Клэнси Том. Долг чести

   — Напрасная трата времени, — покачал головой Кларк.
   — Черт побери, мы торчим здесь шесть недель, — отозвался Динг. Целых шесть недель — и все ради одной только встречи, добавил он мысленно. Но что тут поделаешь, такова служба!
   — Мне нужно было сбросить пять фунтов, — улыбнулся Кларк, но улыбка его тоже была напряжённой. А сбросил, пожалуй, даже больше, решил он. — На такие вещи уходит немало времени — если хочешь, чтобы все прошло гладко.
   — Интересно, как там у Пэтси дела в колледже? — проговорил Динг и поднёс к глазам бинокль.
   Кларк промолчал. Ему виделась какая-то непристойность в том, что дочь считает Чавеза, его напарника по оперативной работе, таким необычным, интересным и… привлекательным, хотя ростом он был чуть меньше Пэтси — та пошла в свою высокую и длинноногую мать. В прошлом Чавеза случалось всякое, и Кларк не мог не признавать, что тот приложил немало усилий, преодолел массу препятствий, поставленных судьбой у него на пути, чтобы добиться успеха в жизни. Мальчишке сейчас тридцать один год. Мальчишке ли? — подумал Кларк. Он на десять лет старше его маленькой девочки. Патриции Дорис Кларк. Кларк мог бы сказать, что во время операций им приходилось прибегать к грязным уловкам, но тогда Динг ответил бы, что не он принимает решения, и это было бы правдой. Сэнди тоже придерживалась такой точки зрения.
   Кларк никак не мог выбросить из головы, что его Патриция, его маленькая любимая девочка, вполне возможно, близка с… Дингом? Эта мысль беспокоила его как отца, но он не мог не признаться, что и сам когда-то был молод. Дочери, подумал он, служат Божьей карой за то, что ты мужчина: приходится жить в смертельном страхе, что они могут когда-нибудь встретить человека, похожего на тебя самого в молодости. В случае с Пэтси сходство было слишком разительным, чтобы легко с ним согласиться.
   — Занимайся делом, Динг.
   — Понял, мистер К. — Кларку даже не понадобилось поворачивать голову, чтобы увидеть улыбку на лице напарника. Он чувствовал почти физически, как улыбка исчезла, когда в пелене колышущегося воздуха показались облака пыли.
   — Сейчас тебе придёт конец, ублюдок, — выдохнул Динг, снова сосредоточившись. Дело было не только в убитых американских солдатах. Люди, подобные Корпу, уничтожали все, к чему прикасались их руки, а эта часть мира заслуживала того, чтобы попытаться построить тут более счастливое будущее. Такая возможность могла возникнуть двумя годами раньше, если бы президент прислушивался к советам своих полевых командиров, а не ООН. Ну что ж, по крайней мере теперь он вроде набирается опыта, что совсем нелишне для президента.
   Солнце скатилось к самому горизонту, и стало чуть прохладнее. Машины приближались. Хорошо бы, их было не слишком много, подумалось обоим американцам. Чавез перевёл взгляд на четырех охранников, которые в сотне ярдов от него лениво переговаривались между собой — явно в наркотическом опьянении. В иных обстоятельствах было бы опасно иметь дело с наркоманами, которые держат в руках оружие, но сейчас ситуация изменилась. Второй грузовик быстро приближался. Оба агента ЦРУ вышли из машины, чтобы размяться и поприветствовать гостей — не делая резких движений, разумеется.
   Личные телохранители генерала, его элитная охрана, мало отличались от тех солдат, которые приехали раньше, разве что на некоторых были расстёгнутые рубашки. От первого охранника, подошедшего к американцам, пахло виски, наверняка украденным из личных запасов генерала. Это нарушало законы ислама, но. с другой стороны, торговля наркотиками тоже не поощрялась Кораном. Кларка всегда восхищало то, как судебные власти Саудовской Аравии быстро и решительно расправлялись с подобной категорией преступников.
   — Привет, — улыбнулся Кларк подошедшему охраннику. — Меня зовут Джон Кларк. А это мистер Чавез. Мы ждём генерала, как и договаривались.
   — Что у вас в машине? — спросил «полицейский», удивив Кларка знанием английского языка. Джон показал на мешок с образцами пород, а Динг — на пару электронных приборов. Заглянув внутрь машины, «полицейский» вернулся к грузовику, даже не обыскав американцев, к немалому их удивлению.
   Затем появился Корп в сопровождении своих самых надёжных телохранителей — если их можно было так назвать. Охрана приехала в русском джипе, а генерал — на «мерседесе», принадлежавшем прежде, до того как правительство страны окончательно развалилось, одному из его чиновников. Внешний вид автомобиля свидетельствовал о том, что в прошлом за ним ухаживали с любовью, хотя и сейчас он, наверно, был лучшей машиной в стране. Генерал выступал в парадной форме — свободной рубашке цвета хаки с погонами, на которых какое-то украшение означало, по-видимому, его воинское звание, габардиновых брюках и сапогах, начищенных до блеска где-то в начале прошлой недели. Солнце исчезло за горизонтом. Скоро должно было стемнеть, и благодаря разреженной атмосфере расположенного на большой высоте плоскогорья, на небе выступили крупные звезды.
   Генерал оказался вежливым человеком — по крайней мере внешне. Он — решительным шагом подошёл к американцам и протянул руку. Кларк в ответ протянул свою, невольно подумав о судьбе прошлого владельца «мерседеса». Не иначе, убит, как и остальные члены правительства. Причиной их гибели явилась отчасти неспособность управлять страной, но главным образом варварство, и убийцей был скорее всего человек, который обменивался сейчас с ним тёплым рукопожатием.
   — Вы уже завершили геологические изыскания? — спросил Корп, снова удивив Кларка правильностью своего английского.
   — Да, сэр, мы закончили работу. Хотите ознакомиться с результатами?
   — Конечно. — Корп последовал за ним к «рейнджроверу». Кларк достал из машины геологическую карту и несколько спутниковых фотографий, приобретённых у коммерческих фирм.
   — Это месторождение может стать самым крупным после Колорадского, а содержание металла в руде просто ошеломляющее. Вот, смотрите. — Кларк ткнул стальной указкой в точку на карте.
   — Всего в тридцати километрах от места, где мы сейчас находимся…
   Кларк улыбнулся.
   — Хотя я очень давно занимаюсь этой работой, а все не перестаю изумляться. Пару миллиардов лет назад огромный пузырь всплыл, должно быть, из центра Земли. — Он рассказывал с подлинным увлечением. У Кларка была огромная практика, да и прочитал он немало, заимствуя из книг по геологии наиболее красочные фразы для последующего общения с дилетантами.
   — В любом случае, — вмешался в разговор через несколько минут, в заранее согласованный момент, Динг, — никаких проблем с вскрышными работами мы не видим, и координаты месторождения определены с максимальной точностью.
   — Как вам это удалось? — спросил Корп. Существующие карты его страны создавались слишком давно, когда допуски были ещё весьма щедрыми.
   — С помощью вот этого прибора, сэр. — Динг передал прибор.
   — Что это? — поинтересовался генерал.
   — Локатор GPS, Глобальной навигационной спутниковой системы, — объяснил Чавез. — Он помогает нам определить место, где мы находимся, сэр. Нажмите кнопку — вот эту, на резиновом чехле.
   Корп нажал кнопку, поднял большую плоскую коробку из зелёного пластика и уставился на экран дисплея. Сначала там появилось точное время, затем прибор принялся определять координаты, демонстрируя, что уже замкнулся сначала на один, затем на три и, наконец, на четыре космических спутника Системы глобальных координат.
   — Удивительный прибор, — пробормотал он, даже не подозревая, что определение координат являлось меньше чем половиной предназначения прибора. Нажав на кнопку, Корп тем самым послал радиосигнал. Ему и в голову не пришло, что они находятся всего в сотне миль от Индийского океана и что за пределами видимого горизонта может плыть корабль с вертолётами на палубе. В данный момент палуба была почти пустой, потому что вертолёты улетели час назад и сейчас ожидали сигнала в тридцати пяти милях к югу, в надёжном укрытии.
   Корп ещё раз взглянул на дисплей и передал прибор Чавезу.
   — Что там дребезжит? — спросил он.
   — Плохо закреплены батареи, сэр, — с улыбкой объяснил Динг. Внутри находился их единственный пистолет и к тому же небольшой. Генерал понимающе кивнул и повернулся к Кларку.
   — Сколько? — задал он короткий вопрос.
   — Видите ли, чтобы определить точные размеры месторождения, потребуется…
   — Я имею в виду деньги, мистер Кларк.
   — «Анаконда» готова заплатить вам пятьдесят миллионов долларов, сэр. Мы внесём эту сумму поэтапно, по двенадцать с половиной миллионов, а также будем выплачивать десять процентов от общей прибыли, полученной от добычи руды. Деньги — аванс и процент от прибыли — выплачиваются в американских долларах.
   — Этого недостаточно. Я знаю рыночную цену молибдена. — Направляясь к месту встречи, он прочитал «Файненшиэл таймс».
   — Но ведь пройдут два года, может быть, даже три, прежде чем удастся начать добычу руды. Затем придётся найти наиболее удобный способ её транспортировки к побережью. Возможно, автотранспортом, а может быть, по железной дороге — если месторождение действительно такое крупное, как мне кажется. Нам придётся потратить не меньше трехсот миллионов долларов, прежде чем мы приступим к собственно добыче. — Кларку не понадобилось объяснять, что это огромные затраты даже при такой дешёвой рабочей силе, как в этой стране.
   — Мне нужно много денег, чтобы удовлетворить потребности моего народа. Вы не можете не понимать этого, — привёл разумный довод Корп.
   Будь моё предложение настоящим, подумал Кларк, такие переговоры могли бы стать интересными. Генералу нужны были деньги авансом, чтобы произвести закупки оружия и заново завоевать страну, когда-то принадлежавшую ему почти целиком. Войска ООН свергли его, но не сумели победить окончательно. Скрывшись в горах, генерал пережил последний год, поставляя местный наркотик как в города — если так можно назвать местные поселения. Вырученные деньги снова превратили Корпа в силу, с которой приходилось считаться недавно созданному правительству — опять же, если это можно назвать правительством. Произведя закупки оружия и снова подчинив себе страну, генерал провёл бы новые переговоры относительно суммы отчислений за право разработки месторождения. Ловкий тактический ход, подумал Кларк, но ведь этот ход придумал он сам, чтобы выманить подонка из его норы.
   — Да конечно, мы заинтересованы в политической стабильности в вашей стране, — согласился Джон, многозначительно улыбаясь и тем самым давая понять генералу, что он тоже разбирается в здешних внутренних политических течениях. В конце концов, американцы вели дела по всему миру — по крайней мере так казалось Корпу и многим другим.
   Чавез держал в руках локатор GPS, наблюдая за экраном на жидких кристаллах. Верхний правый угол прямоугольного экрана сделался черным. Динг кашлянул, прочищая горло от пыли, и почесал нос.
   — Ну хорошо, — согласился Кларк. — Мы знаем, что можем положиться на вас. Пятьдесят миллионов будут выплачены авансом. В швейцарский банк?
   — Вот это уже лучше, — произнёс Корн, немного подумав. Он обошёл «рейнджровер» и встал у багажника. — Это образцы руды? — спросил он, взглянув внутрь.
   — Да, сэр, — кивнул Кларк. Он взял трехфунтовый образец горной породы с очень высоким содержанием молибдена, правда привезённый из Колорадо, а не найденный в Африке. — Вы не хотите показать его своим специалистам?
   — А это что? — Корп показал на два предмета в багажнике.
   — Наши фонари, сэр. — Кларк улыбнулся и взял один в руки. Динг взял второй.
   — Я вижу, у вас тут и винтовка. — На лице генерала появилась снисходительная улыбка. Два телохранителя подошли поближе.
   — Но ведь это Африка, сэр. Нам нужно защищаться…
   — От львов? — Корп засмеялся, довольный собственной шуткой. Он повернулся и повторил её «полицейским», которые тоже засмеялись глупости американцев. — Мы убиваем львов, — заметил он, когда смех затих. — Здесь нет хищников.
   Кларк, отметил генерал, воспринял замечание, как и подобает мужчине. Американец стоял, держа в руках фонарь. Корп обратил внимание, что этот электрический фонарь очень велик.
   — Для чего он вам? — вдруг спросил генерал.
   — Не люблю темноты, особенно когда разбиваешь лагерь в пустыне, к тому же при свете его можно фотографировать.
   — Совершенно верно, — подтвердил Динг. — Это мощные фонари. — Он повернулся и окинул взглядом охрану генерала. «Полицейские» стояли двумя группами, в одной четыре человека, в другой — шесть, и ещё двое находились рядом с генералом.
   — Хотите, мы сфотографируем ваших людей? — спросил Кларк, не доставая фотоаппарата.
   Чавез тут же включил свой фонарь и направил его в сторону охранников. Кларк осветил генерала и двух телохранителей, что стояли возле «ровера». Лазерные фонари мигом оказали своё магическое действие. Уже через три секунды американцы выключили их и принялись связывать за спиной руки корчащимся на земле людям.
   — Вы что же, думали, мы так и оставим безнаказанной гибель наших солдат? — спросил у Корпа Кларк пятнадцать минут спустя, когда послышался шум приближающихся вертолётов. К этому моменту все двенадцать охранников лежали, уткнувшись носом в песок, с руками, связанными за спиной пластиковым шнуром, которым пользуются американские полицейские, когда у них не хватает наручников. Генерал не смог ответить — он стонал от боли, корчась на песке. Динг достал осветительные шашки и, сломав химические воспламенители, разбросал с подветренной стороны от машины. Показался первый вертолёт UH-60 «блэкхоук» и совершил круг над ними, освещая местность направленными вниз прожекторами.
   — «Берд-дог один», это «Бэгмен».
   — Добрый вечер, «Бэгмен». «Берд-дог один» полностью контролирует ситуацию. Спускайтесь к нам. — Кларк усмехнулся и выключил рацию.
   Первый вертолёт совершил посадку далеко за пределами освещённого участка. Рейнджеры появились из темноты подобно призракам. Они двигались на расстоянии пяти метров друг от друга, пригнувшись и держа оружие наготове.
   — Кларк? — послышался громкий голос.
   — Да, подходите! — отозвался Джон и помахал рукой. — Мы их спеленали.
   К нему приблизился капитан рейнджеров — молодой офицер испанского происхождения, с лицом, покрытым маскировочной мазью, и в камуфляжной форме цветов пустыни. В прошлое пребывание на африканской земле он был лейтенантом и до сих пор отчётливо помнил, как отпевали солдат из его взвода, погибших здесь. Это Кларк предложил прислать рейнджеров для участия в этой операции. Следом за капитаном Диего Чека подошли ещё четверо военнослужащих. Остальные рейнджеры окружили связанных.
   — А что делать с этими двумя? — спросил один из американцев, указывая на телохранителей Корпа.
   — Оставьте их здесь, — ответил Динг.
   — Понял, сэр, — кивнул рейнджер, достал пару наручников и вдобавок к пластиковым путам защёлкнул их на кистях телохранителей. Капитан Чека сам надел наручники на Корпа, затем с помощью сержанта поднял генерала. Тем временем Кларк и Чавез, забрав из вездехода свои личные вещи, направились следом за солдатами к вертолёту. Один из рейнджеров протянул Чавезу фляжку.
   — Тебе просил передать привет Осо, — сказал он.
   Динг повернул голову.
   — Как у него дела?
   — Преподаёт в школе сержантского состава. Расстроился, что не смог попасть сюда с нами. Я — Гомес, рота «Ф» — «фокстрот», Второй батальон, Сто семьдесят пятая бригада. В прошлый раз я тоже был здесь.
   — Вы так провели операцию, будто она вам ничего не стоила, — обратился капитан Чека к Кларку.
   — Всего шести недель, — намеренно небрежно отмахнулся оперативник, как требовало того негласное правило его профессии. — Четыре недели бродили по пустыне, две недели ушло на то, чтобы организовать встречу, шесть часов на ожидание и десять секунд — на захват.
   — Так и должно быть. — Чека передал старшему сотруднику ЦРУ фляжку с «гаторейдом». Он не сводил с Кларка глаз. Кем бы он ни был, подумал офицер, он явно не в том возрасте, чтобы заниматься подобными играми в пустыне крохотной африканской страны ради шайки туземцев. И только тут Чека увидел глаза оперативника.
   — Как вам это удалось всего лишь вдвоём, приятель? — в свою очередь поинтересовался Гомес у Чавеза, когда они подошли к вертолёту. Остальные рейнджеры насторожились прислушиваясь. Чавез, не проронив ни слова, поднялся внутрь «блэкхоука».
   — Мы что, всех остальных оставляем здесь? — Гомес был явно раздражён тем, что оперативник не ответил на его вопрос.
   — Да, ведь это всего лишь шестёрки. — Чавез оглянулся назад. Рано или поздно один из них сумеет, наверно, выпростать руки, найдёт нож и поможет освободиться остальным; ну а все вместе потом они подумают о тех двух со стальными наручниками. — Нам нужен был только их босс.
   Гомес окинул взглядом горизонт.
   — Здесь водятся львы или гиены? — спросил он. Динг отрицательно покачал головой. Жаль, подумал сержант.
   Рейнджеры с сожалением покачивали головами, размещаясь в креслах и пристёгивая ремни. Как только вертолёт взлетел, Кларк надел наушники и стал ждать, когда экипаж установит радиосвязь.
   — «Кэпстоун», это «Берд-дог»… — начал он.
   Между Вашингтоном и Восточным побережьем Африки разница во времени восемь часов, так что в столице США был ещё день. Радиосигнал с вертолёта по каналу УВЧ был принят на военном корабле США «Триполи», передан оттуда на спутник, поступил в центр связи Белого дома и дальше прямо на телефон Райана.
   — Говорите, «Берд-дог», «Кэпстоун» слушает. Райан с трудом узнал голос Кларка, однако слова слышались достаточно отчётливо, несмотря на атмосферные помехи.
   — Добыча в мешке, у нас потерь нет. Повторяю, утка в мешке, никто не пострадал.
   — Понял вас, «Берд-дог». Доставьте добычу, как запланировано. Непорядок, подумал Райан, опуская трубку телефона. Такие операции лучше оставлять полевым агентам, но на этот раз президент настоял на своём. Джек встал из-за стола, вышел в коридор и направился к Овальному кабинету.
   — Все прошло успешно? — спросила Д'Агустино, когда Райан проходил мимо.
   — Вам не полагается знать об этом.
   — Босс очень беспокоился, — негромко объяснила Элен.
   — Теперь может не беспокоиться.
   — Нам нужно было получить по счёту. Добро пожаловать к нам, доктор Райан.

* * *

   В тот же день прошлое напоминало о себе ещё одному человеку.
   — Продолжайте, — попросила психиатр.
   — Это было ужасно, — прошептала женщина, склонив голову и глядя в пол. — Такого в моей жизни никогда не было… — И хотя её голос звучал тихо и бесстрастно, особое беспокойство врача вызывал вид пациентки. В свои тридцать пять лет она должна была бы выглядеть совсем иначе, однако перед ней сидела женщина с одутловатым лицом, на которое падали пряди давно немытых волос. В свете электрической лампы оно казалось белым как мел, и никакой макияж не мог бы скрыть глубоких морщин. Лишь отчётливая и выразительная дикция позволяла догадываться, кем была эта женщина прежде. Она рассказывала о событиях трехлетней давности, причём создавалось впечатление, что её осознание функционирует на двух уровнях — и жертвы и стороннего наблюдателя, словно удивляясь, произошло ли все это с нею на самом деле.
   — Ведь он занимал такую должность, я работала у него, и он мне нравился… — Голос женщины снова прервался. Она судорожно сглотнула и на мгновение замолкла, собираясь с силами. — Я восхищалась им, уважала, даже преклонялась перед ним за идеи, которые он защищает. — Женщина подняла голову, и врачу показался странным сухой блеск её глаз, не способных к слезам. — Он был так обходителен, вежлив, так заботлив, и…
   — Всё будет хорошо, Барбара, не волнуйтесь, — прервала её врач.
   Как нередко случалось, ей захотелось протянуть руку и утешить пациентку, но она знала, что должна оставаться в её глазах беспристрастной, неподвластной эмоциям, скрывать свой гнев на того, кто перевернул жизнь этой ещё молодой и умной женщины. Виновником всего был мужчина, который пользовался своей властью и положением, чтобы привлекать женщин. Так пламя притягивает к себе мотыльков, кружащих вокруг огня, они все приближаются и приближаются к нему, пока его жар не обожжёт и не уничтожит их. Рассказ женщины был так типичен для жизни этого города. Она порвала с двумя мужчинами, каждый из которых мог стать её верным спутником в жизни. Она была умна и интеллигентна, закончила Пенсильванский университет, имела степень бакалавра в области политологии и доктора в области управления. Барбара отнюдь не походила на наивную секретаршу, наблюдающую за происходящим широко открытыми от изумления глазами, и, может быть, именно потому и оказалась лёгкой добычей для своего босса. Она была способным и знающим специалистом, отлично справлялась с работой и знала, что ей требуется всего один шаг, чтобы стать «членом команды» — или какой там эвфемизм теперь в ходу в Капитолии. Но проблема заключалась в том, что этот шаг можно было сделать только в одном направлении, и то, что лежало за разграничительной чертой, нельзя разглядеть с другой стороны.
   — Я хочу сказать, что отдалась бы ему и так, — с предельной откровенностью призналась Барбара. — Не было никакой надобности прибегать…
   — И именно потому вы испытываете чувство вины? — спросила доктор Кларис Гоулден. Барбара Линдерс кивнула. Доктор Гоулден подавила вздох и мягко продолжила: — Итак, вы считаете, что создали у него впечатление, что…
   — Совершенно верно, — снова кивнула Барбара. — Именно так он и сказал: «Ты сама дала мне понять, что готова на все». Может быть, так оно и было на самом деле.
   — Нет, Барбара, не было. Продолжай, — скомандовала доктор Гоулден.
   — Просто в тот момент мне этого не хотелось. Это вовсе не значит, что в другое время, может быть, на следующий день, я бы не согласилась, но в тот момент я неважно себя чувствовала. Помню, пришла на работу в хорошем настроении, однако у меня было ощущение, что я простудилась и вот-вот заболею, а после ланча меня начало поташнивать, и я решила уйти пораньше домой, но в тот день мы работали над дополнением к законо проекту по гражданским правам, который он выдвинул, поэтому я приняла пару таблеток таленола, чтобы сбить температуру. К девяти вечера, кроме нас, в офисе никого не было. Дело в том, что гражданские права — это моя сфера деятельности, — объяснила Линдерс. — Я сидела на диване у себя в кабинете, а он ходил взад и вперёд, как обычно, когда обдумывал формулировки. Вдруг он остановился позади меня и как-то неожиданно произнёс:
   «А у тебя очень красивые волосы, Барбара» — таким мягким и приятным голосом, и я ответила: «Спасибо». Затем он спросил, как я себя чувствую, и я ответила, неважно, что, наверно, заболеваю. Он тут же сказал, что вылечит меня, что у него есть средство, которое он сам принимает в подобной ситуации, — бренди. — Теперь женщина говорила поспешно, видимо стараясь покончить с неприятной для неё темой, — как на экране телевизора при быстрой перемотке видеокассеты, чтобы не смотреть рекламу. — Я не видела, положил ли он что-нибудь в стакан. У него в книжном шкафу рядом с письменным столом всегда стояла бутылка французского коньяка, и там же, по-моему, находилось что-то ещё. Я взяла стакан и выпила его залпом.
   Он стоял передо мной и не сводил с меня глаз, ничего не говорил, просто смотрел и ждал, словно знал, что должно произойти и очень скоро. Мне показалось… не знаю, как это описать… Я поняла, что со мной происходит что-то странное, будто я мгновенно опьянела и потеряла контроль над собой. — Она замолчала. Молчание длилось секунд пятнадцать, и доктор Гоулден наблюдала за ней — как тогда наблюдал он, подумала психиатр. Ей стало стыдно от этой мысли, но ведь это моя работа, напомнила она себе. Ведь у меня профессиональный взгляд. Сейчас её пациентка видит все происшедшее внутренним зрением, её воображение прокручивает события трехлетней давности, и она просто комментирует их, не связывая себя с ними, будто глядя со стороны. Врач видела все это по её глазам. Молодой женщине понадобилось десять минут, чтобы описать все, что произошло, не упустив деталей, даже самых интимных, и обнаружив тем самым свой блестящий тренированный ум. Лишь закончив рассказ, она дала волю чувствам.
   — Ему вовсе не нужно было насиловать меня. Он мог просто… сказать. Я бы согласилась… на другой день, во время уик-энда… Я знала, что у него семья, но он нравился мне, и потому…
   — Но он всё-таки изнасиловал тебя, Барбара. Подмешал наркотик в бренди и изнасиловал тебя. — Теперь доктор Гоулден взяла женщину за руку. По-видимому Барбара Линдерс рассказала эту отвратительную историю, случившуюся с ней, впервые с тех пор, как она произошла. За три года она наверняка не раз переживала отдельные минуты, думала о них, они воскресали в её памяти — особенно самые страшные, — но только сейчас она последовательно описала все от начала и до конца, что было крайне болезненным и в то же время принесло очищение.