфли и кобура. Симпатичный, загорелый, темные волосы с легкой проседью. Я отчетливо припомнил, что Бет Пенроуз проявляла к нему определенный интерес. Я попытался убедить себя, что, конечно же, не из-за этого недолюбливаю его, однако наверняка и это добавляло дров в тлеющий костер моей неприязни.
– Советую тебе еще раз хорошенько обдумать свое решение, – вступил в разговор Джордж Фостер.
– Да что ты говоришь?
Фостер, будучи старшим офицером ФБР, являлся как бы начальником, к чему совершенно спокойно относился Нэш, который на самом деле не принадлежал к нашей команде, а просто изредка прикомандировывался к ней, когда ситуация требовала присутствия сотрудника ЦРУ, как сегодня.
Фостер, одетый в серый шерстяной костюм, который сам за себя говорил: "Я из ФБР", – продолжил довольно резким тоном:
– Тед через несколько недель уезжает в командировку за границу, и тогда нас останется только четверо.
– А почему бы ему не уехать прямо сейчас? – осторожно предложил я.
Нэш рассмеялся.
Между прочим, мистер Тед Нэш, кроме ухаживания за Бет Пенроуз, добавил к списку своих грехов еще один – во время нашего совместного расследования он пытался угрожать мне. А я такие вещи не забываю.
– Сейчас мы расследуем интересное и важное дело, – продолжил Фостер. – Оно связано с убийством экстремистами в Нью-Йорке миролюбивого палестинца. И нам нужна твоя помощь.
– Правда? – Чутье подсказывало мне – здесь что-то нечисто. Значит, Фостеру и Нэшу потребовался парень, на которого можно будет свалить вину за неудачу, и, что бы я ни делал, я обречен на заклание. У меня нет опыта для новой работы, и меня мог обгадить любой прохвост, если я не буду осторожен.
Странным совпадением казалось мне и то, что я изначально попал именно в эту команду. ОАС – довольно большое подразделение, поэтому подобное назначение выглядело слегка подозрительным. И потом, эти двое, "болван и олух", потребовали, чтобы меня включили в их команду якобы из-за моего опыта в области расследования убийств. Надо будет спросить Дома Фанелли, откуда он узнал о наборе специальных агентов по контракту. Конечно, я целиком доверяю Дому, он тут ни при чем. Пожалуй, Ник Монти тоже чист. Копы вообще не подставляют друг друга, а уж тем более федералам.
Я взглянул на Кейт Мэйфилд. Мое холодное, стальное сердце непременно разорвалось бы, узнай я, что она в заговоре против меня вместе с Фостером и Нэшем.
Кейт улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ. Если бы я охотился за Джоном Кори, то на месте Фостера или Нэша использовал бы в качестве приманки Кейт Мэйфилд.
– К этой работе надо привыкнуть, – обратился ко мне Ник Монти. – Знаешь, около половины копов и бывших копов, поступивших сюда на службу, уходят. Получается, что вроде бы мы все одна большая счастливая семья, но копы в ней дети, которые прогуливают школу, выполняют какую-то случайную работу и постоянно пытаются одолжить у других машину.
– Ник, но это же неправда, – возразила Кейт.
Монти рассмеялся.
– Нет, правда. – Он посмотрел на меня: – Мы как-нибудь еще поговорим с тобой об этом за кружкой пива.
Я обратился ко всем присутствующим:
– Я буду постоянно помнить об этом.
На самом деле моя фраза означала: "Да пошли вы все". Однако вслух я этого не произнес, поскольку требовалось усыпить их бдительность. Честно говоря, я вел себя с новыми коллегами не совсем вежливо еще и потому, что скучал по Департаменту полиции Нью-Йорка, скучал по настоящей работе. Пожалуй, мне даже было немного жаль себя, и меня одолевала ностальгия по старым добрым временам.
Я посмотрел на Ника Монти и встретился с ним взглядом. Мы не сталкивались по работе в полиции, но я знал, что он служил детективом в отделе разведки, что прекрасно подходило для новой работы. А я, наверное, понадобился для того, чтобы расследовать убийство палестинца и других случаев, связанных с убийством, поэтому со мной и заключили контракт.
– А ты знаешь, почему итальянцы не любят "Свидетелей Иеговы"? – спросил я у Ника.
– Нет... а почему?
– Потому что итальянцы вообще не любят никаких свидетелей. Ник расхохотался от души, а трое остальных посмотрели на меня с таким видом, как будто я сказал что-то неприличное. Надо понимать, что федералы стараются соблюдать политическую корректность, поскольку страх как боятся "вашингтонскую полицию мыслей". Они до смерти запуганы глупыми директивами, которые постоянно текут из Вашингтона таким потоком, словно у них там настоящий понос. Мы же относимся к своим словам менее трепетно, так и надо. А вот федералы буквально рехнулись на том, как бы не оскорбить какую-нибудь этническую группу. Поэтому и несут всякую чушь вроде: "Здравствуйте, мистер террорист, меня зовут Джон Форстер, я получил задание арестовать вас".
Но тем не менее Ник сказал мне:
– Вам неудовлетворительная оценка за поведение, детектив Кори. Это расовое оскорбление.
Что касается Ника Монти, то ему слегка перевалило за пятьдесят, он был женат, имел детей. Лысый, с небольшим брюшком, он выглядел совсем безобидным, и невозможно было представить себе, что он работает в разведке. Но Ник, вероятно, был очень хорош в своем деле, иначе федералы не стали бы сманивать его к себе.
Я углубился в чтение бумаг, находившихся в папке. Оказывается, этот арабский джентльмен колесил по всей Западной Европе, и там, где он побывал, случались несчастья с американцами или с англичанами: бомба в британском посольстве в Риме, бомба в американском кафедральном соборе в Париже, бомба в американской лютеранской церкви во Франкфурте, убийство топором офицера ВВС США в окрестностях авиабазы Лейкенхит в Англии, убийство из пистолета в Брюсселе трех американских школьников, чьи отцы были офицерами НАТО. Последний случай показался мне особенно отвратительным. Интересно, что за проблема у этого парня.
Как бы там ни было, ни один из вышеупомянутых случаев нельзя было напрямую связать с этим Халилом, поэтому за ним установили наблюдение, чтобы выяснить, с кем он связан, либо взять с поличным. Но похоже, этот предполагаемый террорист не имел никаких знакомых и сообщников: он вообще ни с кем не встречался. Смех, да и только.
В досье я нашел письменное донесение агента, подписанное псевдонимом и направленное в неназванный разведывательный орган. В донесении говорилось: "Асад Халил въезжает в страну открыто и легально, пользуясь своим ливийским паспортом и изображая из себя туриста. Власти получают предупреждение и устанавливают за ним слежку с целью выявления контактов. Но ему постоянно удается уходить от слежки и тайком покидать страну, так как на границе никогда не бывает отметок о его выезде. Настоятельно рекомендую в следующий раз задержать и допросить его при въезде в страну".
Я кивнул. Хорошая мысль, Шерлок. Именно это мы и собираемся сделать.
Но во всем этом деле меня тревожило то, что этот Асад Халил не был похож на идиота, который мог появиться в посольстве США в Париже и добровольно сдаться, когда против него не было конкретных улик.
Я прочитал последнюю страницу досье. Что же у нас есть? Одиночка, который плохо относится к западной цивилизации, вот и все. Ладно, скоро выясним, что же в действительности представляет собой этот парень.
Внимательно рассмотрев цветную фотографию из Парижа, я пришел к выводу, что мистер Халил внешне совсем не похож на злодея. Я бы даже сказал, что это довольно симпатичный тип: крючковатый нос, гладкие, зачесанные назад волосы, глубокие темные глаза. Наверняка нравится девушкам или мужчинам – в зависимости от его сексуальной ориентации.
Мои коллеги принялись рассуждать о предстоящей операции, и, судя по их разговору, сегодня нам предстояло просто задержать мистера Халила, привести сюда, провести быстрый предварительный допрос, сделать несколько фотографий, снять отпечатки пальцев – и все. Помогать нам с бумажной работой будет сотрудник из Службы иммиграции и натурализации. В федеральной системе множество всяких излишеств, так что, если что-то случится, никак не меньше пяти сотен людей будут перекладывать ответственность друг на друга.
Нам предстояло провести здесь с арестованным час или два, а затем сопроводить его на Федерал-Плаза, где, как я думаю, им займутся специалисты, которые вместе с нашей командой будут определять искренность его бегства из мусульманского мира в христианский и так далее. А через день, через неделю, а может, и через несколько месяцев мистера Халила перевезут на какую-нибудь базу ЦРУ в окрестностях Вашингтона, где он проторчит еще год, а потом получит деньги и новые документы. Возможно, ЦРУ даже сделает из бедняги красавчика, похожего на киноартиста.
– У кого белокурые волосы, голубые глаза, большие сиськи, а живет он на юге Франции? – спросил я, обращаясь к коллегам.
Похоже, ответа на эту загадку они не знали. Тогда я сам ответил:
– Салман Рушди.
Ник рассмеялся и хлопнул себя по колену.
– Еще одна двойка по поведению.
Двое других мужчин скупо улыбнулись, а Кейт вытаращила глаза и попыталась отвлечь меня разговором от шуток.
– Из плана операции тебе, наверное, известно, что Асада Халила сопровождают Фил Хандри из ФБР и Питер Горман из ЦРУ. Они отвечали за Халила в Париже и теперь везут его сюда в бизнес-классе. Пока не решат, будет ли мистер Халил выступать в качестве правительственного свидетеля или не будет, он останется в наручниках.
– А как мы будем их встречать? – поинтересовался я.
– Оба агента и мистер Халил выйдут из самолета первыми. Мы будем ожидать их в раздвижном коридоре, у дверцы самолета. – Кейт взглянула на часы, затем встала и посмотрела на монитор. – Самолет прибывает по расписанию. Через десять минут нам надо выходить.
Слово взял Тед Нэш.
– Разумеется, мы не ожидаем никаких неприятностей, но все же следует быть начеку. Если кто-то захочет убить этого парня, то у них будет всего несколько возможностей – в раздвижном коридоре, по пути машины сюда, либо во время следования в Манхэттен. После этого Халил исчезнет в тайниках системы, и больше никто не увидит его и не услышит о нем.
– Я попросил ребят из Портового управления и полицейских в штатском подежурить на площадке возле машины, – добавил Ник. – И до Федерал-Плаза нас будет сопровождать полицейский эскорт. Так что если кто-то попытается устранить этого парня, то это будет задача для камикадзе.
– Такой вариант тоже нельзя исключать, – заметил Фостер.
– В Париже на него надели бронежилет, – сообщила Кейт. – Приняты все меры предосторожности, так что проблем не должно возникнуть.
Не должно. Во всяком случае, здесь, на американской земле. В действительности я не припомню случая, чтобы федералы или копы потеряли заключенного или свидетеля во время перевозки. Так что эта миссия сродни прогулке по парку. Ладно, шутки в сторону, надо выполнять рутинную работу, даже если она тебе не нравится. Мы ведь имеем дело с террористами, которые уже продемонстрировали, на что способны.
Мы шаг за шагом обговорили наши действия по пути к терминалу, в раздвижном коридоре, на стоянке автомобиля. Нам предстояло посадить Халила, Гормана и Хандри в бронированный фургон без опознавательных знаков, затем в сопровождении двух полицейских машин привезти его сюда, в наш частный клуб. Отсюда мы позвоним в Службу иммиграции и натурализации и вызовем сюда их представителя.
Закончив со всеми формальностями, мы вернемся в фургон и отправимся окружным путем в Манхэттен, чтобы объехать мусульманские кварталы в Бруклине. В качестве отвлекающей приманки будут задействованы еще тюремный фургон и полицейский эскорт. Если повезет, то к шести часам я буду свободен и отправлюсь на Лонг-Айленд на свидание с Бет Пенроуз.
В этот момент в комнату заглянула Нэнси:
– Прибыл фургон.
Фостер поднялся с кресла и объявил:
– Пора выдвигаться.
Уже в самую последнюю минуту Фостер обратился ко мне и к Нику:
– Может, один из вас останется здесь на тот случай, если позвонит начальство?
– Я останусь, – вызвался Ник.
Фостер записал на листке номер своего мобильного телефона и протянул листок Нику.
– Будем на связи. Сообщи, если кто-то позвонит сюда.
– Хорошо.
По пути к выходу я бросил взгляд на монитор. По расписанию самолет приземлялся через двадцать минут.
Впоследствии я часто задумывался над тем, как все могло бы сложиться, если бы я остался в клубе вместо Ника.
Мы все сняли пиджаки, продемонстрировав друг другу плечевые кобуры. За двадцать лет службы в правоохранительных органах я открыл для себя, что вид плечевой кобуры заставляет всех говорить чуточку тише, даже женщин.
Все были заняты тем, что листали папки с данными на нашего перебежчика, которого звали Асад Халил. Обычно полицейские называли эти документы папками, а мои новые друзья – досье. Так что получалось, что полицейские, сидя на своих задницах, листали содержимое папок, а федералы, сидя на своих мягких местах, просматривали досье.
Информация в папке называется установочными данными на подозреваемого, а информация в досье, как я думаю, так и называется – информация. Одно и тоже, но мне надо привыкать к языку федералов.
Как бы там ни было, мало чего ценного содержалось в моей папке, или в их досье, за исключением, пожалуй, цветной фотографии, переданной из посольства в Париже. Скудные биографические данные перебежчика да еще краткий отчет с умозаключениями, состряпанными ЦРУ, Интерполом, британской службой МИ-6, французской Сюртэ и целой кучей других полицейских и шпионов, шастающих по Европе. В биографических данных говорилось, что наш перебежчик ливиец, около тридцати лет, семьи нет, говорит, разумеется, на арабском и, кроме того, на английском, французском, немного на итальянском, еще меньше на немецком.
Я бросил взгляд на часы, потянулся, зевнул и огляделся по сторонам. Клуб "Конкистадор" служил оперативным штабом не только для ОАС, но и для ЦРУ, ФБР и бог знает для кого еще. Однако в этот субботний день здесь присутствовали только пятеро членов ОАС, дежурный офицер, которую звали Мег, да еще секретарша Нэнси Тейт. Кстати, стены помещения имели свинцовые экраны, чтобы никто снаружи не мог подслушивать с помощью специальной аппаратуры, и чтобы даже Супермен ничего не смог разглядеть.
– Насколько я понимаю, ты хочешь уйти от нас, – обратился ко мне Тед Нэш.
Я не ответил, но посмотрел на Нэша. Он был модником, и, знаете, все у него было пошито на заказ, даже туфли и кобура. Симпатичный, загорелый, темные волосы с легкой проседью. Я отчетливо припомнил, что Бет Пенроуз проявляла к нему определенный интерес. Я попытался убедить себя, что, конечно же, не из-за этого недолюбливаю его, однако наверняка и это добавляло дров в тлеющий костер моей неприязни.
– Советую тебе еще раз хорошенько обдумать свое решение, – вступил в разговор Джордж Фостер.
– Да что ты говоришь?
Фостер, будучи старшим офицером ФБР, являлся как бы начальником, к чему совершенно спокойно относился Нэш, который на самом деле не принадлежал к нашей команде, а просто изредка прикомандировывался к ней, когда ситуация требовала присутствия сотрудника ЦРУ, как сегодня.
Фостер, одетый в серый шерстяной костюм, который сам за себя говорил: "Я из ФБР", – продолжил довольно резким тоном:
– Тед через несколько недель уезжает в командировку за границу, и тогда нас останется только четверо.
– А почему бы ему не уехать прямо сейчас? – осторожно предложил я.
Нэш рассмеялся.
Между прочим, мистер Тед Нэш, кроме ухаживания за Бет Пенроуз, добавил к списку своих грехов еще один – во время нашего совместного расследования он пытался угрожать мне. А я такие вещи не забываю.
– Сейчас мы расследуем интересное и важное дело, – продолжил Фостер. – Оно связано с убийством экстремистами в Нью-Йорке миролюбивого палестинца. И нам нужна твоя помощь.
– Правда? – Чутье подсказывало мне – здесь что-то нечисто. Значит, Фостеру и Нэшу потребовался парень, на которого можно будет свалить вину за неудачу, и, что бы я ни делал, я обречен на заклание. У меня нет опыта для новой работы, и меня мог обгадить любой прохвост, если я не буду осторожен.
Странным совпадением казалось мне и то, что я изначально попал именно в эту команду. ОАС – довольно большое подразделение, поэтому подобное назначение выглядело слегка подозрительным. И потом, эти двое, "болван и олух", потребовали, чтобы меня включили в их команду якобы из-за моего опыта в области расследования убийств. Надо будет спросить Дома Фанелли, откуда он узнал о наборе специальных агентов по контракту. Конечно, я целиком доверяю Дому, он тут ни при чем. Пожалуй, Ник Монти тоже чист. Копы вообще не подставляют друг друга, а уж тем более федералам.
Я взглянул на Кейт Мэйфилд. Мое холодное, стальное сердце непременно разорвалось бы, узнай я, что она в заговоре против меня вместе с Фостером и Нэшем.
Кейт улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ. Если бы я охотился за Джоном Кори, то на месте Фостера или Нэша использовал бы в качестве приманки Кейт Мэйфилд.
– К этой работе надо привыкнуть, – обратился ко мне Ник Монти. – Знаешь, около половины копов и бывших копов, поступивших сюда на службу, уходят. Получается, что вроде бы мы все одна большая счастливая семья, но копы в ней дети, которые прогуливают школу, выполняют какую-то случайную работу и постоянно пытаются одолжить у других машину.
– Ник, но это же неправда, – возразила Кейт.
Монти рассмеялся.
– Нет, правда. – Он посмотрел на меня: – Мы как-нибудь еще поговорим с тобой об этом за кружкой пива.
Я обратился ко всем присутствующим:
– Я буду постоянно помнить об этом.
На самом деле моя фраза означала: "Да пошли вы все". Однако вслух я этого не произнес, поскольку требовалось усыпить их бдительность. Честно говоря, я вел себя с новыми коллегами не совсем вежливо еще и потому, что скучал по Департаменту полиции Нью-Йорка, скучал по настоящей работе. Пожалуй, мне даже было немного жаль себя, и меня одолевала ностальгия по старым добрым временам.
Я посмотрел на Ника Монти и встретился с ним взглядом. Мы не сталкивались по работе в полиции, но я знал, что он служил детективом в отделе разведки, что прекрасно подходило для новой работы. А я, наверное, понадобился для того, чтобы расследовать убийство палестинца и других случаев, связанных с убийством, поэтому со мной и заключили контракт.
– А ты знаешь, почему итальянцы не любят "Свидетелей Иеговы"? – спросил я у Ника.
– Нет... а почему?
– Потому что итальянцы вообще не любят никаких свидетелей. Ник расхохотался от души, а трое остальных посмотрели на меня с таким видом, как будто я сказал что-то неприличное. Надо понимать, что федералы стараются соблюдать политическую корректность, поскольку страх как боятся "вашингтонскую полицию мыслей". Они до смерти запуганы глупыми директивами, которые постоянно текут из Вашингтона таким потоком, словно у них там настоящий понос. Мы же относимся к своим словам менее трепетно, так и надо. А вот федералы буквально рехнулись на том, как бы не оскорбить какую-нибудь этническую группу. Поэтому и несут всякую чушь вроде: "Здравствуйте, мистер террорист, меня зовут Джон Форстер, я получил задание арестовать вас".
Но тем не менее Ник сказал мне:
– Вам неудовлетворительная оценка за поведение, детектив Кори. Это расовое оскорбление.
Что касается Ника Монти, то ему слегка перевалило за пятьдесят, он был женат, имел детей. Лысый, с небольшим брюшком, он выглядел совсем безобидным, и невозможно было представить себе, что он работает в разведке. Но Ник, вероятно, был очень хорош в своем деле, иначе федералы не стали бы сманивать его к себе.
Я углубился в чтение бумаг, находившихся в папке. Оказывается, этот арабский джентльмен колесил по всей Западной Европе, и там, где он побывал, случались несчастья с американцами или с англичанами: бомба в британском посольстве в Риме, бомба в американском кафедральном соборе в Париже, бомба в американской лютеранской церкви во Франкфурте, убийство топором офицера ВВС США в окрестностях авиабазы Лейкенхит в Англии, убийство из пистолета в Брюсселе трех американских школьников, чьи отцы были офицерами НАТО. Последний случай показался мне особенно отвратительным. Интересно, что за проблема у этого парня.
Как бы там ни было, ни один из вышеупомянутых случаев нельзя было напрямую связать с этим Халилом, поэтому за ним установили наблюдение, чтобы выяснить, с кем он связан, либо взять с поличным. Но похоже, этот предполагаемый террорист не имел никаких знакомых и сообщников: он вообще ни с кем не встречался. Смех, да и только.
В досье я нашел письменное донесение агента, подписанное псевдонимом и направленное в неназванный разведывательный орган. В донесении говорилось: "Асад Халил въезжает в страну открыто и легально, пользуясь своим ливийским паспортом и изображая из себя туриста. Власти получают предупреждение и устанавливают за ним слежку с целью выявления контактов. Но ему постоянно удается уходить от слежки и тайком покидать страну, так как на границе никогда не бывает отметок о его выезде. Настоятельно рекомендую в следующий раз задержать и допросить его при въезде в страну".
Я кивнул. Хорошая мысль, Шерлок. Именно это мы и собираемся сделать.
Но во всем этом деле меня тревожило то, что этот Асад Халил не был похож на идиота, который мог появиться в посольстве США в Париже и добровольно сдаться, когда против него не было конкретных улик.
Я прочитал последнюю страницу досье. Что же у нас есть? Одиночка, который плохо относится к западной цивилизации, вот и все. Ладно, скоро выясним, что же в действительности представляет собой этот парень.
Внимательно рассмотрев цветную фотографию из Парижа, я пришел к выводу, что мистер Халил внешне совсем не похож на злодея. Я бы даже сказал, что это довольно симпатичный тип: крючковатый нос, гладкие, зачесанные назад волосы, глубокие темные глаза. Наверняка нравится девушкам или мужчинам – в зависимости от его сексуальной ориентации.
Мои коллеги принялись рассуждать о предстоящей операции, и, судя по их разговору, сегодня нам предстояло просто задержать мистера Халила, привести сюда, провести быстрый предварительный допрос, сделать несколько фотографий, снять отпечатки пальцев – и все. Помогать нам с бумажной работой будет сотрудник из Службы иммиграции и натурализации. В федеральной системе множество всяких излишеств, так что, если что-то случится, никак не меньше пяти сотен людей будут перекладывать ответственность друг на друга.
Нам предстояло провести здесь с арестованным час или два, а затем сопроводить его на Федерал-Плаза, где, как я думаю, им займутся специалисты, которые вместе с нашей командой будут определять искренность его бегства из мусульманского мира в христианский и так далее. А через день, через неделю, а может, и через несколько месяцев мистера Халила перевезут на какую-нибудь базу ЦРУ в окрестностях Вашингтона, где он проторчит еще год, а потом получит деньги и новые документы. Возможно, ЦРУ даже сделает из бедняги красавчика, похожего на киноартиста.
– У кого белокурые волосы, голубые глаза, большие сиськи, а живет он на юге Франции? – спросил я, обращаясь к коллегам.
Похоже, ответа на эту загадку они не знали. Тогда я сам ответил:
– Салман Рушди.
Ник рассмеялся и хлопнул себя по колену.
– Еще одна двойка по поведению.
Двое других мужчин скупо улыбнулись, а Кейт вытаращила глаза и попыталась отвлечь меня разговором от шуток.
– Из плана операции тебе, наверное, известно, что Асада Халила сопровождают Фил Хандри из ФБР и Питер Горман из ЦРУ. Они отвечали за Халила в Париже и теперь везут его сюда в бизнес-классе. Пока не решат, будет ли мистер Халил выступать в качестве правительственного свидетеля или не будет, он останется в наручниках.
– А как мы будем их встречать? – поинтересовался я.
– Оба агента и мистер Халил выйдут из самолета первыми. Мы будем ожидать их в раздвижном коридоре, у дверцы самолета. – Кейт взглянула на часы, затем встала и посмотрела на монитор. – Самолет прибывает по расписанию. Через десять минут нам надо выходить.
Слово взял Тед Нэш.
– Разумеется, мы не ожидаем никаких неприятностей, но все же следует быть начеку. Если кто-то захочет убить этого парня, то у них будет всего несколько возможностей – в раздвижном коридоре, по пути машины сюда, либо во время следования в Манхэттен. После этого Халил исчезнет в тайниках системы, и больше никто не увидит его и не услышит о нем.
– Я попросил ребят из Портового управления и полицейских в штатском подежурить на площадке возле машины, – добавил Ник. – И до Федерал-Плаза нас будет сопровождать полицейский эскорт. Так что если кто-то попытается устранить этого парня, то это будет задача для камикадзе.
– Такой вариант тоже нельзя исключать, – заметил Фостер.
– В Париже на него надели бронежилет, – сообщила Кейт. – Приняты все меры предосторожности, так что проблем не должно возникнуть.
Не должно. Во всяком случае, здесь, на американской земле. В действительности я не припомню случая, чтобы федералы или копы потеряли заключенного или свидетеля во время перевозки. Так что эта миссия сродни прогулке по парку. Ладно, шутки в сторону, надо выполнять рутинную работу, даже если она тебе не нравится. Мы ведь имеем дело с террористами, которые уже продемонстрировали, на что способны.
Мы шаг за шагом обговорили наши действия по пути к терминалу, в раздвижном коридоре, на стоянке автомобиля. Нам предстояло посадить Халила, Гормана и Хандри в бронированный фургон без опознавательных знаков, затем в сопровождении двух полицейских машин привезти его сюда, в наш частный клуб. Отсюда мы позвоним в Службу иммиграции и натурализации и вызовем сюда их представителя.
Закончив со всеми формальностями, мы вернемся в фургон и отправимся окружным путем в Манхэттен, чтобы объехать мусульманские кварталы в Бруклине. В качестве отвлекающей приманки будут задействованы еще тюремный фургон и полицейский эскорт. Если повезет, то к шести часам я буду свободен и отправлюсь на Лонг-Айленд на свидание с Бет Пенроуз.
В этот момент в комнату заглянула Нэнси:
– Прибыл фургон.
Фостер поднялся с кресла и объявил:
– Пора выдвигаться.
Уже в самую последнюю минуту Фостер обратился ко мне и к Нику:
– Может, один из вас останется здесь на тот случай, если позвонит начальство?
– Я останусь, – вызвался Ник.
Фостер записал на листке номер своего мобильного телефона и протянул листок Нику.
– Будем на связи. Сообщи, если кто-то позвонит сюда.
– Хорошо.
По пути к выходу я бросил взгляд на монитор. По расписанию самолет приземлялся через двадцать минут.
Впоследствии я часто задумывался над тем, как все могло бы сложиться, если бы я остался в клубе вместо Ника.
Глава 4
Эд Ставрос, старший диспетчер международного аэропорта Кеннеди, прижал телефонную трубку к уху, слушая сообщение Боба Эшкинга, начальника смены Нью-йоркского центра управления воздушным движением. По голосу Эшкинга Ставрос не мог определить, встревожен его коллега или нет, однако необычным был уже тот факт, что Эшкинг звонил ему.
Ставрос машинально перевел взгляд на огромные затененные окна диспетчерской вышки и увидел заходящий на посадку самолет "А-340" компании "Люфтганза". Тут до Ставроса дошло, что Эшкинг замолчал и ждет ответа. Ставрос откашлялся и спросил:
– А вы уже позвонили в "Транс-континенталь"?
– Туда будет следующий звонок.
– Ладно... хорошо... я предупрежу полицию Портового управления и аварийные службы. Самолет семисотой серии?
– Да.
Ставрос кивнул. Сотрудники аварийных служб теоретически знают все известные типы самолетов, расположение дверей, люков, общие планы салонов и так далее.
– Я не объявил аварийную ситуацию, – добавил Эшкинг.
– Да, я понимаю. Но надо действовать в соответствии с правилами. Я сам объявлю потенциальную аварийную ситуацию. Договорились?
– Да... но я хочу сказать... это может быть...
– Что?
– Не хочу поднимать панику, мистер Ставрос...
– Так, может, объявить общую тревогу, мистер Эшкинг?
– Это уж вам принимать решение, а не мне. Радиосвязи нет уже более двух часов, однако никаких других признаков нештатной ситуации. Самолет появится на ваших экранах через пару минут. Последите за ним повнимательнее.
– Ладно. Что еще?
– У меня все.
– Спасибо. – Эд Ставрос положил трубку.
Затем он снял трубку черного телефона прямой связи с Портовым управлением. После третьего гудка ему ответили:
– Пистолеты и пожарные шланги к вашим услугам.
Ставрос не оценил юмора дежурного, хотя знал, что полицейские Портового управления выполняли еще функции пожарных и аварийной команды.
– На подлете борт, с которым нет связи, – сказал Ставрос. – Рейс один семь пять "Транс-континенталь", "Боинг-747", семисотой серии.
– Понял вас, вышка. Какая полоса?
– Для него выделена четвертая правая, но, поскольку с ним нет связи, я не знаю, куда он будет садиться.
– Понятно. Какое расчетное время прибытия?
– По расписанию время прибытия шестнадцать двадцать три.
– Вас понял. Потенциальная аварийная ситуация или общая тревога?
– Ну... давайте начнем со стандартной потенциальной аварийной ситуации, а там посмотрим, как будут развиваться события.
– Будем надеяться, что ничего страшного.
Ставросу не понравилось довольно легкомысленное отношение дежурного к его сообщению, но так вели себя большинство сотрудников этой службы, даже женщины. Интересно, кому в голову пришла блестящая идея свалить на одну службу функции полиции, пожарных и аварийной команды? Идиотизм, да и только.
– А с кем я говорю? – спросил Ставрос. – С Брюсом Уиллисом?
– Сержант Тинтл к вашим услугам. А я с кем говорю?
– С мистером Ставросом.
– Ладно, мистер Ставрос, приходите в пожарку, мы подберем вам хороший защитный костюм, дадим топор, и если самолет рванет, вы сможете одним из первых оказаться на борту.
– С самолетом нет радиосвязи, сержант, и ни о каких механических повреждениях неизвестно. Так что ваши шутки неуместны.
– Мне нравится, когда вы злитесь.
– Ладно, давайте запишем наш разговор, я позвоню по красному телефону. – Ставрос положил трубку и снял трубку другого, красного телефона. На этот раз сержант Тинтл ответил:
– Портовое управление, аварийная служба.
Это был уже официальный звонок, весь разговор записывался на магнитофон, поэтому Ставрос четко, как того требовали правила, сообщил:
– Говорит диспетчерская вышка. Объявляю потенциальную аварийную ситуацию на борту рейса один семь пять "Транс-континенталь". "Боинг-747", семисотой серии, должен приземлиться на четвертой правой полосе, расчетное время прибытия шестнадцать двадцать. Ветер северо-западный, десять узлов, на борту триста десять душ.
Ставрос всегда задумывался над тем, почему пассажиров и экипаж называли "душами". Это звучало так, словно они уже мертвые.
Сержант Тинтл повторил сообщение и добавил:
– Я предупрежу наши подразделения.
– Спасибо, сержант.
– И вам спасибо за звонок, сэр.
Ставрос положил трубку и помассировал виски. Затем он поднялся с кресла и оглядел огромный зал диспетчерской вышки. Мужчины и женщины, сидевшие на своих рабочих местах, внимательно вглядывались в экраны мониторов, что-то говорили в головные микрофоны, время от времени бросали взгляды в окна. Работа в диспетчерской вышке аэропорта была не столь напряженной, как у диспетчеров, управлявших воздушным движением, однако тоже ответственной. Ставрос вспомнил случай, когда по вине его подчиненных два авиалайнера столкнулись на взлетной полосе. К счастью для Ставроса, у него в тот день был выходной, поэтому он и сохранил свое место.
Ставрос машинально перевел взгляд на огромные затененные окна диспетчерской вышки и увидел заходящий на посадку самолет "А-340" компании "Люфтганза". Тут до Ставроса дошло, что Эшкинг замолчал и ждет ответа. Ставрос откашлялся и спросил:
– А вы уже позвонили в "Транс-континенталь"?
– Туда будет следующий звонок.
– Ладно... хорошо... я предупрежу полицию Портового управления и аварийные службы. Самолет семисотой серии?
– Да.
Ставрос кивнул. Сотрудники аварийных служб теоретически знают все известные типы самолетов, расположение дверей, люков, общие планы салонов и так далее.
– Я не объявил аварийную ситуацию, – добавил Эшкинг.
– Да, я понимаю. Но надо действовать в соответствии с правилами. Я сам объявлю потенциальную аварийную ситуацию. Договорились?
– Да... но я хочу сказать... это может быть...
– Что?
– Не хочу поднимать панику, мистер Ставрос...
– Так, может, объявить общую тревогу, мистер Эшкинг?
– Это уж вам принимать решение, а не мне. Радиосвязи нет уже более двух часов, однако никаких других признаков нештатной ситуации. Самолет появится на ваших экранах через пару минут. Последите за ним повнимательнее.
– Ладно. Что еще?
– У меня все.
– Спасибо. – Эд Ставрос положил трубку.
Затем он снял трубку черного телефона прямой связи с Портовым управлением. После третьего гудка ему ответили:
– Пистолеты и пожарные шланги к вашим услугам.
Ставрос не оценил юмора дежурного, хотя знал, что полицейские Портового управления выполняли еще функции пожарных и аварийной команды.
– На подлете борт, с которым нет связи, – сказал Ставрос. – Рейс один семь пять "Транс-континенталь", "Боинг-747", семисотой серии.
– Понял вас, вышка. Какая полоса?
– Для него выделена четвертая правая, но, поскольку с ним нет связи, я не знаю, куда он будет садиться.
– Понятно. Какое расчетное время прибытия?
– По расписанию время прибытия шестнадцать двадцать три.
– Вас понял. Потенциальная аварийная ситуация или общая тревога?
– Ну... давайте начнем со стандартной потенциальной аварийной ситуации, а там посмотрим, как будут развиваться события.
– Будем надеяться, что ничего страшного.
Ставросу не понравилось довольно легкомысленное отношение дежурного к его сообщению, но так вели себя большинство сотрудников этой службы, даже женщины. Интересно, кому в голову пришла блестящая идея свалить на одну службу функции полиции, пожарных и аварийной команды? Идиотизм, да и только.
– А с кем я говорю? – спросил Ставрос. – С Брюсом Уиллисом?
– Сержант Тинтл к вашим услугам. А я с кем говорю?
– С мистером Ставросом.
– Ладно, мистер Ставрос, приходите в пожарку, мы подберем вам хороший защитный костюм, дадим топор, и если самолет рванет, вы сможете одним из первых оказаться на борту.
– С самолетом нет радиосвязи, сержант, и ни о каких механических повреждениях неизвестно. Так что ваши шутки неуместны.
– Мне нравится, когда вы злитесь.
– Ладно, давайте запишем наш разговор, я позвоню по красному телефону. – Ставрос положил трубку и снял трубку другого, красного телефона. На этот раз сержант Тинтл ответил:
– Портовое управление, аварийная служба.
Это был уже официальный звонок, весь разговор записывался на магнитофон, поэтому Ставрос четко, как того требовали правила, сообщил:
– Говорит диспетчерская вышка. Объявляю потенциальную аварийную ситуацию на борту рейса один семь пять "Транс-континенталь". "Боинг-747", семисотой серии, должен приземлиться на четвертой правой полосе, расчетное время прибытия шестнадцать двадцать. Ветер северо-западный, десять узлов, на борту триста десять душ.
Ставрос всегда задумывался над тем, почему пассажиров и экипаж называли "душами". Это звучало так, словно они уже мертвые.
Сержант Тинтл повторил сообщение и добавил:
– Я предупрежу наши подразделения.
– Спасибо, сержант.
– И вам спасибо за звонок, сэр.
Ставрос положил трубку и помассировал виски. Затем он поднялся с кресла и оглядел огромный зал диспетчерской вышки. Мужчины и женщины, сидевшие на своих рабочих местах, внимательно вглядывались в экраны мониторов, что-то говорили в головные микрофоны, время от времени бросали взгляды в окна. Работа в диспетчерской вышке аэропорта была не столь напряженной, как у диспетчеров, управлявших воздушным движением, однако тоже ответственной. Ставрос вспомнил случай, когда по вине его подчиненных два авиалайнера столкнулись на взлетной полосе. К счастью для Ставроса, у него в тот день был выходной, поэтому он и сохранил свое место.