Вокруг меня заскакал какой-то мальчишка.
   – Эй, верхний, чё делашьнаулице?
   Я нахмурился, удивляясь его говору.
   – Ищу телефон.
   Он загоготал:
   – У трущобников телефонов нету!
   Я отшатнулся от зловонного запаха и поспешил прочь. Мне стало не по себе. Вернуться в отель я не мог, но нужно как-то выбираться в цивилизацию.
   Два мальчишки увязались за мной следом. Я развернулся:
   – Убирайтесь!
   Сунул руку в карман и сжал в кулак.
   – Не то худо будет!
   Один из них тихонько заржал. Я заторопился дальше, пытаясь оторваться от них, но не бежать. Бесполезно. Они не отставали.
   – Клятые верхние думают, будто владеют миром! Ты нынче на улице, парень!
   Остальные оскалились в усмешке.
   – Скоро ночь! Беги луче к мамочке!
   Один, посмелее, хлопнул меня по карману. Сделав выпад, я оттолкнул его, и мальчишка свалился в грязь. Он тут же вскочил на ноги, сверкая глазами:
   – Убью! Бушь знать брода!
   Я постарался сказать ледяным тоном:
   – Сгинь!
   Почувствовав мою уверенность, мальчишка заколебался, и я пошел дальше.
   Мне стало немножко легче. Главное не терять уверенности в себе.
   Люди в потрепанной одежде глазели мне вслед. Я искал таблички с названиями улиц, но их не было. Нужно найти другую башню и стучать в дверь, пока мне не откроют. Или стоянку для вертолетов. На вертолет денег у меня хватит, правда впритык.
   Кто-то толкнул. Я зашатался, но сумел удержаться и продолжал идти.
   Смешок. Я оглянулся: мальчишки вернулись.
   – Верхний, хошь, поможем отыскать дорогу?
   В ухмыляющихся ртах дыры вместо зубов.
   – Сгиньте!
   На этот раз не помогло. Начинало смеркаться, и я заторопился. На углу наверняка удастся разглядеть ближайшую башню – она будет выситься над остальными зданиями.
   Чья-то рука схватила меня за пиджак. Я моментально развернулся, ударил ближайшего трущобника и побежал.
   Крики, цепляющиеся пальцы. Я отпихнул их, рванул к углу и за него. На противоположной стороне улицы сидела группа трущобников в лохмотьях. На мостовой я рискнул оглянуться. Мои преследователи отстали.
   Я быстро направился к тротуару. Один из нескольких оборванцев встал у меня на пути.
   – День кончился, верхнячок. Улицы теперь наши.
   – Сгинь.
   Это слово начинало звучать каким-то припевом. Я обошел его и двинулся дальше.
   – Карло стерпит это от сопляка из верхних?
   – Не-е-е!
   Позади меня послышался глухой топот ног.
   Я бросился бежать.
   Я бегал гораздо быстрее многих, но один постепенно догонял меня. Во влажной тишине его покряхтыванию вторило эхо. Сзади меня схватила рука. Я стряхнул ее, но через мгновение почувствовал снова. Трущобник схватил меня за ворот и чуть не бросил на землю. Остальные члены шайки отставали всего на несколько шагов. Я чертыхнулся, скинул пиджак и помчался дальше. Лучше лишиться пиджака, чем жизни. Как только получу деньги от «Голографического мира», куплю другой.
   Трущобник не отставал.
   Я добежал до угла и перебежал через дорогу. Этот подонок остановился.
   Новый квартал был совершенно безлюдным. Хотя нет, не совсем. Впереди я разглядел нормально одетого мальчишку. Слава богу, еще один житель верхнего Нью-Йорка. Я побежал к нему.
   – Эй, где здесь ближайшая башня?
   Он улыбнулся.

18. Пуук

   Назавтра после того, как мы вернулись из Вашингтона, Старик тихий, будто очень устал. Целый день сидит в магазине, раскачивается над своим чаем. Даже не хотел открыть дверь для торговли, когда стучит мид или брод. Снова и снова я говорю ему: ну же, мистр Чанг, раз вы торгаш, так и торгуйте. Нижние ждут. Не, скажет, оставь меня одного, Пуук.
   Пожалуйста, мистр Чанг, откройте магазин. Где ваше правило? Улыбнется, похлопает меня по плечу. Ладно, ладно, скажет, открывай. Может, он старый и усталый, да не настолько усталый, чтоб не ободрать тех, кто придет торговаться. Похоже, сумеет сделать это даже во сне.
   Старый тупица смеялся, когда я говорю ему, что хочу носить спортивный костюм: ну, Пуук, то на тебя не надеть, то не снять. Наплевать, говорю. Ношу что хочу. Мальчишки-миды засмеются, я их всех пришью.
   Не болтай так, говорит. Я пожал плечами.
   На другой день опять сидит и качается.
   – Мистр Чанг, вы заболели?
   – Не. Расстроен.
   Не знаю. Он тронутый. Хочу пойти на улицу, а он не отвечает ни да, ни нет. Тогда начинаю спрашивать всех подряд, хватать товар. Он вздохнет, откроет дверь:
   – Ладно, ладно, иди, а то с ума меня сведешь. В следующий раз возьму себе не парнишку, а чучело совы. Иди.
   – Да, мистр Чанг, сделаю как скажете. – И ухожу.
   Я оглядываю улицу, смотрю, не видно ли Карло, чтоб успеть спрятаться от него, но его нет. Другие миды кивают, нормально со мной разговаривают. Один сопляк хотел посмеяться над моим спортивным костюмом, так я его поколошматил, он и замолк. Живется мне здорово. Делать ничего не надо, потому наведываюсь в старый дом напротив укрытия, обследую.
   Я и раньше видал его, но после правительственного дома смотрю по-другому. В холле есть лифт. Жму на кнопки, но не движется. Сломан. Здорово было бы починить, но как, не знаю. Наверху дверь открывается в дырку для лифта. Гляжу вниз. Всего в паре футов большой ящик с маленьким люком наверху. Спустился, проверил. Внутри жутко темно, но выглядит как лифт, кнопки и все такое. Похоже, раньше ездил вверх-вниз. Здание в развалинах, окна разбиты. Может, Чанг правду говорит и когда-то здесь было так же, как в здании оонитов.
   Скучно. Возвращаюсь к магазину и стучу, пока Чанг не впустит.
   – Почему вы тут затаились, словно и дома нет, мистр Чанг?
   Он возится с кучей юнибаксов.
   – Возвращайся на улицу, мальчик-мид, раз тебе магазин Чанга не нравится.
   Я сержусь:
   – Это не ответ.
   Включаю свет. Он хмурится, но не заставляет выключить. Я поворачиваюсь к зеркалу. Волосы у меня все еще дурацкие. Старый тупица, обрезал мне волосы. Если им положено было быть короткими, зачем они растут?
   Чанг встал.
   – Другого пути не вижу, – говорит.
   – О чем базар, мистр Чанг?
   – Должен ехать снова.
   – Ни за что!
   Больше он меня на Хайтранс не вытянет, прежде я его зарежу.
   – Да я не про тебя, мальчик Пуук. Теперь Чанг сам поедет.
   Я начинать злиться:
   – Куда это вы едете без Пуука один?
   – В Ланкастер.
   – Это чё такое?
   – Лететь через океан, суборбитальным. – Он налил чаю. – Тебя взять не могу. Они обязательно будут искать и найдут нож. Да и я уже слишком стар, чтобы брать тебя так далеко. Прежнего терпения уже нет.
   – А зачем?
   – Рыболов.
   Чанг сел.
   – Нужно поговорить с ним. Пока не стало слишком поздно.
   Посмотрел на часы:
   – Еду сегодня. Нужно пройти через весь город в здание ООН, сесть на вертолет до Фон-Вальтерского порта. Монет тока-тока набрал.
   Я забеспокоился:
   – А если какие нижние утащат у вас сумку, что будете делать без Пуука?
   – Не будет проблем, когда покину Ньюёрк. Дальше уже не страшно. Я отправляюсь туда, где живут верхние. – Он вздохнул. – Истрачу последние юнибаксы. Неважно. Потом еще накоплю.
   – Я тоже хочу поехать!
   – Нет. За двоих мне не заплатить.
   Он допил чай и встает:
   – Пора собираться. Иди разыщи Карло и узнай, сколько мзды тебе нужно, чтоб вернуться домой. Я дам.
   – Иди в задницу! – Я кричу громко. – Будет мне старик указывать…
   Чанг поднял брови.
   – Ни один мальчишка не смеет разговаривать с Чангом в его магазине, как…
   – Иди в задницу! Иди в задницу! Хочу ехать!
   Для старика он двигался очень быстро. Скакнул через всю комнату и схватил меня за руку, когда я машинально полез за ножом. Сильно ударил по губам. Аж слезы покатились.
   – Нечестно!
   Он вмазал снова, берет у меня из кармана нож и кладет в свой.
   – Пусти меня! Пусти!
   Снова удар. Я замолчал, плачу. Не могу удержаться.
   – Повторяю: ни один молокосос не будет обзывать Педро Теламона Чанга в его собственном доме!
   Таким злым я его никогда не видал.
   – Садись!
   Я сел.
   – Молчи, пока не разрешу!
   Я нахмурился, а он без внимания. Собирает сумку, ворчит, дал, мол, мальчишке-миду хороший спортивный костюм, а он такое говорить начал. Никакого уважения. Неудивительно, почему Карло решил его не учить.
   Я шмыгнул носом.
   Он собирался. Пошел наверх, потом вернулся, дышит тяжело.
   Я разозлился.
   – Хочу на улицу!
   – Разве я разрешал тебе говорить? – Он подошел совсем близко, но вижу: уже не сердится.
   – Позвольте мне уйти.
   – Назад в укрытие, к мидам?
   Я выпрямился:
   – Не нужно мне укрытие. Сам справлюсь. Отдай мне нож, и я уйду.
   Он вздохнул:
   – Я вернусь завтра. Или послезавтра.
   – Мне без разницы.
   Я протянул руку, а он смотрит, и все. Всегда делает что хочет.
   – Пожалста, мистр Чанг. Отдайте мне нож.
   Он отдал, будто совсем не боится, как бы я не пырнул. А очень хочется. Тупой старик. Ненавижу. Он открыл дверь:
   – Хочешь мзду для Карло?
   – Не.
   Пожал плечами.
   – Ну что ж, мальчик из племени мидов за день-другой от голода не умрет.
   Мы вышли вместе, он запер дверь.
   – Когда вернусь, придешь и постучишь.
   Старик думает, я вернусь после того, как он избил меня!
   На всякий случай я перешел на другую сторону улицы. Он пошел прочь, таща сумку.
   – Иди в задницу!
   Он притворился, будто не слышит.
   – Никогда, Чанг, больше с тобой не стану разговаривать! Чтоб ты помер!
   Я глядел, как он уходит. Нечестно, не взял с собой Пуука. Прошлый раз я помогаю, когда он говорить.
   Я ждал напротив укрытия, пока не вышла Старшая Сестра. Карло нет, и я бежал к ней.
   – Привет.
   Она улыбается, но смотрит по сторонам на всякий случай.
   – Уходи, пока Карло не видит.
   – Еще злится?
   – Да. Наверно, еще долго будет. – Она пожала плечами. – Не нужно сердить сразу и Рейвана, и Карло.
   – Это что такое? – Я поглядел на лазерную ручку у нее в кулаке.
   – Товар для мены. Нужны консервы.
   – Можно мне помочь?
   – Не. Карло где-то здесь. Тебе лучше уйти.
   – Ладно, – Я пнул ногой в стенку. – Увидимся.
   Остаток дня я шатался по улице, глядел в оба, чтоб оставаться на территории мидов, но не слишком близко от племени. Скука.
   Начало темнеть. Я не беспокоился. Решил спать в старом доме напротив укрытия. Как-то я здесь прятался, и Карло быть разозленный.
   Прошел до угла поглядеть на территорию бродов. Какая-то заварушка. Мальчишка бежит, броды за ним.
   Подбежал ближе – верхний.
   Я глядел с интересом. Вот его схватят, будет потеха.
   Они его почти словили. Схватили за куртку, но он выскользнул из нее. Бежит через дорогу на территорию мидов. Я оглянулся. Из наших никого. Вот бы броды тоже перебежали. Тогда б я крикнул: тревога. Хорошая возможность, чтоб Карло перестал сердиться.
   Но броды остановились. Не захотели затевать потасовку.
   Верхний бежит, но увидал меня и немного замедлил.
   – Эй, где здесь ближайшая башня? – Больше меня.
   Я улыбнулся, поманил его ко входу в магазин. Встал перед ним.
   Сзади слышу топот ног. Я повернулся. Только Джэг и Сви. Мои ровесники, только Карло им поставил метку. Нечестно. Они сидят со взрослыми, а мне столько же.
   – Это кто у тебя, Пуук?
   – Верхний!
   – Уйди! – Сви пихнул меня в сторону.
   Я дернулся:
   – Он мой!
   – А ну-ка, давай отсюда, малявка! – сплюнул Джэг.
   Когда им ставили метку, Джэг стонал и плакал, но Карло делал ему, а не мне. Вспомнив об этом, я разозлился и вытащил нож.
   – Убирайся, Джэг. Он мой! – Я чуть присел. – Не то пырну!
   – Легче, легче. – Джэг испугался и попятился. Верхний мальчишка стоял у двери.
   – Я думал, ты тоже… Мне пора идти… – Я пихнул его назад. Он подпрыгнул быстро, чтоб не попасть под нож. – Эй…
   – Он мой! – Я по-волчьи скалился на Сви и Джэга. Сви отступил.
   – Ухожу.
   – Оба.
   Сви и Джэг переглянулись.
   – Уходим.
   Я повернулся к верхнему:
   – Посмотрим, что у тебя есть!
   Я иду ближе.
   – Убирайся, нижний! – фыркнул мальчишка. За спиной я слышу, как свистит Джэг.
   – Как тя назвать? – рычу я.
   – Проклятый нижний! Пошел вон, не то полицию позову.
   Я вежливо улыбаюсь:
   – Все хорошо, верхний, мы друзья.
   Я сделал шаг, нагибаю голову и с силой толкаю его в живот.
   Он охнул, согнулся пополам, потом поднял глаза, щеки мокрые:
   – Зачем ты…
   Моя нога поднимается и разбитым ботинком бьет его в морду. Глаза у него закатились, упал и вырубился.
   Джэг и Сви наблюдают, глаза расширили.
   Вот так. Можно и без обучения стать взрослым. Я встать на колени, перевернул верхнего на спину и опустошил карманы. Монеты. Юнибаксы. Целая пачка. До сих пор у меня не было ни одного. Я засунул их все себе, пока Джэг не углядел.
   Сви подошел ближе.
   – Пришьешь? – с уважением спрашивает он.
   – Наверно. – Я пнул ногой. – Проклятый верхний, говорит про нас, будто мы дерьмо.
   – Все они одинаковы, – кивает Джэг.
   В кармане нашел лазерную ручку, как у Старшей Сестры. Можно обменять на консервы. Теперь до возвращения старика голодать не придется. Я им всем покажу.
   Джэг говорит:
   – Карло сказал, давным-давно роки взяли верхнего и попытались обменять его на юнибаксы.
   В карманах больше ничего.
   – Ну? Что потом?
   – Все время полиция искала. Пришлось его прирезать. Карло говорит, была б у него такая возможность, уж он бы провернул это дело, не как эти безмозглые роки.
   – Может, лучше отвести его к Карло? – говорит Сви.
   – Не.
   Вечно все говорят Пууку, что делать. Чанг, Карло, Старшая Сестра. Будто Пуук сам без головы.
   – Я подержу его.
   Джэг хохочет:
   – У двери?
   – У меня есть где.
   – А как ты туда его дотащишь?
   Вот вопрос. Не знаю. Я придумал:
   – Вы поможете. Мы отнесем, пока не очухался.
   – А мзда? – спрашивает Джэг. Хорошо, он не углядел юнибаксы.
   – Лазерную ручку?
   Жалко отдавать, но это справедливо. С какой стати им помогать задаром?
   – Не. – Джэг пнул верхнего по ноге. – Ботинки.
   – Разбежался! – хмыкнул я. – Не пойдет.
   – Тогда неси сам, – Джэг сложил руки. Я вздыхаю. Джэг, конечно, плохо соображает, но жутко упрямый.
   – Ладно, ладно, – говорю, прямо как Чанг, но сообразил это уже после. – Ботинки не дам. Рубашку.
   Я пощупал материал.
   – Хорошая и новая.
   – Мало.
   – Ремень.
   Джэг глянул на Сви. Тот кивнул.
   – Куда нести?
   – Есть местечко, – Я смотрю на обоих. – Секретное, вроде укрытия. Никому не говорить.
   Они обрадовались.
   – Где?
   – Покажу. Но разболтаете – Пуук вас пришьет. Клянитесь. И не вздумайте меня надуть!
   – Ни в жисть, – Джэг показал знак дружбы. – Здорово!
   Я взялся за голову, Джэг за середину туловища, а Сви за ноги. Уже темно. Время опасное.
   Я пошел вниз по улице в дом напротив укрытия мидов. Вверх по лестнице. Крыша дырявая, луна светила – не сплошная темень. Отдышались и потащили по лестнице дальше.
   – Будешь все время с ним – стеречь, чтоб не убег? – У Сви смех в голосе.
   Хотел бы знать, Чанг что ответил. Он может. Только его нет, придется самому выкручиваться. Нужно отвечать, да побыстрей, чтоб не потерять уважение Джэга.
   – Есть местечко, – Я старался говорить уверенно. – Этажом выше.
   Они заныли, но пошли. Из любопытства.
   Мы затащили верхнего на четвертый этаж, прошли через холл.
   – Здесь.
   Я прыгнул вниз на крышу лифта.
   – Давайте мне верхнего.
   – Куда ты его засунешь?
   – Внутрь.
   Я потянул мальчишку за ноги, пока он не свалился рядом со мной. Тогда я открываю люк, пихаю туда его ноги.
   – Держите его за руки, не то здорово грохнется. Мы начали его спускать, держа руки, пока ноги не коснулись пола. Только тогда его отпустили, и он упал.
   – Пуук, у тебя крыша поехала, – завоображал Сви. – Он просто подпрыгнет и вылезет наружу.
   – Не, я вам покажу.
   Я поднялся на четвертый этаж в комнату, где был раньше. Через минуту назад и упал в лифт.
   – Что принес?
   Я показал им веревку. Сначала осторожно, чтоб не порвать, снимаю с верхнего зеленую рубашку. Теперь она не моя. Отдаю Сви, как обещал. Джэг стащил со штанов мальчишки ремень и надел на себя. Я потрогал лицо верхнего. Гладкое, как у меня. Не дорос, чтоб бриться. Кожа на груди белая, гладкая. Маленькие пучки волос в подмышках. Запах как от цветов.
   Я перевернул верхнего на живот, положил руки за спину, крепко связал.
   – Пошли, – я выбрался наверх. Следом за мной Джэг и Сви. Мы поглядели вниз.
   – Ну как, скажешь, выпрыгнет? – презрительно спросить я.
   Джэг покачал головой:
   – Не, Пуук, ни за что.
   Он снова с уважением.
   Я вытащил нож и поднес к его лицу:
   – Проговоритесь – пришью! Он мой!
   – Никогда. Он твой, Пуук.
   Сви закивал тоже.
   Слишком поздно идти менять на консервы. Придется поголодать. Не страшно. И раньше голодал. Думал сначала спать в лифте, поглядеть, как верхний очухается, но не стал. Хочу побыть один, придумать, как мне прикончить проклятого Чанга. Спустился на два этажа ниже и пошел в другой конец здания.
   Трудно спать не в укрытии. Ни подстилки, ни одеяла. Утром просыпаюсь жутко злой. День дождливый, но я все равно пошел на мену, вернулся с тремя овощными консервами. На этот раз получилось лучше, не облапошили. Вытащил чашку за окно, много воды накапало.
   Посчитал свои юнибаксы. Может, отдать Карло как мзду? Не, не отдам.
   Пууку не нужны миды, раз им не нужен Пуук.
   Открыл консерву, поел холодных овощей. Стало лучше. Пора решать, что делать с верхним. Может, лучше пришить?
   Поднимаюсь по лестнице, иду через холл.
   Он вопит.
   – Помогите кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите!
   Я прыгаю на крышу лифта, наклонился над люком. Тот глядит наверх. Мы смотрим друг друга. С минуту он молчит, потом:
   – Больно.
   Шевелит руками за спиной.
   Штаны можно выменять на пять-шесть консервов. Ботинки – не знаю. Много. Два-три ящика консервов. А то и больше. До самой зимы еды хватит. Я прыгнул в лифт.
   – Да не смотри ты просто так! Помоги, ради бога! Меня зовут Джаред Тенер, я… я потерялся. Получишь вознаграждение.
   Не знаю, с кем выменивать ботинки. Можно попытаться с Чангом, а вдруг надует? Нужно быть осторожным.
   Восхищенный, трогаю руками ботинки. Джэг рехнулся, отдать ему в мзду такую вещь.
   Верхний отдернул ногу, но я просто сидел и крепко схватил. Медленно расшнуровал – не приходилось прежде.
   – Убери руки! – Он злится и колотит ногами. Я дернул ботинки, кричу от радости.
   – Отдай сейчас же! – Мальчишка весь красный от злости.
   – Проклятый верхний.
   Я плюнул, он морду в сторону. Весело. Я снова плюнул.
   Он вопит, харю воротит:
   – Подонок, мерзкий нижний!
   Это мне сильно не нравится.
   – Заткни хлебало, верхний.
   – Отпусти меня! – Лягается.
   Я злюсь, но вспомнил, что он для мены пригодится. Куча юнибаксов.
   – Принес консерву. Овощи. – Показал ему.
   – Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?
   – Я захватил тебя в плен.
   Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.
   – Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…
   Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.
   – Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!
   – Мразь! Дрянь! Не трогай…
   Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.
   – Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.
   – Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!
   Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.
   Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.
   – Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.
   Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.
   Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.

19. Роберт

   Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.
   Телефон зазвонил снова, и меня охватило искушение не отвечать. Вздохнув, я поднял трубку:
   – Боланд слушает.
   – Роб? Слава богу.
   – Арлина? У вас такой голос… что случилось?
   – Ты можешь приехать? Я не могу… Адам не в состоянии…
   Меня охватил страх.
   – С капитаном все в порядке? А с Адамом?
   – Да. Мы…
   Раздались приглушенные голоса, и она резко ответила:
   – Значит, посмотрите еще раз! Нет, оставьте свет во дворе на всю ночь и не закрывайте ворота.
   Сколько помню, Арлина всегда была спокойной и собранной, даже если распекала какого-нибудь идиота-журналиста в низко пролетевшем вертолете.
   – Сейчас прилечу. Зажгите огни на посадочной площадке.
   – Спасибо, Роб. Я тебе очень признательна…
   – До встречи.
   Я надел ботинки. Уж если Арлина расстроилась, значит, дело серьезное. Несмотря ни на какие политические разногласия, я просто обязан был отправиться к ней.
   Мой водитель уже сидел дома с семьей. Я решил его не беспокоить: у меня есть свои ключи. На лифте я поднялся на крышу, едва дождался, пока подали мой вертолет, и через мгновение был уже в воздухе.
   Резиденция капитана была всего в тридцати милях от моей башни: Ночью лететь было тяжелее, если ориентироваться только на зрение, но на высоте двух тысяч футов я подключился к транспортным маякам. Внизу вдоль двенадцати дорог, отходящих от кольцевой автодороги, ярко горели огни.
   Приближаясь к резиденции капитана, я настроил свой приёмоответчик. Комп в сторожке проверит мое удостоверение личности. Произошло что-то серьезное, и кто-то может оказаться навеселе. Авария мне ни к чему.
   Я приземлился в центре площадки для вертолетов, ориентируясь на огонек, которым размахивал охранник, выключил мотор и спрыгнул, когда лопасти только останавливались.
   – Добрый вечер, сэр. Миссис Сифорт в…
   – Мистер Вишинский, не так ли? Мне припарковаться сбоку?
   – Нет необходимости, мы больше никого не ждем. – У охранника было напряженное лицо. – Но вы можете оставить ключи.
   – Конечно.
   – Роб? – прозвучал голос женщины.
   – Здравствуйте, Арлина.
   Она торопливо шла от дома. Мы встретились на полпути.
   – Как я понимаю, нашли Адамова сына? Он…
   – Филип исчез, – У нее был изможденный вид.
   – О Господи. Когда?
   – Мы обнаружили это сегодня во второй половине дня. Я с ума схожу. – Она вцепилась в мою руку. – Ник в монастыре. Я могла бы позвонить и попросить его вернуться раньше, но… действительно ли это необ… – она не договорила.
   Я повел ее к дому.
   – Все образуется.
   Я хороший политик и умею находить успокаивающие слова в любой кризисной ситуации.
   – Вы ели? Я так и думал. Мы пойдем на кухню, там вы мне все и расскажете.
   Я подвел ее к двери, но Арлина уперлась рукой в дверную коробку, сопротивляясь:
   – Роб, не нужно мне покровительствовать. Не в том я настроении.
   – Но… – я не нашелся, что сказать.
   – Если я сейчас поем, меня тут же вывернет. Я страшно боюсь за моего безмозглого гениального сына. Если… когда я его отыщу, излуплю как следует, но сейчас не нахожу себе места от беспокойства.
   – Конечно. Со мной было бы то же самое.
   – Откуда тебе знать? У тебя-то нет детей. Ее рука метнулась ко рту.
   – Роб, прости меня. Я совершенно не в себе!
   – Я понимаю, – я постарался, чтобы голос звучал спокойно.
   Она уткнулась лицом мне в плечо:
   – Прости меня.
   – Ну конечно, Арлина.
   Я с беспокойством огляделся вокруг. Если какой-нибудь не в меру ретивый журналист заснял это сцену на камеру, хлопот не оберешься.
   Она ввела меня в дом, провела на кухню.
   – Хочешь чего-нибудь выпить? Съесть?
   – Что найдется.
   Пока она ставила в микроволновку чашки с чаем, я ослабил галстук.
   – Что нам известно?
   – Ф.Т. не появлялся ни у учителя, ни у психолога. – Она передала мне записку. Я внимательно прочитал все, что написано.
   – Вы охрану расспрашивали?
   – В записке ни слова правды. Он не просил никого из охранников подвезти.
   – А как он вышел из ворот?
   – Никто не знает. Скорее всего, ночью. Слышали ночью треск и лязг. Охранник вышел проверить, но никого не обнаружил. Думаю, как раз тогда Ф.Т. и проскользнул.
   – А что это был за шум?
   – От пары моих кастрюль, – она невольно улыбнулась. – Думаю, он перебросил их через стену, чтобы отвлечь мистера Тзи. Как только доберусь до него… – Она налила чаю и снова села.
   – Почему он убежал?
   – Кто знает? – У нее на глазах появились слезы. – Разве мы плохо с ним обращались?
   – А что говорит Адам?