– Мне не нужен такой скандал, еще один бабник вдобавок к Чарли. – Хорошо, что никто не знает о нас, подумал Фаулер, но промолчал. Ведь это совсем иное дело. Олден был женатым мужчиной. У Райана – семья. А Фаулер – вдовец. Так что здесь все по-другому. – Ты уверена в этом? Значит, предварительный отчет?
   – Да.
   – Проверь всю информацию и сообщи мне результаты.
   Лиз кивнула.
   – Эти сведения о советских военных.., это пугает меня.
   – Меня тоже, – согласился Фаулер. – Обсудим все за ленчем.
   – Итак, мы достигли середины проекта, – сказал Фромм. – Могу я попросить вас об одном одолжении?
   – Что за одолжение? – спросил Госн, надеясь, что немецкий инженер не захочет съездить в Германию навестить жену. Такая просьба могла оказаться трудновыполнимой.
   – Вот уже два месяца я не пил ничего спиртного. Ибрагим улыбнулся.
   – Вы знаете, что мне это запрещено.
   – Но распространяется ли этот запрет и на меня? – Инженер улыбнулся. – В конце концов, я неверный. Госн от души расхохотался.
   – Действительно, вы правы. Хорошо, я поговорю с Гюнтером.
   – Спасибо. Завтра начинаем работать с плутонием.
   – Неужели на это потребуется столько времени?
   – На плутоний и на изготовление взрывных блоков. Наша работа идет точно по расписанию.
   – Очень хорошо. Мне важно знать, что график не нарушается. – Начало операции было намечено на 12 января.
* * *
   И так, с кем в КГБ у нас хорошие отношения? – задал себе вопрос Райан, когда вернулся в свой кабинет. Самым трудным в проверке сообщения Спинакера было то, что значительная часть сотрудников Комитета государственной безопасности – может быть, почти все – оставались лояльными по отношению к Нармонову. К числу тех, кто мог занимать противоположную позицию, принадлежали сотрудники Второго главного управления, занимающегося проблемами внутренней безопасности. А вот Первое главное управление – его также называли зарубежным – без сомнения, сохраняло лояльность к своему президенту, особенно теперь, когда во главе ПГУ стоял Головко, первый заместитель председателя КГБ, строго следящий за тем, что происходит внутри этого самого крупного из управлений. Головко был профессионалом и не проявлял интереса к политике. На мгновение в голову Джеку пришла дикая мысль, что прямой телефонный звонок мог бы.., нет, придется организовать встречу.., но где?
   Нет, это слишком опасно.
   – Вызывали? – В дверь Райана просунулась голова Гудли. Райан жестом пригласил его войти.
   – Хотите продвинуться по службе?
   – Каким образом?
   – По распоряжению президента Соединенных Штатов вас допустили к работе, к которой вы, по моему мнению, не готовы. – Райан передал ему сообщение Спинакера. – Читайте.
   – Почему я, и почему вы сказали…
   – Я также сообщил президент у, что вы сумели вовремя предсказать распад Варшавского Договора. Между прочим, ваша статья оказалась более точной, чем наши оценки.
   – Вы не обидитесь, если я честно скажу, что вы – самый странный человек, с кем мне приходилось работать?
   – Что вы хотите этим сказать? – спросил Джек.
   – Я вам не нравлюсь, но вы тем не менее хвалите мою работу. Райан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   – Бен, хотите верьте – хотите нет, я не всегда бываю прав. Мне приходится совершать ошибки Иногда не просто ошибки, а чудовищные промахи, но у меня достаточно ума, чтобы понимать это, а раз я умен, то ищу людей с иными точками зрения, которые по зрелом размышлении встанут на мою сторону. Между прочим, эго полезная привычка. Я научился этому от адмирала Грира. Если вы, доктор Гудли, хотите вынести отсюда что-то полезное, овладейте ею. Промахов мы не можем себе здесь позволить. Они все равно происходят, но мы все-таки не можем себе их позволить. Доклад, написанный вами в школе Кеннеди, оказался лучше моего. Теоретически возможно, что наступит день, когда вы опять окажетесь правы, а я – нет. Справедливо?
   – Да, сэр, – ответил Гудли, удивленный словами Райана. Разумеется, когда Райан ошибется, он, Гудли, будет прав. Именно поэтому он здесь – Садитесь и читайте.
   – Не будете возражать, если я закурю? Райан посмотрел на молодого ученого.
   – Так вы курите?
   – Два года назад бросил, но после прихода сюда…
   – Кончайте с этой привычкой, но прежде, чем кончите, дайте закурить.
   Они закурили. Затягиваясь табачным дымом, Гудли читал сообщение из Москвы, а Райан следил за его глазами. Президентский стипендиат поднял голову.
   – Господи милостивый!
   – Отличная первая реакция. Итак, что вы думаете?
   – Такое возможно.
   – Я уже сказал это президенту час назад, – покачал головой Райан. – Я не был уверен в надежности информации, но решил, что лучше поставить его в известность.
   – Что от меня требуется?
   – Мне хотелось бы поработать с этим сообщением. Русский отдел разведывательного управления будет заниматься им пару дней. Давайте и мы с вами проведем независимый анализ, но с иных позиций.
   – Каким образом?
   – А вот таким. Вы считаете, что это возможно, а у меня – сомнения. Поэтому вы будете искать причины, по которым сообщению доверять нельзя, а я постараюсь доказать обратное. – Джек сделал паузу. – Разведывательное управление подойдет к этому вопросу проторенным путем. Для того чтобы отвлечься и проявить гибкость, у них слишком косный ум. Мне это не подходит.
   – Но вы хотите от меня…
   – Я хочу, чтобы вы напрягли свой мозг. Мне кажется, что вы умный человек, Бен. Докажите мне это. Между прочим, таков мой приказ.
   Гудли задумался. Он не привык получать или давать приказы.
   – Не уверен, что сумею с этим справиться.
   – Почему?
   – Это противоречит моим воззрениям. Я смотрю на вещи по-иному, я считаю…
   – Ваши разногласия со мной и многими сотрудниками ЦРУ основываются на том, что, по вашему мнению, здесь царит корпоративный дух. Отчасти это верно, у нас действительно есть корпоративный ум, и в результате возникает немало недостатков. Однако не менее справедливо и то, что в вашем подходе существует много своих ошибок. Если вам удастся доказать, что вы являетесь пленником своих воззрений не в большей степени, чем я – моих, у вас может быть будущее в Лэнгли. Объективность дается нелегко, Бен, ей нужна тренировка.
   Мне брошен очень умный вызов, подумал Гудли. И тут он вдруг подумал, а не ошибся ли он в оценке заместителя директора ЦРУ?
* * *
   – По-твоему, Расселл согласится оказать нам помощь?
   – Да, Исмаил, согласится, – ответил Бок, держа в руке банку пива. Он достал ящик хорошего импортного пива для Фромма и оставил несколько банок себе. – У него создалось впечатление, будто мы собираемся взорвать обычную мощную бомбу, чтобы нарушить телетрансляцию матча.
   – Неплохая мысль, однако недостаточно глубокая, – заметил Куати. Ему тоже хотелось пива, но он знал, что не может попросить об этом. К тому же, попытался он убедить себя, пиво может дурно повлиять на его желудок, а у него вот уже три дня как уменьшились боли.
   – Его взгляды ограничены тактическими деталями, это верно. Но здесь он весьма полезен. Во время проведения той фазы операции его помощь будет неоценима.
   – Фромм отлично выполняет свои обязанности.
   – Я так и предполагал. Жаль, что он не доживет до момента, чтобы убедиться в торжестве своих усилий. С операторами поступим так же?
   – К сожалению, у нас нет иного выхода. – Куати нахмурился. Он привык к виду крови, но не любил убивать без крайней необходимости. И раньше ему приходилось убивать из соображений безопасности, хотя не столько. Похоже, это становится привычкой. Но стоит ли беспокоиться из-за нескольких человек, спросил он себя, когда ты собираешься убить так много?
   – Ты принял меры на случай неудачи или обнаружения? – спросил Бок.
   – Да, конечно. – На лице Куати появилась хитрая улыбка, и он объяснил Боку свой замысел.
   – Весьма остроумное решение. Важно быть наготове, что бы ни случилось.
   – Я так и думал, что тебе понравится.

Глава 21
Соединяемость

   Понадобились две недели, но наконец поступил благоприятный ответ. Офицеру КГБ, работающему по заданиям ЦРУ, удалось разнюхать, что проводится какая-то операция, связанная с ядерным оружием в Германии. Руководство ею ведется из московского центра. Операцию контролирует сам Головко. Сотрудники берлинского отделения КГБ в полном неведении.
   – Ну? – спросил Райан у Гудли. – Как ваше мнение?
   – Подкрепляет сообщение Спинакера. Если слухи о скрытом реестре тактического ядерного оружия верны, то это несомненно как-то связано с выводом их войск, развернутых в Германии. Во время перевозок постоянно теряются вещи. Когда я сам переселялся в Вашингтон, у меня пропали два ящика с книгами.
   – Мне хотелось бы верить, что при перевозке ядерного оружия проявляется больше внимания, чем во время транспортировки книг, – сухо произнес Райан, подумав, что Гудли надо еще учиться и учиться. – Что дальше?
   – Я искал информацию для опровержения точки зрения Спинакера. Советы объясняют свое отставание в демонтаже ракет СС-18 тем, что построенный ими завод не справляется с заданием. Наши инспекторы на местах не в состоянии решить, соответствует это действительности или нет, – это техническая проблема. Мне трудно поверить, что русские, которые построили этот завод, – они ведь, черт побери, производили баллистические ракеты СС-18 в течение длительного времени – не сумели спроектировать его так, чтобы завод был в состоянии демонтировать ракеты по графику, с соблюдением правил безопасности. Русские утверждают, что проблема связана с топливом и формулировкой договора. СС-18 используют жидкое топливо, а корпусы ракет находятся под давлением – давлением, необходимым для сохранения жесткости ракеты. Они могут откачать топливо из баков прямо в шахтах запуска, однако затем ракеты нельзя извлечь оттуда, не повредив корпуса, а договор требует, чтобы ракеты были доставлены на завод для их демонтажа в исправном виде. Но на заводе нет приспособления для откачки и хранения топлива, утверждают они. Что-то связанное с ошибкой при проектировании и вредом, который будет нанесен экологии. По их словам, ракетное топливо опасно в обращении и ядовито, и нужно принимать строгие меры предосторожности, чтобы не причинить вреда людям, а завод находится в трех километрах от города и тому подобное. – Гудли помолчал. – Объяснение звучит правдоподобно, хотя возникают сомнения: неужели можно допускать подобные ошибки.
   – Это – структурная проблема русской экономики, – объяснил Райан. – Им трудно строить заводы далеко от, населенных пунктов, потому что у населения просто очень мало личных автомобилей и доставлять рабочих на заводы там труднее, чем здесь.
   Именно такие с виду незначительные детали сводят с ума наших аналитиков и мешают понять русских.
   – Но, с другой стороны, они могут указать на такую ошибку – несомненно важную – и пытаться объяснить ею все остальное.
   – Очень хорошо, Бен, – заметил Райан, – ты начинаешь мыслить, как настоящий разведчик.
   – Здесь могут работать только помешанные.
   – Между прочим, ракетное топливо – это действительно неприятная штука. Едкая, токсичная, вызывающая химические реакции и коррозию материалов. Вы знакомы с проблемами, которые возникали у нас с ракетами Титан-II?
   – Нет, – признался Гудли.
   – Их обслуживание было связано с массой трудностей. Приходилось принимать множество предосторожностей, и, несмотря на них, периодически возникали утечки. В результате начиналась коррозия корпуса, страдали специалисты…
   – Значит, теперь наши позиции изменились? Вы считаете, что русские говорят правду? – с улыбкой произнес Гудли. Райан улыбнулся и закрыл глаза.
   – Не знаю.
   – Нам нужны более убедительные данные, иначе как мы выясним действительное положение вещей.
   – Да, конечно, я сам когда-то придерживался такой же точки зрения. От нас ожидают, что мы знаем абсолютно все относительно каждой скалы, лужи и любого человека в мире. – Райан открыл глаза. – Это не так. Никогда так не было и никогда не будет. Я разочаровал вас, правда? Всезнающее ЦРУ. Перед нами сейчас более или менее важный вопрос, и в нашем распоряжении всего лишь вероятности, а не надежные сведения, в которых можно быть уверенным. Каким образом будет президент принимать решения, если мы не можем предоставить ему факты вместо возможно обоснованных догадок? Я говорил это не раз – и даже заявлял наверх в письменном виде. Большей частью мы выдаем официальные догадки. Понимаете, мне неловко посылать что-то вроде этого. – Взгляд Джека опустился на папку с докладом разведывательного управления. Специалисты их русского отдела работали с полученной информацией неделю и пришли к заключению, что сообщение Спинакера, похоже, соответствует действительности, но может представлять собой и не правильное толкование.
   Джек снова закрыл глаза, надеясь, что это ослабит головную боль.
   – Это наша структурная проблема. Мы взвешиваем различные вероятности. Если выразить четкую точку зрения, можно ошибиться. Это немалый риск. И что дальше? Люди запоминают твои ошибки куда прочнее, чем правильные выводы. Отсюда тенденция включать в доклад все возможности. Эго даже справедливо и честно с интеллектуальной точки зрения. Помогает увернуться от ответственности. Плохо лишь одно – люди не получают того, что, по их мнению, им нужно. Те, кто пользуется нашими материалами, часто не нуждаются в определенных точках зрения, им нужны вероятности, вот только они этого не подозревают. Это сводит с ума, Бен. Чиновники за пределами нашего управления требуют сведений, которые мы не в состоянии представить, а чиновники внутри Лэнгли отказываются брать на себя ответственность подобно всем остальным. Так что добро пожаловать в реальный разведывательный мир.
   – Мне никогда не приходило в голову, что вы – циник.
   – Я не циник, я – реалист. Есть вещи, которые мы знаем. Другие – нам неизвестны. Люди ведь не роботы. Они всего лишь ищут ответы на вопросы и находят вместо них новые загадки. В Лэнгли немало умелых специалистов, способных неординарно мыслить, однако бюрократия гасит мнение тех, кто выражает точку зрения, а ведь факты чаще всего обнаруживаются отдельными личностями, а не комитетами.
   Раздался стук в дверь.
   – Войдите!
   – Доктор Райан, ваша секретарь куда-то вышла…
   – Она опоздала на обеденный перерыв и пошла перекусить.
   – У меня есть для вас документ. – Мужчина вручил ему пакет. Райан расписался в получении, и рассыльный вышел.
   – Добрая старая "Ниппон эрлайнс". – Райан вскрыл конверт. Внутри находилось еще одно сообщение от Ниитаки. Джек взглянул на письмо и вдруг выпрямился, словно по нему пробежал ток.
   – Господи!
   – Новые проблемы? – спросил Гудли.
   – К этому у вас нет допуска.
   – Что у вас? – спросил Нармонов. Головко колебался. Он чувствовал себя гонцом, которому предстоит сообщить о крупной победе с неприятными последствиями.
   – Долгое время мы пытались найти ключ к американским системам шифровки. У нас были успехи, особенно в поисках ключа к дипломатическим шифровальным кодам. Вот шифротелеграмма, посланная из Вашингтона в несколько посольств США. Нам удалось расшифровать все ее содержание.
   – Ну и что?
   – Кто послал эту шифровку?
   – Послушай, Джек, – ответил Кабот, – Лиз Эллиот очень серьезно отнеслась к сообщению Спинакера и запросила мнение департамента.
   – Ну что ж, это просто великолепно. Теперь нам известно, что КГБ сумел расшифровать наш дипломатический код. Ниитака прочитал ту же самую шифровку, что и наш посол. Теперь Нармонов знает, что нас так беспокоит.
   – По мнению Белого дома, это не так уж плохо. Неужели такая катастрофа в том, что он поймет причину нашего беспокойства? – спросил директор ЦРУ.
   – Если вам требуется короткий ответ – да, это катастрофа.
   Вы отдаете себе отчет, сэр, что я ничего не знал о посланной Эллиот шифровке и теперь она у меня в руках? Я получил ее текст от офицера КГБ в Токио. Бог мой, неужели мы послали аналогичный запрос и в Верхнюю Вольту?
   – И это полное содержание шифровки?
   – Хотите проверить качество перевода? – ядовито поинтересовался Джек.
   – Отправляйтесь к Олсону.
   – Выезжаю.
   Через сорок минут Райан и Кларк вошли в приемную генерал-лейтенанта Роналда Олсона, директора Агентства национальной безопасности. Оно находилось в Форт-Мид, штат Мэриленд, между Вашингтоном и Балтимором, и здесь господствовала тюремная атмосфера Алькатраса – правда, без великолепного вида на залив Сан-Франциско. Основное здание АНБ было окружено двойным забором, причем между первым и вторым ограждением по ночам выпускали сторожевых собак. Такого не было даже у ЦРУ, там считали это излишне театральным. Это подтверждало манию стремления к безопасности. АНБ занималось работой по созданию шифров и поисками ключей к шифрам противника, здесь перехватывали и старались понять малейший электронный писк, издаваемый на планете. Райан оставил своего шофера в приемной, где тот взялся за "Ньюсуик", а сам вошел в кабинет директора этой организации на верхнем этаже огромного здания, по размерам в несколько раз превышающего ЦРУ.
   – Рон, у тебя крупные неприятности.
   – А именно?
   Джек передал генералу сообщение Ниитаки.
   – Я предупреждал об этом.
   – Когда была послана эта шифровка?
   – Семьдесят два часа назад.
   – Из Вашингтона, верно?
   – Совершенно точно. А в Москве ее уже читали спустя восемь часов.
   – Это значит, что кто-то в государственном департаменте переправил ее русским, а их посольство послало ее в Москву по системе спутниковой связи, – заметил Олсон. – Или источником утечки является шифровальщик, а может быть, один из пятидесяти американских дипломатов в Москве…
   – А вдруг им удалось разгадать всю систему кодирования?
   – "Страйп" не поддается расшифровке, Джек.
   – Рон, почему вы просто не расширили систему "Тэпданс"?
   – Обеспечь мне финансирование, и я так и сделаю.
   – Этот агент предупреждал нас и раньше, что им удалось подобрать ключ к нашим шифровальным системам. Русские читают нашу почту, а это достаточно убедительное доказательство.
   Генерал отказывался уступить.
   – Такое можно толковать как угодно. Ты не можешь не знать этого.
   – Как бы то ни было, наш агент настаивает, что ему нужно личное заверение нашего директора о том, что мы никогда, ни при каких условиях не будем передавать его материалы по линиям связи. В качестве доказательства убедительности его требования он послал нам – немало рискуя – эту информацию. – Джек сделал паузу. – Сколько человек пользуется этой системой?
   – "Страйп" выделен исключительно для нужд департамента. Аналогичные системы используются Министерством обороны. Примерно те же шифровальные аппараты, слегка видоизмененная система ввода данных. Особенно это пришлось по вкусу военно-морскому флоту. Ею легко пользоваться, – заметил Олсон.
   – Генерал, мы прибегнули к комбинации технологии случайного алгоритма и одноразового блокнота уже три года назад. В своем первом варианте, "Тэпданс", мы пользовались аудиокассетами. Сейчас переходим на лазерные диски. Надежно и легко в использовании. Через пару недель наши системы будут готовы к работе.
   – И ты хочешь, чтобы мы скопировали это?
   – Мне кажется целесообразным. – Пожал плечами Райан.
   – А ты знаешь, что скажут мои люди, если мы попытаемся заимствовать систему шифрования, взятую у ЦРУ?
   – Черт побери, Рон! Да ведь мы украли эту идею у вас! Неужели ты этого не помнишь?
   – Джек, сейчас мы тоже работаем над чем-то иным, системой кодирования, легкой в употреблении и еще более надежной. Возникли Некоторые проблемы, но мои технические специалисты почти готовы к испытанию.
   Почти готовы, подумал Райан. Это может значить что угодно – от трех месяцев до трех лет.
   – Генерал, я вынужден сделать официальное предостережение. В нашем распоряжении имеется информация, что ваши каналы связи читаются русскими.
   – И что последует дальше?
   – Я сообщу об этом конгрессу, а также президенту.
   – Мне представляется гораздо более вероятным, что утечка информации идет от кого-то в государственном департаменте. Или вы стали жертвой дезинформации. Что за сведения дает этот агент? – спросил директор АНБ.
   – Мы получаем от него очень важную информацию – о наших отношениях с Японией.
   – Но в ней не содержится ничего о Советском Союзе? Джек заколебался, прежде чем ответить на вопрос, однако сомневаться в лояльности Олсона не приходилось, как и в его уме.
   – Ты прав, Рон.
   – И все-таки ты настаиваешь, более того – уверен, – что это не дезинформация? Повторяю – ты уверен?
   – Рон, ты не можешь не знать, что в нашем деле нельзя быть уверенным в чем-то.
   – Прежде чем обратиться с запросом насчет ассигнования двухсот миллионов долларов, мне понадобится что-то более убедительное. Такое случалось раньше, и мы тоже поступали похожим образом – если у противника такой шифр, что мы не могли подобрать к нему ключ, проводили операцию, чтобы заставить их сменить систему. Сделать вид, что мы читаем их материалы.
   – Пятьдесят лет назад это могло пройти, но не сейчас.
   – Повторяю, Джек, мне нужны более убедительные доказательства, прежде чем я отправлюсь к Тренту. Мы не можем так же быстро создать шифровальную систему, как это сделали вы с "Меркурием". Да одних аппаратов кодирования потребуются тысячи! Обслуживать все это сложно и невероятно дорого. Перед тем как идти с протянутой рукой, я нуждаюсь в надежной информации.
   – Согласен, генерал, согласен. Я высказал свою точку зрения.
   – Обещаю, что мы займемся этим, Джек. У меня есть специальная группа экспертов, и они займутся выяснением обстоятельств с завтрашнего утра. Спасибо за то, что приехал. Понимаю твою озабоченность. Мы ведь по-прежнему друзья, правда?
   – Извини, Рон, за несдержанность. Устаю от работы. Ее слишком много.
   – Ты выглядишь усталым, Джек. Может быть, нужно отдохнуть?
   – Это мне все советуют.
* * *
   Из АНБ Райан отправился в ФБР.
   – Да, я уже слышал о происшедшем, – заметил Дэн Мюррей. – По-твоему, это серьезная угроза?
   – Мне так кажется. Рон Олсон придерживается иной точки зрения.
   Джеку не нужно было ничего объяснять. Из числа самых страшных неприятностей – за исключением войны – худшим были нарушенные каналы связи, к которым противник сумел подобрать ключ. Буквально все зависело от надежных способов передачи информации из одного места в другое. Известны случаи, когда войны проигрывались из-за того, что противнику удавалось расшифровать одно-единственное сообщение. Одно из крупнейших достижений американской дипломатии, Вашингтонский морской договор, был прямым результатом того, что Государственный департамент читал все шифровки, которыми обменивались дипломаты, принимавшие участие в переговорах, со своими правительствами. Правительство, не умеющее хранить секреты, не может функционировать.
   – Ну что же, у нас были Уолкеры, Пелтон, да и немало других… – напомнил Мюррей. КГБ вообще на удивление успешно вербовал сотрудников американских агентств, связанных с передачей секретных материалов. Шифровальщики, занимающие наиболее уязвимые должности в посольствах, получали очень низкое жалование и числились "конторскими служащими", даже не техниками. Многим это не нравилось, а некоторые были возмущены до такой степени, что решали подзаработать на стороне исходя из своих специальных знаний. В конце концов они понимали, что разведывательные агентства оплачивают их услуги, очень дешево (за исключением ЦРУ, где изменникам платили исключительно щедро), но прозрение наступало слишком поздно и повернуть назад было нельзя. От Уолкера русские узнали конструкцию американских шифровальных аппаратов и систему ввода информации. За прошедшие десять лет основы шифровальных аппаратов изменились мало. Новейшая технология сделала их более совершенными и куда более надежными, чем были их предки, работавшие на принципе шагового искателя и контактного диска, однако все они основывались на математической теории сложности, разработанной инженерами-телефонистами шестьдесят лет назад для предсказания функционирования больших коммутационных систем. А в распоряжении русских имелись лучшие специалисты в области теоретической математики в мире. По мнению многих, понимание устройства шифровальных машин может позволить талантливому математику разгадать всю систему кодирования. Может быть, какой-нибудь неизвестный русский математик сумел сделать открытие в шифровальной теории? Если так, то…
   – Нужно исходить из того, что есть и другие, которых нам не удалось поймать. Прибавь к этому их технический опыт и знания, и станет понятно, что у меня есть все основания для беспокойства.
   – Слава Богу, это не затрагивает непосредственно Федеральное бюро расследований. – Большинство кодированных линий связи ФБР имели в своей основе голосовые каналы, и, несмотря на то что в их тайну можно было проникнуть, полученная информация слишком зависела от времени, то есть с его течением ценность сведений быстро исчезала. Кроме того, подобрать к ним ключ было трудно еще и по той причине, что агенты ФБР пользовались условными именами и слэнгом, что в значительной степени мешало понять смысл переговоров. Вдобавок у противника были трудности, связанные с тем, что подслушивать каналы, работающие в реальном времени, нелегко из-за ограниченных возможностей.