Клэнси Том. Все страхи мира

* * *

   Грузовик свернул с широкого шоссе ровно через тридцать восемь часов и сорок минут после выезда из Норфолка. На этот этап переезда не потребовалось особых усилий. А вот затем понадобилось пятнадцать минут и все искусство водителя, чтобы подать грузовик задним ходом к бетонной разгрузочной платформе перед амбаром. Теплое солнце растопило грунт, превратившийся в шестидюймовый слой грязи, и водитель никак не мог развернуться. Наконец, с третьей попытки, это ему удалось. Он выпрыгнул из кабины и подошел к платформе.
   – Как открывается эта штука? – спросил Расселл.
   – Сейчас покажу. – Водитель наклонился, счистил грязь с подметок и поднял запор на дверце контейнера. – Вам понадобится моя помощь?
   – Нет, сам справлюсь. Идите в дом, там приготовлен кофе.
   – Спасибо, сэр. С удовольствием выпью чашку.
   – Видите, все очень просто, – произнес Расселл, обращаясь к Куати. Они смотрели, как водитель уходит от амбара. Марвин открыл дверцы контейнера и увидел внутри большой ящик с надписью "Сони" на всех четырех сторонах, со стрелками, показывающими, где находится верх, и изображением бокала, чтобы дать понять, что внутри хрупкая аппаратура. Ящик тоже находился на деревянной платформе. Марвин убрал крепежные растяжки, удерживающие ящик на месте, и завел мотор автопогрузчика. Понадобилась всего минута, чтобы извлечь бомбу из контейнера в грузовике и поставить ее в амбар. Расселл выключил автопогрузчик, подошел к ящику и накрыл его брезентом. Когда водитель вернулся, контейнер снова был закрыт.
   – Ну что же, вы заработали премию, – сказал Марвин, передавая водителю пачку банкнот.
   Шофер быстро пересчитал ассигнации. Теперь ему нужно доставить контейнер обратно в Норфолк, но сначала он остановится в ближайшем мотеле и поспит часов восемь.
   – Приятно иметь с вами дело, сэр. Вы говорили, что спустя месяц у вас будет еще работа для меня?
   – Совершенно верно.
   – Меня можно найти по этому телефону. – Водитель передал свою визитную карточку.
   – Сейчас вы едете обратно?
   – Сначала отосплюсь. Только что слышал по радио, что надвигается снегопад. Говорят, сильный.
   – Ничего не поделаешь, такое время года.
   – Это точно. Желаю успеха, сэр.
   – Осторожнее на дороге. – Расселл пожал ему руку.
   . – Напрасно мы его отпустили, – заметил Госн, обращаясь к командиру по-арабски.
   – Нет, все в порядке. Единственным человеком, чье лицо он запомнил, был Марвин.
   – Да, это так.
   – Ты проверил, нет ли повреждений? – спросил Куати.
   – Сам ящик в полном порядке. Завтра я произведу более тщательный осмотр. По-моему, мы почти готовы.
   – Да.

* * *

   – Начать с хороших новостей или с плохих? – спросил Джек.
   – С хороших, – ответила Кэти.
   – Меня попросили уйти в отставку.
   – А плохие?
   – Видишь ли, с моей работы никогда не уходят по-настоящему. Меня просят время от времени возвращаться – вроде как для консультаций.
   – Тебе хочется этого?
   – Такая работа становится частью твоей плоти и крови, Кэти. Тебе бы хотелось уйти из Больницы Хопкинса и превратиться в доктора, сидящего в кабинете и прописывающего очки своим пациентам?
   – Сколько времени это потребует от тебя?
   – Дважды в год, думаю. Понадобится использовать те специальные знания, которые есть у меня одного. Никакой рутины.
   – Хорошо, я не возражаю и не собираюсь прекращать обучение молодых врачей. Когда это произойдет?
   – Мне нужно завершить две операции. Затем придется найти замену… – Может быть, Фоули? – подумал Джек. Но кто из них?

* * *

   – Мостик, гидроакустический пост.
   – Мостик слушает, – ответил штурман. – Сэр, у меня замечен возможный контакт на пеленге двести девяносто пять, едва слышный, но усиливается.
   – Спускаюсь. – До гидроакустического поста было всего пять ступенек. – Покажите.
   – Вот здесь, сэр. – Акустик показал на линию, еле видную на экране дисплея. Хотя она выглядела расплывчатой, на самом деле состояла из прерывистых желтых точек в специфической частотной амплитуде, и, поскольку временная шкала двигалась вверх, появлялось все больше точек, похожих друг на друга лишь тем, что они образовывали неясную и расплывчатую линию. Единственной переменой, происходящей с линией, было то, что она медленно меняла направление. – Пока я не могу сказать вам, что это.
   – Скажите тогда, чем это не может быть.
   – Это не может быть контактом с чем-то на поверхности, и я не думаю, что это случайный шум, сэр. – Старшина провел вдоль линии по экрану дисплея жировым карандашом, отмечая ее положение. – Примерно вот здесь мне пришло в голову, что это действительно может оказаться чем-то.
   – За чем еще вы следите?
   – "Сьерра-15" вот здесь – торговое судно, направляющееся на юго-восток и уходящее от нас, – это третий контакт в зоне схождения, за которым мы следили после начала последней вахты. Вот и все. Думаю, на поверхности большая волна, и рыбачьи суда не выходят так далеко.
   Лейтенант Питни постучал пальцем по экрану.
   – Пусть это будет "Сьерра-15". Я начну слежение. Каково состояние воды?
   – Каналы в глубине кажутся мне сегодня превосходными, сэр. Шум на поверхности затрудняет работу, правда. Следить за этим контактом будет нелегко.
   – Не спускайте с него глаз.
   – Слушаюсь, сэр. – Акустик снова повернулся к экрану. Лейтенант Джеф Питни вернулся в рубку управления, снял трубку телефона и нажал кнопку каюты шкипера.
   – Докладывает штурман, капитан. Обнаружен возможный акустический контакт на пеленге двести девяносто пять, еле слышный. Может быть, наш приятель вернулся, сэр… Так точно, сэр. – Питни положил трубку и включил систему оповещения. – Группам слежения и руководства огнем занять свои места.
   Через минуту появился капитан первого ранга Рикс в кроссовках и синем комбинезоне. Сначала он остановился, чтобы проверить курс, скорость и глубину. Затем прошел на гидроакустический пост.
   – Покажите.
   – Чертов сигнал только что снова исчез, капитан, – сконфуженно признался акустик. Он оторвал листок туалетной бумаги – рулон висел над каждым экраном, – стер предыдущую отметку и нанес другую. – Мне кажется, сэр, вот здесь что-то есть.
   – Надеюсь, вы не зря разбудили меня, – заметил Рикс. Лейтенант Питни видел, как переглянулись между собой два других акустика.
   – Сигнал возвращается, сэр. Знаете, если это "Акула", то на этой частоте должно быть увеличение шума…
   – По разведданным она только что вышла из ремонта и переоснастки. Иван научился, как делать свои лодки тише, – сказал Рикс.
   – Пожалуй.., небольшой снос на север, пеленг в данный момент двести девяносто семь. – Оба знали, что этот пеленг приблизителен и цифра может отличаться на десять градусов в ту или другую сторону. Даже с помощью исключительно дорогой аппаратуры, установленной на подлодке "Мэн", пеленг на очень отдаленную цель нельзя определить с большой точностью.
   – Кто еще может быть в этом районе? – спросил лейтенант Питни.
   – "Омаха" должна находиться где-то к югу от Кодьяка. Это не то направление, так что контакт не может быть "Омахой". Вы уверены, что это не контакт с надводным кораблем?
   – Совершенно уверен, капитан. Если бы это был дизель, я сразу узнал бы его, да и паровой двигатель несложно обнаружить. Нет вибрации от поверхностного шума, капитан. Контакт находится под поверхностью. Ничем другим это нельзя объяснить.
   – Питни, мы на курсе двести восемьдесят один?
   – Да, сэр.
   – Поверните налево – новый курс двести шестьдесят пять. Таким образом мы установим более надежную базовую линию для анализа перемещения цели и попытаемся определить расстояние перед тем, как начать сближение.
   Начать сближение, подумал лейтенант. Господи, но ракетоносцы не должны сближаться с противником! Тем не менее Питни отдал приказ, разумеется.
   – Где расположен слой?
   – На глубине сто пятьдесят футов, сэр. Судя по поверхностному шуму, волны достигают двадцати пяти футов, – добавил акустик.
   – Наверно, он остается на глубине, чтобы избежать болтанки.
   – Черт побери, опять потерял его.., увидим, что случится, когда хвост снова выпрямится…
   Рикс наклонил голову за пределы гидроакустического поста и произнес одно слово:
   – Кофе. – Ему даже в голову не пришло, что и акустики были бы не прочь выпить по чашке.
   Пришлось подождать еще минут пять, пока на экране снова не начали появляться точки – причем в том месте, где ожидалось.
   – О'кей, он снова на месте. По-моему, – добавил акустик. – Похоже, что теперь пеленг триста два градуса.
   Рикс подошел к прокладочному столику. Младший лейтенант Шоу вел расчеты вместе с главным старшиной.
   – Расстояние, должно быть, больше ста тысяч ярдов. Судя по смещению пеленга, полагаю, что у цели курс на северо-восток, скорость меньше десяти узлов. Да, свыше ста тысяч от нас. – Шоу и главный старшина пришли к выводу, что ими произведены хорошие расчеты, и достаточно быстро.
   Рикс молча кивнул и вернулся к акустику.
   – Сигнал становится более отчетливым, получаю данные на частоте пятидесяти герц. Мне кажется, это похоже на "Акулу".
   – У вас, наверно, очень хороший канал прослушивания.
   – Точно, капитан, очень хороший, и даже улучшается. Шторм изменит условия, когда волнение доберется до нашей глубины, сэр.
   Рикс снова прошел в рубку управления.
   – Что нового, мистер Шоу?
   – Оцениваем расстояние в сто пятнадцать тысяч ярдов, курс на северо-восток, скорость пять узлов, может быть, на один-два узла больше, сэр. Если его скорость заметно больше этой, то расстояние будет очень велико.
   – О'кей, штурман. Правый поворот, очень медленно на курс восемьдесят градусов.
   – Слушаюсь, сэр. Рулевой, положить руль направо пять градусов, новый курс восемьдесят градусов.
   – Руль положен направо пять градусов, сэр. Переходим на курс восемьдесят градусов.
   – Хорошо.
   Медленно, чтобы не слишком изгибать буксируемые пассивные датчики, подводный ракетоносец "Мэн" начал менять курс. Прошло три минуты, прежде чем подлодка вышла на новый курс, проделав маневр, еще никогда не осуществленный ни одним подводным ракетоносцем Военно-морского флота США. Вскоре после этого на мостике появился капитан третьего ранга Клаггетт.
   – Вы считаете, что он долго будет двигаться по этому курсу? – спросил он Рикса.
   – Как бы вы поступили сейчас на его месте?
   – Пожалуй, я стал бы двигаться лесенкой, – ответил Клаггетт, – перемещался бы к югу вместо севера, противоположно тому, как мы поступаем в Баренцевом море. Интервал между сменой курса будет определяться данными пассивных датчиков на его хвосте. Это – единственная достоверная информация, которую нам удастся получить. Однако в зависимости от того, как будет выглядеть этот маневр, нам следует вести себя крайне осторожно при преследовании его, правда?
   – Ну что ж, при любых обстоятельствах я не могу приближаться к нему на расстояние меньше тридцати тысяч ярдов. Так.., сократим дистанцию до пятидесяти тысяч, чтобы лучше прочувствовать его движения, а потом сблизимся, если позволит обстановка. Все время, пока он неподалеку, один из нас должен постоянно находиться в рубке управления.
   – Ясно, – кивнул Клаггетт. Он помолчал и затем продолжил:
   – Каким образом, черт побери, – помощник говорил очень тихо, – оперативное управление дало на это свое согласие?
   – Может быть, сейчас мир стал безопаснее?
   – Наверно, сэр.
   – Вам не нравится, что ракетоносцы могут действовать подобно ударным подлодкам?
   – По моему мнению, сэр, в оперативном управлении у кого-то заклинило шестеренки – или это, или они пытаются доказать кому-то, насколько гибкими могут быть наши действия.
   – А вам это не нравится?
   – Нет, не нравится, капитан. Я знаю, что мы способны на такое, но полагаю, что заниматься этим – не наше дело.
   – Об этом вы и говорили с Манкузо?
   – Что? – Клаггетт покачал головой. – Нет, сэр. Он действительно спросил меня об этом, и я сказал, что это нам по силам. Пока я не имею права на более определенный ответ.
   Тогда о чем вы беседовали? – хотел спросить Рикс. Он, конечно, не мог задать такого вопроса.

* * *

   Американцы глубоко разочаровали Олега Кирилловича Кадышева. Они завербовали его по той причине, что он мог предоставить им достоверную информацию о том, что происходит внутри советского правительства, и Кадышев снабжал их этими данными на протяжении нескольких лет. Он предвидел, что в стране будут осуществляться глубокие политические перемены, причем раньше других, потому что хорошо понимал Андрея Ильича Нармонова, знал, что он собой представляет. Или что он не представляет собой. Президент его страны обладал поразительными данными политика, смелостью льва и тактической гибкостью мангуста. Но у него не было плана действий. Нармонов не обладал даром предвидения, и в этом заключалась его слабость. Он разрушил старый политический порядок, уничтожил Варшавский пакт в результате бездействия, заявив всего лишь однажды, громко и отчетливо, что Советский Союз не будет нарушать политическую целостность других стран, причем сделал это, ясно понимая, что угроза применения силы его страной была единственным обстоятельством, сохраняющим существование марксизма. Коммунисты в странах Восточной Европы совершили невероятную глупость, полагая, что любовь и уважение их народов гарантируют им безопасность в одном из самых огромных и наименее постижимых актов безумия. Но по утонченной иронии судьбы Нармонов не сумел постичь, что то же самое произойдет и в его собственной стране, причем к этому добавилась еще одна, самая опасная, переменная.
   Советский народ – термин, не имеющий, разумеется, никакого смысла, – удерживала вместе только угроза силы. Одни лишь пушки Красной Армии гарантировали, что молдаване, латыши, таджики и все остальные народы будут следовать политике, Продиктованной из Москвы. Коммунистические руководители нравились им даже меньше, чем их предкам нравились русские цари. Поэтому, когда Нармонов лишил партию ее роли в руководстве государством, он одновременно расстался со своей способностью повелевать народом, причем заменить ее оказалось нечем. Плана – в стране, где План правил почти семьдесят лет, – больше просто не существовало. И потому, когда анархия стала замещать порядок, оказалось, что стремиться не к чему, нет цели, ради которой стоит работать, и не о чем мечтать. В результате происходящего блестящие политические маневры, осуществленные Нармоновым, не привели ни к какому результату. Кадышев понял это. Тогда почему этого не поняли американцы, сделавшие такую большую ставку на сохранение "своего человека" в Москве?
   Сорокашестилетний член парламента фыркнул при этой мысли. Ведь он был их человеком, правда? Он предупреждал американцев в течение многих лет, а они не слушали и вместо этого пользовались его информацией, чтобы оказать поддержку человеку, искусному в сфере политики, но лишенному дара предвидения, – а как может человек, полностью лишенный этого дара, вести свой народ?
   Американцы, не только глупые, но и слепые, были потрясены насилием в Грузии и в Балтийских государствах. Они даже не обратили внимания на зарождающуюся гражданскую войну, уже начавшуюся в южных республиках. Во время отступления из Афганистана бесследно исчезло полмиллиона разных единиц оружия. Это были главным образом винтовки и автоматы, но среди исчезнувшего оказались и танки! Советская Армия не знала, как справиться с такой ситуацией. Нармонов боролся с непрерывно возникающими проблемами изо дня в день подобно отчаявшемуся жонглеру, едва успевая подкидывать вверх падающие ему в руки шары, метался из одного места в другое. Неужели американцы не понимают, что наступит день, когда все шары попадают одновременно? Последствия были пугающими для всех. Нармонову был нужен дар предвидения, был нужен план, но именно этого ему недоставало.
   А вот Кадышев обладал таким даром, и в этом заключались все преимущества его плана. Союз должен быть разрушен. Мусульманские республики нужно отпустить на свободу, и пусть делают что хотят. Балтийские государства тоже пусть обретают свободу, вместе с Молдавией и Западной Украиной – восточную ее часть Кадышев рассчитывал сохранить. Кадышев надеялся отыскать способ защитить армян, чтобы их не вырезали местные мусульмане, и сохранить доступ к азербайджанской нефти, по крайней мере на такой срок, когда с помощью западных стран он сможет полностью использовать все ресурсы Сибири.
   Кадышев был русским. Это составляло часть его души. Россия являлась матерью Союза, и, как хорошая мать, она отпустит своих детей в окружающий их мир, когда наступит соответствующее время. Время наступило. В результате останется страна, протянувшаяся от Балтийского моря до Тихого океана, с почти однородным населением и колоссальными ресурсами, даже еще не разведанными и уж тем более не использованными. Россия могла и должна стать великой страной, могучей, как самые сильные державы мира, богатой историческими и культурными традициями, удивляющей мир научными достижениями. Таким было видение Кадышева. Ему хотелось встать во главе России и превратить ее в настоящую сверхдержаву, друга и соратника остальных стран европейского наследия. Ему предстояло ввести свою страну в сияние свободы и процветания. Если для этого требовалось избавиться от почти половины населения и отдать четверть территории – пусть будет так, это небольшая цена.
   Но американцы не хотели помочь этому. Почему – этого он не мог понять. Им нужно увидеть, что Нармонов ведет страну в тупик, по пути, который идет в никуда.., или, может быть, на край бездонной пропасти.
   Если американцы не хотят оказать помощь, то в его силах принудить их к этому. Именно по этой причине он и согласился на вербовку, которую осуществила Мэри Фоули.
   В Москве было еще раннее утро, но Кадышев был человеком, уже давно приучившим себя обходиться несколькими часами короткого сна. Он отпечатал свое сообщение на старой, тяжелой, но зато почти беззвучной пишущей машинке. Уже много раз он пользовался одной и той же лентой, так что установить, что было напечатано на ней, стало невозможно, а пачку бумаги он принес со склада, доступ к которому имели несколько сот человек. Подобно всем профессиональным игрокам, Кадышев был осторожным человеком. Закончив работу, он надел кожаные перчатки и стер с бумаги все случайные отпечатки пальцев, которые мог там оставить. Затем, не снимая перчаток, Кадышев сложил текст своего донесения и спрятал в карман пальто. Через два часа послание начнет свое путешествие. Меньше чем через двадцать часов оно попадет в нужные руки.

* * *

   Агент Спинакер мог не принимать таких мер предосторожности. КГБ получил приказ не беспокоить народных депутатов. Гардеробщица переложила письмо к себе в карман и вскоре передала его человеку, имени которого она не знала. Мужчина, выйдя из здания, поехал к себе на работу. Спустя еще два часа письмо оказалось в кармане уже другого мужчины, направляющегося в аэропорт. Там он поднялся в "Боинг-747", вылетающий в Нью-Йорк.

* * *

   – Куда отвезти вас теперь, доктор? – спросил шофер.
   – Поезжайте куда угодно.
   – Что?
   – Нам нужно поговорить, – ответил Каминский.
   – О чем?
   – Мне известно, что вы из КГБ, – заметил врач.
   – Доктор, – засмеялся шофер, – я водитель и работаю в посольстве.
   – Справка о состоянии вашего здоровья подписана доктором Федором Ильичом Григорьевым. Он служит в КГБ. Мы вместе кончали медицинский институт. Продолжать?
   – Вы сообщили кому-нибудь об этом?
   – Нет, конечно.
   Шофер вздохнул. Ничего не поделаешь.
   – О чем вы хотите поговорить со мной?
   – Вы из иностранного управления КГБ? Увернуться от такого вопроса невозможно.
   – Да. Надеюсь, у вас действительно важное дело.
   – Может быть. Мне нужно, чтобы кто-то прилетел из Москвы. У меня больной с очень необычной формой легочного заболевания.
   – А почему это должно интересовать Москву?
   – Похожее заболевание мне уже встречалось – это был рабочий из Белоярска. Там произошел несчастный случай. Меня пригласили в качестве консультанта.
   – Вот как? А что находится в Белоярске?
   – Там собирают атомное оружие. Водитель притормозил.
   – Вы это серьезно?
   – Не исключаю, что заболевание может иметь и другое происхождение, но мне необходимо провести специальные анализы. Если этот проект осуществляется в Сирии, нам откажут в помощи. Поэтому требуется специальное оборудование из Москвы.
   – Насколько это срочно?
   – Мой пациент никуда не денется, разве что в могилу. Боюсь, что его состояние безнадежно.
   – Мне придется поговорить с резидентом. Он вернется не раньше воскресенья.
   – Время терпит.

Глава 32
Завершение

   – Нужна моя помощь? – спросил Расселл.
   – Спасибо, Марвин, но я предпочел бы работать один, чтобы меня ничто не отвлекало, – ответил Госн.
   – Понимаю. Если понадоблюсь, крикни.
   Ибрагим надел свою самую теплую одежду и вышел на мороз. Падал густой снег. Он, разумеется, видел снег в Ливане, но там все было по-другому. Снегопад начался всего полчаса назад, а слой на земле был уже больше трех сантиметров. Северный ветер дул сильнее, чем ему приходилось испытывать раньше, и пронизал его до костей, пока он миновал метров шестьдесят до амбара. Видимость ограничивалась двумястами метрами. Госн слышал шум проносящихся автомобилей на ближнем шоссе, но не видел даже света фар. Он вошел в амбар через боковую дверь и уже успел пожалеть, что внутри амбара нет отопления. Затем он взял себя в руки, подумав, что подобные вещи не должны оказывать на него влияние.
   Картонный короб, скрывавший устройство от посторонних взглядов, не был закреплен, и он снял его очень легко. Под коробом находился металлический кожух; шкалы, циферблаты, клавиши делали его похожим на коммерческий видеомагнитофон. Замаскировать бомбу таким образом предложил Гюнтер Бок, и они купили наружный корпус видеомагнитофона как металлолом у сирийской телевизионной компании. Дверцы, встроенные в металлический корпус, почти идеально удовлетворяли требованиям Госна, а значительное пространство внутри позволило установить там на случай необходимости вакуум-насос. Госн сразу убедился, что он не потребуется. Прибор, составлявший часть корпуса бомбы, показал, что внутрь не просочилось и частицы воздуха. Это не было чем-то удивительным – Госн на самом деле был искусным сварщиком, как он и сказал покойному герру Фромму, – и тем не менее оказалось приятным. Затем он проверил батареи. Их было три, все новенькие, никель-кадмиевые, и все три, как это было видно на испытательном приборе, несли полный заряд. Часовой механизм находился рядом с батареями. Убедившись, что клеммы механизма отсоединены, Госн сверил время – часы были заранее установлены на местный часовой пояс – со своими часами и увидел, что одни из них – скорее всего его собственные – отстают на три секунды. Для целей операции это не имело значения. Три бокала, поставленные внутри ящика, чтобы убедиться, что с устройством во время транспортировки не обходились неосторожно, были невредимы. Как и надеялся Госн, при перевозке действительно принимались меры предосторожности.
   – Ты готов, дружище, – тихо произнес Госн. Он закрыл дверцу, предназначенную для осмотра устройства, убедился в том, что она надежно заперта, и поставил на прежнее место картонный короб. Затем, подув на замерзшие руки, он вернулся в дом.
   – Не повлияет ли на наши планы погода? – спросил Куати.
   – За этим снегопадом надвигается второй. Думаю, нам нужно отправляться завтра вечером, перед его началом. Второй снегопад не продлится долго, метеорологи говорят, что снега выпадет дюйма на два. Если мы отправимся после окончания первого снегопада, до начала второго дороги будут в порядке. Тогда мы разместимся в мотеле и будем ждать нужного часа.
   – Превосходно. А фургон?
   – Я займусь окраской сегодня, как только установлю обогреватели. Там работы всего на пару часов. Шаблоны у меня готовы, – сказал Расселл, допивая кофе. – Погрузим бомбу после того, как я закончу окраску, ладно?