Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- Следующая »
- Последняя >>
– Ну и?.. – подтолкнула его Эллиот.
– В его личной жизни есть сомнительные моменты. Наконец-то!
– Что именно?
– До прихода на работу в ЦРУ деятельностью Райана на фондовой бирже занималась Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям. Оказывается, небольшая фирма по программному обеспечению компьютеров должна была получить крупный контракт от Военно-морского флота. Райан прослышал об этом раньше всех и отхватил огромный куш. Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям узнала об этом – она расследовала степень участия в этом сотрудников самой фирмы – и занялась выяснением роли Райана. Ему удалось избежать наказания в результате юридической формальности.
– Объясните, будьте любезны.
– Для того чтобы защитить самих себя, представители фирмы организовали публикацию крохотной заметки в журнале, занимающемся вопросами оборонной промышленности. В статье не было даже и двух колонок, однако ее оказалось достаточно, чтобы показать, что сведения, на основании которых они и Райан загребли такие деньги, были доступны широкой общественности. В итоге сделку признали законной. Но еще интереснее то, как после поднявшегося шума поступил с полученными деньгами Райан. Он снял их со своего маклерского счета – сам счет передан сейчас по доверенности в распоряжение четырех разных брокеров. – Гудли опять сделал паузу. – Как вы думаете, насколько велико состояние Райана?
– Не имею представления.
– Свыше пятнадцати миллионов долларов. Из всех сотрудников ЦРУ он самый богатый, причем с ним никто даже сравниться не может. Впрочем, по моему мнению, его активы оценены слишком низко. Можно предположить, что его состояние ближе к двадцати миллионам, но он пользуется одним и тем же методом бухгалтерских расчетов с того времени, когда еще не был сотрудником ЦРУ. Да и кто может винить его за это? Трудно определить размеры "чистого" состояния, и эта цифра к тому же представляет собой нечто метафизическое, правда? Разные бухгалтеры ведут расчеты по-разному, и у них получаются неодинаковые результаты. Как бы то ни было, эти неожиданно свалившиеся на него деньги он положил на отдельный счет, а совсем недавно перевел их в попечительский фонд.
– Для того чтобы дать образование своим детям?
– Нет, – ответил Гудли. – Лица, получающие доход.., впрочем, сначала немного истории. Он использовал часть этих денег для строительства магазина товаров повседневного спроса – "7-Одиннадцать" – для вдовы и ее детей. Остальная сумма обращена в облигации казначейства и акции, гарантированные правительством. Цель этого фонда – дать образование ее детям.
– Кто она?
– Зовут ее Кэрол Циммер. Родилась в Лаосе, вдова сержанта ВВС, погибшего во время учений. Райан взял на себя заботу о его семье. Он даже однажды уехал из Лэнгли, чтобы присутствовать при рождении ее последнего ребенка – девочки, между прочим. Райан регулярно навещает семью, – закончил Гудли.
– Понятно. – Лиз Эллиот ничего не было понятно, но так принято говорить. – Есть какая-нибудь связь между ней и Райаном по профессиональной линии?
– Ничего определенного. Как я уже сказал, миссис Циммер родилась в Лаосе. Ее отец был одним из местных племенных вождей, которых ЦРУ поддерживало в их борьбе против Северного Вьетнама. Все его племя погибло. Я не сумел выяснить, как ей удалось спастись. Она вышла замуж за сержанта американских ВВС и переехала в Америку. Сержант погиб в результате несчастного случая, совсем недавно. В досье Райана не содержится ничего, что указывало бы на его предыдущие контакты с этой семьей. Возможна связь в Лаосе – через ЦРУ, – но в то время Райан еще не был на государственной службе, учился в колледже. Так что никакой связи мне установить не удалось. Просто в один прекрасный день, за несколько месяцев до последних президентских выборов, он основал фонд и начиная с этого дня регулярно, раз в неделю навещает семью. Да, еще одна интересная деталь.
– Какая же?
– Я воспользовался для этого перекрестной ссылкой. С этим магазином "7-Одиннадцать" были неприятности: какие-то местные хулиганы приставали к хозяйке, не давали ей работать спокойно. Старшим телохранителем Райана является сотрудник ЦРУ, некто Кларк. Раньше он занимался полевыми операциями, теперь в службе охраны. Мне не удалось раздобыть его досье, – объяснил Гудли. – Как бы то ни было, этот Кларк имел стычку с двумя парнями из местной банды. Один оказался в больнице. Я отыскал вырезку из газеты. Там было опубликовано короткое сообщение – выражалось беспокойство граждан. Кларк и еще один сотрудник ЦРУ – в газете указывалось, что это государственные служащие, никакого упоминания о ЦРУ – подверглись нападению четырех уличных хулиганов. Этот самый Кларк, по-видимому, мужик что надо. Главарь банды попал в больницу, как я уже говорил, со сломанным коленом. Еще один из банды потерял сознание от сильного удара, а двое остальных просто стояли и мочились в штаны. Местная полиция отнеслась к этому происшествию, как к уличному хулиганству, – ну, обычная проблема с молодыми бандитами. Обвинений не было предъявлено.
– Что еще вы знаете о Кларке?
– Я видел его несколько раз. Высокий, широкие плечи, далеко за сорок, спокойный – даже кажется застенчивым. Но его движения – вы знаете, как он двигается? Когда-то я занимался каратэ. Нашим инструктором был бывший офицер подразделения "зеленых беретов", ветеран войны во Вьетнаме. Так вот, он двигался подобно атлету: гибко, экономя силы, но главное у него – в глазах. Они постоянно смотрят по сторонам, никогда не останавливаются на чем-то. Достаточно одного взгляда, и он понимает, представляете вы угрозу или нет. – Гудли сделал паузу. И в это мгновение он понял, кто такой этот Кларк. Каков бы ни был Бен Гудли, назвать его дураком было нельзя. – Кларк – опасен.
– Что вы имеете в виду? – Лиз Эллиот не поняла, о чем говорит Гудли.
– Извините меня. Я узнал это от своего учителя каратэ в Кембридже. Дело в том, что по-настоящему опасные люди не выглядят опасными. Вы можете оказаться в одной комнате с ними и не обратить на них внимания. Моего учителя каратэ пытались ограбить на станции метро прямо в Гарварде. Он мигом уложил трех парней, залитых кровью, на асфальт. Оказалось, они приняли его за швейцара или дворника – он чернокожий, лет пятидесяти. Действительно, походит на швейцара, особенно по манере одеваться, и ничуть не кажется опасным. Вот и Кларк такой, походит на моего старого сэнсея… Это очень интересно, – продолжал Гудли. – В конце концов, он служит в охране, а офицеры охраны знают свое дело. Короче говоря, мне кажется, что эти хулиганы приставали к семье Циммеров. Райан узнал об этом, и его телохранители навели порядок. Полиция графства Арундель была этому только рада.
– Выводы?
– Райан сумел добиться значительных успехов, однако допустил и ряд крупных ошибок. Если говорить о нем в общих чертах, то он принадлежит к прошлому. Райан все еще считает, что холодная война продолжается. Он недоволен действиями администрации президента Фаулера – например, когда несколько дней назад вы не приняли участия в военной игре "Камелот". По его мнению, некоторые правительственные чиновники недостаточно серьезно относятся к выполнению своих обязанностей; он считает, что безответственно игнорировать участие в этих играх.
– Он так и сказал?
– Я цитирую его почти дословно. Когда он пришел и начал ругаться, я был в кабинете у Кабота. Эллиот покачала головой.
– Вот какие они, рыцари холодной войны. Если мы с президентом будем выполнять свои обязанности должным образом, в мире не будет кризисов, а потому незачем их решать. В этом все дело, не правда ли?
– До сих пор вы отлично справлялись со своей работой, – заметил Гудли.
Советник по национальной безопасности не обратила внимания на его слова, глядя в сделанные ею заметки.
Стены были возведены, их тщательно изолировали листами пластика. Система кондиционирования уже действовала, устраняя из помещения влагу и частицы пыли. Фромм занимался столами, предназначенными для размещения станков. Впрочем, слово "стол" ни о чем не говорило. Это были конструкции, способные выдержать нагрузку в несколько тонн. На каждой ножке размещались винтовые домкраты. Сейчас немецкий инженер выравнивал столы с помощью спиртовых уровней, встроенных в станины.
– Идеально, – заметил он после трех часов работы. Каждый из столов покоился на массивном железобетонном основании толщиной в метр. После того как поверхность стала строго горизонтальной, ножки закрепили болтами, так что каждая из них составила единое целое с грунтом.
– Неужели станки должны быть такими устойчивыми? – спросил Госн.
– Совсем наоборот, – покачал головой Фромм. – Элемент жесткости здесь отсутствует. Станки плавают на воздушных подушках.
– Но вы сказали, что каждый из них весит больше тонны? – выразил сомнение Куати.
– Использовать такую систему очень просто – вы же видели фотографии судов на воздушных подушках, а они весят по сотне тонн и больше. Станки должны быть установлены на воздушных подушках, чтобы избавиться от земной вибрации.
– Каковы пределы допусков, к которым вы стремитесь? – спросил Госн.
– Примерно такие же, как и для астрономического телескопа.
– Но первые атомные бомбы… Фромм перебил Госна:
– Американские атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, были изготовлены настолько примитивно, что их создателям должно быть сейчас стыдно. Эти бомбы растратили понапрасну почти всю взрывную силу – в особенности это относится к бомбе, уничтожившей Хиросиму. Сейчас никто не станет конструировать такое примитивное оружие – ведь вы не подумаете о том, чтобы готовить взрывное устройство с взрывателем из горящей пороховой трубки, правда?
Как бы то ни было, мы не можем использовать грубую конструкцию первых бомб, – продолжал Фромм. – Сразу после применения двух первых атомных бомб американские инженеры столкнулись с проблемой недостатка расщепляемых материалов. Эти несколько килограммов плутония, что имеются в нашем распоряжении, представляют собой самый дорогой материал в мире. Для получения расщепляемых материалов требуется завод стоимостью в миллиарды долларов. Затем следуют добавочные расходы на разделение изотопов – новый завод и еще миллиарды долларов. Одна Америка могла позволить себе затратить такие средства на осуществление первоначального проекта. Все ученые мира знали о ядерном распаде – это не было секретом, да и какие секреты могут быть в физике? – но только у Америки оказалось достаточно денег и ресурсов, чтобы предпринять такую попытку. А люди, – добавил Фромм, – какие у них были люди! Таким образом, первые бомбы – между прочим, их было три – были предназначены для использования всего расщепляемого материала, который имелся в распоряжении американцев, а поскольку главным критерием их оценки в то время считалась надежность, то эти бомбы были примитивными, но надежными и эффективными. А для доставки их к цели потребовались самые большие самолеты в мире.
Далее ., после победы во второй мировой войне конструирование и изготовление атомных бомб превратилось из проекта военного времени, осуществляемого в отчаянной спешке, в подлинно научную работу. Реактор в Ханфорде производил всего несколько десятых килограмма плутония в год, и американцам пришлось использовать расщепляемый материал с гораздо большей эффективностью. Бомба типа М-12 стала одной из первых атомных бомб усовершенствованной конструкции, а израильтяне еще улучшили ее. Эта бомба обладала взрывной мощью, в пять раз превышающей тротиловый эквивалент той, что уничтожила Хиросиму, причем ее критическая масса была в пять раз меньше – улучшение по эффективности в двадцать пять раз! А мы сумеем еще более усовершенствовать ее – почти в десять раз, на целый порядок.
А вот группа настоящих экспертов, имеющих в своем распоряжении самое современное оборудование, сумела бы еще больше увеличить ее взрывную мощь – скажем, раза в четыре. Современные боеголовки – самое элегантное, самое пленительное…
– Две мегатонны? – недоверчиво спросил Госн. Неужели такое возможно? – подумал он.
– Осуществить это здесь нам не удастся. – В голосе Фромма звучала грусть. – У нас недостаточно надежной информации. Физическая теория ясна и очевидна, но возникают технические проблемы и нет опубликованных материалов, которые помогли бы нам в их решении. Не забывайте, что даже сейчас проводятся испытания боеголовок, целью которых является сделать бомбы меньше и одновременно мощнее. В этой сфере, как и в любой другой, нужны эксперименты, а мы не можем экспериментировать. Кроме того, у нас нет ни времени, ни средств для подготовки квалифицированных техников, которые осуществили бы на практике разработанный проект. Я мог бы создать теоретический проект бомбы мощностью свыше мегатонны, однако, говоря по правде, у нее была бы всего пятидесятипроцентная вероятность успеха. Возможно, даже несколько выше, но приниматься за осуществление такой работы без необходимой программы экспериментов не имеет смысла.
– Что вы можете осуществить при имеющихся в вашем распоряжении возможностях? – спросил Куати.
– Я могу превратить эту бомбу в ядерное оружие с номинальной мощностью от четырехсот до пятисот килотонн. Ее объем будет примерно один кубический метр, а вес составит около пятисот килограммов. – Фромм сделал паузу, стараясь понять выражение лиц арабов. – Ее устройство не будет элегантным, да и размеры, а также вес излишне велики. В то же самое время это взрывное устройство будет очень мощным. – Разумеется, ее конструкция окажется намного более совершенной, чем удалось достичь американским или русским инженерам за первые пятнадцать лет ядерного века, подумал Фромм, так что это совсем неплохо.
– Сдерживание силой взрыва? – спросил Госн.
– Да, – кивнул Фромм. А ведь этот молодой араб очень умен, промелькнула у него мысль. – Для первых атомных бомб применялись массивные стальные оболочки. В нашей бомбе мы используем взрывчатые вещества – это увеличит ее размеры, но сделает вес намного меньше, причем эффективность не пострадает. В момент взрыва в массу будет осуществлено впрыскивание трития. Как и в первоначальной израильской конструкции, это приведет к возникновению большого количества нейтронов, что усилит протекающую реакцию; эта реакция в свою очередь введет дополнительные нейтроны в новый запас трития. Результатом этого станет термоядерная реакция. Расчеты показывали, что количество выделившейся энергии составит пятьдесят килотонн от первичного взрыва и четыреста – от вторичного.
– Сколько понадобится трития? – Хотя получить тритий в небольших количествах не составляет особого труда – он применяется при изготовлении часов и прицелов к огнестрельному оружию, правда, в микроскопических количествах, – Госну было известно, что достать больше десяти миллиграммов трития практически невозможно. В этом он сам недавно убедился. Именно тритий – тритий, а не плутоний, несмотря на заявление Фромма, – является самым дорогим материалом на планете, производимым в коммерческих объемах. Можно достать плутоний, но не тритий.
– У меня есть пятьдесят граммов, – самодовольно заявил Фромм. – Это намного больше, чем нам понадобится.
– Пятьдесят граммов! – воскликнул Госн изумленно. – Пятьдесят?
– В нашем реакторном комплексе производили специальные ядерные материалы для изготовления атомного оружия. Когда социалистическое правительство рухнуло, было принято решение передать полученный плутоний Советскому Союзу – верность делу социализма во всем мире. Понимаете? Однако Советы не оценили нашу щедрость. Они подняли такой шум… – Фромм затих и потом продолжил:
– Называли нас.., впрочем, как они называли нас, вы можете представить себе сами. Их реакция была настолько резкой и неожиданной, что я решил не посвящать русских в то, что мы занимались производством трития. Как вам известно, тритий очень дорого стоит на коммерческом рынке – вот я и сохранил его, что-то вроде страховки на черный день.
– Где?
– В подвале моего дома. Я спрятал тритий в водородно-никелевых батареях.
Куати это совсем не понравилось. Арабский предводитель был тяжело болен – немец сразу обратил на это внимание – и не мог скрыть свои чувства.
– Мне все равно придется вернуться в Германию за станками, – произнес Фромм.
– У вас есть станки?
– В пяти километрах от моего дома находится астрофизический институт имени Карла Маркса. Там мы должны были производить астрономические телескопы – как обычные, так и работающие в рентгеновском спектре. Увы, мы так и не успели приняться за работу. Подумать только, напрасно потрачена такая великолепная "крыша", а? В мастерской, прямо в еще не распакованных ящиках, находится шесть прецизионных пятиосевых станков – самых лучших, – заметил Фромм с волчьей улыбкой. – Производство американской компании "Цинциннати милакрон". Именно такие станки применяются на американских заводах по производству атомных бомб в Ок-Ридже, Рокки-Флэтс и Пантекс.
– Может быть, у вас есть и операторы для этих станков? – спросил Госн.
Мы готовили двадцать техников, шестнадцать мужчин и четырех женщин, все они выпускники университета… Нет, это слишком рискованно. К тому же не вызывается необходимостью. Станки настолько совершенны, что на них легко работать. Мы сами могли бы справиться, но на это уйдет слишком много времени. Любой квалифицированный оптик, умеющий обрабатывать линзы для очков, – даже опытный оружейный мастер, в конце концов, – может работать на этих станках. То, что пятьдесят лет назад было уделом лауреатов Нобелевской премии, теперь по плечу любому квалифицированному станочнику, – объяснил Фромм. – Такова природа технического прогресса, правда?
Потребовалось все искусство капитана первого ранга Дубинина, чтобы обнаружить ее, – если им это действительно удалось. Он пришел к выводу, что американский подводный ракетоносец направится к югу и что его скорость составит пять узлов. Дальше пришлось принимать во внимание соображения, связанные с состоянием окружающей среды. Следовало не отставать слишком далеко и не допускать, чтобы "Адмирал Лунин" оказался в зоне акустической сходимости. Зоны сходимости, ЗС, представляли собой кольцеобразные, в виде бублика, районы вокруг подлодки. Звук, направляющийся вниз от точки, расположенной в зоне сходимости – конвергенции, – преломляется в зависимости от давления и температуры воды, двигается вверх и вниз по отношению к поверхности по спирали через нерегулярные интервалы, которые в свою очередь тоже зависят от окружающей среды. Стараясь не попадать в эти районы – относительно того, где, по его мнению, находилась цель, – он мог уклониться от обнаружения. Для этого ему было нужно находиться в пределах расстояния прямой линии к цели в том районе, где звук распространяется от своего источника просто радиально. Чтобы решить эту задачу, Дубинину следовало занять позицию над слоем температурного скачка – по его мнению, американская подлодка будет находиться под термоклином – и опустить свои буксируемые пассивные датчики вниз. В результате звуки, издаваемые его двигателем, будут скорее всего отражаться от слоя и американская подлодка их не услышит.
Дубинин сознавал слабые стороны своей тактики. Американская субмарина издавала меньше шума, и у нее было более качественное гидролокационное оборудование, а также отличные акустики. Старший лейтенант Евгений Николаевич Рыков был очень многообещающим молодым офицером, но он являлся единственным специалистом-акустиком, который мог соперничать с американскими операторами, и уже не покидал гидролокационную рубку почти сутки. Единственное преимущество Дубинина заключалось в нем самом. Он был превосходным командиром, отлично разбирался в тактике и знал это. А вот капитан американской подлодки во многом уступал ему и не знал этого. У Дубинина была еще одна трудность. Оставаясь над термоклином, его подводная лодка могла быть легко обнаружена противолодочным патрульным самолетом, но Дубинин был готов на этот риск. Перед ним в пределах досягаемости была награда, причем такая, какой не удавалось достичь ни одному командиру русской подлодки.
Капитан первого ранга и старший лейтенант смотрели не отрываясь на "водопадный" дисплей, наблюдая не движущееся изображение стробоскопа, а искаженную, едва заметную вертикальную линию, не такую яркую, как следовало ожидать. Американский ракетоносец класса "Огайо" двигался с меньшим шумом, чем фоновые звуки океана, и сейчас два русских подводника думали о том, что окружающая среда каким-то образом демонстрировала акустическую тень этого самого совершенного ракетоносца. Вполне вероятно, однако, мелькнула мысль у Дубинина, что из-за крайней усталости перед ними появлялись галлюцинации.
– Нам нужен какой-то звук, – произнес Рыков, протягивая руку за стаканом чая. – Чтобы кто-нибудь уронил гаечный ключ, хлопнул люком.., допустил ошибку…
Я мог бы послать в его сторону активный сигнал гидролокатора.., нырнуть под слой термоклина и бросить в него звуковой сигнал, получить отраженный и, таким образом, все выяснить… Нет! Дубинин отвернулся в сторону и едва не выругался в минуту слабости. Терпение, Валентин! Они терпеливы, а тебе нужно быть еще терпеливее.
– Евгений Николаевич, ты выглядишь усталым.
– Отдохну в Петропавловске, капитан. Буду спать целую неделю, встречусь с женой – нет, пожалуй, всю неделю спать не буду. – На лице лейтенанта появилась измученная улыбка, освещенная желтым отблеском экрана. – Но мне не хочется отказываться от такой редкой возможности!
– Нельзя рассчитывать на случайные звуки.
– Знаю, капитан. Эти проклятые американские экипажи… Я знаю, что он – "Огайо"! Кто еще может оказаться здесь?
– Воображение, Евгений, стремление принимать желаемое за действительное.
Лейтенант Рыков отвернулся.
– Не верю, что мой капитан сомневается в этом.
– Думаю, что мой лейтенант прав. – Вот это игра, подумал Дубинин. Подлодка против подлодки, ум одного командира против ума другого. Трехмерные шахматы, в которые играют в постоянно меняющемся физическом окружении. И американцы – мастера этой игры. Дубинин понимал это. Еще бы – у них превосходное оборудование, отличные экипажи, блестящая подготовка. Разумеется, американцам это тоже известно, и два поколения превосходства повлекли за собой скорее высокомерие, чем стремление к постоянному совершенствованию.., может быть, не у всех, но у некоторых это точно. Хороший командир подводного ракетоносца поступил бы по-другому… Если бы у меня была такая подлодка, подумал Дубинин, никто в мире не сумел бы меня найти!
– Еще двенадцать часов, затем прерываем контакт и идем на базу.
– Жаль, – произнес Рыков, хотя его точка зрения была иной. Шести недель в море для него было достаточно.
– Есть глубина шестьдесят футов, шесть-ноль, – повторил офицер контроля глубины. – Рули глубины вверх десять градусов.
Только что начались учения по запуску ракетных снарядов. Они проводились регулярно, чаще других, и задачей было не только проверить боевую выучку команды, но и напомнить всем об их главном назначении в случае войны – запуске двадцати четырех баллистических ракет "Трайдент-II D-5", каждая из которых несла десять многоцелевых боеголовок независимого наведения Марк-5. В свою очередь каждая из десяти боеголовок имела тротиловый эквивалент в 400 килотонн. В общей сложности на борту подводного ракетоносца находилось двести сорок ядерных боеголовок общей мощностью 96 мегатонн. Однако на деле все обстояло намного сложнее, поскольку полет ядерных ракет основывался на взаимосвязанной логике нескольких законов физики. Небольшие по своей взрывной мощи боеголовки были более эффективны, чем крупные. Но самым важным было то, что боеголовки независимого наведения Марк-5 обладали достоверной точностью попадания в цель ±50 метров вероятной круговой ошибки, что на языке, доступном для нормальных людей, означает следующее: пролетев больше четырех тысяч морских миль после запуска, половина боеголовок отклонится от цели не больше чем на 164,041 фута, а почти все остальные лягут в радиусе, не превышающем 300 футов. Величина "промаха" была намного меньше кратера, образующегося при разрыве ядерной боеголовки, и в результате баллистические ракеты D-5 были первыми ракетами, запускаемыми с моря и обладающими способностью подавления ракет противника. Они были предназначены для нанесения первого упреждающего удара. Принимая в расчет обычную систему двух боеголовок на одну цель, ракетоносец "Мэн" мог ликвидировать 120 советских ракет и/или бункеров управления, то есть примерно 10% от общего количества межконтинентальных баллистических ракет в СССР, которые тоже имели своим назначением нанесение упреждающего удара.
В центре управления запуском ракет, ЦУР, расположенном ближе к корме от огромного ракетного отсека, главстаршина включил контрольную панель. Все 24 "птицы" были проверены и готовы к запуску. Бортовая навигационная система снабжала данными систему наведения каждой ракеты. Через несколько минут в нее будут введены поправки по информации, полученной от орбитальных навигационных спутников. Чтобы попасть точно в цель, ракете необходимо знать не только точные координаты цели, но и координаты места своего запуска. НАВСТАР – глобальная орбитальная система определения координат – могла определить их с точностью меньше пяти метров. Главный старшина следил за тем, как менялись огоньки на панели, по мере того как компьютеры запрашивали свои ракеты, сообщавшие им о готовности.
– В его личной жизни есть сомнительные моменты. Наконец-то!
– Что именно?
– До прихода на работу в ЦРУ деятельностью Райана на фондовой бирже занималась Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям. Оказывается, небольшая фирма по программному обеспечению компьютеров должна была получить крупный контракт от Военно-морского флота. Райан прослышал об этом раньше всех и отхватил огромный куш. Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям узнала об этом – она расследовала степень участия в этом сотрудников самой фирмы – и занялась выяснением роли Райана. Ему удалось избежать наказания в результате юридической формальности.
– Объясните, будьте любезны.
– Для того чтобы защитить самих себя, представители фирмы организовали публикацию крохотной заметки в журнале, занимающемся вопросами оборонной промышленности. В статье не было даже и двух колонок, однако ее оказалось достаточно, чтобы показать, что сведения, на основании которых они и Райан загребли такие деньги, были доступны широкой общественности. В итоге сделку признали законной. Но еще интереснее то, как после поднявшегося шума поступил с полученными деньгами Райан. Он снял их со своего маклерского счета – сам счет передан сейчас по доверенности в распоряжение четырех разных брокеров. – Гудли опять сделал паузу. – Как вы думаете, насколько велико состояние Райана?
– Не имею представления.
– Свыше пятнадцати миллионов долларов. Из всех сотрудников ЦРУ он самый богатый, причем с ним никто даже сравниться не может. Впрочем, по моему мнению, его активы оценены слишком низко. Можно предположить, что его состояние ближе к двадцати миллионам, но он пользуется одним и тем же методом бухгалтерских расчетов с того времени, когда еще не был сотрудником ЦРУ. Да и кто может винить его за это? Трудно определить размеры "чистого" состояния, и эта цифра к тому же представляет собой нечто метафизическое, правда? Разные бухгалтеры ведут расчеты по-разному, и у них получаются неодинаковые результаты. Как бы то ни было, эти неожиданно свалившиеся на него деньги он положил на отдельный счет, а совсем недавно перевел их в попечительский фонд.
– Для того чтобы дать образование своим детям?
– Нет, – ответил Гудли. – Лица, получающие доход.., впрочем, сначала немного истории. Он использовал часть этих денег для строительства магазина товаров повседневного спроса – "7-Одиннадцать" – для вдовы и ее детей. Остальная сумма обращена в облигации казначейства и акции, гарантированные правительством. Цель этого фонда – дать образование ее детям.
– Кто она?
– Зовут ее Кэрол Циммер. Родилась в Лаосе, вдова сержанта ВВС, погибшего во время учений. Райан взял на себя заботу о его семье. Он даже однажды уехал из Лэнгли, чтобы присутствовать при рождении ее последнего ребенка – девочки, между прочим. Райан регулярно навещает семью, – закончил Гудли.
– Понятно. – Лиз Эллиот ничего не было понятно, но так принято говорить. – Есть какая-нибудь связь между ней и Райаном по профессиональной линии?
– Ничего определенного. Как я уже сказал, миссис Циммер родилась в Лаосе. Ее отец был одним из местных племенных вождей, которых ЦРУ поддерживало в их борьбе против Северного Вьетнама. Все его племя погибло. Я не сумел выяснить, как ей удалось спастись. Она вышла замуж за сержанта американских ВВС и переехала в Америку. Сержант погиб в результате несчастного случая, совсем недавно. В досье Райана не содержится ничего, что указывало бы на его предыдущие контакты с этой семьей. Возможна связь в Лаосе – через ЦРУ, – но в то время Райан еще не был на государственной службе, учился в колледже. Так что никакой связи мне установить не удалось. Просто в один прекрасный день, за несколько месяцев до последних президентских выборов, он основал фонд и начиная с этого дня регулярно, раз в неделю навещает семью. Да, еще одна интересная деталь.
– Какая же?
– Я воспользовался для этого перекрестной ссылкой. С этим магазином "7-Одиннадцать" были неприятности: какие-то местные хулиганы приставали к хозяйке, не давали ей работать спокойно. Старшим телохранителем Райана является сотрудник ЦРУ, некто Кларк. Раньше он занимался полевыми операциями, теперь в службе охраны. Мне не удалось раздобыть его досье, – объяснил Гудли. – Как бы то ни было, этот Кларк имел стычку с двумя парнями из местной банды. Один оказался в больнице. Я отыскал вырезку из газеты. Там было опубликовано короткое сообщение – выражалось беспокойство граждан. Кларк и еще один сотрудник ЦРУ – в газете указывалось, что это государственные служащие, никакого упоминания о ЦРУ – подверглись нападению четырех уличных хулиганов. Этот самый Кларк, по-видимому, мужик что надо. Главарь банды попал в больницу, как я уже говорил, со сломанным коленом. Еще один из банды потерял сознание от сильного удара, а двое остальных просто стояли и мочились в штаны. Местная полиция отнеслась к этому происшествию, как к уличному хулиганству, – ну, обычная проблема с молодыми бандитами. Обвинений не было предъявлено.
– Что еще вы знаете о Кларке?
– Я видел его несколько раз. Высокий, широкие плечи, далеко за сорок, спокойный – даже кажется застенчивым. Но его движения – вы знаете, как он двигается? Когда-то я занимался каратэ. Нашим инструктором был бывший офицер подразделения "зеленых беретов", ветеран войны во Вьетнаме. Так вот, он двигался подобно атлету: гибко, экономя силы, но главное у него – в глазах. Они постоянно смотрят по сторонам, никогда не останавливаются на чем-то. Достаточно одного взгляда, и он понимает, представляете вы угрозу или нет. – Гудли сделал паузу. И в это мгновение он понял, кто такой этот Кларк. Каков бы ни был Бен Гудли, назвать его дураком было нельзя. – Кларк – опасен.
– Что вы имеете в виду? – Лиз Эллиот не поняла, о чем говорит Гудли.
– Извините меня. Я узнал это от своего учителя каратэ в Кембридже. Дело в том, что по-настоящему опасные люди не выглядят опасными. Вы можете оказаться в одной комнате с ними и не обратить на них внимания. Моего учителя каратэ пытались ограбить на станции метро прямо в Гарварде. Он мигом уложил трех парней, залитых кровью, на асфальт. Оказалось, они приняли его за швейцара или дворника – он чернокожий, лет пятидесяти. Действительно, походит на швейцара, особенно по манере одеваться, и ничуть не кажется опасным. Вот и Кларк такой, походит на моего старого сэнсея… Это очень интересно, – продолжал Гудли. – В конце концов, он служит в охране, а офицеры охраны знают свое дело. Короче говоря, мне кажется, что эти хулиганы приставали к семье Циммеров. Райан узнал об этом, и его телохранители навели порядок. Полиция графства Арундель была этому только рада.
– Выводы?
– Райан сумел добиться значительных успехов, однако допустил и ряд крупных ошибок. Если говорить о нем в общих чертах, то он принадлежит к прошлому. Райан все еще считает, что холодная война продолжается. Он недоволен действиями администрации президента Фаулера – например, когда несколько дней назад вы не приняли участия в военной игре "Камелот". По его мнению, некоторые правительственные чиновники недостаточно серьезно относятся к выполнению своих обязанностей; он считает, что безответственно игнорировать участие в этих играх.
– Он так и сказал?
– Я цитирую его почти дословно. Когда он пришел и начал ругаться, я был в кабинете у Кабота. Эллиот покачала головой.
– Вот какие они, рыцари холодной войны. Если мы с президентом будем выполнять свои обязанности должным образом, в мире не будет кризисов, а потому незачем их решать. В этом все дело, не правда ли?
– До сих пор вы отлично справлялись со своей работой, – заметил Гудли.
Советник по национальной безопасности не обратила внимания на его слова, глядя в сделанные ею заметки.
Стены были возведены, их тщательно изолировали листами пластика. Система кондиционирования уже действовала, устраняя из помещения влагу и частицы пыли. Фромм занимался столами, предназначенными для размещения станков. Впрочем, слово "стол" ни о чем не говорило. Это были конструкции, способные выдержать нагрузку в несколько тонн. На каждой ножке размещались винтовые домкраты. Сейчас немецкий инженер выравнивал столы с помощью спиртовых уровней, встроенных в станины.
– Идеально, – заметил он после трех часов работы. Каждый из столов покоился на массивном железобетонном основании толщиной в метр. После того как поверхность стала строго горизонтальной, ножки закрепили болтами, так что каждая из них составила единое целое с грунтом.
– Неужели станки должны быть такими устойчивыми? – спросил Госн.
– Совсем наоборот, – покачал головой Фромм. – Элемент жесткости здесь отсутствует. Станки плавают на воздушных подушках.
– Но вы сказали, что каждый из них весит больше тонны? – выразил сомнение Куати.
– Использовать такую систему очень просто – вы же видели фотографии судов на воздушных подушках, а они весят по сотне тонн и больше. Станки должны быть установлены на воздушных подушках, чтобы избавиться от земной вибрации.
– Каковы пределы допусков, к которым вы стремитесь? – спросил Госн.
– Примерно такие же, как и для астрономического телескопа.
– Но первые атомные бомбы… Фромм перебил Госна:
– Американские атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, были изготовлены настолько примитивно, что их создателям должно быть сейчас стыдно. Эти бомбы растратили понапрасну почти всю взрывную силу – в особенности это относится к бомбе, уничтожившей Хиросиму. Сейчас никто не станет конструировать такое примитивное оружие – ведь вы не подумаете о том, чтобы готовить взрывное устройство с взрывателем из горящей пороховой трубки, правда?
Как бы то ни было, мы не можем использовать грубую конструкцию первых бомб, – продолжал Фромм. – Сразу после применения двух первых атомных бомб американские инженеры столкнулись с проблемой недостатка расщепляемых материалов. Эти несколько килограммов плутония, что имеются в нашем распоряжении, представляют собой самый дорогой материал в мире. Для получения расщепляемых материалов требуется завод стоимостью в миллиарды долларов. Затем следуют добавочные расходы на разделение изотопов – новый завод и еще миллиарды долларов. Одна Америка могла позволить себе затратить такие средства на осуществление первоначального проекта. Все ученые мира знали о ядерном распаде – это не было секретом, да и какие секреты могут быть в физике? – но только у Америки оказалось достаточно денег и ресурсов, чтобы предпринять такую попытку. А люди, – добавил Фромм, – какие у них были люди! Таким образом, первые бомбы – между прочим, их было три – были предназначены для использования всего расщепляемого материала, который имелся в распоряжении американцев, а поскольку главным критерием их оценки в то время считалась надежность, то эти бомбы были примитивными, но надежными и эффективными. А для доставки их к цели потребовались самые большие самолеты в мире.
Далее ., после победы во второй мировой войне конструирование и изготовление атомных бомб превратилось из проекта военного времени, осуществляемого в отчаянной спешке, в подлинно научную работу. Реактор в Ханфорде производил всего несколько десятых килограмма плутония в год, и американцам пришлось использовать расщепляемый материал с гораздо большей эффективностью. Бомба типа М-12 стала одной из первых атомных бомб усовершенствованной конструкции, а израильтяне еще улучшили ее. Эта бомба обладала взрывной мощью, в пять раз превышающей тротиловый эквивалент той, что уничтожила Хиросиму, причем ее критическая масса была в пять раз меньше – улучшение по эффективности в двадцать пять раз! А мы сумеем еще более усовершенствовать ее – почти в десять раз, на целый порядок.
А вот группа настоящих экспертов, имеющих в своем распоряжении самое современное оборудование, сумела бы еще больше увеличить ее взрывную мощь – скажем, раза в четыре. Современные боеголовки – самое элегантное, самое пленительное…
– Две мегатонны? – недоверчиво спросил Госн. Неужели такое возможно? – подумал он.
– Осуществить это здесь нам не удастся. – В голосе Фромма звучала грусть. – У нас недостаточно надежной информации. Физическая теория ясна и очевидна, но возникают технические проблемы и нет опубликованных материалов, которые помогли бы нам в их решении. Не забывайте, что даже сейчас проводятся испытания боеголовок, целью которых является сделать бомбы меньше и одновременно мощнее. В этой сфере, как и в любой другой, нужны эксперименты, а мы не можем экспериментировать. Кроме того, у нас нет ни времени, ни средств для подготовки квалифицированных техников, которые осуществили бы на практике разработанный проект. Я мог бы создать теоретический проект бомбы мощностью свыше мегатонны, однако, говоря по правде, у нее была бы всего пятидесятипроцентная вероятность успеха. Возможно, даже несколько выше, но приниматься за осуществление такой работы без необходимой программы экспериментов не имеет смысла.
– Что вы можете осуществить при имеющихся в вашем распоряжении возможностях? – спросил Куати.
– Я могу превратить эту бомбу в ядерное оружие с номинальной мощностью от четырехсот до пятисот килотонн. Ее объем будет примерно один кубический метр, а вес составит около пятисот килограммов. – Фромм сделал паузу, стараясь понять выражение лиц арабов. – Ее устройство не будет элегантным, да и размеры, а также вес излишне велики. В то же самое время это взрывное устройство будет очень мощным. – Разумеется, ее конструкция окажется намного более совершенной, чем удалось достичь американским или русским инженерам за первые пятнадцать лет ядерного века, подумал Фромм, так что это совсем неплохо.
– Сдерживание силой взрыва? – спросил Госн.
– Да, – кивнул Фромм. А ведь этот молодой араб очень умен, промелькнула у него мысль. – Для первых атомных бомб применялись массивные стальные оболочки. В нашей бомбе мы используем взрывчатые вещества – это увеличит ее размеры, но сделает вес намного меньше, причем эффективность не пострадает. В момент взрыва в массу будет осуществлено впрыскивание трития. Как и в первоначальной израильской конструкции, это приведет к возникновению большого количества нейтронов, что усилит протекающую реакцию; эта реакция в свою очередь введет дополнительные нейтроны в новый запас трития. Результатом этого станет термоядерная реакция. Расчеты показывали, что количество выделившейся энергии составит пятьдесят килотонн от первичного взрыва и четыреста – от вторичного.
– Сколько понадобится трития? – Хотя получить тритий в небольших количествах не составляет особого труда – он применяется при изготовлении часов и прицелов к огнестрельному оружию, правда, в микроскопических количествах, – Госну было известно, что достать больше десяти миллиграммов трития практически невозможно. В этом он сам недавно убедился. Именно тритий – тритий, а не плутоний, несмотря на заявление Фромма, – является самым дорогим материалом на планете, производимым в коммерческих объемах. Можно достать плутоний, но не тритий.
– У меня есть пятьдесят граммов, – самодовольно заявил Фромм. – Это намного больше, чем нам понадобится.
– Пятьдесят граммов! – воскликнул Госн изумленно. – Пятьдесят?
– В нашем реакторном комплексе производили специальные ядерные материалы для изготовления атомного оружия. Когда социалистическое правительство рухнуло, было принято решение передать полученный плутоний Советскому Союзу – верность делу социализма во всем мире. Понимаете? Однако Советы не оценили нашу щедрость. Они подняли такой шум… – Фромм затих и потом продолжил:
– Называли нас.., впрочем, как они называли нас, вы можете представить себе сами. Их реакция была настолько резкой и неожиданной, что я решил не посвящать русских в то, что мы занимались производством трития. Как вам известно, тритий очень дорого стоит на коммерческом рынке – вот я и сохранил его, что-то вроде страховки на черный день.
– Где?
– В подвале моего дома. Я спрятал тритий в водородно-никелевых батареях.
Куати это совсем не понравилось. Арабский предводитель был тяжело болен – немец сразу обратил на это внимание – и не мог скрыть свои чувства.
– Мне все равно придется вернуться в Германию за станками, – произнес Фромм.
– У вас есть станки?
– В пяти километрах от моего дома находится астрофизический институт имени Карла Маркса. Там мы должны были производить астрономические телескопы – как обычные, так и работающие в рентгеновском спектре. Увы, мы так и не успели приняться за работу. Подумать только, напрасно потрачена такая великолепная "крыша", а? В мастерской, прямо в еще не распакованных ящиках, находится шесть прецизионных пятиосевых станков – самых лучших, – заметил Фромм с волчьей улыбкой. – Производство американской компании "Цинциннати милакрон". Именно такие станки применяются на американских заводах по производству атомных бомб в Ок-Ридже, Рокки-Флэтс и Пантекс.
– Может быть, у вас есть и операторы для этих станков? – спросил Госн.
Мы готовили двадцать техников, шестнадцать мужчин и четырех женщин, все они выпускники университета… Нет, это слишком рискованно. К тому же не вызывается необходимостью. Станки настолько совершенны, что на них легко работать. Мы сами могли бы справиться, но на это уйдет слишком много времени. Любой квалифицированный оптик, умеющий обрабатывать линзы для очков, – даже опытный оружейный мастер, в конце концов, – может работать на этих станках. То, что пятьдесят лет назад было уделом лауреатов Нобелевской премии, теперь по плечу любому квалифицированному станочнику, – объяснил Фромм. – Такова природа технического прогресса, правда?
* * *
– Может быть, но я сомневаюсь, – сказал Евгений. Он находился на вахте уже двадцать часов и всего лишь непродолжительный сон будет отделять эту смену от другой, еще более длинной.Потребовалось все искусство капитана первого ранга Дубинина, чтобы обнаружить ее, – если им это действительно удалось. Он пришел к выводу, что американский подводный ракетоносец направится к югу и что его скорость составит пять узлов. Дальше пришлось принимать во внимание соображения, связанные с состоянием окружающей среды. Следовало не отставать слишком далеко и не допускать, чтобы "Адмирал Лунин" оказался в зоне акустической сходимости. Зоны сходимости, ЗС, представляли собой кольцеобразные, в виде бублика, районы вокруг подлодки. Звук, направляющийся вниз от точки, расположенной в зоне сходимости – конвергенции, – преломляется в зависимости от давления и температуры воды, двигается вверх и вниз по отношению к поверхности по спирали через нерегулярные интервалы, которые в свою очередь тоже зависят от окружающей среды. Стараясь не попадать в эти районы – относительно того, где, по его мнению, находилась цель, – он мог уклониться от обнаружения. Для этого ему было нужно находиться в пределах расстояния прямой линии к цели в том районе, где звук распространяется от своего источника просто радиально. Чтобы решить эту задачу, Дубинину следовало занять позицию над слоем температурного скачка – по его мнению, американская подлодка будет находиться под термоклином – и опустить свои буксируемые пассивные датчики вниз. В результате звуки, издаваемые его двигателем, будут скорее всего отражаться от слоя и американская подлодка их не услышит.
Дубинин сознавал слабые стороны своей тактики. Американская субмарина издавала меньше шума, и у нее было более качественное гидролокационное оборудование, а также отличные акустики. Старший лейтенант Евгений Николаевич Рыков был очень многообещающим молодым офицером, но он являлся единственным специалистом-акустиком, который мог соперничать с американскими операторами, и уже не покидал гидролокационную рубку почти сутки. Единственное преимущество Дубинина заключалось в нем самом. Он был превосходным командиром, отлично разбирался в тактике и знал это. А вот капитан американской подлодки во многом уступал ему и не знал этого. У Дубинина была еще одна трудность. Оставаясь над термоклином, его подводная лодка могла быть легко обнаружена противолодочным патрульным самолетом, но Дубинин был готов на этот риск. Перед ним в пределах досягаемости была награда, причем такая, какой не удавалось достичь ни одному командиру русской подлодки.
Капитан первого ранга и старший лейтенант смотрели не отрываясь на "водопадный" дисплей, наблюдая не движущееся изображение стробоскопа, а искаженную, едва заметную вертикальную линию, не такую яркую, как следовало ожидать. Американский ракетоносец класса "Огайо" двигался с меньшим шумом, чем фоновые звуки океана, и сейчас два русских подводника думали о том, что окружающая среда каким-то образом демонстрировала акустическую тень этого самого совершенного ракетоносца. Вполне вероятно, однако, мелькнула мысль у Дубинина, что из-за крайней усталости перед ними появлялись галлюцинации.
– Нам нужен какой-то звук, – произнес Рыков, протягивая руку за стаканом чая. – Чтобы кто-нибудь уронил гаечный ключ, хлопнул люком.., допустил ошибку…
Я мог бы послать в его сторону активный сигнал гидролокатора.., нырнуть под слой термоклина и бросить в него звуковой сигнал, получить отраженный и, таким образом, все выяснить… Нет! Дубинин отвернулся в сторону и едва не выругался в минуту слабости. Терпение, Валентин! Они терпеливы, а тебе нужно быть еще терпеливее.
– Евгений Николаевич, ты выглядишь усталым.
– Отдохну в Петропавловске, капитан. Буду спать целую неделю, встречусь с женой – нет, пожалуй, всю неделю спать не буду. – На лице лейтенанта появилась измученная улыбка, освещенная желтым отблеском экрана. – Но мне не хочется отказываться от такой редкой возможности!
– Нельзя рассчитывать на случайные звуки.
– Знаю, капитан. Эти проклятые американские экипажи… Я знаю, что он – "Огайо"! Кто еще может оказаться здесь?
– Воображение, Евгений, стремление принимать желаемое за действительное.
Лейтенант Рыков отвернулся.
– Не верю, что мой капитан сомневается в этом.
– Думаю, что мой лейтенант прав. – Вот это игра, подумал Дубинин. Подлодка против подлодки, ум одного командира против ума другого. Трехмерные шахматы, в которые играют в постоянно меняющемся физическом окружении. И американцы – мастера этой игры. Дубинин понимал это. Еще бы – у них превосходное оборудование, отличные экипажи, блестящая подготовка. Разумеется, американцам это тоже известно, и два поколения превосходства повлекли за собой скорее высокомерие, чем стремление к постоянному совершенствованию.., может быть, не у всех, но у некоторых это точно. Хороший командир подводного ракетоносца поступил бы по-другому… Если бы у меня была такая подлодка, подумал Дубинин, никто в мире не сумел бы меня найти!
– Еще двенадцать часов, затем прерываем контакт и идем на базу.
– Жаль, – произнес Рыков, хотя его точка зрения была иной. Шести недель в море для него было достаточно.
* * *
– Глубина шестьдесят футов, шесть-ноль, – скомандовал вахтенный офицер.– Есть глубина шестьдесят футов, шесть-ноль, – повторил офицер контроля глубины. – Рули глубины вверх десять градусов.
Только что начались учения по запуску ракетных снарядов. Они проводились регулярно, чаще других, и задачей было не только проверить боевую выучку команды, но и напомнить всем об их главном назначении в случае войны – запуске двадцати четырех баллистических ракет "Трайдент-II D-5", каждая из которых несла десять многоцелевых боеголовок независимого наведения Марк-5. В свою очередь каждая из десяти боеголовок имела тротиловый эквивалент в 400 килотонн. В общей сложности на борту подводного ракетоносца находилось двести сорок ядерных боеголовок общей мощностью 96 мегатонн. Однако на деле все обстояло намного сложнее, поскольку полет ядерных ракет основывался на взаимосвязанной логике нескольких законов физики. Небольшие по своей взрывной мощи боеголовки были более эффективны, чем крупные. Но самым важным было то, что боеголовки независимого наведения Марк-5 обладали достоверной точностью попадания в цель ±50 метров вероятной круговой ошибки, что на языке, доступном для нормальных людей, означает следующее: пролетев больше четырех тысяч морских миль после запуска, половина боеголовок отклонится от цели не больше чем на 164,041 фута, а почти все остальные лягут в радиусе, не превышающем 300 футов. Величина "промаха" была намного меньше кратера, образующегося при разрыве ядерной боеголовки, и в результате баллистические ракеты D-5 были первыми ракетами, запускаемыми с моря и обладающими способностью подавления ракет противника. Они были предназначены для нанесения первого упреждающего удара. Принимая в расчет обычную систему двух боеголовок на одну цель, ракетоносец "Мэн" мог ликвидировать 120 советских ракет и/или бункеров управления, то есть примерно 10% от общего количества межконтинентальных баллистических ракет в СССР, которые тоже имели своим назначением нанесение упреждающего удара.
В центре управления запуском ракет, ЦУР, расположенном ближе к корме от огромного ракетного отсека, главстаршина включил контрольную панель. Все 24 "птицы" были проверены и готовы к запуску. Бортовая навигационная система снабжала данными систему наведения каждой ракеты. Через несколько минут в нее будут введены поправки по информации, полученной от орбитальных навигационных спутников. Чтобы попасть точно в цель, ракете необходимо знать не только точные координаты цели, но и координаты места своего запуска. НАВСТАР – глобальная орбитальная система определения координат – могла определить их с точностью меньше пяти метров. Главный старшина следил за тем, как менялись огоньки на панели, по мере того как компьютеры запрашивали свои ракеты, сообщавшие им о готовности.