Страница:
завоевании власти. Надо только правильно поставить задачу. А для этого надо
ясно понять, какова природа "средних классов". Нет ничего опаснее в
политике, особенно в критические периоды, как повторять общие формулы, не
исследуя, какое под ними социальное содержание.
Современное общество состоит из трех классов: крупной буржуазии,
пролетариата и "средних классов", или мелкой буржуазии. Взаимоотношение этих
трех классов и определяет в последнем счете политическое положение в стране.
Основными классами общества являются крупная буржуазия и пролетариат. Только
у этих двух классов может быть ясная и последовательная самостоятельная
политика. Мелкая буржуазия отличается экономической несамостоятельностью и
социальной неоднородностью. Верхние слои ее непосредственно переходят в
крупную буржуазию. Нижние слои сливаются с пролетариатом и падают даже до
положения люмпен-пролетариата. Сообразно своему экономическому положению
мелкая буржуазия не может иметь самостоятельной политики. Она всегда
колеблется между капиталистами и рабочими. Ее собственный верхний слой
толкает ее вправо; ее нижние, угнетенные и эксплуатируемые слои способны в
известных условиях резко повернуть влево. Этими противоречивыми
взаимоотношениями разных слоев "средних классов" определялась всегда путаная
и насквозь несостоятельная политика радикалов, их колебания между
картелем480 и социалистами, чтобы успокоить низы, и национальным блоком481 с
капиталистической реакцией, чтобы спасти буржуазию. Окончательное разложение
радикализма начинается с того момента, когда крупная буржуазия, сама в
тупике, не позволяет ему больше колебаться. Мелкая буржуазия в лице
разоряемых масс города и деревни начинает терять терпение. Она становится во
все более враждебные отношения к своим собственным верхним слоям; она
убеждается на деле в несостоятельности и вероломстве своего политического
руководства. Бедный крестьянин, ремесленник, мелкий торговец убеждаются на
деле, что их отделяет пропасть от всех этих мэров, адвокатов, политических
дельцов вроде Эррио, Даладье, Шотана482 и К , которые по условиям жизни и
взглядам являются крупными буржуа. Этим разочарованием мелкой буржуазии, ее
нетерпением, ее отчаянием и пользуется фашизм. Его агитаторы клеймят и
проклинают парламентскую демократию, которая помогает карьеристам и
взяточникам, но ничего не дает мелким труженикам. Они, эти демагоги, грозят
кулаками по адресу банкиров, крупных торговцев, капиталистов. Эти слова и
жесты вполне отвечают чувствам мелкого собственника, попавшего в безвыходное
положение. Фашисты проявляют смелость, выходят на улицу, наступают на
полицию, пытаются силой разогнать парламент. Это импонирует мелкому буржуа,
впавшему в отчаяние. Он говорит себе: "Радикалы, среди которых слишком много
мошенников, окончательно продались банкирам; социалисты давно обещают
уничтожить эксплуатацию, но от слов никогда не переходят к делу; коммунистов
и вовсе понять нельзя: сегодня одно, завтра другое; надо попробовать, не
помогут ли фашисты".
Неизбежен ли переход средних классов в лагерь фашизма?
Ренодель, Фроссар483 и им подобные возражают, будто мелкая буржуазия
предана больше всего демократии и именно поэтому будет держаться за
радикалов. Какое чудовищное заблуждение! Демократия есть лишь политическая
форма. Мелкая буржуазия заботится не о скорлупе ореха, а об его ядре. Она
ищет спасения от нищеты и гибели. Раз демократия оказалась бессильна - к
черту демократию! Так рассуждает или чувствует каждый мелкий буржуа. В
растущем возмущении низших слоев мелкой буржуазии ее собственными верхними,
"образованными", муниципальными, кантональными и парламентскими слоями,
заключается основной социальный и политический источник фашизма. К этому
надо прибавить зависть академической молодежи, придавленной кризисом, к
преуспевающим адвокатам, профессорам, депутатам и министрам. И здесь,
следовательно, низы мелкобуржуазной интеллигенции восстают против ее верхов.
Значит, переход мелкой буржуазии на путь фашизма неизбежен, неотвратим?
Нет, такой вывод был бы постыдным фатализмом. Что действительно неизбежно,
неотвратимо, так это гибель радикализма и всех тех политических группировок,
которые свяжут с ними свою судьбу. В условиях капиталистического упадка не
остается больше места партии демократических реформ и мирного "прогресса".
Каким бы путем ни пошло дальнейшее развитие Франции, радикализм все равно
сойдет со сцены, отвергнутый и оплеванный мелкой буржуазией, которую он
окончательно предал. Что наше предсказание отвечает действительности, в этом
каждый мыслящий рабочий будет отныне убеждаться на основании фактов и опыта
каждого дня. Новые выборы будут приносить радикалам поражения. От них будут
отходить слой за слоем народные массы снизу, группы перепуганных карьеристов
- сверху. Отколы, расколы, измены будут следовать непрерывной чередой.
Никакие маневры и блоки не спасут радикальной партии. Она потянет за собой
на дно и "партию" Реноделя-Деа484 и К . Гибель радикальной партии есть
неотвратимый результат того факта, что буржуазное общество не может больше
справляться со своими затруднениями при помощи так называемых
демократических методов. Раскол между низами мелкой буржуазии и ее верхами
неотвратим.
Но это вовсе не значит, что следовавшие за радикализмом массы должны
неминуемо перенести свои надежды на фашизм. Правда, наиболее развращенная,
деклассированная и жадная часть молодежи средних классов уже сделала свой
выбор в этом направлении. Из этого резервуара формируются главным образом
фашистские банды. Но тяжелые мелкобуржуазные массы города и деревни еще не
сделали выбора. Они колеблются перед великим решением. Именно потому, что
они колеблются, они пока еще продолжают, но уже без доверия, голосовать за
радикалов. Это состояние колебания и раздумья будет, однако, длиться не
годы, а месяцы. Политическое развитие получит в ближайший период
лихорадочный темп. Мелкая буржуазия только в том случае отвергнет демагогию
фашизма, если поверит в действительность другого пути. Но другой путь есть
путь пролетарской революции.
Верно ли, что мелкая буржуазия боится революции?
Парламентские рутинеры, считающие себя знатоками народа, любят
повторять: "Не надо пугать средние классы революцией, они не любят
крайностей". В таком общем виде это утверждение совершенно ложно. Конечно,
мелкий собственник стоит за порядок, пока дела его идут сносно и пока он
надеется, что завтра они пойдут лучше. Но когда эта надежда утеряна, он
легко приходит в бешенство и готов пуститься на самые крайние меры. Иначе
как он мог бы опрокинуть демократическое государство и привести фашизм к
победе в Италии и Германии? Отчаявшийся мелкий люд видит в фашизме прежде
всего боевую силу против крупного капитала и верит, что, в отличие от
рабочих партий, которые работают только языком, фашизм пустит в ход кулак,
чтобы установить больше "справедливости". А крестьянин и ремесленник
по-своему реалисты: они понимают, что без кулака дело не обойдется. Неверно,
трижды неверно, будто нынешняя мелкая буржуазия потому не идет за рабочими
партиями, что боится "крайних мер". Как раз наоборот. Низы мелкой буржуазии,
ее главные массы, видят в рабочих партиях только парламентские машины, не
верят силе рабочих партий, их способности к борьбе, их готовности довести на
этот раз борьбу до конца. А если так, то стоит ли сменять радикализм на его
левых парламентских собратьев? Вот как рассуждает или чувствует разоренный и
возмущенный полусобственник. Без понимания этой психологии крестьян,
ремесленников, служащих, маленьких чиновников и пр. - психологии, вытекающей
из социального кризиса - невозможно выработать правильную политику.
Мелкая буржуазия экономически зависима и политически раздроблена. Она
не может поэтому иметь самостоятельную политику. Она нуждается в "вожде",
который внушал бы ей доверие. Этого вождя - индивидуального или
коллективного, т. е. лицо или партию - может ей дать один из основных
классов, т. е. либо крупная буржуазия, либо пролетариат. Фашизм объединяет и
вооружает раздробленные массы, из "человеческой пыли" - мы пользуемся
выражением Троцкого485 - он создает боевые отряды. Этим он дает мелкой
буржуазии иллюзию ее самостоятельной силы. Ей начинает казаться, что она
действительно будет командовать государством. Немудрено, если эти надежды и
иллюзии ударяют ей в голову!
Но мелкая буржуазия может найти вождя и в лице пролетариата. Она
показала это в России, отчасти в Испании. Она тяготела к этому в Италии,
Германии, Австрии. Но партии пролетариата оказались там не на высоте
исторической задачи. Чтобы повести за собой мелкую буржуазию, пролетариат
должен завоевать ее доверие. А для этого он должен сам доверять своим силам.
Ему нужна ясная программа действия и готовность бороться за власть всеми
доступными ему средствами. Сплоченный революционной партией для решительной
и беспощадной борьбы пролетариат говорит крестьянству и мелкому люду
городов: "Я борюсь за власть; вот моя программа; я готов договориться с вами
насчет изменений в этой программе; силу я буду применять только против
крупного капитала и его лакеев, а с вами, тружениками, я хочу заключить союз
на основе определенной программы". Такой язык крестьянин поймет. Нужно
только, чтобы он поверил в способность пролетариата овладеть властью. А для
этого нужно очистить единый фронт от всякой половинчатости, нерешительности,
от веры в фразу; нужно понять обстановку и серьезно встать на путь
революционной борьбы.
Союз с радикалами был бы союзом против средних классов
Ренодель, Фроссар и им подобные всерьез воображают, что союз с
радикалами есть союз со "средними классами" и, следовательно, барьер против
фашизма. Эти люди ничего не видят, кроме парламентских теней. Они игнорируют
реальную эволюцию масс и гонятся за пережившей себя радикальной партией,
которая тем временем поворачивается к ним задом. Они думают, что в эпоху
великого социального кризиса союз пришедших в движение классов можно
заменить блоком со скомпрометированной и обреченной на гибель парламентской
кликой. Действительный союз пролетариата и средних классов есть вопрос не
парламентской статики, а революционной динамики. Этот союз надо создать,
выковать в борьбе.
Вся суть нынешнего политического положения состоит в том, что
отчаявшаяся мелкая буржуазия начинает сбрасывать с себя иго парламентской
дисциплины и опеку консервативной "радикальной" клики, которая всегда
обманывала народ, а ныне окончательно предала его. Связываться в этой
обстановке с радикалами значит осуждать себя на презрение масс и толкать
мелкую буржуазию в объятия фашизма, как единственного спасителя.
Рабочая партия должна заниматься не безнадежными попытками спасти
партию банкротов; наоборот, она должна всеми силами ускорять процесс
освобождения масс от радикального влияния. Чем ревностнее и смелее она будет
выполнять эту работу, тем вернее и скорее она подготовит союз рабочего
класса с мелкой буржуазией. Надо брать классы в их движении. Надо равняться
по их голове, а не по их хвосту. История сейчас работает быстро. Горе тому,
кто отстанет!
Когда Фроссар отказывает социалистической партии в праве разоблачать,
ослаблять, разлагать радикальную партию, то он выступает как консервативный
радикал, а не как социалист. Только та партия имеет права на историческое
существование, которая верит в свою программу и стремится весь народ
объединить под своим знаменем. Иначе это не историческая партия, а
парламентская котерия486, клика карьеристов. Не только право, но
элементарный долг партии пролетариата состоит в том, чтобы освобождать
трудящиеся массы от гибельного влияния буржуазии. Эта историческая задача
получает сейчас особую остроту, ибо радикалы более, чем когда-либо,
стремятся прикрыть работу реакции, убаюкивают и обманывают народ и тем
готовят победу фашизма. Левые радикалы? Но они так же фатально капитулируют
перед Эррио, как Эррио перед Тардье.
Фроссару хочется надеяться на то, что союз социалистов с радикалами
приведет к "левому" правительству, которое разоружит фашистские организации
и спасет республику. Трудно придумать более уродливую смесь демократических
иллюзий и полицейского цинизма. Когда мы говорим, - об этом подробно ниже, -
что нужна рабочая милиция, Фроссары и их подголоски возражают: "С фашизмом
нужно бороться не физическими, а идеологическими мерами." Когда мы говорим:
только смелая революционная мобилизация масс, возможная не иначе, как в
борьбе с радикализмом, способна вырвать почву из-под ног у фашизма, те же
люди нам возражают: "Нет, спасти нас может только полиция правительства
Даладье-Фроссара".
Жалкий лепет! Ведь радикалы имели власть, и если они добровольно
уступили ее Думергу, то не потому, что им не хватало помощи Фроссара, а
потому, что они испугались фашизма, испугались крупной буржуазии, которая
погрозила им роялистской бритвой, а еще больше испугались пролетариата,
который начал подниматься против фашизма. В довершение скандала сам Фроссар,
испугавшийся испуга радикалов, советовал Даладье капитулировать! Если
допустить на минуту, - допущение явно невероятное! - что радикалы
согласились бы порвать союз с Думергом для союза с Фроссаром, фашистские
банды, на этот раз при явном содействии полиции, выступили бы в тройном
числе на улицу, а радикалы вместе с Фроссаром немедленно же полезли бы под
столы или спрятались бы в министерских уборных.
Но сделаем еще одно фантастическое допущение: полиция Даладье-Фроссара
"разоружает" фашистов. Разве это решает вопрос? А кто разоружит саму
полицию, которая правой рукой будет отдавать фашистам то, что отберет у них
левой? Комедия полицейского разоружения только поднимет авторитет фашистов,
как борцов против капиталистического государства. Удары по фашистским бандам
могут быть действительны лишь постольку, поскольку эти банды одновременно
изолируются политически. Между тем гипотетическое правительство
Даладье-Фроссара ничего не даст ни рабочим, ни мелкобуржуазным массам, ибо
не сможет посягнуть на основы частной собственности. А без экспроприации
банков, крупных торговых предприятий, ключевых отраслей промышленности,
транспорта, без монополии внешней торговли и ряда других глубоких мер ничем
невозможно помочь ни крестьянину, ни ремесленнику, ни мелкому торговцу.
Своей пассивностью, своим бессилием, своей лживостью правительство
Даладье-Фроссара вызвало бы бури возмущения в мелкой буржуазии и
окончательно толкнуло бы ее на путь фашизма, если бы... если бы такое
правительство было возможно.
Надо, однако, признать, что Фроссар не одинок. В тот самый день (24
октября), когда умеренный Жиромский выступил в "Populaire"487 против попытки
Фроссара возродить картель, Кашен выступил в "Humanitчто
радикалы высказались за "разоружение" фашистов. Правда, радикалы
высказываются за разоружение всех и всяких, в том числе и рабочих
организаций. Правда, в руках бонапартистского государства такая мера
направилась бы главным образом против рабочих. Правда, "разоруженные"
фашисты на другой же день получили бы двойное количество оружия, не без
помощи полиции. Но к чему огорчать себя мрачными размышлениями? Каждый
человек нуждается в надежде. И вот Кашен идет по стопам Вельса и Отто
Бауэра, которые тоже ждали в свое время спасения от разоружения,
произведенного полицией Брюнинга и Дольфуса. Совершив очередной переворот488
на 180 , Кашен отождествляет радикал-социалистов со средними классами.
Угнетенных крестьян он видит не иначе, как сквозь призму радикализма. Союз с
мелкими трудящимися собственниками он представляет себе не иначе, как в виде
блока с теми парламентскими дельцами, которые начинают, наконец, терять
доверие мелких собственников. Вместо того, чтоб питать и разжигать
начавшееся возмущение крестьянина и ремесленника на путь союза с
пролетариатом, Кашен собирается подпереть радикальных банкротов авторитетом
"общего фронта" и тем толкнуть возмущение мелкобуржуазных низов на путь
фашизма.
Теоретическая неряшливость всегда жестоко мстит за себя в революционной
политике. "Антифашизм", как и "фашизм" - это у сталинцев не конкретные
понятия, а два больших пустых мешка, куда они суют все что попало. Думерг
для них "фашист", как раньше "фашистом" был Даладье. На самом деле Думерг
есть капиталистический эксплуататор фашистского крыла мелкой буржуазии, как
Эррио - эксплуататор радикальной мелкой буржуазии. Сейчас эти две системы
сочетались в бонапартистском режиме. Думерг тоже по-своему "антифашист", ибо
он предпочитает военно-полицейскую диктатуру крупного капитала гражданской
войне с неизвестным исходом. Из страха перед фашизмом и еще больше перед
пролетариатом "антифашист" Даладье примкнул к Думергу. Но режим Думерга
немыслим без существования фашистских банд. Элементарный марксистский анализ
показывает таким образом полную несостоятельность мысли о союзе с радикалами
против фашизма! Сами радикалы позаботятся доказать на деле фантастичность и
реакционность политических мечтаний Фроссара и Кашена.
Рабочая милиция и ее противники
Чтобы бороться, надо сохранять и укреплять орудия и средства борьбы:
организации, прессу, собрания и пр. Всему этому фашизм грозит прямо и
непосредственно. Он еще слишком слаб, чтобы приступить к прямой борьбе за
власть; но он достаточно силен, чтобы попытаться бить пролетарские
организации по частям, закалять в этих нападениях свои банды и сеять в
рабочих рядах уныние и недоверие к своим силам. При этом фашизм находил себе
бессознательных помощников в лице всех тех, которые говорят о недопустимости
или безнадежности "физической борьбы" и требуют от Думерга разоружения его
фашистской гвардии. Ничто так не опасно пролетариату, особенно в нынешних
условиях, как сладкая отрава ложных надежд. Ничто так не повышает наглости
фашистов, как дряблый "пацифизм" рабочих организаций. Ничто так не подрывает
доверия к пролетариату со стороны средних классов, как выжидательная
пассивность, как отсутствие воли к борьбе.
"Populaire" и особенно "Humanitразы. Надо прямо сказать рабочим,
социалистам и коммунистам: не позволяйте легкомысленным, безответственным
журналистам и ораторам убаюкивать вас фразами. Дело идет о наших головах и о
будущности социализма. Не нам отрицать значение единого фронта. Мы
проповедовали его тогда, когда вожди обеих партий были против него. Единый
фронт открывает огромные возможности. Но не более того. Сам по себе единый
фронт ничего не решает. Решает только борьба масс. Единый фронт окажется
великолепной вещью, если коммунистические отряды прибегут на помощь
социалистическим - и наоборот - в случае нападения фашистских банд на
"Populaire" или "Humanitжняться, вооружаться. Если же организации
обороны, т. е. рабочей милиции, нет, то сколько бы "Populaire" и "Humanitным нападением фашистов.
Попробуем критически взвесить "доводы" и "теории" противников рабочей
милиции, которые очень многочисленны и влиятельны в обоих рабочих партиях.
- Нам нужна самозащита масс, а не милиция, - говорят они нередко. Но
что такое "самозащита масс"? Без боевой организации, без специальных кадров,
без вооружения? Перекладывать на неорганизованные, неподготовленные,
предоставленные самим себе массы оборону от фашизма значило бы сыграть роль
неизмеримо более низкую, чем роль Понтия Пилата489. Отрицать роль милиции,
значит отрицать роль авангарда. К чему тогда партия? Без поддержки масс
милиция - ничто. Но без организованных боевых отрядов самая героическая
масса будет разбита по частям фашистскими бандами. Противопоставлять милицию
самозащите - бессмыслица. Милиция есть орган самозащиты.
- Призывать к организации милиции, - говорят некоторые, правда,
наименее серьезные и честные противники, - значит заниматься "провокацией".
Это не довод, а ругательство. Если необходимость обороны рабочих организаций
вытекает из всей обстановки, как же можно не призывать к созданию милиции?
Может быть, нам хотят сказать, что создание "провоцирует" фашистов на
нападения, а правительство - на репрессии? Тогда это насквозь реакционный
аргумент. Либерализм всегда говорил рабочим, что своей классовой борьбой они
"провоцируют" реакцию. Реформисты повторяли это обвинение по адресу
марксистов. Меньшевики - по адресу большевиков. Эти обвинения сводятся в
последнем счете к той глубокой мысли, что, если бы угнетенные не шевелились,
то угнетатели не были бы вынуждены бить их. Это философия Толстого и Ганди,
но никак не Маркса и Ленина. Если "Humanitтивлении злу насилием", то ей следовало бы символом своим избрать не
серп и молот, эмблему октябрьской революции, а ту благочестивую козу,
которая питает Ганди своим молоком.
- Но вооружение рабочих уместно только в революционной ситуации,
которой еще нет! - Этот глубокомысленный довод означает, что рабочие должны
давать бить себя до тех пор, пока ситуация не станет революционной.
Вчерашние проповедники "третьего периода" не хотят видеть того, что творится
у них перед глазами. Сам вопрос о вооружении встал практически только
потому, что "мирная", "нормальная", "демократическая" ситуация уступила
место бурной, критической и неустойчивой, которая может одинаково перейти
как в революционную, так и в контрреволюционную. Эта альтернатива зависит
прежде всего от того, позволят ли передовые рабочие безнаказанно громить
себя по частям или же будут на каждый удар отвечать двумя ударами, поднимая
дух угнетенных и объединяя их вокруг себя. Революционная ситуация не падает
с неба. Она складывается при активном участии революционного класса и его
партии.
Французские сталинцы ссылаются теперь на то, что милиция не оберегла от
поражения немецкий пролетариат. Еще вчера они вообще отрицали поражение в
Германии и утверждали, что политика германских сталинцев была правильна с
начала до конца. Сегодня они видят все зло в немецкой рабочей милиции (Rote
Front)490. Так из одной ошибки они попадают в противоположную, не менее
чудовищную. Милиция не решает вопроса сама по себе. Необходима правильная
политика. Между тем политика сталинизма в Германии ("социал-фашизм - главный
враг", раскол профсоюзов, заигрывание с национализмом, путчизм) фатально
вела к изоляции пролетарского авангарда и к его крушению. При никуда не
годной стратегии никакая милиция не могла спасти положение.
Вздор, будто организация милиции сама по себе ведет на путь авантюр,
провоцирует врага, заменяет политическую борьбу физической и прочее. За
всеми этими фразами нет ничего, кроме политической трусости. Милиция как
крепкая организация авангарда есть на самом деле наиболее надежное средство
против авантюр, против индивидуального терроризма, против кровавых стихийных
вспышек. Милиция есть в то же время единственное серьезное средство свести к
минимуму ту гражданскую войну, которую фашизм навязывает пролетариату. Как
только рабочие, невзирая на отсутствие "революционной ситуации", проучат
несколько раз по-свойски патриотических папенькиных сынков, рекрутирование
новых фашистских банд сразу станет неизмеримо труднее.
Но тут запутавшиеся стратеги выдвигают против нас еще более
поразительные доводы. Процитируем дословно. "Если мы отвечаем на
револьверные выстрелы фашистских банд такими же револьверными выстрелами, -
пишет "Humanitдить больше
путаницы и ошибок. Нельзя обороняться от фашистов, потому что они
представляют собою... "продукт капиталистического режима". Это значит, что
надо вообще отказаться от борьбы, ибо все современные социальные бедствия
представляют собою "продукт капиталистической системы", Когда фашисты
убивают революционера или поджигают здание пролетарской газеты, рабочие
должны философски констатировать: "Увы, убийства и пожары - продукт
капиталистической системы," и разойтись со спокойной совестью по домам.
Боевая теория Маркса подменяется фаталистической прострацией, выгодной
только классовому врагу. Разорение мелкой буржуазии есть, разумеется,
продукт капитализма. Рост фашистских банд есть, в свою очередь, продукт
разорения мелкой буржуазии. Но, с другой стороны, и рост нищеты и
ожесточения пролетариата есть тоже продукт капитализма, а милиция, в свою
очередь, есть продукт обострения классовой борьбы. Почему же у "марксистов"
из "Humanit же фашисты в разных странах начинали с револьверных
выстрелов, а кончали разгромом всей "системы" рабочих организаций. Как же
иначе приостановить вооруженное наступление врага, если не вооруженной
обороной, чтобы затем в свою очередь перейти в наступление?
Правда, "Humanit отряды, которые не отрываются от реакционной массы, а наоборот,
своими правильно организованными ударами поднимают дух массы и укрепляют ее
решимость? Или, может быть, пролетарская масса по своим боевым качествам
ясно понять, какова природа "средних классов". Нет ничего опаснее в
политике, особенно в критические периоды, как повторять общие формулы, не
исследуя, какое под ними социальное содержание.
Современное общество состоит из трех классов: крупной буржуазии,
пролетариата и "средних классов", или мелкой буржуазии. Взаимоотношение этих
трех классов и определяет в последнем счете политическое положение в стране.
Основными классами общества являются крупная буржуазия и пролетариат. Только
у этих двух классов может быть ясная и последовательная самостоятельная
политика. Мелкая буржуазия отличается экономической несамостоятельностью и
социальной неоднородностью. Верхние слои ее непосредственно переходят в
крупную буржуазию. Нижние слои сливаются с пролетариатом и падают даже до
положения люмпен-пролетариата. Сообразно своему экономическому положению
мелкая буржуазия не может иметь самостоятельной политики. Она всегда
колеблется между капиталистами и рабочими. Ее собственный верхний слой
толкает ее вправо; ее нижние, угнетенные и эксплуатируемые слои способны в
известных условиях резко повернуть влево. Этими противоречивыми
взаимоотношениями разных слоев "средних классов" определялась всегда путаная
и насквозь несостоятельная политика радикалов, их колебания между
картелем480 и социалистами, чтобы успокоить низы, и национальным блоком481 с
капиталистической реакцией, чтобы спасти буржуазию. Окончательное разложение
радикализма начинается с того момента, когда крупная буржуазия, сама в
тупике, не позволяет ему больше колебаться. Мелкая буржуазия в лице
разоряемых масс города и деревни начинает терять терпение. Она становится во
все более враждебные отношения к своим собственным верхним слоям; она
убеждается на деле в несостоятельности и вероломстве своего политического
руководства. Бедный крестьянин, ремесленник, мелкий торговец убеждаются на
деле, что их отделяет пропасть от всех этих мэров, адвокатов, политических
дельцов вроде Эррио, Даладье, Шотана482 и К , которые по условиям жизни и
взглядам являются крупными буржуа. Этим разочарованием мелкой буржуазии, ее
нетерпением, ее отчаянием и пользуется фашизм. Его агитаторы клеймят и
проклинают парламентскую демократию, которая помогает карьеристам и
взяточникам, но ничего не дает мелким труженикам. Они, эти демагоги, грозят
кулаками по адресу банкиров, крупных торговцев, капиталистов. Эти слова и
жесты вполне отвечают чувствам мелкого собственника, попавшего в безвыходное
положение. Фашисты проявляют смелость, выходят на улицу, наступают на
полицию, пытаются силой разогнать парламент. Это импонирует мелкому буржуа,
впавшему в отчаяние. Он говорит себе: "Радикалы, среди которых слишком много
мошенников, окончательно продались банкирам; социалисты давно обещают
уничтожить эксплуатацию, но от слов никогда не переходят к делу; коммунистов
и вовсе понять нельзя: сегодня одно, завтра другое; надо попробовать, не
помогут ли фашисты".
Неизбежен ли переход средних классов в лагерь фашизма?
Ренодель, Фроссар483 и им подобные возражают, будто мелкая буржуазия
предана больше всего демократии и именно поэтому будет держаться за
радикалов. Какое чудовищное заблуждение! Демократия есть лишь политическая
форма. Мелкая буржуазия заботится не о скорлупе ореха, а об его ядре. Она
ищет спасения от нищеты и гибели. Раз демократия оказалась бессильна - к
черту демократию! Так рассуждает или чувствует каждый мелкий буржуа. В
растущем возмущении низших слоев мелкой буржуазии ее собственными верхними,
"образованными", муниципальными, кантональными и парламентскими слоями,
заключается основной социальный и политический источник фашизма. К этому
надо прибавить зависть академической молодежи, придавленной кризисом, к
преуспевающим адвокатам, профессорам, депутатам и министрам. И здесь,
следовательно, низы мелкобуржуазной интеллигенции восстают против ее верхов.
Значит, переход мелкой буржуазии на путь фашизма неизбежен, неотвратим?
Нет, такой вывод был бы постыдным фатализмом. Что действительно неизбежно,
неотвратимо, так это гибель радикализма и всех тех политических группировок,
которые свяжут с ними свою судьбу. В условиях капиталистического упадка не
остается больше места партии демократических реформ и мирного "прогресса".
Каким бы путем ни пошло дальнейшее развитие Франции, радикализм все равно
сойдет со сцены, отвергнутый и оплеванный мелкой буржуазией, которую он
окончательно предал. Что наше предсказание отвечает действительности, в этом
каждый мыслящий рабочий будет отныне убеждаться на основании фактов и опыта
каждого дня. Новые выборы будут приносить радикалам поражения. От них будут
отходить слой за слоем народные массы снизу, группы перепуганных карьеристов
- сверху. Отколы, расколы, измены будут следовать непрерывной чередой.
Никакие маневры и блоки не спасут радикальной партии. Она потянет за собой
на дно и "партию" Реноделя-Деа484 и К . Гибель радикальной партии есть
неотвратимый результат того факта, что буржуазное общество не может больше
справляться со своими затруднениями при помощи так называемых
демократических методов. Раскол между низами мелкой буржуазии и ее верхами
неотвратим.
Но это вовсе не значит, что следовавшие за радикализмом массы должны
неминуемо перенести свои надежды на фашизм. Правда, наиболее развращенная,
деклассированная и жадная часть молодежи средних классов уже сделала свой
выбор в этом направлении. Из этого резервуара формируются главным образом
фашистские банды. Но тяжелые мелкобуржуазные массы города и деревни еще не
сделали выбора. Они колеблются перед великим решением. Именно потому, что
они колеблются, они пока еще продолжают, но уже без доверия, голосовать за
радикалов. Это состояние колебания и раздумья будет, однако, длиться не
годы, а месяцы. Политическое развитие получит в ближайший период
лихорадочный темп. Мелкая буржуазия только в том случае отвергнет демагогию
фашизма, если поверит в действительность другого пути. Но другой путь есть
путь пролетарской революции.
Верно ли, что мелкая буржуазия боится революции?
Парламентские рутинеры, считающие себя знатоками народа, любят
повторять: "Не надо пугать средние классы революцией, они не любят
крайностей". В таком общем виде это утверждение совершенно ложно. Конечно,
мелкий собственник стоит за порядок, пока дела его идут сносно и пока он
надеется, что завтра они пойдут лучше. Но когда эта надежда утеряна, он
легко приходит в бешенство и готов пуститься на самые крайние меры. Иначе
как он мог бы опрокинуть демократическое государство и привести фашизм к
победе в Италии и Германии? Отчаявшийся мелкий люд видит в фашизме прежде
всего боевую силу против крупного капитала и верит, что, в отличие от
рабочих партий, которые работают только языком, фашизм пустит в ход кулак,
чтобы установить больше "справедливости". А крестьянин и ремесленник
по-своему реалисты: они понимают, что без кулака дело не обойдется. Неверно,
трижды неверно, будто нынешняя мелкая буржуазия потому не идет за рабочими
партиями, что боится "крайних мер". Как раз наоборот. Низы мелкой буржуазии,
ее главные массы, видят в рабочих партиях только парламентские машины, не
верят силе рабочих партий, их способности к борьбе, их готовности довести на
этот раз борьбу до конца. А если так, то стоит ли сменять радикализм на его
левых парламентских собратьев? Вот как рассуждает или чувствует разоренный и
возмущенный полусобственник. Без понимания этой психологии крестьян,
ремесленников, служащих, маленьких чиновников и пр. - психологии, вытекающей
из социального кризиса - невозможно выработать правильную политику.
Мелкая буржуазия экономически зависима и политически раздроблена. Она
не может поэтому иметь самостоятельную политику. Она нуждается в "вожде",
который внушал бы ей доверие. Этого вождя - индивидуального или
коллективного, т. е. лицо или партию - может ей дать один из основных
классов, т. е. либо крупная буржуазия, либо пролетариат. Фашизм объединяет и
вооружает раздробленные массы, из "человеческой пыли" - мы пользуемся
выражением Троцкого485 - он создает боевые отряды. Этим он дает мелкой
буржуазии иллюзию ее самостоятельной силы. Ей начинает казаться, что она
действительно будет командовать государством. Немудрено, если эти надежды и
иллюзии ударяют ей в голову!
Но мелкая буржуазия может найти вождя и в лице пролетариата. Она
показала это в России, отчасти в Испании. Она тяготела к этому в Италии,
Германии, Австрии. Но партии пролетариата оказались там не на высоте
исторической задачи. Чтобы повести за собой мелкую буржуазию, пролетариат
должен завоевать ее доверие. А для этого он должен сам доверять своим силам.
Ему нужна ясная программа действия и готовность бороться за власть всеми
доступными ему средствами. Сплоченный революционной партией для решительной
и беспощадной борьбы пролетариат говорит крестьянству и мелкому люду
городов: "Я борюсь за власть; вот моя программа; я готов договориться с вами
насчет изменений в этой программе; силу я буду применять только против
крупного капитала и его лакеев, а с вами, тружениками, я хочу заключить союз
на основе определенной программы". Такой язык крестьянин поймет. Нужно
только, чтобы он поверил в способность пролетариата овладеть властью. А для
этого нужно очистить единый фронт от всякой половинчатости, нерешительности,
от веры в фразу; нужно понять обстановку и серьезно встать на путь
революционной борьбы.
Союз с радикалами был бы союзом против средних классов
Ренодель, Фроссар и им подобные всерьез воображают, что союз с
радикалами есть союз со "средними классами" и, следовательно, барьер против
фашизма. Эти люди ничего не видят, кроме парламентских теней. Они игнорируют
реальную эволюцию масс и гонятся за пережившей себя радикальной партией,
которая тем временем поворачивается к ним задом. Они думают, что в эпоху
великого социального кризиса союз пришедших в движение классов можно
заменить блоком со скомпрометированной и обреченной на гибель парламентской
кликой. Действительный союз пролетариата и средних классов есть вопрос не
парламентской статики, а революционной динамики. Этот союз надо создать,
выковать в борьбе.
Вся суть нынешнего политического положения состоит в том, что
отчаявшаяся мелкая буржуазия начинает сбрасывать с себя иго парламентской
дисциплины и опеку консервативной "радикальной" клики, которая всегда
обманывала народ, а ныне окончательно предала его. Связываться в этой
обстановке с радикалами значит осуждать себя на презрение масс и толкать
мелкую буржуазию в объятия фашизма, как единственного спасителя.
Рабочая партия должна заниматься не безнадежными попытками спасти
партию банкротов; наоборот, она должна всеми силами ускорять процесс
освобождения масс от радикального влияния. Чем ревностнее и смелее она будет
выполнять эту работу, тем вернее и скорее она подготовит союз рабочего
класса с мелкой буржуазией. Надо брать классы в их движении. Надо равняться
по их голове, а не по их хвосту. История сейчас работает быстро. Горе тому,
кто отстанет!
Когда Фроссар отказывает социалистической партии в праве разоблачать,
ослаблять, разлагать радикальную партию, то он выступает как консервативный
радикал, а не как социалист. Только та партия имеет права на историческое
существование, которая верит в свою программу и стремится весь народ
объединить под своим знаменем. Иначе это не историческая партия, а
парламентская котерия486, клика карьеристов. Не только право, но
элементарный долг партии пролетариата состоит в том, чтобы освобождать
трудящиеся массы от гибельного влияния буржуазии. Эта историческая задача
получает сейчас особую остроту, ибо радикалы более, чем когда-либо,
стремятся прикрыть работу реакции, убаюкивают и обманывают народ и тем
готовят победу фашизма. Левые радикалы? Но они так же фатально капитулируют
перед Эррио, как Эррио перед Тардье.
Фроссару хочется надеяться на то, что союз социалистов с радикалами
приведет к "левому" правительству, которое разоружит фашистские организации
и спасет республику. Трудно придумать более уродливую смесь демократических
иллюзий и полицейского цинизма. Когда мы говорим, - об этом подробно ниже, -
что нужна рабочая милиция, Фроссары и их подголоски возражают: "С фашизмом
нужно бороться не физическими, а идеологическими мерами." Когда мы говорим:
только смелая революционная мобилизация масс, возможная не иначе, как в
борьбе с радикализмом, способна вырвать почву из-под ног у фашизма, те же
люди нам возражают: "Нет, спасти нас может только полиция правительства
Даладье-Фроссара".
Жалкий лепет! Ведь радикалы имели власть, и если они добровольно
уступили ее Думергу, то не потому, что им не хватало помощи Фроссара, а
потому, что они испугались фашизма, испугались крупной буржуазии, которая
погрозила им роялистской бритвой, а еще больше испугались пролетариата,
который начал подниматься против фашизма. В довершение скандала сам Фроссар,
испугавшийся испуга радикалов, советовал Даладье капитулировать! Если
допустить на минуту, - допущение явно невероятное! - что радикалы
согласились бы порвать союз с Думергом для союза с Фроссаром, фашистские
банды, на этот раз при явном содействии полиции, выступили бы в тройном
числе на улицу, а радикалы вместе с Фроссаром немедленно же полезли бы под
столы или спрятались бы в министерских уборных.
Но сделаем еще одно фантастическое допущение: полиция Даладье-Фроссара
"разоружает" фашистов. Разве это решает вопрос? А кто разоружит саму
полицию, которая правой рукой будет отдавать фашистам то, что отберет у них
левой? Комедия полицейского разоружения только поднимет авторитет фашистов,
как борцов против капиталистического государства. Удары по фашистским бандам
могут быть действительны лишь постольку, поскольку эти банды одновременно
изолируются политически. Между тем гипотетическое правительство
Даладье-Фроссара ничего не даст ни рабочим, ни мелкобуржуазным массам, ибо
не сможет посягнуть на основы частной собственности. А без экспроприации
банков, крупных торговых предприятий, ключевых отраслей промышленности,
транспорта, без монополии внешней торговли и ряда других глубоких мер ничем
невозможно помочь ни крестьянину, ни ремесленнику, ни мелкому торговцу.
Своей пассивностью, своим бессилием, своей лживостью правительство
Даладье-Фроссара вызвало бы бури возмущения в мелкой буржуазии и
окончательно толкнуло бы ее на путь фашизма, если бы... если бы такое
правительство было возможно.
Надо, однако, признать, что Фроссар не одинок. В тот самый день (24
октября), когда умеренный Жиромский выступил в "Populaire"487 против попытки
Фроссара возродить картель, Кашен выступил в "Humanitчто
радикалы высказались за "разоружение" фашистов. Правда, радикалы
высказываются за разоружение всех и всяких, в том числе и рабочих
организаций. Правда, в руках бонапартистского государства такая мера
направилась бы главным образом против рабочих. Правда, "разоруженные"
фашисты на другой же день получили бы двойное количество оружия, не без
помощи полиции. Но к чему огорчать себя мрачными размышлениями? Каждый
человек нуждается в надежде. И вот Кашен идет по стопам Вельса и Отто
Бауэра, которые тоже ждали в свое время спасения от разоружения,
произведенного полицией Брюнинга и Дольфуса. Совершив очередной переворот488
на 180 , Кашен отождествляет радикал-социалистов со средними классами.
Угнетенных крестьян он видит не иначе, как сквозь призму радикализма. Союз с
мелкими трудящимися собственниками он представляет себе не иначе, как в виде
блока с теми парламентскими дельцами, которые начинают, наконец, терять
доверие мелких собственников. Вместо того, чтоб питать и разжигать
начавшееся возмущение крестьянина и ремесленника на путь союза с
пролетариатом, Кашен собирается подпереть радикальных банкротов авторитетом
"общего фронта" и тем толкнуть возмущение мелкобуржуазных низов на путь
фашизма.
Теоретическая неряшливость всегда жестоко мстит за себя в революционной
политике. "Антифашизм", как и "фашизм" - это у сталинцев не конкретные
понятия, а два больших пустых мешка, куда они суют все что попало. Думерг
для них "фашист", как раньше "фашистом" был Даладье. На самом деле Думерг
есть капиталистический эксплуататор фашистского крыла мелкой буржуазии, как
Эррио - эксплуататор радикальной мелкой буржуазии. Сейчас эти две системы
сочетались в бонапартистском режиме. Думерг тоже по-своему "антифашист", ибо
он предпочитает военно-полицейскую диктатуру крупного капитала гражданской
войне с неизвестным исходом. Из страха перед фашизмом и еще больше перед
пролетариатом "антифашист" Даладье примкнул к Думергу. Но режим Думерга
немыслим без существования фашистских банд. Элементарный марксистский анализ
показывает таким образом полную несостоятельность мысли о союзе с радикалами
против фашизма! Сами радикалы позаботятся доказать на деле фантастичность и
реакционность политических мечтаний Фроссара и Кашена.
Рабочая милиция и ее противники
Чтобы бороться, надо сохранять и укреплять орудия и средства борьбы:
организации, прессу, собрания и пр. Всему этому фашизм грозит прямо и
непосредственно. Он еще слишком слаб, чтобы приступить к прямой борьбе за
власть; но он достаточно силен, чтобы попытаться бить пролетарские
организации по частям, закалять в этих нападениях свои банды и сеять в
рабочих рядах уныние и недоверие к своим силам. При этом фашизм находил себе
бессознательных помощников в лице всех тех, которые говорят о недопустимости
или безнадежности "физической борьбы" и требуют от Думерга разоружения его
фашистской гвардии. Ничто так не опасно пролетариату, особенно в нынешних
условиях, как сладкая отрава ложных надежд. Ничто так не повышает наглости
фашистов, как дряблый "пацифизм" рабочих организаций. Ничто так не подрывает
доверия к пролетариату со стороны средних классов, как выжидательная
пассивность, как отсутствие воли к борьбе.
"Populaire" и особенно "Humanitразы. Надо прямо сказать рабочим,
социалистам и коммунистам: не позволяйте легкомысленным, безответственным
журналистам и ораторам убаюкивать вас фразами. Дело идет о наших головах и о
будущности социализма. Не нам отрицать значение единого фронта. Мы
проповедовали его тогда, когда вожди обеих партий были против него. Единый
фронт открывает огромные возможности. Но не более того. Сам по себе единый
фронт ничего не решает. Решает только борьба масс. Единый фронт окажется
великолепной вещью, если коммунистические отряды прибегут на помощь
социалистическим - и наоборот - в случае нападения фашистских банд на
"Populaire" или "Humanitжняться, вооружаться. Если же организации
обороны, т. е. рабочей милиции, нет, то сколько бы "Populaire" и "Humanitным нападением фашистов.
Попробуем критически взвесить "доводы" и "теории" противников рабочей
милиции, которые очень многочисленны и влиятельны в обоих рабочих партиях.
- Нам нужна самозащита масс, а не милиция, - говорят они нередко. Но
что такое "самозащита масс"? Без боевой организации, без специальных кадров,
без вооружения? Перекладывать на неорганизованные, неподготовленные,
предоставленные самим себе массы оборону от фашизма значило бы сыграть роль
неизмеримо более низкую, чем роль Понтия Пилата489. Отрицать роль милиции,
значит отрицать роль авангарда. К чему тогда партия? Без поддержки масс
милиция - ничто. Но без организованных боевых отрядов самая героическая
масса будет разбита по частям фашистскими бандами. Противопоставлять милицию
самозащите - бессмыслица. Милиция есть орган самозащиты.
- Призывать к организации милиции, - говорят некоторые, правда,
наименее серьезные и честные противники, - значит заниматься "провокацией".
Это не довод, а ругательство. Если необходимость обороны рабочих организаций
вытекает из всей обстановки, как же можно не призывать к созданию милиции?
Может быть, нам хотят сказать, что создание "провоцирует" фашистов на
нападения, а правительство - на репрессии? Тогда это насквозь реакционный
аргумент. Либерализм всегда говорил рабочим, что своей классовой борьбой они
"провоцируют" реакцию. Реформисты повторяли это обвинение по адресу
марксистов. Меньшевики - по адресу большевиков. Эти обвинения сводятся в
последнем счете к той глубокой мысли, что, если бы угнетенные не шевелились,
то угнетатели не были бы вынуждены бить их. Это философия Толстого и Ганди,
но никак не Маркса и Ленина. Если "Humanitтивлении злу насилием", то ей следовало бы символом своим избрать не
серп и молот, эмблему октябрьской революции, а ту благочестивую козу,
которая питает Ганди своим молоком.
- Но вооружение рабочих уместно только в революционной ситуации,
которой еще нет! - Этот глубокомысленный довод означает, что рабочие должны
давать бить себя до тех пор, пока ситуация не станет революционной.
Вчерашние проповедники "третьего периода" не хотят видеть того, что творится
у них перед глазами. Сам вопрос о вооружении встал практически только
потому, что "мирная", "нормальная", "демократическая" ситуация уступила
место бурной, критической и неустойчивой, которая может одинаково перейти
как в революционную, так и в контрреволюционную. Эта альтернатива зависит
прежде всего от того, позволят ли передовые рабочие безнаказанно громить
себя по частям или же будут на каждый удар отвечать двумя ударами, поднимая
дух угнетенных и объединяя их вокруг себя. Революционная ситуация не падает
с неба. Она складывается при активном участии революционного класса и его
партии.
Французские сталинцы ссылаются теперь на то, что милиция не оберегла от
поражения немецкий пролетариат. Еще вчера они вообще отрицали поражение в
Германии и утверждали, что политика германских сталинцев была правильна с
начала до конца. Сегодня они видят все зло в немецкой рабочей милиции (Rote
Front)490. Так из одной ошибки они попадают в противоположную, не менее
чудовищную. Милиция не решает вопроса сама по себе. Необходима правильная
политика. Между тем политика сталинизма в Германии ("социал-фашизм - главный
враг", раскол профсоюзов, заигрывание с национализмом, путчизм) фатально
вела к изоляции пролетарского авангарда и к его крушению. При никуда не
годной стратегии никакая милиция не могла спасти положение.
Вздор, будто организация милиции сама по себе ведет на путь авантюр,
провоцирует врага, заменяет политическую борьбу физической и прочее. За
всеми этими фразами нет ничего, кроме политической трусости. Милиция как
крепкая организация авангарда есть на самом деле наиболее надежное средство
против авантюр, против индивидуального терроризма, против кровавых стихийных
вспышек. Милиция есть в то же время единственное серьезное средство свести к
минимуму ту гражданскую войну, которую фашизм навязывает пролетариату. Как
только рабочие, невзирая на отсутствие "революционной ситуации", проучат
несколько раз по-свойски патриотических папенькиных сынков, рекрутирование
новых фашистских банд сразу станет неизмеримо труднее.
Но тут запутавшиеся стратеги выдвигают против нас еще более
поразительные доводы. Процитируем дословно. "Если мы отвечаем на
револьверные выстрелы фашистских банд такими же револьверными выстрелами, -
пишет "Humanitдить больше
путаницы и ошибок. Нельзя обороняться от фашистов, потому что они
представляют собою... "продукт капиталистического режима". Это значит, что
надо вообще отказаться от борьбы, ибо все современные социальные бедствия
представляют собою "продукт капиталистической системы", Когда фашисты
убивают революционера или поджигают здание пролетарской газеты, рабочие
должны философски констатировать: "Увы, убийства и пожары - продукт
капиталистической системы," и разойтись со спокойной совестью по домам.
Боевая теория Маркса подменяется фаталистической прострацией, выгодной
только классовому врагу. Разорение мелкой буржуазии есть, разумеется,
продукт капитализма. Рост фашистских банд есть, в свою очередь, продукт
разорения мелкой буржуазии. Но, с другой стороны, и рост нищеты и
ожесточения пролетариата есть тоже продукт капитализма, а милиция, в свою
очередь, есть продукт обострения классовой борьбы. Почему же у "марксистов"
из "Humanit же фашисты в разных странах начинали с револьверных
выстрелов, а кончали разгромом всей "системы" рабочих организаций. Как же
иначе приостановить вооруженное наступление врага, если не вооруженной
обороной, чтобы затем в свою очередь перейти в наступление?
Правда, "Humanit отряды, которые не отрываются от реакционной массы, а наоборот,
своими правильно организованными ударами поднимают дух массы и укрепляют ее
решимость? Или, может быть, пролетарская масса по своим боевым качествам