Гудкайнд Терри. Дух Огня

   Мастер Спинк, хмыкнув, двинулся дальше.
   - Кто-нибудь из вас думает, что нынешние хакенцы расстались со своими отвратительными привычками? Вы считаете себя лучше, чем ваши пращуры?
   Несан исподволь огляделся. Примерно половина слушателей нерешительно подняли руку.
   - Ах вот как?! - Взорвался мастер Спинк. - Вы считаете, что нынешние хакенцы стали лучше? Вы, наглая публика, считаете себя лучше?!
   Руки быстренько опустились.
   - Вы ничуть не лучше! Вы и по сей день придерживаетесь своих отвратительных привычек!
   Он снова начал вышагивать между скамьями, равномерно стуча каблуками сапог.
   - Вы не лучше, - повторил он, но уже более спокойно. - Вы такие же.
   Несан не помнил, чтобы учитель когда-либо говорил так огорченно. Казалось, что он вот-вот расплачется.
   - Клодина Уинтроп была всеми уважаемой и почтенной женщиной. Всю свою жизнь она трудилась во благо всех людей. И хакенцев, и андерцев. Одним из последних её деяний был закон, отменяющий устаревшие порядки, чтобы отныне голодающие люди, большинство из которых - хакенцы, могли найти работу.
   Но перед смертью она ей пришлось узнать, что вы ничем не отличаетесь от тех хакенских владык, что вы точно такие же.
   Стук каблуков снова разнесся по комнате.
   - У Клодины Уинтроп оказалось кое-что общее с теми женщинами древности, о которых я вам сегодня рассказывал. Ее постигла та же участь.
   Несан нахмурился. Он-то знал точно, что с Клодиной Уинтроп ничего подобного не произошло. Она умерла быстро.
   - Как и тех женщин, Клодину Уинтроп изнасиловала банда хакенцев.
   Несан поднял глаза, нахмурившись ещё сильней. Но, сообразив, что хмурится, тут же сменил выражение лица. К счастью, мастер Спинк в этот момент был в другом конце, заглядывая в глаза каждому сидящему там мужчине и не видел изумленной реакции Несана.
   - мы можем только догадываться, сколько долгих часов несчастной Клодине пришлось выносить этих веселившихся от души насильников. Мы можем только предполагать, сколько их было, этих жестоких бессердечных хакенцев, подвергших её такой пытке на том пшеничном поле. По тому как сильно были вытоптаны посевы власти предполагают, что их было человек тридцать-сорок.
   Аудитория в ужасе ахнула. Несан тоже ахнул. Их там и половины-то не было! Ему хотелось встать и заявить, что это неправда, что они никаких таких мерзостей с Клодиной не делали, и что она заслужила смерти за то, что хотела навредить Министру и будущему Суверену, Бертрану Шанбору, и что он, Несан, лишь выполнял свой долг. Несану хотелось сказать, что они сделали доброе дело для Министра и Андерита. Но вместо этого лишь пониже опустил голову.
   - Но там было вовсе не тридцать или сорок человек, - провозгласил мастер Спинк и обвел пальцем аудиторию - Там были все вы! Все вы, хакенцы, насиловали её, а потом убили. Из-за той ненависти, которую все ещё вынашиваете в ваших сердцах, вы все принимали участие в изнасиловании и убийстве.
   Он повернулся спиной к слушателям.
   - А теперь вон отсюда! Хватит с меня на сегодня ваших исполненных ненависти хакенских глаз. Я больше не могу выносить ваших преступлений. Убирайтесь. Уходите до следующего собрания и подумайте о том, как вам стать лучше.
   Несан рванул к двери. Он не хотел упустить Беату. Не хотел разыскивать её на улице. Он потерял её в устремившейся наружу толпе, но исхитрился протолкаться в первые ряды выходивших.
   Оказавшись на свежем воздухе, Несан отошел в сторонку. Он внимательно оглядел тех, кто вышел до него, но Беаты не увидел. Отойдя в тень, он принялся ждать, не спуская глаз с выходящих людей.
   Увидев девушку, он громким шепотом её окликнул.
   Беата остановилась и завертела головой, пытаясь понять, откуда и кто её зовет. Шедшие следом натыкались на нее, и она шагнула в сторону, ближе к Несану.
   На ней не было того синего платья, что так нравилось Несану и в котором она была в тот день, когда её позвали к Министру. Сегодня она надела платье пшеничного цвета с темно-коричневой накидкой.
   - Беата, мне надо с тобой поговорить.
   - Несан? - Она уперла руки в бока. - Несан, это ты?
   - Да, - прошептал он.
   Она развернулась, чтобы уйти. Несан схватил её за руку и рванул к себе в тень. Последние слушатели торопливо расходились по домам, не обращая никакого внимания на встречу двоих молодых людей после собрания. Обычное дело. Беата попыталась вырваться, но Несан держал крепко и тащил девушку дальше к деревьям и кустам, растущим возле зала собраний.
   - Пусти! Сейчас же отпусти, Несан, не то я закричу!
   - Мне необходимо с тобой поговорить, - настойчиво зашептал он. Пошли!
   Она начала драться. Но Несан упорно тащил её за собой, пока они не оказались в глубокой тени за кустами, где их никто не мог увидеть. И, если они не будут шуметь, то и услышать. Сквозь ветви деревьев светила луна.
   - Несан! Убери от меня свои мерзкие хакенские грабки!
   Повернувшись к ней, он выпустил её руку. Беата тут же подняла другую, чтобы ударить его. Несан этого ждал и перехватил ей запястье. Тогда она двинула ему по щеке свободной рукой.
   Он отвесил ей ответную оплеуху. Он бил не сильно, но девушка от неожиданности оторопела. Для хакенца ударить кого-либо было преступлением. Но он ведь ударил её совсем легонько. Он вовсе не собирался причинить ей боль, лишь удивить и заставить выслушать.
   - Ты должна меня выслушать! - Прорычал он. - У тебя серьезные неприятности.
   В свете луны он ясно видел, что её глаза мечут молнии.
   - Это у тебя неприятности! Я расскажу Ингеру, что ты затащил меня в кусты, ударил, а потом...
   - Ты уже и так натрепала Ингеру достаточно!
   Она на мгновение замолкла.
   - Не понимаю, о чем ты. Я ухожу. Не собираюсь стоять тут и ждать чтобы ты снова меня ударил, особенно когда ты только что продемонстрировал свое мерзкое хакенское обращение с женщинами!
   - Ты все равно меня выслушаешь, даже если для этого мне придется швырнуть тебя на землю и сесть сверху!
   - Только попробуй, ты, тощая маленькая глиста!
   Несан крепко сжал губы, стараясь не обращать внимание на оскорбление.
   - Беата, пожалуйста! Пожалуйста, выслушай меня. Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.
   - Важное? Может, для тебя и важное, а мне наплевать! Ничего не желаю слушать! Я знаю, какой ты! Знаю, как ты радовался...
   - Ты хочешь, чтобы работающие у Ингера люди пострадали? Хочешь, чтобы пострадал Ингер? То, что я хочу сказать, ко мне никакого отношения не имеет. Не знаю, почему ты так плохо обо мне думаешь, но не собираюсь оправдываться ни в чем. То, что я хочу сказать, касается только тебя.
   Беата, фыркнув, скрестила руки на груди и некоторое время размышляла. Несан выглянул между ветками, чтобы убедиться, что никто за ними не следит. Беата заложила волосы за ухо.
   - Раз уж ты не собираешься рассказывать мне, какой ты красавчик в этой роскошной форме, такой же, как у тех мерзких владык, то так и быть, говори. Только быстро. У Ингера есть для меня работа.
   Несан облизнул губы.
   - Сегодня Ингер привез в поместье товар. Он поехал сам, потому что ты отказалась впредь ездить в поместье.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Умею слушать.
   - И каким это...
   - Ты будешь слушать? У тебя крупные неприятности и тебе грозит нешуточная опасность.
   Она подбоченилась, но замолчала, и Несан продолжил.
   - Ингер считает, что в поместье тебя обидели. Он потребовал, чтобы с этим делом разобрались и желает знать имя обидчика.
   Беата пристально поглядела на него.
   - Откуда тебе это известно?
   - Я же сказал, что умею слушать.
   - Я Ингеру ничего не рассказывала.
   - Не важно. Он сам догадался и как ещё - не знаю - но суть в том, что он беспокоится о тебе и горит желанием, чтобы с этим делом разобрались. Он вбил себе в голову, что желает справедливости. И он не отступится. Начнет докапываться.
   Девушка раздраженно вздохнула.
   - Не надо мне было отказываться ехать! Надо было поехать, и не важно, что со мной могло снова произойти.
   - Я не виню тебя, Беата. На твоем месте я поступил бы так же.
   Она подозрительно поглядела на него.
   - Я хочу знать, кто тебе все это рассказал.
   - Я ведь гонец, понимаешь, и кручусь возле всяких важных людей. А те беседуют между собой обо всем, что творится в поместье. Я просто слышал разговор, вот и все. Штука в том, что если ты начнешь рассказывать о том, что случилось, люди посчитают, что ты хочешь причинить вред Министру.
   - Ой, да брось ты, Несан! Я всего лишь хакенская девка! Как я могу навредить Министру?
   - Ты же сама мне рассказывала, что народ считает, что он станет Сувереном. Ты слышала когда-нибудь, чтобы кто-то плохо отзывался о Суверене? Ну, так вот Министр уже почти назначен Сувереном.
   И как, по-твоему, отнесутся к тому, если ты начнешь трепать о случившемся? Считаешь, что сочтут тебя хорошей девочкой, говорящей правду, а Министра лжецом, за то что он опровергает твои слова? Нас учат, что андерцы не лгут. Если ты скажешь хоть слово против Министра, то это на тебя повесят ярлык лгуньи. Более того, лгуньи, пытающейся причинить вред Министру.
   Она размышляла над его словами как над какой-то неразрешимой загадкой.
   - Ну, я вообще-то не собиралась, но если бы и сказала, то Министру пришлось бы признать, что я говорю правду. Потому что это правда и есть. Андерцы не лгут. Только хакенцы по натуре своей мерзавцы. Если ему придется отвечать, то он скажет правду.
   Несан сердито вздохнул. Он знал, что андерцы лучше них, и что хакенцы мерзки по самой своей сути, но постепенно начал приходить к выводу что андерцы тоже далеко не все непорочны и идеальны.
   - Послушай, Беата, я знаю, чем нас учили, но это не всегда совсем правда. Некоторые вещи, которым они нас учат, полная глупость. Не все, что они говорят, правда.
   - Все правда, - отрезала она.
   - Ты можешь так думать, но это не так.
   - Да ну? А мне кажется, что ты просто не желаешь признавать, насколько отвратительные хакенские мужчины. Ты просто не хочешь, чтобы у тебя была такая черная душа. И хочешь, чтобы не было правдой то, что те хакенцы сделали с теми несчастными женщинами много лет назад, и то, что хакенцы сделали с Клодиной Уинтроп.
   Несан отбросил волосы со лба.
   - Беата, ну подумай сама. Откуда мастер Спинк может знать, что сделали с каждой из тех женщин?
   - Из книжек, дубина! На тот случай, если ты забыл, напомню, что андерцы умеют читать! В поместье полно книг, в которых...
   - И думаешь, что те мужики, что изнасиловали этих женщин, потом остановились по дороге, чтобы записать все подробности? А предварительно поинтересовались у этих женщин, как их зовут и все такое, а затем подробненько записали просто для того, чтобы имелись списки всех их деяний?
   - Да! Именно это они и сделали! Как и всем хакенским мужчинам, им понравилось то, что они сделали с теми женщинами. И они все записали. Это всем известно. Все это есть в книжках.
   - А Клодина Уинтроп? Ну-ка, скажи мне, где та книжка, где записано о том, что её изнасиловали те мужчины, что её убили?
   - Ну, её же изнасиловали. Это очевидно. Это сделали хакенцы, а хакенские мужчины всегда так поступают. Ты и сам должен знать, каковы хакенские мужчины, ты, маленький...
   - Клодина Уинтроп выдвинула обвинение против Министра. Она все время заигрывала с ним и казалась заинтересованной в нем. А потом, когда он наконец положил на неё глаз и она охотно легла под него, после этого она решила передумать. И начала рассказывать всем подряд, что он её принудил и взял против её воли. В точности, как оно в самом деле произошло с тобой. А в результате, после того как она начала распространять повсюду ложь, что Министр её изнасиловал, она стала трупом.
   Беата молчала. Несан знал, что Клодина всего лишь пыталась учинить Министру неприятности. Далтон Кэмпбелл ему так сказал. С другой стороны то, что случилось с Беатой, произошло без согласия девушки, и все же она, тем не менее, не пыталась устроить бучу из-за этого.
   Во всю пели сверчки. Беата стояла в темноте и молча глядела на Несана. Несан огляделся, чтобы лишний раз убедиться, что никого поблизости нет. Сквозь ветки кустов он видел шедших по улице прохожих. Но никто не обращал внимания на темные кусты, за которыми стояли они с Беатой.
   Наконец она заговорила, но от прежней горячности и следа не осталось.
   - Ингер ничего не знает, а я не собираюсь ему ничего рассказывать.
   - Теперь уже поздно. Он уже побывал в поместье и поставил людей на уши, заявив, что тебя там изнасиловали. Высокопоставленных людей. Он выдвинул требования. Он жаждет справедливости. Ингер заставит тебя сказать, кто тебя обидел.
   - Не сможет.
   - Он андерец. А ты - хакенка. Он сможет. Но даже если он передумает и не станет тебя трясти, все равно он уже разворошил осиное гнездо, и в поместье могут решить вытащить тебя к судье и он прикажет тебе назвать имя обидчика.
   - Я стану все отрицать, - настаивала девушка. - Они не смогут заставить меня сказать.
   - Нет? Ну, тогда ты сама станешь преступницей, если откажешься рассказать, что произошло. Они думают, что это сделал какой-то хакенец и поэтому желают знать его имя. Ингер - андерец, и он говорит, что тебя изнасиловали. Если ты не скажешь им, то они запросто могут посадить тебя на цепь, и будешь сидеть, пока не передумаешь. Но даже если они этого не сделают, ты уж точно потеряешь работу и станешь изгоем.
   Ты говорила, что хочешь пойти в армию. Что это твоя мечта. Преступники не могут служить в армии. И мечте твоей придет конец. Ты станешь нищенкой.
   - Я найду работу. Я умею хорошо работать.
   - Ты хакенка. Отказ сотрудничать с судом сделает тебя преступницей. Никто не примет тебя на работу. Ты закончишь сою жизнь на панели.
   - Ни за что!
   - Нет, закончишь! Когда наголодаешься и намерзнешься, начнешь торговать собой как миленькая. Будешь продавать себя мужчинам. Старикам. Мастер Кэмпбелл сказал мне, что шлюхи болеют жуткими болезнями и умирают. И ты так же помрешь, из-за того, что переспала со стариком, который...
   - Нет! Не стану, не стану....
   - А на что ты тогда будешь жить? Если тебя объявят хакенской преступницей за отказ отвечать на вопросы судьи, то на что ты будешь жить?
   А если ответишь, то кто тебе поверит? Тебя назовут лгуньей и опять же ты окажешься преступницей за то, что оболгала андерца, занимающего ответственный пост. Это тоже преступление, знаешь ли - выдвигать против андерских должностных лиц ложные обвинения.
   Она некоторое время пристально смотрела ему в глаза.
   - Но оно ведь не ложное. Ты можешь подтвердить правдивость моих слов. Ты говорил, что хочешь стать Искателем Истины, помнишь? Это твоя мечта. Моя мечта - пойти в армию, а твоя - стать Искателем Истины. Как человек, желающий стать Искателем, ты должен будешь встать и подтвердить истинность моих слов.
   - Я хакенец. Ты действительно считаешь, что они поверят словам двух хакенцев, а не самому Министру Культуры? Совсем сдурела?
   Беата, никто не поверил Клодине Уинтроп, а она была андеркой, да ещё и высокопоставленной к тому же. Она выдвинула обвинения против Министра, чтобы ему досадить, и теперь она мертва.
   - Но если это правда...
   - Что правда, Беата? Что ты говорила мне, какой Министр великий человек? Что ты находишь его очень красивым? Что ты смотрела на его окно, вздыхала и называла его Бертраном? Что у тебя глазки загорелись, когда тебя пригласили к Министру? Что Далтон Кэмпбеллу пришлось держать тебя под локоток, чтобы ты не взлетела от восторга, получив приглашение зайти к Министру, чтобы он лично поведал тебе на предмет передачи Ингеру, как ему нравится поставляемое Ингером мясо?
   Я только видел тебя и его...Может, потом тебя одолела жадность. Женщины потом так себя ведут, я слышал. Отдавшись добровольно, они иногда потом выдвигают обвинения, чтобы получить для себя что-нибудь. Так люди говорят.
   Все, что мне известно, это что ты, вполне возможно, пришла в такой восторг от встречи с ним, что сама задрала подол и поинтересовалась, не хочет ли он тебя. Ты же мне ничего не рассказывала! Единственное, что я от тебя получил - это оплеуху. Очень может быть за то, что я видел, как ты получаешь удовольствие в объятиях министра то время, когда должна работать. Насколько мне обо всем этом известно, такой расклад тоже может быть правдой.
   У Беаты задрожал подбородок и она попыталась сморгнуть набежавшие слезы. Рухнув на колени, она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
   Несан некоторое время тупо смотрел, не зная, что делать. Наконец он опустился на колени рядом с девушкой. Он ужасно встревожился, видя её плачущей. Он знал Беату давно и ни разу не слышал, чтобы она плакала, как другие девчонки. И вот теперь она рыдает как ребенок.
   Несан сочувственно тронул её за плечо. Она сбросила его руку.
   Поскольку в утешении она не нуждалась, Несан просто молча сидел. У него промелькнула мысль уйти и оставить её плакать в одиночестве, но потом решил, что если ей вдруг что-то понадобится, то по крайней мере в её распоряжении будет он.
   - Несан, - выговорила она сквозь слезы, - что мне теперь делать? Мне так стыдно! Я такое устроила! Это я во всем виновата, я соблазнила хорошего андерского мужчину, и все из моей гнусной похотливой хакенской сущности! Я этого не хотела, и не думала его соблазнять, и все же соблазнила! То, что он сделал, он сделал по моей вине.
   Но я не могу врать и говорить, что уступила добровольно, потому что это не так. Совсем наоборот. Я пыталась с ними бороться, но куда там, они были гораздо сильней меня. Мне так стыдно! Что же мне теперь делать?
   Несан проглотил стоявший в горле комок. Ему не хотелось этого говорить, но ради её безопасности он вынужден. Если он этого не сделает, то Беата запросто может закончить тем же, что и Клодина Уинтроп. А он может оказаться тем, кому прикажут это сделать. И тогда всему придет конец, потому что Несан отчетливо понимал, что не сможет причинить зла Беате. И он снова окажется на кухне отскребывающим котлы. Это в лучшем случае. Но скорее согласится на это, чем причинит боль Беате.
   Несан взял её за руку и ласково разжал ей пальцы. Потом порылся в кармане и вложил в её ладошку булавку со спиральный головкой. Ту самую, которой Беата обычно закалывала воротник своего платья. Ту самую, которую она потеряла на третьем этаже поместья в тот день.
   - Ну, насколько я понимаю, Беата, ты влипла по уши. И я не вижу никакого другого выхода, кроме одного.
   Глава 41
   - Да, пожалуйста, - улыбнулась Тереза.
   Далтон взял с протянутого слугой блюда два печеных телячьих яичка. Хакенец преклонил колени, затем грациозно выпрямился и удалился скользящей походкой. Далтон положил мясо на тарелку, которую делил с Терезой, с удовольствием жующей своего любимого сочного кролика.
   Далтон устал и ему до смерти надоел затянувшийся пир. У нег имелись не терпящие отлагательства дела, которые требовали внимания. Конечно, его наипервейшая обязанность служить Министру, но этому самому министру куда бы больше пошло на пользу, ели бы его помощник сейчас потихоньку в тени занимался делами, вместо того, чтобы сидеть на виду у всех за верхним столом, кивая и смеясь скабрезным шуточкам Министра.
   Бертран, размахивая куском колбасы, травил очередную байку нескольким богатым торговцам, сидевшим на дальнем конце верхнего стола. По утробному хохоту торговцев и по тому, как Бертран помахивал колбасой Далтон отлично знал, какого рода хохму тот рассказывает. Стейн в особенности наслаждался пошлым анекдотом.
   Как только смех затих, Бертран извинился перед женой и попросил прощения за анекдот. Хильдемара хихикнула и лишь отмахнулась, заявив, что муж просто неисправим. Торговцы засмеялись её добродушной терпимости к выходкам супруга.
   Тереза тихонько ткнула Далтона локотком и шепотом поинтересовалась:
   - Что за анекдот рассказал Министр? Мне отсюда не слышно.
   - Тебе следует благодарить Создателя, что он не одарил тебя более тонким слухом. Это один из этих Бертрановых анекдотов, если понимаешь, о чем я.
   - А! - Усмехнулась она. - Но ты мне его дома расскажешь?
   - Дома , - улыбнулся Далтон, - я тебе его продемонстрирую, Тэсс.
   Она гортанно рассмеялась. Далтон взял одно из телячьих яичек и обмакнул в чесночно-винный соус. Затем дал жене откусить кусочек и слизнуть соус с его пальцев, а потом сунул в рот остатки.
   Продолжая жевать, он обратил внимание на трех сидящих в противоположном конце зала Директоров, увлеченных вроде бы какой-то серьезной дискуссией. Они активно жестикулировали, хмурились, качали головами и подчеркивали пальцем что-то ими сказанное. Далтон знал, о чем идет речь. Почти все разговоры в зале крутились вокруг одной и той же темы - убийства Клодины Уинтроп.
   Министр, облаченный в узкую пурпурно-ржавую полосатую кожаную куртку без рукавов, надетую поверх расшитого золотом дублета, наклонился поближе к Далтону, приобняв его за плечи. Белый кружевной манжет Министра был заляпан красным вином, создавая впечатление, будто у него из-под узкого рукава течет кровь. .
   - Все ещё очень сильно переживают смерть Клодины, - сказал Бертран.
   - И правильно. - Далтон обмакнул кусок баранины в мятное желе. - Это ужасная трагедия.
   - Да, она заставила нас всех понять, насколько ещё мы далеки от идеалов цивилизованности, к которым так стремимся. Эта трагическая смерть показала нам, как много предстоит ещё сделать, чтобы сплотить вместе хакенцев и андерцев в единое мирное сообщество.
   - Под вашим мудрым руководством нам это удастся, - с искренним энтузиазмом заявила Тереза, пока Далтон жевал баранину.
   - Спасибо за поддержку, дорогая. - Бертран наклонился ещё ближе к Далтону и понизил голос. - Я слышал, что Суверен, возможно, болен.
   - Правда? - Далтон слизнул с пальцев мятное желе. - Болезнь серьезная?
   Бертран с фальшивой печалью покачал головой.
   - Мы не знаем.
   - Мы будем за него молиться, - сказала Тереза, тщательно выбирая кусочек перченой говядины. - И за бедного Эдвина Уинтропа.
   Бертран улыбнулся.
   - Вы очень добросердечная и заботливая женщина, Тереза. - Он ставился на лиф её платья, будто желал разглядеть за низким декольте её доброе сердце. - Если я когда-нибудь заболею, то мне больше всего хотелось бы, чтобы за меня молила Создателя столь же благородная женщина, как вы. Наверняка его сердце растает от ваших нежных слов.
   Тереза просияла. Хильдемара, грызя кусочек груши, задала мужу какой-то вопрос и он повернулся к ней. Стейн, наклонившись к ним обоим, заговорил с ними на какую-то интересующую его тему. Но когда слуга принес блюдо с хрустящей говядиной, все трое уселись прямо.
   Стейн взял пригоршню хрустящих кусочков, а Далтон тем временем снова глянул на Директоров. По-прежнему увлеченных разговором. Оглядев противоположный стол он столкнулся взглядом с Франкой Говенлок. Выражение её лица сказало ему, что она не может услышать, о чем говорят Директоры. Далтон не знал, что случилось с её волшебным даром, но это становилось серьезной помехой.
   Слуга потянул Министру серебряное блюдо. Бертран взял несколько кусочков свинины. Подошел следующий прислужник, предлагая ягнятину с чечевицей, которую любила Хильдемара. Виночерпий, прежде чем двинуться дальше, наполнил все бокалы на верхнем столе. Министр собственническим жестом обнял Хильдемару за плечи и что-то зашептал ей на ухо.
   В зал вошел слуга с корзиной хлеба и отнес его на сервировочный столик, где его должны были нарезать и разложить на серебряные блюда. Со своего места Далтон не видел, все ли в порядке с хлебом. Его изрядное количество было сочтено неподходящим для пира и списано для раздачи бедным. Остатки пира, обычно в большом количестве, всегда раздавались беднякам.
   У мастера Драммонда нынче днем при выпечке хлеба возникли какие-то проблемы. Что-то там связанное с какой-то "взбесившейся" плитой, как описал происшедшее шеф-повар. Одна из женщин сильно обгорела, прежде чем с плитой разобрались. У Далтона имелись более серьезные проблемы, чем сгоревший хлеб, так что он не стал особо вникать в подробности.
   - Далтон, - вновь переключил Министр свое внимание на помощника, - вам удалось обнаружить какие-либо улики по делу об убийстве Клодины Уинтроп?
   Сидевшая по другую сторону от Министра Хильдемара казалась весьма заинтересована услышать ответ Далтона.
   - Я веду расследование в нескольких многообещающих направлениях, спокойно ответил Далтон, - и надеюсь вскоре довести следствие до конца.
   Им как всегда приходилось тщательно выбирать выражения, беседуя во время пиров, дабы не давать пищи для лишних размышлений возможным слушателям. Помимо Франки на пиру запросто могли присутствовать и другие слухачи, у которых не возникло никаких проблем с их талантом. Далтон, не говоря уж о Бертране с женой, нисколько не сомневался, что Директоры вполне могут прибегнуть к услугам обладателей волшебного дара.
   - Ну, видишь ли, штука в том, что, по словам Хильдемары, кое-кто начинает поговаривать, что мы недостаточно серьезно занимаемся этим делом, - сообщил Бертран.
   Далтон начал было приводить доказательства обратного, но Бертран жестом остановил его и продолжил.
   - Конечно, это неправда. Я точно знаю, как усиленно ты трудишься, чтобы вычислить преступников.
   - Днями и ночами, - встряла Тереза. - Могу заверить вас, Министр Шанбор, что Далтон последнее время почти глаз не смыкает, настолько усиленно он работает с того самого дня, как была убита несчастная Клодина.
   - Ой, да я это знаю, - Хильдемара, перегнувшись через мужа, демонстративно специально для Терезы и присутствующих потрепала Далтона по руке. - Я знаю, как усиленно трудится Далтон. Все очень высоко ценят его усилия. Мы знаем, как много народу он уже опросил в поисках информации.