– Что у тебя, торгаш? – подошел Рейван, босс мидов.
   – У меня хватает мозгов заниматься собственными делами, – пробурчал я. Рейван ухмыльнулся. Все привыкли к моей манере разговора. Он пошел рядом.
   – Есть хороший товар?
   – Как всегда. – Интересно, что ему надо?
   – Хочешь глянуть на что интересное?
   – Без разницы. Приноси, Чанг поторгуется, – Я повернул за угол и пошел дальше. Еще квартал, и пойдет земля бродов.
   Рейван небрежно спросил:
   – У Чанга есть новые водные трубы?
   Нет, нету, но он знает, где достать. Не прежние, медные, а тяжелые пластиковые штуковины, как в башнях. Осторожно, Педро! Я остановился и поглядел на него:
   – Зачем мидам водные трубы?
   Ухмылки у Рейвана как не бывало.
   – Может, нашли большой водный трубопровод. Проложить к укрытию заново.
   Сердце заколотилось как бешеное. Много труб, большой торг. Заставлю мидов найти мне спортивные костюмы и вещи, на которые можно выменять консервы, монеты – что угодно. А их продам другим племенам в обмен на…
   Большой торг.
   – Трубами никогда не торговал, потому как они много стоят, – осторожно проговорил я.
   – Сколько?
   – Много. – Я встретился с ним взглядом. – Может, сумею добыть. Сначала скажи сколько. Потом выпьем чаю – то есть кофе и решим.
   Рейван не умел торговаться. Его малость заносило.
   – Миды смогут заплатить, если Чанг не хочет нас ободрать. – Он глядел на меня со значением.
   Готовенький – сделает все, что скажу.
   Я начал прикидывать. Туда-сюда, вперед-назад – может, даже на новую крышу для магазина хватит. Я заколебался. Чанг может продать им кучу труб. С другой стороны, миды придут в бешенство, когда заплатят за новые трубы и поймут, что проблемы так и останутся.
   В точности так же, как когда я сказал Пууку, что взрослый должен сам выбирать.
   Я тоже был нижним.
   Я вздохнул, решившись. Мои голос звучал отрывисто:
   – Рейван, дело не в трубах.
   – Та это в чем? – холодно спросил он. Надеюсь, он не забудет, что я нейтрал.
   – Я вот о чем. Миды видят: воды в укрытии мидов почти нет. Готовить нельзя, пить нельзя – очень грязная. Вы пытаетесь сменить укрытие – бесполезно. Вам нужно быстро найти воду.
   Он угрожающе глядел на меня:
   – Кто те сказал? Мальчишка Пуук? Пришью!
   Я поспешно заговорил, пока он совсем не рассвирепел:
   – Думаешь, мид надует Педро Теламона Чанга, а? Я знаю. Во всех укрытиях то же. Это не трубы.
   – Что есть тогда, нейтрал?
   – Вода. Правительство ее убирает. Не хватает сразу для нижних и верхних.
   – Убирает? – сплюнул. – Теперь я знаю – ты двинутый. Воду не убрать. Она есть всегда, пока она проходит в них.
   – Времена меняются. Правительству наплевать. Не будет чинить старые трубы.
   – Правительство на улицах не бывает, – презрительно проговорил он.
   – Не бывает, но прежде бывало, – тихо возразил я. Прежде, еще до рождения Чанга. Он заколебался:
   – Чанг, что делать.
   – Мидам? Да ничего. – Я поглядел на него. Нельзя упустить этот шанс, времени остается совсем мало. – Разве только всем племенам вместе придумать.
   – Всем племенам? Думаешь, броды пойдут с роками? Миды с юнами? Ты рехнулся.
   – Это нелегко. Не доверяют. Но если все без воды, мы б мо…
   – Ты рехнулся! – Он пошел прочь.
   Вот так-то, Педро. Кто тебя просил спасать нижних? Я покатил тележку к углу, за которым ожидали броды.
   В чем-то нейтралам живется легче. Не связаны с племенем, живут сами по себе, делают что хотят. Читают книги, до которых больше никому нет дела. Никаких ограничений, никаких шрамов от ножа.
   Мало кто из нижних становятся нейтралами. Слишком уж одинокая это жизнь. Те, кто научился держаться подальше от вражды племен, занимаются торгом. Но нельзя забывать, что быть нейтралом – это еще и ответственность.
   Другие просто живут, как миды или броды, сабы или исты. Мы, нейтралы, – настоящие нижние.
   – Стой, торгаш! – брод вытянул здоровенную руку вперед.
   Я показал раздражение:
   – Хочешь мзду? Я не тупой мид, который просит дать пройти. Я нейтрал.
   Он пожал плечами:
   – Неважно. Нейтрал или нет, территория бродов. Что ж, попробовать стоило. Я вытащил из кармана консерву.
   – Это все?
   – Нейтралы не должны никому ничего платить, – проворчал я. – Как еще вести торг? Броды хотят прийти к Чангу и увидать: все пусто?
   Он нахмурился.
   – Может, Чанг много берет.
   Я приготовился идти дальше, но он сказал:
   – Две консервы.
   Я разозлился по-настоящему:
   – С каких это пор за проход две консервы? Ни один брод не надует…
   – Одна за каждого, – он указал на тележку.
   Я оглянулся. Пуук взялся за ручки, приготовился толкать. Я сглотнул и едва не вцепился в тележку, чтоб устоять. Мой тон стал жестким:
   – Вали домой! Обойдусь без сопляка, раз не делает что ему говорят.
   Парнишка глядел на дорогу, словно старался разглядеть все трещины, и совсем тихо сказал:
   – Ладно.
   Взглянул на меня и нехотя добавил:
   – Буду делать все, что скажете, мистр Чанг. Я помогу.
   – Как долго? Он вздохнул:
   – Пока я оставаться в доме Чанга.
   Я легонько, не больно шлепнул его:
   – Тогда толкай. Что я делаю весь день? За работу!

6. Филип

   В три часа мама ждала меня у химической лаборатории. Я забрался на переднее сиденье, радуясь, что она сама приехала. Когда она очень занята, то просит забрать меня мистера Тенера или охранника. Или присылает такси-вертолет.
   – Как прошел урок, милый? – Она ждала, пока освободится место, чтобы влиться в поток машин.
   – Хорошо. – Я наблюдал, как действуют ее ноги на педалях. Если с ней вдруг что-нибудь приключится, какая-нибудь там внезапная болезнь, мне придется везти ее в больницу. Объективно говоря, это невероятно, но мне хотелось на всякий случай подготовиться.
   – А домашнее задание?
   – Как обычно.
   Мистер Бейтс задал мне целую главу из учебника для колледжа, но если сосредоточиться как следует, я справлюсь с ней самое большее часа за два. Я способный. Это одна из моих проблем.
   – Мы куда-нибудь заедем?
   Это вторая из моих проблем. Отведите меня к Мемориалу Джефферсона, и я за несколько минут прочитаю все документы, во всех деталях запомню статую и захочу отправиться куда-нибудь еще. В Музее науки я мог отчетливо представить куда более интересные выставки, чем там были, и начинал рваться оттуда.
   – Может, в Национальную галерею? – с надеждой спросил я. Роден знал какую-то тайну. В его скульптурах был какой-то скрытый смысл. Каждый раз, когда я смотрел на них, я все ближе подходил к пониманию, но пока еще не добрался до сути.
   – Нет, милый.
   Я скорчил недовольную гримасу. Одиннадцать посещений – это не так уж много. Я спросил у мистера Скиара, не страдает ли мама синдромом дефицита внимания, но он сказал, что вряд ли.
   – Давай в другой раз, Ф.Т.
   – Ладно – Я постарался скрыть разочарование.
   Мы проехали городской центр и направились в сторону дома. От скуки я начал считать марки автомашин и породы деревьев.
   Пока доехали до ворот, я насчитал тридцать семь разных пород и сто четыре модели. Интересно, о чем это говорит? На следующей неделе я пересчитаю снова. С деревьями вряд ли что изменится, а вот с машинами дело другое.
   Охранники узнали маму, но не помахали рукой. Они перестали нас приветствовать с тех пор, как мама выскочила из машины и целых пять минут кричала на них. Она серьезно беспокоилась за безопасность отца. И о том, что кто-то может нарушить его уединение.
   Джаред еще не вернулся из школы. Я пошел к себе в комнату и разлегся на полу. Может, заняться йогой? Говорят, это успокаивает. Я делал дыхательные упражнения, когда чувствовал, что начинаю нервничать.
   Считалось, будто я не знаю о том, что по разным показателям приближаюсь к уровню гения, но догадаться об этом не составляло труда. Я не хотел спрашивать у отца, как с этим справиться, чтобы не беспокоить его, потому что однажды слышал, как мама говорила мистеру Тенеру, что отца легко вывести из душевного равновесия.
   23 января 2223 года мы с ним рассматривали голографические снимки. Тогда мне было пять лет. Я часто сидел у него на коленях и называл его папочкой, хоть он и был генсеком.
   Мы рассматривали фотографию его отца, уже умершего. Папа объяснил, что его отец был хорошим человеком и любил его, но не умел выражать свою привязанность. Я спросил, как папа его называл, и он ответил «отец». Тогда я спросил, хочет ли он, чтобы я тоже так называл его.
   Он сказал:
   – Только если ты сам этого хочешь.
   Мне понадобилась неделя, чтобы отвыкнуть называть его папой. Теперь я звал его отцом. Да и на коленях у него сидел редко.
   По возрасту ближе всех мне был Джаред Тенер. Год и восемь месяцев тому назад он достиг половой зрелости, был гораздо выше и крупнее меня. Я старался его не задевать.
   Джаред думал, я не знаю, что он по ночам уходил из дома. Неужели он не слышал об инфракрасных приборах? Я не стал упоминать о них, иначе бы он решил, будто я за ним шпионю. В общем-то, так оно и было, только делал я это, оставаясь в комнате. Окно моей спальни выходило в сторону их бунгало. Когда у меня не горел свет, он бы и сам не сумел меня заметить без инфракрасного датчика.
   Джаред изо всех сил старался разузнать пароли мистера Тенера. Часто ему удавалось. Да, у него это ловко получалось. Но он так здорово разбирался в пьютерах, что приходил в бешенство от неудачи и тогда общаться с ним было невозможно. Пока мне не пришлось полностью избегать его, я время от времени кое-что подсказывал, но нужно было соблюдать осторожность, чтобы он не заметил. На то, чтобы сокрушить защиту мистера Тенера, у меня ушло пятнадцать минут. В его пьютере не оказалось ничего интересного, из-за чего Джареду стоило бы так стараться.
   Думаю, Джаред испытывал потребность брать надо мной верх. Как-то раз я заглянул в библиотеку Конгресса и загрузил оттуда гигамег книг по подростковой сексуальности, чтоб выяснить зачем. Я так понял, что его влечет ко мне, но он не может разобраться в этом и подавляет свое стремление тем, что старается обидеть меня. По-настоящему меня это не задевало: иногда Джаред заставлял есть траву, но такое настроение бывало у него не часто. В такие минуты я просто старался отключиться от действительности. Очень помогали иррациональные числа. Про себя я решил: если Джаред захочет заняться со мной сексом, я не позволю. Буду беречь себя на тот случай, если решу жениться. Я начал интересоваться девочками, в абстрактном смысле. Когда я старался, у меня уже начала получаться эрекция. Я еще мал, чтобы сделать ребенка, и не беспокоюсь на этот счет. Чтобы увидеть реакцию Джареда, я спросил его о сексуальных привычках. Он покраснел и заговорил на другую тему. По-моему, половое созревание сбивает его с толку. Надеюсь, со мной такого не случится. Стук в дверь.
   – Хочешь перекусить?
   Я вскочил на ноги, когда мама зашла в комнату.
   – Хочу, конечно.
   – Пойдем со мной на кухню.
   От ее улыбки мне стало тепло и радостно.
   – Да, мэм.
   Отец сказал, что я должен проявлять уважение, так я и поступал. Меня это нисколько не задевало, как Джареда. Нужно только произносить слова да вставать, когда в комнату входят взрослые. Ерунда.
   Когда я подумал о дисциплине, мне пришлось успокаивать себя. Мистер Скиар сказал, что у меня неустойчивые эмоции и я еще многого не понимаю. Не нужно быть психологом, чтоб сообразить. Когда я очень волнуюсь, отец говорит, что я «набираю обороты».
   Последний раз отец отшлепал меня два года назад. Я решил не делать домашнее задание по математике три дня подряд. Мне нужно было усвоить пройденное, но отец этого не понял. Он усадил меня у себя в кабинете и прочитал нотацию об ответственном отношении к делу.
   Когда он закончил, я сказал:
   – Нотации не помогают детям понять логику объяснений взрослых. Мы их просто не воспринимаем.
   – Значит, сейчас ты не воспринял мои слова?
   – Конечно.
   Как он не мог понять?
   – Нас нужно направлять, а не затевать обсуждение.
   Я рассчитывал, что он велит мне уйти к себе делать математику. Именно это мне и было нужно. Я откажусь, и исход будет ясен.
   – Прекрасно, – он взял меня за руку. – Я постараюсь направить тебя как следует.
   С этими словами он толкнул меня к себе на колени.
   Я знал, что он не причинит мне боли. Так оно и вышло. Но я не мог предвидеть, что каждый шлепок будет громогласно объявлять: я не люблю тебя, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я вопил и брыкался от растущего отчаянья, испытывая жгучую боль из-за его неодобрения.
   Когда он закончил, я бросился на ковер, захлебываясь от рыданий. Он подождал, но я не переставал. Тогда он взял меня на руки. Я обнял его за шею и прижался лицом к плечу, но успел заметить тревогу в его глазах.
   – Ф.Т.?
   Я крепко прижимался к нему и дал себя успокоить.
   Он спросил:
   – Что же я сделал?
   То есть он хотел понять, что для меня это означало?
   Я сказал ему.
   Позже он уложил меня спать, сел рядом и серьезно сказал:
   – Филип, слушай меня внимательно. С тобой нельзя действовать силой. Больше я так делать не стану. Вместо этого скажу тебе правду. Я твой отец. Я за тебя несу ответственность. Делай так, как я сказал. Какие бы странные и чудесные мысли ни рождались в твоей голове, помни, что ты не готов взять надо мной верх и я тебе этого не позволю.
   Он протянул руку и ласково сжал мое плечо:
   – Ф.Т., ты не правильно понял меня в кабинете. Я тебя люблю и всегда буду любить. Ты мой сын.
   Я подавил рыдание, схватил его руку.
   – Спокойной ночи, сын.
   – Спокойной ночи, сэр.
   Он вышел.
   Я родился у него не первым. Мой брат Нейт… умер задолго до моего рождения. Его погубили рыбы. Отец редко упоминал о нем. Меня назвали в честь замечательного героя, который служил с отцом на флоте. Жаль, что я его не знал. Отец говорит, я должен гордиться тем, что ношу его имя. Надеюсь, что вырасту похожим на тебя, Филип Таер.
   Джаред прикусил себе палец.
   – Сгинь, – снова повторил он мне.
   Я сдался:
   – Найдешь меня в доме, если передумаешь.
   Если он не захочет побродить вместе со мной по пьютерным сетям, придется доделать свое домашнее задание до обеда от одной только скуки.
   – Сгинь.
   Он лежал поперек кровати с закрытыми глазами. Навязчивое повторяющееся поведение свидетельствует о болезни. Я постарался дословно вспомнить информацию, перекачанную из библиотеки Конгресса. «Иногда злость ошибочно направлена на ровесников вместо…»
   – О господи! – он спрятал голову под подушку. Я сделал все, что мог. По дороге домой я встретился с мистером Тенером. Он был чем-то озабочен.
   – Привет, Ф.Т., – он дружески похлопал меня по плечу.
   – Добрый день, сэр.
   Я отступил в сторону, пропуская его, но он остановился и начал внимательно смотреть на меня.
   – Я что-нибудь натворил, сэр?
   – Что? Нет, не ты, – он колебался. – Идем со мной.
   Он повел меня прочь от коттеджа:
   – Ф.Т., ты знаешь, что происходит с Джаредом?
   Я не знал, что ответить. С ним много чего происходит. Может, мистер Тенер имеет в виду вообще? Будто прочитав мои мысли, он сказал:
   – Его что-нибудь беспокоит больше обычного?
   – Да, сэр.
   Его облегчение было очевидным.
   – Что?
   – Понятия не имею.
   – Филип!
   Я не хотел его рассердить. Вспомнив про себя весь разговор, я решил, что понял, где мы не поняли друг друга.
   – Что-то у него на уме. Он не захотел разговаривать со мной, сказал только, чтоб я уходил. Похоже, им завладела навязчивая идея. Правда, я не думаю, что это его беспокоит.
   По-моему, я не сказал ничего смешного, но мистер Тенер улыбнулся:
   – Внимательно слушай все, что он говорит. Сообщи мне, если поймешь, в чем дело. Я хочу ему помочь. Идея стать заговорщиком мне понравилась.
   – Хорошо, сэр. Что он вам сказал?
   – Слова не произнес, но постоянно хлопает дверьми и на этой неделе пропустил пять уроков.
   У меня перехватило дыхание. Джаред словно пришел из мятежных лет двадцатого века. Сегодня ни в одной уважающей себя школе не потерпят такого поведения. Если Джареда исключат, его отцу будет нелегко пристроить его еще куда-нибудь.
   Я обещал сделать все, что смогу, и побежал домой.

7. Джаред

   Отец как-то странно посматривал на меня с тех пор, как улетел дядя Робби. Может, ему стало известно о моих прогулах в школе? Нет, вряд ли. И я успокоился.
   Почти все внимание отца занимали встречи, которые он устраивал для своего лорда и повелителя – Старика. Вертолеты политиков опускались на посадочную площадку, Сифорт выходил из дома и вел стариканов в свой кабинет. Все они хотели привлечь бывшего генсека на свою сторону. Будто он не ушел с позором в отставку из-за своих ребят – нечистых на руку.
   Я избегал этих типов и был тише воды ниже травы.
   Зато ночью взял реванш.
   Главный дом был частью старой вирджинийской усадьбы. Белые колонны, увитые плющом стены. Гостей разместили в спальнях второго этажа в восточном крыле. Вдоль второго этажа с задней стороны дома располагалась веранда, как раз над приемной и кабинетом Старика.
   В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.
   Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.
   Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.
   Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».
   Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?
   Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.
   Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…
   Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.
   Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.
   Голоса. Я заглянул в просвет между шторами. Старый сенатор сидел на стуле, покачивая в руке бокал. Пиджак он сбросил на кровать, ботинки расшнуровал. Дядя Роб сидел напротив.
   – …предупреждал тебя: не нужно на него давить, – говорил сын, – Он этого терпеть не может.
   Сенатор скривился:
   – Было бы неплохо заручиться его поддержкой.
   – Ты сократил разрыв до пяти голосов? Не стоит настраивать против…
   – Роб, люди в башнях нуждаются в воде, которая сейчас течет по разбитым трубам. Они больше не могут ждать. Теперь, после того как Делавэр проиграл Новой Англии…
   – Я знаю…
   – При помощи заглушки мы отводим больше воды от старого трубопровода, но Франджи заверил всех, что воды прибавится. Они готовы к нам присоединиться, но если не воспользоваться моментом, мы их потеряем. Реконструкция – вот что поможет разрешить наши проблемы, но этот законопроект должен пройти в Сенате!
   – Мы добудем нужные голоса и без помощи капитана, – уверенно сказал дядя Робби.
   – Ты так думаешь? – Сенатор уставился в свой бокал. – Роб, у меня душа не на месте. Нехорошо, – если он будет отмалчиваться. Ну а если выступит против?
   – Капитан этого не сделает. Вы с ним дружите двадцать пять лет.
   Я ухмыльнулся. Старик поступит только так, как сочтет нужным. Чужие мнения-советы ему всегда были до лампочки.
   Старый Боланд покачал головой, словно соглашаясь со мной.
   – Ты же его знаешь, Робби. Если он решит, что здесь затронут моральный аспект, то не посмотрит ни на какую дружбу. Вспомни, как решался вопрос о судах Северной Америки, когда он был генсеком. Он…
   – Это было давно, к тому же дело касалось Военно-Космического Флота. Только не говори, что все еще держишь на него обиду!
   – Что? Не говори глупости. Он – словно дикая природа: делает то, что должен. С таким же успехом можно возмущаться ураганом.
   Они замолчали. Я пошевелился, чувствуя, что нога начинает затекать. Если сегодня я не услышу ничего, кроме этой трепотни… Внезапно раздался голос старика Боланда:
   – Сынок, дело вот в чем… Он помолчал и заговорил снова:
   – Я знаю, как ты к нему относишься.
   Дядя Робби фыркнул:
   – Сомневаюсь.
   – Знаю. Мальчишкой ты смотрел на него вроде как на бога.
   – «Вроде как»? – Дядя Робби беспомощно помахал рукой – Отец, когда он взял меня с собой на «Трафальгар» сражаться с рыбами, я был…
   Долгое молчание.
   – …готов умереть за него. Мне было чуть ли не жалко, что до этого не дошло.
   Я растер затекшую ногу. Мура какая. На свете нет ничего такого, ради чего стоит умереть. Я выпрямился и попятился от двери. Нога совсем онемеет, если ее не…
   Я наткнулся на шезлонг и свалился.
   Проклятье! Я вскочил на ноги. Услышали или нет? Я поглядел на шторы: мужчины по-прежнему сидели. Я подбежал к перилам и приготовился съехать по водосточной трубе вниз, если дверь откроется.
   Все тихо. Я подождал еще немножко и решил, что можно остаться. Осторожно убрал с дороги шезлонг, снова настроил микрофон.
   – Роб, позволь мне самому заняться этим. Тебе не придется принимать чью-то сторону.
   – Что ты имеешь в виду?
   Сенатор Боланд снова заколебался.
   – Пойми, мы столько лет ждали своего часа. Больше такого случая не представится. Нам так нужна поддержка обитателей башен! Весной состоится партийное собрание, будет выдвигаться кандидат для предстоящих выборов на пост генсека… Если мы одержим верх, у меня будет целый год, чтобы подготовиться ко всеобщим выборам.
   Генсек выбирается всенародным голосованием раз в шесть лет, но может лишиться своего кресла и раньше, если получит вотум недоверия, как это произошло со Стариком. Я подавил нетерпение, надеясь услышать что-нибудь стоящее.
   – Роб, если капитан встанет у нас на пути… Я не позволю ему остановить нас Мы… Я должен ослабить его влияние.
   Роберт Боланд хмуро уставился в незажженный камин.
   – Как?
   – Ты знаешь, как это делается. В голографическую прессу помешаются статьи, напоминающие людям, как легко он поддается перепадам настроения. Как оставил общественный пост, чтобы посвятить себя семейным делам. Как постарел.
   – Отец, я…
   – Как ближайшие помощники беспокоятся о его психическом здоровье. Придется распустить слухи…
   – Отец!
   Старый сенатор замолчал. Потом пожал плечами:
   – Я всегда говорил, что политика – грязная игра.
   Дядя Роб пробормотал:
   – Он наш друг, и я не хочу подвергать его жестоким нападкам. Позволь мне утром попробовать еще раз.
   – Ладно. Откровенно говоря, я не хочу его уничтожить. Если ты не сможешь привлечь его на нашу сторону, добейся от него обещания не вмешиваться.
   – Посмотрим, что скажет Адам, его адъютант.
   Я хмыкнул. От отца разумного совета в жизни не дождешься. Повторяет как попугай: делай уроки, возьми себя в руки, делай уроки…
   Дядя Робби начал вставать с места:
   – Спокойной ночи, папа.
   Пора сматывать удочки, пока никто из них не выполз на веранду подышать свежим воздухом. Конечно, это не сценка старого Ривиса с секретаршей, но кое-чем мне сегодня удалось поживиться.
   Я запихнул микрофон в карман и понесся к перилам. Интересно, заплатят мне Боланды за молчание. Может, стоит попробовать. Пусть думают, что я насажал им жучков в спальни. Я перегнулся через водосточную трубу, нашел опору – кирпич, торчащий в стене.
   Нет, лучше это сделать анонимно, через е-мэйл. Пусть гадают, кто их застукал. Пора брать быка за рога. Начнем с Боландов.
   С другой стороны, денежки к нам текут от Старика. Может, предупредить его? Как Боланды копают под старого друга? Я опустил ногу вниз и нащупал еще одну опору, потом еще и еще и, наконец, прыгнул вниз, за кусты. Я приземлился и выпрямился. В этот миг чья-то рука из темноты схватила меня за плечо.
   – Стой!
   Я взвизгнул и попытался отступить к стене. Сердце колотилось так, будто готово было выскочить из груди.
   Старик вытащил меня на свет. Я стоял и дрожал, выжидая, пока уляжется страх.
   – Что это? – из моего оттопыренного кармана он вытащил лазерный микрофон. Голос меня не слушался.
   – Ты шпионишь за моими гостями? – Голос его обрел такую силу, которой я никогда у него не замечал, – В моем доме?