Страница:
И он так швырнул свою фуражку, что она, не попав на стул, упала на
пол и покатилась по комнате.
- Ну, ну, малыш, не сердись! - сказал Кадрусс. - Видишь, как я о тебе
забочусь, вон какой завтрак я тебе приготовил; все твои любимые кушанья,
черт тебя возьми!
Андреа действительно почувствовал запах стряпни, грубые ароматы кото-
рой были не лишены прелести для голодного желудка; это была та смесь
свежего жира и чесноку, которой отличается простая провансальская кухня;
пахло и жареной рыбой, а надо всем стоял пряный дух мускатного ореха и
гвоздики. Все это исходило из двух глубоких блюд, поставленных на кон-
форки и покрытых крышками, и из кастрюли, шипевшей в духовке чугунной
печки.
Кроме того, в соседней комнате Андреа увидел опрятный стол, на кото-
ром красовались два прибора, две бутылки вина, запечатанные одна - зеле-
ным, другая - желтым сургучом, графинчик водки и нарезанные фрукты, ис-
кусно разложенные поверх капустного листа на фаянсовой тарелке.
- Ну, что скажешь, малыш? - спросил Кадрусс. - Недурно пахнет? Ты же
знаешь, я был хороший повар: помнишь, как вы все пальчики облизывали? И
ты первый, ты больше всех полакомился моими соусами и, помнится, не
брезгал ими.
И Кадрусс принялся чистить лук.
- Да ладно, ладно, - с досадой сказал Андреа, - если ты только ради
завтрака побеспокоил меня, так пошел к черту!
- Сын мой, - наставительно сказал Кадрусс, - за едой люди беседуют; и
потом, неблагодарная душа, разве ты не рад повидаться со старым другом?
У меня так прямо слезы текут.
Кадрусс в самом деле плакал; трудно было только решить, что по-
действовало на слезную железу бывшего трактирщика, радость или лук.
- Молчал бы лучше, лицемер! - сказал Андреа. - Будто ты меня любишь?
- Да, представь, люблю, - сказал Кадрусс, - это моя слабость, но тут
уж ничего не поделаешь.
- Что не мешает тебе вызвать меня, чтобы сообщить какую-нибудь га-
дость.
- Брось! - сказал Кадрусс, вытирая о передник свой большой кухонный
нож. - Если бы я не любил тебя, разве я согласился бы вести ту несчаст-
ную жизнь, на которую ты меня обрек? Ты посмотри: на тебе ливрея твоего
слуги, стало быть, у тебя есть слуга; у меня нет слуг, и я принужден
собственноручно чистить овощи; ты брезгаешь моей стряпней, потому что
обедаешь за табльдотом в гостинице Принцев или в Кафе-де-Пари. А ведь я
тоже мог бы иметь слугу и коляску, я тоже мог бы обедать, где вздумает-
ся; а почему я лишаю себя всего этого? Чтобы не огорчать моего маленько-
го Бенедетто. Признай по крайней мере, что я прав.
И недвусмысленный взгляд Кадрусса подкрепил эти слова.
- Ладно, - сказал Андреа, - допустим, что ты меня любишь. Но зачем
тебе понадобилось, чтобы я пришел завтракать?
- Да чтобы видеть тебя, малыш.
- Чтобы видеть меня, а зачем? Ведь мы с тобой обо всем уже услови-
лись.
- Эх, милый друг, - сказал Кадрусс, - разве бывают завещания без при-
писок? Но прежде всего давай позавтракаем. Садись, и начнем с сардинок и
свежего масла, которое я в твою честь положил на виноградные листья,
злючка ты этакий. Но я вижу, ты рассматриваешь мою комнату, мои соломен-
ные стулья, грошовые картинки на стенах. Что прикажешь, здесь не гости-
ница Принцев!
- Вот ты уже жалуешься, ты недоволен, а сам ведь мечтал о том, чтобы
жить, как булочник на покое.
Кадрусс вздохнул.
- Ну, что скажешь? Ведь твоя мечта сбылась.
- Скажу, что это только мечта; булочник на покое, милый Бенедетто,
человек богатый, имеет доходы.
- И у тебя есть доходы.
- У меня?
- Да, у тебя, ведь я же принес тебе твои двести франков.
Кадрусс пожал плечами.
- Это унизительно, - сказал он, - получать деньги, которые даются так
нехотя, неверные деньги, которых я в любую минуту могу лишиться. Ты сам
понимаешь, что мне приходится откладывать на случай, если твоему благо-
получию придет конец. Эх, друг мой! счастье непостоянно, как говорил
священник у нас... в полку. Впрочем, я знаю, что твое благополучие не
имеет границ, негодяй: ты женишься на дочери Данглара.
- Что? Данглара?
- Разумеется, Данглара! Или нужно сказать: барона Данглара? Это все
равно, как если бы я сказал: графа Бенедетто! Ведь мы с Дангларом прия-
тели, и не будь у него такая плохая память, ему следовало бы пригласить
меня на твою свадьбу... ведь был же он на моей... да, да, да, на моей!
Да-с, в те времена он не был таким гордецом; это был маленький служащий
у господина Морреля. Не один раз обедал я вместе с ним и с графом де
Морсер... Видишь, какие у меня знатные знакомства, и если бы я пожелал
их поддерживать, мы с тобой встречались бы в одних и тех же гостиных.
- Ты от зависти совсем заврался, Кадрусс.
- Ладно, Benedetto mio. Я знаю, что говорю. Быть может, в один прек-
расный день мы тоже напялим на себя праздничный наряд и скажем у како-
го-нибудь богатого подъезда: "Откройте, пожалуйста!" А пока садись и да-
вай завтракать.
Кадрусс показал пример и с аппетитом принялся за еду, расхваливая все
блюда, которыми он угощал своего гостя. Тот, по-видимому, покорился не-
обходимости, бодро раскупорил бутылки и принялся за буайбес и треску,
жаренную в прованском масле с чесноком.
- А, приятель, - сказал Кадрусс, - ты как будто идешь на мировую со
своим старым поваром?
- Каюсь, - ответил Андреа, молодой, здоровый аппетит которого на вре-
мя одержал верх над всеми другими соображениями.
- И что же, вкусно, мошенник?
- Очень вкусно! Не понимаю, как человек, который стряпает и ест такие
лакомые блюда, может быть недоволен своей жизнью.
- Видишь ли, - сказал Кадрусс, - все мое счастье отравлено одной
мыслью.
- Какой?
- А той, что я живу за счет друга, - я, который всегда честно зараба-
тывал себе на пропитание.
- Нашел о чем беспокоиться, - сказал Андреа, - у меня хватит на дво-
их, не стесняйся.
- Нет, право, верь не верь, но к концу каждого месяца меня мучает со-
весть.
- Полно, Кадрусс!
- Так мучает, что вчера я даже не взял этих двухсот франков.
- Да, ты хотел меня видеть; но разве из-за угрызений совести?
- Именно поэтому. Кроме того, мне пришла мысль.
Андреа вздрогнул; его всегда бросало в дрожь от мыслей Кадрусса.
- Видишь ли, - продолжал тот, - это отвратительно - постоянно жить в
ожидании первого числа.
- Эх, - философски заметил Андреа, решив доискаться, куда клонит его
собеседник, - разве вся жизнь не проходит в ожидании? А я как живу? Я
просто терпеливо жду.
- Да, потому что, вместо того чтобы ждать какие-то несчастные двести
франков, ты ждешь пять или шесть тысяч, а то и десять, а то и двенад-
цать. Ведь ты у нас хитрец. У тебя всегда водились какие-то кошельки,
копилки, которые ты прятал от бедного Кадрусса. К счастью, у этого само-
го Кадрусса был хороший нюх.
- Опять ты чепуху мелешь, - сказал Андреа, - все о прошлом да о прош-
лом - к чему это, скажи на милость?
- Тебе только двадцать один год, тебе нетрудно забыть прошлое; а мне
пятьдесят, и я волей-неволей возвращаюсь к нему. Но поговорим о делах.
- Наконец-то.
- Будь я на твоем месте...
- Ну?
- Я реализовал бы свой капитал.
- Реализовал?
- Да, я попросил бы деньги за полгода вперед, под тем предлогом, что
хочу купить недвижимость и приобрести избирательные права. А получив
деньги, я удрал бы.
- Так, так, так! - сказал Андреа. - Это, пожалуй, неплохая мысль!
- Милый друг, - сказал Кадрусс, - ешь мою стряпню и следуй моим сове-
там: от этого ты только выиграешь душой и телом.
- А почему ты сам не воспользуешься своим советом? - сказал Андреа. -
Почему ты не реализуешь деньги за полгода, даже за год, и не уедешь в
Брюссель? Вместо того чтобы изображать бывшего булочника, ты имел бы вид
настоящего банкрота. Это теперь модно.
- Но что же я сделаю, имея в кармане тысячу двести франков?
- Какой ты стал требовательный, Кадрусс! - сказал Андреа. - Два меся-
ца тому назад ты помирал с голоду.
- Аппетит приходит во время еды, - сказал Кадрусс, скаля зубы, как
смеющаяся обезьяна или как рычащий тигр. - Поэтому я и наметил себе
план, - прибавил он, впиваясь своими белыми и острыми, невзирая на воз-
раст, зубами в огромный ломоть хлеба.
Планы Кадрусса приводили Андреа в еще больший ужас, чем его мысли:
мысли были только зародышами, а план уже грозил осуществлением.
- Что же это за план? - сказал он. - Могу себе представить!
- А что? Кто придумал план, благодаря которому мы покинули некое за-
ведение? Как будто я. От этого он не стал хуже, мне кажется, иначе мы с
тобой не сидели бы здесь!
- Да я не спорю, - сказал Андреа, - ты иной раз говоришь дело. Но ка-
кой же у тебя план?
- Послушай, - продолжал Кадрусс, - можешь ли ты, не выложив ни одного
су, добыть мне тысяч пятнадцать франков... нет, пятнадцати тысяч мало, я
не согласен сделаться порядочным человеком меньше чем за тридцать тысяч
франков.
- Нет, - сухо ответил Андреа, - этого я не могу.
- Ты, я вижу, меня не понял, - холодно и невозмутимо продолжал Кад-
русс, - я сказал: не выложив ни одного су.
- Что же ты хочешь? Чтобы я украл и испортил все дело, и твое и мое,
и чтобы нас опять отправили кое-куда?
- Что до меня, - сказал Кадрусс, - мне все равно, пусть забирают. Я,
знаешь ли, со странностями; я иногда скучаю по товарищам, не то, что ты,
сухарь! Ты рад бы никогда с ними больше не встретиться!
Андреа на этот раз не только вздрогнул: он побледнел.
- Брось дурить, Кадрусс, - сказал он.
- Да ты не бойся, Бенедетто, ты мне только укажи способ добыть без
всякого твоего участия эти тридцать тысяч франков и предоставь все мне.
- Ладно, я подумаю, - сказал Андреа.
- А пока ты увеличишь мою пенсию до пятисот франков, хорошо? Я, ви-
дишь ли, решил нанять служанку.
- Ладно, ты получишь пятьсот франков, - сказал Андреа, - по мне это
нелегко, Кадрусс... ты злоупотребляешь...
- Да что там! - сказал Кадрусс. - Ведь ты черпаешь из бездонных сун-
дуков!
По-видимому, Андреа только и ждал этих слов; его глаза блеснули, но
тотчас же померкли.
- Это верно, - ответил Андреа, - мой покровитель очень добр ко мне.
- Какой милый покровитель! - сказал Кадрусс. - И он выдает тебе еже-
месячно?..
- Пять тысяч франков, - сказал Андреа.
- Столько же тысяч, сколько ты мне обещал сотен, - заметил Кадрусс, -
верно говорят, что незаконнорожденным везет. Пять тысяч франков в ме-
сяц... Куда же, черт возьми, можно девать столько денег?
- Бог мой! Истратить их недолго, и я, как ты, мечтаю иметь капитал.
- Капитал... понятно... всякий хотел бы иметь капитал.
- А у меня он будет.
- Кто же тебе его даст? Твой князь?
- Да, мой князь; к сожалению, я должен еще подождать.
- Подождать чего? - спросил Кадрусс.
- Его смерти.
- Смерти твоего князя?
- Да.
- Почему это?
- Потому что он упоминает меня в своем завещании.
- Правда?
- Честное слово!
- А сколько?
- Пятьсот тысяч!
- Вон куда хватил!
- Я тебе говорю.
- Быть не может!
- Кадрусс, ты мне друг?
- На жизнь и на смерть.
- Я открою тебе тайну.
- Говори.
- Но только помни...
- Буду нем, как рыба.
- Так вот, мне кажется...
Андреа замолчал и оглянулся.
- Тебе кажется... Да ты не бойся! Мы совсем одни.
- Мне кажется, что я нашел своего отца.
- Настоящего отца?
- Да.
- Не папашу Кавальканти?
- Нет, тот уехал; настоящего, как ты говоришь.
- И этот отец...
- Кадрусс, это граф Монте-Кристо.
- Да что ты!
- Да, тогда, видишь ли, все становится понятным. Он, видимо, не может
открыто признать меня, но меня признает старик Кавальканти и получает за
это пятьдесят тысяч франков.
- Пятьдесят тысяч франков за то, чтобы стать твоим отцом. Я бы согла-
сился за полцены, за двадцать тысяч, за пятнадцать тысяч. Как же ты не
подумал обо мне, неблагодарный?
- Да разве я знал об этом? Все это было устроено, когда мы еще были
там.
- Да, верно. И ты говоришь, что в своем завещании...
- Он оставляет мне пятьсот тысяч франков.
- Ты уверен?
- Он сам мне показывал; но это еще не все.
- Существует приписка, как я говорил?
- Вероятно.
- И в этой приписке?
- Он признает меня своим сыном.
- Что за добрый отец, славный отец, достойнейший отец! - воскликнул
Кадрусс, подкидывая в воздух тарелку и ловя ее обеими руками.
- Вот видишь! Скажи после этого, что у меня есть от тебя тайны!
- Ты прав; а твое доверие ко мне делает тебе честь. И что же, этот
князь, твой отец - богатый человек, богатейший.
- Еще бы. Он сам не знает, сколько у него денег.
- Да не может быть!
- Кому же знать, как не мне; ведь я вхож к нему в любое время. На
днях банковский служащий принес ему пятьдесят тысяч франков в бумажнике
величиною с твою скатерть; а вчера сам банкир привез ему сто тысяч золо-
том.
Кадрусс был ошеломлен; в словах Андреа ему чудился звон металла, шум
пересыпаемых червонцев.
- И ты вхож в этот дом? - наивно воскликнул он.
- Во всякое время.
Кадрусс помолчал; было ясно, что его занимает какаято важная мысль.
Вдруг он воскликнул:
- Как бы мне хотелось видеть все это! Как все это должно быть прек-
расно!
- Да, правда, - сказал Андреа, - он живет великолепно.
- Ведь он, кажется, живет на Елисейских Полях?
- Номер тридцать.
- Номер тридцать? - повторил Кадрусс.
- Да, великолепный особняк, с двором и садом, ты должен знать!
- Очень возможно; но меня интересует не внешний вид, а внутренний;
какая, должно быть, там прекрасная обстановка!
- Ты когда-нибудь бывал в Тюильри?
- Нет.
- У него гораздо лучше.
- Скажи, Андреа, должно быть, приятно бывает нагнуться, когда этот
добрый Монте-Кристо уронит кошелек?
- Незачем ждать этого, - сказал Андреа, - деньги в этом доме и так
валяются, как яблоки в саду.
- Ты бы когда-нибудь взял меня с собой.
- Как же это можно? В качестве кого?
- Ты прав; но у меня от твоих слов слюнки потекли. Я непременно дол-
жен это видеть собственными глазами, я уж найду способ.
- Не дури, Кадрусс!
- Я скажу, что я полотер.
- Там всюду ковры.
- Ах, черт! Значит, мне придется только воображать себе все это.
- Поверь, это будет лучше всего.
- Ну, хоть расскажи мне, что там есть?
- Как же я тебе расскажу?
- Ничего нет легче. Дом большой?
- Не большой и не маленький.
- А как расположены комнаты?
- Ну, знаешь, если тебе нужен план, давай бумагу и чернила.
- Сейчас дам! - поспешно заявил Кадрусс.
И он взял со старенького письменного стола лист бумаги, чернила и пе-
ро.
- Вот! - сказал Кадрусс. - Изобрази-ка мне это на бумаге, сынок.
Андреа едва заметно улыбнулся, взял перо и приступил к делу.
- При доме, как я уже тебе говорил, есть двор и сад; вот посмотри.
И Андреа начертил сад, двор и дом.
- Ограда высокая?
- Нет, футов восемь или десять, не больше.
- Это большая неосторожность, - сказал Кадрусс.
- Во дворе - кадки с померанцевыми деревьями, лужайки, цветники.
- А капканов нет?
- Нет.
- А где конюшни?
- По обе стороны ворот, вот здесь и здесь.
И Андреа продолжал чертить.
- Нарисуй мне нижний этаж, - сказал Кадрусс.
- В нижнем этаже - столовая, две гостиных, бильярдная, прихожая, па-
радная лестница и внутренняя лестница.
- Окна?
- Окна великолепные, большие, широкие; я думаю, в каждое стекло мог
бы пролезть человек твоего роста.
- И на кой черт устраивают лестницы, когда в доме имеются такие окна.
- Что поделаешь? Роскошь!
- А ставни есть?
- Ставни есть, но их никогда не закрывают. Большой оригинал этот граф
Монте-Кристо, любит смотреть на небо даже по ночам.
- А где спят слуги?
- У них отдельный дом. Направо от входа есть сарай, где хранятся по-
жарные лестницы. А над этим сараем комнаты для слуг, у каждого своя, и
туда из дома проведены звонки.
- Звонки, черт возьми!
- Ты что?..
- Нет, ничего. Я говорю, звонки штука дорогая; и на что они, скажи на
милость?
- Прежде там была собака, которая всю ночь бродила по двору, но ее
отвезли в Отейль - знаешь, в тот дом, куда ты приходил?
- Да.
- Я ему вчера еще говорил: "Это очень неосторожно с вашей стороны,
граф; ведь когда вы уезжаете в Отейль и увозите с собой всех ваших слуг,
в доме никого нет".
"Ну и что же?" - спросил он.
"А то, что вас в один прекрасный день обокрадут".
- И что он ответил?
- Что он ответил?
- Да.
- Он ответил: "Ну и пускай обокрадут".
- Андреа, там, наверное, есть какая-нибудь конторка с западней.
- С какой западней?
- А вот с такой: схватит вора за руку, и тут же музыка начинает иг-
рать. Я слышал, что такую показывали на последней выставке.
- Там есть только секретер красного дерева, и в нем всегда торчит
ключ.
- И твоего графа не обкрадывают?
- Нет, все его слуги ему очень преданы.
- И какая должна быть прорва денег в этом секретере!
- Там, может быть... впрочем, кто его знает!
- А где он стоит?
- Во втором этаже.
- Нарисуй-ка мне, малыш, заодно примерный план второго этажа.
- Изволь.
И Андреа снова взялся за перо.
- Во втором, видишь ли, есть прихожая, гостиная; направо от гостиной
- библиотека и кабинет, налево от гостиной - спальня и будуар. В будуаре
и стоит этот самый секретер.
- А окно там есть?
- Два: тут и тут.
И Андреа нарисовал два окна в небольшой угловой комнате, которая при-
мыкала к более просторной спальне графа.
Кадрусс задумался.
- И часто он уезжает в Отейль? - спросил он.
- Раза два-три в неделю, завтра, например, он собирается туда на весь
день и будет там ночевать.
- Ты в этом уверен?
- Он пригласил меня туда обедать.
- Ну и жизнь! - сказал Кадрусс. - Дом в городе, дом за городом.
- На то он и богач.
- А ты поедешь к нему обедать?
- Наверно.
- Когда ты у него там обедаешь, ты и ночевать остаешься?
- Как вздумается. Я у графа, как у себя дома.
Кадрусс взглянул на молодого человека таким взглядом, словно хотел
вырвать истину из глубины его сердца. Но Андреа вынул из кармана портси-
гар, выбрал себе "гавану", спокойно закурил ее и стал небрежно пускать
кольца дыма.
- Когда тебе угодно получить свои пятьсот франков? - спросил он Кад-
русса.
- Да хоть сейчас, если они с тобой.
Андреа достал из кармана двадцать пять луидоров.
- Канареечки, - сказал Кадрусс, - нет, покорно благодарю!
- Ты ими брезгаешь?
- Напротив, я их очень уважаю, но я их не хочу.
- Да ведь ты наживешь на размене, болван: за золотой дают на пять су
больше.
- Знаю, а потом меняла велит выследить беднягу Кадрусса, а потом его
зацапают, а потом ему придется разъяснять, какие такие арендаторы вносят
ему платежи золотом. Не дури, малыш, - давай просто серебро, кругляшки с
портретом какого-нибудь монарха. Монета в пять франков у всякого найдет-
ся.
- Да не могу же я носить с собой пятьсот франков серебром; мне приш-
лось бы взять носильщика.
- Ну, так оставь их в гостинице, у швейцара, - он честный малый; я
схожу за ними.
- Сегодня?
- Нет, завтра; сегодня я занят.
- Ладно; завтра, отправляясь в Отейль, я оставлю их у него.
- Я могу рассчитывать на это?
- Вполне.
- Дело в том, что я заранее хочу сговориться со служанкой.
- Сговаривайся. Но на этом и конец? Ты не будешь больше приставать ко
мне?
- Никогда.
Кадрусс стал так мрачен, что Андреа боялся, не придется ли ему обра-
тить внимание на эту перемену. Поэтому он постарался казаться еще весе-
лее и беспечнее.
- С чего ты так развеселился, - сказал Кадрусс, - можно подумать, что
ты уже получил наследство!
- Нет еще, к сожалению!.. Но в тот день, когда я получу его...
- Что тогда?
- Одно тебе скажу: тогда я не забуду своих друзей.
- Ну, еще бы, с твоей-то памятью!
- Да, я думал, ты будешь с меня деньги тянуть.
- Это я-то! Скажешь тоже! Напротив, я дам тебе добрый совет.
- Какой?
- Оставь здесь это кольцо с бриллиантом. Ты что же хочешь, чтобы нас
поймали? Хочешь погубить нас обоих?
- А что такое? - спросил Андреа.
- Да как же? Ты надеваешь ливрею, выдаешь себя за слугу, а оставляешь
у себя на пальце бриллиант в пять тысяч франков.
- Черт побери! Ты угадал! Почему ты не поступишь в оценщики?
- Да, уж я знаю толк в бриллиантах; у меня у самого они бывали.
- Ты бы побольше этим хвастал! - сказал Андреа и, ничуть не сердясь,
вопреки опасениям Кадрусса, на это новое вымогательство, благодушно от-
дал ему кольцо.
Кадрусс близко поднес его к глазам, и Андреа понял, что он рассматри-
вает грани.
- Это фальшивый бриллиант, - сказал Кадрусс.
- Да ты шутишь, что ли? - сказал Андреа.
- Не сердись, сейчас проверим.
Кадрусс подошел к окну и провел камнем по стеклу; послышался скрип.
- Confiteor! [59] - сказал Кадрусс, надевая кольцо на мизинец. - Я
ошибся; но эти жулики ювелиры так ловко подделывают камни, что прямо
страшно забираться в ювелирные лавки. Вот еще одно отмирающее ремесло!
- Ну, что, - сказал Андреа, - теперь конец? Что тебе еще угодно? От-
дать тебе куртку, а может, заодно и фуражку? Не церемонься, пожалуйста.
- Нет, ты, в сущности, парень хороший. Я больше тебя не держу и пос-
тараюсь обуздать свое честолюбие.
- Но берегись, продавая бриллиант, не попади в такую передрягу, какой
ты опасался с золотыми монетами.
- Не беспокойся, я не собираюсь его продавать.
"Во всяком случае до послезавтра", - подумал Андреа.
- Счастливый ты, мошенник, - сказал Кадрусс. - Ты возвращаешься к
своим лакеям, к своим лошадям, экипажу и невесте!
- Конечно, - сказал Андреа.
- Я надеюсь, ты мне сделаешь хороший свадебный подарок в тот день,
когда женишься на дочери моего друга Данглара?
- Я уже говорил, что это просто твоя фантазия.
- Сколько за ней приданого?
- Да я же тебе говорю...
- Миллион?
Андреа пожал плечами.
- Будем считать миллион, - сказал Кадрусс, - но сколько бы у тебя ни
было, я желаю тебе еще больше.
- Спасибо, - сказал Андреа.
- Это от чистого сердца, - прибавил Кадрусс, расхохотавшись. - Пого-
ди, я провожу тебя.
- Не стоит трудиться.
- Очень даже стоит.
- Почему?
- Потому что у меня замок с маленьким секретом; мне пришло в голову
им обзавестись; замок системы Юре и Фише, просмотренный и исправленный
Гаспаром Кадруссом. Я тебе сделаю такой же, когда ты будешь капиталис-
том.
- Благодарю, - сказал Андреа, - я предупрежу тебя за неделю.
Они расстались. Кадрусс остался стоять на площадке лестницы, пока не
убедился собственными глазами, что Андреа не только спустился вниз, но и
пересек двор. Тогда он поспешно вернулся к себе, тщательно запер дверь
и, как опытный архитектор, принялся изучать план, оставленный ему Анд-
реа.
- Мне кажется, - сказал он, - что этот милый Бенедетто не прочь полу-
чить наследство; и тот, кто приблизит день, когда ему достанутся в руки
пятьсот тысяч франков, будет не худшим из его друзей.
На следующей день после того, как происходил переданный нами разгово-
ра граф Монте-Кристо уехал в Отейль вместе с Али, несколькими слугами и
лошадьми, которых он хотел испытать.
Еще накануне он и не думал, что поедет, так же как и Андреа. Эта по-
ездка была вызвана главным образом возвращением из Нормандии Бертуччо,
который привез новости о доме и о корвете. Дом был вполне готов, а кор-
вет уже неделю стоял на якоре в маленькой бухте со всем своим экипажем
из шести человек, исполнил все нужные формальности и мог в любое время
выйти в море. МонтеКристо похвалил Бертуччо за расторопность и предложил
ему быть готовым к скорому отъезду, так как намеревался покинуть Францию
не позже чем через месяц.
- А пока, - сказал он ему, - возможно, что мне понадобится проехать в
одну ночь из Парижа в Трепор; я хочу, чтобы мне были приготовлены на пу-
ти восемь подстав, так чтобы я мог сделать эти пятьдесят лье в десять
часов.
- Ваше сиятельство уже высказывали это желание, - отвечал Бертуччо, -
и лошади готовы. Я их купил и сам разместил в наиболее удобных пунктах,
то есть в таких деревнях, где никто обычно не останавливается.
- Отлично, - сказал Монте-Кристо, - я останусь здесь день-два, сооб-
разуйтесь с этим.
Как только Бертуччо вышел из комнаты, чтобы отдать нужные распоряже-
ния, на пороге показался Батистен; он нес письмо на золоченом подносе.
- Вы зачем явились? - спросил граф, увидя, что он весь в пыли. - Я
вас, кажется, не звал?
Батистен, не отвечая, подошел к графу и подал ему письмо.
- Очень важное и спешное, - сказал он.
Граф вскрыл письмо и прочел:
"Графа Монте-Кристо предупреждают, что сегодня ночью в его дом на
Елисейских Полях проникнет человек, чтобы выкрасть документы, которые он
считает спрятанными в конторке, стоящей в будуаре; граф Монте-Кристо
настолько отважный человек, что не станет вмешивать в это дело полицию,
каковое вмешательство могло бы сильно повредить тому, кто сообщает эти
сведения. Граф может сам разделаться со взломщиком или через отверстие в
стене, отделяющей спальню от будуара, или спрятавшись в самом будуаре.
Присутствие многих людей и принятие видимых мер предосторожности, несом-
ненно, остановят злоумышленника, и граф Монте-Кристо упустит возможность
узнать врага, случайно обнаруженного тем лицом, которое предупреждает об
этом графа и которое, быть может, окажется уже не в состоянии сделать
это вторично, если, при неудаче этой попытки, злоумышленник надумал бы
совершить новую".
Первой мыслью, мелькнувшей у графа, было подозрение, что это воровс-
кая уловка, грубая западня, что его извещают о небольшой опасности, что-
бы отвлечь его внимание от опасности более серьезной. Он уже собирался
отослать письмо полицейскому комиссару, невзирая на предупреждение, а
может быть, именно благодаря предупреждению своего анонимного доброжела-
теля, как вдруг у него мелькнула мысль: не встретится ли он действи-
тельно с каким-нибудь личным своим врагом, которого только он и может
узнать и который, в случае необходимости, только ему одному и может на
что-нибудь пригодиться, как случилось с Фиеско и тем мавром, который хо-
тел его убить.
Мы знаем графа; поэтому нам нечего говорить о том, что это был чело-
век отважный и сильный духом, бравшийся за невозможное с той энергией,
которая отличает людей высшего порядка. Вся его жизнь, принятое и неук-
лонно выполняемое им решение ни перед чем не отступать научили графа
черпать неизведанные наслаждения в его битвах против природы, которая
есть бог, и против мира, который можно было бы назвать дьяволом.
- Они вряд ли собираются красть у меня документы, - сказал Мон-
те-Кристо, - они хотят убить меня; это не воры, это убийцы. Я вовсе не
желаю, чтобы господин префект полиции вмешивался в мои личные дела. Я,
пол и покатилась по комнате.
- Ну, ну, малыш, не сердись! - сказал Кадрусс. - Видишь, как я о тебе
забочусь, вон какой завтрак я тебе приготовил; все твои любимые кушанья,
черт тебя возьми!
Андреа действительно почувствовал запах стряпни, грубые ароматы кото-
рой были не лишены прелести для голодного желудка; это была та смесь
свежего жира и чесноку, которой отличается простая провансальская кухня;
пахло и жареной рыбой, а надо всем стоял пряный дух мускатного ореха и
гвоздики. Все это исходило из двух глубоких блюд, поставленных на кон-
форки и покрытых крышками, и из кастрюли, шипевшей в духовке чугунной
печки.
Кроме того, в соседней комнате Андреа увидел опрятный стол, на кото-
ром красовались два прибора, две бутылки вина, запечатанные одна - зеле-
ным, другая - желтым сургучом, графинчик водки и нарезанные фрукты, ис-
кусно разложенные поверх капустного листа на фаянсовой тарелке.
- Ну, что скажешь, малыш? - спросил Кадрусс. - Недурно пахнет? Ты же
знаешь, я был хороший повар: помнишь, как вы все пальчики облизывали? И
ты первый, ты больше всех полакомился моими соусами и, помнится, не
брезгал ими.
И Кадрусс принялся чистить лук.
- Да ладно, ладно, - с досадой сказал Андреа, - если ты только ради
завтрака побеспокоил меня, так пошел к черту!
- Сын мой, - наставительно сказал Кадрусс, - за едой люди беседуют; и
потом, неблагодарная душа, разве ты не рад повидаться со старым другом?
У меня так прямо слезы текут.
Кадрусс в самом деле плакал; трудно было только решить, что по-
действовало на слезную железу бывшего трактирщика, радость или лук.
- Молчал бы лучше, лицемер! - сказал Андреа. - Будто ты меня любишь?
- Да, представь, люблю, - сказал Кадрусс, - это моя слабость, но тут
уж ничего не поделаешь.
- Что не мешает тебе вызвать меня, чтобы сообщить какую-нибудь га-
дость.
- Брось! - сказал Кадрусс, вытирая о передник свой большой кухонный
нож. - Если бы я не любил тебя, разве я согласился бы вести ту несчаст-
ную жизнь, на которую ты меня обрек? Ты посмотри: на тебе ливрея твоего
слуги, стало быть, у тебя есть слуга; у меня нет слуг, и я принужден
собственноручно чистить овощи; ты брезгаешь моей стряпней, потому что
обедаешь за табльдотом в гостинице Принцев или в Кафе-де-Пари. А ведь я
тоже мог бы иметь слугу и коляску, я тоже мог бы обедать, где вздумает-
ся; а почему я лишаю себя всего этого? Чтобы не огорчать моего маленько-
го Бенедетто. Признай по крайней мере, что я прав.
И недвусмысленный взгляд Кадрусса подкрепил эти слова.
- Ладно, - сказал Андреа, - допустим, что ты меня любишь. Но зачем
тебе понадобилось, чтобы я пришел завтракать?
- Да чтобы видеть тебя, малыш.
- Чтобы видеть меня, а зачем? Ведь мы с тобой обо всем уже услови-
лись.
- Эх, милый друг, - сказал Кадрусс, - разве бывают завещания без при-
писок? Но прежде всего давай позавтракаем. Садись, и начнем с сардинок и
свежего масла, которое я в твою честь положил на виноградные листья,
злючка ты этакий. Но я вижу, ты рассматриваешь мою комнату, мои соломен-
ные стулья, грошовые картинки на стенах. Что прикажешь, здесь не гости-
ница Принцев!
- Вот ты уже жалуешься, ты недоволен, а сам ведь мечтал о том, чтобы
жить, как булочник на покое.
Кадрусс вздохнул.
- Ну, что скажешь? Ведь твоя мечта сбылась.
- Скажу, что это только мечта; булочник на покое, милый Бенедетто,
человек богатый, имеет доходы.
- И у тебя есть доходы.
- У меня?
- Да, у тебя, ведь я же принес тебе твои двести франков.
Кадрусс пожал плечами.
- Это унизительно, - сказал он, - получать деньги, которые даются так
нехотя, неверные деньги, которых я в любую минуту могу лишиться. Ты сам
понимаешь, что мне приходится откладывать на случай, если твоему благо-
получию придет конец. Эх, друг мой! счастье непостоянно, как говорил
священник у нас... в полку. Впрочем, я знаю, что твое благополучие не
имеет границ, негодяй: ты женишься на дочери Данглара.
- Что? Данглара?
- Разумеется, Данглара! Или нужно сказать: барона Данглара? Это все
равно, как если бы я сказал: графа Бенедетто! Ведь мы с Дангларом прия-
тели, и не будь у него такая плохая память, ему следовало бы пригласить
меня на твою свадьбу... ведь был же он на моей... да, да, да, на моей!
Да-с, в те времена он не был таким гордецом; это был маленький служащий
у господина Морреля. Не один раз обедал я вместе с ним и с графом де
Морсер... Видишь, какие у меня знатные знакомства, и если бы я пожелал
их поддерживать, мы с тобой встречались бы в одних и тех же гостиных.
- Ты от зависти совсем заврался, Кадрусс.
- Ладно, Benedetto mio. Я знаю, что говорю. Быть может, в один прек-
расный день мы тоже напялим на себя праздничный наряд и скажем у како-
го-нибудь богатого подъезда: "Откройте, пожалуйста!" А пока садись и да-
вай завтракать.
Кадрусс показал пример и с аппетитом принялся за еду, расхваливая все
блюда, которыми он угощал своего гостя. Тот, по-видимому, покорился не-
обходимости, бодро раскупорил бутылки и принялся за буайбес и треску,
жаренную в прованском масле с чесноком.
- А, приятель, - сказал Кадрусс, - ты как будто идешь на мировую со
своим старым поваром?
- Каюсь, - ответил Андреа, молодой, здоровый аппетит которого на вре-
мя одержал верх над всеми другими соображениями.
- И что же, вкусно, мошенник?
- Очень вкусно! Не понимаю, как человек, который стряпает и ест такие
лакомые блюда, может быть недоволен своей жизнью.
- Видишь ли, - сказал Кадрусс, - все мое счастье отравлено одной
мыслью.
- Какой?
- А той, что я живу за счет друга, - я, который всегда честно зараба-
тывал себе на пропитание.
- Нашел о чем беспокоиться, - сказал Андреа, - у меня хватит на дво-
их, не стесняйся.
- Нет, право, верь не верь, но к концу каждого месяца меня мучает со-
весть.
- Полно, Кадрусс!
- Так мучает, что вчера я даже не взял этих двухсот франков.
- Да, ты хотел меня видеть; но разве из-за угрызений совести?
- Именно поэтому. Кроме того, мне пришла мысль.
Андреа вздрогнул; его всегда бросало в дрожь от мыслей Кадрусса.
- Видишь ли, - продолжал тот, - это отвратительно - постоянно жить в
ожидании первого числа.
- Эх, - философски заметил Андреа, решив доискаться, куда клонит его
собеседник, - разве вся жизнь не проходит в ожидании? А я как живу? Я
просто терпеливо жду.
- Да, потому что, вместо того чтобы ждать какие-то несчастные двести
франков, ты ждешь пять или шесть тысяч, а то и десять, а то и двенад-
цать. Ведь ты у нас хитрец. У тебя всегда водились какие-то кошельки,
копилки, которые ты прятал от бедного Кадрусса. К счастью, у этого само-
го Кадрусса был хороший нюх.
- Опять ты чепуху мелешь, - сказал Андреа, - все о прошлом да о прош-
лом - к чему это, скажи на милость?
- Тебе только двадцать один год, тебе нетрудно забыть прошлое; а мне
пятьдесят, и я волей-неволей возвращаюсь к нему. Но поговорим о делах.
- Наконец-то.
- Будь я на твоем месте...
- Ну?
- Я реализовал бы свой капитал.
- Реализовал?
- Да, я попросил бы деньги за полгода вперед, под тем предлогом, что
хочу купить недвижимость и приобрести избирательные права. А получив
деньги, я удрал бы.
- Так, так, так! - сказал Андреа. - Это, пожалуй, неплохая мысль!
- Милый друг, - сказал Кадрусс, - ешь мою стряпню и следуй моим сове-
там: от этого ты только выиграешь душой и телом.
- А почему ты сам не воспользуешься своим советом? - сказал Андреа. -
Почему ты не реализуешь деньги за полгода, даже за год, и не уедешь в
Брюссель? Вместо того чтобы изображать бывшего булочника, ты имел бы вид
настоящего банкрота. Это теперь модно.
- Но что же я сделаю, имея в кармане тысячу двести франков?
- Какой ты стал требовательный, Кадрусс! - сказал Андреа. - Два меся-
ца тому назад ты помирал с голоду.
- Аппетит приходит во время еды, - сказал Кадрусс, скаля зубы, как
смеющаяся обезьяна или как рычащий тигр. - Поэтому я и наметил себе
план, - прибавил он, впиваясь своими белыми и острыми, невзирая на воз-
раст, зубами в огромный ломоть хлеба.
Планы Кадрусса приводили Андреа в еще больший ужас, чем его мысли:
мысли были только зародышами, а план уже грозил осуществлением.
- Что же это за план? - сказал он. - Могу себе представить!
- А что? Кто придумал план, благодаря которому мы покинули некое за-
ведение? Как будто я. От этого он не стал хуже, мне кажется, иначе мы с
тобой не сидели бы здесь!
- Да я не спорю, - сказал Андреа, - ты иной раз говоришь дело. Но ка-
кой же у тебя план?
- Послушай, - продолжал Кадрусс, - можешь ли ты, не выложив ни одного
су, добыть мне тысяч пятнадцать франков... нет, пятнадцати тысяч мало, я
не согласен сделаться порядочным человеком меньше чем за тридцать тысяч
франков.
- Нет, - сухо ответил Андреа, - этого я не могу.
- Ты, я вижу, меня не понял, - холодно и невозмутимо продолжал Кад-
русс, - я сказал: не выложив ни одного су.
- Что же ты хочешь? Чтобы я украл и испортил все дело, и твое и мое,
и чтобы нас опять отправили кое-куда?
- Что до меня, - сказал Кадрусс, - мне все равно, пусть забирают. Я,
знаешь ли, со странностями; я иногда скучаю по товарищам, не то, что ты,
сухарь! Ты рад бы никогда с ними больше не встретиться!
Андреа на этот раз не только вздрогнул: он побледнел.
- Брось дурить, Кадрусс, - сказал он.
- Да ты не бойся, Бенедетто, ты мне только укажи способ добыть без
всякого твоего участия эти тридцать тысяч франков и предоставь все мне.
- Ладно, я подумаю, - сказал Андреа.
- А пока ты увеличишь мою пенсию до пятисот франков, хорошо? Я, ви-
дишь ли, решил нанять служанку.
- Ладно, ты получишь пятьсот франков, - сказал Андреа, - по мне это
нелегко, Кадрусс... ты злоупотребляешь...
- Да что там! - сказал Кадрусс. - Ведь ты черпаешь из бездонных сун-
дуков!
По-видимому, Андреа только и ждал этих слов; его глаза блеснули, но
тотчас же померкли.
- Это верно, - ответил Андреа, - мой покровитель очень добр ко мне.
- Какой милый покровитель! - сказал Кадрусс. - И он выдает тебе еже-
месячно?..
- Пять тысяч франков, - сказал Андреа.
- Столько же тысяч, сколько ты мне обещал сотен, - заметил Кадрусс, -
верно говорят, что незаконнорожденным везет. Пять тысяч франков в ме-
сяц... Куда же, черт возьми, можно девать столько денег?
- Бог мой! Истратить их недолго, и я, как ты, мечтаю иметь капитал.
- Капитал... понятно... всякий хотел бы иметь капитал.
- А у меня он будет.
- Кто же тебе его даст? Твой князь?
- Да, мой князь; к сожалению, я должен еще подождать.
- Подождать чего? - спросил Кадрусс.
- Его смерти.
- Смерти твоего князя?
- Да.
- Почему это?
- Потому что он упоминает меня в своем завещании.
- Правда?
- Честное слово!
- А сколько?
- Пятьсот тысяч!
- Вон куда хватил!
- Я тебе говорю.
- Быть не может!
- Кадрусс, ты мне друг?
- На жизнь и на смерть.
- Я открою тебе тайну.
- Говори.
- Но только помни...
- Буду нем, как рыба.
- Так вот, мне кажется...
Андреа замолчал и оглянулся.
- Тебе кажется... Да ты не бойся! Мы совсем одни.
- Мне кажется, что я нашел своего отца.
- Настоящего отца?
- Да.
- Не папашу Кавальканти?
- Нет, тот уехал; настоящего, как ты говоришь.
- И этот отец...
- Кадрусс, это граф Монте-Кристо.
- Да что ты!
- Да, тогда, видишь ли, все становится понятным. Он, видимо, не может
открыто признать меня, но меня признает старик Кавальканти и получает за
это пятьдесят тысяч франков.
- Пятьдесят тысяч франков за то, чтобы стать твоим отцом. Я бы согла-
сился за полцены, за двадцать тысяч, за пятнадцать тысяч. Как же ты не
подумал обо мне, неблагодарный?
- Да разве я знал об этом? Все это было устроено, когда мы еще были
там.
- Да, верно. И ты говоришь, что в своем завещании...
- Он оставляет мне пятьсот тысяч франков.
- Ты уверен?
- Он сам мне показывал; но это еще не все.
- Существует приписка, как я говорил?
- Вероятно.
- И в этой приписке?
- Он признает меня своим сыном.
- Что за добрый отец, славный отец, достойнейший отец! - воскликнул
Кадрусс, подкидывая в воздух тарелку и ловя ее обеими руками.
- Вот видишь! Скажи после этого, что у меня есть от тебя тайны!
- Ты прав; а твое доверие ко мне делает тебе честь. И что же, этот
князь, твой отец - богатый человек, богатейший.
- Еще бы. Он сам не знает, сколько у него денег.
- Да не может быть!
- Кому же знать, как не мне; ведь я вхож к нему в любое время. На
днях банковский служащий принес ему пятьдесят тысяч франков в бумажнике
величиною с твою скатерть; а вчера сам банкир привез ему сто тысяч золо-
том.
Кадрусс был ошеломлен; в словах Андреа ему чудился звон металла, шум
пересыпаемых червонцев.
- И ты вхож в этот дом? - наивно воскликнул он.
- Во всякое время.
Кадрусс помолчал; было ясно, что его занимает какаято важная мысль.
Вдруг он воскликнул:
- Как бы мне хотелось видеть все это! Как все это должно быть прек-
расно!
- Да, правда, - сказал Андреа, - он живет великолепно.
- Ведь он, кажется, живет на Елисейских Полях?
- Номер тридцать.
- Номер тридцать? - повторил Кадрусс.
- Да, великолепный особняк, с двором и садом, ты должен знать!
- Очень возможно; но меня интересует не внешний вид, а внутренний;
какая, должно быть, там прекрасная обстановка!
- Ты когда-нибудь бывал в Тюильри?
- Нет.
- У него гораздо лучше.
- Скажи, Андреа, должно быть, приятно бывает нагнуться, когда этот
добрый Монте-Кристо уронит кошелек?
- Незачем ждать этого, - сказал Андреа, - деньги в этом доме и так
валяются, как яблоки в саду.
- Ты бы когда-нибудь взял меня с собой.
- Как же это можно? В качестве кого?
- Ты прав; но у меня от твоих слов слюнки потекли. Я непременно дол-
жен это видеть собственными глазами, я уж найду способ.
- Не дури, Кадрусс!
- Я скажу, что я полотер.
- Там всюду ковры.
- Ах, черт! Значит, мне придется только воображать себе все это.
- Поверь, это будет лучше всего.
- Ну, хоть расскажи мне, что там есть?
- Как же я тебе расскажу?
- Ничего нет легче. Дом большой?
- Не большой и не маленький.
- А как расположены комнаты?
- Ну, знаешь, если тебе нужен план, давай бумагу и чернила.
- Сейчас дам! - поспешно заявил Кадрусс.
И он взял со старенького письменного стола лист бумаги, чернила и пе-
ро.
- Вот! - сказал Кадрусс. - Изобрази-ка мне это на бумаге, сынок.
Андреа едва заметно улыбнулся, взял перо и приступил к делу.
- При доме, как я уже тебе говорил, есть двор и сад; вот посмотри.
И Андреа начертил сад, двор и дом.
- Ограда высокая?
- Нет, футов восемь или десять, не больше.
- Это большая неосторожность, - сказал Кадрусс.
- Во дворе - кадки с померанцевыми деревьями, лужайки, цветники.
- А капканов нет?
- Нет.
- А где конюшни?
- По обе стороны ворот, вот здесь и здесь.
И Андреа продолжал чертить.
- Нарисуй мне нижний этаж, - сказал Кадрусс.
- В нижнем этаже - столовая, две гостиных, бильярдная, прихожая, па-
радная лестница и внутренняя лестница.
- Окна?
- Окна великолепные, большие, широкие; я думаю, в каждое стекло мог
бы пролезть человек твоего роста.
- И на кой черт устраивают лестницы, когда в доме имеются такие окна.
- Что поделаешь? Роскошь!
- А ставни есть?
- Ставни есть, но их никогда не закрывают. Большой оригинал этот граф
Монте-Кристо, любит смотреть на небо даже по ночам.
- А где спят слуги?
- У них отдельный дом. Направо от входа есть сарай, где хранятся по-
жарные лестницы. А над этим сараем комнаты для слуг, у каждого своя, и
туда из дома проведены звонки.
- Звонки, черт возьми!
- Ты что?..
- Нет, ничего. Я говорю, звонки штука дорогая; и на что они, скажи на
милость?
- Прежде там была собака, которая всю ночь бродила по двору, но ее
отвезли в Отейль - знаешь, в тот дом, куда ты приходил?
- Да.
- Я ему вчера еще говорил: "Это очень неосторожно с вашей стороны,
граф; ведь когда вы уезжаете в Отейль и увозите с собой всех ваших слуг,
в доме никого нет".
"Ну и что же?" - спросил он.
"А то, что вас в один прекрасный день обокрадут".
- И что он ответил?
- Что он ответил?
- Да.
- Он ответил: "Ну и пускай обокрадут".
- Андреа, там, наверное, есть какая-нибудь конторка с западней.
- С какой западней?
- А вот с такой: схватит вора за руку, и тут же музыка начинает иг-
рать. Я слышал, что такую показывали на последней выставке.
- Там есть только секретер красного дерева, и в нем всегда торчит
ключ.
- И твоего графа не обкрадывают?
- Нет, все его слуги ему очень преданы.
- И какая должна быть прорва денег в этом секретере!
- Там, может быть... впрочем, кто его знает!
- А где он стоит?
- Во втором этаже.
- Нарисуй-ка мне, малыш, заодно примерный план второго этажа.
- Изволь.
И Андреа снова взялся за перо.
- Во втором, видишь ли, есть прихожая, гостиная; направо от гостиной
- библиотека и кабинет, налево от гостиной - спальня и будуар. В будуаре
и стоит этот самый секретер.
- А окно там есть?
- Два: тут и тут.
И Андреа нарисовал два окна в небольшой угловой комнате, которая при-
мыкала к более просторной спальне графа.
Кадрусс задумался.
- И часто он уезжает в Отейль? - спросил он.
- Раза два-три в неделю, завтра, например, он собирается туда на весь
день и будет там ночевать.
- Ты в этом уверен?
- Он пригласил меня туда обедать.
- Ну и жизнь! - сказал Кадрусс. - Дом в городе, дом за городом.
- На то он и богач.
- А ты поедешь к нему обедать?
- Наверно.
- Когда ты у него там обедаешь, ты и ночевать остаешься?
- Как вздумается. Я у графа, как у себя дома.
Кадрусс взглянул на молодого человека таким взглядом, словно хотел
вырвать истину из глубины его сердца. Но Андреа вынул из кармана портси-
гар, выбрал себе "гавану", спокойно закурил ее и стал небрежно пускать
кольца дыма.
- Когда тебе угодно получить свои пятьсот франков? - спросил он Кад-
русса.
- Да хоть сейчас, если они с тобой.
Андреа достал из кармана двадцать пять луидоров.
- Канареечки, - сказал Кадрусс, - нет, покорно благодарю!
- Ты ими брезгаешь?
- Напротив, я их очень уважаю, но я их не хочу.
- Да ведь ты наживешь на размене, болван: за золотой дают на пять су
больше.
- Знаю, а потом меняла велит выследить беднягу Кадрусса, а потом его
зацапают, а потом ему придется разъяснять, какие такие арендаторы вносят
ему платежи золотом. Не дури, малыш, - давай просто серебро, кругляшки с
портретом какого-нибудь монарха. Монета в пять франков у всякого найдет-
ся.
- Да не могу же я носить с собой пятьсот франков серебром; мне приш-
лось бы взять носильщика.
- Ну, так оставь их в гостинице, у швейцара, - он честный малый; я
схожу за ними.
- Сегодня?
- Нет, завтра; сегодня я занят.
- Ладно; завтра, отправляясь в Отейль, я оставлю их у него.
- Я могу рассчитывать на это?
- Вполне.
- Дело в том, что я заранее хочу сговориться со служанкой.
- Сговаривайся. Но на этом и конец? Ты не будешь больше приставать ко
мне?
- Никогда.
Кадрусс стал так мрачен, что Андреа боялся, не придется ли ему обра-
тить внимание на эту перемену. Поэтому он постарался казаться еще весе-
лее и беспечнее.
- С чего ты так развеселился, - сказал Кадрусс, - можно подумать, что
ты уже получил наследство!
- Нет еще, к сожалению!.. Но в тот день, когда я получу его...
- Что тогда?
- Одно тебе скажу: тогда я не забуду своих друзей.
- Ну, еще бы, с твоей-то памятью!
- Да, я думал, ты будешь с меня деньги тянуть.
- Это я-то! Скажешь тоже! Напротив, я дам тебе добрый совет.
- Какой?
- Оставь здесь это кольцо с бриллиантом. Ты что же хочешь, чтобы нас
поймали? Хочешь погубить нас обоих?
- А что такое? - спросил Андреа.
- Да как же? Ты надеваешь ливрею, выдаешь себя за слугу, а оставляешь
у себя на пальце бриллиант в пять тысяч франков.
- Черт побери! Ты угадал! Почему ты не поступишь в оценщики?
- Да, уж я знаю толк в бриллиантах; у меня у самого они бывали.
- Ты бы побольше этим хвастал! - сказал Андреа и, ничуть не сердясь,
вопреки опасениям Кадрусса, на это новое вымогательство, благодушно от-
дал ему кольцо.
Кадрусс близко поднес его к глазам, и Андреа понял, что он рассматри-
вает грани.
- Это фальшивый бриллиант, - сказал Кадрусс.
- Да ты шутишь, что ли? - сказал Андреа.
- Не сердись, сейчас проверим.
Кадрусс подошел к окну и провел камнем по стеклу; послышался скрип.
- Confiteor! [59] - сказал Кадрусс, надевая кольцо на мизинец. - Я
ошибся; но эти жулики ювелиры так ловко подделывают камни, что прямо
страшно забираться в ювелирные лавки. Вот еще одно отмирающее ремесло!
- Ну, что, - сказал Андреа, - теперь конец? Что тебе еще угодно? От-
дать тебе куртку, а может, заодно и фуражку? Не церемонься, пожалуйста.
- Нет, ты, в сущности, парень хороший. Я больше тебя не держу и пос-
тараюсь обуздать свое честолюбие.
- Но берегись, продавая бриллиант, не попади в такую передрягу, какой
ты опасался с золотыми монетами.
- Не беспокойся, я не собираюсь его продавать.
"Во всяком случае до послезавтра", - подумал Андреа.
- Счастливый ты, мошенник, - сказал Кадрусс. - Ты возвращаешься к
своим лакеям, к своим лошадям, экипажу и невесте!
- Конечно, - сказал Андреа.
- Я надеюсь, ты мне сделаешь хороший свадебный подарок в тот день,
когда женишься на дочери моего друга Данглара?
- Я уже говорил, что это просто твоя фантазия.
- Сколько за ней приданого?
- Да я же тебе говорю...
- Миллион?
Андреа пожал плечами.
- Будем считать миллион, - сказал Кадрусс, - но сколько бы у тебя ни
было, я желаю тебе еще больше.
- Спасибо, - сказал Андреа.
- Это от чистого сердца, - прибавил Кадрусс, расхохотавшись. - Пого-
ди, я провожу тебя.
- Не стоит трудиться.
- Очень даже стоит.
- Почему?
- Потому что у меня замок с маленьким секретом; мне пришло в голову
им обзавестись; замок системы Юре и Фише, просмотренный и исправленный
Гаспаром Кадруссом. Я тебе сделаю такой же, когда ты будешь капиталис-
том.
- Благодарю, - сказал Андреа, - я предупрежу тебя за неделю.
Они расстались. Кадрусс остался стоять на площадке лестницы, пока не
убедился собственными глазами, что Андреа не только спустился вниз, но и
пересек двор. Тогда он поспешно вернулся к себе, тщательно запер дверь
и, как опытный архитектор, принялся изучать план, оставленный ему Анд-
реа.
- Мне кажется, - сказал он, - что этот милый Бенедетто не прочь полу-
чить наследство; и тот, кто приблизит день, когда ему достанутся в руки
пятьсот тысяч франков, будет не худшим из его друзей.
На следующей день после того, как происходил переданный нами разгово-
ра граф Монте-Кристо уехал в Отейль вместе с Али, несколькими слугами и
лошадьми, которых он хотел испытать.
Еще накануне он и не думал, что поедет, так же как и Андреа. Эта по-
ездка была вызвана главным образом возвращением из Нормандии Бертуччо,
который привез новости о доме и о корвете. Дом был вполне готов, а кор-
вет уже неделю стоял на якоре в маленькой бухте со всем своим экипажем
из шести человек, исполнил все нужные формальности и мог в любое время
выйти в море. МонтеКристо похвалил Бертуччо за расторопность и предложил
ему быть готовым к скорому отъезду, так как намеревался покинуть Францию
не позже чем через месяц.
- А пока, - сказал он ему, - возможно, что мне понадобится проехать в
одну ночь из Парижа в Трепор; я хочу, чтобы мне были приготовлены на пу-
ти восемь подстав, так чтобы я мог сделать эти пятьдесят лье в десять
часов.
- Ваше сиятельство уже высказывали это желание, - отвечал Бертуччо, -
и лошади готовы. Я их купил и сам разместил в наиболее удобных пунктах,
то есть в таких деревнях, где никто обычно не останавливается.
- Отлично, - сказал Монте-Кристо, - я останусь здесь день-два, сооб-
разуйтесь с этим.
Как только Бертуччо вышел из комнаты, чтобы отдать нужные распоряже-
ния, на пороге показался Батистен; он нес письмо на золоченом подносе.
- Вы зачем явились? - спросил граф, увидя, что он весь в пыли. - Я
вас, кажется, не звал?
Батистен, не отвечая, подошел к графу и подал ему письмо.
- Очень важное и спешное, - сказал он.
Граф вскрыл письмо и прочел:
"Графа Монте-Кристо предупреждают, что сегодня ночью в его дом на
Елисейских Полях проникнет человек, чтобы выкрасть документы, которые он
считает спрятанными в конторке, стоящей в будуаре; граф Монте-Кристо
настолько отважный человек, что не станет вмешивать в это дело полицию,
каковое вмешательство могло бы сильно повредить тому, кто сообщает эти
сведения. Граф может сам разделаться со взломщиком или через отверстие в
стене, отделяющей спальню от будуара, или спрятавшись в самом будуаре.
Присутствие многих людей и принятие видимых мер предосторожности, несом-
ненно, остановят злоумышленника, и граф Монте-Кристо упустит возможность
узнать врага, случайно обнаруженного тем лицом, которое предупреждает об
этом графа и которое, быть может, окажется уже не в состоянии сделать
это вторично, если, при неудаче этой попытки, злоумышленник надумал бы
совершить новую".
Первой мыслью, мелькнувшей у графа, было подозрение, что это воровс-
кая уловка, грубая западня, что его извещают о небольшой опасности, что-
бы отвлечь его внимание от опасности более серьезной. Он уже собирался
отослать письмо полицейскому комиссару, невзирая на предупреждение, а
может быть, именно благодаря предупреждению своего анонимного доброжела-
теля, как вдруг у него мелькнула мысль: не встретится ли он действи-
тельно с каким-нибудь личным своим врагом, которого только он и может
узнать и который, в случае необходимости, только ему одному и может на
что-нибудь пригодиться, как случилось с Фиеско и тем мавром, который хо-
тел его убить.
Мы знаем графа; поэтому нам нечего говорить о том, что это был чело-
век отважный и сильный духом, бравшийся за невозможное с той энергией,
которая отличает людей высшего порядка. Вся его жизнь, принятое и неук-
лонно выполняемое им решение ни перед чем не отступать научили графа
черпать неизведанные наслаждения в его битвах против природы, которая
есть бог, и против мира, который можно было бы назвать дьяволом.
- Они вряд ли собираются красть у меня документы, - сказал Мон-
те-Кристо, - они хотят убить меня; это не воры, это убийцы. Я вовсе не
желаю, чтобы господин префект полиции вмешивался в мои личные дела. Я,