Клэнси Том. Долг чести

   — Но это может привести к эскалации, — предостерёг Кук. — Нам следует проявить максимальную осторожность.
   — А их ракеты SS-19? — поинтересовался один из офицеров национальной безопасности.
   — Японцы считают, что ракеты с ядерными боеголовками им необходимы. Будет непросто уговорить их отказаться от ракет. — Кук обвёл взглядом сидящих вокруг стола. — В конце концов, мы подвергли их страну атомной бомбардировке. Это крайне деликатный вопрос, и мы будем иметь дело с людьми, испытывающими ужас перед возможностью повторения событий сорок пятого года. Здесь придётся действовать с предельной осторожностью.
   — Ясно, — кивнул Райан и встал. — Итак, вам известно, чем заниматься. Беритесь за дело. — Он испытал определённое удовлетворение от того, что мог отдать такой приказ, однако, как только отдал его, оно тут же уменьшилось и почти исчезло, когда он понял, какова будет суть ответов, которые лягут к нему на стол. И всё-таки надо было сделать первый шаг.

* * *

   — Снова был трудный день? — спросил Номури.
   — Мне казалось, что после отъезда Яматы станет легче, — покачал головой Казуо, опускаясь в горячую воду и прислоняясь к деревянному бортику ванны. — Я ошибался.
   Остальные молча кивнули, соглашаясь с замечанием приятеля. Все скучали теперь без сексуальных фантазий Таоки, но лишь один Номури знал, почему иссяк источник откровений.
   — Не понимаю, что происходит? Теперь Гото заявляет, будто нам не обойтись без Америки. На прошлой неделе они были нашими врагами, а теперь мы опять друзья? Простого человека вроде меня это сбивает с толку, — сказал Чёт, потирая закрытые глаза и думая о том, что же принесёт закинутая им приманка. Потребовалось немало усилий, чтобы установить дружеские отношения с этими людьми, столь отличными от него. С самого начала было ясно, что он будет завидовать им, а они — ему. Он был предпринимателем, считали они, руководил собственным делом, тогда как они были служащими крупных компаний и занимали в них достаточно высокие должности. У них — обеспеченное будущее, тогда как у него — независимость. От них ожидалось, что они будут отдавать своим компаниям все силы и всё время, тогда как он мог распоряжаться собой. У них больше денег, зато у него не такая нагрузка и меньше стрессов. А теперь в их распоряжении имелась информация, которой он не располагал.
   — Мы бросили вызов Америке, — послышался чей-то голос.
   — Понимаю. Но разве это не опасно?
   — В ближайшее время — да, — заметил Таока, чувствуя, как горячая вода расслабляет мышцы его тела, напряжённые от длительного стресса. — Впрочем, мне кажется, что мы уже победили.
   — Победили — но в чём, мой друг? У меня создалось впечатление, будто я вошёл в зал, когда спектакль уже начался, и увидел таинственную прелестную девушку на поезде, направляющемся в Осаку. — Чёт имел в виду японский обычай, странным образом основанный на чётком соблюдении расписания поездов.
   — Видишь ли, как говорит мой босс, — решил объяснить другой служащий, — наша страна станет теперь по-настоящему независимой.
   — Разве сейчас мы не являемся независимыми? — озадаченно спросил Номури. — В Японии практически не осталось американских солдат, и они больше нас не беспокоят.
   — А оставшиеся находятся сейчас под стражей, — заметил Таока. — Ты просто не понимаешь. Подлинная независимость — это нечто большее, чем простая политика. Она означает также независимость экономическую. Отсюда следует, что нам больше не понадобится обращаться к другим, чтобы получить то, что необходимо для процветания страны.
   — В нашем распоряжении окажется «Район северных ресурсов», Казуо, — произнёс ещё один и тут же почувствовал, что зашёл в своих откровениях слишком далеко — глаза двоих присутствующих широко открылись в знак предостережения.
   — Я предпочёл бы меньше работать и вовремя возвращаться домой и не проводить каждую неделю две-три ночи, как в гробу, в проклятом гостиничном номере, — заметил кто-то, желая изменить тему разговора.
   Таока фыркнул.
   — Действительно, туда и девушку-то не втиснешь. — Последовавший хохот, показалось Номури, прозвучал как-то натянуто.
   — Ну вас с вашими компаниями и их секретами! К чёрту! — огрызнулся агент ЦРУ. — Надеюсь, вы лучше справляетесь со своими женщинами! — Он сделал паузу, а потом обеспокоенно спросил: — А это не может повлиять на мой бизнес? — Отличная мысль — задать им такой вопрос, подумал он.
   — Если и повлияет, то в лучшую сторону, — ответил Казуо. Все согласно закивали.
   — Только всем нам нужно проявить терпение. Сначала наступят трудные времена, а потом станет легче.
   — Но зато обязательно станет, — послышался чей-то уверенный голос. — Самое трудное уже позади.
   Приложу все силы, чтобы не допустить этого, молча поклялся Номури. Но что за чертовщина этот «Район северных ресурсов»? Как это характерно для службы разведчика — знаешь, что услышал нечто важное, но не понимаешь, что именно. Затем ему пришлось пуститься в подробное описание своих воображаемых отношений с новой любовницей, чтобы убедиться, что они запомнят именно это, а не его вопросы.

* * *

   Жаль, что они прибыли сюда в тёмное время суток, но с этим ничего уж не поделаешь. Половину эскадры направили в Гуам, где естественная гавань намного лучше, потому что все жители островов должны увидеть корабли Военно-морского флота Японии — адмирал Сато испытывал отвращение от прежнего названия «Силы самообороны». Он командовал боевыми кораблями с офицерами и матросами на них, уже испытавшими вкус битвы — в некотором смысле, — и если в будущем историки захотят написать, что это сражение не было настоящим и велось не по правилам, то ответ прост: в каком учебнике военного искусства не говорится о решающем значении элемента неожиданности при проведении наступательных операций? Мне не известны такие учебники, думал адмирал, глядя в бинокль на очертания горы Тапотчау. Там был уже установлен и действовал мощный радиолокатор, сообщили ему час назад специалисты. Ещё один важный фактор, способствующий защите того, что было когда-то японской территорией и принадлежало теперь по праву его стране.
   Сато стоял в одиночестве на правом крыле мостика, окружённый предрассветным мраком. Мраком? Вовсе нет. Вокруг был удивительно спокойный мир, особенно приятный, когда ты наслаждаешься им в одиночку и твой ум отсеивает внешние раздражители. Сверху доносился едва различимый шум вращающейся радиолокационной антенны, похожий на жужжание роя спящих пчёл, но скоро сознание перестало замечать его, равно как и глухой отдалённый рокот корабельных механизмов, главным образом машин и вентиляторов. Все это были механические шумы, легко отсеиваемые сознанием. В остальном царила полная тишина. Командир «Мутсу» поддерживал на корабле строгую дисциплину. Матросы соблюдали молчание и говорили только в тех случаях, когда это вызывалось необходимостью, надлежащим образом выполняя свои обязанности. Один за другим адмирал Сато отсек посторонние звуки. Теперь он слышал только шум моря, чудесный шорох воды, рассекаемой стальным форштевнем эсминца. Адмирал посмотрел вниз и увидел расходящиеся веером волны, пена на их гребнях казалась одновременно яркой и бледной, а широкая кильватерная струя за кормой светилась зеленоватой полосой от взбудораженного планктона — крохотных существ, всплывающих ночью к морской поверхности по причинам, никогда не интересовавшим Сато. Может быть, просто для того, чтобы насладиться светом луны и сиянием звёзд, улыбнулся он в темноте. Впереди был Сайпан — всего лишь тень на горизонте, более густая, чем окружающая темнота; такое впечатление создавалось из-за того, что глыба острова закрывала собой звезды на западном небосклоне, а моряк, привыкший видеть звёзды на небе в ясную погоду, сразу понимал, что там, где их нет, находится земля. Вперёдсмотрящие на вершине передней надстройки наверняка заметили остров раньше его, но это ничуть не уменьшило восторг от увиденного им самим, ибо, подобно бесчисленным поколениям моряков, адмирал испытывал ликование при виде земли, потому что каждое плавание заканчивается каким-то открытием. И это плавание не было исключением.
   Раздался какой-то шум. Сначала прерывистое жужжание электромоторов, вращающих антенны радиолокаторов, затем что-то ещё. Сато знал, что услышал его слишком поздно, где-то по правому борту. Глухой рёв быстро усиливался. Наконец он понял, что это может быть только шум стремительно приближающегося самолёта, поднёс к глазам бинокль и посмотрел направо. В первые несколько мгновений ничего не увидел и вдруг заметил движение у самого корабля — две тёмные стреловидные тени промчались над самой головой. «Мутсу» задрожал от рёва их двигателей, адмирал Сато похолодел, и тут же его охватила вспышка ярости. Он распахнул дверь рулевой рубки.
   — Какого черта!
   — Два истребителя F-3 провели тренировочную атаку, — доложил вахтенный офицер. — В боевой рубке за ними следили уже несколько минут. Мы осветили их своими радиолокаторами.
   — Немедленно передайте этим «диким орлам», что полёты над кораблём в темноте подвергают его опасности, а их самих — риску глупой смерти!
   — Но, адмирал…
   — Что значит «но»? Это ценная боевая единица нашего флота, и я не хочу, чтобы один из моих кораблей провёл месяц в доке, ремонтируя повреждённую мачту только потому, что какой-то дурак-лётчик не заметил нас в темноте!
   — Хай. Немедленно свяжусь с берегом.
   Испортили мне такое прекрасное утро, кипел от ярости Сато, возвращаясь к своему кожаному креслу на крыле мостика. Вскоре он успокоился и задремал.

* * *

   Неужели я догадался об этом первым? — задал себе вопрос Уинстон. И тут же спросил себя, почему это удивляет его. ФБР и все остальные агентства сейчас пытаются скорее всего восстановить документацию, и их усилия направлены, по-видимому, на борьбу с мошенничеством. Ещё хуже то, что они занимаются всеми документами, а не только документацией «Коламбус групп». Перед ними настоящий океан данных, они не знакомы с методами работы, а сейчас не то время, чтобы осваиваться в процессе расследования.
   Телевидение информировало зрителей о происходящем. Председатель правления Федеральной резервной системы выступал все утро, переезжая из одной телевизионной компании в другую, затем последовало обращение к общественности через журналистов, аккредитованных при Белом доме, и далее подробное интервью по каналам компании Си-эн-эн. Принятые меры принесли некоторые плоды, которые тоже демонстрировали по телевидению. Ещё до ланча в банки пришло множество людей, они с удивлением увидели, что перед кассирами лежат горы наличных, доставленных прошлой ночью. Среди военных это скорее всего называется «демонстрацией силы». И хотя председателю правления Федеральной резервной системы пришлось убеждать директоров всех крупных банков, теперь кассиры встречали вкладчиков у окошек касс словами: «Ах, вам нужны наличные? Разумеется, можете снять со счёта, сколько пожелаете». Во многих случаях людей, получивших деньги, по возвращении домой охватывала тревога противоположного плана — разве не опасно держать дома столько денег? — и после обеда некоторые возвращались обратно и делали новые вклады.
   Это работа База Фидлера, подумал Уинстон, а он отличный профессионал — для учёного-экономиста, разумеется. Министр финансов старался выиграть время и добился успеха с помощью дополнительных вливаний наличных. Избранная им тактика дала свои результаты, с её помощью ему удалось успокоить общественность, пусть временно, убедить вкладчиков, что ситуация не такая плохая, как им это кажется.
   Крупных инвесторов провести гораздо труднее. Положение тяжёлое, и спектакль, разыгранный в банках, — в лучшем случае временная мера, призванная приостановить панику. Федеральный резервный сбрасывал в банковскую систему наличные деньги. Это принесёт свои плоды, на день-другой отдалит наступление кризиса, однако к концу недели доллар ослабнет ещё больше, а ведь даже сейчас в мировом финансовом сообществе от американских казначейских облигаций шарахались, как от крыс, разносящих чуму. Но худшим было то, что, хотя Фидлер временно сумел не допустить краха банковской системы, так долго продолжаться не может, и, если не удастся восстановить настоящее доверие, кризис будет обостряться и в конечном итоге не помогут никакие паллиативы. Вот тогда все вкладчики ринутся в банки за своими деньгами и ситуация станет катастрофической. И Уинстон считал это неизбежным.
   Причина заключалась в том, что гордиев узел, завязанный на горле инвестиционной системы, быстро развязать — или разрубить — невозможно.
   Уинстону казалось, что он сумел определить вероятную причину случившегося, однако вместе с этим ему стало ясно, что найти решение проблемы скорее всего не удастся. Саботаж в «Депозитори траст компани» был делом рук гения. Если говорить коротко, никто не знал, что ему принадлежит, сколько он заплатил за это, когда получил, а также каковы его оставшиеся средства. Этого не знали ни отдельные вкладчики, ни инвестиционные компании, ни торговые дома — никто.
   Как начнётся настоящая паника? Через несколько дней пенсионные фонды станут оформлять и рассылать чеки за прошлый месяц — но смогут ли банки выплатить по ним деньги? Федеральный резервный будет настаивать, чтобы выплаты шли, но обязательно найдётся какой-то один банк, который откажется от выплат из-за собственных финансовых затруднений, — всего один банк, такие катастрофы всегда начинаются в каком-то одном месте — и это сообщит толчок новой волне вкладчиков, требующих свои деньги. В результате Федеральному резервному придётся повторить вливание денежной массы в банковскую систему, а это неизбежно приведёт к началу гиперинфляционного цикла, то есть к окончательному кошмару для экономики страны. Уинстон хорошо помнил то, как инфляция повлияла на финансовый рынок и всю Америку в конце семидесятых годов, болезнь, охватившую всю страну, утрату доверия нации. Ярче всего она выразилась в появлении множества сумасшедших, которые начали строить убежища в горах Северо-Запада, и выходе кинофильмов о жизни после апокалипсиса. Но даже тогда инфляция остановилась. На какой цифре? Да, примерно тринадцать процентов. Учётные ставки в двадцать процентов. Страна, задыхающаяся всего лишь от утраты доверия, подорванного очередями на заправочных станциях и действиями нерешительного президента. Не исключено, что теперь семидесятые годы будут вспоминать с ностальгией.
   Да, конечно, то, что сейчас угрожает стране, намного страшнее. Такого ещё никогда не случалось в Америке, и предстоящий кризис напомнит о событиях, происходивших в Веймарской . республике, в не столь далёком прошлом в Аргентине и в Бразилии при военной диктатуре. Более того, события охватят не только Америку. Подобно финансовому краху 1929 года, последствия будут расходиться как круги по воде и потрясут экономические устои всего мира, а это уже выходило далеко за пределы того, что мог представить себе сам Уинстон. Джордж знал, что его личное благополучие если и пострадает, то незначительно. В конце концов, если даже он потеряет девяносто процентов своего огромного состояния, оставшаяся сумма более чем достаточна для удовлетворения его потребностей. К тому же при проведении операций со своими деньгами он всегда принимал меры предосторожности и страховался от потерь, хеджировал, покупая физически осязаемые предметы вроде нефти и золота. Вдобавок немалая часть его состояния заключалась в золотых слитках, хранящихся в банковских сейфах, — тут он вёл себя, как средневековый скупец, — а поскольку крупные депрессии носят по сути дела дефляционный характер, со временем относительная ценность его различных капиталовложений в конечном итоге даже увеличится. Уинстон знал, что он и его семья переживут все потрясения и будут вести безбедную жизнь, однако люди, менее предусмотрительные, или те, кому меньше повезло, будут ввергнуты в пучину экономического хаоса. К тому же разве он занимался инвестиционным бизнесом только для себя? Он думал по ночам о маленьких людях, видевших его телевизионную рекламу и доверивших ему свои скромные сбережения. Вот уж поистине волшебное слово — доверие. Оно означало, что ты принял на себя обязательство защищать финансовые интересы тех, кто доверил тебе деньги. Оно означало, что они поверили тому, что ты говорил, и теперь ты обязан оправдать это доверие не только перед ними, но и перед самим собой. Потому что, если ты потерпишь неудачу, не будут покупаться дома, дети не смогут получить образование и погибнут мечты людей, ничем не отличающихся от него самого. Даже для Америки это плохо, подумал Уинстон, но эти события охватят — могут охватить — весь мир.
   Он не сомневался, что все это отнюдь не было случайностью. Нет, это был отлично задуманный и блестяще осуществлённый план. Ямата. Хитрый сукин сын, подумал Уинстон. Наверно, первый японский финансист, к которому он испытывал уважение. Первый из японцев, сумевший до тонкостей понять стратегию и тактику биржевой игры. Да, конечно, теперь в этом нет сомнений. Выражение его лица, взгляд тёмных глаз над бокалом шампанского… Ну почему Уинстон не догадался об этом раньше? Значит, игра началась уже тогда, не так ли?
   Нет, этого не может быть. Это не вся игра. Часть её, скорее, тактический манёвр, нацеленный на что-то ещё. Что именно? Что может оказаться столь важным, что Райзо Ямата согласился расстаться со своим личным состоянием и одновременно уничтожить тот самый мировой рынок, от которого зависели его собственные корпорации и национальная экономика его страны?
   Такие мысли не могут прийти в голову бизнесмену и, уж конечно, не придутся по душе завсегдатаю Уолл-стрита.
   Как странно, что понимаешь все и тем не менее не видишь смысла. Уинстон посмотрел в окно на закат солнца над нью-йоркской гаванью. Нужно посоветоваться с кем-то, сообщить о том, что ему известно, причём поговорить с человеком, понимающим происходящее. Фидлер? Может быть. И всё-таки лучше с кем-то ещё, знакомым по Уолл-стриту… а также разбирающимся и в других вещах. Но с кем?…

* * *

   — Это наши? — Все четыре эсминца стояли под ветром в заливе Лаолао. Один из них пришвартовался к танкеру, несомненно принимая на борт горючее.
   Ореза отрицательно покачал головой.
   — Цвет иной. Корабли американского военно-морского флота темнее, более синие.
   — Вот эти кажутся мне серьёзными кораблями, — заметил Барроуз, возвращая бинокль владельцу. — Радиолокационные антенны, многоствольные ракетные установки, противолодочные вертолёты. Это эсминцы типа «иджис», вроде наших «берков». А вот насчёт серьёзности ты прав. Самолёты их опасаются.
   На глазах Португальца с одного эсминца взлетел вертолёт и направился к берегу. — Может быть, стоит сообщить о них?
   — Неплохая мысль.
   Барроуз вошёл в гостиную и вставил батарейки обратно в свой телефон космической связи. Полностью отключать блок питания было скорее всего излишним, зато гарантировало безопасность — ни одному из американцев не хотелось узнать, как японцы поступают со шпионами, каковыми они с Орезой. несомненно являлись. Кроме того, было неудобно просовывать антенну в отверстие, просверлённое в донышке стальной миски, и затем держать её рядом с головой, зато все это выглядело смешно, а им хотелось посмеяться хоть над чем-то. — Национальный центр управления боевыми операциями, адмирал Джексон. — Вы снова на дежурстве, сэр?
   — Да, главный старшина, похоже, мы дежурим оба. У вас что-то новое?
   — Четыре эскадренных миноносца «иджис» в бухте у южного берега острова. Один бункеруется с танкера. Подошли сразу после рассвета. У причала ещё два сухогруза с автомобилями и один на горизонте. Некоторое время назад мы насчитали двадцать истребителей. Половина из них F-15 с двойными вертикальными килями. Остальные с одинарным хвостовым оперением, но этот тип самолёта мне незнаком. Больше ничего нового.
   Джексон смотрел на спутниковую фотографию, сделанную всего час назад. На ней виднелись четыре корабля и истребители, рассредоточенные на двух аэродромах. Он сделал пометку и кивнул.
   — Как дела в остальном? — спросил адмирал. — Я имею в виду, они причиняют неприятности, преследуют, арестовывают?
   На другом конце канала собеседник фыркнул.
   — Нет, сэр. С нами обращаются подчёркнуто вежливо. Черт побери, да они постоянно выступают по общественному каналу телевидения, говорят, что собираются потратить много денег на благоустройство и улучшение жизни островитян. — Джексон почувствовал в голосе говорившего презрение.
   — Понятно. Может быть, вы не всегда застанете меня здесь, мне тоже нужно немного поспать, однако этот канал связи всегда открыт исключительно для вас, вы поняли?
   — Ясно, адмирал.
   — Ведите себя поосторожнее, главный старшина. Без героических выходок, ладно?
   — Не беспокойтесь, адмирал. Это для салаг, а не для меня, — заверил его Ореза.
   — Тогда конец связи, Ореза. Отличная работа. — Джексон услышал щелчок, и связь прервалась прежде, чем он положил трубку. — Лучше ты, чем я… — пробормотал он и посмотрел на соседний стол.
   — Я записал весь разговор, — сообщил сотрудник разведывательной службы ВВС. — Его информация подтверждается данными космической съёмки. Я считаю, что он по-прежнему в безопасности.
   — Пусть так останется и в будущем. Чтобы никто не звонил ему без моего личного разрешения, — распорядился Джексон.
   — Будет исполнено, сэр, — ответил офицер и подумал: не думаю, что мы вообще сможем связаться с ним — отсюда. Но промолчал.

* * *

   — Тяжёлый день? — спросил Пол Роббертон.
   — Бывали и тяжелее, — ответил Райан. Однако этот кризис возник совсем недавно и ещё не поддавался оценке. — А ваша жена не сердится?..
   — Она привыкла к моим продолжительным отлучкам, а через день-другой у нас с вами уже установится какой-то определённый режим. — Агент Секретной службы сделал паузу. — Как дела у босса?
   — Как обычно, ему приходится принимать самые трудные решения. Разве все мы не полагаемся в этом на него? — признался Джек, глядя в окно. Автомобиль повернул с шоссе номер 50. — Он — хороший человек, Пол.
   — Вы тоже, док. Мы все рады, что вы снова с нами. — Новая пауза. — Мы действительно оказались в тяжёлом положении? — Агенты Секретной службы имели право знать почти все, потому что все равно слышали практически все разговоры.
   — Разве вам не сказали? Японцы обладают ядерным оружием. И средствами доставки — баллистическими ракетами.
   Руки Пола, сжимавшие баранку, побелели от напряжения.
   — Замечательно. Но ведь они же совсем не сумасшедшие.
   — Вечером 7 декабря 1941 года авианосец «Энтерпрайз» вошёл в гавань Пирл-Харбора за топливом и боеприпасами. На мостике стоял адмирал Билл Хэлси. Он посмотрел на разрушения после ударов, нанесённых утром, и сказал: «Когда окончится война, на японском языке будут говорить только в аду». — И тут же Райан удивился, почему ему пришло в голову упомянуть это.
   — Я читал об этом в вашей книге. Должно быть, те, что стояли на мостике вместе с адмиралом, разделяли его чувства.
   — Наверно. Если японцы решатся прибегнуть к ядерному оружию, их ждёт именно такая судьба. Они не могут не понимать этого, — пробормотал Райан, чувствуя, как на него накатывает волна усталости.
   — Вам нужно поспать часиков восемь, доктор Райан, может быть, девять, — заметил Роббертон. — Мы часто испытываем такое. При большой усталости первыми страдают мыслительные способности. А боссу вы нужны отдохнувший и свежий, как стёклышко, док, верно?
   — С этим трудно спорить. Может быть, я даже пропущу стаканчик перед сном, — произнёс Райан.
   Он тут же заметил, что рядом с крыльцом стоит ещё один автомобиль. Когда правительственная машина остановилась, из окна дома выглянуло незнакомое женское лицо.
   — Это Андрэ. Я уже говорил с ней. Между прочим, лекция вашей жены прошла сегодня весьма успешно. Все остались довольны.
   — Хорошо, что у нас две комнаты для гостей, — усмехнулся Джек, входя в дом. Он сразу заметил, что настроение здесь было хорошим. Судя по всему, Кэти и Андрэ успели подружиться. Пока Райан ужинал, агенты Секретной службы совещались.
   — Что происходит, дорогой? — спросила Кэти.
   — У нас резко ухудшились отношения с Японией, и к тому же этот биржевой кризис на Уолл-стрите.
   — Но каким образом…
   — Все произошло так быстро, что застало нас врасплох. Пока об этом не известно репортёрам, но скоро все появится в газетах.
   — Значит, война?
   Джек посмотрел на неё и кивнул.
   — Не исключено.
   — Но мои гости в Институте Уилмера, они вели себя так дружелюбно — ты хочешь сказать, что они тоже не знают о происходящем?
   — Совершенно верно.
   — Но это какая-то чепуха!
   — Нет, милая, вовсе не чепуха.
   В это мгновение зазвонил телефон обычной городской связи. Джек оказался ближе всех и поднял трубку.
   — Это доктор Райан? — послышался голос.
   — Да. С кем я говорю?
   — Меня зовут Джордж Уинстон. Не знаю, помните ли вы меня, но мы встречались в прошлом году в Гарвардском клубе. Я прочёл тогда небольшую лекцию о производных функциях. Вы сидели в тот раз за соседним столиком. Между прочим, вы удачно провели операцию с акциями «Силикон-вэлли».