Впрочем, оставаясь наедине с супругом, госпожа Шанбор иногда лупила Бертрана чем ни попадя, но, скорее за какой-то светский проступок в отношении нее, чем за супружескую измену. У неё не было действительных оснований возражать против его похождений, поскольку сама она тоже не являлась образцом добродетели и временами скрытно наслаждалась обществом любовников. Далтон хранил в уме их список.
   Далтон сильно подозревал, что, как и любовниц её мужа, партнеров Хильдемары тоже привлекала власть, которой она обладает и надежда получить какие-либо привилегии. Большинство людей представления не имело, что происходит в поместье и представляли её всего лишь верной любящей женой представление, которое она сама бережно культивировала. Народ Андерита любил Хильдемару, как в других странах любят королеву.
   И во многих смыслах она и была скрытой властью. За пределами кабинета Министра. Хитрая, владеющая информацией, целеустремленная. Частенько, когда Бертран развлекался, Хильдемара за закрытыми дверями издавала приказы. Министр зависил от опыта жены, часто обращался к ней за советом, не интересуясь, какому мерзавцу она оказывает покровительство или какой культурный разгром оставляет после себя.
   Независимо от того, что она думает о своем муже, Хильдемара трудилась, не покладая рук, чтобы сохранить его власть. Если он рухнет, она, несомненно, упадет вместе с ним. В отличие от супруга Хильдемара редко напивалась и потихоньку потягивала несколько бокалов вина, растягивая их до середины ночи.
   Далтон ни коим образом не недооценивал её. Хильдемара плела собственную паутину.
   Гости ахнули от удивленного восторга, когда из марципанового корабля выскочил "моряк", наигрывая на дудочке веселый рыбацкий мотивчик, аккомпанируя себе на прикрепленном к поясу бубне. Тереза засмеялась и радостно захлопала в ладоши, как и многие другие.
   - Ой, Далтон! - Сжала она под столом ногу мужа. - Ты когда-нибудь мог подумать, что мы будем жить в таком прекрасном месте, познакомимся с такими великолепными людьми и увидим чудесные вещи?
   - Конечно.
   Она снова засмеялась и нежно толкнула его плечом. Далтон смотрел, как за столом справа аплодирует Клодина. Слева Стейн подцепил ножом кусок мяса и не церемонясь принялся есть прямо с клинка. Он жевал с открытым ртом, наблюдая за представлением. Судя по всему, развлечения были не того сорта, что предпочитал Стейн.
   Слуги начали разносить подносы с рыбными блюдами, сперва заливая их подливкой и накладывая гарнир. У Суверена были собственные слуги, дегустировавшие и готовящие ему блюда. Чтобы отрезать лучшие куски Суверену и членам его семьи они пользовались принесенными с собой ножами. Для того, чтобы нарезать блюдо на тарелке у них имелись другие ножи. В отличие от остальных, тарелки Суверену меняли после каждой перемены.
   Министр наклонился поближе, держа в руке кусок свинины, который он макнул в горчицу.
   - До меня дошел слух о женщине, которая собирается распространить неприятную ложь. Может, тебе следует заняться этим делом.
   Далтон двумя пальцами взял с тарелки, которую разделял с Терезой, кусок груши, вымоченной в миндальном молоке.
   - Да, министр, я уже разобрался. Она не хотела проявить неуважения.
   Он кинул грушу в рот.
   - Ну, вот и отлично, - выгнул бровь министр.
   Он ухмыльнулся и подмигнул через голову Далтона. Тереза, улыбаясь, приветственно склонила голову.
   - Ах, Тереза, дорогая, говорил ли я вам уже, как божественно вы выглядите сегодня вечером? А прическа просто чудесна! Она придает вам вид доброго духа, пришедшего облагодетельствовать мой стол. Не будь вы замужем за моим помощником, я бы позже пригласил вас танцевать.
   Министр редко танцевал с кем-то, кроме жены и - в виде протокольной обязанности - с заезжими важными дамами.
   - Почту за честь, министр, - заикаясь, пролепетала Тереза. - Как и мой муж, я уверена. Я не могу оказаться в более надежных руках в танцевальном зале. Или в любом другом месте.
   Несмотря на обычное умение держаться со светской невозмутимостью Тереза вспыхнула от оказанной Бертраном высокой чести. Она взволнованно спрятала лицо за волосами, отдавая себе отчет о завистливых взглядах, наблюдающих за её беседой с самим Министром Культуры.
   По гневному взгляду, сверкнувшему из-за спины министра Далтон понял, что не стоит опасаться, что этот танец - в процессе которого министр, несомненно, прижмет к себе полуобнаженную грудь Терезы - состоится. Госпожа Шанбор не позволит Бертрану демонстрировать отсутствие тотальной верности супруге.
   Далтон вернулся к делам, разворачивая разговор в нужном ему направлении.
   - Один из городских должностных лиц очень озабочен той ситуацией, о которой мы говорили.
   - Что он сказал? - Бертран знал, о каком Директоре идет речь и мудро воздерживался от упоминания имен, но глаза его гневно сверкнули.
   - Ничего, - заверил его Далтон. - Но он настойчив. Он может предпринять расследование - потребовать объяснений. Есть люди, тайно нам противодействующие, и они с радостью поднимут крик о неприличном поведении. Если нам придется отбиваться от беспочвенных обвинений в нелояльном поведении, это будет опасная потеря времени и уведет нас в сторону от выполнения нашего долга перед народом Андерита.
   - Да вся эта идея совершенно абсурдна! - Ответил министр, придерживаясь двусмысленного стиля разговора. - Ведь не веришь же ты на самом деле, что наш народ действительно устраивает заговор, чтобы противостоять нашим добрым деяниям?
   Фраза прозвучала очень гладко, поскольку Бертран не раз её произносил. Обычная предосторожность требовала, чтобы разговоры на публике велись крайне осторожно. Среди гостей вполне могли оказать люди, владеющие волшебным даром, надеющиеся с его помощью услышать что-то, не предназначенное для посторонних ушей.
   Далтон и сам прибегал к услугам женщины, обладающей таким даром.
   - Мы посвятили наши жизни службе народу Андерита, - произнес Далтон, и все же остаются завистники, жаждущие остановить прогресс и помешать нам улучшать положение трудящихся масс.
   С тарелки, которую разделял с женой, Бертран взял жареное лебединое крылышко и макнул его в мисочку с пряным соусом.
   - Значит, по-твоему, подстрекатели, возможно, постараются создать нам проблемы?
   Госпожа Шанбор, внимательно прислушивающаяся к разговору, наклонилась ближе к мужу.
   - Всякие агитаторы мгновенно ухватятся за возможность уничтожить отличную работу Бертрана. И охотно помогут любым смутьянам. - Она пристально посмотрела на Суверена, которого кормила с ладони юная супруга. - Нам предстоит серьезное дело и совершенно не нужно, чтобы всякие противники мельтешили у нас на пути.
   Бертран Шанбор был наиболее вероятным кандидатом на пост Суверена, но у него имелись и враги. Суверен избирался пожизненно. Любая малейшая промашка в столь критический период могла выбросить министра из списка кандидатов. И многие просто спали и видели, чтобы министр допустил такой промах, и пристально следили за ним и прислушивались к каждому слову.
   Как только Бертран Шанбор станет Сувереном, можно будет перестать волноваться, но до той поры нужно быть крайне осторожными.
   - Вы отлично понимаете ситуацию, госпожа Шанбор, - одобрительно кивнул Далтон.
   - Из чего, надо полагать, следует, что у тебя есть конкретное предложение, - хмыкнул Бертран.
   - Верно, - Далтон понизил голос едва не до шепота. Крайне невежливо шептать при посторонних, но выхода у него не было. Необходимо начинать действовать, а шепота никто не услышит. - Думаю, что наилучшим выходом будет, если мы нарушим существующее равновесие. То, что я имею в виду, поможет не только отделить зерно от плевел, но и не даст произрасти другим сорнякам.
   Искоса поглядывая на стол Суверена, Далтон объяснил свой план. Госпожа Шанбор, улыбнувшись краем губ, приосанилась. Рекомендации Далтона пришлись ей по душе. Бертран, бесстрастно наблюдая за Клодиной, кивком выразил свое согласие.
   Стейн вогнал кинжал в стол, демонстративно распоров тончайшую льняную скатерть.
   - Почему бы мне просто не перерезать им глотку?
   Министр огляделся по сторонам, проверяя, слышал ли кто предложение Стейна. Хильдемара побагровела от ярости. Тереза побелела, услышав подобную речь, особенно из уст человека, носившего плащ из человеческих скальпов.
   Стейна уже предупреждали. Если подобное заявление услышат и сообщат в соответствующие инстанции, то за этим немедленно последует полоса расследований, которая наверняка привлечет внимание самой Матери-Исповедницы. И она не успокоится, пока не выяснит всю правду, а ежели таковое случится, то она вполне может использовать свою магию, чтобы отстранить министра. Навсегда.
   Далтон одарил Стейна убийственным взглядом, сулящим молчаливую угрозу. Стейн ухмыльнулся, демонстрируя желтые зубы.
   - Дружеская шутка.
   - Мне наплевать, насколько велика армия Имперского Ордена, - прорычал Министр специально для тех, кто мог услышать слова Стейна. - Если вас не пригласят - что ещё предстоит решить - вся она поляжет перед Домини Диртх. Император знает, что это так и есть, иначе он не предлагал бы на наше рассмотрение столь щедрые условия мира. Я уверен, что он будет крайне недоволен, если один из его людей оскорбит нашу культуру и законы, по которым мы живем.
   Вы здесь представляете императора Джеганя и прибыли, чтобы изложить нашему народу позиции императора и его щедрое предложение, не более того. Если понадобится, мы можем потребовать, чтобы эти предложения изложил кто-нибудь другой.
   Стейн лишь ухмыльнулся этой пламенной речи.
   - Да я только пошутил, конечно. Такая пустая болтовня в обычаях моего народа. Там, откуда я прибыл, такие слова вполне обычны и никто не обижается. Заверяю вас, что просто хотел вас повеселить.
   - Надеюсь, вы будете лучше выбирать выражения, когда станете говорить с нашим народом, - буркнул министр. - Вы прибыли для обсуждения крайне серьезных дел. Директоры вряд ли правильно оценят столь грубый юмор.
   - Мастер Кэмпбелл объяснил мне нетерпимость вашей культуры к таким заявлениям, - хрипло засмеялся Стейн, - но моя грубая натура вынудила меня забыть его мудрые слова. Пожалуйста, извините мое плохое чувство юмора. Я никого не хотел обидеть.
   - Ну, ладно. - Бертран откинулся на спинку стула. Внимательный взгляд скользил по гостям. - Народ Андерита очень плохо воспринимает жестокость, и не привык к таким разговорам, не говоря уж о действиях.
   Стейн склонил голову.
   - Мне ещё предстоит усвоить образцовые обычаи вашей великой культуры. Я с нетерпением жду возможности узнать ваши наилучшие порядки.
   После столь обезоруживающих слов мнение Далтона об имперце возросло. Всклокоченная голова Стейна производила обманчивое впечатление. То, что скрывалось внутри этой головы было куда как упорядочено.
   Если госпожа Шанбор и уловила злобную сатиру в тираде Стейна, то никак этого не продемонстрировала и на лице её снова появилось обычное приторное выражение.
   - Мы все понимаем и восхищаемся вашим искренним стремлением узнать то, что кажется вам...странными обычаями. - Она кончиками пальцев подтолкнула к Стейну его кубок. - Пожалуйста, попробуйте нашего лучшего вина из долины Нариф. Нам всем оно очень нравится.
   Если госпожа Шанбор не уловила скрытого сарказма в словах Стейна, то Тереза поняла все точно. В отличие от Хильдемары Тереза всю свою сознательную жизнь провела на линии фронта женской социальной структуры, где слова использовали как оружие, способное пустить противнику кровь. И чем выше уровень, тем острее оружие. В такой ситуации ты либо быстро учишься понимать, когда тебя укололи и пустили кровь, либо выбываешь из игры.
   Хильдемаре не требовалось уметь разить словом. Ее защищала власть. Андерские генералы редко скрещивают мечи.
   Потягивая вино, Тереза с прагматичным уважением наблюдала за Стейном, опорожнившим кубок одним большим глотком.
   - Отличное вино! Вообще-то говоря, я бы сказал, лучшее, что мне доводилось когда-либо пить.
   - Мы рады слышать такую оценку из уст столь много путешествовавшего человека, - ответил министр.
   Стейн поставил кубок на стол.
   - Я сыт по горло. Когда я смогу произнести свою речь?
   - Когда гости насытятся, - поднял бровь Министр.
   Снова ухмыльнувшись, Стейн принялся есть с ножа очередной кусок мяса. Жуя, он нагло встречал пылкие взгляды, которыми его одаривали некоторые женщины.
   Глава 22
   Музыканты на галерее исполняли морскую мелодию, а слуги спустили вниз длинные голубые транспаранты. Транспаранты колыхались, создавая эффект волны, по которой плыли нарисованные на транспарантах рыболовецкие суда.
   Пока слуги Суверена обслуживали хозяина, оруженосцы, облаченные в ливреи цветов поместья, сновали вокруг стола министра, поднося серебряные тарелки с разнообразными рыбными блюдами. Министр выбрал крабовые ножки, балык, жареных миног и угрей в шафрановом соусе. Оруженосцы поставили выбранные блюда между министром и его женой.
   Министр Шанбор макнул большой кусок угря в шафрановый соус и предложил жене. Хильдемара, нежно улыбнувшись, взяла кончиками пальцев с длинными ногтями угощение, но вместо того, чтобы поднести к губам, положила на тарелку и повернулась к Стейну, чтобы спросить с внезапной заинтересованностью о кулинарных обычаях его страны. За то короткое время, что Далтон пробыл в поместье, он успел выяснить, что больше всего на свете госпожа Шанбор ненавидит угрей.
   Когда один из оруженосцев предложил их вниманию блюдо с лангустами, Тереза сказала Далтону, с надеждой подняв бровки, что охотно съела бы одного. По требованию Далтона оруженосец ловко очистил лангуста, вынул нежное мясо и сдобрив маслом, положил на крекер. Далтон же отрезал себе кусок мяса морской свиньи с блюда, которое протягивал ему на вытянутых руках оруженосец с низко склоненной, как и положено, головой. Оруженосец преклонил колени, как все они, затем грациозно поднялся и удалился танцующей походкой.
   Сморщенный носик Терезы поведал, что угря ей вовсе не хочется. Далтон взял одного себе, и то лишь потому, что кивок усмехнувшегося министра сказал ему, что он должен это сделать. Министр наклонился к его уху и прошептал:
   - Угорь полезен для конца, если ты понимаешь, о чем я.
   Далтон лишь улыбнулся, прикидываясь, что оценил совет. Мозги его были заняты насущными проблемами, а кроме того, проблем с "концом" у него не было.
   Тереза поглощала карпа в чесноке, а Далтон, лениво ковыряя жареную селедку с сахаром, наблюдал за хакенскими оруженосцами, которые, как оккупационная армия, сновали между столами. Они несли подносы с жареной щукой, форелью и окунем; печеной треской, хеком и сельдью; приготовленным на углях карасем, лососем, осетром и тюленем. А также крабов, креветок, устриц и мидий, жаркое из рыбы с миндалем, супницы с ухой из моллюсков. И все это с многообразными разноцветными соусами и подливками. Прочие блюда подавались в художественном изобилии соусов и травяных настоев из различных ингредиентов. Морская свинья с горошком в луковом винном соусе, осетровые молоки и бока морского петуха, здоровенный пирог с начинкой из трески и камбалы, залитый зеленой глазурью.
   Еда, представленная в таком изобилии и столь изысканно приготовленная, служила не только как политический спектакль, предназначенный для демонстрации могущества и богатства Министра Культуры, но также имела чтобы защитить министра от обвинений в показной пышности - глубокую религиозную подоплеку. Многообразие снеди являлось демонстрацией величия Создателя и, несмотря на кажущееся изобилие, было ничем иным, как бесконечно малым кусочком Его щедрости.
   Пиры предназначались не для того, чтобы ублажить собравшихся гостей, а множество гостей приглашались на пир - небольшая, но существенная разница. То, что пир был дан не ради какого-то светского события - скажем, свадьбы или празднования юбилея победы в войне - подчеркивало его религиозную суть. Присутствие Суверена, который являлся наместником Создателя в мире живых, лишь придавало ещё более сакральный аспект пиру.
   Если же богатство, могущество и благородство министра и его супруги и производили впечатление на гостей, то это было лишь случайным и неизбежным побочным эффектом. Далтон случайно заметил многих, на которых это неизбежно произвело неизгладимое впечатление.
   От разговоров и смеха в зале стоял непрерывный шум. Гости пили вино, отведывали разные блюда и пробовали соусы. Арфистка снова заиграла, чтобы развлечь пирующих. Министр, поглощая угря, беседовал с женой, Стейном и двумя богатыми пекарями, сидевшими на дальнем конце стола.
   Далтон вытер губы, решив воспользоваться всеобщей расслабленностью. Сделав последний глоток вина, он обратился к жене.
   - Тебе удалось выяснить ещё что-нибудь касательно нашего разговора?
   Тереза отрезала ножом кусочек щуки, взяла его и обмакнула в красный соус. Она знала, что он имеет в виду Клодину.
   - Ничего особенного. Но подозреваю, что овечка не заперта в овине.
   Тереза не были известны все подробности дела, или то, что Далтон поручил двум хакенцам донести Клодине предупреждение, но она знала достаточно, чтобы понять, что Клодина своими инсинуациями может учинить министру крупные неприятности. Хотя супругами это никогда специально не обсуждалось, Тереза отлично знала, что она сидит за головным столом не только потому, что её муж знает все законы вдоль и поперек.
   - Когда я с ней разговаривала, - понизила голос Тереза, - она много внимания уделяла Директору Линскотту. Ну, знаешь, следила за ним, пытаясь изобразить, что и вовсе на него не глядит. И наблюдала, не видит ли кто, что она на него смотрит.
   Информация Терезы всегда была точной, а не основывалась на предположениях.
   - Зачем, по-твоему, она трещала всем женщинам, что министр её принудил?
   - Думаю, она сказала остальным о министре, чтобы защитить себя. Полагаю, она рассуждала так: если люди уже будут знать об этом, то она обезопасит себя от того, что её могут заткнуть, прежде чем кто-нибудь спохватится.
   Но по какой-то причине она вдруг закрыла рот на замок. Но, как я уже сказала, она не сводила глаз с Директора Линскотта, притворяясь, что не смотрит.
   Тереза предоставила мужу самому делать выводы. Далтон, поднявшись, наклонился к жене.
   - Спасибо, солнышко. Позволь мне удалиться ненадолго. Нужно урегулировать кое-какие дела.
   Она схватила его за руку.
   - Не забудь, ты обещал представить меня Суверену!
   Далтон легонько чмокнул её в щеку и встретился глазами с министром. Слова Терезы лишь подтвердили разумность его плана. Слишком многое поставлено на карту. Директор Линскотт может оказаться настойчивым. Далтон был довольно-таки уверен, что доставленное хакенскими парнями послание заткнет Клодину. Если же нет, то его план наверняка положит конец её проискам. Далтон едва заметно кивнул министру.
   Перемещаясь по залу, Далтон останавливался то там, то тут, здороваясь со знакомыми, обмениваясь шутками и слухами, кому-то что-то предлагая или обещая с кем-то встретиться. Все считали его представителем министра, пришедшим с головного стола обойти гостей и узнать, все ли довольны.
   Добравшись наконец до истинной цели, Далтон изобразил теплую улыбку.
   - Клодина, надеюсь, вам лучше. Тереза порекомендовала мне узнать - и позаботиться, не нужно ли вам что - учитывая, что Эдвин не смог прийти.
   Она ответила ему неплохой имитацией искренней улыбки.
   - Ваша жена просто душка, мастер Кэмпбелл. Со мной все в порядке, благодарю вас. Отличная еда и прекрасное общество окончательно привели меня в норму. Пожалуйста, передайте ей, что мне гораздо лучше.
   - Рад слышать. - Далтон наклонился ближе к её уху. - Я собирался выдвинуть одно предложение Эдвину - и вам - но мне не удобно просить вас об этом не только потому, что Эдвина нет в городе, но и из-за вашего столь неудачного падения. Мне бы не хотелось навязывать вам работу, когда вы не совсем здоровы. Пожалуйста, зайдите ко мне, когда окончательно оправитесь от ушиба.
   Клодина, нахмурившись, повернулась к нему.
   - Спасибо за заботу, но со мной все в порядке. Если у вас есть какое-то дело, касающееся Эдвина, то он захотел бы, чтобы я вас выслушала. Мы с ним работаем в тесном контакте и у нас нет друг от друга секретов, когда речь идет о делах. И вам это отлично известно, мастер Кэмпбелл.
   Далтон не только знал, но и рассчитывал именно на это. Он присел на корточки, а она развернула стул, чтобы сесть к нему лицом.
   - Пожалуйста, простите мне мое предположение. Ну, видите ли, - начал он, - Министр испытывает огромное сочувствие к тем, кто не может прокормить семью иначе как прося подаяние. И даже если они могут выпросить еду, их семьям все равно нужна ещё одежда, приемлемое жилье и прочие необходимые вещи. Несмотря на щедрые пожертвования добрых жителей Андерита, многие дети ложатся спать голодными. От нищеты страдают как хакенцы, так и андерцы, и министр сочувствует и тем, и другим, поскольку несет за них ответственность.
   Министр лихорадочно трудился и наконец доработал последние детали нового закона, позволяющего получить работу многим людям, у которых иначе не было никакой надежды найти работу.
   - Это просто здорово с его стороны! - Провозгласила она. - Бертран Шанбор - хороший человек. Нам повезло, что он стал Министром Культуры.
   Далтон провел рукой по губам, а она отвела глаза.
   - Ну, и министр частенько упоминает, с каким уважением он относится к Эдвину - за весь гигантский труд, что он проделал - так что я предложил министру, что было бы неплохо продемонстрировать наше уважение к тяжелому труду Эдвина и его преданности делу.
   Министр охотно согласился и мгновенно выдвинул идею заявить, что новый закон предложен и спонсирован депутатом Эдвином Уинтропом. Министр даже пожелал, чтобы закон назывался Закон Уинтропа о дискриминации при найме. В честь вашего мужа. И вашу, конечно, за весь ваш огромный вклад в общее дело процветания Андерита. Всем известно об огромном вкладе, сделанном вами в законы, написанные Эдвином.
   Взгляд Клодины снова устремился на него. Она прижала руку к груди.
   - О, мастер Кэмпбелл, это очень любезно с вашей стороны и со стороны министра. Я просто застигнута врасплох, как, я уверена, будет Эдвин. Мы, безусловно, просмотрим закон как можно быстрее, чтобы провести его как можно более полное внедрение.
   - Видите ли, - поморщился Далтон, - министр только что сообщил мне, что ему не терпится объявить о новом законе именно сегодня. Я-то планировал сперва показать вам проект закона, чтобы вы с Эдвином могли с ним ознакомится прежде, чем он будет обнародован, но поскольку почти все Директора сейчас присутствуют здесь, министр решил, что необходимо воспользоваться подвернувшейся возможностью, поскольку ему тяжело представить, что эти несчастные нищие пробудут без настоящей работы хоть один лишний день. Они должны кормить свои семьи.
   Она облизала пересохшие губы.
   - Ну, да, я понимаю... пожалуй. Но я действительно...
   - Вот и отлично! Очень мило с вашей стороны.
   - Но мне действительно надо сперва просмотреть закон. Эдвин захотел бы...
   - Да-да, конечно. Я все понимаю и заверяю вас, что вы получите экземпляр незамедлительно. Завтра утром его вам вручат.
   - Но я имела в виду, до того, как...
   - Поскольку все здесь, министр твердо намерен объявить новый закон сегодня. Министр не хочет откладывать его вступление в силу, не желает он также расстаться с идеей присвоить имя Уинтропа столь судьбоносному закону. И министр так надеялся, что Суверен, раз уж он нынче здесь, - а всем нам известно, насколько редко он наносит визиты - услышит закон Уинтропа о дискриминации при найме, предназначенный людям, у которых доныне не было никакой надежды на работу. Суверен знает Эдвина, и, следовательно, будет очень доволен.
   Клодина быстро глянула на Суверена и снова смочила языком губы.
   - Но...
   - Вы хотите, чтобы я попросил министра отложить объявление? Министр будет огорчен не столько тем, что Суверен не услышит о новом законе, сколько тем, что будет упущена возможность как можно быстрей улучшить положение несчастных голодающих детишек, чье благополучие зависит от него. Вы ведь понимаете, не правда ли, что это делается лишь ради благополучия детей?
   - Да, но для того, чтобы...
   - Клодина, - Далтон взял её ладошку обеими руками, - у вас нет детей, поэтому я понимаю, что вам трудно сочувствовать тем родителям, которые отчаялись прокормить своих малышей, отчаялись найти работу, но попытайтесь все же понять, насколько они напуганы.
   Она открыла было рот, но не издала ни звука. Далтон продолжил, не давая ей возможности собраться с мыслями.
   - Попытайтесь понять, что значит быть отцом или матерью, ждущими день за днем чуда, хоть малейшей надежды на то, что появится работа и они смогут накормить детей. Разве вы не можете помочь? Можете постараться понять, что испытывает безработная молодая мать?
   Ее лицо стало пепельно-серым.
   - Конечно, - прошептала наконец она, - я понимаю. Правда, понимаю. И могу помочь. Уверена, что Эдвин будет рад, когда узнает, что назван спонсором этого закона...
   Прежде, чем она успела сказать что-нибудь еще, Далтон поднялся.
   - Благодарю вас, Клодина. - Она снова завладел её рукой и поцеловал. Министр будет очень рад узнать о вашей поддержке, как и те люди, которые смогут отныне найти работу. Вы сделали доброе дело для детей. Наверняка вам сейчас улыбаются добрые духи.