Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- Следующая »
- Последняя >>
* * *
Сидя в кресле шестнадцатого века, Фаулер наблюдал, как чиновники протокольной службы носятся по залу подобно фазанам, которые никак не могут принять решение: лететь им или бежать по земле? Принято считать, что подобные церемонии проводятся гладко с помощью профессиональных дипломатов, заранее обдумавших все предстоящие шаги. Однако Фаулер знал, что это не так. Действительно, все идет гладко, когда есть время для подготовки – несколько месяцев, – что позволяет рассчитать каждую минуту. Но в данном случае на подготовку были отведены не месяцы, а всего несколько дней, и дюжина чиновников, слетевшихся к тему же из разных стран, даже не могли понять, кто из них старший. Удивительным было то, что русские и швейцарские дипломаты оказались самыми спокойными, на глазах президента США они отошли в сторону, поговорили о чем-то, быстро разработали план действий и представили этот план своим коллегам. После этого принялись за осуществление плана. Похоже на хорошую футбольную команду, улыбнулся про себя президент. Представитель Ватикана был слишком стар для такой работы. Ему – епископу, подумал Фаулер, или архиепископу – уже за шестьдесят, и нервное беспокойство когда-нибудь приведет его к инфаркту. В конце концов русский дипломат отвел его на минуту-другую в сторону, они обменялись кивками и рукопожатием, и с этого момента все пошло как по маслу. Фаулер решил, что следует узнать имя этого русского. Он выглядит настоящим профессионалом. Однако наблюдать за происходящим было куда интереснее, и развертывающееся зрелище позволяло президенту отдохнуть и расслабиться в тот момент, когда он особенно в этом нуждался.Наконец – с опозданием всего на пять минут, что уже само по себе было чудом, заметил Фаулер, подавив улыбку, – главы государств поднялись со своих кресел, повинуясь знаку церемониймейстера подобно гостям на свадьбе, которыми руководит нервничающая теща, и выстроились в очередь. Снова рукопожатия и обмен шутками, не всегда достигавшими цели из-за отсутствия переводчиков. Король Саудовской Аравии недовольно морщился. Ну что ж, у него есть на то все основания, подумал Фаулер. Не иначе на уме у саудовца совсем другое. В его адрес уже начали поступать угрозы покарать смертью. Однако на лице короля не было страха, заметил Боб Фаулер. Он, возможно, и лишен чувства юмора, но его отличали гордая выправка и мужество – и благородство, должен был признать президент, идущее рука об руку со званием короля. Именно он первым дал согласие на переговоры после двухчасовой беседы с Райаном. А ведь нехорошо получилось. Райан был вынужден заменить Чарли Олдена, советника по национальной безопасности, и он сумел так хорошо выполнить это поручение, словно готовился к нему. Президент нахмурился. Он позволил себе забыть, как поспешно осуществлялись те первоначальные маневры. Скотт Адлер отправился в Москву, Рим и Иерусалим, а Райан – в Рим и Эр-Рияд. Оба блестяще справились с поручениями, и ни одного из них не похвалят за это. Таковы законы истории, пришел к выводу президент Фаулер. Если бы им хотелось, чтобы их имена остались в ее анналах, следовало попробовать стать президентом.
Два швейцарских гвардейца открыли огромные бронзовые двери, за которыми обнаружилась толстенькая фигура кардинала Джиованни Д'Антонио. Яркие, словно солнце, лучи телевизионных юпитеров окружили его искусственным ореолом, и президент Соединенных Штатов Америки с трудом удержался от смеха. Процессия двинулась в зал.
* * *
Тот, кто конструировал и создавал эту штуку, подумал Госн, неплохо разбирался в том, как противостоять грубой силе. Странно, промелькнуло у него в голове. Израильское оборудование всегда отличалось утонченностью – нет, это не то слово. Израильтяне были умными, одаренными и элегантными инженерами. Они создавали вещи именно с таким запасом прочности, какой требовался, – не больше и не меньше. Даже в том оборудовании, которое они изготовляли по временным образцам, было заметно предвидение и искусная работа. Но перед ним.., перед ним лежал образец, запас прочности которого был возведен в многократную степень. Он был поспешно спроектирован и собран. Более того, конструкция выглядела почти грубой, недостаточно продуманной. За это Госн был благодарен. Будет легче разбирать. Никому не пришло в голову вложить сюда заряд самоуничтожения, которой пришлось бы, обнаружив, обезвредить первым делом, – сионисты научились устраивать такие дьявольски хитрые штучки! Одна такая подсистема едва не взорвала Госна всего пять месяцев назад, но здесь не было ничего подобного. Болты, удерживающие цилиндр, заело, но они остались прямыми, значит, придется всего лишь выбрать ключ с достаточно длинным рычагом. Он побрызгал машинным маслом на каждый болт, подождал и, пятнадцать минут и две сигареты спустя, захватил первый из них гаечным ключом. Сначала болт поворачивался с трудом, но затем дело пошло легче, и скоро Госн вынул его. Осталось еще пять.* * *
Предстоял долгий вечер. Сначала начались речи. Первым выступил папа римский как сторона, принимающая у себя гостей, и его речь была удивительно сдержанной, без риторики. Он цитировал отрывки из Священного писания, снова и снова обращая внимание присутствующих на сходство между тремя религиями, представители которых находились в зале. У каждого из присутствующих были наушники, и участники церемонии прислушивались к синхронному переводу. Правда, слушать перевод было излишним, так как перед ними лежали тексты выступлений. Сидящие вокруг стола старались не зевать, потому что речи – это всего лишь речи, а политическим деятелям трудно выслушивать других, даже если это главы других государств. Фаулеру было труднее всех. Ему предстояло выступать последним. Он незаметно взглянул на часы, сохраняя на лице маску внимания, и задумался о предстоящих девяноста минутах.* * *
Потребовалось еще сорок минут, и наконец все болты были сняты. Большие, тяжелые болты, не подверженные коррозии. Да, эту штуку создавали, подумал Госн, исходя из соображений прочности. Это, однако, было ему только на руку. Теперь нужно извлечь цилиндр. Он еще раз осмотрел все внутри, стараясь обнаружить предохранительные устройства – осторожность в такой работе являлась единственной защитой, – и провел рукой по внутренней поверхности корпуса. К цилиндру был подсоединен только радиолокационный трансивер; остальные три разъема пустовали. Госн настолько устал, что даже не заметил – все три находились со стороны люка и были легкодоступны. Решетчатый каркас смялся, и цилиндр застрял, но все болты были удалены, и теперь понадобится всего лишь грубая сила, чтобы вытащить его.* * *
Андрей Ильич Нармонов произнес короткую речь. Его обращение, подумал Фаулер, было простым и полным достоинства; оно продемонстрировало удивительную скромность, на которую комментаторы непременно обратят внимание.* * *
Госн установил на А-образной опоре дополнительный полиспаст. К счастью, на цилиндре оказалась проушина, облегчающая обращение с тяжелыми предметами; это означало, что израильтяне тоже не любили напрасно тратить силы. Меньше чем через минуту Госн поднял цилиндр на такую высоту, что теперь его удерживало внутри оболочки только трение смятого решетчатого каркаса. Это не могло продолжаться долго. Госн снова побрызгал маслом на внутреннюю часть корпуса и принялся ждать, когда сила тяжести одержит верх.., но уже через две минуты его терпение истощилось. Он нашел достаточно большую щель, чтобы засунуть туда лом, и миллиметр за миллиметром принялся отделять цилиндр от корпуса. Прошло немного времени, раздался скрежет протестующего металла, и корпус упал на землю. Оставалось только потянуть за цепь и вытащить цилиндр.Цилиндр был окрашен в зеленый цвет и имел на боку собственный люк, что не удивило Госна. Он выбрал подходящий гаечный ключ и снова принялся за работу. Четыре болта, удерживающие крышку люка, оказались зажатыми очень сильно и они поддались усилиям Госна. Теперь он работал быстрее, и его охватило волнение, которое всегда нарастало по мере завершения работы, хотя здравый смысл говорил ему, что спешить исследует.
* * *
Наконец пришла очередь Фаулера.Президент Соединенных Штатов Америки подошел к трибуне с коричневой кожаной папкой в руках. Воротник его рубашки, накрахмаленный и жесткий, как фанера, врезался в шею, но Фаулер не обращал на это внимания. Наступил момент, к которому он готовился всю жизнь. Фаулер посмотрел прямо в камеру: выражение лица серьезное, но не озабоченное, гордое, но не высокомерное, отражающее его приподнятое, но еще не радостное настроение. Он поклонился собравшимся.
– Святой отец, ваше величество, господа главы государств и правительств, – начал Фаулер, – все жители нашего неспокойного, но надеющегося на лучшую жизнь мира. Мы собрались в этом древнем городе, который знал войну и мир на протяжении своей более чем трехтысячелетней истории, городе, давшем миру одну из величайших цивилизаций и являющемся сейчас центром одной из великих религий. Все мы приехали сюда издалека, из пустынь и с гор, с широких европейских равнин, из другого города у большой реки, но в отличие от многих иностранцев, навещавших этот древний город, мы прибыли с миссией мира. Нами руководит одна цель – положить конец войнам и страданиям, принести благословение мира в еще один неспокойный регион планеты, появляющийся сейчас из тьмы веков, залитый кровью, но освещенный идеалами, которые отделили нас от животных как Божьих созданий по его образу и подобию.
Фаулер взглянул вниз лишь затем, чтобы перевернуть страницу. Он умел произносить речи. За последние тридцать лет у него накопился огромный опыт, и сейчас он разговаривал с аудиторией с такой же уверенностью, с какой привык обращаться к сотням судов присяжных, выбирая слова и их звучание, добавляя к ним эмоциональный накал, который так контрастировал с его образом "ледяного" человека. Фаулер пользовался своим голосом, как музыкальным инструментом, подчиняющимся велению его воли.
– Этот город, это государство Ватикан, – продолжал он, – посвящено служению Богу и человеку, и сегодня оно исполняет свою священную обязанность лучше, чем когда-либо раньше. Ибо сегодня, мои дорогие сограждане мира, да, сегодня нам удалось осуществить еще одну мечту, к которой стремятся все мужчины и женщины, где бы они ни жили. С помощью молитв, руководствуясь видением, полученным нами много веков назад, мы поняли, что мир лучше войны, что это цель, заслуживающая более напряженных усилий, требующая намного большего мужества, чем пролитие человеческой крови. Наша сила – в отказе от войны, в мире.
Я считаю огромной честью для себя и для всех нас, что сегодня мы можем сообщить миру о заключении договора, кладущего конец разногласиям, осквернявшим регион, святой для всех присутствующих здесь. Теперь там воцарится мир, основанный на справедливости, вере и слове того, кого мы все знаем под разными именами, но кто знает каждого из нас.
Этот договор признает право всех мужчин и женщин региона на безопасность, свободу вероисповедания и слова, достоинство и права, закрепленные сознанием того, что все мы дети Божий, что каждый из нас отличается от всех остальных, но все до единого равны перед Ним…
* * *
Наконец ему удалось открыть этот последний люк. Госн смежил веки от усталости и произнес благодарственную молитву. Он работал в мастерской многие часы, пропустив обед. Госн положил крышку люка рядом и высыпал болты на ее вогнутую сторону, чтобы не потерялись. Прирожденный инженер, он был аккуратен во всем. Внутри цилиндра Госн с восхищением обнаружил пластмассовый изолирующий слой. Назначением его было защитить содержимое от влаги и других посторонних воздействий. Не иначе внутри находится сложное электронное устройство. Госн осторожно прикоснулся к пленке. Давление внутри было нормальным. Он взял небольшой нож, надрезал пленку и откинул лоскут в сторону. Госн впервые смог заглянуть внутрь цилиндра и почувствовал, как ледяные пальцы страха внезапно сжали его сердце. Перед ним был помятый шар желто-серой массы.., похожей на грязное тесто.Все-таки это была бомба.
По крайней мере система самоуничтожения. Очень мощная, пятьдесят килограммов взрывчатки…
Госн осторожно отошел от бомбы; нестерпимая боль пронизала нижнюю часть живота – ему захотелось помочиться. Он достал сигареты и с третьей попытки сумел закурить. Как он мог упустить… Что? Что он упустил? Ничего. Он работал осторожно, как всегда. Израильтяне еще не убили его. Их инженеры были умными и изощренными, но и он не уступал им.
Терпение, напомнил себе Госн. Он начал осматривать внутреннюю полость цилиндра заново. Там шел провод, все еще присоединенный к радиолокационному прибору, и еще три разъема – все три пустые.
Итак, что мне известно об этой штуке?
Радиолокационный трансивер, тяжелый корпус, люк.., сфера взрывчатого вещества, соединенная проводами…
Госн наклонился вперед, чтобы посмотреть повнимательнее. На равных расстояниях, симметрично в сфере торчали детонаторы.., провода от них вели…
Нет, этого не может быть!
Госн один за другим удалил детонаторы, отсоединяя от каждого провод и укладывая его на разостланное одеяло, медленно и осторожно, поскольку детонаторы были самым ненадежным из всего, что изготовлял человек. С другой стороны, взрывчатое вещество было настолько безопасным, что можно отщипнуть кусок и поджечь его, чтобы вскипятить воду. Он прибегнул к ножу – иначе было трудно извлечь неожиданно твердые блоки.
* * *
– В греческой мифологии существует легенда о Пандоре, прекрасной женщине, которой вручили ящик, предупредив, что его нельзя открывать. Однако она неосторожно открыла ящик и дала бедствиям – вражде, смерти и войнам – распространиться среди людей. Пандора предалась отчаянию, пока не обнаружила, наконец, на самом дне ящика надежду. Все мы были свидетелями вражды и войн, но настало время прибегнуть к надежде. Мы прошли долгий путь, полный крови и отчаяния, но этот путь всегда вел наверх, потому что надежда – это общее представление человечества о том, что ждет его в будущем, и надежда привела нас сюда.Хотя эта древняя легенда и возникла среди язычников, ее истина очевидна сегодня, потому что сегодня мы откладываем вражду, войны и напрасную смерть обратно в ящик. Туда же мы прячем разногласия, оставляя себе надежду, последний и самый ценный дар Пандоры человечеству. Сегодня мы являемся свидетелями осуществления мечты всех людей. Сегодня мы принимаем из рук Бога бесценный дар мира. Спасибо. – Президент тепло улыбнулся в камеру и направился к своему креслу, сопровождаемый бурными – отнюдь не только из вежливости – аплодисментами присутствующих. Настал великий момент – выступив последним, Фаулер первым поставит свою подпись под документом. Он поднес перо к бумаге, и имя Дж. Роберта Фаулера вошло в историю.
* * *
Теперь он решил не медлить. Быстро извлек блоки, понимая, что поступает неосторожно и расточительно, но он знал – думал, что знает, – что находится перед ним.Наконец-то, вот он, металлический шар, сверкающая сфера, плакированная никелем, ничуть не пострадавшая от многих лет, проведенных в огороде старого друза, защищенная от постороннего воздействия усилиями израильских инженеров. Небольшая – не больше детского мяча. Госн знал, как поступить дальше. Он просунул руки в массу раздвинутых блоков взрывчатого вещества, протянул пальцы к сверкающей никелированной поверхности.
Кончики пальцев коснулись металлического шара. Он был теплым.
– Аллах акбар!
Глава 9
Решимость
– Это интересно.
– Действительно, уникальная возможность, – согласился Райан.
– Насколько он надежен? Мы можем ему верить? – спросил Кабот.
Райан улыбнулся своему боссу.
– На этот вопрос невозможно ответить, сэр. Вы не должны забывать правила игры. Ни в чем нельзя быть уверенным – я хочу сказать, что, для того чтобы приобрести полную уверенность, требуются годы. В этой игре немного правил и никому не известен ее счет. Как бы то ни было, в данном случае это нечто большее, чем попытка найти политическое убежище. – Его звали Олег Юрьевич Лялин – этого Кабот еще не знал, – и он был нелегальным сотрудником КГБ, "нелегалом", действующим без прикрытия дипломатической неприкосновенности под крышей представителя советского промышленного концерна. У Лялина – кодовая кличка Чертополох – была сеть агентов в Японии. – Этот парень настоящий разведчик, сэр. Его сеть куда лучше, чем у резидента КГБ в Токио, а его лучший источник находится прямо в японском кабинете министров.
– Ну и что?
– Он предлагает нам воспользоваться его сетью.
– Это действительно так серьезно, как я начинаю думать? – спросил директор ЦРУ своего заместителя.
– Видите ли, босс, такой шанс выпадает на нашу долю крайне редко. Мы не проводим операции в Японии. У нас недостаточно специалистов, владеющих японским, – даже в самом управлении, чтобы переводить их документы, – да и наши приоритеты всегда находились не там. Таким образом, лишь для создания инфраструктуры, необходимой для ведения операций в Японии, потребуются годы. С другой стороны, русские работали в Японии еще до своей большевистской революции. Это вызвано историческими причинами: русские и японцы воевали друг с другом в течение длительного времени, и Россия всегда рассматривала Японию как своего стратегического соперника. Вот поэтому-то они относились с исключительным вниманием к операциям против Японии еще задолго до того, как ее технология приобрела для них такую важность. Он предлагает нам то же самое, что поступает к русским, причем по дешевке: списки, счета, имена – все. Я не знаю, что еще можно пожелать.
– Но ведь он запрашивает…
– Вас беспокоят деньги? Ну и что? Это не составляет и тысячной процента от той выгоды, которую получит наша страна, – напомнил Джек.
– Да, но миллион долларов в месяц! – запротестовал Кабот. И едва не прибавил – не облагаемых налогами. Райан едва удержался от смеха.
– Это просто значит, что сукин сын жаден, вот и все. А сколько составляет дефицит нашего торгового баланса с Японией? – Джек вопросительно поднял брови. – Он предлагает нам все, что мы хотим, и в течение того времени, которое нам нужно. От нас требуется одно: забрать его вместе с семьей и доставить в безопасное место, когда он сочтет это необходимым. Он не хочет уходить на пенсию в Москве. Ему сейчас сорок пять, и в таком возрасте разведчиков начинают беспокоить мысли о будущем. Через десять лет его отзовут домой – и что тогда? Он жил в Японии почти непрерывно на протяжении тринадцати лет. Ему нравится хорошая жизнь – автомобили, видео, никакой нужды стоять в очереди за картошкой. Мы нравимся ему. Единственно, кого он не любит, – это японцы – он ненавидит их. По его мнению, он даже не предает свою страну, потому что не будет сообщать нам ничего такого, что уже не поступило бы к русским, а часть нашей договоренности состоит в том, что он не проводит никаких операций против матушки-России. Это меня устраивает. – Райан усмехнулся. – Это капитализм. Он всего лишь основывает элитарное агентство новостей, и его информация очень нам пригодится.
– Он требует за это достаточно много.
– Поверьте, сэр, это – выгодная сделка. Полученные нами сведения сэкономят миллиарды долларов на торговых переговорах и, следовательно, миллиарды в федеральных налогах. Директор, мне пришлось заниматься инвестициями, именно там я нажил состояние. Возможность подобных капиталовложений возникает раз в десять лет. Оперативное управление настаивает на принятии его условий, и я согласен с ними. Чтобы отказать ему, нужно быть безумцем. Вы уже успели проглядеть информацию, присланную им в качестве вступительного взноса?
Предварительная информация, переправленная русским разведчиком, представляла собой стенограмму последнего заседания японского кабинета министров: каждое слово, шепот и даже кашель. Это было исключительно ценно для психологического анализа, даже если не принимать во внимание содержащиеся в ней сведения. Сам метод обсуждения во время заседаний кабинета поведает американским специалистам-аналитикам много нового о том, как думают и принимают решения члены японского правительства. Эти данные часто подразумевали, но еще никогда не могли подтвердить.
– Да, очень интересно, особенно то, что они говорят о президенте. Эту часть пакета я не послал. Нет смысла раздражать его в такое время. Ну хорошо, Джек, – я согласен на проведение этой операции. Как мы осуществляем подобные вещи?
– Кодовое имя для русского агента – Мушаши. Между прочим, это имя знаменитого японского самурая-дуэлянта. Собственно операцию мы назовем "Ниитака". Вам понятно, почему все имена японские: в случае компромата или утечки информации с нашей стороны нам нужно, чтобы источник был признан японским, а не русским. – Джек решил объяснить все детали, потому что Кабот при всем своем уме плохо разбирался в разведке. – Так вот, эти два имени не выйдут за стены этого здания. Если нам понадобится ознакомить с операцией кого-то со стороны, будет сообщаться иное, кодовое имя, выбранное компьютером и меняющееся ежемесячно.
– А как зовут агента в действительности?
– Директор, вам предстоит сделать выбор. Вы вправе знать подлинное имя агента. Пока я намеренно не сообщил его вам, потому : что мне хотелось обрисовать всю картину. С исторической точки зрения выбор равен: одна половина директоров хочет знать имя агента, другая половина отказывается. Основным принципом разведывательных операций является простое соображение: чем меньше людей знакомятся с информацией, тем меньше вероятность ее утечки. Адмирал Грир любил повторять: "первейшее правило разведывательных операций заключается в том, что вероятность провала прямо пропорциональна квадрату числа людей, посвященных в детали". Теперь решайте, сэр.
Кабот задумчиво кивнул и решил повременить.
– Чувствуется, вам нравился Грир?
– Он заменил мне отца, сэр. После гибели отца в авиакатастрофе адмирал как бы усыновил меня. – Скорее я усыновил его, подумал Райан. – Что касается Мушаши, сэр, вы, наверно, захотите подумать.
– Предположим, о подробностях операции спросит Белый дом?
– Директор, что бы ни думал о ней Мушаши, с точки зрения его хозяев, действия русского агента составляют государственную измену, которая у них карается смертной казнью. Нармонов – хороший мужик, и все такое, однако в Советском Союзе, как нам стало известно, за шпионаж расстреляны сорок человек. Среди них Топ Хэт, Поденшик и некто Толкачев – все были нашими агентами, причем весьма продуктивными. Во всех трех случаях мы пытались обменять их, но опоздали – их прикончили раньше, чем начались переговоры. По-видимому, процесс рассмотрения апелляций в России завершается очень быстро, – объяснил Райан. – Однако, если разоблачат этого агента, его скорее всего просто застрелят – жизнь штука суровая. Именно поэтому мы относимся с особой серьезностью к опознанию наших агентов. В случае ошибки с нашей стороны люди гибнут, невзирая на "гласность". Большинство президентов осознают это. И вот что еще.
– Да?
– Он настаивает на том, чтобы все его сообщения передавались только из рук в руки, не по кабелю или радио. Если мы не согласимся, дело отменяется. Ну хорошо, с технической точки зрения нет никаких проблем. Мы делали такое и раньше с агентами его калибра. Природа его информации такова, что срочность передачи не обязательна. Существуют ежедневные челночные авиарейсы в Японию, осуществляемые компаниями "Юнайтед", "Норт-Уэст" и даже "Олл ниппон эруэйз" прямо из международного аэропорта Даллеса.
– Но это значит… – На лице Кабота появилось недоуменное выражение.
– Совершенно верно, – кивнул Джек. – Он не доверяет безопасности нашей связи. Это пугает меня.
– Неужели вы считаете…
– Не знаю. За последние несколько лет мы с большим трудом разгадывали советские шифры. Национальное агентство безопасности полагает, что и у русских такие же трудности с нашими кодами. Но подобные предположения опасны. К нам и раньше поступали сведения о том, что наши сообщения расшифровываются, однако в данном случае сигнал поступил от человека, занимающего весьма ответственный пост в русской разведке. По моему мнению, к нему следует прислушаться очень серьезно.
– Насколько пугающей может оказаться ситуация?
– Ужасной, – спокойно бросил Райан. – Как вы сами понимаете, директор, по совершенно очевидным причинам у нас существуют многочисленные системы связи. Прямо под нами, в этом здании, находится система "Меркурий", через нее поступают все наши сведения. Остальные правительственные организации пользуются главным образом системами шифрования, полученными из НАБ. Уолкер и Пелтон подорвали доверие к их системам много лет назад. Теперь генерал Олсон из Форт-Мид утверждает, что они навели порядок, однако из финансовых соображений там все еще не перешли полностью на одноразовые системы "Тэпданс", которыми занимаются. Мы можем снова предупредить НАБ – думаю, как и раньше, они не обратят на наше предупреждение никакого внимания, но мы обязаны сделать это. А что касается нас, нужно переходить к делу. Для начала, сэр, следует подумать о пересмотре системы "Меркурий". – Это была собственная связь ЦРУ, расположенная несколькими этажами ниже кабинета директора и пользующаяся своими собственными системами кодирования.
– Действительно, уникальная возможность, – согласился Райан.
– Насколько он надежен? Мы можем ему верить? – спросил Кабот.
Райан улыбнулся своему боссу.
– На этот вопрос невозможно ответить, сэр. Вы не должны забывать правила игры. Ни в чем нельзя быть уверенным – я хочу сказать, что, для того чтобы приобрести полную уверенность, требуются годы. В этой игре немного правил и никому не известен ее счет. Как бы то ни было, в данном случае это нечто большее, чем попытка найти политическое убежище. – Его звали Олег Юрьевич Лялин – этого Кабот еще не знал, – и он был нелегальным сотрудником КГБ, "нелегалом", действующим без прикрытия дипломатической неприкосновенности под крышей представителя советского промышленного концерна. У Лялина – кодовая кличка Чертополох – была сеть агентов в Японии. – Этот парень настоящий разведчик, сэр. Его сеть куда лучше, чем у резидента КГБ в Токио, а его лучший источник находится прямо в японском кабинете министров.
– Ну и что?
– Он предлагает нам воспользоваться его сетью.
– Это действительно так серьезно, как я начинаю думать? – спросил директор ЦРУ своего заместителя.
– Видите ли, босс, такой шанс выпадает на нашу долю крайне редко. Мы не проводим операции в Японии. У нас недостаточно специалистов, владеющих японским, – даже в самом управлении, чтобы переводить их документы, – да и наши приоритеты всегда находились не там. Таким образом, лишь для создания инфраструктуры, необходимой для ведения операций в Японии, потребуются годы. С другой стороны, русские работали в Японии еще до своей большевистской революции. Это вызвано историческими причинами: русские и японцы воевали друг с другом в течение длительного времени, и Россия всегда рассматривала Японию как своего стратегического соперника. Вот поэтому-то они относились с исключительным вниманием к операциям против Японии еще задолго до того, как ее технология приобрела для них такую важность. Он предлагает нам то же самое, что поступает к русским, причем по дешевке: списки, счета, имена – все. Я не знаю, что еще можно пожелать.
– Но ведь он запрашивает…
– Вас беспокоят деньги? Ну и что? Это не составляет и тысячной процента от той выгоды, которую получит наша страна, – напомнил Джек.
– Да, но миллион долларов в месяц! – запротестовал Кабот. И едва не прибавил – не облагаемых налогами. Райан едва удержался от смеха.
– Это просто значит, что сукин сын жаден, вот и все. А сколько составляет дефицит нашего торгового баланса с Японией? – Джек вопросительно поднял брови. – Он предлагает нам все, что мы хотим, и в течение того времени, которое нам нужно. От нас требуется одно: забрать его вместе с семьей и доставить в безопасное место, когда он сочтет это необходимым. Он не хочет уходить на пенсию в Москве. Ему сейчас сорок пять, и в таком возрасте разведчиков начинают беспокоить мысли о будущем. Через десять лет его отзовут домой – и что тогда? Он жил в Японии почти непрерывно на протяжении тринадцати лет. Ему нравится хорошая жизнь – автомобили, видео, никакой нужды стоять в очереди за картошкой. Мы нравимся ему. Единственно, кого он не любит, – это японцы – он ненавидит их. По его мнению, он даже не предает свою страну, потому что не будет сообщать нам ничего такого, что уже не поступило бы к русским, а часть нашей договоренности состоит в том, что он не проводит никаких операций против матушки-России. Это меня устраивает. – Райан усмехнулся. – Это капитализм. Он всего лишь основывает элитарное агентство новостей, и его информация очень нам пригодится.
– Он требует за это достаточно много.
– Поверьте, сэр, это – выгодная сделка. Полученные нами сведения сэкономят миллиарды долларов на торговых переговорах и, следовательно, миллиарды в федеральных налогах. Директор, мне пришлось заниматься инвестициями, именно там я нажил состояние. Возможность подобных капиталовложений возникает раз в десять лет. Оперативное управление настаивает на принятии его условий, и я согласен с ними. Чтобы отказать ему, нужно быть безумцем. Вы уже успели проглядеть информацию, присланную им в качестве вступительного взноса?
Предварительная информация, переправленная русским разведчиком, представляла собой стенограмму последнего заседания японского кабинета министров: каждое слово, шепот и даже кашель. Это было исключительно ценно для психологического анализа, даже если не принимать во внимание содержащиеся в ней сведения. Сам метод обсуждения во время заседаний кабинета поведает американским специалистам-аналитикам много нового о том, как думают и принимают решения члены японского правительства. Эти данные часто подразумевали, но еще никогда не могли подтвердить.
– Да, очень интересно, особенно то, что они говорят о президенте. Эту часть пакета я не послал. Нет смысла раздражать его в такое время. Ну хорошо, Джек, – я согласен на проведение этой операции. Как мы осуществляем подобные вещи?
– Кодовое имя для русского агента – Мушаши. Между прочим, это имя знаменитого японского самурая-дуэлянта. Собственно операцию мы назовем "Ниитака". Вам понятно, почему все имена японские: в случае компромата или утечки информации с нашей стороны нам нужно, чтобы источник был признан японским, а не русским. – Джек решил объяснить все детали, потому что Кабот при всем своем уме плохо разбирался в разведке. – Так вот, эти два имени не выйдут за стены этого здания. Если нам понадобится ознакомить с операцией кого-то со стороны, будет сообщаться иное, кодовое имя, выбранное компьютером и меняющееся ежемесячно.
– А как зовут агента в действительности?
– Директор, вам предстоит сделать выбор. Вы вправе знать подлинное имя агента. Пока я намеренно не сообщил его вам, потому : что мне хотелось обрисовать всю картину. С исторической точки зрения выбор равен: одна половина директоров хочет знать имя агента, другая половина отказывается. Основным принципом разведывательных операций является простое соображение: чем меньше людей знакомятся с информацией, тем меньше вероятность ее утечки. Адмирал Грир любил повторять: "первейшее правило разведывательных операций заключается в том, что вероятность провала прямо пропорциональна квадрату числа людей, посвященных в детали". Теперь решайте, сэр.
Кабот задумчиво кивнул и решил повременить.
– Чувствуется, вам нравился Грир?
– Он заменил мне отца, сэр. После гибели отца в авиакатастрофе адмирал как бы усыновил меня. – Скорее я усыновил его, подумал Райан. – Что касается Мушаши, сэр, вы, наверно, захотите подумать.
– Предположим, о подробностях операции спросит Белый дом?
– Директор, что бы ни думал о ней Мушаши, с точки зрения его хозяев, действия русского агента составляют государственную измену, которая у них карается смертной казнью. Нармонов – хороший мужик, и все такое, однако в Советском Союзе, как нам стало известно, за шпионаж расстреляны сорок человек. Среди них Топ Хэт, Поденшик и некто Толкачев – все были нашими агентами, причем весьма продуктивными. Во всех трех случаях мы пытались обменять их, но опоздали – их прикончили раньше, чем начались переговоры. По-видимому, процесс рассмотрения апелляций в России завершается очень быстро, – объяснил Райан. – Однако, если разоблачат этого агента, его скорее всего просто застрелят – жизнь штука суровая. Именно поэтому мы относимся с особой серьезностью к опознанию наших агентов. В случае ошибки с нашей стороны люди гибнут, невзирая на "гласность". Большинство президентов осознают это. И вот что еще.
– Да?
– Он настаивает на том, чтобы все его сообщения передавались только из рук в руки, не по кабелю или радио. Если мы не согласимся, дело отменяется. Ну хорошо, с технической точки зрения нет никаких проблем. Мы делали такое и раньше с агентами его калибра. Природа его информации такова, что срочность передачи не обязательна. Существуют ежедневные челночные авиарейсы в Японию, осуществляемые компаниями "Юнайтед", "Норт-Уэст" и даже "Олл ниппон эруэйз" прямо из международного аэропорта Даллеса.
– Но это значит… – На лице Кабота появилось недоуменное выражение.
– Совершенно верно, – кивнул Джек. – Он не доверяет безопасности нашей связи. Это пугает меня.
– Неужели вы считаете…
– Не знаю. За последние несколько лет мы с большим трудом разгадывали советские шифры. Национальное агентство безопасности полагает, что и у русских такие же трудности с нашими кодами. Но подобные предположения опасны. К нам и раньше поступали сведения о том, что наши сообщения расшифровываются, однако в данном случае сигнал поступил от человека, занимающего весьма ответственный пост в русской разведке. По моему мнению, к нему следует прислушаться очень серьезно.
– Насколько пугающей может оказаться ситуация?
– Ужасной, – спокойно бросил Райан. – Как вы сами понимаете, директор, по совершенно очевидным причинам у нас существуют многочисленные системы связи. Прямо под нами, в этом здании, находится система "Меркурий", через нее поступают все наши сведения. Остальные правительственные организации пользуются главным образом системами шифрования, полученными из НАБ. Уолкер и Пелтон подорвали доверие к их системам много лет назад. Теперь генерал Олсон из Форт-Мид утверждает, что они навели порядок, однако из финансовых соображений там все еще не перешли полностью на одноразовые системы "Тэпданс", которыми занимаются. Мы можем снова предупредить НАБ – думаю, как и раньше, они не обратят на наше предупреждение никакого внимания, но мы обязаны сделать это. А что касается нас, нужно переходить к делу. Для начала, сэр, следует подумать о пересмотре системы "Меркурий". – Это была собственная связь ЦРУ, расположенная несколькими этажами ниже кабинета директора и пользующаяся своими собственными системами кодирования.