Клэнси Том. Долг чести

   Джоунз кивнул и обернулся.
   — Правильный ход, шкипер.
   — Мы ещё не считаем, что проиграли, доктор Джоунз.

* * *

   — Чёрт возьми, чиф! — выругался капитан Клаггетт.
   — Извините, сэр. Виноват. — Боцман склонил голову — упрёк был справедливым. Это оказался переносный ящик с инструментами. Его нашли между питательной трубой забортной воды и корпусом. При колебаниях палубы, укреплённой на амортизаторах, гаечные ключи внутри ящика дребезжали, и буксируемая гидроакустическая антенна засекла этот шум. — Его наверняка оставил кто-то из рабочих верфи.
   Рядом с боцманом стояли ещё трое главных старшин. Они понимали, что такое могло случиться с кем угодно. К тому же знали, что последует дальше. Их капитан сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить. Время от времени выволочка оказывается полезной, даже если гнев обрушивается на головы ветеранов.
   — Проверить каждый дюйм корпуса от носовой переборки до пятки гребного вала. Каждый незакреплённый болт, каждую гайку, каждую отвёртку. Если лежит на палубе — подберите. Если незавернут до конца — затянуть. Не прекращать работу, пока все не будет закончено. Корабль должен плыть так тихо, чтобы я мог слышать ругательства в свой адрес у вас в головах.
   — Всё будет исполнено, сэр, — пообещал боцман. Ничего страшного, пора привыкать к недосыпанию, подумал он про себя, но промолчал, и тут же…
   — Вам понятно, боцман? Никто не должен спать, пока внутри корабля не будет так тихо, что гробница по сравнению с ним покажется шумной. — Клаггетт на мгновение задумался и решил, что было бы лучше подобрать другую метафору.
   Капитан вернулся обратно, напомнив себе о необходимости поблагодарить старшего акустика за то, что тот сумел опознать источник шума. Гораздо лучше обнаружить это в первый день плавания, подумал он, а устроить разнос было просто необходимо. Таковы правила. Усилием воли Клаггетт удержался от улыбки. В конце концов, капитан и должен быть суровым сукиным сыном, как же иначе, и разносить своих подчинённых за допущенные ими промахи. Он не сомневался, что в ближайшие несколько минут старшины расскажут всей команде о ярости капитана, обрушившейся на них, и сами отнесутся к матросом соответствующим образом.
   Положение уже изменилось, заметил Клаггетт, проходя через реакторный отсек. Вахтенные сидели или стояли, будто персонал в операционной, в точном соответствии с правилами, делая пометки через определённые промежутки времени. Меньше суток в море, а уже на обеих сторонах каждой водонепроницаемой двери красовались сделанные на ксероксе надписи: «ДУМАЙТЕ ТИХО». Матросы, которых он встретил по пути, вежливо уступали ему дорогу, чуть наклоняя голову. Мы тоже профессионалы, сэр, гласили эти гордые кивки. Двое совершали пробежку в ракетном отсеке, выглядевшем теперь огромным и бесполезным, и Клаггетт в соответствии с этикетом уступил им дорогу, снова удержавшись от улыбки.
   — Ящик с инструментами, верно? — спросил старший помощник, когда капитан вошёл в боевую рубку. — У меня случилось такое на «Хэмптоне» после первого ремонта.
   — Точно, — кивнул Клаггетт. — В конце следующей вахты пройдём от носа до кормы и проверим.
   — Это ещё хорошо, сэр. Однажды лодка, на которой служил мой приятель, была вынуждена вернуться в сухой док на другой день после капитального ремонта. В передней балластной цистерне обнаружили забытую там приставную лестницу. — Подобные случаи заставляли подводников содрогаться от ужаса.
   — Ящик с инструментами, сэр? — спросил старший акустик.
   Теперь на лице у Клаггетта появилась улыбка. Он опёрся плечом о дверную раму и вытащил из кармана пятидолларовую банкноту.
   — Молодец, чиф.
   — Не составило большого труда догадаться. — Но главный старшина все равно спрятал банкноту — таков обычай. На «Теннесси», как и на многих других подводных лодках, ручку каждого гаечного ключа обмакивали в жидкий винил — это позволяло крепче держать ключ, особенно в потной руке, и одновременно уменьшало вероятность того, что при ударе послышится звон. — Какой-нибудь мудак с верфи, готов поспорить, — подмигнул старшина.
   — Я плачу только один раз, — заметил Клаггетт. — Обнаружены новые контакты?
   — Тихоходный надводный корабль с дизельной силовой установкой и одним винтом на пеленге три-четыре-один, далеко от нас, в зоне схождения. Обозначен Сьерра-30. Сейчас наносят его на карту, сэр. — Старшина сделал паузу. — Разрешите задать вопрос, капитан?
   — Спрашивайте.
   — Это верно — насчёт «Эшвилл» и «Шарлотт»?
   Капитан третьего ранга Клаггетт кивнул.
   — Да, так мне сказали.
   — Мы сравняем счёт, сэр, можете не сомневаться.

* * *

   Роджер Дарлинг поднял со стола лист бумаги, исписанный от руки. Такое редко попадало в руки президента.
   — Не слишком убедительно, адмирал, — заметил он.
   — Господин президент, вы ведь не собираетесь отдать приказ о проведении крупномасштабных операций против Японии? — спросил Джексон.
   Дарлинг отрицательно покачал головой.
   — Нет, я не хочу войны. Операция должна заключаться в том, чтобы вернуть Америке Марианские острова и помешать Японии осуществить вторую часть их плана.
   Робби сделал глубокий вдох. Он ожидал такого ответа. Наступил решающий момент.
   — Однако в этом плане есть и третья часть, — заявил Джексон.
   Его собеседники замерли. В кабинете воцарилась тишина.
   — Что ты имеешь в виду. Роб? — спросил Райан.
   — Мы только что разобрались в этом, Джек. Ты помнишь, кто командует индийской эскадрой? Адмирал Чандраскатта. Не так давно он учился на Высших офицерских курсах в Ньюпорте. А знаешь, кто был его сокурсником? — Джексон выдержал паузу. — Некий японский адмирал по имени Сато.
   Райан на мгновение закрыл глаза. Ну почему никому раньше не пришло в голову проверить это?
   — Итак, союз трех стран с имперскими устремлениями…
   — Похоже на то, Джек. Помнишь название «Великая сфера взаимного процветания Восточной Азии»? Хорошие идеи постоянно возвращаются. Нам непременно нужно остановить их, — решительно заявил Джексон. — Я потратил двадцать пять лет, готовясь к войне, которой никто не хотел, — к войне с русскими. Мне хотелось бы лучше готовиться не к войне, а к миру. А это означает, что этих парней нужно остановить прямо сейчас.
   — Мы сумеем сделать это? — спросил президент.
   — Никто не может гарантировать этого, сэр. Джек сказал мне, что это политическая и дипломатическая бомба замедленного действия. Время, отведённое на операцию, истекает. Это не Ирак. Если у нас и есть сейчас международный консенсус по этому вопросу, то лишь с европейскими странами. Рано или поздно придёт конец и ему.
   — Твоё мнение, Джек?
   — Если мы собираемся решить эту проблему таким образом, то, наверно, другого способа нет.
   — Рискованно.
   — Да, господин президент, это рискованно, — согласился адмирал Джексон. — Если вы считаете, что можно вновь вернуть Америке Марианские острова дипломатическими средствами, хорошо. Мне тоже не хочется убивать кого-нибудь. Но, окажись я на месте японцев, не отдал бы острова. Они нуждаются в них для осуществления второго этапа операции, и если дойдёт до того, даже если русские снова не прибегнут к ядерному оружию…
   Гигантский шаг назад, подумал Райан. Возникнет новый союз, протянувшийся от Полярного круга до Австралии. Три страны, владеющие ядерным оружием, колоссальными природными ресурсами, мощной экономикой и политической волей, направленной на то, чтобы силой добиться своих целей. Снова вернутся войны за передел мира, как в девятнадцатом веке, только в гораздо большем масштабе. Экономическое соперничество, основанное на вооружённой силе, — классическая формула непрекращающейся войны.
   — Джек? — снова спросил президент. Райан медленно кивнул.
   — Думаю, у нас действительно нет другого выхода. Можно найти для этого любую причину, и каждая указывает в одном направлении.
   — Согласен.

37. Погружение

   Для описания происходящего в течение недели различные комментаторы постоянно использовали выражение «обычное состояние», часто добавляя прилагательные «зловещее» и (или) «обнадёживающее». Люди, находящиеся на левом политическом фланге, испытывали удовлетворение от того, что правительство прибегло к дипломатическим средствам разрешения конфликта, тогда как правые чувствовали недовольство тем, что Белый дом действует недостаточно решительно. Действительно, не слишком уверенное руководство и отсутствие чётких заявлений по политическим вопросам продемонстрировали всем, что Роджер Дарлинг как президент разбирается лишь в вопросах внутренней политики и не имеет представления о том, как разрешать международные кризисы. Критике подвергся и советник по национальной безопасности Джон П. Райан, который, хотя и неплохо проявил себя в сфере разведки, так и не сумел утвердиться в качестве серьёзного игрока в области национальной безопасности как таковой и, уж вне всякого сомнения, не занял уверенной позиции. Однако были люди, считающие его осторожность достойной восхищения. Сокращение американских вооружённых сил, полагали учёные мужи, сделало активное противодействие исключительно трудным, если вообще возможным, и несмотря на то, что в окнах Пентагона всю ночь горел свет, по всей видимости, не было эффективного средства решения проблемы Марианских островов. В результате, заявляли обозреватели перед телевизионными камерами, администрации Дарлинга лучше всего оставаться спокойной и уверенной, прилагая все возможные усилия для урегулирования конфликта. Отсюда иллюзия «нормального положения», скрывающего слабость, свойственную американской позиции.
   — Ты хочешь, чтобы мы ничего не предпринимали? — с раздражением спросил Головко.
   — Это наша война. Если вы предпримете активные действия слишком рано, то в одинаковой мере встревожите Китай и Японию. — К тому же, подумал Райан, но промолчал, что вы можете предпринять? Российские вооружённые силы находились в намного худшем положении, чем американские. Они могли перебросить в Восточную Сибирь дополнительное количество самолётов. А вот переброска наземных войск, способных усилить легко вооружённые подразделения пограничной охраны, вполне может вызвать ответную реакцию со стороны Китая. — Ваши спутники передают то же самое, что и наши, Сергей. В Китае не проводится мобилизации.
   — Пока. — Короткое слово прозвучало ядовито.
   — Совершенно верно. Пока. И если мы будем действовать правильно, этого не произойдёт. — Райан сделал паузу. — Есть какие-нибудь сведения о ракетах?
   — Мы ведём наблюдение за рядом мест, — сообщил Головко. — Нам удалось подтвердить информацию о том, что ракеты на полигоне в Йошинобу используются для гражданских щелей. Возможно, это прикрытие для военных испытаний, не более. Мои специалисты уверены в этом.
   — Пусть только их уверенность не станет чересчур заразительной, — заметил Райан.
   — Что вы собираетесь предпринять, Джек? — задал прямой вопрос директор Российской внешней разведки.
   — В тот самый момент, когда мы говорим с тобой, Сергей Николаевич, наши дипломаты заявляют им, что оккупацию Марианских островов считаем неприемлемой для нас и никогда с нею не согласимся. — Джек сделал вдох и напомнил себе, что должен доверять этому человеку. — И если они не уйдут сами, мы принудим их к этому силой.
   — Но как? — недоуменно спросил глава русской разведки, глядя на лежащие перед ним расчёты, подготовленные военными экспертами из Министерства обороны.
   — Десять или пятнадцать лет назад ты говорил политическим руководителям страны, что с нами нужно считаться?
   — Да, в точности, как это делал ты, говоря о нас, — согласился Головко.
   — А теперь мы в более выгодном положении. Японцы не боятся нас. Они уже считают себя победителями. Больше не могу сказать тебе ничего. Может быть, завтра, — произнёс Райан. — А пока мы выслали вам инструкции для передачи нашим людям в Японии.
   — Всё будет сделано, как мы обещали, — ответил Головко.

* * *

   — Моё правительство будет считаться с желанием населения всех островов, — повторил посол и тут же добавил, идя на новую уступку. — Мы также готовы обсудить вопрос о различном статусе Гуама и остальных островов Марианского архипелага. Американские интересы в отношении этого острова действительно насчитывают почти сотню лет, — впервые признал он.
   Адлер бесстрастно воспринял это заявление, как требуют того правила дипломатического протокола.
   — Господин посол, население всех островов имеет американское гражданство, и это согласно его собственному свободному волеизъявлению.
   — Теперь у них снова появится возможность сделать то же самое. Неужели ваше правительство считает, что право на самоопределение может быть использовано только один раз? — спросил в ответ японский посол. — Это кажется таким же необычным для страны с давними традициями, как иммиграция и эмиграция. Как я сказал раньше, мы будем рады предоставить двойное гражданство тем местным жителям, которые пожелают сохранить свои американские паспорта. Если они пожелают уехать, мы выплатим компенсацию за принадлежащую им собственность и… — Остальная часть заявления посла осталась неизменной.
   Вспомнив о своём участии во многих дипломатических переговорах, Адлер подумал о том, что их ход совмещает худшие черты разговора с тёщей и попыток ответить на вопросы ребёнка, только что начавшего ходить. Как правило, эти переговоры скучны и однообразны. Они неизменно вызывали раздражение у участников и тем не менее являлись необходимыми. Только что Япония сделала очередную уступку. Это не было чем-то неожиданным. Неделю назад Кук сумел выудить её текст у Нагумо, но теперь о ней заявлено официально. Это была хорошая новость. А плохая заключалась в том, что такой же уступки ждут от него. Правила дипломатических переговоров основывались на компромиссах. Тебе никогда не удавалось добиться всего, к чему ты стремишься, и другая сторона никогда не получала того, к чему стремилась она. Проблема заключалась в том, что дипломаты, принимающие участие в переговорах, не должны поступаться жизненными интересами своих стран, причём обе стороны понимали — как предполагалось, — в чём заключаются эти жизненные интересы. Но нередко случалось обратное, и тогда дипломатия была обречена на неудачу, вызывая раздражение тех, кто ошибочно считали, что войны всегда происходят из-за неумелых действий дипломатов. Гораздо чаще они вызывались такими различиями в национальных интересах, что достигнуть компромисса просто не представлялось возможным. И вот теперь посол рассчитывал на то, что Адлер тоже сделает какую-то уступку.
   — Выражая свою точку зрения, я удовлетворён тем, что вы признали безусловное право населения Гуама остаться гражданами США. Я также с удовлетворением услышал о том, что ваша страна признает право жителей северных островов Марианского архипелага определить свою судьбу путём свободного волеизъявления. Готовы ли вы заверить нас, что Япония признает результаты выборов?
   — Мне кажется, я достаточно чётко выразил это, — ответил посол, пытаясь понять, выиграл он что-то в этом обмене или проиграл.
   — В этих выборах смогут принять участие…
   — Все, кто проживают на островах, разумеется. Моя страна привержена всеобщему и равному избирательному праву, как и ваша. Более того, — добавил посол, — мы готовы пойти на дополнительные уступки. У нас в стране правом участия в выборах обладают люди старше двадцати лет, но для участия в референдуме на Марианских островах мы готовы снизить возрастную планку до восемнадцати. Мы не хотим, чтобы кто-то смог потом заявить, будто референдум не был справедливым.
   Вот ведь хитрый сукин сын, подумал Адлер. И это предложение кажется таким разумным. Теперь все солдаты получат право голоса, и международные наблюдатели сочтут такое решение уступкой со стороны японского правительства. Заместитель государственного секретаря кивнул, словно выражая удивление, и сделал пометку в блокноте. Посол, сидевший напротив, сделал вывод, что сумел добиться успеха. Для этого потребовалось немало времени.

* * *

   — Все очень просто, — сказал советник по национальной безопасности. — Вы готовы помочь нам?
   Тема совещания была такова, что никто из присутствующих не сможет покинуть зал полностью удовлетворённым. Оно началось с того, что сотрудница Министерства юстиции разъяснила смысл закона о шпионаже, содержащегося в Кодексе США под номером 18, раздел 793Е. Закон применим ко всем американским гражданам, и свобода словоизъявления и прессы не является основанием для его нарушения.
   — Вы хотите, чтобы мы помогли вам в обмане, — заявил один из ветеранов-журналистов.
   — Совершенно верно, — кивнул Райан.
   — Но у нас профессиональный долг…
   — Все вы — американские граждане, — напомнил им Райан. — Как и население Марианских островов. Моя задача не в том, чтобы обеспечить вам выполнение прав, о которых вы думаете. Нет, сейчас моя задача состоит в том, чтобы гарантировать эти права вам и всем остальным гражданам нашей страны. Вы или согласитесь помочь нам, или откажетесь. Если вы согласитесь пойти нам навстречу, мы сможем решить задачу легче и проще, с меньшим кровопролитием. В случае вашего отказа пострадает, по всей видимости, ещё немало людей.
   — Сомневаюсь, что Мэдисон и остальные создатели американской конституции предполагали, что пресса нашей страны в случае войны станет помогать врагу, — заметила представительница Министерства юстиции.
   — На это мы никогда не пойдём, — запротестовал директор телевизионной компании Эн-би-си. — Но вы хотите, чтобы мы предприняли действия в противоположном направлении…
   — Дамы и господа, у меня нет времени на обсуждение конституционных тонкостей. Перед нами в самом буквальном смысле вопрос жизни и смерти. Ваше правительство обращается к вам с просьбой о помощи. Если вы не окажете нам эту помощь, рано или поздно вам придётся объяснить американскому народу причины этого шага. — Джек подумал о том, что ещё никто не угрожал им так прямо и недвусмысленно. Изменение ситуации, решил он, будет честной игрой, хотя они вряд ли смогут посмотреть на это таким образом. Пришло время, решил Райан, протянуть им оливковую ветку мира. — Я приму на себя всю ответственность. Если вы поможете нам в столь трудном положении, я сохраню это в полной тайне.
   — Только не пытайтесь убедить нас в этом, — запротестовал представитель Си-эн-эн. — Скрыть такое не удастся.
   — В этом случае вам придётся объяснить американскому народу, что ваши действия были продиктованы соображениями патриотизма.
   — Я вовсе не это имел в виду, доктор Райан!
   — А вот я имел в виду именно это, — улыбнулся Джек. — Подумайте над моим предложением. Разве оно как-то повредит вам? К тому же каким образом о нём узнают? Кто ещё сможет рассказать о нём?
   Цинизм журналистов стал почти профессиональной потребностью, и они сумели увидеть юмор в создавшейся ситуации, но решающую роль сыграло предыдущее заявление Райана. Они оказались в сложном положении, и естественный результат заключался в том, что им пришлось искать выход в каком-то новом подходе к проблеме. В данном случае представители телевизионных компаний решили исходить из деловых соображений. Отказ прийти на помощь своей стране, несмотря на заявления о принципиальности и профессиональной этике, мог иметь самые тяжёлые последствия для компаний, так как телевизионные аудитории больше не придавали такого значения моральным достоинствам журналистов. К тому же просьбу Райана нетрудно было выполнить, достаточно проявить определённую осторожность, и никто не разберётся в происшедшем.
   Руководители телевизионных компаний предпочли бы выйти из комнаты и обсудить это между собой, но никто не решился предложить такой шаг. Все пять телевизионных магнатов посмотрели друг на друга и кивнули.
   Вы когда-нибудь заплатите нам за это, красноречиво говорили их взгляды, устремлённые на Райана. С этой опасностью можно жить, подумал он.
   — Спасибо, — произнёс советник по национальной безопасности. Когда они ушли, Райан направился в Овальный кабинет.
   — Мы получили их согласие, — сообщил он президенту.
   — Извини, Джек, что я не смог поддержать тебя.
   — Год выборов, — согласился Райан. Через две недели предстояли предвыборные собрания в Айове, а потом наступала очередь Нью-Гемпшира, и хотя внутри своей партии у Дарлинга не было соперников, в общем ему хотелось в данное время оказаться где-то в другом месте. И он не мог позволить себе поссориться со средствами массовой информации. Но именно на то у него и был советник по национальной безопасности. Назначенные чиновники всегда могут принять удар на себя — в конце концов, их просто можно уволить.
   — Когда все это закончится…
   — Я смогу вернуться к игре в гольф? Мне нужна практика.
   Вот эта черта в нём мне нравится, подумал Дарлинг. Райан любил шутить, хотя синие круги под глазами у него мало отличаются от моих. Это была ещё одна причина, за которую нужно благодарить Боба Фаулера, предостерегавшего меня от работы с Райаном, и, возможно, повод сокрушаться относительно его политической принадлежности.

* * *

   — Он готов прийти на помощь, — сказал Кимура.
   — В этом случае самое лучшее для него — вести себя как обычно, — ответил Кларк. — Он уважаемый и честный человек. Вашей стране нужен политический деятель, призывающий к сдержанности и спокойствию. — Такой совет вряд ли будет соответствовать инструкциям Вашингтона, которых он ждал, и у Кларка промелькнула надежда, что там знают, как поступить. Инструкции должны были поступить от Райана, и это вселяло в него некоторую уверенность. По крайней мере его агент почувствовал облегчение.
   — Спасибо. Я не хочу, чтобы его жизнь подвергалась опасности.
   — Он слишком ценный человек для этого. Может быть, Америка и Япония урегулируют свои отношения дипломатическими средствами. — Кларк не верил в это, но подобные заверения всегда нравились дипломатам. — В этом случае правительство Гото уйдёт в отставку и, возможно, Кога-сан снова займёт прежнюю должность.
   — Я слышал, однако, что Гото не собирается отступать.
   — Да, мне тоже говорили об этом, но не исключено, что ситуация изменится. Как бы то ни было, мы просим Когу последовать нашему совету, — продолжил «Клерк». — Мы благодарны вам за помощь. В случае необходимости свяжемся с вами по обычным каналам.
   В знак благодарности Кимура перед уходом расплатился по счёту.
   — Вот и все, а? — спросил Динг.
   — Кто-то считает, что этого достаточно, а нам нужно заниматься и другими делами.
   Снова за работу, подумал Чавез. Но теперь по крайней мере они действовали в соответствии с приказами, какими бы непонятными они ни казались. Сейчас десять утра по местному времени, и они разойдутся сразу после того, как выйдут на улицу. Следующие несколько часов перед новой встречей Кларк и Чавез потратят на покупку телефонов сотовой связи — по три аппарата нового типа. Они очень компактны, так что помещаются в грудном кармане рубашки. Даже их упаковочные коробки невелики, и телефоны просто скрыть при переноске.
   Чёт Номури уже сделал то же самое, сообщив как собственный адрес конспиративной квартиры в Ханаматцу, которую выбрали, заранее пользуясь кредитными карточками и водительским удостоверением на чужое имя. Что бы ни происходило, ему осталось меньше тридцати суток для завершения операции. А сейчас нужно было вернуться в последний раз в баню, прежде чем окончательно исчезнуть.

* * *

   — У меня возник вопрос, — негромко произнёс Райан. Трент и Феллоуз посмотрели ему в глаза и почувствовали тревогу.
   — Не заставляй нас ждать, — проворчал Сэм.
   — Вы знаете о том, что в Тихом океане у нас создалось сложное положение.
   Трент беспокойно шевельнулся в своём кресле.
   — Если ты хочешь сказать, что у нас недостаточно сил, чтобы…
   — Всё зависит от того, к каким силам мы прибегнем, — прервал его Джек.
   Конгрессмены на мгновение задумались.
   — Хотите получить карт-бланш? — спросил Эл Трент. Райан кивнул.
   — На применение любых средств, которые сочтём необходимыми. У вас в комитете будут возражения?
   — Зависит от того, что вы хотите этим сказать. Объясни нам, — бросил Феллоуз. Райан объяснил.
   — Вы действительно хотите пойти на такой риск? — удивился Трент.
   — У нас нет выбора. Полагаю, было бы неплохо вести битву кавалерийскими атаками на поле брани при соблюдении всех правил воинской чести и тому подобное, но у нас недостаточно сил, верно? Президент хочет знать, может ли он рассчитывать на поддержку Конгресса. Только вы двое знакомы с тайной стороной операции. Если вы поддержите нас, остальные на Капитолийском холме последуют вашему примеру.
   — А вдруг все окончится неудачей? — выразил опасение Феллоуз.
   — Тогда всем участникам конец. Включая и вас, — добавил Райан.
   — Хорошо, комитет мы принимаем на себя, — пообещал Трент. — Но ты ведёшь рискованную игру, дружище.
   — Это верно, — согласился Джек, подумав о том, что вся жизнь полна риска. Он знал, что Трент имеет в виду и политический аспект происходящего, но попытался выбросить это из головы. Он не мог, разумеется, не промолчать — Трент счёл бы это за проявление слабости. Поразительно, как часто они придерживались различного мнения по одним и тем же вопросам, однако самое главное, что на слово Трента можно положиться.