– На твоего друга? Нет. – Она сделала паузу, – Они подвергают цензуре новости относительно мятежа, но я достаточно стара, чтобы уметь читать между строк. Кроме того, в больнице я получила отличное представление о горящих зданиях. – Ее тон стал резче. – Этот мятеж вызывает раздражение. Тебе и Ричарду следовало бы разобраться с этими ребятами в течение нахождения у власти Сифорта, когда вы пользовались благосклонным вниманием Генерального секретаря. Теперь господин Кан позаботится об этом. Так он избавляет твоего отца от проблем после выборов.
   – Мама, мы уничтожили невинных. Женщин, детей…
   – Прискорбно, но неудивительно. Это часто случается на войне, Робби. Вот почему у нас есть мировое правительство и почему мы сделали довольно много, чтобы запретить какие-либо столкновения…
   – Значит, ты одобряешь газ?
   – Я спрошу доктора Вилкеса, как я перенесу момент старта. Если это не очень опасно, я могу устроить так, что ты окажешься дома через несколько часов.
   – Ты о чем? – Это прозвучало почти как крик.
   – В общем и целом, я так и поступлю. Странно одобрять некоторые пути уничтожения твоего врага и жаловаться на другие.
   – Мой враг… – Я закрыл глаза, представляя лежащего в грязном туннеле Адама.
   – Робби, с тобой консультировались?
   – Не по поводу этого.
   – Тогда все в порядке. В некотором роде ты освобожден от ответственности. Незачем переносить на себя тяжесть вины других.
   – Капитан перенес, – прошептал я.
   – Кто? Сифорт? Он упивается раскаянием. Он – ненужный пережиток прошлого, когда вера в воссоединение была догмой. Подумай о себе и Ричарде.
   Я оживился.
   – Все еще заботишься о нем?
   – По-моему, мы уже говорили об этом у твоей кровати. Помнишь, я надеюсь получить приглашение на чай. Я люблю тебя.
   – Я тоже тебя люблю, мама. – Выключив телефон, я положил трубку.
   – Господин член Генеральной Ассамблеи, адмирал ждет вас.
   Несколько минут спустя я следовал за лейтенантом по ярко освещенным туннелям орбитальной станции к военной базе, которую я посетил с отцом несколько недель назад.
   С невольной улыбкой я затянул потуже галстук, поправил жакет – как будто был по-прежнему лейтенантом, спешащим для доклада старшему по званию. Военные привычки живучи. Теперь Джефф Торн и Адмиралтейство стали подобострастно относиться к нашим комитетам, желая получить ассигнования; и, в силу сложившихся обстоятельств, я бывал радушно принят всякий раз, когда хотел посетить их.
   Я все же надеялся, что освежающее средство для полоскания, которое я использовал, оказалось удачным. Не хотелось, чтобы Торн думал, что я нашел убежище в бутылке, даже если он не относился к числу тех, кто любил распространять слухи.
   – Привет, Роб, – проворчал сосредоточенно адмирал, уставясь на верхний экран: его внимания удостоился голографический снимок Нью-Йорка со спутника.
   – А теперь посмотрим другой, – произнес он с нажимом.
   Вспыхнуло новое изображение.
   – Очень хорошо, – И, обращаясь ко мне:
   – Видишь? Это стоит ваших денег.
   Он щелкнул указателем на экране.
   – Те кварталы, от 23-й до 30-й, уже очищены. Городская реконструкция, благодаря любезности вашего флота.
   У меня появилось внезапное подозрение, и я подошел ближе.
   – Вы пьете?
   – Мартини на завтрак. – Он отодвинул бокал. – Чтобы наладить пищеварение для предстоящего тяжелого однообразного задания. Эрнст Рубен подтверждает координаты, которые я установил; он подтверждает результаты стрельбы, мы продолжаем. Через пару дней с этим будет покончено.
   Я некоторое время колебался, затем сделал глубокий вдох.
   – Почему вам нужно наладить пищеварение?
   – Ваше-то какое дело?
   – На самом деле, никакое. – Я решительно добавил:
   – За исключением того, что я чувствую то же самое.
   – Неужели? Сейчас? – Он окинул меня оценивающим взглядом. – Как интересно! – Он включил микрофон:
   – Непрерывный лазерный огонь, на всем протяжении отмеченной сетки координат.
   Я поглядел на экран, но там ничего не изменилось. Изображение не было сделано в реальном масштабе времени, я задавался вопросом, было ли использование неподвижной фотографии своеобразной попыткой Торна отгородиться от военных действии. С мрачным видом я уселся на стул.
   – Жаль, что нет другого способа.
   – Пожалуйста. Я отдал в юности дань увлечению идеализмом, и это почти стоило мне карьеры.
   – Я вспомнил, что он был приписан к Академии Хотя я был гардемарином, но ни разу не встречался с ним Он попросил перевода вскоре после того, как капитан Сифорт ушел в отставку.
   Динамик оживился.
   – Сэр, снова генерал Рубен.
   – Соедините с ним.
   – Джефф, я подтверждаю огонь по Тридцать первому на Ист Ривер, перемещаясь на запад и север с обеих сторон улицы, – Голос Рубена звучал утомленно.
   – Понял.
   – Есть ли какая-нибудь причина продолжать подтверждать? Они не вмешивались с тех пор…
   – Я не буду стрелять без личного подтверждения. – Тон адмирала был резок. – Они сделали это однажды, но, ей-богу, почему бы не сделать это снова? Что дальше?
   – Дураки все еще сопротивляются. Мы собираемся обрушиться на их штаб. Почти весь телефонный трафик исходит от Сорок второго уличного туннеля. Ты можешь проникнуть сквозь дорожное покрытие из бетона?
   Пальцы Торна вцепились в край пульта.
   – Да.
   Рубен вздохнул.
   – Давай закончим с этим. От Сорок первой до Сорок третьей, от Восьмой до Бродвея. Обойди, конечно, Седьмую и Сорок первую; Франджи башня – точно юг и будет блокировать ваш выстрел. Линию огня – вниз от центра Сорок второй до Лексингтона; пересекающий город туннель тянется под дорогой. Координаты следуют, – Он прочитал четко, без запинки длинный ряд чисел.
   Торн скопировал каждое, повторил скопированное, ждал подтверждения.
   – Очень хорошо, Эрнст.
   – Подтверждено. Боже, мне нужен сон! Еще одна вещь: приготовься, у вас будет гость.
   – Кто?
   – Верь этому или нет, бывший Генеральный секретарь Сифорт.
   – Христос!
   Рубен добавил:
   – Сифорт бродил по центру города в безнадежных поисках сына. Несколько часов назад он вернулся, у него вид безумного. Бог знает, как он добрался по улицам. Сифорт проник в здание, забронировал места на полет, направился в такси до шаттл-порта.
   Я выпалил:
   – Что с Арлиной?
   – Эрнст, Роб Боланд здесь. Он спрашивает, что тебе известно о госпоже Сифорт.
   – Она в пути, хочет встретиться со мной. Она услышала, что нижние послали уполномоченного представителя, и намерена говорить с ним. Этот старик изолирован, но я, вероятно, разрешу ей. Она не откажется от надежды.
   Я покачал головой. Ф.Т. был жив; или был, когда звонил Чангу. Но он находился вне досягаемости его родителей и в смертельной опасности. Совершенно безрассудный поступок – сбежать обратно на улицу… Я задавался вопросом, какой демон вселился в мальчика. Я всегда считал Джареда Тенера безрассудным, Филипа более устойчивым. Возможно, я ошибался.
   Из коридора доносились голоса, шум шагов. Затем – тишина.
   После звонка от Рубена Торн сидел, некоторое время размышляя, потом взглянул на меня:
   – Роб, я не могу отказаться видеть его. Но я хочу, чтобы вы были здесь для поддержки.
   – Вы в своем уме? Ни за что. – Я вскочил со стула, – Он – ваша проблема, не моя.
   – Вместе мы можем…
   – Нет! – Я направился к дверям.
   – Позвольте мне кое-что прояснить, – язвительно произнес он. – Если ты беспокоишься о кампании своего отца, ты будешь здесь, когда появится Генеральный секретарь. Иначе я перейду к земельщикам и скажу Ричарду, что ты вдрызг пьяный.
   – Ни за что! – Я сделал паузу. – Джефф, есть причины, по которым я не хочу видеть его.
   – Думаешь, у меня нет ни одной? – Он едко засмеялся. – Ради бога, Сифорт знал меня еще мальчиком. И вернул меня в Академию. Ты полагаешь, что я буду прекословить ему без посторонней помощи?
   Неожиданно мне пришло в голову: мы знали точно, чего капитан хотел от нас, хотя ни один не осмелился высказать это.
   – Что, если вы не увидите его, пока это не закончится?
   – Тогда я мерзавец. Уже довольно тяжело смотреть на себя в зеркало, – Он продолжал с кислой улыбкой. – Даже в политике существует вежливость. Ты просто не можешь отказаться видеть Генерального секретаря, в прошлом или настоящего.
   – Я знаю.
   Это был тот тип оскорбления, которое оставляло одного уязвленным навсегда. Даже смертельная игра политики имела свои правила. Я вздохнул.
   – Звоните мне; я буду здесь. – Я ушел, чтобы умыться и глотнуть освежителя дыхания.
   В приемной я поинтересовался у дежурного лейтенанта:
   – Что был за шум?
   – Проклятые штатские. – Он раздраженно тряхнул головой, – Дюжина демонстрантов в коридоре. Один глупый мальчишка пробовал прорваться сюда, чтобы увидеть адмирала. «Это ужасно важно!» – кричал он, требуя, чтобы я пропустил его. Я приказал гардемарину вывести его в главный вестибюль: пусть кричит в очереди за билетами. Кстати, есть боковой проход, если вы хотите обойти пикетчиков.
   – Нет, все нормально. – Я пригладил волосы и мрачно нахмурился.

55. Педро

   Рука на плече вытряхнула меня из сна, в котором я так нуждался.
   – Пошли, старик. Они ждут.
   Я сидел на кровати, ослабевший, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
   – Кто?
   – Двигай. – Это солдат оонитов, молодой и высокомерный.
   Я скорчил рожу.
   – Хочешь, чтобы я помочиться на пол или в штаны?
   Шумно вздохнув, всем своим видом показывать отвращения, он отвел меня в блестящую кабину для верхних, все там покрыто кафелем и освещено ярким светом. Когда я закончил, я вымыл лицо, чтобы прийти в состояние боевой готовности, надел пальто. Не знаю, куда они меня сопровождали, и не хотел рисковать потерять его. Оно – единственное, что у меня было, за исключением запаса товаров.
   После того как генерал покинул нас, они заперли меня в комнате ниже, на следующем этаже. Окон нет. Если я упорно прислушивался, то мог уловить постоянное гудение вертолетов, так что я знал, что сражение еще не была закончена. Теперь я позволяю им сопровождать меня назад, к лифту. Я волочу ноги особенно медленно, чтобы, досаждать им, даже иногда специально останавливаюсь для вздоха, хотя мне это совсем не нужно.
   Незадолго до этого я вернулся в зал заседаний, я был в нем прежде, где Ф.Т. называл себя Чако. На сей раз меня ждали два человека.
   Один был мой любимый офицер-оонит. Я вглядываться в него, чтобы вспомнить имя: Грувс.
   – А! – сказал я. – Майор Гроунс.
   – Грувс, – холодно говорить он и обратиться к верхней женщине. – Вы уверены…
   – Это уполномоченный представитель? И ему?..
   Ее тело было напряженно, лицо изможденное. Я усмехнулся в душе. Она в плохом состоянии, чтобы торговаться.
   – К сожалению.
   – Я понятия не имела. – Она изучила мое лицо. – Господин Чанг?
   Я слишком раздражен, чтобы быть вежливым.
   – Мизз Рыболов.
   Пусть она думает, что я всего лишь нижний дурак. Вероятно, это правда. Потому что я беспокоился о долбаных границах, я начал потасовку, котора истребит всех моих нижних. Если не дурость, что эта было?
   Она обратилась к Грувсу:
   – Если вы не возражаете? – И жестом указала на дверь.
   – Здесь, одну? Невозможно; я отвечаю за вашу безопасность.
   Жена Рыболова Арлина разглядывала его, как таракана в тарелке.
   – Прошу прощения? Это я отвечаю за свою безопасность.
   – Госпожа Сифорт, если вы возражаете против меня, я должен позвать солдата, но все нижние рассматриваются как опасные…
   Она резко стукнула по столу.
   – Вон, проклятая задница! – Она с гордым видом идет к двери, распахивает ее. – Вы думаете, что я здесь в опасности? Мне сказать Рубену, что вы отменили его приказ?
   – Очень хорошо. – Он говорит строгим тоном, старается уйти с достоинством. – Я поставлю кого-нибудь снаружи. Позовите, если…
   – До свидания.
   Я сказал быстро, прежде, чем он исчез:
   – Удачного вам дня, лейтенант Гроун*. <Groan – ворчание, брюзжание.>
   Она закрывала дверь, посмотрела мне в глаза.
   – Они говорят, что вас обвинят в измене. Возможно, если вы поможете мне, я могла бы свидетельствовать…
   Я плюнул большую каплю на стол. Она расположилась между нами. Это остановило ее, как я и хотел.
   Ее пальцы барабанили по столу, ее взгляд сверлить меня. Затем:
   – Господин Чанг, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. – Она резко вскочила, принялась измерять шагами длину комнаты. – И я не уверена… – Она остановилась, положила руки на спинку стула, оперлась на него, как будто утомленная ходьбой. Наконец она посмотрела мне в глаза с решимостью. – Я не думаю, что заслуживаю этого.
   Думает, она обманет Педро Теламон Чанга, взывая к его сочувствию? Ха. Мое сочувствие с моими нижними, с сабом Халбером, с остальными племенами, которые умирают на улицах.
   – Но Ф.Т. заслуживает это. – Ее глаза искали мои. – Ник ушел, чтобы попытаться остановить эту ужасную войну… и создалось впечатление…
   Совершенно неожиданно ее глаза наполнились слезами.
   Я сидел неподвижный.
   – …будто он не надеялся вернуться. Итак, Ник покинул Филипа. Я – единственная, кто остался у сына. Пожалуйста, помогите мне найти его.
   В торговле признание слабости было обычно плохой идеей. Очень редко – хитрым ходом. Видимо, она так думала.
   Я сказал только:
   – Мзда?
   – Что вам с этого? Что я должна дать?
   Ага. Она завладела трудной ситуацией. Какой смысл в торговле, если не оставлено цели?
   Я говорю резко:
   – Верните мертвых нижних.
   – Если бы я только могла! И Адам…Я буду так тосковать без него. – Она медленно подвинула стул ко мне, положив руки на колени, наклонилась, голова рядом с моей.
   – Мне нужно исповедаться. Вы не выслушаете меня?
   Неохотно я пробормотал:
   – Я не верхний священник.
   В первый раз я чувствовать страх. Эта женщина могла выбивать из колеи, подобно Рыболову.
   – Все потерпело неудачу. Даже если я этим вызову проклятия на голову моего сына, пришло время для правды. – Она подняла глаза и смотрела на меня. – Понимаете, я начала это. Я позвонила Генеральному секретарю Кану, попросила у него помощи в поисках Филипа. Мой сын так молод, такой доверчивый… Когда Джаред убежал, Ф.Т. решил, что это была его вина. Он отправился за Джаредом в гостиницу, обыскал улицы… Если бы он позвонил или объяснил… Мы обезумели, Ник и я. Адам и Робби Боланд присоединились к нам, когда мы проследили их до города.
   Она сделала паузу, уставилась на стол, на мою каплю слюны.
   – Мы ничего не достигли, и с каждым прошедшим часом… Когда я хотела просить у Кана помощи, у Ника был приступ. Робби и я обсудили… Это казалось хорошей идеей.
   Она крепко стиснула руки, как будто на них были кандалы.
   – Я признаю, тогда меня не волновало, что происходило с вашими людьми. Но я понятия не имела, что это зайдет так далеко.
   Снова ее глаза встретились с моими.
   – Злым людям никогда не бывает достаточно, не так ли?
   Я пожал плечами.
   – Что они рассказали вам?
   – Я был заперт в комнате. Взорвали дамбу – последнее, что я слышал.
   Я проклинал себя за глупость. Никогда не говори того, чего не знаешь. Так ты только сбиваешь старого Педро.
   – Ваши ниж… ваши хакеры посеяли панику на рынках и сломали достаточно кодов, чтобы заставить флот стрелять по войскам ООН. Генеральный секретарь Кан решил, что этого более чем достаточно. Утром военная база с орбитальной станции начала обстрел старого города лазерной пушкой. Они разрушают квартал за кварталом.
   – Аххх! – Рыдание вырвалось из меня. В бешенстве я поднял руки.
   – Господин Чанг, они хотят очистить улицы. Я не могу дозвониться до Кана, чтобы остановить это. Я не могу отменить вред, который я причинила. И Ник не может.
   Тишина, которая продолжалась долгое время.
   – Видите? Я честна с вами. – Она выглядела измученной. – Но мой сын – двенадцатилетний ребенок. Вы могли бы найти в себе сочувствие после всего, что мы вам причинили? По крайней мере для него?
   Я сказал жестоко:
   – Мзда?
   – Я не буду оскорблять вас деньгами. Есть только одна вещь, которую я могу предложить.
   Я ждал, надежда смешивалась с беспокойством.
   – Себя. – Ее тон был мрачен, но полон решимости. – Я стала причиной вашего краха. Ваши люди хотят мести? Если Филип у них или они могут найти его, скажите мне, куда идти. Я буду там, не вооружена, и сдамся вашим людям. Я только прошу узнать сначала, что Филип в безопасности. Это может быть сделано с помощью телефона, все можно обговорить заранее.
   – Сабы убьют тебя.
   – Я знаю.
   Я заставил себя думать о лазерах, разрушающих город, сделал голос суровым:
   – Ты думаешь, Рыболов не вернется. Кто будет растить ребенка без тебя?
   Ее глаза не находили себе места.
   – Надеялась, что я… Он будет нуждаться… Ему будет трудно. Но по крайней мере он будет жив.
   – Не просто убьют. С тебя живой сдерут кожу.
   – Я слышала об этом. – К решимости в ее глазах добавился страх. – Вы можете нам помочь? Вы станете это делать? Позвольте мне послать за телефоном.
   Я пошарил в кармане, вынул таблетку, дотянулся до кувшина с водой. Непорядочно. Верхней женщине не следовало так напрягать сердце старика.
   – Ф.Т. был с главарем сабов, когда он звонил сюда, – сказал я.
   – Значит, вы будете обмениваться? Я – за него? – Ее тон был трогательно жаждущий.
   – Не могу. Он больше не находится там. Пошел искать Джареда.
   – Джаред не стоит этого! Почему Ф.Т. не может этого понять? – выкрикнула она.
   – Потому что он ваш сын. Слишком много в нем хорошего, – мягко сказал я.
   – О, Филип… – Она дрожала, обнимая себя. – Ты мне так нужен.
   – Он обыскивать улицы, чтобы найти Джареда, в этом я убежден. Если он не позвонить снова, может быть слишком поздно. – Не хотел говорить, но это время правды.
   Постепенно самообладание оставляет ее. С криком отчаяния она броситься мне на шею. Минуту спустя моя рука обрела свою волю. Я гладил ее волосы, думая о нижней женщине, которую нейтрал сделал женой много лет назад.
   Когда она стала спокойнее, я сказал:
   – Скорее всего, даже если ты убедишь меня позвонить, Халбер не скажет мне, где спрятался Джаред. Не теперь, когда я так много часов не звонил. Он подумает: я взят в плен – что более или менее является правдой.
   Она вытерла глаза.
   – Почему Халбера это будет волновать? Джаред – злой мальчишка, который думает, что он слишком умный. Зачем беспокоиться о таком?
   Я проклинал себя за глупость и, возможно, предательство.
   – Потому что нижний хакер, который возмутил ваше спокойствие, который нарушил систему, это – Джаред.
   Она искала мои глаза для подтверждения и нашла его.
   – Бог в небесах. – В течение минуты она сидит безмолвно. Затем:
   – Как я могу найти Джара?
   – Он в башне, но не знаю, в которой. Халбер никогда не говорил, а я не спрашивал.
   – Но если, вы позвоните…
   Я качал головой.
   – Джаред – настоящее секретное оружие, лучшее, что у них есть. Если я спрошу, Халбер выключит телефон. Ни за что на свете он не скажет мне.
   – Есть ли что-нибудь, что вы можете сделать? Что поможет мне найти Ф.Т.? Мое предложение все еще в силе.
   Я грубо ответил:
   – Я не хочу вашей кожи. Кроме того, если он живой, вероятно, Фити с Джаредом. Даже из мести Халбер не скажет мне, где это.
   Долгое время она рассматривала меня.
   – Я постараюсь освободить вас. Вы прибыли как уполномоченный представитель. И если они станут судить вас, я буду вашем свидетелем. Я найму адвокатов, сделаю что смогу, чтобы спасти вас.
   Я слабо улыбнулся.
   – Сохраните ваши деньги. Я скоро умру, так или иначе. – И похлопал по груди, – В последнее время слишком многое тревожит.
   – Я помогу поставить вам трансплантант.
   – Не хочу. Как тебе объяснить? Без нижних, с кем я буду торговать? Не хочу, – повторил я.

56. Филип

   Я был на орбитальной станции дважды, один раз с отцом, следующий раз к нам присоединилась мама. Первую поездку ввысь я едва помнил; мне было около трех. Второй раз был четыре года назад, чтобы посетить церемонию ухода на пенсию капитана Эдгара Толливера. Он и отец сухо обменялись рукопожатием, как будто между ними было кое-что такое, о чем они не желали упоминать. Высказывания господина Толливера отличались язвительностью, но они, казалось, не беспокоили папу. Он лишь изредка улыбался, слушая их.
   Теперь, в переполненном шаттле, заставляя себя расслабиться в момент старта, я снова и снова возвращался к мысли, что больше не увижу отца. Это почти довело меня до слез, значит, так и должно быть. Я был на пределе своих эмоций, но у меня было еще одно трудное задание, и затем ничто не имело бы значения.
   Так или иначе, я должен был увидеть адмирала Торна, сообщить ему, что все было ошибкой, что я довел Джареда до сумасшествия и из-за моего побега на улицах появились войска. Возможно, если бы я объяснил, как огорчил папу… Мне было известно, что папе нравился господин Торн, несмотря на то что он сказал маме, что адмирал не действовал согласно его обещанию, так как здесь были завязаны интересы его карьеры.
   Я с нетерпением ждал, пока шаттл произведет стыковку.
   В огромном холле я нашел магазин одежды и потратил едва ли не свои последние деньги на новую одежду. Я сомневался, что если я отправлюсь к адмиралу в своей прежней одежде, никто не поверит, что я верхний. После душа и переодевания я выглядел гораздо более презентабельным.
   Штаб не был полностью изолирован; приемные отделы были открыты для общественности. К моему удивлению, я обнаружил небольшую, но шумную демонстрацию в процессе ее развития. Ее участники не очень напоминали верхних, но, разумеется, не принадлежали к нижнему населению. Я сомневался, что они оплатили дорогу до орбитальной станции исключительно, чтобы организовать здесь пикеты.
   С волнением я обратился к дежурному лейтенанту, представившись, попросил встречи с адмиралом Торном.
   Лейтенант отказал. Я потребовал. Офицер, подняв бровь, велел мне исчезнуть. Это было, вероятнее всего, эвфемизмом того, что он действительно имел в виду.
   Я был настолько уверен в том, что мог бы заставить адмирала слушать, и мне даже в голову не приходило спланировать, как мне добраться до него. Я был очень расстроен. Время истекало; мои нижние друзья умирали.
   Я знал, что папа сообщил властям о моем исчезновении. Если бы я идентифицировал себя должным образом, они наверняка арестовали бы меня, вместо того чтобы разрешить встретиться с адмиралом.
   Если бы в течение прошлой недели я поспал, как следует ел, меньше волновался, я мог бы продумать это. Вместо этого я вышел из себя. Сейчас, наблюдая за мной, папа печально покачал бы головой, мама пообещала бы мне взбучку.
   А пока меня выгнали, едва ли не пинками, в холл.
   Какое-то время я был в ярости, затем погрузился в апатию. Однако, если я не мог ничем помочь, все еще оставалось искупление. Воодушевившись, я начал планировать. Легкая закуска в близлежащем ресторане, и в моих руках – острый столовый нож. Я не был особенно храбр, но на это меня хватит. Туалетная кабина предоставит необходимое уединение. Сомневаюсь, что они заметят кровь, пока не будет слишком поздно.
   Успокоившись, я, позаимствовав у кого-то из очереди за билетами бумагу и ручку, теперь думал о записке. Хотя раскаяние было между мной и Господом Богом, Он мог бы быть доволен, если бы я обнародовал признание. Это могло бы даже облегчить душу отца – осознание того, что я умер без греха на совести.
   Я сидел незамеченным, сочиняя мое письмо, но постепенно оно стало волновать меня. Несмотря на мою решимость, я начинал «ускоряться», и не мог понять почему; ведь я признал ответственность за то, что сделал, и был готов заплатить цену. Несправедливо, что мое тело предает меня: пальцы чесали колено, да и весь я вскоре стал трястись.
   Шесть точка пять раз семнадцать тысяч девяносто три… Я не знаю. Хорошо, в основе тринадцать, это было бы. И тут я увидел папу. Он шел через холл по направлению к штабу.
   Это был не я, кто вскочил, качаясь на нетвердых ногах. Это был незнакомец, чья записка слетела с письменного стола. Это был кто-то другой, кто издал пронзительный, одинокий крик, подобно отчаявшемуся существу.
   Но это именно я нашел проход среди павильонов и поворотов, мимо утомленных путешественников, ожидающих свои шаттлы. Сначала я передвигался медленно, затем с отчаянной поспешностью.
   – Отец!
   Он обернулся. На его лице сменяли друг друга недоверие, удивление… радость!
   Я буквально влетел в его объятия.
   – О боже! – Он сжимал меня в объятиях, как будто хотел выдавить из меня жизнь.
   Я крепко держался за него, как за спасательный плот далеко от гавани.
   – Мне так жаль, это моя вина, я не могу придумать, что делать, а они все умирают, я так старался…
   Он бережно укачивал меня, руки, укутывающие в безопасность и защищенность, которых я так давно жаждал.
   – Успокойся, сын. Все в порядке.
   Это было как благословение от Господа Бога.
   Но он должен знать правду.
   – Отец, я начал войну!
   – Нет, сын. – Он медленно отстранил меня и теперь держал на расстоянии вытянутой руки. – То бремя – не твое. Но ты убежал от меня.
   – Да, сэр, я…
   Он шлепнул меня, и очень сильно. Я стоял, мигая, а затем начал плакать.
   Крепко сжав мое запястье, он направился к штабу. Рыдая, я следовал за ним, стараясь не отставать.