Страница:
ясны: материальный, а следовательно, и культурный уровень населения станет
повышаться на десятки процентов в год.
- Трошин, если вы хотите меня осчастливить тремя, даже четырьмя парами
стандартных штанов не по мерке и принудительной подпиской на полное собрание
сочинений Фостера...
- Вы снова намекаете, Купер, на незавидное положение нашего массового
потребителя. Мне ли против этого спорить? Причины недостатка и плохого
качества предметов потребления мною уже отмечены: нищее наследство старого
режима, низкий культурный уровень крестьянства, необходимость создавать
средства производства за счет фондов потребления, хроническая денежная
инфляция и наконец - last but not least461 - бюрократизм.
- Скажите: чудовищный бюрократизм, Трошин.
- Да, чудовищный бюрократизм, Купер. Но вы вовсе не обязаны
воспроизводить его. Недостаток насущных жизненных благ порождает у нас
борьбу всех против всех из-за лишнего фунта хлеба, из-за метра ситца.
Бюрократия выступает как примирительница, как всесильный третейский судья.
Но вы неизмеримо богаче и без труда сможете обеспечить страну всем
необходимым. Потребности, вкусы и привычки вашего населения не таковы, чтоб
бюрократия могла бесконтрольно распоряжаться национальным доходом.
Организация социалистического хозяйства как средство для наилучшего
удовлетворения человеческих потребностей захватит за живое все наше
население и вызовет в нем группировку новых течений и партий, со страстной
борьбой между ними...
- Вы плохой большевик, Трошин. Вы говорите о борьбе партий при
советском режиме. На вас вредно действует приближение к капиталистическим
берегам. Вы перерождаетесь на моих глазах. Вы за демократию или за
диктатуру?
- Я за советскую демократию, Купер. Советы - очень пластичная и гибкая
правительственная форма, и в этом одно из их преимуществ; но именно поэтому
советы не могут совершать чудес, они лишь преломляют через себя давление
социальной среды. Бюрократизация наших советов как результат политической
монополии одной партии, тоже превратившейся в бюрократический аппарат, есть
результат исключительных трудностей развития социалистических пионеров в
бедной и отсталой стране. В свою очередь бюрократизация режима пагубно
отражается на нашем хозяйстве, на нашей литературе, на нашем искусстве, на
всей нашей культуре. Американские советы я представляю себе в высшей степени
полнокровными. Диктатура? Конечно, сторонники капиталистического режима не
найдут себе места в советах. Нелегко, признаюсь, представить себе Генри
Форда председателем совета в Детройте. Но на основах советского режима не
только возможна, но и неизбежна широкая борьба интересов, программ и
группировок. Годовой, пятилетний, десятилетний планы хозяйства; системы
народного образования; проведение великих магистралей; преобразование
фермерского хозяйства; приобщение Южной Америки к высшим техническим и
культурным достижениям; проблема стратосферических сообщений; проблема
улучшения расы - каждая из этих задач будет создавать соревнование доктрин и
школ, борьбу группировок при выборах в советы, страстную полемику в газетах
и на собраниях.
- Пахнет свободой печати, Трошин. Берегитесь!
- Неужели же вы думаете, Купер, что монополизация печати в руках
правящей бюрократической верхушки СССР есть норма? Нет, это только временное
уродство, какими бы историческими обстоятельствами оно не вызывалось.
- Но сосредоточение всех типографий, всех фабрик бумаги, всех средств
транспорта в руках государства автоматически передаст и у нас всю прессу в
руки правительства, которое не преминет, конечно, установить догмат своей
непогрешимости.
- Национализация средств печатания есть чисто отрицательная мера. Она
означает лишь, что частный капитал не может больше решать, какое издание
надо поставить: прогрессивное или реакционное, "сухое" или "мокрое",
пуританское или порнографическое. Как распределять и применять
обобществленные средства печати, - этот важный вопрос вашим советам придется
решать заново. Отправным критерием может служить распределение голосов при
выборах в советы. Каждая группировка граждан будет иметь право на печатные
средства, соответствующие ее численности. Тот же принцип будет применен к
залам для собраний, к радио и пр. Идейные коллективы, а не индивидуальные
чековые книжки будут решать вопрос о направлении и духе изданий. Вы скажете,
что при таком порядке новое идейное течение, новая философская или
эстетическая школа, еще не имеющие за собой поддержки числа, не найдут для
себя ни бумаги, ни линотипа. Аргумент, не лишенный интереса! Но он означает
лишь, что новой идее при всяком режиме приходится и придется доказывать свои
права на существование. При советском режиме это будет во всяком случае
легче, чем ныне. Богатая советская Америка сможет выделять грандиозные фонды
для открытий, изобретений, экспериментов во всех областях человеческого
творчества, материального и духовного. Ни смелые архитекторы и скульпторы,
ни новаторы-поэты, ни дерзкие философы не окажутся в обиде. А я думаю, не
скрою от вас, Купер, что янки призваны в ближайшую эпоху сказать новые слова
также и в тех областях, в которых они оставались до последнего времени
учениками Европы. Я недаром провел четыре года в вашей стране, главным
образом на ваших заводах, чтоб суметь понять, какой сдвиг ваша техника
произвела в судьбах человечества. Не иначе как с презрением я могу
относиться к тому фальшиво высокомерному тону, в каком принято в известных
кругах Европы говорить об "американизме", особенно со времени нынешнего
кризиса. В известном смысле я готов даже сказать, что только американизм
положил окончательный водораздел между средневековьем и новой историей
человечества. Но вы покоряли природу так бурно и страстно, что не имели
времени ни обновить методы вашей теоретической мысли, ни выработать
собственное искусство. Вы росли и богатели по законам простого силлогизма.
Непрерывные материальные успехи создали у вас на старых пуританских дрожжах
религию практического рационализма. Оттого вы остались невосприимчивы к
Гегелю, к Марксу, в сущности, и к Дарвину. Вы удивляетесь, Купер? Между тем
сожжение дарвиновских лжеучений баптистскими жрецами Теннесси (Tennessee)
только в грубой форме выразило отвращение большинства американцев к доктрине
эволюции. Дело здесь не в одних религиозных предубеждениях, а в общем складе
мысли. Атеистические янки проникнуты рационализмом не менее, чем квакеры462.
Правда, ваш рационализм не имеет в себе ничего беспощадного,
картезианского463, якобинского: он ограничен и смягчен вашим эмпиризмом и
вашим морализмом. Но в таком виде ваш философский метод еще более отстает от
вашей техники и от вашего исторического призвания. Вы в сущности впервые
сталкиваетесь ныне по-настоящему с теми социальными противоречиями, которые
складываются за спиною людей. Вы победили природу при помощи орудий,
созданных вашим гением; но вы поставлены на колени вашими собственными
орудиями. Невыносимые бедствия, выросшие, наперекор всем предвидениям, из
невиданного богатства, учат вас той истине, что силлогизм Аристотеля464 не
охватывает законов развития общества. Вы вошли, наконец, в школу диалектики,
и вошли крепко; возврата назад, к методологии XVII и XVIII веков, для вас
уже нет. Не жалейте об этом, Купер! Прививка диалектики к крепкому стволу
вашей мысли обещает превосходные плоды. Я заранее предвкушаю их. В области
обобщающей мысли, поэзии, всех вообще искусств вы призваны в ближайшие
десятилетия сделать большой вклад. Он будет стоять на уровне вашей техники,
которая, впрочем, сама еще не осознала полностью заложенные в ней
неизмеримые возможности... В то время как романтические тупицы
национал-социализма мечтают восстановить расу Тевтобургского Леса465 во всей
ее первобытной чистоте, или, вернее, грязи, вы, американцы, овладев своим
хозяйством и культурой, примените истинно научные методы также и в области
воспроизводства человеческих поколений; из вашего тигеля рас выйдет через
сотню лет новый человек, достойный, наконец, этого имени.
- Вы серьезно надеетесь на это, Трошин?
- Я надеюсь на большее: на третьем году советской власти вы перестанете
жевать chewing gum466. Истинно говорю вам: Andrew Jackson467 войдет в
царство небесное, если этого захочет. А он не может этого не хотеть.
- Вы очень великодушны к нашему завтрашнему дню, Трошин. Но не
воображайте в своем высокомерии, что вы убедили меня. В вас сидит поэт,
испорченный хорошим инженером. Вы слишком легко справились на словах с
опасностью советского бюрократизма, Трошин... Но чу! Гонг зовет нас обедать.
Я уничтожу вас завтра. От вашей хваленой диалектики посыплются пух и перья.
Л.Троцкий
17 августа 1934 [г.]
Утверждение, что Биробиджан есть "левый сионизм" кажется мне совершенно
неправильным. Сионизм отвлекает рабочих от классовой борьбы несбыточными
надеждами на еврейское государство при капиталистических услових. Но рабочее
государство обязано создать для евреев, как и для всякой другой нации,
наиболее выгодные условия культурного развития. Это значит, в частности:
предоставить всем470 тем евреям, которые пожелают иметь свои школы, свою
печать, свои театры и пр., особую область для самоуправления и развития. Так
же точно поступит и международный пролетариат, когда он станет хозяином
всего земного шара. Никакого спасения в национальной области - наоборот,
всестороннее материальное содействие культурным потребностям всех
национальностей и этнических групп. Если тем или другим национальтным
группам суждено сойти со сцены (в национальном смысле), то это должно
произойти в порядке естественного процесса, а не в результате тех или других
территориальрных, экономических или административных затруднений и
препятствий.
Л.Троцкий
22 сент[ября] 1934 г.
На этих страницах мы хотим объясниться с передовыми рабочими о том,
какая судьба ждет Францию в ближайшие годы. Под Францией мы подразумеваем не
биржу, не банки, не тресты, не правительство, не генералитет, не
духовенство, - это все угнетатели Франции, - а рабочий класс и
эксплуатируемое крестьянство.
Крушение буржуазной демократии
После войны произошел ряд революций, одержавших блестящие победы: в
России, в Германии, Австро-Венгрии, позже - в Испании. Но только в одной
России пролетариат полностью захватил власть в свои руки, экспроприировал
своих эксплуататоров и сумел благодаря этому создать и сохранить рабочее
государство. Во всех других случаях пролетариат, несмотря на победу,
останавливался по вине своего руководства на полдороге. В результате этого
власть ускользала из его рук и, передвигаясь слева направо, становилась
добычей фашизма. В ряде других стран власть попала в руки военной диктатуры.
Ни в одной из этих стран парламент не оказался в силах примирить классовые
противоречия и обеспечить мирный ход развития. Спор разрешался с оружием в
руках.
Правда, у нас, во Франции, долго думали, что фашизм не может иметь к
нам никакого отношения. У нас ведь республика, все вопросы решает суверенный
народ посредством всеобщего голосования. Но 6 февраля несколько тысяч
фашистов и роялистов, вооруженных револьверами, кастетами и бритвами,
навязали стране реакционное правительство Думерга, под покровительством
которого фашистские банды продолжают расти и вооружаться. Что готовит нам
завтрашний день?
Правда, во Франции, как и в некоторых других странах Европы (в Англии,
Бельгии, Голландии, Швейцарии, Скандинавских государствах) существуют еще
парламенты, выборы, демократические свободы или их остатки. Но во всех этих
странах классовая борьба обостряется в том же направлении, в каком она
развивалась раньше в Италии и Германии. Кто утешает себя фразой: "Франция -
не Германия", тот безнадежен. Во всех странах действуют ныне одни и те же
исторические законы: это законы капиталистического упадка. При дальнейшем
сохранении средств производства в руках кучки капиталистов обществу спасения
нет. Оно осуждено идти от кризиса к кризису, от нужды к нищете. В разных
странах последствия одряхления и распада капитализма оказываются в разной
форме и развиваются неодинаковым темпом. Но суть процесса не одна и та же
везде. Буржуазия довела свое общество до полного банкротства. Она не
способна обеспечить народу ни хлеб, ни мир. Именно поэтому она не может
больше терпеть демократический порядок. Она вынуждена подавлять рабочих при
помощи физического насилия. Но справиться с недовольными рабочими и
крестьянами одной полицией невозможно. Пускать армию в ход против народа
слишком часто нельзя: она начнет разлагаться и кончит тем, что большая часть
солдат перейдет на сторону народа. Крупный капитал вынужден поэтому
создавать особые вооруженные банды, специально дрессированные против
рабочих, как известные породы собак дрессируются против дичи. Историческое
назначение фашизма состоит в том, чтобы подавить рабочий класс, разгромить
его организации, задушить политическую свободу в тот час, когда капиталисты
оказываются уже неспособны править и господствовать при помощи
демократической механики.
Человеческий материал фашисты находят главным образом в среде мелкой
буржуазии. Она вконец разорена крупным капиталом. При нынешнем общественном
строе спасенья для нее нет. Но она не знает и другого выхода. Ее
недовольство, возмущенье, отчаянье фашисты отвращают от крупного капитала и
направляют на рабочих. Можно сказать, что фашизм есть операция вывиха мозгов
мелкой буржуазии в интересах ее злейших врагов. Так крупный капитал сперва
разоряет средние классы, затем при помощи наемной агентуры фашистских
демагогов натравливает впавшую в отчаяние мелкую буржуазию на пролетариат.
Только такими разбойничьими средствами буржуазный режим и способен еще
держаться. До каких пор? До тех пор, пока его не опрокинет пролетарская
революция.
Начало бонапартизма во Франции
Во Франции движение от демократии к фашизму задержалось пока на первом
этапе. Парламент еще существует, но прежней власти он не имеет и никогда
больше не вернет ее себе. Перепуганное насмерть большинство парламента
призвало после 6 февраля к власти Думерга, спасителя, третейского судью. Его
правительство стоит над парламентом. Оно опирается не на "демократически"
выбранное большинство, а прямо и непосредственно на бюрократический аппарат,
на полицию и армию. Именно поэтому Думерг не может терпеть никакой свободы
для чиновников и вообще служащих государства. Ему нужен покорный и
дисциплинированный бюрократический аппарат, на вершине которого он мог бы
стоять без опасения свалиться. Парламентское большинство вынуждено
склоняться перед Думергом из страха перед фашистами и перед "общим фронтом".
Сейчас много пишут о предстоящей "реформе" конституции, о праве роспуска
палаты депутатов и прочее. Все эти вопросы имеют лишь юридический интерес. В
политическом смысле вопрос уже разрешен. Реформа совершилась без поездки в
Версаль. Появление на открытой арене вооруженных фашистских банд дало
возможность агентам крупного капитала подняться над парламентом. В этом и
состоит сейчас сущность французской конституции. Все остальное - иллюзии,
фразы или сознательный обман.
Нынешняя роль Думерга (как и его возможных преемников, вроде Тардье) не
нова. Сходную роль при других условиях играли Наполеон I и Наполеон III. В
этом состоит суть бонапартизма: опираясь на борьбу двух лагерей, он при
помощи бюрократически-военной диктатуры спасал "нацию". Наполеон I
представлял бонапартизм буйной молодости буржуазного общества. Бонапартизм
Наполеона III oтносится к тому времени, когда у буржуазии уже появилась
лысина. В лице Думерга мы видим синильный471 бонапартизм буржуазного заката.
Правительство Думерга означает первую ступень перехода от парламентаризма к
бонапартизму. Для поддержания равновесия Думергу необходимы справа от него
фашистские и иные банды, которые доставили ему власть. Требовать от него,
чтоб он распустил - не на бумаге, а в действительности - Лигу патриотов472,
Огненный крест473, королевских громил474 и прочее, значит требовать, чтоб он
подрубил сук, на котором сидит. Временные колебания в ту или другую сторону,
разумеется, возможны. Так, преждевременное выступление фашизма могло бы
вызвать на правительственных верхах некоторый сдвиг "влево". Думерга сменил
бы на время не Тардье, а Эррио. Но, во-первых, нигде не сказано, что фашисты
произведут преждевременную попытку переворота. Во-вторых, кратковременный
сдвиг влево на верхах не изменит общего направления развития, а разве лишь
отодвинет несколько развязку. Назад, к мирной демократии дороги уже нет.
Развитие ведет неминуемо, неотвратимо, к столкновению между пролетариатом и
фашизмом.
Долговечен ли бонапартизм?
Сколько времени может продержаться нынешний переходный, бонапартистский
режим? Или иначе сказать: сколько времени останется еще у пролетариата для
подготовки к решающему бою? На этот вопрос нельзя, конечно, ответить точно.
Но некоторые данные можно все же установить для оценки быстроты развития
всего процесса. Важнейшим элементом для суждения является вопрос о
дальнейшей судьбе радикальной партии475.
Возникновением своим нынешний бонапартизм обязан, как сказано, началу
гражданской войны между крайними политическими лагерями. Свою главную
материальную опору он находит в полиции и армии. Но у него есть и
политическая опора слева: это партия радикал-социалистов. Базу этой массовой
партии составляет мелкая буржуазия города и деревни. Верхушку партии
образуют "демократические" агенты крупной буржуазии, которые изредка давали
народу мелкие реформы, а чаще всего - демократические фразы, спасали его
каждый день (на словах) от реакции и клерикализма, а во всех важных вопросах
вели политику крупного капитала. Под угрозой фашизма, а еще больше
пролетариата радикал-социалисты оказались вынуждены перебежать из лагеря
парламентской "демократии" в лагерь бонапартизма. Как верблюд под бичом
погонщика, радикализм стал на все четыре колена, чтобы дать
капиталистической реакции усесться меж его горбов. Без политической
поддержки радикалов правительство Думерга было бы в настоящее время еще
невозможно.
Если сравнивать французское развитие с германским, то правительство
Думерга (и его возможных преемников) будет соответствовать правительствам
Брюннинга-Папена-Шлейхера, которые заполнили промежуток между веймарской
демократией и Гитлером. Есть однако и разница, которая политически может
получить огромное значение. Германский бонапартизм выступил на сцену, когда
демократические партии растаяли, а наци успели вырасти в громадную силу. Три
"бонапартистских" правительства в Германии, имея очень слабую собственную
политическую опору, балансировали на веревке, протянутой над пропастью меж
двумя враждебными лагерями: пролетарским и фашистским. Все три правительства
скоро свалились. Лагерь пролетариата оказался к тому времени расколот,
неподготовлен к борьбе, обманут и предан вождями. Наци почти без боя
захватили власть.
Французский фашизм еще не представляет сейчас массовой силы. Наоборот,
у бонапартизма есть хоть и не очень надежная и устойчивая, но массовая опора
в лице радикалов. Между этими двумя фактами существует внутренняя связь. По
социальному характеру своей опоры радикализм есть партия мелкой буржуазии. А
фашизм может стать массовой силой, только завоевав мелкую буржуазию. Другими
словами: во Франции фашизм может развиваться прежде всего за счет радикалов.
Процесс этот происходит уже и сейчас, но он находится еще в первоначальной
стадии.
Роль партии радикалов
Последние кантональные выборы дали те результаты, каких можно и должно
было ждать заранее: выиграли фланги, т. е. радикалы и рабочий блок, потерял
центр, т. е. радикалы476. И выигрыши, и потери пока невелики. Если бы дело
шло о парламентских выборах, те же явления приняли бы, несомненно, более
значительные размеры. Наметившиеся сдвиги имеют для нас значение не сами по
себе, а лишь как симптомы изменения в настроении масс. Они показывают, что
мелкобуржуазный центр уже начал таять в пользу двух крайних лагерей. Это
значит, что остатки парламентского режима будут все более и более
подмываться; крайние лагеря будут расти; столкновение между ними
приближаться. Нетрудно понять, почему этот процесс совершенно неотвратим.
Партия радикалов есть та партия, при помощи которой крупная буржуазия
поддерживала надежды мелкой буржуазии на постепенное и мирное улучшение ее
положения. Такая роль радикалов была возможна лишь до тех пор, пока
экономическое положение мелкой буржуазии оставалось сносным, терпимым, пока
она не подвергалась массовому разорению, пока у ней сохранялась надежда на
будущее. Правда, программа радикалов всегда оставалась пустой бумажкой.
Никаких серьезных социальных реформ в пользу трудящихся радикалы не
проводили и не могли проводить - этого не позволила бы им крупная буржуазия,
в руках которой все действительные рычаги власти: банки и биржа, большая
пресса, верхи бюрократии, дипломатия, генералитет. Но кое-какие мелкие
подачки, особенно в провинциальном масштабе, радикалы время от времени
отторговывали в пользу своих клиентов и этим поддерживали иллюзии народных
масс. Так продолжалось до последнего кризиса. Сейчас для самого отсталого
крестьянина становится ясно, что дело идет не об обычном скоро проходящем
кризисе, как бывало не раз до войны, а о кризисе всей социальной системы.
Нужны какие-то смелые и решительные меры. Какие? Этого крестьянин не знает.
Никто этого ему как следует не сказал.
Капитализм довел средства производства до такой высоты, что они
оказались парализованы нищетой народных масс, разоренных тем же
капитализмом. Тем самым вся система вошла в эпоху упадка, разложения,
гниения. Капитализм не только не может давать трудящимся новые социальные
реформы или хотя бы мелкие подачки, он вынужден отнимать и старые. Вся
Европа вступила в эпоху экономических и политических контрреформ. Политика
грабежа и удушения масс вызывается не капризами реакции, а разложением
капиталистической системы. Это есть основной факт, который должен быть
усвоен каждым рабочим, если он не хочет, чтоб его дурачили словесными
побрякушками. Именно поэтому реформистские, демократические партии
распадаются и хиреют одна за другой во всей Европе. Такая же судьба ожидает
и французских радикалов. Только совсем пустые люди могут думать, будто
капитуляция Даладье477 или прислужничество Эррио перед крайней реакцией
являются результатом случайных, временных причин или недостатков характера у
этих плачевных вождей. Нет! Большие политические явления должны всегда иметь
глубокие социальные причины. Распад демократических партий есть
универсальное явление, которое коренится в распаде самого капитализма.
Крупная буржуазия говорит радикалам: "Мне теперь не до шуток! Если вы не
перестанете кокетничать с социалистами и заигрывать с народом, обещая ему
всякие небылицы, то я призову фашистов. Помните, что 6 февраля - только
первое предупреждение!" И после этого радикальный верблюд становится на все
четыре колена. Ничего другого ему и не остается.
Но радикализм не спасется таким путем. Связывая на глазах всего народа
свою судьбу с судьбой реакции, он неизбежно ускоряет свою гибель. Утрата
голосов и мандатов при кантональных выборах есть только начало. Дальше
процесс крушения радикальной партии пойдет все быстрее и быстрее. Весь
вопрос в том, кому на пользу пойдет это неудержимое и неизбежное крушение:
пролетарской революции или фашизму? Кто раньше, шире, смелее предъявит
средним классам более убедительную программу, и - это важнее всего - кто
завоюет их доверие, доказав им словом и делом, что он способен сломить все
препятствия на пути к лучшему будущему: революционный социализм или
фашистская реакция? От этого вопроса зависит судьба Франции на много лет. Не
только Франции, но и всей Европы. Не только Европы, но и всего мира.
"Средние классы", радикальная партия и фашизм
Со времени победы наци в Германии во французских "левых" партиях и
группах много разглагольствуют о необходимости держаться поближе к "средним
классам", чтобы преградить дорогу фашистам. Фракция Реноделя и К отделилась
от социалистической партии со специальной целью ближе держаться к радикалам.
Но в тот самый час, когда Ренодель, живущий идеями 1848 года478, протянул
обе руки Эррио, у последнего руки оказались заняты: одну держал Тардье,
другую - Луи Марен479.
Из этого, однако, меньше всего следует, будто рабочий класс может
повернуться спиною к мелкой буржуазии, предоставив ее своей участи. О нет!
Сближение с крестьянством и с мелким городским людом, привлечение их на нашу
сторону есть необходимое условие успешной борьбы с фашизмом, не говоря уж о
повышаться на десятки процентов в год.
- Трошин, если вы хотите меня осчастливить тремя, даже четырьмя парами
стандартных штанов не по мерке и принудительной подпиской на полное собрание
сочинений Фостера...
- Вы снова намекаете, Купер, на незавидное положение нашего массового
потребителя. Мне ли против этого спорить? Причины недостатка и плохого
качества предметов потребления мною уже отмечены: нищее наследство старого
режима, низкий культурный уровень крестьянства, необходимость создавать
средства производства за счет фондов потребления, хроническая денежная
инфляция и наконец - last but not least461 - бюрократизм.
- Скажите: чудовищный бюрократизм, Трошин.
- Да, чудовищный бюрократизм, Купер. Но вы вовсе не обязаны
воспроизводить его. Недостаток насущных жизненных благ порождает у нас
борьбу всех против всех из-за лишнего фунта хлеба, из-за метра ситца.
Бюрократия выступает как примирительница, как всесильный третейский судья.
Но вы неизмеримо богаче и без труда сможете обеспечить страну всем
необходимым. Потребности, вкусы и привычки вашего населения не таковы, чтоб
бюрократия могла бесконтрольно распоряжаться национальным доходом.
Организация социалистического хозяйства как средство для наилучшего
удовлетворения человеческих потребностей захватит за живое все наше
население и вызовет в нем группировку новых течений и партий, со страстной
борьбой между ними...
- Вы плохой большевик, Трошин. Вы говорите о борьбе партий при
советском режиме. На вас вредно действует приближение к капиталистическим
берегам. Вы перерождаетесь на моих глазах. Вы за демократию или за
диктатуру?
- Я за советскую демократию, Купер. Советы - очень пластичная и гибкая
правительственная форма, и в этом одно из их преимуществ; но именно поэтому
советы не могут совершать чудес, они лишь преломляют через себя давление
социальной среды. Бюрократизация наших советов как результат политической
монополии одной партии, тоже превратившейся в бюрократический аппарат, есть
результат исключительных трудностей развития социалистических пионеров в
бедной и отсталой стране. В свою очередь бюрократизация режима пагубно
отражается на нашем хозяйстве, на нашей литературе, на нашем искусстве, на
всей нашей культуре. Американские советы я представляю себе в высшей степени
полнокровными. Диктатура? Конечно, сторонники капиталистического режима не
найдут себе места в советах. Нелегко, признаюсь, представить себе Генри
Форда председателем совета в Детройте. Но на основах советского режима не
только возможна, но и неизбежна широкая борьба интересов, программ и
группировок. Годовой, пятилетний, десятилетний планы хозяйства; системы
народного образования; проведение великих магистралей; преобразование
фермерского хозяйства; приобщение Южной Америки к высшим техническим и
культурным достижениям; проблема стратосферических сообщений; проблема
улучшения расы - каждая из этих задач будет создавать соревнование доктрин и
школ, борьбу группировок при выборах в советы, страстную полемику в газетах
и на собраниях.
- Пахнет свободой печати, Трошин. Берегитесь!
- Неужели же вы думаете, Купер, что монополизация печати в руках
правящей бюрократической верхушки СССР есть норма? Нет, это только временное
уродство, какими бы историческими обстоятельствами оно не вызывалось.
- Но сосредоточение всех типографий, всех фабрик бумаги, всех средств
транспорта в руках государства автоматически передаст и у нас всю прессу в
руки правительства, которое не преминет, конечно, установить догмат своей
непогрешимости.
- Национализация средств печатания есть чисто отрицательная мера. Она
означает лишь, что частный капитал не может больше решать, какое издание
надо поставить: прогрессивное или реакционное, "сухое" или "мокрое",
пуританское или порнографическое. Как распределять и применять
обобществленные средства печати, - этот важный вопрос вашим советам придется
решать заново. Отправным критерием может служить распределение голосов при
выборах в советы. Каждая группировка граждан будет иметь право на печатные
средства, соответствующие ее численности. Тот же принцип будет применен к
залам для собраний, к радио и пр. Идейные коллективы, а не индивидуальные
чековые книжки будут решать вопрос о направлении и духе изданий. Вы скажете,
что при таком порядке новое идейное течение, новая философская или
эстетическая школа, еще не имеющие за собой поддержки числа, не найдут для
себя ни бумаги, ни линотипа. Аргумент, не лишенный интереса! Но он означает
лишь, что новой идее при всяком режиме приходится и придется доказывать свои
права на существование. При советском режиме это будет во всяком случае
легче, чем ныне. Богатая советская Америка сможет выделять грандиозные фонды
для открытий, изобретений, экспериментов во всех областях человеческого
творчества, материального и духовного. Ни смелые архитекторы и скульпторы,
ни новаторы-поэты, ни дерзкие философы не окажутся в обиде. А я думаю, не
скрою от вас, Купер, что янки призваны в ближайшую эпоху сказать новые слова
также и в тех областях, в которых они оставались до последнего времени
учениками Европы. Я недаром провел четыре года в вашей стране, главным
образом на ваших заводах, чтоб суметь понять, какой сдвиг ваша техника
произвела в судьбах человечества. Не иначе как с презрением я могу
относиться к тому фальшиво высокомерному тону, в каком принято в известных
кругах Европы говорить об "американизме", особенно со времени нынешнего
кризиса. В известном смысле я готов даже сказать, что только американизм
положил окончательный водораздел между средневековьем и новой историей
человечества. Но вы покоряли природу так бурно и страстно, что не имели
времени ни обновить методы вашей теоретической мысли, ни выработать
собственное искусство. Вы росли и богатели по законам простого силлогизма.
Непрерывные материальные успехи создали у вас на старых пуританских дрожжах
религию практического рационализма. Оттого вы остались невосприимчивы к
Гегелю, к Марксу, в сущности, и к Дарвину. Вы удивляетесь, Купер? Между тем
сожжение дарвиновских лжеучений баптистскими жрецами Теннесси (Tennessee)
только в грубой форме выразило отвращение большинства американцев к доктрине
эволюции. Дело здесь не в одних религиозных предубеждениях, а в общем складе
мысли. Атеистические янки проникнуты рационализмом не менее, чем квакеры462.
Правда, ваш рационализм не имеет в себе ничего беспощадного,
картезианского463, якобинского: он ограничен и смягчен вашим эмпиризмом и
вашим морализмом. Но в таком виде ваш философский метод еще более отстает от
вашей техники и от вашего исторического призвания. Вы в сущности впервые
сталкиваетесь ныне по-настоящему с теми социальными противоречиями, которые
складываются за спиною людей. Вы победили природу при помощи орудий,
созданных вашим гением; но вы поставлены на колени вашими собственными
орудиями. Невыносимые бедствия, выросшие, наперекор всем предвидениям, из
невиданного богатства, учат вас той истине, что силлогизм Аристотеля464 не
охватывает законов развития общества. Вы вошли, наконец, в школу диалектики,
и вошли крепко; возврата назад, к методологии XVII и XVIII веков, для вас
уже нет. Не жалейте об этом, Купер! Прививка диалектики к крепкому стволу
вашей мысли обещает превосходные плоды. Я заранее предвкушаю их. В области
обобщающей мысли, поэзии, всех вообще искусств вы призваны в ближайшие
десятилетия сделать большой вклад. Он будет стоять на уровне вашей техники,
которая, впрочем, сама еще не осознала полностью заложенные в ней
неизмеримые возможности... В то время как романтические тупицы
национал-социализма мечтают восстановить расу Тевтобургского Леса465 во всей
ее первобытной чистоте, или, вернее, грязи, вы, американцы, овладев своим
хозяйством и культурой, примените истинно научные методы также и в области
воспроизводства человеческих поколений; из вашего тигеля рас выйдет через
сотню лет новый человек, достойный, наконец, этого имени.
- Вы серьезно надеетесь на это, Трошин?
- Я надеюсь на большее: на третьем году советской власти вы перестанете
жевать chewing gum466. Истинно говорю вам: Andrew Jackson467 войдет в
царство небесное, если этого захочет. А он не может этого не хотеть.
- Вы очень великодушны к нашему завтрашнему дню, Трошин. Но не
воображайте в своем высокомерии, что вы убедили меня. В вас сидит поэт,
испорченный хорошим инженером. Вы слишком легко справились на словах с
опасностью советского бюрократизма, Трошин... Но чу! Гонг зовет нас обедать.
Я уничтожу вас завтра. От вашей хваленой диалектики посыплются пух и перья.
Л.Троцкий
17 августа 1934 [г.]
Утверждение, что Биробиджан есть "левый сионизм" кажется мне совершенно
неправильным. Сионизм отвлекает рабочих от классовой борьбы несбыточными
надеждами на еврейское государство при капиталистических услових. Но рабочее
государство обязано создать для евреев, как и для всякой другой нации,
наиболее выгодные условия культурного развития. Это значит, в частности:
предоставить всем470 тем евреям, которые пожелают иметь свои школы, свою
печать, свои театры и пр., особую область для самоуправления и развития. Так
же точно поступит и международный пролетариат, когда он станет хозяином
всего земного шара. Никакого спасения в национальной области - наоборот,
всестороннее материальное содействие культурным потребностям всех
национальностей и этнических групп. Если тем или другим национальтным
группам суждено сойти со сцены (в национальном смысле), то это должно
произойти в порядке естественного процесса, а не в результате тех или других
территориальрных, экономических или административных затруднений и
препятствий.
Л.Троцкий
22 сент[ября] 1934 г.
На этих страницах мы хотим объясниться с передовыми рабочими о том,
какая судьба ждет Францию в ближайшие годы. Под Францией мы подразумеваем не
биржу, не банки, не тресты, не правительство, не генералитет, не
духовенство, - это все угнетатели Франции, - а рабочий класс и
эксплуатируемое крестьянство.
Крушение буржуазной демократии
После войны произошел ряд революций, одержавших блестящие победы: в
России, в Германии, Австро-Венгрии, позже - в Испании. Но только в одной
России пролетариат полностью захватил власть в свои руки, экспроприировал
своих эксплуататоров и сумел благодаря этому создать и сохранить рабочее
государство. Во всех других случаях пролетариат, несмотря на победу,
останавливался по вине своего руководства на полдороге. В результате этого
власть ускользала из его рук и, передвигаясь слева направо, становилась
добычей фашизма. В ряде других стран власть попала в руки военной диктатуры.
Ни в одной из этих стран парламент не оказался в силах примирить классовые
противоречия и обеспечить мирный ход развития. Спор разрешался с оружием в
руках.
Правда, у нас, во Франции, долго думали, что фашизм не может иметь к
нам никакого отношения. У нас ведь республика, все вопросы решает суверенный
народ посредством всеобщего голосования. Но 6 февраля несколько тысяч
фашистов и роялистов, вооруженных револьверами, кастетами и бритвами,
навязали стране реакционное правительство Думерга, под покровительством
которого фашистские банды продолжают расти и вооружаться. Что готовит нам
завтрашний день?
Правда, во Франции, как и в некоторых других странах Европы (в Англии,
Бельгии, Голландии, Швейцарии, Скандинавских государствах) существуют еще
парламенты, выборы, демократические свободы или их остатки. Но во всех этих
странах классовая борьба обостряется в том же направлении, в каком она
развивалась раньше в Италии и Германии. Кто утешает себя фразой: "Франция -
не Германия", тот безнадежен. Во всех странах действуют ныне одни и те же
исторические законы: это законы капиталистического упадка. При дальнейшем
сохранении средств производства в руках кучки капиталистов обществу спасения
нет. Оно осуждено идти от кризиса к кризису, от нужды к нищете. В разных
странах последствия одряхления и распада капитализма оказываются в разной
форме и развиваются неодинаковым темпом. Но суть процесса не одна и та же
везде. Буржуазия довела свое общество до полного банкротства. Она не
способна обеспечить народу ни хлеб, ни мир. Именно поэтому она не может
больше терпеть демократический порядок. Она вынуждена подавлять рабочих при
помощи физического насилия. Но справиться с недовольными рабочими и
крестьянами одной полицией невозможно. Пускать армию в ход против народа
слишком часто нельзя: она начнет разлагаться и кончит тем, что большая часть
солдат перейдет на сторону народа. Крупный капитал вынужден поэтому
создавать особые вооруженные банды, специально дрессированные против
рабочих, как известные породы собак дрессируются против дичи. Историческое
назначение фашизма состоит в том, чтобы подавить рабочий класс, разгромить
его организации, задушить политическую свободу в тот час, когда капиталисты
оказываются уже неспособны править и господствовать при помощи
демократической механики.
Человеческий материал фашисты находят главным образом в среде мелкой
буржуазии. Она вконец разорена крупным капиталом. При нынешнем общественном
строе спасенья для нее нет. Но она не знает и другого выхода. Ее
недовольство, возмущенье, отчаянье фашисты отвращают от крупного капитала и
направляют на рабочих. Можно сказать, что фашизм есть операция вывиха мозгов
мелкой буржуазии в интересах ее злейших врагов. Так крупный капитал сперва
разоряет средние классы, затем при помощи наемной агентуры фашистских
демагогов натравливает впавшую в отчаяние мелкую буржуазию на пролетариат.
Только такими разбойничьими средствами буржуазный режим и способен еще
держаться. До каких пор? До тех пор, пока его не опрокинет пролетарская
революция.
Начало бонапартизма во Франции
Во Франции движение от демократии к фашизму задержалось пока на первом
этапе. Парламент еще существует, но прежней власти он не имеет и никогда
больше не вернет ее себе. Перепуганное насмерть большинство парламента
призвало после 6 февраля к власти Думерга, спасителя, третейского судью. Его
правительство стоит над парламентом. Оно опирается не на "демократически"
выбранное большинство, а прямо и непосредственно на бюрократический аппарат,
на полицию и армию. Именно поэтому Думерг не может терпеть никакой свободы
для чиновников и вообще служащих государства. Ему нужен покорный и
дисциплинированный бюрократический аппарат, на вершине которого он мог бы
стоять без опасения свалиться. Парламентское большинство вынуждено
склоняться перед Думергом из страха перед фашистами и перед "общим фронтом".
Сейчас много пишут о предстоящей "реформе" конституции, о праве роспуска
палаты депутатов и прочее. Все эти вопросы имеют лишь юридический интерес. В
политическом смысле вопрос уже разрешен. Реформа совершилась без поездки в
Версаль. Появление на открытой арене вооруженных фашистских банд дало
возможность агентам крупного капитала подняться над парламентом. В этом и
состоит сейчас сущность французской конституции. Все остальное - иллюзии,
фразы или сознательный обман.
Нынешняя роль Думерга (как и его возможных преемников, вроде Тардье) не
нова. Сходную роль при других условиях играли Наполеон I и Наполеон III. В
этом состоит суть бонапартизма: опираясь на борьбу двух лагерей, он при
помощи бюрократически-военной диктатуры спасал "нацию". Наполеон I
представлял бонапартизм буйной молодости буржуазного общества. Бонапартизм
Наполеона III oтносится к тому времени, когда у буржуазии уже появилась
лысина. В лице Думерга мы видим синильный471 бонапартизм буржуазного заката.
Правительство Думерга означает первую ступень перехода от парламентаризма к
бонапартизму. Для поддержания равновесия Думергу необходимы справа от него
фашистские и иные банды, которые доставили ему власть. Требовать от него,
чтоб он распустил - не на бумаге, а в действительности - Лигу патриотов472,
Огненный крест473, королевских громил474 и прочее, значит требовать, чтоб он
подрубил сук, на котором сидит. Временные колебания в ту или другую сторону,
разумеется, возможны. Так, преждевременное выступление фашизма могло бы
вызвать на правительственных верхах некоторый сдвиг "влево". Думерга сменил
бы на время не Тардье, а Эррио. Но, во-первых, нигде не сказано, что фашисты
произведут преждевременную попытку переворота. Во-вторых, кратковременный
сдвиг влево на верхах не изменит общего направления развития, а разве лишь
отодвинет несколько развязку. Назад, к мирной демократии дороги уже нет.
Развитие ведет неминуемо, неотвратимо, к столкновению между пролетариатом и
фашизмом.
Долговечен ли бонапартизм?
Сколько времени может продержаться нынешний переходный, бонапартистский
режим? Или иначе сказать: сколько времени останется еще у пролетариата для
подготовки к решающему бою? На этот вопрос нельзя, конечно, ответить точно.
Но некоторые данные можно все же установить для оценки быстроты развития
всего процесса. Важнейшим элементом для суждения является вопрос о
дальнейшей судьбе радикальной партии475.
Возникновением своим нынешний бонапартизм обязан, как сказано, началу
гражданской войны между крайними политическими лагерями. Свою главную
материальную опору он находит в полиции и армии. Но у него есть и
политическая опора слева: это партия радикал-социалистов. Базу этой массовой
партии составляет мелкая буржуазия города и деревни. Верхушку партии
образуют "демократические" агенты крупной буржуазии, которые изредка давали
народу мелкие реформы, а чаще всего - демократические фразы, спасали его
каждый день (на словах) от реакции и клерикализма, а во всех важных вопросах
вели политику крупного капитала. Под угрозой фашизма, а еще больше
пролетариата радикал-социалисты оказались вынуждены перебежать из лагеря
парламентской "демократии" в лагерь бонапартизма. Как верблюд под бичом
погонщика, радикализм стал на все четыре колена, чтобы дать
капиталистической реакции усесться меж его горбов. Без политической
поддержки радикалов правительство Думерга было бы в настоящее время еще
невозможно.
Если сравнивать французское развитие с германским, то правительство
Думерга (и его возможных преемников) будет соответствовать правительствам
Брюннинга-Папена-Шлейхера, которые заполнили промежуток между веймарской
демократией и Гитлером. Есть однако и разница, которая политически может
получить огромное значение. Германский бонапартизм выступил на сцену, когда
демократические партии растаяли, а наци успели вырасти в громадную силу. Три
"бонапартистских" правительства в Германии, имея очень слабую собственную
политическую опору, балансировали на веревке, протянутой над пропастью меж
двумя враждебными лагерями: пролетарским и фашистским. Все три правительства
скоро свалились. Лагерь пролетариата оказался к тому времени расколот,
неподготовлен к борьбе, обманут и предан вождями. Наци почти без боя
захватили власть.
Французский фашизм еще не представляет сейчас массовой силы. Наоборот,
у бонапартизма есть хоть и не очень надежная и устойчивая, но массовая опора
в лице радикалов. Между этими двумя фактами существует внутренняя связь. По
социальному характеру своей опоры радикализм есть партия мелкой буржуазии. А
фашизм может стать массовой силой, только завоевав мелкую буржуазию. Другими
словами: во Франции фашизм может развиваться прежде всего за счет радикалов.
Процесс этот происходит уже и сейчас, но он находится еще в первоначальной
стадии.
Роль партии радикалов
Последние кантональные выборы дали те результаты, каких можно и должно
было ждать заранее: выиграли фланги, т. е. радикалы и рабочий блок, потерял
центр, т. е. радикалы476. И выигрыши, и потери пока невелики. Если бы дело
шло о парламентских выборах, те же явления приняли бы, несомненно, более
значительные размеры. Наметившиеся сдвиги имеют для нас значение не сами по
себе, а лишь как симптомы изменения в настроении масс. Они показывают, что
мелкобуржуазный центр уже начал таять в пользу двух крайних лагерей. Это
значит, что остатки парламентского режима будут все более и более
подмываться; крайние лагеря будут расти; столкновение между ними
приближаться. Нетрудно понять, почему этот процесс совершенно неотвратим.
Партия радикалов есть та партия, при помощи которой крупная буржуазия
поддерживала надежды мелкой буржуазии на постепенное и мирное улучшение ее
положения. Такая роль радикалов была возможна лишь до тех пор, пока
экономическое положение мелкой буржуазии оставалось сносным, терпимым, пока
она не подвергалась массовому разорению, пока у ней сохранялась надежда на
будущее. Правда, программа радикалов всегда оставалась пустой бумажкой.
Никаких серьезных социальных реформ в пользу трудящихся радикалы не
проводили и не могли проводить - этого не позволила бы им крупная буржуазия,
в руках которой все действительные рычаги власти: банки и биржа, большая
пресса, верхи бюрократии, дипломатия, генералитет. Но кое-какие мелкие
подачки, особенно в провинциальном масштабе, радикалы время от времени
отторговывали в пользу своих клиентов и этим поддерживали иллюзии народных
масс. Так продолжалось до последнего кризиса. Сейчас для самого отсталого
крестьянина становится ясно, что дело идет не об обычном скоро проходящем
кризисе, как бывало не раз до войны, а о кризисе всей социальной системы.
Нужны какие-то смелые и решительные меры. Какие? Этого крестьянин не знает.
Никто этого ему как следует не сказал.
Капитализм довел средства производства до такой высоты, что они
оказались парализованы нищетой народных масс, разоренных тем же
капитализмом. Тем самым вся система вошла в эпоху упадка, разложения,
гниения. Капитализм не только не может давать трудящимся новые социальные
реформы или хотя бы мелкие подачки, он вынужден отнимать и старые. Вся
Европа вступила в эпоху экономических и политических контрреформ. Политика
грабежа и удушения масс вызывается не капризами реакции, а разложением
капиталистической системы. Это есть основной факт, который должен быть
усвоен каждым рабочим, если он не хочет, чтоб его дурачили словесными
побрякушками. Именно поэтому реформистские, демократические партии
распадаются и хиреют одна за другой во всей Европе. Такая же судьба ожидает
и французских радикалов. Только совсем пустые люди могут думать, будто
капитуляция Даладье477 или прислужничество Эррио перед крайней реакцией
являются результатом случайных, временных причин или недостатков характера у
этих плачевных вождей. Нет! Большие политические явления должны всегда иметь
глубокие социальные причины. Распад демократических партий есть
универсальное явление, которое коренится в распаде самого капитализма.
Крупная буржуазия говорит радикалам: "Мне теперь не до шуток! Если вы не
перестанете кокетничать с социалистами и заигрывать с народом, обещая ему
всякие небылицы, то я призову фашистов. Помните, что 6 февраля - только
первое предупреждение!" И после этого радикальный верблюд становится на все
четыре колена. Ничего другого ему и не остается.
Но радикализм не спасется таким путем. Связывая на глазах всего народа
свою судьбу с судьбой реакции, он неизбежно ускоряет свою гибель. Утрата
голосов и мандатов при кантональных выборах есть только начало. Дальше
процесс крушения радикальной партии пойдет все быстрее и быстрее. Весь
вопрос в том, кому на пользу пойдет это неудержимое и неизбежное крушение:
пролетарской революции или фашизму? Кто раньше, шире, смелее предъявит
средним классам более убедительную программу, и - это важнее всего - кто
завоюет их доверие, доказав им словом и делом, что он способен сломить все
препятствия на пути к лучшему будущему: революционный социализм или
фашистская реакция? От этого вопроса зависит судьба Франции на много лет. Не
только Франции, но и всей Европы. Не только Европы, но и всего мира.
"Средние классы", радикальная партия и фашизм
Со времени победы наци в Германии во французских "левых" партиях и
группах много разглагольствуют о необходимости держаться поближе к "средним
классам", чтобы преградить дорогу фашистам. Фракция Реноделя и К отделилась
от социалистической партии со специальной целью ближе держаться к радикалам.
Но в тот самый час, когда Ренодель, живущий идеями 1848 года478, протянул
обе руки Эррио, у последнего руки оказались заняты: одну держал Тардье,
другую - Луи Марен479.
Из этого, однако, меньше всего следует, будто рабочий класс может
повернуться спиною к мелкой буржуазии, предоставив ее своей участи. О нет!
Сближение с крестьянством и с мелким городским людом, привлечение их на нашу
сторону есть необходимое условие успешной борьбы с фашизмом, не говоря уж о