Страница:
Королевский солдат, шедший первым, прикончил последнего наёмника, находившегося между ним и Лукасом, и вскинул голову. Несмотря на всю паршивость положения, Лукас почувствовал, что расплывается в улыбке. Не горькой — скорее восхищённой. Что за мальчишка! Нет, ну право слово, надо в самом деле обладать бешеным темпераментом, чтобы после всех недавних приключений сохранить такой блеск в глазах. «Или ты, как всякий волчонок, расцветаешь, когда убиваешь? Как это похоже на таких, как мы… Держу пари, я сейчас тоже не выгляжу зажатым в угол цыплёнком. Да и не чувствую себя таковым».
— Какая встреча! — протянул Лукас, пригласительно шевельнув клинком. — Впрочем, простите, учитывая расстановку сил, сию банальность полагалось бы произнести вам.
Марвин остановился в нескольких шагах от него. Он смотрел жёстко, исподлобья, без злорадства, но и без удивления. Интересно, подумал Лукас, он знал, что я здесь? Хотя откуда…
— Вижу, вы воссоединились с товарищами по оружию, мессер. Что ж, мои поздравления. Я, признаться, беспокоился, как вы доберётесь до своих — в одной рубахе-то на снегу. Ну, что вы так на меня смотрите? Не верю, что вы не рады нашей встрече, вернее, её обстоятельствам…
Марвин продолжал молча смотреть на него. Он уже не напоминал общипанного воробья, как тогда в лагере, но и до самоуверенного петушка, окидывавшего презрительным взглядом ристалище Балендора, ему было ох как далеко. Взгляд серо-зелёных глаз стал твёрже, из него исчезла неистовость, но осталась решимость. Неужели правда чему-то успел научиться? Это была бы такая приятная неожиданность…
Остальные солдаты поравнялись с ними. Подходя, они стискивали вокруг Лукаса полукруг, а за спиной у него был овраг. «Проклятье, — думал Лукас, глядя в непроницаемое лицо Марвина, — неужели мне правда придётся тебя убить?» — Он вдруг понял, что не хочет этого делать — отчаянно не хочет. Было рано, слишком рано. Или… может, поздно уже? И хотел бы он знать, что кроется за этой непроницаемостью. Сомнительно, что за две недели мальчишка настолько овладел выражением своих чувств…
— Ну что, сэйр Марвин из Фостейна? — проговорил Лукас, не меняя позиции. — Настал ваш час? Здесь десяток свидетелей, столько же, сколько было в нашем лагере. Используйте свой шанс.
Марвин медленно покачал головой — и Лукас мгновенно понял, что это не было ответом на его слова, скорее, внутренним подтверждением принятого решения. Словно в эту минуту он обдумывал что-то, и тут же возражал сам себе.
Марвин выпрямился, опустил меч, предостерегающе поднял руку. Солдаты взглянули на него с удивлением.
— Оставьте этого человека, — сказал Марвин. Его голос звучал низко и хрипловато. И из глаз ушёл блеск. Этот счастливый охотничий блеск зверёныша, добравшегося до свежей крови. Как будто зверёнышу тут поживиться нечем.
Солдаты переглянулись, но спорить не стали.
— Всех добили? — не оборачиваясь, спросил Марвин.
— Вроде бы всех, мессер.
— Прочешите тут ещё всё на полмили. Кого найдёте — убить.
Солдаты разбрелись, некоторые из них оглядывались, другие — нет. Лукас снова перевёл взгляд на застывшее лицо Марвина.
— Так, значит, всё-таки маловато свидетелей? — приподняв бровь, усмехнулся он. — Ваше тщеславие меня умиляет.
— Три тысячи, — сказал Марвин.
— Простите? — вежливо переспросил Лукас, прекрасно понимая, о чём он говорит.
— Три тысячи. В… — как же трудно ему даётся это слово. — …Балендоре. Три тысячи, мессер, и не меньше, будет наблюдать, как вы заплатите… за всё.
— А вы безжалостный человек! — ужаснулся Лукас. — Всерьёз хотите, чтоб я умер от старости?! Да, жестокая месть… Ведь нынче нечасто собирают турниры, война, знаете ли. Но если передумаете и обойдётесь меньшим числом — дайте мне знать.
Он вогнал меч в ножны, развернулся к Марвину спиной, легко соскочил в овраг и заскользил по откосу вниз. Удара в спину он не опасался — как известно, сэйр Щенок из Балендора бьёт в спину лишь при условии наличия многотысячной толпы наблюдателей. Ну и когда чувствует себя побеждённым. А сейчас он думает, будто победил.
И, что самое смешное, он почти прав. Если говорить о раунде. Но в масштабе войны — это чудовищное, сокрушительное поражение Марвина из Фостейна. Глупый мальчишка решил, что не место и не время для сведения счетов. Воображает, что дал себе отсрочку. Он не ждал этой встречи — теперь Лукас в этом не сомневался — и опешил, поняв, что не может придумать достойной мести. Унижать он не умеет… хотя это тоже дело наживное. Впрочем, вполне возможно, он придумает кое-что посерьёзнее.
«Но только, — мысленно сказал ему Лукас, — нельзя отпускать врага, чтобы выиграть время для себя. Врага можно отпустить, лишь если ты сознательно хочешь дать ему фору, — впрочем, это значит, что слаб твой враг, а не ты, и тебе неинтересно сражаться с детёнышем, а не со зверем. Ты не подумал об этом, Марвин из Фостейна, и отпустил меня в тот первый и последний раз, когда и правда мог одолеть — пусть численным превосходством, но какое это имеет значение? Уж кто-кто, а я бы точно не стал являться тебе призраком в кошмарных снах и упрекать в бесчестии. Нет уж, я скорее заявлюсь к тебе живёхонек и упрекну совсем в другом… В глупости, например. Потому что ты увидел волка, попавшего в капкан, — и выпустил его, вместо того чтобы добить.
И очень скоро придётся тебе понять, какую жестокую ошибку ты совершил».
Нога Лукаса соскользнула с сорвавшейся ветки, нырнула по щиколотку в ледяной ручей. Лукас выругался и, перейдя на твёрдую почву, зашагал вдоль ручья. Пройдя полторы сотни шагов, он увидел на склоне сжавшуюся фигурку Илье. Тот узнал хозяина и засиял от счастья.
— Сэйр Лукас, вы живы!
— Куда я денусь, — вздохнул тот. — Давай выбираться отсюда. Не знаю, как тебе, а мне до смерти надоела эта война.
Глава 4. Мир
— Какая встреча! — протянул Лукас, пригласительно шевельнув клинком. — Впрочем, простите, учитывая расстановку сил, сию банальность полагалось бы произнести вам.
Марвин остановился в нескольких шагах от него. Он смотрел жёстко, исподлобья, без злорадства, но и без удивления. Интересно, подумал Лукас, он знал, что я здесь? Хотя откуда…
— Вижу, вы воссоединились с товарищами по оружию, мессер. Что ж, мои поздравления. Я, признаться, беспокоился, как вы доберётесь до своих — в одной рубахе-то на снегу. Ну, что вы так на меня смотрите? Не верю, что вы не рады нашей встрече, вернее, её обстоятельствам…
Марвин продолжал молча смотреть на него. Он уже не напоминал общипанного воробья, как тогда в лагере, но и до самоуверенного петушка, окидывавшего презрительным взглядом ристалище Балендора, ему было ох как далеко. Взгляд серо-зелёных глаз стал твёрже, из него исчезла неистовость, но осталась решимость. Неужели правда чему-то успел научиться? Это была бы такая приятная неожиданность…
Остальные солдаты поравнялись с ними. Подходя, они стискивали вокруг Лукаса полукруг, а за спиной у него был овраг. «Проклятье, — думал Лукас, глядя в непроницаемое лицо Марвина, — неужели мне правда придётся тебя убить?» — Он вдруг понял, что не хочет этого делать — отчаянно не хочет. Было рано, слишком рано. Или… может, поздно уже? И хотел бы он знать, что кроется за этой непроницаемостью. Сомнительно, что за две недели мальчишка настолько овладел выражением своих чувств…
— Ну что, сэйр Марвин из Фостейна? — проговорил Лукас, не меняя позиции. — Настал ваш час? Здесь десяток свидетелей, столько же, сколько было в нашем лагере. Используйте свой шанс.
Марвин медленно покачал головой — и Лукас мгновенно понял, что это не было ответом на его слова, скорее, внутренним подтверждением принятого решения. Словно в эту минуту он обдумывал что-то, и тут же возражал сам себе.
Марвин выпрямился, опустил меч, предостерегающе поднял руку. Солдаты взглянули на него с удивлением.
— Оставьте этого человека, — сказал Марвин. Его голос звучал низко и хрипловато. И из глаз ушёл блеск. Этот счастливый охотничий блеск зверёныша, добравшегося до свежей крови. Как будто зверёнышу тут поживиться нечем.
Солдаты переглянулись, но спорить не стали.
— Всех добили? — не оборачиваясь, спросил Марвин.
— Вроде бы всех, мессер.
— Прочешите тут ещё всё на полмили. Кого найдёте — убить.
Солдаты разбрелись, некоторые из них оглядывались, другие — нет. Лукас снова перевёл взгляд на застывшее лицо Марвина.
— Так, значит, всё-таки маловато свидетелей? — приподняв бровь, усмехнулся он. — Ваше тщеславие меня умиляет.
— Три тысячи, — сказал Марвин.
— Простите? — вежливо переспросил Лукас, прекрасно понимая, о чём он говорит.
— Три тысячи. В… — как же трудно ему даётся это слово. — …Балендоре. Три тысячи, мессер, и не меньше, будет наблюдать, как вы заплатите… за всё.
— А вы безжалостный человек! — ужаснулся Лукас. — Всерьёз хотите, чтоб я умер от старости?! Да, жестокая месть… Ведь нынче нечасто собирают турниры, война, знаете ли. Но если передумаете и обойдётесь меньшим числом — дайте мне знать.
Он вогнал меч в ножны, развернулся к Марвину спиной, легко соскочил в овраг и заскользил по откосу вниз. Удара в спину он не опасался — как известно, сэйр Щенок из Балендора бьёт в спину лишь при условии наличия многотысячной толпы наблюдателей. Ну и когда чувствует себя побеждённым. А сейчас он думает, будто победил.
И, что самое смешное, он почти прав. Если говорить о раунде. Но в масштабе войны — это чудовищное, сокрушительное поражение Марвина из Фостейна. Глупый мальчишка решил, что не место и не время для сведения счетов. Воображает, что дал себе отсрочку. Он не ждал этой встречи — теперь Лукас в этом не сомневался — и опешил, поняв, что не может придумать достойной мести. Унижать он не умеет… хотя это тоже дело наживное. Впрочем, вполне возможно, он придумает кое-что посерьёзнее.
«Но только, — мысленно сказал ему Лукас, — нельзя отпускать врага, чтобы выиграть время для себя. Врага можно отпустить, лишь если ты сознательно хочешь дать ему фору, — впрочем, это значит, что слаб твой враг, а не ты, и тебе неинтересно сражаться с детёнышем, а не со зверем. Ты не подумал об этом, Марвин из Фостейна, и отпустил меня в тот первый и последний раз, когда и правда мог одолеть — пусть численным превосходством, но какое это имеет значение? Уж кто-кто, а я бы точно не стал являться тебе призраком в кошмарных снах и упрекать в бесчестии. Нет уж, я скорее заявлюсь к тебе живёхонек и упрекну совсем в другом… В глупости, например. Потому что ты увидел волка, попавшего в капкан, — и выпустил его, вместо того чтобы добить.
И очень скоро придётся тебе понять, какую жестокую ошибку ты совершил».
Нога Лукаса соскользнула с сорвавшейся ветки, нырнула по щиколотку в ледяной ручей. Лукас выругался и, перейдя на твёрдую почву, зашагал вдоль ручья. Пройдя полторы сотни шагов, он увидел на склоне сжавшуюся фигурку Илье. Тот узнал хозяина и засиял от счастья.
— Сэйр Лукас, вы живы!
— Куда я денусь, — вздохнул тот. — Давай выбираться отсюда. Не знаю, как тебе, а мне до смерти надоела эта война.
Глава 4. Мир
— Сэйр Дуглас из Боллеро, преклоните колена!
И дважды — удар глашатайской трости о каменный пол, почти без паузы, так, что два звука сливались в один, протяжный и гулкий. В общей торжественной тишине парадного зала, битком набитого людьми, эти звуки, как и грудной голос глашатая, отражались особенно громко. У Марвина раскалывалась голова.
Сэйр Дуглас из Боллеро преклонил колена. Снова двойной удар трости об пол. Потом голос короля — тонкий и слабенький после всего этого громыхания:
— Сэйр Дуглас из Боллеро, за особые заслуги в борьбе с мятежниками жалуем вас земельным наделом Таннетри, что в северной доле Плеча, и замком Таннетри со всеми его людьми и угодьями.
— Жизнь за его величество! — рявкнул сэйр Дуглас из Боллеро, видимо весьма довольный наградой, дождался очередного двойного удара, встал и вернулся в толпу придворных. Пауза длилась не более нескольких секунд, потом виски Марвина снова взорвались болью от отдающегося в них монотонного звука: ба-бам! — словно молотом по голове.
— Сэйр Годвин из Хоггарда!
«Уже сэйр Годвин, — с некоторым облегчением подумал Марвин, — значит, скоро и я». Впрочем, на деле ничего обнадёживающего в этом не было: облагодетельствованные монархом вассалы всё равно оставались в зале до конца церемонии, которая длилась уже третий час и заканчиваться не собиралась. У его величества Артена Благоразумного оказалась целая прорва преданнейших вассалов, чьи подвиги просто нельзя было не оценить по достоинству, а также вассалов мятежных, которых следовало строго покарать, раздав их владения тем, кто сохранил верность королю. Марвин, впрочем, предпочёл бы, чтобы ему вручили награду безо всякой помпы, а могли и вовсе не вручать — на беса ему сдался ещё один замок, в который он, скорее всего, даже никогда не поедет. Гораздо большей милостью он счёл бы позволение удалиться восвояси и надраться хорошенько, а потом потискать какую-нибудь красотку — и спать сутки напролёт. Они вернулись из кампании только вчера и ещё толком не праздновали победу. Впрочем, что тут праздновать, когда победой это на деле вовсе не было…
Марвин прослушал, что подарили его сюзерену, но, видимо, тот рассчитывал на большее — во всяком случае, особо осчастливленным не казался. «Вот наглец, — подумал Марвин, — спасибо бы сказал, что в петле ещё не болтается за старые грехи». Впрочем, и самому Марвину следовало сказать спасибо за то же самое. К счастью, король не отличался злопамятностью. В отличие от его супруги…
Снова эти два удара кузнечным молотом по башке: бам, бам.
— Сэйр Дориан из Виллероно!
— Марвин? Ты, что ли?
Марвин обернулся на радостный полушёпот за миг до того, как крепкая рука сжала его локоть, и увидел над своим плечом приветливо улыбающуюся конопатую физиономию.
— Не признал? Я Петер! Петер из Локрида.
Теперь Марвин в самом деле его узнал. Ну да, Петер из Локрида. Они были вместе в начале войны с Мессерой, и в утро битвы на Плешивом поле этот Петер, помнится, одёргивал дурака, который лез Марвину в душу… за что Марвин пощекотал его горло своим клинком, но тогда он был слегка не в себе. Или не слегка. В любом случае Петер, кажется, не держал на него зла, и это не могло не радовать. Как и радовать, впрочем.
— А я думал, тебя убили на Плешивом, — сказал Петер, протискиваясь сквозь плотно сбитую толпу. Они стояли в задних рядах, здесь можно было говорить вполголоса, не рискуя помешать церемонии, но на них всё равно стали недовольно коситься. Оно и понятно: многие благородные мессеры ещё только ожидали вызова, а большая часть из них не знала, выкрикнет ли грудной голос глашатая их имена, и жадно ловила каждое слово. Марвину тоже стоило быть начеку, чтобы не пропустить свой выход, но сейчас он был рад отвлечься — уж больно надоело стоять среди дурно пахнущей пёстрой толпы придворных.
— Не убили. Я в плену был, — ответил Марвин, глядя на рыцаря, принимавшего награду. Рыцарь был толстый, как сельская корова, ещё и в парадных доспехах, и Марвин задумался, сможет ли он подняться без посторонней помощи.
— У Мессеры? — присвистнул Петер. На него зашикали. — Сбежал?
— Как видишь. Проклятье, когда же отсюда можно будет убраться…
— Ты чего понурый такой? Победе не рад?
— Да какая это победа… Мессера-то драпанула в свои снега, и только. Это всё равно что крысу обратно в нору загнать, а потом божиться, что всех грызунов в доме извели.
— Сэйр Марвин из Фостейна! — громыхнул глашатай.
— Пойду я, — бросил Марвин и стал проталкиваться к центру зала. Делом это оказалось нелёгким: по дороге он отдавил ноги множеству благородных мессеров и перепачкал подолы множеству благородных месстрес, и ещё наступил на какое-то мелкое животное, вроде болонку, а может, кошку, — по звуку, который это существо издало, нельзя было точно определить. Хозяйка зверюшки возмущённо заверещала, но Марвин избежал расправы, благо как раз в этот момент выбрался из потной толпы и предстал пред ясны очи королевской фамилии.
Члены этой фамилии не особо изменились с тех пор, как он видел их в последний раз, в распроклятом Балендоре. Только король казался ещё более рассеянным, а королева откровенно скучала. Впрочем, при виде Марвина на капризном личике её величества появилось подобие интереса. Присутствовала и ещё одна особа королевской семьи — холёный долговязый мужчина с лошадиными чертами лица и внимательными агатовыми глазами. Марвин не знал, кто он, но, судя по тому, что сидел он по правую руку от короля и выглядел довольно самоуверенно, это явно был принц крови.
— Сэйр Марвин из Фостейна, жалуем вам… — устало начал король и запнулся. Сидевший на нижней ступени помоста секретарь что-то быстро ему шепнул. Король вздохнул и послушно повторил: — Жалуем вам замок Шепперд на западной доле Предплечья, что в соседстве с округом Балендор.
Мать твою наперекосяк, в ярости подумал Марвин, ты нарочно, что ли?!
— Благодарствую, ваше величество, — ответил он. Глашатай резко повернул к нему голову, нахмурился — вассалу полагалось молчать, завершая церемонию награждения ритуальным повторением присяги, и только. Любая отсебятина нарушала этикет. Марвину, впрочем, было не до этикета.
Королева Ольвен изогнула тщательно нарисованную бровку и изрекла:
— Мне чудится в вашем голосе недовольство, благородный мессер?
Толпа придворных заметно оживилась. Ещё бы, церемониал нарушился впервые за последние три часа, за время которых большинство присутствующих успели пересчитать всех придворных мух, а те, кто не умели считать более чем до десяти, — проклясть всё на свете. К тому же впервые с самого начала церемонии заговорила королева, а это не предвещало ничего хорошего для того, с кем она заговорила, зато остальным сулило развлечение.
— Именно что чудится, ваше величество, — сказал Марвин, и, судя по тому, что глаза у короля полезли на лоб, прозвучало это отнюдь не смиренно. Но Марвину было плевать, уж очень он разозлился. Теперь, глядя на ехидную улыбочку королевы, он не сомневался, что это она позаботилась, дабы его одарили замком в пяти милях от места, где он был так опозорен. Значит, не забыла. «Надо же, — подумал Марвин, — неужто я ей в душу запал?»
— Замок Шепперд — прелестное место, я гостила там прошлым летом, — звонко сказала Ольвен, не сводя с него хитрых зелёных глаз. — Увы, владеющий им рыцарь предал нас, встав на сторону бесчестной сестры его величества. Мы рассудили, что сим замечательным имением должен владеть достойный сэйр.
— Я польщён тем, что ваше величество сочло меня вполне достойным, — сухо сказал Марвин.
Придворные, судя по всему, были в шоке. Марвин же оказался при дворе впервые, хотя уже начал понимать, что здесь не принято говорить то, что думаешь. Впрочем, обычное дело для любого двора, не только королевского.
— Моё величество не сочло, — слегка прищурилась королева. — Моё величество полагает, что вам самое место на виселице, за то, как вы показали себя в Балендоре.
Марвин окаменел, но мгновением позже понял, что ничего особенного не произошло — зал не притих, по толпе не прошёлся ропот. «Ну я и дурак, — подумал Марвин. — Большинство из них понятия не имеет, что там произошло. Не весь же двор ездит за королём во все его вояжи, в самом деле. Спокойно, Марвин, дыши глубже. Если тебя сейчас кто и опозорит, то только ты сам. Так что ладно, месстрес Ольвен, попробуем вас переиграть, коль уж вам угодно позабавиться».
— Я смею надеяться, раз моя королева помнит о нашей встрече в указанном месте, она не запамятовала и подробности, — спокойно сказал он. — В частности, я тогда привёл вескую причину, по которой не мог жениться на месстрес Бьянке из Кудиона, и моя королева признала её законность.
«И попробуй только скажи, что ты имела в виду не это, а то, что случилось на турнире, и я вытрясу из тебя твою венценосную душонку», — мысленно добавил он. Но королева лишь улыбнулась — и подыграла ему:
— Да, признала, потому что, сэйр Марвин, вы загнали меня в угол! Никому прежде это не удавалось. Вообразите, мессеры, — мне нечего было возразить этому юному наглецу! Хотя сердце моё осталось возмущено, долг велел отпустить его с миром. Я до сих пор на вас за это обижена, мессер.
— Я готов сложить голову, чтобы загладить свою вину, моя королева, — покорно сказал Марвин, поняв, что если не сменить тон, всё это может закончиться не лучшим образом. Королева сверкнула глазами, требуя продолжать игру, но тут Марвина выручил король:
— Милочка, полагаю, сэйр Марвин искупил перед вами любую свою вину, сражаясь с Артеньей, — нетерпеливо сказал он. — Правда ли, мессер, что вы возглавляли взятие Уоттерино?
— Не возглавлял, — опустил голову Марвин, — но старался ни с кем не делить право убивать врагов его величества.
— Какой очаровательный молодой человек, — подал голос мужчина, сидящий по правую руку от короля, и при звуке его вкрадчивого, мягкого голоса Марвин вскинулся. — То дерзит так, будто на плаху просится, то притворяется скромником. Но, сир, вам не кажется, что церемония затянулась? Мы так до вечера не закончим.
— Это точно, — буркнул король, протирая шелковым платком вспотевшую шею: в этой части зала жарко полыхали факелы, тогда как у входа дуло, а от каменных стен, для которых пожалели тепла и света, тянуло холодом. — Сэйр Марвин из Фостейна, берите свой замок и убирайтесь к бесам.
— Жизнь за ихвеличества ! — звонко сказал Марвин. Глашатай яростно задвигал усами: наглый мальчишка и в этом умудрился нарушить этикет. Ольвен довольно прикрыла глаза. Марвин поднялся с колен и пошёл на своё место. Толпа перед ним схлынула, давая дорогу.
Петер встретил его широкой улыбкой, отчасти восхищённой, отчасти недоверчивой.
— Ты и впрямь не в своём уме, — шепнул он, когда толпа вокруг сомкнулась и о Марвине забыли, хотя стоявшие по соседству придворные продолжали на него коситься. Марвин понял, что это его бесит.
— Пошли отсюда? — предложил он.
— Ты что?! — опешил Петер. — Этикет…
— К Ледорубу этикет, — сказал Марвин и, схватив его за руку, поволок к выходу. Петер до того оторопел, что даже не противился. На удивление, их никто не остановил, и они выскользнули из зала незамеченными.
Когда они оказались за дверями, в тускло освещённом коридоре, Петер выдохнул:
— Бесы б тебя разодрали, Марвин из Фостейна, ты доиграешься когда-нибудь!
— Все мы рано или поздно доиграемся. Пойдем выпьем?
— Ледоруб с тобой, чего уж теперь, пошли.
Королевский замок в Таймене, столице Хандл-Тера, был огромен, неуютен и неуклюж, зато в нём было легко затеряться. Петер хотел зайти в один из обеденных залов, где пировали не допущенные к церемонии мелкие дворяне, но Марвин потащил его прямиком на кухню. Он проторчал в толпе и духоте три часа с лишним, и теперь ему хотелось более интимной обстановки. С кухни они вернулись гружённые вином и закуской и расположились в маленькой галерее между коридорами, где никто не ходил и горел один-единственный факел.
— Сыро тут, — хмыкнул Петер.
— Сейчас согреемся, — пообещал Марвин, откупоривая бутылки. После маленькой перепалки с Ольвен настроение у него слегка улучшилось, впрочем, ему всё равно хотелось отсюда убраться, а поскольку это было невозможно, пока здесь оставался его сюзерен, Марвин без предисловий перешёл к делу.
— Чтоб везло! — заявил он, чокаясь откупоренной бутылкой с бутылкой Петера.
— Чтоб везло как тебе, бесову отродью! — восхищённо ответил Петер и, когда они выпили, сказал: — Проклятье, одному тебе такое может сойти с рук!
— А что я такого сделал? — пожал плечами Марвин.
— Да нельзя так разговаривать с королём!
— А я не с королём разговаривал. С королевой.
— Это всё равно. Здесь так не принято.
— Ну так чего меня не арестовали?
— Вот и я тем же вопросом задаюсь. Думаю, запала на тебя Ольвен. В ближайшие ночи жди приключений. Хотя она и убийц к тебе может подослать, с неё станется.
— Пусть подсылает, — улыбнулся Марвин. — Хоть будет кому рожу начистить.
— Слушай, чего ты злишься-то так? Из-за… этого замка?
Марвин бросил на него быстрый взгляд. Петер вроде парень ничего, не дурак, не трус и не хам, и вроде не в обиде на него за давешнюю вспыльчивость… А главное, похоже, и не думает презирать его, несмотря на то, что был тем днём в Балендоре.
— Нет, отчего же, — мрачно сказал Марвин. — Теперь, при здравом размышлении, я даже рад. Приеду в этот бесов Шепперд и сожгу его дотла. Чтоб камня на камне не осталось.
— Марвин… могу я тебе что-то сказать без риска, что ты вцепишься мне в глотку?
«А может, он на меня и в обиде», — хмуро подумал Марвин, но вслух сказал:
— Валяй.
— Ты придаёшь слишком много значения… тому инциденту. Я не говорю, что о нём все забыли — но кто о нём знал? Тогда в Балендоре было в лучшем случае полсотни знатных рыцарей, остальные — шваль да чернь. Какое тебе до них дело…
— Мне есть до них дело, — резко сказал Марвин. — Когда наблюдают за… подобным, нет разницы, кто именно наблюдает. Каждая пара глаз — что взгляд Ледоруба.
Он умолк, чувствуя, что сказал лишнее, и злясь на себя за это. Петер это почувствовал и сконфуженно промолчал. Марвин приложился к бутылке и пил, пока хватало дыхания.
— Как бы там ни было, после твоей сегодняшней выходки весь двор будет перемывать тебе кости, — неестественно весело сказал Петер, прерывая затянувшееся молчание. — Теперь те, кому ты не кажешься мужланом, твёрдо принимают тебя за психа.
— Думаешь, меня это смущает?
— Нет, я думаю, ты бы не дерзил, если бы не видел, что королеве нравится твоя дерзость.
— А она ей нравится? — деланно изумился Марвин.
Петер внимательно на него посмотрел.
— Эй, парень, ты что, всерьёз решил забраться в постель к её величеству?
— Да нет, с чего бы… — сказал Марвин, хлебнул ещё вина и, подумав, добавил: — Хотя, ты знаешь, пожалуй, решил.
Петер покачал головой.
— Слушай, я тут наслушался всякого…
— Какая часть из этого правда?
— Даже если самая малая — будь поосторожнее. Да, не спорю, ты Ольвен приглянулся, иначе она бы казнила тебя ещё в Балендоре. Но Единый тебя сохрани переходить ей дорожку. Это не та женщина, которой можно попользоваться и забыть. Если что-то ей не понравится, она тебя со свету сживёт.
— Пусть сживает, — пожал плечами Марвин. — На этом свете нет ничего такого, чем бы стоило дорожить.
— Какой ты, однако, пессимист. А как же твоя невеста? Если она и правда существует.
— Существует, — ответил Марвин и снова помрачнел. Он редко думал о Гвеннет из Стойнби, и каждый раз эти мысли отдавались в нём смесью раздражения и чувства вины. — Но это поводом больше искать смерти.
— Что, неужто так страшна?
— Да нет, вполне недурна собой. Хотя я её не видел уже года три. Но подростком была ничего.
— Так что, стервозна?
— Скорее наоборот, — хмыкнул Марвин. — Предвосхищая твой вопрос: и род пристойный, и приданое за ней дают, и девственница. Вроде бы.
— Баловень судьбы, — вздохнул Петер. — А я и на войну-то сбежал от женитьбы на одной каракатице…
— И долго будешь бегать?
— Пока не поймают.
— Выпьем, чтоб не поймали, — предложил Марвин, и Петер с энтузиазмом поддержал тост. Вино согрело кровь, и было вполне уютно. Марвину даже не хотелось отсюда уходить.
— А кто это был рядом с королём? Ну, долговязый такой, с лошадиной физиономией? — вдруг вспомнив, спросил он.
— Это граф Алектио, королевский кузен.
— Владетель Локтя?
— Он самый. Это он прислал подмогу и отбросил Мессеру на север.
— А раньше он где был?
— На Локте, где ж ему быть ещё, — хохотнул Петер. — Вообще-то тут все считали, что у него ни гроша за душой — ну, оно и понятно, что с этого Локтя выдоишь, там же пустыри одни да скалы, почва — как камень. Но, видать, водились деньжата. А может, у патрицианцев одолжил, а королю они больше давать не хотят, пока старого не вернёт. Да какая разница…
— Никакой, — согласился Марвин, и они снова выпили.
— Ты где остановился? — спросил Петер.
— Да здесь же, в замке. Я с сюзереном приехал, а он прямо тут расквартирован.
— А я в городе. Постоялый двор «У косого мошенника».
— Хозяин косой?
— Нет, но, без сомнения, мошенник.
— Здорово, — вздохнул Марвин. — Весело там у вас, наверное…
— Пошли?
— Пошли.
В столице Марвин был впервые, так что экскурсия по злачным местечкам Старой Таймены, организованная Петером, его впечатлила. Впрочем, может, дело в том, что Петер отлично ориентировался на любой местности, это Марвин помнил ещё по недолгому времени совместного участия в войне. Сам Марвин мигом бы заблудился в бесконечных лабиринтах узеньких кособоких улиц, спланированных, кажется, в умат пьяным зодчим и возведённых не менее пьяными строителями. Улочки эти были не мощены, а поскольку Таймена находилась в средней доле Предплечья, да ещё и в низине, снег здесь быстро сходил, и ноги вязли в грязи, заменявшей дорогу. К тому же было темно, сам Ледоруб ноги пообломает, но Марвину всё равно здесь понравилось. Побывав на виду у сотни праздно любопытствующих придворных, он был рад окунуться в грязный мрак трущоб, где никому не было до него дела, только до его кошелька и меча — в том числе и того, что у него меж ног. Они много пили, пели, смеялись, красивые шлюхи с подведёнными сажей глазами хватали Марвина за руки и целовали его разгорячённое лицо. Марвину нечасто приходилось участвовать в оргиях — там, где он вырос, подобное времяпрепровождение было не в чести, а благородные месстрес и сельские девки, которых он затягивал на сеновал, при всей своей искушённости становились очень стыдливы, если он предлагал позвать к ним кого-нибудь ещё. Уроженец столицы, Петер стыдливостью не отличался, и это тоже было хорошо. На эту ночь Марвин забыл обо всём — о Балендоре, о королеве, о Лукасе из Джейдри, о том, что все вели себя так, будто война закончилась, хотя она и не думала заканчиваться. Но это тоже было хорошо, потому что означало, что скоро будет драка, а Марвину сейчас не хватало только драки, хорошей, яростной, чтоб жар в теле, гул в ушах и чужая кровь на лице, и ни одной мысли в голове, ни одной…
Петер уговаривал его заночевать здесь же, в крайнем случае — добраться до постоялого двора, которым заправлял косой мошенник, но Марвин был не настолько пьян, чтоб согласиться — в отличие от Петера, который ещё до ночи лыка не вязал. Нет уж, останешься тут — а утром проснёшься голый и без оружия, хорошо, если хоть живой. Чаровницы весёлого квартала были, бесспорно, умелы, вот только глаза у них нехорошо блестели и ручонки были вороватые, а за дверями наверняка поджидали, поигрывая кинжалами, их сутенёры. Так что Марвин нашёл силы выползти из-под груды роскошных девиц, расцеловал на прощанье тех, что подвернулись под руку, и шатко побрёл обратно в замок.
И дважды — удар глашатайской трости о каменный пол, почти без паузы, так, что два звука сливались в один, протяжный и гулкий. В общей торжественной тишине парадного зала, битком набитого людьми, эти звуки, как и грудной голос глашатая, отражались особенно громко. У Марвина раскалывалась голова.
Сэйр Дуглас из Боллеро преклонил колена. Снова двойной удар трости об пол. Потом голос короля — тонкий и слабенький после всего этого громыхания:
— Сэйр Дуглас из Боллеро, за особые заслуги в борьбе с мятежниками жалуем вас земельным наделом Таннетри, что в северной доле Плеча, и замком Таннетри со всеми его людьми и угодьями.
— Жизнь за его величество! — рявкнул сэйр Дуглас из Боллеро, видимо весьма довольный наградой, дождался очередного двойного удара, встал и вернулся в толпу придворных. Пауза длилась не более нескольких секунд, потом виски Марвина снова взорвались болью от отдающегося в них монотонного звука: ба-бам! — словно молотом по голове.
— Сэйр Годвин из Хоггарда!
«Уже сэйр Годвин, — с некоторым облегчением подумал Марвин, — значит, скоро и я». Впрочем, на деле ничего обнадёживающего в этом не было: облагодетельствованные монархом вассалы всё равно оставались в зале до конца церемонии, которая длилась уже третий час и заканчиваться не собиралась. У его величества Артена Благоразумного оказалась целая прорва преданнейших вассалов, чьи подвиги просто нельзя было не оценить по достоинству, а также вассалов мятежных, которых следовало строго покарать, раздав их владения тем, кто сохранил верность королю. Марвин, впрочем, предпочёл бы, чтобы ему вручили награду безо всякой помпы, а могли и вовсе не вручать — на беса ему сдался ещё один замок, в который он, скорее всего, даже никогда не поедет. Гораздо большей милостью он счёл бы позволение удалиться восвояси и надраться хорошенько, а потом потискать какую-нибудь красотку — и спать сутки напролёт. Они вернулись из кампании только вчера и ещё толком не праздновали победу. Впрочем, что тут праздновать, когда победой это на деле вовсе не было…
Марвин прослушал, что подарили его сюзерену, но, видимо, тот рассчитывал на большее — во всяком случае, особо осчастливленным не казался. «Вот наглец, — подумал Марвин, — спасибо бы сказал, что в петле ещё не болтается за старые грехи». Впрочем, и самому Марвину следовало сказать спасибо за то же самое. К счастью, король не отличался злопамятностью. В отличие от его супруги…
Снова эти два удара кузнечным молотом по башке: бам, бам.
— Сэйр Дориан из Виллероно!
— Марвин? Ты, что ли?
Марвин обернулся на радостный полушёпот за миг до того, как крепкая рука сжала его локоть, и увидел над своим плечом приветливо улыбающуюся конопатую физиономию.
— Не признал? Я Петер! Петер из Локрида.
Теперь Марвин в самом деле его узнал. Ну да, Петер из Локрида. Они были вместе в начале войны с Мессерой, и в утро битвы на Плешивом поле этот Петер, помнится, одёргивал дурака, который лез Марвину в душу… за что Марвин пощекотал его горло своим клинком, но тогда он был слегка не в себе. Или не слегка. В любом случае Петер, кажется, не держал на него зла, и это не могло не радовать. Как и радовать, впрочем.
— А я думал, тебя убили на Плешивом, — сказал Петер, протискиваясь сквозь плотно сбитую толпу. Они стояли в задних рядах, здесь можно было говорить вполголоса, не рискуя помешать церемонии, но на них всё равно стали недовольно коситься. Оно и понятно: многие благородные мессеры ещё только ожидали вызова, а большая часть из них не знала, выкрикнет ли грудной голос глашатая их имена, и жадно ловила каждое слово. Марвину тоже стоило быть начеку, чтобы не пропустить свой выход, но сейчас он был рад отвлечься — уж больно надоело стоять среди дурно пахнущей пёстрой толпы придворных.
— Не убили. Я в плену был, — ответил Марвин, глядя на рыцаря, принимавшего награду. Рыцарь был толстый, как сельская корова, ещё и в парадных доспехах, и Марвин задумался, сможет ли он подняться без посторонней помощи.
— У Мессеры? — присвистнул Петер. На него зашикали. — Сбежал?
— Как видишь. Проклятье, когда же отсюда можно будет убраться…
— Ты чего понурый такой? Победе не рад?
— Да какая это победа… Мессера-то драпанула в свои снега, и только. Это всё равно что крысу обратно в нору загнать, а потом божиться, что всех грызунов в доме извели.
— Сэйр Марвин из Фостейна! — громыхнул глашатай.
— Пойду я, — бросил Марвин и стал проталкиваться к центру зала. Делом это оказалось нелёгким: по дороге он отдавил ноги множеству благородных мессеров и перепачкал подолы множеству благородных месстрес, и ещё наступил на какое-то мелкое животное, вроде болонку, а может, кошку, — по звуку, который это существо издало, нельзя было точно определить. Хозяйка зверюшки возмущённо заверещала, но Марвин избежал расправы, благо как раз в этот момент выбрался из потной толпы и предстал пред ясны очи королевской фамилии.
Члены этой фамилии не особо изменились с тех пор, как он видел их в последний раз, в распроклятом Балендоре. Только король казался ещё более рассеянным, а королева откровенно скучала. Впрочем, при виде Марвина на капризном личике её величества появилось подобие интереса. Присутствовала и ещё одна особа королевской семьи — холёный долговязый мужчина с лошадиными чертами лица и внимательными агатовыми глазами. Марвин не знал, кто он, но, судя по тому, что сидел он по правую руку от короля и выглядел довольно самоуверенно, это явно был принц крови.
— Сэйр Марвин из Фостейна, жалуем вам… — устало начал король и запнулся. Сидевший на нижней ступени помоста секретарь что-то быстро ему шепнул. Король вздохнул и послушно повторил: — Жалуем вам замок Шепперд на западной доле Предплечья, что в соседстве с округом Балендор.
Мать твою наперекосяк, в ярости подумал Марвин, ты нарочно, что ли?!
— Благодарствую, ваше величество, — ответил он. Глашатай резко повернул к нему голову, нахмурился — вассалу полагалось молчать, завершая церемонию награждения ритуальным повторением присяги, и только. Любая отсебятина нарушала этикет. Марвину, впрочем, было не до этикета.
Королева Ольвен изогнула тщательно нарисованную бровку и изрекла:
— Мне чудится в вашем голосе недовольство, благородный мессер?
Толпа придворных заметно оживилась. Ещё бы, церемониал нарушился впервые за последние три часа, за время которых большинство присутствующих успели пересчитать всех придворных мух, а те, кто не умели считать более чем до десяти, — проклясть всё на свете. К тому же впервые с самого начала церемонии заговорила королева, а это не предвещало ничего хорошего для того, с кем она заговорила, зато остальным сулило развлечение.
— Именно что чудится, ваше величество, — сказал Марвин, и, судя по тому, что глаза у короля полезли на лоб, прозвучало это отнюдь не смиренно. Но Марвину было плевать, уж очень он разозлился. Теперь, глядя на ехидную улыбочку королевы, он не сомневался, что это она позаботилась, дабы его одарили замком в пяти милях от места, где он был так опозорен. Значит, не забыла. «Надо же, — подумал Марвин, — неужто я ей в душу запал?»
— Замок Шепперд — прелестное место, я гостила там прошлым летом, — звонко сказала Ольвен, не сводя с него хитрых зелёных глаз. — Увы, владеющий им рыцарь предал нас, встав на сторону бесчестной сестры его величества. Мы рассудили, что сим замечательным имением должен владеть достойный сэйр.
— Я польщён тем, что ваше величество сочло меня вполне достойным, — сухо сказал Марвин.
Придворные, судя по всему, были в шоке. Марвин же оказался при дворе впервые, хотя уже начал понимать, что здесь не принято говорить то, что думаешь. Впрочем, обычное дело для любого двора, не только королевского.
— Моё величество не сочло, — слегка прищурилась королева. — Моё величество полагает, что вам самое место на виселице, за то, как вы показали себя в Балендоре.
Марвин окаменел, но мгновением позже понял, что ничего особенного не произошло — зал не притих, по толпе не прошёлся ропот. «Ну я и дурак, — подумал Марвин. — Большинство из них понятия не имеет, что там произошло. Не весь же двор ездит за королём во все его вояжи, в самом деле. Спокойно, Марвин, дыши глубже. Если тебя сейчас кто и опозорит, то только ты сам. Так что ладно, месстрес Ольвен, попробуем вас переиграть, коль уж вам угодно позабавиться».
— Я смею надеяться, раз моя королева помнит о нашей встрече в указанном месте, она не запамятовала и подробности, — спокойно сказал он. — В частности, я тогда привёл вескую причину, по которой не мог жениться на месстрес Бьянке из Кудиона, и моя королева признала её законность.
«И попробуй только скажи, что ты имела в виду не это, а то, что случилось на турнире, и я вытрясу из тебя твою венценосную душонку», — мысленно добавил он. Но королева лишь улыбнулась — и подыграла ему:
— Да, признала, потому что, сэйр Марвин, вы загнали меня в угол! Никому прежде это не удавалось. Вообразите, мессеры, — мне нечего было возразить этому юному наглецу! Хотя сердце моё осталось возмущено, долг велел отпустить его с миром. Я до сих пор на вас за это обижена, мессер.
— Я готов сложить голову, чтобы загладить свою вину, моя королева, — покорно сказал Марвин, поняв, что если не сменить тон, всё это может закончиться не лучшим образом. Королева сверкнула глазами, требуя продолжать игру, но тут Марвина выручил король:
— Милочка, полагаю, сэйр Марвин искупил перед вами любую свою вину, сражаясь с Артеньей, — нетерпеливо сказал он. — Правда ли, мессер, что вы возглавляли взятие Уоттерино?
— Не возглавлял, — опустил голову Марвин, — но старался ни с кем не делить право убивать врагов его величества.
— Какой очаровательный молодой человек, — подал голос мужчина, сидящий по правую руку от короля, и при звуке его вкрадчивого, мягкого голоса Марвин вскинулся. — То дерзит так, будто на плаху просится, то притворяется скромником. Но, сир, вам не кажется, что церемония затянулась? Мы так до вечера не закончим.
— Это точно, — буркнул король, протирая шелковым платком вспотевшую шею: в этой части зала жарко полыхали факелы, тогда как у входа дуло, а от каменных стен, для которых пожалели тепла и света, тянуло холодом. — Сэйр Марвин из Фостейна, берите свой замок и убирайтесь к бесам.
— Жизнь за ихвеличества ! — звонко сказал Марвин. Глашатай яростно задвигал усами: наглый мальчишка и в этом умудрился нарушить этикет. Ольвен довольно прикрыла глаза. Марвин поднялся с колен и пошёл на своё место. Толпа перед ним схлынула, давая дорогу.
Петер встретил его широкой улыбкой, отчасти восхищённой, отчасти недоверчивой.
— Ты и впрямь не в своём уме, — шепнул он, когда толпа вокруг сомкнулась и о Марвине забыли, хотя стоявшие по соседству придворные продолжали на него коситься. Марвин понял, что это его бесит.
— Пошли отсюда? — предложил он.
— Ты что?! — опешил Петер. — Этикет…
— К Ледорубу этикет, — сказал Марвин и, схватив его за руку, поволок к выходу. Петер до того оторопел, что даже не противился. На удивление, их никто не остановил, и они выскользнули из зала незамеченными.
Когда они оказались за дверями, в тускло освещённом коридоре, Петер выдохнул:
— Бесы б тебя разодрали, Марвин из Фостейна, ты доиграешься когда-нибудь!
— Все мы рано или поздно доиграемся. Пойдем выпьем?
— Ледоруб с тобой, чего уж теперь, пошли.
Королевский замок в Таймене, столице Хандл-Тера, был огромен, неуютен и неуклюж, зато в нём было легко затеряться. Петер хотел зайти в один из обеденных залов, где пировали не допущенные к церемонии мелкие дворяне, но Марвин потащил его прямиком на кухню. Он проторчал в толпе и духоте три часа с лишним, и теперь ему хотелось более интимной обстановки. С кухни они вернулись гружённые вином и закуской и расположились в маленькой галерее между коридорами, где никто не ходил и горел один-единственный факел.
— Сыро тут, — хмыкнул Петер.
— Сейчас согреемся, — пообещал Марвин, откупоривая бутылки. После маленькой перепалки с Ольвен настроение у него слегка улучшилось, впрочем, ему всё равно хотелось отсюда убраться, а поскольку это было невозможно, пока здесь оставался его сюзерен, Марвин без предисловий перешёл к делу.
— Чтоб везло! — заявил он, чокаясь откупоренной бутылкой с бутылкой Петера.
— Чтоб везло как тебе, бесову отродью! — восхищённо ответил Петер и, когда они выпили, сказал: — Проклятье, одному тебе такое может сойти с рук!
— А что я такого сделал? — пожал плечами Марвин.
— Да нельзя так разговаривать с королём!
— А я не с королём разговаривал. С королевой.
— Это всё равно. Здесь так не принято.
— Ну так чего меня не арестовали?
— Вот и я тем же вопросом задаюсь. Думаю, запала на тебя Ольвен. В ближайшие ночи жди приключений. Хотя она и убийц к тебе может подослать, с неё станется.
— Пусть подсылает, — улыбнулся Марвин. — Хоть будет кому рожу начистить.
— Слушай, чего ты злишься-то так? Из-за… этого замка?
Марвин бросил на него быстрый взгляд. Петер вроде парень ничего, не дурак, не трус и не хам, и вроде не в обиде на него за давешнюю вспыльчивость… А главное, похоже, и не думает презирать его, несмотря на то, что был тем днём в Балендоре.
— Нет, отчего же, — мрачно сказал Марвин. — Теперь, при здравом размышлении, я даже рад. Приеду в этот бесов Шепперд и сожгу его дотла. Чтоб камня на камне не осталось.
— Марвин… могу я тебе что-то сказать без риска, что ты вцепишься мне в глотку?
«А может, он на меня и в обиде», — хмуро подумал Марвин, но вслух сказал:
— Валяй.
— Ты придаёшь слишком много значения… тому инциденту. Я не говорю, что о нём все забыли — но кто о нём знал? Тогда в Балендоре было в лучшем случае полсотни знатных рыцарей, остальные — шваль да чернь. Какое тебе до них дело…
— Мне есть до них дело, — резко сказал Марвин. — Когда наблюдают за… подобным, нет разницы, кто именно наблюдает. Каждая пара глаз — что взгляд Ледоруба.
Он умолк, чувствуя, что сказал лишнее, и злясь на себя за это. Петер это почувствовал и сконфуженно промолчал. Марвин приложился к бутылке и пил, пока хватало дыхания.
— Как бы там ни было, после твоей сегодняшней выходки весь двор будет перемывать тебе кости, — неестественно весело сказал Петер, прерывая затянувшееся молчание. — Теперь те, кому ты не кажешься мужланом, твёрдо принимают тебя за психа.
— Думаешь, меня это смущает?
— Нет, я думаю, ты бы не дерзил, если бы не видел, что королеве нравится твоя дерзость.
— А она ей нравится? — деланно изумился Марвин.
Петер внимательно на него посмотрел.
— Эй, парень, ты что, всерьёз решил забраться в постель к её величеству?
— Да нет, с чего бы… — сказал Марвин, хлебнул ещё вина и, подумав, добавил: — Хотя, ты знаешь, пожалуй, решил.
Петер покачал головой.
— Слушай, я тут наслушался всякого…
— Какая часть из этого правда?
— Даже если самая малая — будь поосторожнее. Да, не спорю, ты Ольвен приглянулся, иначе она бы казнила тебя ещё в Балендоре. Но Единый тебя сохрани переходить ей дорожку. Это не та женщина, которой можно попользоваться и забыть. Если что-то ей не понравится, она тебя со свету сживёт.
— Пусть сживает, — пожал плечами Марвин. — На этом свете нет ничего такого, чем бы стоило дорожить.
— Какой ты, однако, пессимист. А как же твоя невеста? Если она и правда существует.
— Существует, — ответил Марвин и снова помрачнел. Он редко думал о Гвеннет из Стойнби, и каждый раз эти мысли отдавались в нём смесью раздражения и чувства вины. — Но это поводом больше искать смерти.
— Что, неужто так страшна?
— Да нет, вполне недурна собой. Хотя я её не видел уже года три. Но подростком была ничего.
— Так что, стервозна?
— Скорее наоборот, — хмыкнул Марвин. — Предвосхищая твой вопрос: и род пристойный, и приданое за ней дают, и девственница. Вроде бы.
— Баловень судьбы, — вздохнул Петер. — А я и на войну-то сбежал от женитьбы на одной каракатице…
— И долго будешь бегать?
— Пока не поймают.
— Выпьем, чтоб не поймали, — предложил Марвин, и Петер с энтузиазмом поддержал тост. Вино согрело кровь, и было вполне уютно. Марвину даже не хотелось отсюда уходить.
— А кто это был рядом с королём? Ну, долговязый такой, с лошадиной физиономией? — вдруг вспомнив, спросил он.
— Это граф Алектио, королевский кузен.
— Владетель Локтя?
— Он самый. Это он прислал подмогу и отбросил Мессеру на север.
— А раньше он где был?
— На Локте, где ж ему быть ещё, — хохотнул Петер. — Вообще-то тут все считали, что у него ни гроша за душой — ну, оно и понятно, что с этого Локтя выдоишь, там же пустыри одни да скалы, почва — как камень. Но, видать, водились деньжата. А может, у патрицианцев одолжил, а королю они больше давать не хотят, пока старого не вернёт. Да какая разница…
— Никакой, — согласился Марвин, и они снова выпили.
— Ты где остановился? — спросил Петер.
— Да здесь же, в замке. Я с сюзереном приехал, а он прямо тут расквартирован.
— А я в городе. Постоялый двор «У косого мошенника».
— Хозяин косой?
— Нет, но, без сомнения, мошенник.
— Здорово, — вздохнул Марвин. — Весело там у вас, наверное…
— Пошли?
— Пошли.
В столице Марвин был впервые, так что экскурсия по злачным местечкам Старой Таймены, организованная Петером, его впечатлила. Впрочем, может, дело в том, что Петер отлично ориентировался на любой местности, это Марвин помнил ещё по недолгому времени совместного участия в войне. Сам Марвин мигом бы заблудился в бесконечных лабиринтах узеньких кособоких улиц, спланированных, кажется, в умат пьяным зодчим и возведённых не менее пьяными строителями. Улочки эти были не мощены, а поскольку Таймена находилась в средней доле Предплечья, да ещё и в низине, снег здесь быстро сходил, и ноги вязли в грязи, заменявшей дорогу. К тому же было темно, сам Ледоруб ноги пообломает, но Марвину всё равно здесь понравилось. Побывав на виду у сотни праздно любопытствующих придворных, он был рад окунуться в грязный мрак трущоб, где никому не было до него дела, только до его кошелька и меча — в том числе и того, что у него меж ног. Они много пили, пели, смеялись, красивые шлюхи с подведёнными сажей глазами хватали Марвина за руки и целовали его разгорячённое лицо. Марвину нечасто приходилось участвовать в оргиях — там, где он вырос, подобное времяпрепровождение было не в чести, а благородные месстрес и сельские девки, которых он затягивал на сеновал, при всей своей искушённости становились очень стыдливы, если он предлагал позвать к ним кого-нибудь ещё. Уроженец столицы, Петер стыдливостью не отличался, и это тоже было хорошо. На эту ночь Марвин забыл обо всём — о Балендоре, о королеве, о Лукасе из Джейдри, о том, что все вели себя так, будто война закончилась, хотя она и не думала заканчиваться. Но это тоже было хорошо, потому что означало, что скоро будет драка, а Марвину сейчас не хватало только драки, хорошей, яростной, чтоб жар в теле, гул в ушах и чужая кровь на лице, и ни одной мысли в голове, ни одной…
Петер уговаривал его заночевать здесь же, в крайнем случае — добраться до постоялого двора, которым заправлял косой мошенник, но Марвин был не настолько пьян, чтоб согласиться — в отличие от Петера, который ещё до ночи лыка не вязал. Нет уж, останешься тут — а утром проснёшься голый и без оружия, хорошо, если хоть живой. Чаровницы весёлого квартала были, бесспорно, умелы, вот только глаза у них нехорошо блестели и ручонки были вороватые, а за дверями наверняка поджидали, поигрывая кинжалами, их сутенёры. Так что Марвин нашёл силы выползти из-под груды роскошных девиц, расцеловал на прощанье тех, что подвернулись под руку, и шатко побрёл обратно в замок.