Клэнси Том. Долг чести

   — Когда это произошло? — спросил Мюррей. С именами можно и подождать. Самое главное сейчас — выяснить факты.
   — Три года назад.
   Агент ФБР — Мюррей все ещё считал себя «специальным агентом», предпочитая это должности помощника заместителя директора ФБР, — нахмурился.
   — Прошло много времени, Кларис. Полагаю, не осталось никаких вещественных доказательств.
   — Никаких, лишь её слово против его слова. За исключением вот этого. — Гоулден открыла сумочку и достала ксерокопию письма Лайзы Берринджер, несколько увеличенную при копировании. Мюррей медленно прочитал письмо, страницу за страницей. Доктор Гоулден не сводила взгляда с его лица, ожидая реакции.
   — Боже милостивый, — еле слышно выдохнул Дэн, глядя на официанта, стоящего в двадцати футах, который явно полагал, что обслуживает репортёра и человека, снабжающего его информацией, — самая обычная ситуация в Вашингтоне. — Где оригинал?
   — У меня в кабинете. Я обращалась с письмом очень осторожно, — ответила доктор Гоулден.
   Когда Мюррей услышал это, на лице его появилась улыбка. Хорошо было уже то, что письмо написано на бумаге с именем сенатора и его капитолийским адресом. Кроме того, на такой бумаге надолго сохранялись отпечатки пальцев, особенно если она находилась в прохладном сухом месте, а письма обычно и держат в таких местах. Сотрудница аппарата сенатора — Лайза Берринджер — при оформлении допуска к секретным документам наверняка подвергалась процедуре снятия отпечатков пальцев, а это означало, что будет нетрудно установить авторство письма.
   На листах бумаги указывались время, место и обстоятельства изнасилования, а также ясно и чётко выражалось желание покончить с собой. Как бы печально все это ни было, такой документ превращался в предсмертное заявление, и потому он будет безусловно считаться вещественном доказательством при рассмотрении уголовного дела в федеральном окружном суде. Адвокаты, защищающие интересы обвиняемого, будут возражать — они всегда возражают, — но судья отклонит возражение — оно всегда отклоняется, — и тогда присяжные услышат каждое слово мёртвой женщины, как всегда подавшись вперёд, чтобы не упустить ни единого звука, доносящегося из могилы. Вот только в этом случае дело не будет рассматриваться судом присяжных, по крайней мере не сразу.
   Мюррей ненавидел преступления, связанные с изнасилованием. Как мужчина и как полицейский, он относился к этому типу преступников с глубоким отвращением. Его мужское достоинство страдало от того, что кто-то мог вести себя так трусливо и отвратительно. С профессиональной точки зрения его беспокоило то, обстоятельство, что рассмотрение в суде дел, связанных с изнасилованием, почти всегда сводилось к версии одного человека, противопоставленной версии другого. Подобно большинству детективов, Мюррей с недоверием относился к заявлениям свидетелей. Ему было известно, что люди вообще не наблюдательны, а жертвы изнасилования, потрясённые случившемся, часто рассказывают об обстоятельствах преступления бессвязно и неубедительно, причём адвокаты, защищающие обвиняемых, ещё более запутывают их. А вот вещественные доказательства здесь неоспоримы. Мюррей предпочитал полагаться именно на вещественные доказательства.
   — Этого достаточно для начала уголовного расследования?
   Мюррей поднял голову и тихо произнёс:
   — Да, мэм.
   — А то, кем он является…
   — Сейчас я занимаю должность — ну, вроде исполнительного помощника Билла Шоу. Вы не знакомы с Биллом?
   — Мне известна только его репутация.
   — Она полностью соответствует действительности, — заверил её Мюррей. — Мы вместе учились в Академии ФБР в Куантико, после выпуска вместе служили, занимались одним и тем же. Преступление есть преступление, кто бы его ни совершил, а мы — полицейские и обязаны следить за торжеством правосудия, Кларис.
   Но даже в тот момент, когда Мюррей произносил слова, составляющие кредо ФБР, он не мог забыть первую фразу, которую произнёс, прочитав письмо: «Боже милостивый!». В том, что совершено преступление, не приходилось сомневаться, но слишком огромен будет его политический резонанс. Президент, и без того находящийся в затруднительном положении, столкнётся с новыми неприятностями. Ну и что? Кому вообще нужны подобные неприятности? Уж конечно, не Барбаре Линдерс и Лайзе Берринджер, изнасилованным человеком, которого они уважали и которому верили. Однако решающим было то, что тридцать лет назад Дэниел Э. Мюррей, закончив Академию ФБР в Куантико, штат Виргиния, поднял к небу правую руку и произнёс клятву. Да, не все законы следует выполнять буквально, хороший агент ФБР должен прибегать к здравому смыслу, понимать, какие законы можно обойти и насколько. Но только не этот закон, который нуждается в безусловном выполнении. Билл Шоу придерживается такой же точки зрения. Ему повезло, судьба оказалась благосклонна к нему, и он занял должность, не имеющую ни малейшего отношения к политике — большая редкость в Вашингтоне, округ Колумбия. Вокруг него возник ореол честного и неподкупного человека, а теперь, в его возрасте, меняться слишком поздно. Начинать такое дело, как то, о котором рассказала доктор Гоулден, следовало в кабинете Билла Шоу, на седьмом этаже штаб-квартиры ФБР.
   — Я должен задать вам вопрос, Кларис, — вы уверены в том, что рассказали мне? — Мюррей внимательно посмотрел на собеседницу.
   — Как у психиатра, у меня нет ни малейших сомнений, что моя пациентка говорила правду во всех подробностях.
   — Она согласится выступить на суде?
   — Да.
   — Ваше мнение о письме?
   — Оно подлинное — с психологической точки зрения.
   Мюррей и сам знал это, основываясь на собственном опыте, но в процессе расследования понадобится выслушать мнение профессионала — сначала ему, потом другим следователям и, наконец, присяжным.
   — Что будет дальше? — спросила доктор Гоулден.
   К удивлённому недовольству официанта, Мюррей встал.
   — Сейчас мы поедем в штаб-квартиру ФБР и поговорим с Биллом Шоу. Там он поручит своим агентам открыть дело. Затем мы с Биллом — и с агентом, который будет вести расследование, — перейдём на другую сторону улицы, в Министерство юстиции, и поговорим с министром. Что последует дальше, я не знаю. У нас никогда не случалось подобного — по крайней мере с начала семидесятых годов, — и я не уверен в порядке дальнейших действий. Следователи будут подробно беседовать с вашей пациенткой. Мы встретимся с семьёй мисс Берринджер, с её знакомыми и друзьями, разыщем записи, письма, дневники. Но это техническая сторона дела. А есть ещё и политическая. — Дэн знал, что по этой причине следствие будет поручено именно ему. Боже милостивый! — снова подумал он, вспомнив статью Конституции, в соответствии с которой будет вестись дело. Доктор Гоулден заметила неуверенность в его взгляде и, что было для неё редким, неправильно истолковала сомнения Мюррея.
   — Моя пациентка нуждается…
   Мюррей недоуменно посмотрел на психиатра. Что из того? — подумал он. Преступление остаётся преступлением, кто бы ни совершил его.
   — Я знаю, Кларис. Она нуждается в правосудии. Лайза Берринджер тоже. Знаете, кто ещё заинтересован в торжестве правосудия? Правительство Соединённых Штатов Америки.

* * *

   Он вовсе не походил на системного программиста, которым обычно наплевать на собственную внешность и потому они вечно ходят неопрятными и нечёсаными. На нём был строгий костюм в тонкую полоску, в руке — кейс. Конечно, он мог бы оправдаться, что опрятного вида требовала солидная клиентура и профессиональная атмосфера в той среде, где ему приходилось работать, но, если уж говорить начистоту, ему попросту нравилось быть хорошо одетым.
   В самой процедуре не было ничего сложного. Клиент пользовался универсальными ЭВМ «Стратус» — компактными и мощными машинами, легко объединяемыми в вычислительные сети. На самом деле благодаря относительной дешевизне и высокой надёжности на них падал выбор множества служб, занятых обработкой различных сводок. В помещении находилось три машины. «Альфа» и «Бета» — так значилось белыми буквами на синих пластмассовых панелях — являлись основными и действовали через день, причём одна всегда дублировала другую. Третья ЭВМ — «Зулу» — дублировала две первые машины при аварийных ситуациях, и, когда она действовала, можно было не сомневаться, что группа обслуживания либо уже прибыла, либо находится в пути. Второй вычислительный центр, ничем не отличающийся от первого, разве что количеством обслуживающего персонала, находился на противоположном берегу Ист-Ривер, в совершенно ином месте, с другими источниками энергоснабжения, другими телефонными линиями и другими каналами спутниковой связи. Каждый центр размещался в высотном здании; построенном с использованием негорючих материалов, причём в помещениях вокруг компьютерного зала была установлена автоматическая спринклерная система пожаротушения, а сам зал был оборудован установкой «Дюпон 1301», способной ликвидировать возгорание в считанные секунды. Каждый вычислительный центр имел резервное аккумуляторное энергоснабжение, способное обеспечить бесперебойную работу всех трех компьютеров в течение двенадцати часов. К сожалению, правила безопасности и охраны окружающей среды, существующие в Нью-Йорке, запрещали размещение в зданиях резервных генераторов. Это изрядно раздражало инженеров, которым как раз и платили за то, чтобы они беспокоились о подобных вещах. И они беспокоились, ещё как беспокоились, несмотря на дублирование, батарейную поддержку и все, что называлось военным термином «эшелонированная оборона» и было способно защитить компьютеры от всякого рода мыслимых и немыслимых неожиданностей. Или почти всякого. На передней панели каждой ЭВМ находился интерфейс фирмы «Компьютер сайенс корпорейшн» — усовершенствование, появившееся в новых поколениях электронно-вычислительных машин как признание того, что совершенные настольные компьютеры приобрели способность загружать важную информацию в оперативную память намного быстрее, чем прежние машины, в которых использовались бобины с магнитной лентой.
   В данном случае загрузочный терминал являлся постоянной частью системы. К общей контрольной панели управления «Альфы», «Беты» и «Зулу» был подключён персональный компьютер третьего поколения «Пауэр», а к нему, в свою очередь, подключён съёмный дисковод «Бернулли». Эта машина, прозванная «тостером» из-за того, что её диск походил размерами на ломтик хлеба, обладала мощным накопителем с памятью в целый гигабайт — намного больше, чем требовалось для этой программы.
   — Приступаем? — спросил программист.
   Оператор переместил «мышь» и из вариантов, появившихся на экране, выбрал «Зулу». Стоящий за его спиной старший оператор подтвердил правильность выбора. «Альфа» и «Бета» занимались своей обычной работой, и привлекать их было нельзя.
   — Чак, ты работаешь с «Зулу».
   — Вас понял, — улыбнувшись, отрапортовал тот, вставил картридж в гнездо и подождал, пока на экране не появился соответствующий графический символ. Увидев его, он тут же щёлкнул клавишей «мыши» и открыл новое окно, чтобы развернуть содержание PORTA-1 — записанной на его дискете Программы.
   В новом окне было всего две директории: INSTALLER и ELECTRA-CLERK-2.4.0. Автоматическая антивирусная программа немедленно пронеслась по новым файлам и через пять секунд сообщила, что те чисты.
   — Похоже, все в порядке, Чак, — произнёс оператор вычислительных систем. Старший оператор согласно кивнул.
   — Ну что, Рик, можно браться за работу?
   — Валяй.
   Чак Серлз выбрал курсором графический символ INSTALL и дважды щёлкнул клавишей.
   ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО ХОТИТЕ ЗАМЕНИТЬ ПРОГРАММУ ELECTRA-CLERK 2.3.1 НОВОЙ ПРОГРАММОЙ ELECTRA-CLERK 2.4.0? — появилась надпись на экране. Серлз сдвинул стрелку курсора в окошечко «Да» и снова щёлкнул клавишей.
   ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УВЕРЕНЫ В ЭТОМ??? — немедленно появилась другая надпись.
   — Кто ввёл в программу этот вопрос? — недоуменно спросил системщик.
   — Я, — ухмыльнулся оператор.
   — Шутник, — недовольно проворчал Серлз и снова нажал «Да».
   Дисковод едва слышно зажужжал. Серлзу нравились устройства, у которых слышна работа механизмов — пощёлкивание перемещающихся головок, жужжание вращающегося диска. Объём программы составлял всего пятьдесят мегабайтов, и перенос информации закончился раньше, чем системный программист успел открыть бутылку и сделать глоток минеральной воды.
   — Вот и все, — произнёс Серлз, отодвигая кресло от консоли. — Хотите проверить?
   Он повернулся и посмотрел через стеклянную стену компьютерного зала на гавань Нью-Йорка. Белый круизный лайнер средних размеров выходил из порта. Интересно, куда он направляется? — подумал системщик. Наверно, в тёплые края, где песчаные пляжи, голубое небо и каждый день сияет яркое солнце. Туда, где, как он считал, все так чертовски непохоже на Нью-Йорк.
   Никто не совершает круизы в города, похожие на Большое Яблоко. Как было бы приятно находиться на этом лайнере, плыть прочь от пронизывающих осенних ветров. А ещё приятнее никогда не возвращаться обратно, подумал Серлз с задумчивой улыбкой. Ну что ж, самолёты летают намного быстрее, и на них тоже не обязательно возвращаться.
   Системный оператор, который сидел у консоли управления, привёл «Зулу» в режим реального масштаба времени. В 16.10.00 по восточному поясному времени «Зулу» начала дублировать работу, осуществляемую «Альфой» и поддерживаемую «Бетой». Впрочем, была заметна разница. Монитор производительности показывал, что. «Зулу» действовала чуть быстрее. Обычно при такой ситуации дублирующая третья машина немного отставала, однако теперь она действовала настолько быстро, что ей приходилось «отдыхать» несколько секунд в течение каждой минуты.
   — Чак, она успевает даже перекурить! — заметил оператор. Серлз допил остаток воды из бутылки, бросил её в мусорную корзину и подошёл к консоли.
   — Все верно, я сократил коды примерно на десять тысяч строк. Дело не в машинах, а в программе. Нам понадобилось время, чтобы отыскать наиболее оптимальное прохождение команд через платы. Думаю, теперь все в порядке.
   — А в чём разница? — спросил старший оператор, сам неплохо разбиравшийся в программном обеспечении.
   — Я изменил систему иерархии, то, как передаётся информация с одной платы на другую, параллельную ей. Мне все же придётся ещё немного поработать с сихронизацией — суммирование происходит не так быстро, как переадресовка. Думаю, сумею справиться с этой проблемой через месяц-другой.
   Оператор нажал на кнопку, посылая команду к первой контрольной точке. На экране тут же появился графический символ.
   — На шесть процентов быстрее, чем при программе 2.3.1. Совсем неплохо.
   — Нам очень пригодятся эти шесть процентов. — Старшему оператору хотелось бы ещё повысить быстродействие компьютеров. Иногда требовалось провести огромное количество расчётов, и он, подобно всем остальным служащим «Дипозитори траст компани», боялся не уложиться в необходимый срок.
   — Пошлите мне полученную информацию к концу недели, и я постараюсь ускорить обработку данных ещё на несколько десятых, — пообещал Серлз.
   — Ты здорово потрудился, Чак.
   — Спасибо, Бад.
   — Кто ещё этим пользуется?
   — Ты имеешь в виду эту версию? Никто. Похожая программа применяется для машин в CHIPS.
   — Ну что ж, ты здорово разбираешься в этом деле, — великодушно заметил старший оператор. Он был бы куда менее великодушен, если бы знал все обстоятельства. Старший оператор принимал участие в проектировании всей системы, разрабатывал резервные мощности, системы дублирования и безопасности, защиту информации на накопителях, при которой бобины с плёнкой каждый вечер извлекали из машин и отвозили в надёжно охраняемое помещение. Он входил в состав комитета, задача которого заключалась в том, чтобы принять все меры предосторожности для охраны информации, необходимой для успешного функционирования «Дипозитори траст компани». Однако стремление к максимальной эффективности, и одновременно к безопасности — привело к возникновению уязвимости, которой он, вполне естественно, не замечал. Дело в том, что для всех компьютеров использовались одни и те же программные средства. Это было необходимо, потому что использование различного программного обеспечения для разных компьютеров лишило бы отдельные вычислительные системы возможности обмениваться информацией, что резко уменьшило бы преимущества компьютерных сетей, подобно тому как если бы сотрудники одного офиса общались друг с другом каждый на своём языке. В результате, несмотря на все меры предосторожности, у шести машин имелось одно общее слабое место — они говорили на одном языке. Они были вынуждены пользоваться этим языком, потому что компьютерные сети составляли самое важное, хотя и наименее известное, связующее звено в американском бизнесе.
   Но даже при этих условиях «Дипозитори» не упускала из виду потенциальную опасность. Программа ELECTRA-CLERK 2.4.0 не будет введена в «Альфу» и «Бету» до тех пор, пока не проработает в течение недели в «Зулу», и затем пройдёт ещё одна неделя, прежде чем её введут в «Чарли», «Дельту» и «Танго» дублирующего вычислительного центра, расположенного на противоположном берегу Ист-Ривер. Это делалось для того, чтобы убедиться, что программа 2.4.0 эффективна и не подвержена «аварийным ситуациям» — этот термин появился в сфере программирования год назад. Скоро операторы привыкнут к новому программному обеспечению и будут восхищаться быстротой осуществления расчётов. Все машины типа «Стратус» будут говорить на одном и том же компьютерном языке, обмениваться информацией с помощью единиц и нулей подобно приятелям, сидящим за карточным столом и беседующим о делах.
   Наконец, они познакомятся с одной и той же шуткой. Некоторым она покажется забавной — но только не сотрудникам «Дипозитори траст».

3. Коллегия

   — Значит, все согласны? — спросил председатель Федеральной резервной системы. Сидящие за столом закивали. Принять решение оказалось нетрудно. Вот уже второй раз за последние три месяца президент Дарлинг давал понять через министра финансов, что не будет возражать против увеличения учётной ставки ещё на половину пункта, то есть теперь банки, берущие займы у Федеральной резервной системы будут платить на половину процента больше. Банки вынуждены брать займы у Федеральной резервной — где ещё они смогут занять такие суммы денег? Разумеется, повышение учётной ставки немедленно отразится на положении потребителей, которые в конечном итоге и будут расплачиваться за это.
   Мужчинам и женщинам, сидевшим вокруг полированного дубового стола, приходилось постоянно балансировать. Они контролировали количество денег в американской экономике. Будто поворачивая ручку, открывающую или закрывающую шлюзовой затвор, они регулировали количество денег в обращении, стараясь, чтобы их не было слишком много или слишком мало.
   На деле, разумеется, положение было намного сложнее. Сами по себе деньги мало что значили в действительности. Бюро гравировки и печатания ценных бумаг, расположенное меньше чем в миле отсюда, не имело в своём распоряжении ни бумаги, ни краски, достаточных для того, чтобы напечатать столько однодолларовых банкнот, сколько Федеральная резервная система выделяла в течение одного дня. «Деньги» выделялись главным образом в виде электронного сигнала, в виде распоряжения, например: Первому национальному банку Подунка перевести дополнительно три миллиона долларов, чтобы кредитовать магазин скобяных изделий Джо, или газовую компанию Джеффа Брауна, или домовладельцев, желающих получить заём под залог своих домов и возвращать его в течение следующих двадцати лет. Полученные банком деньги редко выплачивались наличными — обладание кредитными карточками гарантировало от краж и ограблений, от растрат собственными служащими и, едва ли не самое важное, избавляло кассиров от необходимости считать и пересчитывать банкноты, а затем сдавать полученную наличность в местное отделение банка. В результате деньги, словно по мановению волшебной палочки, выделялись согласно поручению, переданному по электронной почте или по телексу, а затем их, в свою очередь, выплачивали другим безналичным способом, чаще всего чеком, выписанным на маленьком листке специальной бумаги, обычно украшенном изображением орла с распростёртыми крыльями или рыбацкой лодки на каком-то несуществующем озере, потому что банки конкурировали между собой, а клиентам нравились красивые чековые книжки.
   Могущество людей, находящихся в Зале Совета управляющих Федеральной резервной системы, было настолько велико, что даже они сами редко задумывались об этом. Кивнув головами и согласившись с предложением председателя совета поднять процентную ставку, сидящие вокруг стола только что повысили цену на все продающиеся в Америке товары. Теперь каждый домовладелец, получивший заём под залог своего дома, каждый, кто покупает в рассрочку автомобиль, каждый обладатель кредитной карточки будет выплачивать ежемесячно большее количество денег. В результате этого решения у каждой фирмы и каждой семьи в Америке сократится доход и меньше средств останется на выплаты премий, пособий и пенсий, а также на покупку рождественских подарков. То, что началось с выпуска пресс-релиза, затронет бумажник каждого жителя страны. Повысятся цены на все потребительские товары, начиная с персональных компьютеров и кончая жевательной резинкой, что приведёт к дальнейшему сокращению покупательной способности населения.
   По мнению членов Совета управляющих Федеральной резервной системы, такая ситуация пойдёт на пользу стране. Все статистические показатели указывали на то, что экономика развивается излишне быстро и возникает опасность роста инфляции. Вообще-то инфляция в той или иной форме существует всегда, но повышение процентной ставки снизит её до разумных пределов. Цены повысились бы в любом случае, но решение Федеральной резервной системы повысит их ещё больше.
   Это был наглядный пример того, как клин вышибают клином. Повышение процентной ставки означает, что люди будут вынуждены сократить займы, это уменьшит объём денежного обращения, что, в свою очередь, снизит покупательную способность населения и поможет до определённой степени стабилизировать цены и таким образом предупредит возникновение чего-то намного более опасного, чем незначительное увеличение процентной ставки.
   Подобно тому как разбегаются круги от брошенного в озеро камня, возникнут и другие последствия. Возрастёт процентная ставка казначейских векселей, являющихся заёмными инструментами самого государства. Назначение таких облигаций заключается в том, что население — а фактически главным образом финансовые учреждения, такие, как банки, пенсионные фонды и инвестиционные фирмы, которым нужно куда-то вложить деньги своих клиентов на период ожидания выгодной возможности на фондовой бирже, — даёт деньги взаймы государству на срок от трех месяцев до тридцати лет, и в качестве платы за использование этих денег государство само должно выплачивать проценты (причём значительная их часть, разумеется, возвращается обратно государству в виде налогов). Незначительное повышение процентной ставки Федеральной резервной системой увеличит и процентную ставку, которую должно платить государство, величина её обычно определяется на аукционе. Таким образом увеличится и бюджетный дефицит, что заставит правительство ещё более сократить денежную массу, находящуюся в обращении внутри страны, уменьшив таким образом количество денег, используемых для личных и банковских займов, далее повысив процентную ставку для населения в результате действия рыночных сил за пределы планки, установленной Федеральной резервной системой.
   Наконец, одно то обстоятельство, что процентная ставка, выплачиваемая банками и по казначейским векселям, поднимется, сделает фондовый рынок менее привлекательным для инвесторов, потому что выплаты такого рода гарантируются государством и, следовательно, надёжнее высоких спекулятивных доходов, на которые рассчитывают компании, чьи продукты и (или) услуги вынуждены конкурировать на рынке.
   Инвесторы и профессиональные менеджеры на Уолл-стрите, следящие за экономическими показателями, восприняли вечерние новости (сообщения Федеральной резервной системы обычно передавались после закрытия фондовых бирж) достаточно равнодушно и сделали пометки о необходимости продажи акций некоторых компаний. Таким образом понизится ранее объявленная ценность большого числа акций, и в результате средний индекс Доу-Джонса[1] для акций промышленных компаний несколько упадёт. Впрочем, индекс Доу-Джонса совсем не был средним, а представлял собой сумму текущей рыночной стоимости акций тридцати наиболее надёжных и хорошо зарекомендовавших себя корпораций, идущих в списке строго по алфавиту, начиная с «Аллайд сигнал» и кончая «Уолверт», причём в середине находилась «Мерк». Суть индекса Доу-Джонса заключалась главным образом в том, чтобы средства массовой информации могли постоянно информировать общественность об изменениях на финансовом рынке. Впрочем, мало кто из общественности разбирался в тонкостях финансового рынка и понимал значение индекса Доу-Джонса. Падение Доу заставит кое-кого забеспокоиться, приведёт к продаже акций и дальнейшему ухудшению положения на рынке. Так будут развиваться события до тех пор, пока биржевые брокеры не придут к выводу, что цена акций упала ниже их фактической стоимости. Заметив, что ценность акций превосходит их рыночную котировку в данный момент, они начнут скупать их в таком количестве, что индекс Доу (и другие биржевые котировки) повысится до такого уровня, что восстановится равновесие и уверенность в финансовых институтах. И все эти многочисленные перемены, влияющие на жизнь каждого американца, произойдут по решению нескольких лиц, сидящих в богато обставленном зале в Вашингтоне, округ Колумбия, имена которых известны всего лишь горстке финансистов, не говоря уже о широкой публике.