Клэнси Том. Все страхи мира

   Райан покачал головой. Ситуация была более чем поразительной. Вопрос двух Германий лежал в основе конфликта между Востоком и Западом еще до его рождения. Казалось, этот конфликт вечен и навсегда останется предметом докладов, разведывательных оценок и статей в прессе, объем бумаг на эту тему будет непрерывно расти, пока не заполнит весь Пентагон. И вот всем усилиям, всякому изучению микроскопических деталей, всем мелким разногласиям – всему пришел конец. Пройдет еще немного времени – и все это канет в Лету. Даже ученые-историки не смогут изучить все данные, считавшиеся когда-то такими важными, необходимыми, критическими, решающими, ради которых рисковали жизнью, а теперь превратившиеся в гигантское примечание к результатам второй мировой войны. База в Рамштейне стала частью прошлого. Она была предназначена для размещения самолетов, которые должны были очистить небо от русских истребителей-бомбардировщиков и нанести удар по наступающим дивизиям. Теперь эта база превратилась в дорогой анахронизм, и скоро в квартирах ее офицеров будут жить немецкие семьи. Интересно, как поступят с бетонными ангарами – вроде этого? Превратят в винные погреба? Здесь готовят прекрасные вина.
   – Стоять! – Райан мгновенно остановился и взглянул в сторону, откуда донесся окрик часового. Это оказалась женщина – сотрудник службы безопасности ВВС. Скорее девушка, хотя ее автомат М-16 смотрел на него весьма серьезно, без всякой скидки на пол и возраст.
   – Я что-то натворил?
   – Удостоверение, пожалуйста. – Девушка была весьма привлекательной и действовала вполне профессионально. Кроме того, ее прикрывал другой часовой, стоявший за деревьями.
   Райан передал ей свое удостоверение сотрудника ЦРУ.
   – Первый раз вижу такое удостоверение, сэр.
   – Я прибыл вчера вечером на самолете VC-20 "Гольфстрим". Остановился в отеле, комната 109. Позвоните полковнику Паркеру.
   – У нас объявлена тревога, сэр, – девушка взяла в руку радио.
   – Исполняйте свои обязанности, мисс, извините, сержант Уилсон. Мой самолет отправляется только в десять. – Джек оперся плечом о ствол дерева и потянулся. Утро было слишком прекрасным, чтобы беспокоиться о чем-то – даже если тебя держат на мушке двое вооруженных часовых, не подозревающих, кто ты такой.
   – Слушаюсь. – Сержант Бекки Уилсон выключила радио. – Вас разыскивает полковник, сэр.
   – Где мне повернуть на обратном пути, у "Кингбургера"?
   – Совершенно верно, сэр. – Она вернула ему удостоверение и улыбнулась.
   – Спасибо, сержант. Сожалею, что побеспокоил вас.
   – Хотите, вас отвезут к полковнику, сэр? Вы очень ему нужны.
   – Лучше уж прогуляюсь. А полковник подождет, он явился на службу слишком рано.
   Райан повернулся и пошел обратно, оставив позади недоумевающую девушку-сержанта, которая пыталась понять, насколько важен этот человек, если заставляет самого командира базы сидеть у входа в отель "Кэннон". Райану понадобилось несколько минут, чтобы вернуться к отелю; ощущение пространства все еще не оставило его, несмотря на незнакомое окружение и смену шести часовых поясов.
   – Доброе утро, полковник! – Райан перепрыгнул через ограду, отделяющую площадку для стоянки автомобилей.
   – Я тут организовал маленький завтрак с сотрудниками аппарата командующего ВВС в Европе. Нам хотелось бы узнать вашу точку зрения на происходящие здесь события.
   Джек рассмеялся.
   – Просто великолепно! А мне хочется выслушать вашу точку зрения по тому же вопросу. – Он направился к своему номеру, чтобы переодеться. Почему они считают, что я знаю больше их? – подумал Райан. К моменту вылета самолета он действительно узнал четыре вещи, о которых не подозревал раньше: советские войска, покидавшие территорию того, что раньше было Восточной Германией, были крайне недовольны тем, что им приходилось передислоцироваться в районы, совсем для них неподготовленные и где их никто не ждал. Далее, части бывшей армии ГДР были еще более недовольны своим вынужденным увольнением, чем думали в Вашингтоне; возможно, у них оказались сочувствующие среди бывших сотрудников распущенной ныне службы безопасности – Штази. Наконец, хотя ровно дюжина членов "Фракции Красной армии" была арестована в Восточной Германии, по крайней мере столько же узнали о предстоящих арестах и исчезли до того, как за ними прибыла германская федеральная полиция. Райану сообщили, что именно этим и объясняется тревога на базе ВВС в Рамштейне.
   Правительственный VC-20 "Гольфстрим" взлетел с аэродрома сразу после десяти утра и направился на юг. Бедные террористы, подумал Райан, посвятившие свою жизнь, силы и разум чему-то, что исчезало быстрее, чем германская территория позади. Они похожи на детей, у которых умерла мать. Никаких друзей. Они скрывались в Чехословакии и ГДР, не подозревая о приближающемся распаде обоих коммунистических государств. Где теперь искать им убежище? В России? Там их не примут. В Польше? А это уже совсем смешно. Мир изменился у них под ногами – и скоро изменится еще раз, задумчиво сказал себе Райан. Их оставшиеся друзья тоже станут свидетелями меняющегося мира. Может быть, станут, поправил он себя. Может быть…

* * *

   – Привет, Сергей Николаевич, – произнес Райан, когда гость неделю назад вошел в его кабинет.
   – Здравствуй, Иван Эмметович, – ответил русский, протягивая руку. Райан вспомнил, что последний раз они стояли так близко друг к другу на бетоне Шереметьевского аэродрома в Москве. Тогда у Головко в руке был пистолет. Для каждого из них это был не лучший день, но, как часто бывает, забавно вспоминать, чем все обернулось. Головко, который почти – хотя и неудачно – сумел предотвратить величайшее в советской истории бегство, занимал теперь пост первого заместителя председателя КГБ. Добейся он успеха, вряд ли ему удалось бы подняться столь высоко, но за то, что он так проявил себя – хотя его усилия кончились неудачей, – его заметил президент страны, и карьера стремительно двинулась вверх.
   Личный телохранитель Головко расположился в кабинете Нэнси вместе с Джоном Кларком, а самого Головко Райан проводил к себе в кабинет.
   – Ничего особенного. – Русский разочарованно обвел глазами голые стены. Только посреди одной Райан повесил довольно приличную картину, взятую в федеральном хранилище, и над вешалкой был прикреплен, разумеется, совсем не обязательный для государственного учреждения фотопортрет президента Фаулера.
   – Зато у меня прекрасный вид из окна – не то что у тебя. Скажи, статуя Железного Феликса все еще стоит посреди площади?
   – Пока стоит. – Головко улыбнулся. – Насколько я понял, твой директор куда-то срочно уехал?
   – Да, президент решил, что ему нужно безотлагательно с ним посоветоваться.
   – По какому вопросу? – На лице Головко появилась лукавая улыбка.
   – Представления не имею, – пожал плечами Райан и тоже улыбнулся. По многим вопросам, подумал он.
   – Мы оба оказались в нелегком положении, правда? Новый председатель КГБ тоже не был профессиональным разведчиком – по сути дела это не было чем-то необычным. Очень часто на посту председателя этой организации, пользующейся такой мрачной славой, появлялся партийный функционер, однако партия тоже уходила в прошлое, и Нармонов выбрал для этой должности ученого, специалиста по информатике. Предполагалось, что он вдохнет новую жизнь в главное шпионское агентство страны, сделает его более эффективным. Райан знал, что сейчас на столе Головко в его московском кабинете стоит персональный компьютер фирмы "Ай-би-эм".
   – Сергей, я всегда говорил, что, если в мире восторжествует здравый смысл, у меня не станет работы. Посмотри, что происходит вокруг нас. Хочешь кофе?
   – С удовольствием, Джек.
   Через несколько минут гость удовлетворенно заметил, что кофе весьма хорош.
   – Нэнси готовит его каждое утро. Итак, чем могу тебе помочь?
   – Мне часто приходится слышать такой вопрос, но впервые в подобном заведении. – Из груди русского вырвался гулкий смешок. – Боже мой, Джек, тебе не кажется, что нынче происходит нечто похожее на наркотический сон?
   – Нет, не кажется. Недавно я порезался во время бритья и не проснулся.
   Головко пробормотал что-то по-русски, но Райан не разобрал слов. Впрочем, это не имело значения – переводчики доложат ему, когда примутся за обработку звукозаписи.
   – Мне поручено отчитываться перед нашим парламентом о деятельности комитета. Твой директор благожелательно отнесся к нашей просьбе о совете.
   – Что ты, Сергей Николаевич, никаких проблем, – не мог удержаться Райан. – Я готов знакомиться со всей информацией КГБ и буду счастлив дать совет относительно того, что докладывать парламенту и от чего воздержаться.
   – Спасибо, Джек, но председатель может не понять нас. Покончив с шутками, они перешли к делу.
   – Мы рассчитываем на принцип "услуга за услугу", – заметил Райан. Переговоры начались.
   – И какая услуга вам требуется?
   – Информация о террористах, которых вы раньше поддерживали.
   – Мы не можем пойти на это, – покачал головой русский.
   – Но почему?
   – Ни одна разведывательная организация не может предать доверившихся ей людей и функционировать дальше.
   – Вот как? Тогда скажи это Кастро во время очередной встречи, – заметил Райан.
   – Ты набираешься опыта, Джек.
   – Спасибо, Сергей. Мое правительство весьма благодарно вашему президенту за его недавнее заявление относительно терроризма. Черт побери, мне нравится Нармонов как человек, и ты знаешь это. Сейчас мы изменяем мир, дружище, перестраиваем его. Давай избавимся еще от нескольких неприятных проблем. Ты ведь сам был против того, чтобы твое государство поддерживало террористов.
   – Почему ты сделал такой вывод? – спросил первый заместитель председателя КГБ.
   – Сергей, ты – профессиональный разведчик. Трудно представить, чтобы ты одобрял действия неуправляемых преступников. Я, разумеется, придерживаюсь такой же точки зрения, хотя в моем случае большое значение имеет личное отношение к ним.
   Райан откинулся на спинку кресла, и его лицо приняло холодное выражение. Он никогда не забудет Шина Миллера и других членов Армии освобождения Ольстера, которые совершили две серьезные попытки убить Джека Райана и его семью. Всего три недели назад, после нескольких лет юридических маневров, трех обращений в Верховный суд, после демонстраций и требований, чтобы губернатор Мэриленда и президент Соединенных Штатов помиловали преступников, Миллер и его сообщники один за другим вошли в газовую камеру в Балтиморе и через полчаса были вынесены оттуда – мертвыми. И пусть Бог сжалится над их душами, подумал Райан. Если у Него отсутствует отвращение к убийцам. Теперь одна глава в его жизни закрылась навсегда.
   – А этот недавний инцидент?..
   – С индейцами? Только подтверждает мою точку зрения. Эти "революционеры" торговали наркотиками ради денег. Эти люди, которых вы финансировали, обратятся против вас самих. Пройдет несколько лет, и у вас будет с ними куда больше неприятностей, чем когда-то у нас. – Это было совершенно точно, и оба понимали справедливость слов Райана. Комбинация терроризма с торговлей наркотиками вызывала все большую озабоченность русских. Свободное предпринимательство быстро развивалось в преступном мире России, что беспокоило как Райана, так и Головко.
   – Итак, каким будет твой ответ? Головко задумался.
   – Я поговорю с председателем. Он согласится.
   – Помнишь, что я сказал в Москве два года назад? Зачем для ведения переговоров дипломаты, когда есть настоящие люди, способные сами решить все проблемы?
   – Я ожидал цитату из Киплинга или что-то не менее поэтичное, – сухо заметил русский. – Так каковы же ваши отношения с конгрессом?
   – Если говорить коротко – рассказывай правду, – усмехнулся Райан.
   – Неужели мне понадобилось пролететь одиннадцать тысяч километров, чтобы услышать подобное объяснение?
   – Выбери в своем парламенте нескольких человек, которым ты доверяешь, которые не разгласят полученную от тебя информацию и которым сам парламент доверяет и считает совершенно честными (вот это будет действительно трудно), и посвящай их во все, что, по твоему мнению, им следует знать. Тебе придется установить правила поля…
   – Правила поля?
   – Это – бейсбольный термин, Сергей. Он означает, что к каждому игровому полю применяется специфический набор правил. Глаза Головко сверкнули.
   – Понимаю. Это – полезное выражение.
   – Далее – каждый из них должен признать незыблемость правил и никогда не нарушать их. – Райан замолчал. Он заметил, что говорит назидательным тоном, а это было несправедливо по отношению к коллеге по профессии.
   Головко нахмурился. Именно это будет самым трудным – никогда, ни при каких условиях не нарушать правила. Деятельность разведчика редко бывает четкой и определенной, а конспирация была одной из составляющих русской души.
   – У нас все прошло успешно, – добавил Райан. Действительно ли успешно? – подумал он. Сергей знает, правда это или нет.., пожалуй, ему известно кое-что, недоступное для меня. Он мог бы сказать мне, есть ли у нас утечка закрытой информации в конгрессе после разоблачения Петера Гендерсона… Однако он знает и то, что мы сумели проникнуть во многие операции КГБ, несмотря на маниакальную страсть русских к абсолютной секретности. Да и они сами открыто признали это – утечка сотрудников КГБ на Запад подорвала десятки тщательно задуманных и великолепно подготовленных операций против Америки и других демократических государств. В России, как и в США, секретность была необходима не только для достижения успеха, но и для того, чтобы скрыть неудачу.
   – В конце концов, главное – доверие, – добавил Райан после короткого молчания. – Члены вашего парламента – патриоты. Если им не нравится родина, почему они согласились мириться со всеми недостатками общественной жизни? У нас то же самое.
   – Жажда власти, – тут же отозвался Головко.
   – Нет, не у тех, с кем ты установишь хорошие отношения, не у самых умных. Разумеется, найдется несколько идиотов. В нашем конгрессе есть такие. Дуракам не угрожает опасность исчезновения как вида, их не надо заносить в "Красную книгу". Но всегда есть немало таких, кто понимает, что власть, которую приносит с собой правительственная служба, – всего лишь иллюзия. А вот долг перед нацией – всегда более весом. Нет, Сергей, в основном ты будешь иметь дело с такими же умными и честными людьми, как ты сам.
   Головко кивнул в знак того, что понимает мнение коллеги-профессионала. Как он заметил несколько минут назад, Райан действительно приобрел опыт. Головко задумался над тем, что они с Райаном больше не противники. Соперники – пожалуй, но не противники. Теперь между ними установились отношения более прочные, чем чисто профессиональные.
   Райан доброжелательно посмотрел на своего гостя, внутренне улыбнувшись тому, что сумел удивить его; В голове у него промелькнула мысль: вот было бы хорошо, если бы Головко выбрал для этих целей из числа парламентариев Олега Кирилловича Кадышева, проходящего в картотеке ЦРУ под кодовым именем "Спинакер". Кадышев, известный средствам массовой информации как один из самых блестящих ораторов и членов парламента – этой еще окончательно не оформившейся законодательной организации, пытающейся утвердиться и построить новое государство, – с общепризнанной репутацией умного, честного и порядочного человека, был на самом деле одним из лучших агентов ЦРУ, завербованным несколько лет назад Мэри Пэт Фоули. Игра продолжается, подумал Райан. Правила изменились. Мир тоже изменился. Но игра продолжается и, наверно, будет продолжаться всегда. При этой мысли Райан со смутным сожалением понял, что это правда. Но, черт побери, Америка всегда шпионила за Израилем – это называлось "следить за происходящим" и никогда – "проводить операцию". Бдительные конгрессмены на Капитолийском холме тут же позаботились бы о том, чтобы такая новость просочилась в прессу. Да, Сергей, тебе придется познакомиться с массой новых вещей!
   Наступило время ленча. Райан прошел со своим гостем в столовую для руководящего состава ЦРУ, и Головко пришел к выводу, что там кормят лучше, чем в КГБ, чему Райан с трудом поверил. Русский также узнал, что с ним хотят встретиться высшие руководители ЦРУ. Начальники отделов и их заместители выстроились в ряд, пожимали Головко руку и фотографировались с ним. Наконец, прежде чем Головко спустился к своему автомобилю в специальном лифте, была сделана групповая фотография. А затем специалисты из научно-технического отдела вместе с сотрудниками отдела безопасности обшарили каждый дюйм каждого коридора и каждой комнаты, в которых побывали Головко и его телохранитель. Ничего не обнаружив, они проделали всю работу заново. И еще раз. И еще, пока не пришли к заключению, что Головко не воспользовался возможностью выкинуть какой-нибудь фокус. Один из сотрудников научно-технического отдела с горечью заметил, что жить в этом мире становится все скучнее.

* * *

   Вспомнив это замечание, Райан улыбнулся. События развивались с поразительной быстротой. Он устроился в кресле и застегнул ремень безопасности. Его VC-20 приближался к Альпам, и воздух там мог оказаться неспокойным.
   – Желаете газету, сэр? – послышался голос, на этот раз женский. Стюардесса оказалась прелестной, к тому же замужней и беременной. Райан почувствовал неловкость от того, что его обслуживает беременный сержант ВВС.
   – Что у вас?
   – "Интернэшнл геральд трибьюн".
   – Давайте! – Райан взял газету – и открыл рот от удивления. Фотография оказалась на первой странице. Какой-то кретин переправил ее в газету. Вот они все – Головко, Райан, директора научно-технического, оперативного, разведывательного отделов, отдела кадров и архива – увлеченно обедают. Ни один из американцев не скрывался от репортеров, и их лица были известны, но все-таки…
   – Не слишком удачная фотография, сэр, – улыбнулась женщина-сержант. Райан тоже засмеялся.
   – Когда ждете пополнения, сержант?
   – Еще пять месяцев, сэр.
   – Ну что ж, надеюсь, ваш ребенок будет жить в гораздо лучшем мире, чем тот, в котором оказались мы с вами. А сейчас присядьте и отдохните. Я еще не достиг такой степени эмансипации, чтобы за мной ухаживала беременная женщина.

* * *

   Газета "Интернэшнл геральд трибьюн" представляет собой совместное детище "Нью-Йорк тайме" и "Вашингтон пост". Это единственная газета в Европе, позволяющая путешествующим американцам следить за матчами любимых команд и самыми интересными комиксами, что позволило ей увеличить тираж и проникнуть в те страны, которые раньше входили в Восточный блок. Теперь в бывшие коммунистические страны хлынул поток американских бизнесменов и туристов, а вслед за ними попала и газета, удовлетворяющая их интересы. Местные жители тоже покупают ее – как средство улучшить свое знание английского языка, а также как источник информации о событиях, которые происходят в Америке, что представляет собой предмет острого любопытства для тех, кто хочет брать пример со страны, с детства являвшейся для них объектом ненависти. К тому же отличный источник информации – лучший из всех, что были раньше доступны в этих странах. Газету начали покупать так активно, что американская дирекция приняла меры, направленные на расширение круга читателей.
   Одним из таких читателей был Гюнтер Бок. Он жил в Софии, столице Болгарии, после того как несколько месяцев назад в изрядной спешке покинул Германию – ее восточную часть, получив предупреждение от бывшего приятеля из Штази. Дело в том, что Бок вместе со своей женой Петрой был руководителем подразделения банды Баадер-Майнхоф, а после разгрома этой группировки западногерманской полицией перешел во "Фракцию Красной армии". Два ареста, произведенных федеральной полицией, спугнули его, и Бок вместе со своей семьей успел скрыться в Чехословакии, а потом переехал в ГДР, где и жил спокойно жизнью полупенсионера. У него были новые документы на другое имя, хорошая работа – он никогда там не показывался, но его служебные бумаги находились в полном порядке – in Ordnung. Он считал себя в безопасности. Ни он, ни Петра не сумели предугадать начала народного восстания, которое свергло правительство Германской Демократической Республики, но решили, что переживут эти перемены под прикрытием анонимности. Они не сумели предугадать также и штурма штаб-квартиры секретной службы госбезопасности ГДР – Штази, во время которого были уничтожены буквально миллионы документов. Однако очень много документов осталось. Среди тех, кто штурмовал Штази, было немало агентов Бундеснахрихтендинст – Западногерманского разведывательного управления, – которые находились в первых рядах и точно знали, какие комнаты им нужно громить. Прошло несколько дней, и люди из "Фракции Красной армии" начали таинственно исчезать. Сначала этим исчезновениям не придавали значения. Телефонная сеть в ГДР была настолько ветхой, что позвонить друг другу всегда казалось непросто, и по очевидным причинам бывшие сотрудники ФКА старались не жить рядом. Но когда еще одна семейная пара не явилась на заранее назначенный обед, Гюнтер и Петра заподозрили неладное. Было, однако, слишком поздно. Пока муж поспешно готовился к тому, чтобы увезти семью за границу, пятеро вооруженных до зубов коммандос выбили тонкую дверь квартиры Баков в Восточном Берлине. В квартире они обнаружили Петру, ухаживающую за одной из своих дочерей-близняшек, однако не проявили чувства сострадания при виде такой трогательной сцены. Всякое доброе чувство исчезало при воспоминании о том, что Петра убила трех западногерманских граждан, причем с исключительной жестокостью. Сейчас Петра находилась в тюрьме строгого режима, отбывая пожизненное заключение в стране, где этот термин означал, что преступник может покинуть тюрьму только в гробу – или не покинуть совсем. Двойняшек удочерила семья капитана полиции в Мюнхене.
   Как странно, думал Гюнтер, что это причиняет ему такую боль. В конце концов, он – революционер, участвовал в заговорах и убивал ради достижения блистающей вдали цели. Просто абсурдно испытывать такую ярость из-за попавшей в тюрьму жены.., и утраты своих детей. Но у девочек были глаза и нос Петры, и они улыбались, завидев его. Гюнтер знал, что их не будут учить ненависти к нему. Девочкам даже не скажут, кем были он и Петра. Он посвятил свою жизнь делу, намного более значительному и величественному, чем простое телесное существование. Он и его коллеги приняли сознательное и обоснованное решение построить новый, более справедливый мир для простого народа и все-таки.., все-таки они с Петрой решили, тоже сознательно и обдуманно, принести в этот мир детей, которые узнают о том, на какие жертвы шли их родители, станут новым поколением Боков, пожнут плоды героических усилий своих родителей. И вот теперь Гюнтера охватила ярость из-за, того, что этому не суждено сбыться.
   Но еще хуже было его замешательство. Он не мог примириться с происшедшим. Все это было Unmoglich, Unglaublich ³. Народ, простой народ ГДР восстал подобно самим революционерам, отбросил в сторону свое почти совершенное социалистическое государство и решил вместо этого смешаться с эксплуататорским чудовищем, созданным империалистическими государствами. Их соблазнили автомобили "мерседес" и электронные аппараты "Блаупункт" и.., и что еще? Гюнтер Бок совершенно искренне не мог понять этого. Несмотря на природный интеллект, он не в силах был связать происшедшие события таким образом, чтобы они образовали какую-то четкую систему. Чтобы народ его страны, испытав на себе "научный социализм", решил, что эта общественная система нежизнеспособна и никогда не будет таковой, – подобный прыжок воображения был для Гюнтера невозможным. Он посвятил марксизму слишком значительную часть своей жизни, чтобы прийти к его отрицанию. В конце концов, если забыть о марксизме, кто он такой? Всего лишь преступник, обыкновенный убийца. Один лишь героический революционный облик выделял его деятельность из ряда уголовных деяний, ставил Гюнтера Бока выше бандитов. Однако теперь его революционные подвиги оказались небрежно отброшенными в сторону теми, кому он их посвятил. Понять такое было выше его сил. Unmoglich.
   Что-то несправедливое заключалось в том, что сразу происходило столько невозможных событий. Когда Гюнтер раскрыл газету, купленную им в семи кварталах от квартиры двадцать минут назад, его внимание привлекла фотография на первой странице – именно к этому и стремился редактор.
   ЦРУ ПРИНИМАЕТ ПОЧЕТНОГО ГОСТЯ ИЗ КГБ – гласила надпись под фотографией.
   – Was ist das denn fur Quatsch? ⁴– недоуменно
   пробормотал Гюнтер. "Произошло еще одно невероятное событие за невероятно
   короткое время. Центральное разведывательное управление принимало у себя
   первого заместителя председателя КГБ для обмена мнениями по "вопросам,
   интересующим обе стороны", – так начиналась статья. "Две самые крупные