Страница:
ускоренными темпами по сравнению с итальянским: не только благодаря тому что
Гитлер опирается на готовый опыт Муссолини, но прежде всего по причине более
высокой социальной структуры Германии и большей остроты ее противоречий.
Отсюда допустимо вывести заключение, что национал-социализм у власти будет
скорее изнашиваться, чем его итальянский предтеча. Но перерождаясь и
разлагаясь, национал-социализм сам собой не может свалиться. Его надо
опрокинуть. Изменение политического режима нынешней Германии неосуществимо
без восстания. Правда, к восстанию сейчас нет прямого и непосредственного
подхода; но какими бы извилистыми путями ни пошло развитие, оно неизбежно
приведет к восстанию.
На самостоятельную революционную политику мелкая буржуазия, как
известно, не способна. Но политика и настроения мелкой буржуазии не
безразличны для судьбы созданного при ее содействии режима. Разочарование и
недовольство промежуточных классов превратят национал-социализм, как
превратили уже фашизм, из народного движения в полицейский аппарат. Как бы
ни был он силен сам по себе, он не может заменить живого потока
контрреволюции, проникающего во все поры общества. Бюрократическое
перерождение фашизма означает поэтому начало его конца.
На этой ступени должно, однако, обнаруживаться новое затруднение: под
действием поражений у пролетариата гипертрофируются задерживательные центры.
Рабочие становятся осторожны, недоверчивы, выжидательны. Пусть вулканическое
извержение реакции прекратилось. Но застывшая лава фашистского государства
слишком грозно напоминает о пережитом. Таково политическое положение
нынешней Италии. Заимствуя терминологию экономической конъюнктуры, можно
сказать, что разочарование и недовольство мелкобуржуазной реакции
подготовляют момент, когда острый кризис рабочего движения переходит в
депрессию, которая должна будет затем на известном этапе уступить место
оживлению. Пытаться предугадать сейчас, как, когда и под какими лозунгами
оживление начнется, было бы пустым занятием: даже стадии экономического
цикла имеют каждый раз "неожиданный" характер, тем более этапы политического
развития.
Для организма, перенесшего тяжелую болезнь, особенно важен правильный
уход. У рабочих, по которым прокатился каток фашизма, авантюристская тактика
должна неизбежно вызвать рецидив апатии. Так преждевременный биржевой
ажиотаж нередко влечет за собой рецидив кризиса. Пример Италии показывает,
что состояние политической депрессии, особенно при ложном революционном
руководстве, может затянуться на годы. Правильная политика требует не
навязывать пролетариату искусственный маршрут, а выводить перспективу и
лозунги борьбы из живой диалектики движения. Благоприятные внешние толчки
могут чрезвычайно сократить отдельные стадии процесса: вовсе не обязательно,
чтобы депрессия длилась годы, как в Италии! Однако перескочить через
органические этапы массового подъема нельзя. Ускорить, не пытаясь
перескочить, - здесь все искусство реалистического руководства! Раз
вырвавшись из-под свинцовой плиты фашизма, рабочее движение может уже в
сравнительно короткий срок принять широкий размах. Только после этого и
только под руководством пролетариата недовольство мелкой буржуазии сможет
получить прогрессивный политический характер и восстановить благоприятную
обстановку для революционной борьбы.
Господствующим классам придется столкнуться с оборотной стороной этого
процесса: потеряв опору в мелкой буржуазии, фашистское государство окажется
крайне ненадежным аппаратом угнетения. Политикам капитала придется
ориентироваться заново. Противоречия среди имущих классов станут прорываться
наружу. П:ред фронтом переходящих в наступление масс у Гитлера окажется
ненадежный тыл. Так сложится непосредственно революционная ситуация,
возвещая последний час национал-социализма.
* * *
Прежде, однако, чем пролетариат снова сможет ставить перед собою
большие задачи, он должен подвести баланс прошлому. Самая его общая формула:
старые партии погибли. Небольшое меньшинство рабочих уже сейчас говорит:
нужно готовить новую партию. Отвратительная дряблость социал-демократии и
преступная безответственность официального лжебольшевизма будут выжжены в
огне борьбы. Господа наци толковали о расе воинов. Пробьет час, когда фашизм
столкнется с несокрушимой расой революционных борцов.
Л. Троцкий
Принкипо
22 июня 1933 г.
Ответы на вопросы Алис Юз, корреспондентки "Нью-Йорк Верлд
Телеграмм"148
1. Гитлер одержал над немецким пролетариатом большую победу. Обе
руководящие партии, социал-демократическая и коммунистическая, потерпели
крушение. Но пролетариат Германии по-прежнему остается главным фактором
хозяйства и прогресса. Ни завоевать рабочих, ни истребить их Гитлер не
сможет. Фашизм не устраняет социальных противоречий. Беря их под пресс, он
накопляет их и тем подготовляет взрыв. Если на словах национал-социализм
ставит себе задачей растворить все классы, партии и группы в нации, то
практически он воспитывает народные массы в духе беспощадной гражданской
войны. Фашистская реакция может затянуться на несколько лет, но реванш
рабочего класса неизбежен.
2. Сегодня Гитлер воевать не может: Германия разоружена, а наци
вооружены только для внутренней войны. Гитлер может вооружить Германию
только при помощи Италии и Англии. Свое право на их помощь он надеется
завоевать, выступая в качестве охранителя Европы от большевизма. В этом
смысле вся политика Гитлера ориентирована против Советского Союза. Можно ли
считать опасность войны непосредственной? Это зависит от того, в какой мере
и в какой срок Гитлеру удастся заручиться помощью Лондона.
3. В июле 1914 года ключ к позиции был в руках Англии. Если бы ее
правительство категорически заявило о своем нейтралитете или, наоборот,
предупредило о своем вмешательстве на стороне Франции и России, война была
бы если не избегнута, то отсрочена. Но правительство Великобритании
предпочитало в критические дни не говорить ни да, ни нет и этим подтолкнуло
обе стороны к войне.
Ключ к европейской ситуации и сейчас находится в значительной мере в
руках лондонского кабинета. Отказ принять слишком "жесткое" определение
нападающей стороны выражает и на этот раз стремление не говорить ни да, ни
нет и сохранять, таким образом, в своих руках ключ к будущей войне.
4. Из этих общих условий вытекает, мне кажется, с полной ясностью
значение политики Соединных Штатов для ближайшего будущего Европы. Чем более
открытую и категорическую позицию займет Вашингтон, тем сильнее сократится
поле для двусмысленных и гибельных по своим последствиям маневров Лондона.
Немедленное восстановление нормальных связей между Соединенными Штатами и
Советским Союзом будет, помимо всего прочего, означать тяжелую гирю на
мирной чаше весов.
5. Вопросы советского хозяйства слишком сложны, чтобы на них можно было
ответить в рамках интервью. Критика хозяйственной политики фракции Сталина
дана в ряде работ левой оппозиции, в частности, в замечательных статьях
моего друга Х.Г.Раковского, бывшего председателем Совета Народных Комиссаров
Украины, затем советским послом в Лондоне и Париже. Несмотря на то, что
статьи Раковского, написанные им в ссылке, где он находится сейчас,
распространялись в отдельных рукописных экземплярах, они не раз оказывали
большое влияние на официальную политику.
Основные ошибки правящей фракции (они очень тяжелы) вытекают из того,
что она при помощи бюрократического аппарата пытается заменить инициативу,
творчество и критику трудящихся масс. Коллективизация является единственным
путем спасения для крестьянства, для сельского хозяйства, для страны. Но в
области коллективизации, как и во всех других областях, незыблемое
завоевание может дать лишь сознательное творчество самих масс, а не
бюрократическое командование. Разногласия между оппозицией и правящей
фракцией очень важны и имеют исключительную практическую важность. Но они
разворачиваются на тех основах, какие заложены Октябрьской революцией и
советским режимом.
Вернуть Россию от советского режима назад, к капитализму, можно было бы
не иначе, как путем грандиозной и кровавой контрреволюции, которая, в свою
очередь, не осуществима без военной интервенции - разумеется, при том
условии, что интервенция окажется победоносной. Интервенция означала бы
страшный удар для экономики и культуры не только Советского Союза, но и всей
Европы, даже всего мира. Этим и объясняется стремление советского
правительства избежать войны на западе, как и на востоке, хотя бы и ценой
очень далеко идущих уступок. Если бы, однако, Гитлер получил возможность
произвести опыт интервенции, то - я лично ни на минуту не сомневаютсь в этом
- она закончилась бы крушением национал-социализма.
Л. Троцкий
Принкипо
4 июля 1933 г.
1. Верно ли, что Гитлер разрушил "демократические предрассудки"?
Апрельская резолюция Президиума ИККИ "О современном положении в
Германии"149 войдет, надо думать, в историю как окончательное свидетельство
несостоятельности Коминтерна эпигонов. Резолюция увенчивается прогнозом, в
котором все пороки и предрассудки сталинской бюрократии достигают
кульминации. "Установление открытой фашистской диктатуры, - гласит резолюция
жирным шрифтом, - разбивая все демократические иллюзии в массах и освобождая
массы из-под влияния социал-демократии, ускоряет темп развития в Германии
пролетарской революции".
Фашизм, оказывается, неожиданно локомотивом истории: он разбивает
демократические иллюзии, он освобождает массы из-под влияния
социал-демократии, он ускоряет развитие пролетарской революции. Сталинская
бюрократия возлагает на фашизм выполнение тех основных задач, справиться с
которыми сама она оказалась совершенно не способна.
Теоретически победа фашизма несомненно является доказательством того,
что демократия исчерпала себя; но практически фашистский режим консервирует
демократические предрассудки, возрождает их вновь, прививает их молодежи и
даже способен придать им на короткое время высшую силу. В этом и состоит
одно из важнейших проявлений реакционной исторической роли фашизма.
Доктринеры мыслят схемами. Массы мыслят фактами. Рабочий класс
воспринимает события не как эксперименты в пользу того или другого "тезиса",
а как живые изменения в судьбе народа. Победа фашизма на весах политического
развития весит в миллионы раз больше, чем тот прогноз, который из нее
вытекает для неопределенного будущего. Если бы из несостоятельности
демократии выросло господство пролетариата, то развитие общества, как и
развитие массового сознания, сделало бы огромный прыжок вперед. Но так как
на деле из несостоятельности демократии выросла победа фашизма, то сознание
масс - на время, конечно, - откатывается далеко назад. Разгром веймарской
конституции Гитлером так же мало может покончить с демократическими
иллюзиями масс, как мало поджог Рейхстага Герингом150 способен выжечь
парламентский кретинизм.
2. Пример Испании и Италии
Фашизм и демократия, слышали мы четыре года подряд, не исключают, а
дополняют друг друга. Каким же образом победа фашизма может раз навсегда
ликвидировать демократию? Хорошо бы услышать на этот счет разъяснение
Бухарина, Зиновьева или "самого" Мануильского.
Военно-полицейскую диктатуру Примо де Ривера Коминтерн объявил
фашизмом. Но если победа фашизма означает окончательную ликвидацию
демократических предрассудков, как же объяснить, что диктатура Примо де
Ривера уступила место буржуазной республике? Правда, режим Ривера был далек
от фашизма. Но он имел во всяком случае то общее с фашизмом, что возник в
результате банкротства парламентарного режима. Это не помешало ему, однако,
когда обнаружилась его собственная несостоятельность, уступить место
демократическому парламентаризму.
Можно попытаться возразить, что испанская революция по своим тенденциям
является пролетарской революцией и что только социал-демократам в союзе с
другими республиканцами удалось задержать ее развитие в стадии буржуазного
парламентаризма. Но это соображение, правильное само по себе, только ярче
подтверждает нашу мысль: если буржуазным демократам удалось парализовать
революцию пролетариата, то именно благодаря тому, что под гнетом
"фашистской" диктатуры демократические иллюзии не ослабели, а окрепли.
Исчезли ли в течение десяти лет деспотии Муссолини "демократические
предрассудки" в Италии? Так склонны изображать дело сами фашисты. В
действительности же демократические иллюзии приобрели новую силу. За этот
период успело подняться новое поколение, которое политически никогда не жило
в условиях свободы, но зато слишком хорошо знает, что такое фашизм: это
сырой материал для вульгарной демократии. Организация "Справедливость и
свобода"151 не без успеха распространяет в Италии нелегальную
демократическую литературу. Идеи демократии находят, следовательно,
сторонников, готовых жертвовать собою. Даже плоские общие места либерального
монархиста графа Сфорца распространяются в виде нелегальных брошюр. Так
далеко отброшена Италия за эти годы назад!
Почему в Германии фашизм призван сыграть роль, прямо противоположную
той, какую он сыграл в Италии, остается непостижимым. Или "Германия не
Италия"? Победоносный фашизм является на самом деле не локомотивом истории,
а гигантским ее тормозом. Как политика социал-демократии подготовляла
торжество Гитлера, так режим национал-социализма неизбежно ведет к
подогреванию демократических иллюзий.
3. Может ли возродиться социал-демократия?
Немецкие товарищи свидетельствуют, что социал-демократические рабочие и
даже многие социал-демократические бюрократы "разочаровались" в демократии.
Из критических настроений реформистских рабочих мы должны извлечь все, что
можно, в интересах их революционного воспитания. Но надо в то же время ясно
понять действительный объем "разочарования" реформистов в демократии.
Социал-демократические бонзы поругивают демократию, чтобы оправдать себя. Не
желая признавать, что они оказались презренными трусами, не способными
бороться даже за созданную ими демократию и за свои нагретые места в ней,
эти господа перелагают ответственность с себя на бесплотную демократию.
Радикализм, как видим, не только дешевый, но и насквозь фальшивый! Стоит
буржуазии поманить "разочарованных" завтра пальчиком, и они, сломя голову,
бросятся в новую коалицию. В массе социал-демократических рабочих
пробуждается, конечно, и действительное отвращение к обманам и миражам
демократии. Но в каких размерах? Большая половина семи-восьми миллионов
социал-демократических избирателей находится в состоянии растерянности,
мрачной пассивности и капитуляции перед победителями. Тем временем под пятой
фашизма будет формироваться новое пролетарское поколение, для которого
веймарская демократия - историческое предание. По какой же линии пойдет
политическая кристаллизация в рабочем классе? Это зависит от многих условий,
в том числе, конечно, и от нашей политики.
Исторически не исключена прямая, непосредственная смена фашистского
режима рабочим государством. Для осуществления этой возможности необходимо,
чтобы в процессе борьбы против фашизма сложилась могущественная нелегальная
коммунистическая партия, под руководством которой пролетариат мог бы
захватить власть. Все, что можно сделать в направлении такого результата,
должно быть сделано. Но надо все же сказать, что создание в подполье такого
рода революционной партии мало вероятно, во всяком случае, заранее ничем не
обеспечено. Недовольство, возмущение, брожение в массах будут с известного
момента расти гораздо быстрее, чем подпольное формирование партийного
авангарда. А всякая неясность в сознании масс пойдет неизбежно на пользу
демократии.
Это вовсе не значит, что Германии после падения фашизма предстоит снова
пройти долгую школу парламентаризма. Предшествующего политического опыта
фашизм не сотрет, еще меньше он способен изменить социальную структуру
нации. Ждать новой большой демократической эпохи в развитии Германии было бы
глубочайшим заблуждением. Но в революционном пробуждении масс
демократические лозунги неизбежно составят первую главу. Даже если бы
дальнейший ход борьбы вообще не дал возродиться демократическому государству
и на одни день, - это вполне возможно, - сама борьбы не может развернуться в
обход демократических лозунгов! Революционная партия, которая попыталась бы
перескочить через эту стадию, сломила бы себе ноги.
С этой общей перспективой тесно связан вопрос о социал-демократии.
Появится ли она снова на сцене? Старая организация погибла безвозвратно. Но
это вовсе не значит, что социал-демократия не может возродиться под новой
исторической маской. Оппортунистические партии так же легко падают и
разваливаются под ударами реакции, как и легко восстанавливаются при первом
политическом оживлении. В России мы это видели на примере меньшевиков и
эсеров. Немецкая социал-демократия может не только возродиться, но и
получить большое влияние, если революционная пролетарская партия вместо
диалектического отношения к лозунгам демократии противопоставит им
доктринерское "отрицание". Президиум Коминтерна в этой области, как и во
всех других, остается бескорыстным помощником реформизма.
4. Брандлерианцы углубляют сталинцев
Путаница в вопросе о демократических лозунгах наиболее глубокомысленно
проявилась в программных тезисах оппортунистической группы
Брандлера-Тальгеймера (по вопросу о борьбе с фашизмом). Коммунистическая
партия, гласят тезисы, "должна объединять проявления недовольства всех (!)
классов против фашистской диктатуры". (Геген ден Штром152, стр. 7, слово
"всех" подчеркнуто в подлиннике.) В то же время тезисы настойчиво
предупреждают: "Частичные лозунги не могут быть буржуазно-демократического
рода". Между этими двумя положениями, из которых каждое ошибочно, есть
непримиримое противоречие. Прежде всего совершенно невероятно звучит формула
об объединении "недовольства всех классов". Русские марксисты злоупотребляли
некогда такой формулой в борьбе с царизмом. Из этого злоупотребления выросла
меньшевистская концепция революции, примененная впоследствии Сталиным в
Китае. Но в России дело шло по крайней мере о столкновении буржуазной нации
с сословной монархией. В каком же смысле можно говорить о борьбе "всех
классов" буржуазной нации против фашизма, который является орудием крупной
буржуазии против пролетариата? Поучительно было бы видеть, как Тальгеймер,
фабрикант теоретических пошлостей, будет объединять недовольство Гугенберга,
- а он тоже недоволен, - с недовольством безработного. Как, с другой
стороны, возможно объединять движение "всех классов", не становясь на почву
буржуазной демократии? Поистине классическое сочетание оппортунизма со
словесным ультрарадикализмом!
Движение пролетариата против фашистского режима будет принимать все
более массовый характер по мере того, как мелкая буржуазия будет
разочаровываться в фашизме, изолируя имущие верхи и государственный аппарат.
Задача пролетарской партии будет состоять в том, чтобы использовать
ослабление гнета со стороны мелкобуржуазной реакции в целях повышения
активности пролетариата и чтобы направить затем активность пролетариата на
путь политического завоевания низших слоев мелкой буржуазии.
Правда, рост недовольства промежуточных слоев и рост сопротивления
рабочих создаст трещину в блоке имущих классов и побудит их "левый фланг"
искать связи с мелкой буржуазией. Задача пролетарской партии по отношению к
"либеральному" флангу имущих будет, однако, состоять не в том, чтобы
включить его в блок "всех классов" против фашизма, а наоборот, в том, чтоб
сразу же объявить ему решительную борьбу за влияние на низы мелкой
буржуазии.
Под какими политическими лозунгами пойдет эта борьба? Диктатура Гитлера
непосредственно выросла из веймарской демократии. Представители мелкой
буржуазии собственноручно передали Гитлеру мандат на диктатуру. Если
допустить очень благоприятное и быстрое развитие фашистского кризиса, то
требование созыва рейхстага со включением в него всех изгнанных депутатов
может в известный момент объединить рабочих с широкими слояим мелкой
буржуазии. Если кризис вспыхнет позже и память о рейхстаге успеет стереться,
большую популярность может приобрести лозунг новых выборов. Мы не говорим,
что развитие должно непременно пойти по этому пути. Достаточно того, что
такой путь возможен. Связывать себе руки в отношении этапных демократических
лозунгов, которые могут быть навязаны нам мелкобружуазными союзниками и
отсталыми слоями самого пролетариата, было бы гибельным доктринерством.
Брандлер-Тальгеймер считают, однако, что мы должны выступать только "за
демократические права для трудящихся: право собраний, союзов, свобода
печати, право коалиции и стачек". Чтобы еще больше подчеркнуть свой
радикализм, они прибавляют: "Эти требования надлежит строго (!) отличать от
буржуазно-демократических требований всеобщих демократических прав". Нет
фигуры более жалкой, чем оппортунист, который берет в зубы нож
ультрарадикализма!
Свобода собраний и печати только для трудящихся мыслима не иначе, как
при диктатуре пролетариата, т. е. при национализации зданий, типографий и
проч. Возможно, что диктатуре пролетариата придется в Германии применять
исключительные законы против эксплуататоров: это зависит от исторического
момента, от международных условий, от соотношения внутренних сил. Но отнюдь
не исключено, что, завоевав власть, рабочие Германии окажутся достаточно
могущественными, чтобы представить свободу собраний и печати даже вчерашним
эксплуататорам, разумеется, в соответствии с их действительным политическим
влиянием, а не с размерами их кассы: касса будет экспроприирована. Таким
образом, даже для периода диктатуры пролетариата нет основания заранее
принципиально ограничивать свободу собраний и печати только трудящимися. К
такому ограничению пролетариат может оказаться вынужденным; но это не вопрос
принципа. Вдвойне нелепо выдвигать подобное требование в условиях нынешней
Германии, когда свобода печати и собраний существует для всех, кроме
трудящихся. Пробуждение пролетарской борьбы против фашистской каторги будет
идти, по крайней мере на первых порах, под лозунгами: дайте и нам, рабочим,
право собраний и печати. Коммунисты поведут, конечно, и на этой стадии
пропаганду в пользу советского режима, но они будут в то же время
поддерживать всякое действительно массовое движение под демократическими
лозунгами и, где смогут, будут брать на себя инициативу такого движения.
Между режимом буржуазной демократии и режимом пролетарской диктатуры
нет третьего режима, "демократии трудящихся". Правда, испанская республика
назвала себя "республикой трудящихся" даже в тексте конституции. Но это есть
формула политического шарлатанства. Брандлерианская формула демократии
"только для трудящихся" да еще в соединении с тактикой объединения "всех
классов" как бы специально рассчитана на то, чтобы спутать и сбить
революционный авангард в важнейшем вопросе: как и в каких пределах
приспособляться к движению мелкобуржуазных и отсталых рабочих масс, какие им
делать уступки в вопросах о темпе движения и очередных лозунгах, чтобы тем
успешнее сплачивать пролетариат под знаменем его собственной революционной
диктатуры.
* * *
На Седьмом съезде РКП в марте 1918 г. Ленин при обсуждении программы
партии, вел решительную борьбу против Бухарина, который считал, что на
парламентаризме надо раз навсегда поставить крест, так как он исторически
"исчерпан". "Мы должны... - отвечал ему Ленин, - писать новую программу
советской власти, нисколько не отрекаясь от использования буржуазного
парламентаризма. Думать, что нас не откинут назад - утопия... При всяком
откидывании назад, если классовые враждебные силы загонят нас на эту старую
позицию, мы будем идти к тому, что опытом завоевано, - к советской
власти..."153
Ленин выступал против доктринерского антипарламентаризма даже по
отношению к стране, которая уже завоевала советский режим: нельзя связывать
себе руки, - учил он Бухарина, - ибо нас могут отбросить назад, на уже
покинутые нами позиции. В Германии не было и нет пролетарской диктатуры,
зато есть диктатура фашизма; Германия отброшена назад даже от буржуазной
демократии. Заранее отказываться в этих условиях от использования
демократических лозунгов и буржуазного парламентаризма значит очищать поле
для социал-демократии новой формации.
Л. Троцкий
Принкипо
14 июля 1933 г.
Все мировое рабочее движение подошло к поворотному пункту. Разрушаются
Гитлер опирается на готовый опыт Муссолини, но прежде всего по причине более
высокой социальной структуры Германии и большей остроты ее противоречий.
Отсюда допустимо вывести заключение, что национал-социализм у власти будет
скорее изнашиваться, чем его итальянский предтеча. Но перерождаясь и
разлагаясь, национал-социализм сам собой не может свалиться. Его надо
опрокинуть. Изменение политического режима нынешней Германии неосуществимо
без восстания. Правда, к восстанию сейчас нет прямого и непосредственного
подхода; но какими бы извилистыми путями ни пошло развитие, оно неизбежно
приведет к восстанию.
На самостоятельную революционную политику мелкая буржуазия, как
известно, не способна. Но политика и настроения мелкой буржуазии не
безразличны для судьбы созданного при ее содействии режима. Разочарование и
недовольство промежуточных классов превратят национал-социализм, как
превратили уже фашизм, из народного движения в полицейский аппарат. Как бы
ни был он силен сам по себе, он не может заменить живого потока
контрреволюции, проникающего во все поры общества. Бюрократическое
перерождение фашизма означает поэтому начало его конца.
На этой ступени должно, однако, обнаруживаться новое затруднение: под
действием поражений у пролетариата гипертрофируются задерживательные центры.
Рабочие становятся осторожны, недоверчивы, выжидательны. Пусть вулканическое
извержение реакции прекратилось. Но застывшая лава фашистского государства
слишком грозно напоминает о пережитом. Таково политическое положение
нынешней Италии. Заимствуя терминологию экономической конъюнктуры, можно
сказать, что разочарование и недовольство мелкобуржуазной реакции
подготовляют момент, когда острый кризис рабочего движения переходит в
депрессию, которая должна будет затем на известном этапе уступить место
оживлению. Пытаться предугадать сейчас, как, когда и под какими лозунгами
оживление начнется, было бы пустым занятием: даже стадии экономического
цикла имеют каждый раз "неожиданный" характер, тем более этапы политического
развития.
Для организма, перенесшего тяжелую болезнь, особенно важен правильный
уход. У рабочих, по которым прокатился каток фашизма, авантюристская тактика
должна неизбежно вызвать рецидив апатии. Так преждевременный биржевой
ажиотаж нередко влечет за собой рецидив кризиса. Пример Италии показывает,
что состояние политической депрессии, особенно при ложном революционном
руководстве, может затянуться на годы. Правильная политика требует не
навязывать пролетариату искусственный маршрут, а выводить перспективу и
лозунги борьбы из живой диалектики движения. Благоприятные внешние толчки
могут чрезвычайно сократить отдельные стадии процесса: вовсе не обязательно,
чтобы депрессия длилась годы, как в Италии! Однако перескочить через
органические этапы массового подъема нельзя. Ускорить, не пытаясь
перескочить, - здесь все искусство реалистического руководства! Раз
вырвавшись из-под свинцовой плиты фашизма, рабочее движение может уже в
сравнительно короткий срок принять широкий размах. Только после этого и
только под руководством пролетариата недовольство мелкой буржуазии сможет
получить прогрессивный политический характер и восстановить благоприятную
обстановку для революционной борьбы.
Господствующим классам придется столкнуться с оборотной стороной этого
процесса: потеряв опору в мелкой буржуазии, фашистское государство окажется
крайне ненадежным аппаратом угнетения. Политикам капитала придется
ориентироваться заново. Противоречия среди имущих классов станут прорываться
наружу. П:ред фронтом переходящих в наступление масс у Гитлера окажется
ненадежный тыл. Так сложится непосредственно революционная ситуация,
возвещая последний час национал-социализма.
* * *
Прежде, однако, чем пролетариат снова сможет ставить перед собою
большие задачи, он должен подвести баланс прошлому. Самая его общая формула:
старые партии погибли. Небольшое меньшинство рабочих уже сейчас говорит:
нужно готовить новую партию. Отвратительная дряблость социал-демократии и
преступная безответственность официального лжебольшевизма будут выжжены в
огне борьбы. Господа наци толковали о расе воинов. Пробьет час, когда фашизм
столкнется с несокрушимой расой революционных борцов.
Л. Троцкий
Принкипо
22 июня 1933 г.
Ответы на вопросы Алис Юз, корреспондентки "Нью-Йорк Верлд
Телеграмм"148
1. Гитлер одержал над немецким пролетариатом большую победу. Обе
руководящие партии, социал-демократическая и коммунистическая, потерпели
крушение. Но пролетариат Германии по-прежнему остается главным фактором
хозяйства и прогресса. Ни завоевать рабочих, ни истребить их Гитлер не
сможет. Фашизм не устраняет социальных противоречий. Беря их под пресс, он
накопляет их и тем подготовляет взрыв. Если на словах национал-социализм
ставит себе задачей растворить все классы, партии и группы в нации, то
практически он воспитывает народные массы в духе беспощадной гражданской
войны. Фашистская реакция может затянуться на несколько лет, но реванш
рабочего класса неизбежен.
2. Сегодня Гитлер воевать не может: Германия разоружена, а наци
вооружены только для внутренней войны. Гитлер может вооружить Германию
только при помощи Италии и Англии. Свое право на их помощь он надеется
завоевать, выступая в качестве охранителя Европы от большевизма. В этом
смысле вся политика Гитлера ориентирована против Советского Союза. Можно ли
считать опасность войны непосредственной? Это зависит от того, в какой мере
и в какой срок Гитлеру удастся заручиться помощью Лондона.
3. В июле 1914 года ключ к позиции был в руках Англии. Если бы ее
правительство категорически заявило о своем нейтралитете или, наоборот,
предупредило о своем вмешательстве на стороне Франции и России, война была
бы если не избегнута, то отсрочена. Но правительство Великобритании
предпочитало в критические дни не говорить ни да, ни нет и этим подтолкнуло
обе стороны к войне.
Ключ к европейской ситуации и сейчас находится в значительной мере в
руках лондонского кабинета. Отказ принять слишком "жесткое" определение
нападающей стороны выражает и на этот раз стремление не говорить ни да, ни
нет и сохранять, таким образом, в своих руках ключ к будущей войне.
4. Из этих общих условий вытекает, мне кажется, с полной ясностью
значение политики Соединных Штатов для ближайшего будущего Европы. Чем более
открытую и категорическую позицию займет Вашингтон, тем сильнее сократится
поле для двусмысленных и гибельных по своим последствиям маневров Лондона.
Немедленное восстановление нормальных связей между Соединенными Штатами и
Советским Союзом будет, помимо всего прочего, означать тяжелую гирю на
мирной чаше весов.
5. Вопросы советского хозяйства слишком сложны, чтобы на них можно было
ответить в рамках интервью. Критика хозяйственной политики фракции Сталина
дана в ряде работ левой оппозиции, в частности, в замечательных статьях
моего друга Х.Г.Раковского, бывшего председателем Совета Народных Комиссаров
Украины, затем советским послом в Лондоне и Париже. Несмотря на то, что
статьи Раковского, написанные им в ссылке, где он находится сейчас,
распространялись в отдельных рукописных экземплярах, они не раз оказывали
большое влияние на официальную политику.
Основные ошибки правящей фракции (они очень тяжелы) вытекают из того,
что она при помощи бюрократического аппарата пытается заменить инициативу,
творчество и критику трудящихся масс. Коллективизация является единственным
путем спасения для крестьянства, для сельского хозяйства, для страны. Но в
области коллективизации, как и во всех других областях, незыблемое
завоевание может дать лишь сознательное творчество самих масс, а не
бюрократическое командование. Разногласия между оппозицией и правящей
фракцией очень важны и имеют исключительную практическую важность. Но они
разворачиваются на тех основах, какие заложены Октябрьской революцией и
советским режимом.
Вернуть Россию от советского режима назад, к капитализму, можно было бы
не иначе, как путем грандиозной и кровавой контрреволюции, которая, в свою
очередь, не осуществима без военной интервенции - разумеется, при том
условии, что интервенция окажется победоносной. Интервенция означала бы
страшный удар для экономики и культуры не только Советского Союза, но и всей
Европы, даже всего мира. Этим и объясняется стремление советского
правительства избежать войны на западе, как и на востоке, хотя бы и ценой
очень далеко идущих уступок. Если бы, однако, Гитлер получил возможность
произвести опыт интервенции, то - я лично ни на минуту не сомневаютсь в этом
- она закончилась бы крушением национал-социализма.
Л. Троцкий
Принкипо
4 июля 1933 г.
1. Верно ли, что Гитлер разрушил "демократические предрассудки"?
Апрельская резолюция Президиума ИККИ "О современном положении в
Германии"149 войдет, надо думать, в историю как окончательное свидетельство
несостоятельности Коминтерна эпигонов. Резолюция увенчивается прогнозом, в
котором все пороки и предрассудки сталинской бюрократии достигают
кульминации. "Установление открытой фашистской диктатуры, - гласит резолюция
жирным шрифтом, - разбивая все демократические иллюзии в массах и освобождая
массы из-под влияния социал-демократии, ускоряет темп развития в Германии
пролетарской революции".
Фашизм, оказывается, неожиданно локомотивом истории: он разбивает
демократические иллюзии, он освобождает массы из-под влияния
социал-демократии, он ускоряет развитие пролетарской революции. Сталинская
бюрократия возлагает на фашизм выполнение тех основных задач, справиться с
которыми сама она оказалась совершенно не способна.
Теоретически победа фашизма несомненно является доказательством того,
что демократия исчерпала себя; но практически фашистский режим консервирует
демократические предрассудки, возрождает их вновь, прививает их молодежи и
даже способен придать им на короткое время высшую силу. В этом и состоит
одно из важнейших проявлений реакционной исторической роли фашизма.
Доктринеры мыслят схемами. Массы мыслят фактами. Рабочий класс
воспринимает события не как эксперименты в пользу того или другого "тезиса",
а как живые изменения в судьбе народа. Победа фашизма на весах политического
развития весит в миллионы раз больше, чем тот прогноз, который из нее
вытекает для неопределенного будущего. Если бы из несостоятельности
демократии выросло господство пролетариата, то развитие общества, как и
развитие массового сознания, сделало бы огромный прыжок вперед. Но так как
на деле из несостоятельности демократии выросла победа фашизма, то сознание
масс - на время, конечно, - откатывается далеко назад. Разгром веймарской
конституции Гитлером так же мало может покончить с демократическими
иллюзиями масс, как мало поджог Рейхстага Герингом150 способен выжечь
парламентский кретинизм.
2. Пример Испании и Италии
Фашизм и демократия, слышали мы четыре года подряд, не исключают, а
дополняют друг друга. Каким же образом победа фашизма может раз навсегда
ликвидировать демократию? Хорошо бы услышать на этот счет разъяснение
Бухарина, Зиновьева или "самого" Мануильского.
Военно-полицейскую диктатуру Примо де Ривера Коминтерн объявил
фашизмом. Но если победа фашизма означает окончательную ликвидацию
демократических предрассудков, как же объяснить, что диктатура Примо де
Ривера уступила место буржуазной республике? Правда, режим Ривера был далек
от фашизма. Но он имел во всяком случае то общее с фашизмом, что возник в
результате банкротства парламентарного режима. Это не помешало ему, однако,
когда обнаружилась его собственная несостоятельность, уступить место
демократическому парламентаризму.
Можно попытаться возразить, что испанская революция по своим тенденциям
является пролетарской революцией и что только социал-демократам в союзе с
другими республиканцами удалось задержать ее развитие в стадии буржуазного
парламентаризма. Но это соображение, правильное само по себе, только ярче
подтверждает нашу мысль: если буржуазным демократам удалось парализовать
революцию пролетариата, то именно благодаря тому, что под гнетом
"фашистской" диктатуры демократические иллюзии не ослабели, а окрепли.
Исчезли ли в течение десяти лет деспотии Муссолини "демократические
предрассудки" в Италии? Так склонны изображать дело сами фашисты. В
действительности же демократические иллюзии приобрели новую силу. За этот
период успело подняться новое поколение, которое политически никогда не жило
в условиях свободы, но зато слишком хорошо знает, что такое фашизм: это
сырой материал для вульгарной демократии. Организация "Справедливость и
свобода"151 не без успеха распространяет в Италии нелегальную
демократическую литературу. Идеи демократии находят, следовательно,
сторонников, готовых жертвовать собою. Даже плоские общие места либерального
монархиста графа Сфорца распространяются в виде нелегальных брошюр. Так
далеко отброшена Италия за эти годы назад!
Почему в Германии фашизм призван сыграть роль, прямо противоположную
той, какую он сыграл в Италии, остается непостижимым. Или "Германия не
Италия"? Победоносный фашизм является на самом деле не локомотивом истории,
а гигантским ее тормозом. Как политика социал-демократии подготовляла
торжество Гитлера, так режим национал-социализма неизбежно ведет к
подогреванию демократических иллюзий.
3. Может ли возродиться социал-демократия?
Немецкие товарищи свидетельствуют, что социал-демократические рабочие и
даже многие социал-демократические бюрократы "разочаровались" в демократии.
Из критических настроений реформистских рабочих мы должны извлечь все, что
можно, в интересах их революционного воспитания. Но надо в то же время ясно
понять действительный объем "разочарования" реформистов в демократии.
Социал-демократические бонзы поругивают демократию, чтобы оправдать себя. Не
желая признавать, что они оказались презренными трусами, не способными
бороться даже за созданную ими демократию и за свои нагретые места в ней,
эти господа перелагают ответственность с себя на бесплотную демократию.
Радикализм, как видим, не только дешевый, но и насквозь фальшивый! Стоит
буржуазии поманить "разочарованных" завтра пальчиком, и они, сломя голову,
бросятся в новую коалицию. В массе социал-демократических рабочих
пробуждается, конечно, и действительное отвращение к обманам и миражам
демократии. Но в каких размерах? Большая половина семи-восьми миллионов
социал-демократических избирателей находится в состоянии растерянности,
мрачной пассивности и капитуляции перед победителями. Тем временем под пятой
фашизма будет формироваться новое пролетарское поколение, для которого
веймарская демократия - историческое предание. По какой же линии пойдет
политическая кристаллизация в рабочем классе? Это зависит от многих условий,
в том числе, конечно, и от нашей политики.
Исторически не исключена прямая, непосредственная смена фашистского
режима рабочим государством. Для осуществления этой возможности необходимо,
чтобы в процессе борьбы против фашизма сложилась могущественная нелегальная
коммунистическая партия, под руководством которой пролетариат мог бы
захватить власть. Все, что можно сделать в направлении такого результата,
должно быть сделано. Но надо все же сказать, что создание в подполье такого
рода революционной партии мало вероятно, во всяком случае, заранее ничем не
обеспечено. Недовольство, возмущение, брожение в массах будут с известного
момента расти гораздо быстрее, чем подпольное формирование партийного
авангарда. А всякая неясность в сознании масс пойдет неизбежно на пользу
демократии.
Это вовсе не значит, что Германии после падения фашизма предстоит снова
пройти долгую школу парламентаризма. Предшествующего политического опыта
фашизм не сотрет, еще меньше он способен изменить социальную структуру
нации. Ждать новой большой демократической эпохи в развитии Германии было бы
глубочайшим заблуждением. Но в революционном пробуждении масс
демократические лозунги неизбежно составят первую главу. Даже если бы
дальнейший ход борьбы вообще не дал возродиться демократическому государству
и на одни день, - это вполне возможно, - сама борьбы не может развернуться в
обход демократических лозунгов! Революционная партия, которая попыталась бы
перескочить через эту стадию, сломила бы себе ноги.
С этой общей перспективой тесно связан вопрос о социал-демократии.
Появится ли она снова на сцене? Старая организация погибла безвозвратно. Но
это вовсе не значит, что социал-демократия не может возродиться под новой
исторической маской. Оппортунистические партии так же легко падают и
разваливаются под ударами реакции, как и легко восстанавливаются при первом
политическом оживлении. В России мы это видели на примере меньшевиков и
эсеров. Немецкая социал-демократия может не только возродиться, но и
получить большое влияние, если революционная пролетарская партия вместо
диалектического отношения к лозунгам демократии противопоставит им
доктринерское "отрицание". Президиум Коминтерна в этой области, как и во
всех других, остается бескорыстным помощником реформизма.
4. Брандлерианцы углубляют сталинцев
Путаница в вопросе о демократических лозунгах наиболее глубокомысленно
проявилась в программных тезисах оппортунистической группы
Брандлера-Тальгеймера (по вопросу о борьбе с фашизмом). Коммунистическая
партия, гласят тезисы, "должна объединять проявления недовольства всех (!)
классов против фашистской диктатуры". (Геген ден Штром152, стр. 7, слово
"всех" подчеркнуто в подлиннике.) В то же время тезисы настойчиво
предупреждают: "Частичные лозунги не могут быть буржуазно-демократического
рода". Между этими двумя положениями, из которых каждое ошибочно, есть
непримиримое противоречие. Прежде всего совершенно невероятно звучит формула
об объединении "недовольства всех классов". Русские марксисты злоупотребляли
некогда такой формулой в борьбе с царизмом. Из этого злоупотребления выросла
меньшевистская концепция революции, примененная впоследствии Сталиным в
Китае. Но в России дело шло по крайней мере о столкновении буржуазной нации
с сословной монархией. В каком же смысле можно говорить о борьбе "всех
классов" буржуазной нации против фашизма, который является орудием крупной
буржуазии против пролетариата? Поучительно было бы видеть, как Тальгеймер,
фабрикант теоретических пошлостей, будет объединять недовольство Гугенберга,
- а он тоже недоволен, - с недовольством безработного. Как, с другой
стороны, возможно объединять движение "всех классов", не становясь на почву
буржуазной демократии? Поистине классическое сочетание оппортунизма со
словесным ультрарадикализмом!
Движение пролетариата против фашистского режима будет принимать все
более массовый характер по мере того, как мелкая буржуазия будет
разочаровываться в фашизме, изолируя имущие верхи и государственный аппарат.
Задача пролетарской партии будет состоять в том, чтобы использовать
ослабление гнета со стороны мелкобуржуазной реакции в целях повышения
активности пролетариата и чтобы направить затем активность пролетариата на
путь политического завоевания низших слоев мелкой буржуазии.
Правда, рост недовольства промежуточных слоев и рост сопротивления
рабочих создаст трещину в блоке имущих классов и побудит их "левый фланг"
искать связи с мелкой буржуазией. Задача пролетарской партии по отношению к
"либеральному" флангу имущих будет, однако, состоять не в том, чтобы
включить его в блок "всех классов" против фашизма, а наоборот, в том, чтоб
сразу же объявить ему решительную борьбу за влияние на низы мелкой
буржуазии.
Под какими политическими лозунгами пойдет эта борьба? Диктатура Гитлера
непосредственно выросла из веймарской демократии. Представители мелкой
буржуазии собственноручно передали Гитлеру мандат на диктатуру. Если
допустить очень благоприятное и быстрое развитие фашистского кризиса, то
требование созыва рейхстага со включением в него всех изгнанных депутатов
может в известный момент объединить рабочих с широкими слояим мелкой
буржуазии. Если кризис вспыхнет позже и память о рейхстаге успеет стереться,
большую популярность может приобрести лозунг новых выборов. Мы не говорим,
что развитие должно непременно пойти по этому пути. Достаточно того, что
такой путь возможен. Связывать себе руки в отношении этапных демократических
лозунгов, которые могут быть навязаны нам мелкобружуазными союзниками и
отсталыми слоями самого пролетариата, было бы гибельным доктринерством.
Брандлер-Тальгеймер считают, однако, что мы должны выступать только "за
демократические права для трудящихся: право собраний, союзов, свобода
печати, право коалиции и стачек". Чтобы еще больше подчеркнуть свой
радикализм, они прибавляют: "Эти требования надлежит строго (!) отличать от
буржуазно-демократических требований всеобщих демократических прав". Нет
фигуры более жалкой, чем оппортунист, который берет в зубы нож
ультрарадикализма!
Свобода собраний и печати только для трудящихся мыслима не иначе, как
при диктатуре пролетариата, т. е. при национализации зданий, типографий и
проч. Возможно, что диктатуре пролетариата придется в Германии применять
исключительные законы против эксплуататоров: это зависит от исторического
момента, от международных условий, от соотношения внутренних сил. Но отнюдь
не исключено, что, завоевав власть, рабочие Германии окажутся достаточно
могущественными, чтобы представить свободу собраний и печати даже вчерашним
эксплуататорам, разумеется, в соответствии с их действительным политическим
влиянием, а не с размерами их кассы: касса будет экспроприирована. Таким
образом, даже для периода диктатуры пролетариата нет основания заранее
принципиально ограничивать свободу собраний и печати только трудящимися. К
такому ограничению пролетариат может оказаться вынужденным; но это не вопрос
принципа. Вдвойне нелепо выдвигать подобное требование в условиях нынешней
Германии, когда свобода печати и собраний существует для всех, кроме
трудящихся. Пробуждение пролетарской борьбы против фашистской каторги будет
идти, по крайней мере на первых порах, под лозунгами: дайте и нам, рабочим,
право собраний и печати. Коммунисты поведут, конечно, и на этой стадии
пропаганду в пользу советского режима, но они будут в то же время
поддерживать всякое действительно массовое движение под демократическими
лозунгами и, где смогут, будут брать на себя инициативу такого движения.
Между режимом буржуазной демократии и режимом пролетарской диктатуры
нет третьего режима, "демократии трудящихся". Правда, испанская республика
назвала себя "республикой трудящихся" даже в тексте конституции. Но это есть
формула политического шарлатанства. Брандлерианская формула демократии
"только для трудящихся" да еще в соединении с тактикой объединения "всех
классов" как бы специально рассчитана на то, чтобы спутать и сбить
революционный авангард в важнейшем вопросе: как и в каких пределах
приспособляться к движению мелкобуржуазных и отсталых рабочих масс, какие им
делать уступки в вопросах о темпе движения и очередных лозунгах, чтобы тем
успешнее сплачивать пролетариат под знаменем его собственной революционной
диктатуры.
* * *
На Седьмом съезде РКП в марте 1918 г. Ленин при обсуждении программы
партии, вел решительную борьбу против Бухарина, который считал, что на
парламентаризме надо раз навсегда поставить крест, так как он исторически
"исчерпан". "Мы должны... - отвечал ему Ленин, - писать новую программу
советской власти, нисколько не отрекаясь от использования буржуазного
парламентаризма. Думать, что нас не откинут назад - утопия... При всяком
откидывании назад, если классовые враждебные силы загонят нас на эту старую
позицию, мы будем идти к тому, что опытом завоевано, - к советской
власти..."153
Ленин выступал против доктринерского антипарламентаризма даже по
отношению к стране, которая уже завоевала советский режим: нельзя связывать
себе руки, - учил он Бухарина, - ибо нас могут отбросить назад, на уже
покинутые нами позиции. В Германии не было и нет пролетарской диктатуры,
зато есть диктатура фашизма; Германия отброшена назад даже от буржуазной
демократии. Заранее отказываться в этих условиях от использования
демократических лозунгов и буржуазного парламентаризма значит очищать поле
для социал-демократии новой формации.
Л. Троцкий
Принкипо
14 июля 1933 г.
Все мировое рабочее движение подошло к поворотному пункту. Разрушаются