Клэнси Том. Все страхи мира

   – Автоматическая стрельба. – Командир бронемашины внимательно осмотрел приближающиеся цели. – Подожди.
   – Обожаю убивать офицеров… – Стрелок навел на цель перекрестие своего прицела на 25-миллиметровой автоматической пушке. – Цель принял, сержант.

* * *

   Несмотря на свой огромный опыт террориста. Бок не был военным. Он принял приземистый квадратный корпус в двух кварталах от себя за большой грузовик. Итак, его план осуществился. Тревога, объявленная американцами, совпала с такой точностью, что стало ясно – Куати и Госн выполнили свою задачу, как они предвидели пять месяцев назад. Его взгляд сместился, когда он увидел что-то похожее на вспышку света и луч, мелькнувший над его головой.

* * *

   – Огонь – полей их как следует!
   Стрелок поставил переключатель на беглый огонь. Его 25-миллиметровая автоматическая пушка действовала поразительно точно, а трассирующие снаряды позволяли корректировать огонь. Первая длинная очередь попала в грузовик. Стрелок решил, что в нем могут оказаться вооруженные солдаты. Первые несколько снарядов вдребезги разбили двигатель, а следующая очередь прошлась по кабине и кузову. Грузовик опустился на передние разорванные шины и со скрежетом встал, ободы колес прочертили грубокие борозды в асфальте. В следующее мгновение стрелок изменил прицел и всадил короткую очередь в штабной автомобиль. Тот всего лишь свернул в сторону и врезался в стоявший у обочины БМВ. Чтобы не оставалось сомнений, стрелок пустил еще одну очередь по автомобилю и грузовику. Кто-то все-таки сумел выскочить из грузовика – судя по тому, как он двигался, уже раненный. Пара 25-миллиметровых снарядов покончила и с ним.
   Командир бронемашины тут же двинулся вперед. Никогда не следует оставаться там, где ты убил кого-то. Две минуты спустя они нашли другое удобное место для наблюдений. По улицам мчались полицейские автомобили с мелькающими голубыми огнями. Командир бронемашины заметил, как один из них остановился в нескольких сотнях метров от "Брэдли", дал задний ход, развернулся и исчез вдали. Ну что же, он всегда считал, что немецкие полицейские отличаются сообразительностью.
   Еще через пять минут "Брэдли" занял другую наблюдательную позицию. Лишь после этого первый берлинец, поразительно смелый доктор, вышел из двери своего дома и приблизился к штабному автомобилю. Оба сидевших в нем офицера были мертвы; их тела были разорваны на части снарядами автоматической пушки, хотя лица остались только забрызганными кровью. Грузовик являл собой еще более ужасное зрелище. Лишь один из находившихся в нем мог остаться в живых, но, когда доктор подошел к нему, было уже поздно. Немцу показалось странным, что все убитые одеты в мундиры русских офицеров. Не зная, что делать дальше, он вызвал полицию. Лишь позднее доктор понял, насколько превратно он истолковал события, происшедшие рядом с его домом.

* * *

   – Они совершенно правильно обратили внимание на инфракрасное излучение. Это была, наверно, очень мощная бомба, – заметил начальник научно-технического отдела. – А вот повреждения кажутся несколько странными, правда.., гм…
   – Что ты имеешь в виду, Тед? – спросил Райан.
   – Видишь ли, наземные разрушения должны быть более значительны, чем здесь.., должно быть, тени и отражения. – Он поднял голову. – Извини. Ударные волны не могут проходить сквозь предметы вроде холма, например. Здесь были, судя по всему, отражения и тени, вот и все. Вот эти дома не должны были уцелеть.
   – Я все еще не понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал Райан.
   – В подобных случаях всегда возможны аномалии. Я все объясню, после того как разберусь с этим, ладно? – спросил Тед Айрес.

* * *

   Уолтер Хоскинс сидел в своем кабинете, потому что не знал, что предпринять; к тому же как старшему из присутствующих ему приходилось отвечать на телефонные звонки. Ему нужно было всего лишь повернуться, чтобы увидеть развалины стадиона. Столб дыма поднимался всего в пяти милях от его окон, одно из которых треснуло. Что-то говорило ему, что нужно бы послать туда группу сотрудников, но у него не было на то указаний. Хоскинс повернул кресло, чтобы снова взглянуть в окно, продолжая удивляться, что стекло осталось почти целым. В конце концов, это был, должно быть, взрыв ядерной бомбы и всего в пяти милях. Остатки облака уже миновали первые предгорья Скалистых гор, все еще сохраняя форму, так что можно было сказать, что оно собой представляло, а позади него, подобно следу, двигалось еще одно черное облако – от пожаров в районе взрыва. Разрушения были, наверно.., недостаточно большими. Недостаточно большими? Какая безумная мысль. Поскольку делать все равно было нечего, Хоскинс поднял трубку телефона и набрал номер Вашингтона.
   – Соедините меня с Мюрреем.
   – Слушаю тебя, Уолт.
   – Скажи, ты очень занят?
   – Не слишком, по правде говоря. А как дела у тебя?
   – У нас отключены телевизионные станции и телефоны. Надеюсь, президент приедет сюда, когда мне придется объяснить все об этом происшествии судье.
   – Уолт, сейчас не время…
   – Но я позвонил тебе не поэтому.
   – Ну, что же ты хочешь сказать?
   – Я вижу из своего кабинета место взрыва, Дэн, – сказал Хоскинс почти мечтательно.
   – Насколько это ужасно?
   – Все, что мне видно отсюда, это дым, откровенно говоря. Грибовидное облако уже почти перелетело горы, оно оранжевое. Сейчас закат, и облако достаточно высоко, чтобы быть освещенным солнцем. Я вижу множество мелких пожаров. Они освещают дым в районе стадиона. Ты слушаешь меня, Дэн?
   – Слушаю, Уолт. – Видно, Хоскинс в глубоком шоке, подумал Дэн.
   – Здесь что-то странное.
   – Что именно?
   – Окна в моем кабинете остались целыми. Я нахожусь всего в пяти милях от места взрыва, и только одно из стекол треснуло. Странно, правда? – Хоскинс сделал паузу. – У меня здесь есть то, что тебе требовалось: фотографии и все остальное. – Хоскинс перебрал документы, что лежали в корзине для входящих материалов. – Марвин Расселл действительно выбрал трудный день для своей смерти. Во всяком случае здесь данные по паспортам, которые ты запрашивал. Это важно?
   – Может подождать.
   – Тогда хорошо. – Хоскинс положил трубку.

* * *

   – У Уолта что-что сдвинулось в голове, Пэт, – заметил Мюррей.
   – Ты винишь его в этом? – спросил О'Дэй.
   – Нет, – покачал головой Дэн.
   – Если положение ухудшится… – начал Пэт.
   – У тебя семья далеко от города?
   – Недостаточно далеко.
   – Пять миль, – тихо произнес Мюррей.
   – Что?
   – Уолт сказал, что его кабинет в пяти милях от места взрыва, он видит оттуда развалины стадиона. И у него даже не вышибло стекла.
   – Чепуха, – ответил О'Дэй. – Уолт действительно чокнулся. Пять миль – это меньше девяти тысяч ярдов.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – НОРАД сообщил, что тротиловый эквивалент бомбы измеряется сотнями килотонн. Взрыв такой мощности выбьет стекла на огромном расстоянии. Чтобы выдавить стекло, достаточно всего полфунта избыточного давления.
   – Откуда ты знаешь это?
   – Служил на военно-морском флоте – в разведке, неужели ты забыл? Однажды мне пришлось делать оценку, на каком расстоянии причинят разрушения русские ядерные боеприпасы. Бомба мощностью всего в сто килотонн на расстоянии девять тысяч ярдов не потопит корабль, но снесет все надстройки, сожжет краску и вызовет небольшие пожары. Взрыв такой мощности – это не шутка, приятель.
   – По-твоему, это крышка? Ни хрена не понимаю!
   – Должно быть, – размышлял вслух О'Дэй. – Да, обычные шторы загорятся, особенно если они темного цвета.
   – Даже если у Уолта произошел сдвиг в голове, то не настолько, чтобы он не обратил внимания на пожар в собственном кабинете…
   Мюррей поднял трубку телефона, соединяющего его с Лэнгли.
   – Слушаю, Дэн, что там у тебя? – спросил Джек в микрофон.
   – Как ты оцениваешь тротиловый эквивалент взрыва?
   – По сведениям НОРАД, от ста пятидесяти до двухсот килотонн, мощность крупной тактической боеголовки или небольшой стратегической, – ответил Райан. – Почему ты спрашиваешь меня?
   Начальник научно-технического отдела ЦРУ, сидящий у другого конца стола с разложенными перед ним фотографиями, поднял голову.
   – Я только что говорил с заместителем нашего старшего агента в Денвере. Из окна его кабинета открывается вид на стадион – расстояние до него пять миль. И в окнах треснуло всего лишь одно стекло.
   – Глупости, – заметил начальник НТО.
   – Почему ты так считаешь? – спросил Райан.
   – Пять миль – это восемь тысяч метров, – объяснил Тед Айрес. – Одного термического излучения достаточно, чтобы сжечь на таком расстоянии здание, а взрывная волна обязательно выбьет все стекла.
   Мюррей слышал это.
   – Совершенно верно – именно таково мнение моего сотрудника здесь, в Вашингтоне. Согласен, наш агент в Денвере, может, и пострадал от шока, но он должен заметить, если вспыхнет его письменный стол?
   – У нас есть сведения от людей с места взрыва? – повернулся к Айресу Джек.
   – Нет. Группа специалистов по изучению последствий ядерного взрыва отправилась туда. Но из фотографий можно почерпнуть немало полезного, Джек.
   – Дэн, ты можешь немедленно отправить кого-нибудь на место происшествия? – спросил Райан.
   – Сейчас выясню.

* * *

   – Хоскинс слушает.
   – Это Дэн Мюррей, Уолт. Пошли кого-нибудь как можно быстрей к стадиону. А сам оставайся на месте, чтобы играть роль координатора.
   – Ясно.
   Хоскинс отдал распоряжения. Его не покидала мысль, что он подвергает своих людей немалой опасности. Поскольку делать снова было нечего, он посмотрел на лежащее перед ним досье. Марвин Расселл, подумал он, еще один преступник, которого постигла глупая смерть. Торговцы наркотиками. Неужели они никогда не поумнеют?

* * *

   Роджер Дарлинг с облегчением вздохнул, когда Летающий командный пункт отсоединился от танкера. Переоборудованный "Боинг-747" летел плавно, словно стоял на земле, – но только не во время заправки, следуя за КС-10. Процесс наполнения топливных баков нравился лишь сыну Роджера. На борту самолета в помещении для совещаний находились бригадный генерал ВВС, капитан первого ранга из ВМФ, майор морской пехоты и еще четыре старших офицера. Все данные, поступающие к президенту, автоматически направлялись и в Летающий командный пункт, в том числе и распечатка сообщений с "горячей линии".
   – Понимаете, они говорят разумные вещи: но было бы очень полезно знать, о чем все они думают.
   – А вдруг это действительно было нападение русских? – спросил генерал.
   – Чего они хотели этим достичь?
   – Вы слышали переговоры между президентом и ЦРУ, сэр.
   – Да, но этот Райан прав, – сказал Дарлинг. – Происходящее совершенно бессмысленно.
   – Кто утверждает, что в мире господствует здравый смысл? Как объяснить стычки в Берлине и на Средиземном море?
   – Это силы, развернутые на передней линии. Мы объявляем боевую тревогу, и они делают то же. Войска находятся близко друг от друга, и у кого-то не выдерживают нервы. Вроде как с Гаврило Принципом, когда он застрелил эрцгерцога. Произошла случайность, а затем все вышло из-под контроля.
   – Именно для этого у нас и установлена "горячая линия", господин вице-президент.
   – Это верно, – согласился Дарлинг. – И пока она, по-видимому, оправдывает ожидания.

* * *

   Первые пятьдесят ярдов были пройдены легко, но потом продвигаться стало труднее, и наконец движение вперед стало невозможным. В распоряжении Кэллахана было пятьдесят пожарных, пытающихся пробиться к цели, и еще сотня обеспечивала поддержку. Подумав, он распорядился, чтобы на каждого мужчину и каждую женщину лился поток воды. По крайней мере, рассуждал он, струя воды смоет радиоактивную пыль или что там еще сыплется с неба после ядерного взрыва с его людей в систему городской канализации – если только раньше не замерзнет, разумеется. Шедшие впереди пожарные были покрыты льдом, образующим прозрачный слой на жаростойких костюмах.
   Самым большим препятствием были автомобили. Взрывной волной их разбросало подобно игрушкам, они лежали на боку или на крыше, из их баков вытекал бензин, который собирался в пылающие лужи, причем быстрее, чем успевал сгорать. Кэллахан приказал подогнать грузовик. Разбитые автомашины, к которым пожарные прикрепляли тросы, одну за другой растаскивали в стороны. Но это была ужасающе медленная работа. Одному Богу известно, когда так удастся достичь стадиона. А под его развалинами лежат люди. Кэллахан был уверен в этом. Он стоял, глядя на работу, в стороне от струй воды и чувствовал себя виноватым, потому что ему было теплее, чем пожарным. Услышав рев мощного дизельного мотора, он повернулся.
   – Привет. – Это был человек в форме полковника армии США. Над его левым карманом была надпись "Лайл". – Мне передали, что вам требуется мощное снаряжение.
   – А что у вас?
   – Три саперных танка М-728, уже на подходе. И кое-что еще.
   – А именно?
   – Сотня специальных защитных костюмов, специально приспособленных для защиты от химического оружия. Правда, они не идеальны, но все-таки лучше, чем то, что у вас. Да и в них теплее к тому же. Отзовите-ка своих людей и прикажите им переодеться. Грузовик со снаряжением стоит вон там. – И полковник показал рукой на военную машину.
   Кэллахан на мгновение заколебался, но затем решил, что не должен отказываться от такого предложения. Он скомандовал своим пожарным отойти и переодеться в военное снаряжение. Полковник Лайл сам выбрал для него защитный костюм.
   – Между прочим, это вы хорошо придумали – от водных струй образуется облако тумана, которое не дает подняться радиоактивной пыли. Итак, что вы нам поручите?
   – Отсюда не видно, но стадион неполностью разрушен. Мне кажется, внутри уцелело немало людей. Я должен выяснить это. Помогите пробиться через эти автомобили.
   – Конечно.
   Полковник поднес к губам микрофон своего радио и приказал первой машине двигаться вперед. М-728, увидел Кэллахан, представлял собой танк с закрепленным впереди отвальным ножом, А-образным подъемником и лебедкой сзади, позади башни, и даже странно выглядевшим короткоствольным орудием.
   – Только учтите, эта машина не будет слишком разборчива с автомобилями. Вас это не расстраивает?
   – К черту автомобили! Пусть берется за дело.
   – О'кей. – Лайл поднял интерфон на левой задней части танка.
   – Пробивайте дорогу, – приказал он.
   Водитель саперного танка дал газ, двигатель взревел как раз в тот момент, когда вернулся первый пожарный. Водитель изо всех сил старался избегать пожарные шланги, но все-таки перерезал восемь 2,5-дюймовых линий. Отвальный нож опустился на асфальт, и танк устремился в массу горящих автомобилей на скорости двадцать миль в час. Уже после первого прохода появился коридор около тридцати футов глубиной. Затем танк дал задний ход, отошел назад и принялся расширять коридор.
   – Господи, – заметил Кэллахан, – вам известно что-нибудь относительно радиоактивности?
   – Не слишком много. Перед тем как отправиться сюда, я говорил со специалистами из радиационной группы. Они должны прибыть с минуты на минуту. До тех пор… – Лайл пожал плечами. – Вы действительно считаете, что есть уцелевшие?
   – Часть стадиона осталась стоять. Я видел ее с вертолета.
   – Это точно?
   – Да, видел собственными глазами.
   – Но этого не может быть. НОРАД утверждает, что произошел ядерный взрыв большой мощности.
   – Что?! – крикнул Кэллахан, пытаясь перекричать грохот танка.
   – Бомба была очень большой мощности. От ее взрыва не должно было остаться даже автомобильной стоянки.
   – Вы хотите сказать, что это был маленький взрыв? – Кэллахан посмотрел на полковника, словно считая его сумасшедшим.
   – Разумеется, черт побери! – Лайл на мгновение задумался. – Если там остались живые люди… – Он подбежал к танку и схватил интерфон. Танк остановился.
   – В чем дело?!
   – Если кто-то остался в живых, мы можем раздавить их. Я сказал, чтобы он действовал поосторожнее. Черт побери, вы правы. А я подумал, что вы сошли с ума.
   – Что это значит? – крикнул Кэллахан, сделав знак, чтобы его пожарные поливали также и танк.
   – Там действительно могут остаться живые. Эта бомба оказалась куда менее мощной, чем мне сказали по телефону.

* * *

   – "Мэн", это Морской дьявол один-три, – вызвал подлодку самолет Р-ЗС "Орион". – Мы в сорока минутах от вас. В чем дело?
   – Повреждение винта и вала. Кроме того, где-то поблизости русская "Акула", последний пеленг был на юго-запад, расстояние пятьдесят тысяч ярдов, – ответил" Рикс.
   – Понял. Постараемся отогнать ее от вас. Как только прибудем на позицию, сейчас же сообщим. Конец связи.
   – Капитан, мы в состоянии развить скорость в три узла, давайте двинемся на север, уйдем от нее как можно дальше, – предложил Клаггетт.
   Рикс отрицательно покачал головой.
   – Нет, останемся на месте, будем соблюдать полную тишину.
   – Сэр, наш друг наверняка услышал шум от столкновения. Он знает, где мы, и направится к нам. Мы утратили лучшее гидролокационное устройство. Будет разумно постараться уйти с этого места.
   – Разумнее всего притаиться.
   – Давайте хотя бы выпустим ПИУ.
   – Мне это тоже кажется неплохой мыслью, – заметил командир торпедной части.
   – Согласен. Запрограммируйте его под наш звук, и пусть двигается курсом на юг.
   – Будет исполнено, сэр.
   Торпедная труба номер три "Мэна" была заряжена ПИУ – подводным имитирующим устройством. Представляя собой обычную торпеду, ПИУ несло акустический преобразователь, соединенный с шумовым генератором на том месте, где у торпеды находится боеголовка. ПИУ издавало шум подводной лодки класса "Огайо" и было спроектировано таким образом, что могло имитировать шум поврежденной субмарины. Поскольку повреждение гребного вала – одна из немногих причин, по которой "Огайо" может издавать шум, это было уже включено в программу. Офицер выбрал соответствующую магнитную запись, и спустя несколько минут ПИУ было выстрелено из торпедного аппарата. Оно устремилось на юг и, достигнув расстояния в две тысячи ярдов от подлодки, начало издавать шумы.

* * *

   Над Чарлстоном, штат Южная Каролина, небо очистилось от облаков. Осадки, выпавшие на Вирджинию и Мэриленд в виде снега, здесь превращались в снег с дождем. Вечернее солнце растопило его, и старинный город снова стал безукоризненно чистым. Адмирал, командующий Шестым соединением ракетоносцев, стоя на борту тендера, следил, как две его подводные лодки двигаются вниз по течению реки Купер к морю и безопасности. Но за подводными ракетоносцами следил не только он. В ста милях над ним пролетал советский разведывательный спутник, продолжая движение вдоль берега к Норфолку, где небо тоже становилось чистым. Полученные фотографии спутник передал на приемную антенну русского разведывательного центра, расположенного на западной оконечности Кубы. Оттуда через спутник связи их направили дальше. Большинство русских спутников пользуется высокими полярными орбитами, и потому мощный электромагнитный выброс на них никак не повлиял. Еще через несколько секунд фотографии оказались в Москве.
   – Ну, что у вас? – спросил министр обороны.
   – Получены снимки трех американских военно-морских баз. В Чарлстоне и Кингс-Бэе подводные ракетоносцы выходят в море.
   – Спасибо.
   Министр обороны положил трубку. Новая опасность. Он тут же сообщил об этом президенту Нармонову.
   – Что это значит?
   – Это значит, что передвижения американских вооруженных сил не носят чисто оборонительный характер. Некоторые из американских ракетоносцев вооружены баллистическими ракетами Трайдент D-5, обладающими способностью первого удара. Вы припоминаете, как настаивали американцы на том, чтобы заставить нас демонтировать наши СС-18?
   – Да, и они демонтируют у себя большое количество своих "Минетменов", – сказал Нармонов. – Что из этого следует?
   – Им просто не нужны ракеты наземного базирования для нанесения первого удара. Американцы могут осуществить его со своих подводных ракетоносцев. У нас нет такой возможности. Мы вынуждены полагаться для этой цели на межконтинентальные баллистические ракеты, размещенные в подземных шахтах.
   – А что происходит с нашими СС-18?
   – Даже сейчас, пока мы разговариваем с вами, с них снимают боеголовки, а если этот завод по демонтажу ядерных боеголовок заработает наконец нормально, мы будем точно соблюдать условия договора – мы соблюдаем их и сейчас, вот только проклятые американцы не хотят признать этого. – Министр обороны сделал паузу. Нармонов не понимал смысла того, о чем говорил министр. – Иными словами, пока мы ликвидировали часть наших самых точных ракет, американцы сохранили свои. Мы попали в невыгодное со стратегической точки зрения, положение.
   – Я не досыпаю, может, оттого у меня страдает мышление, – раздраженно произнес Нармонов, – но всего год назад вы сами одобрили текст договора. А теперь утверждаете, что он невыгоден для нас и потому опасен?
   Они все такие, подумал министр обороны. Никогда не прислушиваются к советам. Можно повторять одно и то же сто раз – и они все равно не слышат тебя!
   – Демонтаж такого большого количества ракет и боеголовок меняет соотношение сил…
   – Чепуха! Между нами по-прежнему сохраняется равновесие во всех отношениях! – возразил Нармонов.
   – Дело не в этом. Важным фактором является соотношение между количеством стартовых установок – и их относительной уязвимостью – и количеством боеголовок, находящихся в распоряжении обеих сторон. Мы все еще можем нанести первый удар и уничтожить американские стратегические ракеты наземного базирования своими ракетами наземного базирования. Именно поэтому они проявили такую готовность демонтировать половину своих. Но основная часть их боеголовок находится в море, и теперь, впервые за все время, ракеты морского базирования получили полную возможность нанесения сокрушительного первого удара.
   – Товарищ Куропаткин, вы слушаете нас? – спросил Нармонов. – Да, слушаю. Министр обороны прав. Дополнительным обстоятельством, если вы позволите мне заметить, является тот факт, что сокращение числа пусковых установок изменило общее соотношение между установками и боеголовками. Впервые за наше поколение появилась возможность поистине мощного первого удара – особенно если американцам удастся при первом ударе обезглавить наше правительство.
   – Это они могут осуществить с помощью истребителей "Стеле", размещенных в Германии, – добавил министр обороны.
   – Одну минуту. Вы хотите сказать, что Фаулер взорвал свой собственный город, чтобы получить предлог для нападения на нас? Разве это не безумие?
   Министр обороны заговорил четко и спокойно.
   – Не имеет значения, кто виновен в этом ядерном взрыве. Если Фаулер придет к выводу, что это наших рук дело, и решит действовать, у него есть такая возможность. Товарищ президент, вы должны понять следующее: с технической точки зрения наша страна находится на грани полного уничтожения. Меньше тридцати минут разделяет момент запуска американских ракет наземного базирования от их взрывов на территории нашей страны. Двадцать минут – для ракет морского базирования и всего два часа полета этих проклятых невидимых тактических бомбардировщиков, которые произведут самый выгодный первый удар. Все, что отделяет нас от полного уничтожения, – это психическое состояние президента Фаулера.
   – Понятно. – Советский президент задумался. Его взгляд остановился на дисплее, где отражалось положение сил в данный момент. Когда он наконец заговорил, в его голосе ощущался гнев, вызванный размером опасности.
   – Итак, что вы мне предлагаете? Напасть на американцев? На это я никогда не соглашусь.
   – Нет, разумеется, но было бы разумно объявить боевую готовность наших стратегических сил. Американцы заметят это, поймут, что теперь первый сокрушительный удар невозможен, и можно будет сохранять спокойствие до тех пор, пока не возобладает здравый смысл.
   – Товарищ Головко?
   Первый заместитель председателя КГБ почувствовал всю меру ответственности за свой ответ на этот вопрос.
   – Нам известно, что американцы объявили в своих стратегических силах боевую готовность. Не исключено, что, если мы сделаем то же самое, это будет истолковано как провокация.
   – А если мы не примем такие меры, то станем гораздо более уязвимой целью, – заметил министр обороны. Он был поразительно, нечеловечески спокоен, возможно, единственный из присутствующих сохранял самообладание. – Нам известно, что американский президент испытывает огромное напряжение, что у него погибло много тысяч граждан. Он может нанести удар, не думая о последствиях. Но если ему станет известно, что мы готовы ответить на его удар своим ударом, вероятность поспешных и необдуманных действий с его стороны будет намного меньше. Мы не можем позволить себе в такой момент выказать слабость. Слабость всегда побуждает к нападению.
   Нармонов обвел глазами собеседников, ожидая встретить возражения. Их не последовало.
   – Объявите боевую готовность. – Повернулся он к министру обороны.
   – У нас все еще нет информации из Денвера, – заметил Фаулер, потирая глаза.
   – На вашем месте я бы не рассчитывал на многое, – ответил генерал Борштейн.
   Командный пункт НОРАД был расположен буквально в середине горы. Входной туннель разделяли серии стальных дверей, способных противостоять взрывной волне. Помещения, расположенные внутри, могли выдержать удар любого оружия, нацеленного на командный пункт. Поглощающие удар пружины и подушки со сжатым воздухом изолировали людей и оборудование от гранитного пола. Стальные потолки предотвращали возможное падение скальных осколков при прямом попадании. Борштейн не надеялся уцелеть при нападении. Целый полк советских СС-18 М4 был нацелен на этот командный пункт. Вместо десяти или более многоцелевых самонаводящихся боеголовок советские ракеты этого полка несли только одну мощностью двадцать пять мегатонн, и единственным разумным назначением такой боеголовки было то, чтобы превратить гору Шайенн в озеро того же названия. Ничего не скажешь – приятно сознавать. По профессии Борштейн был летчиком-истребителем. Он начал летать на самолетах Ф-100, прозванных самими пилотами "гуннами", затем перешел на Ф-4, "Фантомы", и позже командовал эскадрильей истребителей Ф-15 в Европе. Он всегда был отличным тактиком: ручка управления и хвостовой руль, шарф и защитные очки, пинком проверял исправность шин, зажигал сигнальные огни и первым по приставной лестнице взлетал в кабину. При этой мысли Борштейн нахмурился. Даже он не был настолько стар, чтобы помнить те давно ушедшие дни. Он занимался противовоздушной обороной континента, его задачей было не позволить никому взорвать его страну. Но тут он потерпел неудачу. Расположенный неподалеку участок Америки оказался взорванным, причем вместе с его боссом, а Борштейн не знал, кто это сделал, как и почему. Он не привык к неудачам, но в данную минуту неудача смотрела прямо на него с огромного дисплея.