Файнток Дэвид. Надежда смертника

   Действия и противодействия раскручиваются по безумной спирали. В соответствии с правительственным приказом, лазерное орудие орбитальной станции, установленное якобы исключительно, чтобы охранять Штаб-квартиру ООН, не щадит нижнего населения, не нанося при этом своими точечными ударами никакого вреда роскошным башням, в которых процветает наша верхняя жизнь, наша культура.
   Как раз в этот момент, когда я говорю, граждане Организации Объединенных Наций умирают тысячами под беспощадным огнем лазеров. Власти хотят очистить улицы от нижнего населения, их убогих жилищ и их культуры. Это не может не вызывать отвращения. Это – геноцид. – Отец наклонился вперед. – Вы и я, вместе мы должны вмешаться, чтобы восторжествовал здравый смысл, были восстановлены цивилизованный порядок и гражданские права.
   Открыв рот, я уставился на человека, которого я никогда не знал. Неудивительно, что мятежники на планете Надежда струсили, а легион храбрых кадетов отправился навстречу своей смерти по его приказу.
   – Ни при каких обстоятельствах я не буду использовать оружие. Только сила вашего возмущения может остановить военные действия.
   Я тихо заплакал. Отец бережно сжал мою руку, желая успокоить меня.
   – «Галактика» движется в нескольких километрах от орбитальной станции. Я обращаюсь к вам, находясь на месте пилота ее катера. Орбитальная станция расположена на геоцентрической орбите, у ее лазерного орудия, таким образом, есть возможность вести непрерывный огонь по беззащитному городу. Здесь, на расстоянии менее четырех километров, я могу видеть оранжевый свет, исходящий от предупреждающих лучей лазеров, поэтому корабли могут избежать смертельных вспышек невидимого света.
   Отец спокойно смотрел в камеру.
   – Я привел в движение наш отнюдь не мощный катер Наша скорость – два километра в час. Я не поменяю курс. Точно в 9:47:00 утра по восточному времени, – я бросил быстрый взгляд на пульт: через сто две минуты с этого момента, – мы пересечем траекторию луча первого из лазеров орбитальной станции на расстоянии ста пятидесяти метров. Если орудие стреляет, наш катер и я вместе с ним будем уничтожены.
   Я задержал дыхание, чувствуя, как липнет к телу промокшая от пота рубашка. Я испытывал ужас и, одновременно, изумление, гордость, что Господь Бог смог дать мне возможность стать свидетелем подобного поступка.
   – Мне остается только лишь верить в то, что господин Генеральный секретарь Кан, который находится сейчас в Лондоне, не был достаточно информирован о ситуации и не знает, как развиваются события, что это предпринимают какие-нибудь неизвестные подчиненные, действующие по своему усмотрению и, не получив от него специальных полномочий, обрушившие шквал смерти на наш главный город. У меня не было возможности сообщить ему о происходящем, после того как я своими глазами видел, во что превращен Нью-Йорк. Конечно, будучи высоконравственным человеком, он не подозревает о деяниях, совершенных от его имени, в противном случае он наверняка сделал бы шаги, чтобы остановить их.
   Отец прочистил горло.
   – В оставшееся время я приложу максимум усилий, чтобы договориться о перемирии. Если я достигну этого, то вернусь на «Галактику» и передам командование. Но если лазеры всего лишь прекратят огонь, когда я заслоню им цель, без осуществления полного перемирия, то я буду замедлять ход катера таким образом, чтобы он находился перед орудием до тех пор, пока наши запасы кислорода не будут истощены. Тогда я войду в атмосферу Земли и с горящими двигателями начну мое последнее путешествие домой.
   Он сделал паузу.
   – В любом случае, я прошу, чтобы вы рассматривали мои действия как протест против бесчеловечности, жестокости, с которым и правительство, что возглавлял я, и нынешняя администрация относятся к нижнему населению Мы прекрасно осознавали: нижние племена – люди, которыми могли бы стать вы. Они живут, постоянно страдая, и эта безысходность сделала их враждебными, но не сделала их не такими же, как вы, людьми.
   – Сейчас, – отец выпрямился, и его голос заметно оживился, – еще есть немного времени. Если вы находите это положение дел отвратительным, возьмите в руки телефоны, позвоните каждой правительственной службе – местной, государственной, национальной, всемирной. Позвоните господину Кану. Разбудите ваших друзей в других часовых поясах. Позвоните вашим поставщикам новостей, на ваши местные вещательные станции, на станцию, которая ведет эту трансляцию. Позвоните на военные базы. Позвоните на орбитальную станцию. Позвоните родным и близким. Не прекращайте звонить, пока проблема не будет решена.
   Я не буду объяснять вам, что говорить. С Божьей помощью вы осознаете ваше моральное обязательство. На борту катера «Галактики» я жду вашего решения.
   Это – Николас Эвинг Сифорт, рядом с орбитальной станцией, заканчиваю передачу.
   В течение томительно долгого мгновения он пристально глядел на голографокамеру, затем поднял руку и нажал кнопку выключения.
   Я всхлипнул.
   – Сейчас будет трудно. Держись, Ф.Т., это еще не конец.
   – Они прекратят стрелять?
   – Может быть. Но скорее всего, нет.
   – А мы просто… ждем?
   – Нет, у меня есть чем заняться. Есть ли у тебя желание помочь мне?
   – О да, пожалуйста!
   – Давай облачаться в наши скафандры. Затем мне понадобится помощь на линиях связи.
   Он отстегнул ремни и, перемещаясь с помощью поручней, добрался до полки, где хранились скафандры. Он достал мой и помог мне в него облачиться, внимательно проверил и отрегулировал все зажимы и фиксаторы.
   – Видишь, кнопка горит зеленым светом? Значит, все в порядке. Желтый – это предупреждение; израсходовано пятнадцать минут воздуха. Красный означает, что нужно немедленно заменить резервуары.
   – Да, но кабина вентилируется, зачем нам нужно…
   – Потому что я так сказал. – Резкость его голоса была единственным намеком на напряжение, которое, должно быть, он испытывал.
   Пристыженный, я молча помог ему одеться. Я обратил внимание, что отец отложил в сторону шлем. Когда он заговорил снова, его голос был более ласковым.
   – Не думаю, что орбитальная станция будет нас обстреливать – я имею в виду, их оборонительные лазеры, – но если я ошибаюсь, и мы уменьшим давление…
   – А как же ты? – Я старался не показаться дерзким.
   – Не спорь, сын. – Эта фраза уводила разговор в сторону от предмета обсуждения, но пусть так оно и будет.
   Мы снова вернулись к пульту. Я бросил взгляд в иллюминатор: «Галактика» заметно отдалилась от нас и соответственно уменьшилась в размерах.
   Отец коротко объяснил, как работают переключатели каналов связи, познакомил меня с перечнем частот, показал, как их сканировать.
   – Ладно, теперь давай послушаем эфир. – Он направлял мою руку по клавиатуре.
   – …поразительное по своему воздействию заявление бывшего Генерального секретаря…
   – …сказал, что предложит себя в качестве жертвы, если перемирие не будет достигнуто. Капитан Сифорт казался спокойным, хотя у его голоса был оттенок настойчивости, и принимая во внимание ситуацию…
   – Мэрион Лисон, советник Генерального секретаря Кана, сообщила, что администрация не будет комментировать это выступление, пока господин Кап не изучит его текст.
   «Комлинкс» и ВВС передавали запись выступления отца. Так необычно было переключать частоты взад-вперед, прослушивая различные моменты его речи.
   – Хорошо. – Отец выключил экран. – Давай приступим к работе.
   Кнопка сигнала связи продолжала ярко гореть. Я вытаращил глаза.
   – Итак? – произнес отец с некоторым нетерпением. – Разве ты не мой связист?
   – Да, сэр! – Я включил коммутатор.
   – Сифорт – это был голос адмирала Торна. – Вы с ума сошли? Возвращайтесь на «Галактику», пока еще есть время. Вы обратили особое внимание на важность данной проблемы; Кан, должно быть, захлебывается слюной. Вы сосредоточились на…
   – Сэр, я очень занят. Пожалуйста, незачем вести никчемный разговор.
   – Никчемный разговор? – Я живо вообразил, как лицо Торна заливается краской. – НИКЧЕМНЫЙ РАЗГОВОР? Ради Христа… – Я почти мог слышать, чего ему стоило держать себя в руках. – Ты – сумасшедший, успокойся, ради… Бога.
   – Это именно то, чем я занимаюсь, Джефф. Символическая попытка искупления. Ему за многое надо простить меня. – Отец внезапно оживился. – Ты поможешь? Останови огонь лазеров, пока мы добиваемся перемирия.
   – Я не могу! – с болью в голосе произнес Торн. – Вы знаете это.
   – Да, именно поэтому я – единственный, тот, кто должен. Какие-нибудь новые распоряжения? Связывались с Ротондой?
   – Ты застал врасплох советников по безопасности Кана. Они налаживают связь.
   – Я посчитал бы это любезностью с твоей стороны, если бы ты держал меня в курсе.
   – Я… – Его голос смягчился. – Конечно, Ник.
   – Можно мне поговорить с Робби?
   – Он – на пути к Земле, чтобы встретиться с сенатором Боландом в штаб-квартире Рубена. Роб взбешен твоим поведением.
   – Следовало ожидать.
   – И своим, я полагаю, – послышался вздох. – Сохрани эту частоту свободной, если будешь ее использовать.
   – Она твоя, – сказал отец. – Если ты будешь говорить с Каном, скажи ему, что соглашение должно включать в себя полную, безусловную амнистию каждому участнику конфликта: уличным жителям, войскам ООН, хакерам, гражданскому населению. Всем, кроме меня.
   Он жестом показал мне, что делать, и я прервал сеанс связи.
   – Ф.Т., принимай поступающие к нам звонки, но не идентифицируй себя, независимо от того, кто спрашивает. Только голос; хватит этой проклятой камеры.
   – Да, сэр.
   Я переключил линии связи к радиопередатчику моего костюма.
   – «Комлинкс», отдел новостей к «Галактике» для Сифорта. Пожалуйста, отве…
   – Это «Комлинкс», отец.
   – Нет.
   – Сообщите ему, что это Агентство печати «Голодей Синдикат», мы хотим немедленного интервью, мы заплатим…
   – Капитан Сифорт, это Эдгар Толливер, меня просили связаться с вами, если вы слышите, пожалуйста…
   – Управление движения орбитальной станции к катеру «Галактики». Вы в запретной зоне, подтвердите немедленно наш вызов и…
   – Ник, это сенатор Ричард Боланд, возьмете, наконец, чертову трубку! Почему он не будет отвечать? Сифорт, это…
   – Отец господина Боланда на восьмой частоте.
   – Да.
   Я подключил телефон отца.
   – Сифорт.
   – Слава богу. Кто там с вами?
   – Один человек, из команды корабля. Что вы хотите?
   – Ник, мы знаем друг друга… сколько, лет двадцать пять? Нет времени играть в игры. На что вы согласитесь?
   В то время как отец беседовал с Боландом-старшим, я управлял диапазоном частот, шепча в трубки телефонов просьбы подождать или попробовать связаться позже, также пытаясь подслушать разговор.
   – Только то, что я сказал вам. Больше не…
   – Рубен не может прекратить это без санкции Кана, и черт побери, вы загнали Генерального секретаря в угол. Он в ярости. Позвольте мне спасти вашу репутацию таким образом…
   – Прекращение огня и перемирие. Амнистия участникам. Время истекает, Ричард.
   – Вы упрямый – это как раз то, чего стоит вам Ротонда!
   – Позвоните мне снова, когда вам удастся сделать шаг вперед. – Он обратился ко мне. – Кто следующий?
   – Управление движения орбитальной станции… Сенатор Рекс Физер. Старый адмирал Духаней, разве он не в отставке? Мэрион Лисон. Отдел ново…
   – Да.
   Я ударил по клавишам коммутационной панели.
   – Госпожа Лисон, капитан Сифорт на связи.
   – Господин Генеральный секретарь? Как, черт возьми, вам снова удалось поступить на военную службу? Это политическое решение, это должно было быть обращено… не берите в голову, нет времени. Мой звонок строго неофициален, вы понимаете, Генеральный секретарь – я имею в виду Генерального секретаря Кана лично не осведомлен о нашем…
   – Продолжайте! – Тон отца был холоден.
   – Почему вы не можете направить ваш приступ раздражения на благоразумное… Ладно, не разъединяйтесь со мной. – Она сделала паузу, очевидно желая снизить накал разговора. – Если я смогу уговорить его прекратить огонь на достаточно долгое время, чтобы вы покинули…
   – Нет.
   – Я даже не уверена, что он станет слушать. Кан, так сказать, измучил мое ухо, когда я разбудила его, чтобы он мог услышать ваше выступление. Он может быть едва контролируемым, упрямым, когда… – Она внезапно замолчала и продолжила после небольшой паузы:
   – Послушайте, я делаю все от меня зависящее, нас всех немного нервирует эта ситуация. Вы – профессионал, мы хотим знать условия сделки, которую вы хотите заключить. Нижние должны быть подавлены; это итог, которого мы желаем достигнуть. А что касается способа…
   – Вот чего я хочу достигнуть.
   – Продолжайте. Я приму к сведению.
   – Прекратите лазерный огонь. Пусть оониты вернутся обратно в казармы. Остановите разрушение. Восстановите водоснабжение для…
   – Сифорт, вы это серьезно?
   – Я говорю всерьез! – Голос отца дрожал от сильного душевного волнения. – Как мы могли строить новый город на телах наших граждан? Вас не мучают угрызения совести?
   – Я не могу их себе позволять, я мыслю категориями политики. Еще одна попытка: в какой области мы можем прийти к компромиссу?
   – Это скажите мне вы.
   – Следует очистить заброшенные, покинутые людьми улицы, это – первая удачная возможность за последние годы.
   – Они не покинуты. Затем?
   – Нижние должны быть переселены…
   – Абсурд. Город – их дом.
   – Если мы очистим улицы с помощью войск, а не лазерами…
   – Нет!
   Ее голос напоминал скрежещущий звук, который издает ноготь, который царапает по стеклу.
   – Час спустя вы будете мертвы, и это не будет иметь никакого значения!
   – Точно. И что с того?
   – Вы – сумасшедший! Вы мне омерзительны. Знаете что, господин Генеральный секретарь? Когда это случится, я буду рада.
   Прозвучал щелчок.
   – Отец!
   – Все в порядке, сын. – Он медленно и тихо вздохнул, – Именно поэтому я с радостью покинул службу.
   Я знал, что сейчас должен был отвлечь его.
   – Отец, тебе звонят по всем каналам.
   – Кто еще?
   – Корвин, с «Галактики», «Мир новостей», Управление движения орбитальной станции. Генерал Рубен. Кто-то, выкрикивающий твое имя снова и…
   Он еще раз вздохнул.
   – Сначала Корвин. Да, комп?
   – Все мои каналы связи перегружены. Сигналы начали подавлять друг друга, и стало трудно их фильтровать.
   – Постарайся сделать все, что сможешь.
   – Да-да, сэр. Помощник механика Зорн колотит по люку. Он требует, чтобы я открыл мостик. Он хочет связаться с Адмиралтейством и настаивает, что он имеет право…
   – Передайте это Зорну: «Веди себя хорошо, мальчик! Просьба использовать радио отклонена. Разрешение открыть мостик – ответ отрицательный. Официальный выговор занести в личный файл. Оставь Корвина в покое, исключая случаи крайней необходимости. Конец». Ответ по всем несущим частотам: в данную минуту просьбы об интервью отклонены. Возможно, позже; и перестаньте глушить передачи на моей линии.
   – Отец, просмотри!
   – И ответ Управлению движения орбитальной станции… Что случилось, Ф.Т.?
   Я ткнул пальцем в иллюминатор. Маленькое судно плавно двигалось сквозь пустоту космоса; умело маневрируя, оно направилось к нам.
   – Твой шлем в порядке? Немного попозже, Корвин, мы продолжим. – Он внимательно вглядывался в непрошеного гостя. – Это – маленький челнок. Частный.
   Я бегло просмотрел частоты.
   – ВВС, седьмой канал – «Галактике»: мы хотели бы включить интервью с господином Сифортом в полуденную сводку новостей…
   – Ник, это Торн, у меня есть известие для тебя, пожалуйста…
   – Управление движения орбитальной станции к челноку «Голографического мира»: вы в запретной зоне космоса, немедленно измените курс…
   – Внимание, катер «Галактики», катер, внимание, это «Новости Голографического мира»; не стреляйте, мы приближаемся только для того, чтобы снять несколько кадров, пожалуйста, не стреляйте…
   Отец проворчал:
   – Они или никогда не отрывали своего зада от Земли, или не думают, что говорят. Любому известно, что катера не вооружены. Не стрелять, да неуже…
   – Не стреляйте! Господин Генеральный секретарь, как это – чувствов…
   – Филип, – голос отца был спокоен. – Пригнись к пульту. Не дай им увидеть твое лицо.
   – Да, сэр! – Я уставился на мигающие огни.
   – А, замечательно! Они, вероятно, не смогут узнать тебя через шлем. Это очень хорошо.
   Крошечное суденышко, даже меньше, чем наш катер, внезапно появилось недалеко от нашего левого борта. Через их иллюминатор я увидел мельком две фигуры, голографокамеры нацелились на нас. Пилот включил двигатели, и челнок медленно подплывал ближе. Он расположился в каких-то двухстах футах перед носом нашего катера и, казалось, больше не приближался.
   – Идиоты. Они будут идти перед нами к пушке. – Отец всплеснул руками. – Проклятые любители громких заголовков! Им нельзя было разрешать выходить из атмосферы!
   – Не сомневаюсь, что адмирал предупредит их. – Я пытался произносить слова успокаивающим тоном.
   – Я знаю. – Протянув руку, он включил телефон. – Да, Джефф?
   – Это – капитан Вилкес, – произнес чопорный холодный голос. – Подождите минуту: адмирал разговаривает с… одну минуту! – Прозвучал щелчок, и послышался голос Торна:
   – Ник? Не отключайся.
   Еще один щелчок. Мы ждали. Я осторожно поинтересовался:
   – Почему он называет тебя Ником, ведь он ненавидит тебя?
   – Что заставило тебя сделать такой вывод?
   – Он обманом заставил тебя взойти на борт «Галактики». Он принудил тебя вернуться во флот. Он…
   – О, Филип! – Отец пристально глядел вдаль. Через некоторое время он сказал:
   – Возможно, он немного ненавидит себя.
   – Он предал тебя.
   – Ты не следил за разговором. Помнишь нашу беседу в его офисе?
   – Да… – Я старался вспомнить слова. – Он сказал, что не может взять на себя ответственность за прекращение лазерного огня.
   – И я дал ему понять, что взял бы ее сам.
   – Как? Без «Галактики» что ты мог бы…
   – Вот что я сказал ему: мною будет захвачен какой бы то ни был корабль, на борт которого я взойду. Он предупредил меня, что это было бы преступлением, наказуемым смертной казнью.
   Я затаил дыхание. Не могу этого допустить…
   – Мы были очень близки, когда были юношами.
   – И таким образом он…
   – Отдал мне «Галактику», очень хорошо зная, что я был старше бедного Флореса.
   – Но…
   Он наклонился вперед, ко мне:
   – Бедный Джефф хочет быть циником, оппортунистом, но не может удержать себя от совершения правильных и справедливых поступков. Ф.Т., ты не должен никогда говорить об этом. Ничего из этого когда-либо не было сказано; это осталось внутри наших сердец.
   – Клянусь, отец. – Я гордо выпятил грудь. Он жестом изобразил так, как будто взъерошил мои волосы через шлем.
   – Видишь ли…
   – Ник? Капитан Сифорт? – раздался голос Торна.
   – Да, адмирал?
   – Со мной только что разговаривал сам Генеральный секретарь, требуя от меня гарантии того, что лазеры не прекратят огонь, когда ты пересечешь их путь.
   – Ясно.
   Его голос был печален.
   – Я дал ему их.
   – Понимаю. – Это было своего рода разрешение.
   – Вот ответ на мою настоятельную рекомендацию – уступить и остановить проклятые лазеры. Он сказал, открываю кавычки: «Авторитет, престиж целой Организации Объединенных Наций – под угрозой!» – закрываю кавычки.
   – Я предполагаю, что это так.
   – Я не хочу твоей смерти! – Это прозвучало как просьба.
   – Спасибо.
   – Я твой начальник и приказываю развернуться.
   – Я отказываюсь.
   – Ник, это – преступление, за которое вешают! Я приказываю тебе сложить с себя полномочия.
   – Я отказываюсь.
   Тон Торна был суровым:
   – Я попросил Кана, чтобы он поговорил с вами снова; он категорически отказался. Старый город должен быть очищен; амнистия не обсуждается; ты душевно болен, и твое самоубийство будут считать трагедией, хотя неизбежной, и т. д. Я ничего не могу сделать. Ты понимаешь, что я не стану прекращать огонь, если он этого не прикажет?
   – Ты ясно дал понять, если…
   Голос Торна стал еще более официальным:
   – От имени Адмиралтейства я приказываю, умоляю тебя – прерви вашу миссию. Ты сделал выбор. Заканчиваю связь, Эд только что передал мне список дел в порядке первоочередности.
   – Жаль, Джефф. Заканчиваю передачу. – Отец слегка толкнул меня локтем, я застучал по клавишам. – Ему так тяжело и трудно дается все это. Несчастный человек.
   – Несчастный? – Я ткнул пальцем в медленно приближавшуюся станцию. – Он уничтожит тебя.
   – Он позволит мне быть уничтоженным. Это не совсем…
   Наш иллюминатор осветился яркой вспышкой света. Я вздрогнул, ожидая вслед за ней обжигающей теплоты.
   – Это – те глупые журналисты и их камеры. Пригнись.
   Мое сердце сильно стучало в груди, я задыхался.
   – Я думал…
   – Давай послушаем новости.
   Разумеется, это была неуклюжая попытка переключить мое внимание, но тем не менее я был ему за это благодарен.
   – …после объявления ему вотума недоверия закончился его срок в Ротонде, и все же даже сегодня есть те…
   – …его слова были: «начну мое последнее путешествие домой». У катера судна нет теплозащитного фильтра, и он вряд ли уцелеет. Я не знаю, как вы можете предполагать, что он имел в виду, что пристыкуется к орбитальной станции и сделает пересадку…
   – Несмотря на то что мы не можем связаться с госпожой Сифорт, чтобы она прокомментировала ситуацию, источники, близкие к семье, утверждают…
   – …так что сомнения в его умственной стабильности не могут быть не приняты в расчет, вернемся к тебе.
   Внутри моего шлема замигал желтый свет. Пришло время для нового резервуара с кислородом. Я расстегнул застежку моего пояса.
   – Сообщают о намного превышающем норму количестве звонков, но Североамериканская телефонная компания объясняет этот шквал…
   Отец прищурился, смотря на яркий свет, включил телефон.
   – Сифорт передает на челнок «Голографического мира». Вы меня слышите?
   – Это звонит капитан! Да, мы слышим вас отчетливо. Сэр, можно ли точно утверждать что вы…
   – Я хочу, чтобы подача материала осуществилась непосредственно с места действия. Даю вам полминуты.
   – Вы намерены сделать заявление?.. Подождите, сейчас мы все организуем. – Приглушенное невнятное бормотание, щелчок. Длинная пауза.
   – Отец, могу ли снять мой шлем? Я сейчас изжарюсь.
   – Полагаю, что да. Но держи его поблизости.
   С удовольствием я сделал это и теперь наслаждался свежим воздухом каюты.
   – Капитан? Сэр, мы осуществляем трансляцию с места действия на весь мир. Это – «Сеть новостей», «Голографический мир», рядом с орбитальной станцией, репортаж ведет Джед Стровер. У нас на связи капитан Николас Сифорт. Начинайте, сэр. Вы можете сказать нам, кто находится рядом с вами?
   – Я приближаюсь к лазерам орбитальной станции. У меня, давайте посмотрим… осталось шестьдесят три минуты. Мне хотелось бы посмотреть на станцию, может быть, попрощаться также и с Землей. Но вместо этого я собираюсь активизировать солнцезащитные экраны и слепо следовать дальше. Последнее, что я увижу, будет… – он остановился, – мой пульт управления.
   – Почему, сэр?
   Голос отца стал резким:
   – Потому что вы светите прямо мне в лицо прожекторами мощностью в десять тысяч кандел. Я ничего не могу увидеть! Вы отвлекаете меня, сбиваете с толку, когда мне нужно сохранить трезвость ума. Вот как вы хотите решить судьбу Нью-Йорка? Не правда ли?
   – Нет, но…
   – Не говоря уже о том, что вы намереваетесь въехать задним ходом прямо в лазерные лучи. Это – не какая-то история, сэр, это – переломный момент в человеческих жизнях! Гасите свет!
   Сэр…
   – Сейчас же!
   Свет пропал.
   – Спасибо, «Голографический мир»! – Отец выключил микрофон. – Иногда, – он растягивал слова, наслаждаясь моим шоковым состоянием, – я бываю наглым.
   Я произнес, заикаясь:
   – Ты… ты можешь подшучивать над этим?
   – Тебе бы больше понравилось, если бы я плакал? По крайней мере, мы можем снова видеть, и если я не обругал их публично… – Затем, спустя мгновенье, он сказал ласково:
   – Филип… Я не сообщил им о тебе.
   – Знаю.
   – Я… Мне трудно это сказать. – Его глаза блестели. – Они не должны знать.
   – Почему, сэр?
   – Это… – Он переплел пальцы, – Я планирую на несколько шагов вперед, на случай, если мы добьемся успеха. Я не хочу, чтобы сантименты по поводу ребенка заляпали выпуски новостей. Они должны быть посвящены нижним. Посвящены мне.
   – Почему?
   – Я должен им это. – Погруженный в раздумья, он уставился на суставы своих пальцев. – Я предаю тебя ради этого.
   – Что? – пропищал я.
   – Я пошел на смерть не ради того, чтобы искать тебя, это было для них. Я не буду раскрывать, что ты находишься со мной, даже чтобы спасти тебя. Если это не предательство, то что тогда?
   – Это не может быть предательством, если это то, что я хочу! – Я замолчал, намереваясь сказать больше, чтобы убедить его, что я хотел этого всей душой, но страдания в его взгляде стало меньше. Я выпалил:
   – Отец, так ты вел себя в прошлом? У тебя поразительные способности к игре со средствами массовой информации. Мы все думали, что ты обводишь их вокруг пальца. Тебе, должно быть, это нравится.