Остапенко Юлия Владимировна. Птицелов

   Парень молча смотрел на него. Закусил губу, потом решился:
   — Вы ведь Лукас из Джейдри, так?
   — Я польщён, — искренне восхитился Лукас. — Вот уж не думал, что моя популярность в столице столь велика, что меня узнают в лицо.
   — Я помню вас… хорошо помню после Балендора. Вы тогда выиграли турнир.
   — Турнир? — Лукас задумался. — Да, кажется, было что-то такое прошлой осенью. Вроде бы. Я редко участвую в турнирах. Что, я вышиб вас из седла?
   — Нет… Я не принимал участия…
   — Это правильно. Зачем сильному и здоровому молодому человеку эти глупости, когда есть настоящая война?
   — Вы тогда вышибли из седла не меня.
   Лукас обратил на него безмятежный взгляд.
   — А кого?
   — Я думаю, вы помните, сэйр Лукас.
   Подоспел хозяин лавки с канделябром. Отливающая синевой сталь замерцала в свете свечей.
   — Как ваше имя, молодой человек?
   — Петер из Локрида, к вашим услугам, мессер.
   — Вы близко знаете Марвина?
   Лукас снова разглядывал кинжал. Вещь в самом деле оказалась неожиданно недурна, её было приятно держать в руках — и, несомненно, будет более чем приятно пустить в ход. Лукас не особенно любил убивать, и уж подавно — исподтишка, но порой это приходилось делать, и тогда его не терзали ни брезгливость, ни, тем более, угрызения совести.
   — Не думаю. Его никто не знает близко.
   — Это верно, — почти с удовольствием кивнул Лукас. — Но он говорил вам обо мне?
   — Не совсем… Я был тогда в Балендоре и видел вас. Видел… что вы сделали.
   — Я сделал?! Помилуйте, это он меня едва на тот свет не отправил.
   Петер промолчал. Лукас подумал, что парень то ли слишком умён, то ли слишком острожен — хотя при том достаточно беспечен и глуп, чтобы таращиться на него, случайно встретив.
   — Он сказал, что вы убили его невесту, — пробормотал Петер.
   — Это Марвин так сказал? Именно так? — вопрос прозвучал резче, чем Лукас рассчитывал, и это его неприятно поразило.
   — Н-нет, — парень вдруг растерялся. — Но… я так понял. Я не понимаю, как вы могли так поступить! — выпалил он; о нет, мысленно простонал Лукас, вот сейчас и начнутся нотации о чести и совести, не зря мальчишка так оживился — небось в своей струе себя почувствовал. — Как можно было довести до гибели невинную девушку ради… ради…
   — Ради чего, сэйр Петер? — вполголоса спросил Лукас.
   Тот осёкся. Похоже, Марвин в самом деле не слишком с ним откровенничает… хотя определённо больше, чем надо. Или — Лукасу хотелось в это верить — больше, чем сам хотел бы. Вот последнее было понятно и даже простительно.
   — Мои дела с Марвином — это дела мои и Марвина, молодой человек. Более чем уверен, что он сказал бы вам то же самое. Или вы утверждаете, что он просил вас о помощи?
   — Нет!
   — Какое праведное возмущение. И сами ведь такой мысли не допускаете, верно? Сэйр Петер… я могу просить вас об одолжении?
   По лицу мальчишки Лукас видел, что тот вполне осознаёт, в какое глупое положение попал, — что ж, уже не так плохо. Определённо парень небезнадёжен. Но Марвину, конечно, и в подмётки не годится, хотя они почти ровесники.
   — Можете, — неуверенно ответил Петер наконец, понимая, что поводов отказаться у него нет.
   — Скажите Марвину, что я здесь. В Таймене. Остановился в гостинице «Орлан и решка». Передайте, что я буду его ждать.
   Петер сглотнул. Кадык на его горле дёргался. Лукас погладил рукоятку кинжала, который по-прежнему держал в руке.
   — Вы запомните это простое поручение, сэйр Петер?
   — Д-да… сэйр Лукас.
   — Буду вашим должником. И в отличие от Марвина, свои долги я привык платить. Ну, так что всё-таки скажете? Я, кажется, выбрал. Одобряете?
   От резкой смены предмета разговора Петер слегка ошалел, и только пробормотал что-то невнятное. Впрочем, Лукас и не ждал, что парнишка что-то всерьёз смыслит в оружии.
   — Хозяин, прими-ка плату, — лениво сказал Лукас и принялся неторопливо отсчитывать нужную сумму. У Петера было время, чтобы удрать — и в глубине души Лукасу почти хотелось, чтобы он это сделал… но, видать, не судьба. Хотя он не верил в судьбу. Прежде, по крайней мере.
   Когда Лукас повернулся к двери, Петер всё ещё был здесь, хотя уже и шёл к выходу. Вид у него был потерянный — как у человека, проснувшегося в незнакомом месте. «Наверное, он представлял меня совсем не таким», — подумал Лукас и взял его за плечо.
   — Вы ещё здесь? Ну надо же, никак нам сегодня не расстаться…
   Они переступили порог вместе. Локоть Лукаса крепко прижимался к локтю Петера, а ладонь его правой руки грела рукоять только что купленного кинжала, которым Лукасу оставалось владеть несколько минут. А жаль — и впрямь неплохое оружие.
   Снаружи уже совсем стемнело. Торговцы сворачивали лавки, некоторые успели зажечь над дверями фонари, но здесь, у входа в оружейную, было темно — кого хочешь режь, только не шуми…
   — Позволю себе на прощанье один совет, — тихо сказал Лукас, наклоняясь к уху Петера. Тот напрягся, его плечо под ладонью Лукаса было как кремень. — Держись подальше от этого волчонка, парень. Покусает. Разного вы с ним поля ягоды. А теперь пошёл!
   Он с силой толкнул Петера в спину — так, что тот пробежал пару шагов, едва не упав. К счастью, мальчишке хватило ума идти дальше и не оборачиваться.
   Лукас круто развернулся, сделал два твёрдых шага от двери, к закоулку, в который обрывалась улица, и коротким движением всадил только что купленный кинжал под ребро человека, стоящего там. На самом деле в основном благодаря этому человеку, чьё тело теперь тяжко оседало на его руке, Лукас и понял, что Петер здесь. Он уже видел сегодня это лицо в храме, походя отметил как типичного наёмного убийцу, какими кишит Старая Таймена, и даже не запомнил бы, если бы не увидел снова — у оружейной лавки, чуть поодаль от входа. Убийца явно кого-то дожидался, и, припомнив, что в храме этот человек поглядывал на исповедующихся дворян, Лукас рассудил, что охотится он за тем, кто сейчас находится внутри. К несчастью для наёмника, этим человеком оказался Петер Локрид, который должен был ещё какое-то время пожить.
   Лукас выдернул лезвие и пошёл дальше, мимо рухнувшего наземь трупа, не сбавляя шаг. Через пять кварталов выбросил кинжал в канаву. Он давно не убивал ножами, и с непривычки запачкал руку кровью — пришлось спрятать её в карман. Он шёл ещё какое-то время, прежде чем заметил, что сжимает кулак.
   Лукасу не было дела, кто и зачем хотел убить Петера Локрида. Дворцовые интриги или происки чьего-то ревнивого мужа — всё равно. Да в общем-то и долг, который Лукас признал за собой перед Петером, тоже ни при чём. Просто этот мальчик сейчас был его гонцом. Конечно, гонцов казнят за дурные вести — но не раньше, чем они эти вести донесут. К тому же Лукас вовсе не собирался лишать Марвина удовольствия сделать это самому.
   Кобыла была гнедая, совсем ещё молоденькая, хотя и выносливая. Будь она женщиной, её считали бы распутницей и дочерью Ледоруба, завистницы травили бы её, а мужчины убивали бы друг друга десятками ради одной её улыбки. Но Единому было угодно заточить её дух в тело лошади, поэтому она была просто кобылой, красивой, норовистой и глупой. В точности как женщина, преподнесшая Марвину сей поистине королевский подарок. Прощальный, надо полагать. Но Марвин не верил, что королева чувствует угрызения совести, — значит, либо насмешничает, либо намекает на возможное возвращение милости. Что ж, по крайней мере, она позаботилась о том, чтобы Марвин за время своего путешествия ни на миг не забывал об их… хм, скачках. Ещё бы — с таким-то напоминанием, обуздать которое, похоже, будет не легче, чем дарительницу. И, что хуже всего, наверняка с тем же посредственным удовольствием.
   Марвин тяжело вздохнул и снова обрушил хлыст на круп животного. Лошадка содрогнулась под ним, разъярённо заржала, загребла песок передними ногами. Так тебе, красавица. Жаль, Ольвен нас не видит. Марвину хотелось бы верить, что королева подглядывает из окна, как он объезжает её подарок на заднем дворе, но это уж было бы для него слишком много чести. В последнее время он стал реалистом.
   Поэтому сдался, едва кобылка перестала вставать под ним на дыбы. Довольно на первый раз. Приручать её есть с его руки Марвин и так не собирался. Хотя было бы забавно… но ему в ближайшее время будет не до подобных шалостей. По-настоящему хороший конь понадобится куда больше, если он в самом деле собирается нагнать Мессеру. «Я и впрямь собираюсь это сделать?» — в который раз спросил себя Марвин, и в который раз не стал отвечать. Ему велели — он выполнит. По крайней мере, попытается.
   Он соскочил на землю, взрыхлив песок носками сапог, и бросил повод ожидавшему конюху.
   — Напои эту дуру. И чтоб через час была готова.
   Кобылка, словно уловив в его голосе презрение, возмущённо замотала головой. Конюх повёл её к конюшне, что-то ласково приговаривая. Кобыла тяжело переступала ногами и фыркала, будто жалуясь ему на грубияна-хозяина. Марвин проводил их задумчивым взглядом. А может, он в самом деле грубиян… может, с ними надо совсем не так. Не хлыстом по крупу, а ласково приговаривая на ушко… Но тогда ведь они совершенно отбиваются от рук. И посылают тебя на самоубийственное задание, одарив на прощанье паршивой кобылой.
   Хмурясь, Марвин отвернулся от конюшен. Ему было велено выехать завтра поутру, но он решил, что не станет задерживаться в Таймене. Оставалось проверить снаряжение и запастись провиантом на первые дни — ехать придётся быстро, лучше сэкономить время на остановках. А что до перспективы загнать кобылу, то она Марвина не слишком беспокоила.
   Во внутреннем дворе было немноголюдно, в основном сновали слуги, да парочка оруженосцев глазела, как он объезжает лошадь. Марвина они раздражали, но он не счёл нужным обращать на них внимание, да и мальчишки вскоре отвлеклись от него, когда к ним подошёл третий — они и сейчас о чём-то увлечённо болтали, стоя у ограждения. Марвин, проходя мимо, скользнул по ним взглядом. Оруженосец, подошедший последним, тоже посмотрел на него — мельком, вполне равнодушно… нет, слишком равнодушно.
   Что-то кольнуло Марвина — быстро и почти неощутимо, будто запрятанная в одежде игла с ядом. Он почти дошёл до дверей в спальные помещения, стараясь не замечать этого чувства, потом обернулся.
   Двое оруженосцев, поняв, что ничего интересного тут больше не произойдёт, отошли, а третий стоял у ограды и смотрел на него.
   Они встретились взглядами, мальчишка тут же отвернулся и шмыгнул было за угол, но Марвин в два счёта нагнал его и схватил за плечо.
   — Стоять!
   От звука его голоса парень окаменел. Потом смерил Марвина взглядом, стараясь казаться спокойным.
   — Что вам угодно, мессер?
   — Кто ты? Где я тебя видел?
   — Мне-то откуда знать? — едко ответил оруженосец и попытался вырваться. Марвин сдавил его плечо с такой силой, что парень охнул.
   — Я тебя видел где-то, — жёстко сказал Марвин. — И ты видел меня. И мы, похоже, повздорили, раз ты так на меня пялился.
   — Вы ошибаетесь, мессер. Те двое рассказывали мне, как вы объезжали лошадь, и я…
   — Валишь на других? Которых уже и след простыл? Благородно… — Марвин осёкся, умолк на мгновение, потом сказал: — А ну-ка, пошли.
   — Куда? — запаниковал оруженосец, но Марвин уже волок его к замку. Западное крыло, выходившие на задний двор, отводились в основном челяди и приезжим вассалам рыцарей, гостивших у короля. К последним как раз относился Марвин, что вполне его устраивало, потому как в этой части замка было тихо, и никто — кроме Петера Локрида — не приставал с разговорами. Тут и придушить кого впотьмах можно было да в нишу запихнуть, никто и не хватится, пока вонь не пойдёт…
   Марвин втащил парня в узкий полутёмный коридор и, захлопнув входную дверь, припёр его к стене.
   — Ты оруженосец Лукаса Джейдри, — сказал он. Это не было вопросом, хотя сомнения не покидали Марвина, пока на лице парня не отобразился страх.
   — Нет! — выпалил тот. — Уже… нет. Сэйр Лукас меня отослал.
   — Отослал? Это как понимать? Ты присягал ему?
   — Да, но… он меня освободил от присяги. Я теперь сам по себе и приехал в Таймену искать новое место. О сэйре Лукасе я ничего не знаю!
   — Врёшь, — сказал Марвин. — Он здесь. И он послал тебя шпионить за мной.
   — Да говорю же вам, нет! — с внезапной яростью крикнул оруженосец. — Вообще, про вас он давным-давно не вспоминал! Ему и дела до вас нет!
   — Откуда ты знаешь, если больше у него не служишь?
   Парень посмотрел на него в замешательстве, и у Марвина по-прежнему оставалось гадкое ощущение, что его дурачат.
   «А может, убить его?» — подумал Марвин и замер. Такая простая мысль… и делов-то — перерезать мальчишке горло, а Марвину сегодня ещё и уезжать, кто там потом разбираться станет. Он впервые держал в своей власти что-то, принадлежащее ему , и неожиданно эта мысль ударило по его мозгу, как ударило бы доброе вино. Много, много доброго вина.
   «Я могу уничтожить то, чем он владеет… сломать… выбросить … из окна».
   Перед мысленным взглядом проплыло белое пятно — платье Гвеннет. Она лежала там, на камнях, приникнув щекой к камню, как будто прислушивалась к далёкому топоту конских копыт… но это был не топот, это был скрип. Скрип-скрип. Пеньковая верёвка тёрлась о ветку.
   «Видно, понравилось тебе убивать чужих оруженосцев, да, Щенок из Балендора?» — сказал в его голове голос Лукаса, и Марвин вздрогнул, услышав судорожный хрип. Он удивился — неужто сам так хрипит? — а потом опомнился и обнаружил, что сжимает горло Лукасова оруженосца. Причём сжимает крепко, нешуточно — и не помогает, что мальчишка висит на его руке, вцепившись в неё и пытаясь отодрать от себя. Глаза у него стали круглые, потрясённые… в точности как у Робина Дальвонта, когда Марвин накинул ему на шею петлю и поволок вешать.
   Марвин разжал руку и отступил на шаг. Оруженосец отпрянул, хватаясь за горло и шумно дыша. Марвин видел на его шее красные вмятины от своих пальцев.
   Несколько мгновений оруженосец смотрел на Марвина совершенно безумным взглядом, потом вылетел наружу. Марвин остался стоять у холодной стены, в полутьме, под дрожащим огнём факела. Он посмотрел на свою руку, ожидая увидеть на ней кровь. Потом медленно сжал её в кулак. У него немели пальцы.
   Единый, это… не то. Это всё не то. Неожиданно он ощутил чувство вины. Так набросился на мальчишку, чуть не придушил… А он, может быть, и не врал вовсе. Да и, в конце концов, он тут ни при чём — даже карауля его в лагере, во время войны, когда Марвин был в плену, он всего лишь выполнял приказ. «Как выполню приказ и я, — мрачно подумал Марвин. — У меня есть приказ: найти и убить герцогиню Артенью. Я знаю, где она, знаю, как к ней пробраться. Это всё, о чём я должен думать сейчас».
   Ледоруб раздери этого трижды проклятого Лукаса из Джейдри!
   После промозглого мрака замка дневной свет показался нестерпимо ярким. Марвин огляделся, ища взглядом кого-нибудь из тех, кто мог видеть, как он затаскивал мальчишку внутрь. Никого — конюх уже ушёл, оруженосцы тоже разбежались. «Нет, надо было всё-таки его убить. Была возможность… — подумал Марвин, — он видел меня в Балендоре. Видел, как я бросал копьё в спину Лукасу из Джейдри, и как тот потом хлестал меня по щекам. И он смотрел… все смотрели». Но он ведь не мог убить всех, кто это видел. Поэтому он убьёт только того, кто это делал. А впрочем, ещё Артенью. Она ведь тоже видела.
   Он нервно улыбнулся этой мысли, но со стороны его гримасу вряд ли можно было бы принять за улыбку. Ну, он не Лукас… чтоб уметь улыбаться.
   Стараясь отвлечься, он занялся наконец делом и завернул на кухню за провиантом, а когда вернулся в свою комнату, то даже не удивился, обнаружив там Петера. Марвин, в общем, и не надеялся, что ему удастся улизнуть, не попрощавшись. Этот парень лип к нему, как банный лист, бес знает почему.
   Сейчас, впрочем, обычного напускного веселья Петер не излучал.
   — Всё-таки едешь?
   — Еду, — ответил Марвин. — Счастливо оставаться.
   — А вернёшься когда?
   — Через месяц, надеюсь. Вряд ли раньше. Если вернусь.
   Он сказал это без улыбки, не пытаясь бравировать, и Петер отрешённо кивнул. Кажется, отъезд Марвина сейчас занимал его меньше всего. Марвин неожиданно для себя заинтересовался.
   — Что-то не так?
   — Я видел твою новую кобылу. Это королева тебе подарила? — спросил Петер, и Марвин мог поклясться, что если что-то и не так, то вовсе не это.
   — Откуда знаешь? — хмуро спросил он.
   — Да заметно… по норову…
   — Я назову её Ольвен, — грубовато сказал Марвин. Петер уставился на него, как на сумасшедшего, но Марвину это даже понравилось, потому что бегающий взгляд Локрида наконец остановился на нём.
   — Остаётся надеяться, что ты и впрямь не вернёшься! — со смехом сказал он, но нехороший это был смех, неискренний… Марвин сложил руки на груди.
   — Так, Петер, давай напрямую: настроение у меня, мягко скажем, омерзительное, и отгадывать твои загадки мне хочется меньше всего. Что такое? Говори и прощай, мне собираться надо.
   — Я его видел. Здесь, в Таймене.
   Марвин ответил не сразу, хотя знал, о ком идёт речь. Или думал, что знает… ему хотелось и не хотелось ошибиться.
   — Кого — его? — наконец спросил он.
   Петер посмотрел на него как-то странно.
   — Лукаса из Джейдри. Человека, который…
   — Я знаю, кто такой Лукас из Джейдри, — перебил Марвин. — Это всё?
   Взгляд Петера стал проясняться — Марвин внезапно понял, до чего же давило на него это известие. И снова почувствовал себя виноватым — второй раз за последний час. Это было до того непривычно, что он разозлился.
   — Ты говорил, что он убил твою невесту. И что тогда ты не смог ничего сделать.
   — И? Какой отсюда вывод?
   — Марвин, он здесь. В гостинице «Орлан и решка». Он… ждёт тебя. У вас с ним остались дела.
   Память о железной хватке пальцев была ещё слишком свежа, и рука дёрнулась, чтобы снова вцепиться в чужое горло, но Марвин усилием воли остановил её. Однако по его взгляду Петер всё понял, поэтому отступил на шаг. Марвин вспомнил, как прижимал к его шее лезвие меча на Плешивом поле. Казалось, что это было в другой жизни. Интересно, почему? Ведь жизнь всё та же. И даже враг всё тот же.
   — Мои дела с Лукасом из Джейдри, — голос звучал почти жутко — свистящим полушепотом, — это мои дела с Лукасом из Джейдри. Благодарю вас, мессер курьер. Теперь подите вон. Надеюсь, вам заплачено.
   Взгляд Петера снова изменился — теперь в нём было недоумение и… сочувствие?!
   — Что? — взорвавшись, закричал Марвин.
   — Он говорил, что ты так скажешь.
   — Как скажу?!
   — Что это ваши дела. Твои и его. И ничьи больше… Марвин, неужели ты не пойдёшь к нему? Ведь для тебя это может быть последний шанс, разве ты им не воспользуешься?
   — Нет! Не пойду! И не воспользуюсь!
   «Если он спросит, не трушу ли я, убью его на месте», — в бешенстве подумал Марвин, и теперь это действительно было правдой. Петер тоже понял это — и не стал спрашивать. Даже если и хотел.
   — Прости. Пожалуй, ты прав. Это ваши дела… Мне их и впрямь не понять.
   Он пошёл к выходу, и Марвин скорее позволил бы отрубить себе руку, чем стал бы его удерживать. Но в дверях Петер сказал нечто, за возможность не слышать чего Марвин отдал бы обе руки:
   — Он называет тебя Марвином. Просто Марвином. Не Фостейном, не сэйром, не…
   — Не щенком? — хрипло спросил он.
   И тут же подумал — лучше было не спрашивать.
   — Могу сказать только, что на твоём месте я бы убил его сейчас, — тихо проговорил Петер. — Пока не поздно. Пока он не сделал из тебя… что-то ещё.
   Дверь закрылась за ним, и Марвин подумал, что ему будет о чём поразмыслить, пробираясь сквозь буреломы северной доли Предплечья. Проклятье, какой же длинный у него сегодня выдался день.
   Он принялся собирать свои небогатые пожитки, ловя себя на том, что двигается медленно, будто спьяну. «Я и в Хиртоне таким был, — понял он. — И раньше, на Плешивом. И в Балендоре тоже. Когда бросал копьё ему в спину. Будь я порасторопнее — убил бы его уже там. И болтался бы в петле, но это лучше, чем думать, что же он из меня делает… что он из меня сделает ещё .
   Выходит, тот оруженосец всё-таки солгал. Лукас из Джейдри вправду в Таймене. Почему? Преследует? Нет, тогда бы он нашёл меня сам… а он зовёт меня к себе. И думает, что я приду. Так, будто кличет свою смерть. Что нужды за ней гоняться — рано или поздно явится сама…»
   Он увидел это словно наяву: голова откинута на спинку кресла, глаза прикрыты, бескровные губы змеятся в улыбке, в руке — пустой кубок с кроваво-красными потёками вина… Ты придёшь ко мне… Марвин . Никуда не денешься. Не тебе выбирать. И не мне.
   И себя увидел: белого, как чистый снег северных земель, с занесённым мечом в руках.
   Приду. Никуда не денусь.
   Марвин тряхнул головой, прогоняя наваждение, поспешно сгрёб свои вещи и принялся остервенело запихивать их в дорожную котомку. Ничего не получалось — и он не сразу сообразил, что котомка слишком мала. Бросил всё, подошёл к окну. Внизу конюх вёл в узде осёдланную Ольвен. Осёдланная Ольвен в узде — Единый, звучит словно музыка! И как он насладился бы этой музыкой, если бы мог! Но он не мог. Не время было наслаждаться. У него был приказ, долг, цель. Всё это не имело с Лукасом Джейдри ничего общего. Так что придётся ему подождать.
   И, выезжая из северных ворот столицы за три часа до заката, Марвин неведомо почему чувствовал, что на этот раз победил.
   — Насколько я помню, ты предпочитаешь белые вина. Сухие, верно?
   — Мне бы твою память, — усмехнулся Лукас, прикидывая про себя, за чем ещё, помимо его рациона, приглядывают ищейки Дерека. Потом решил, что лучше об этом не задумываться. Тем более что вино в самом деле оказалось отменное — именно в его вкусе. Лучше вина была только служанка, подававшая им на стол. Впрочем, служанкой её назвать язык не поворачивался. Одета она была довольно грубо — в суконное платье с узкой юбкой и низким квадратным вырезом, — а отливающие золотом волосы были стянуты узлом на затылке… Вот только кокетливо струящийся вдоль виска локон не выбился из причёски, а выпущен намеренно, белая шея гладкая, как шёлк, руки тонкие, без следов мозолей, и осанка — как у потомственной герцогини… Очень интересно, очень.
   — Благодарствую, — сказал Лукас, принимая кубок и неотрывно глядя на женщину. Взгляд её был смиренно опущен долу, но чувственная ложбинка между ключицами и мерно вздымающиеся холмики грудей, видневшихся над вырезом, говорили сами за себя. Она налила Дереку, сидящему с другой стороны стола, напротив Лукаса, и тот не удостоил её даже кивком. Поднял бокал прозрачного белого хрусталя — желтоватая поверхность вина заискрилась в свете обильно расставленных по комнате свечей. Комната была маленькой, богато меблированной, все ставни в ней были закрыты наглухо, а у дверей бдительно караулил рыцарь-патрицианец. Дерек уверял, что их никто не потревожит. И это единственное, что Лукасу действительно не нравилось.
   — Здоровье короля, да хранит его Единый в благости своей! — чинно провозгласил Дерек.
   — Да хранит, — согласился Лукас и, осушив бокал, открыто посмотрел на женщину, старательно, но неумело разрезавшую кроличье мясо на серебряном блюде. — Мог ли я видеть благородную месстрес при дворе?
   Женщина зарделась и бросила на Дерека смущённый взгляд. Тот мимолётно скривил губы, явно недовольный такой бесцеремонностью. Лукас смотрел на него, стараясь не улыбаться — что ж, парень, не я навязал тебе эти правила, сам виноват, получай теперь.
   — Месстрес Селест из Наворна, — бесстрастно сказал Дерек, кивком указав в сторону женщины и по-прежнему на неё не глядя. — Отбывает епитимью за грех гордыни.
   Селест из Наворна, будучи официально представленной, присела в глубоком чопорном реверансе. Вырез платья трактирной служанки был глубже, чем декольте придворных дам, и, пока месстрес раскланивалась, Лукас успел вдоволь налюбоваться её грудью. Потом встал и неторопливо поцеловал руку грешной месстрес.
   — Счастлив знакомству, — проговорил он. — И буду не менее счастлив продолжить его, когда ваш грех гордыни окажется искуплен.
   Он не был уверен, уловила ли месстрес Селест его намёк — глаз она так и не подняла, хотя слабая улыбка, тронувшая её губы, говорила о многом. Лукас сел на место, и все тут же словно забыли о только что состоявшемся официозе — Селест из Наворна опять превратилась в простую служанку, а Дерек Айберри — в магистра патрицианцев, принимающего гостя. Впрочем, им Дерек быть и не переставал.
   Затем они выпили за здоровье королевы и скорое появление королевских отпрысков — отнюдь не бесполезный тост, поскольку рожать Артену наследников Ольвен явно не торопилась. Потом Дерек предложил подкрепиться, потом последовал разговор о погоде и самочувствии… Лукас с удовольствием угощался запасами патрицианцев, гадая, что бы всё это значило. Вряд ли Дерек настолько поглупел с годами, чтобы устраивать подобный спектакль для него. Тогда для кого? Неужели для этой роскошной шлюхи?
   Когда весь этот фарс начал Лукасу поднадоедать, Дерек обратил на Селест из Наворна каменный взгляд.
   — На сегодня ты свободна, — равнодушно сказал он. Женщина поклонилась — не так, как девушки в трактирах, но это от неё и не требовалось. Когда они остались вдвоём, Дерек встал и задул все свечи, кроме тех, что стояли на столе. Маска холодной вежливости сошла с его лица, теперь он казался просто усталым. Похоже, начинался второй акт.