Страница:
ки оставалось еще три ступеньки.
- Вы не ушиблись, Валентина? - воскликнул Моррель.
Валентина окинула взглядом комнату; в глазах Нуартье она прочла вели-
чайший испуг.
- Успокойся, дедушка, - сказала она, пытаясь улыбнуться, - это пустя-
ки... у меня просто закружилась голова.
- Опять головокружение! - сказал Моррель, в отчаянии сжимая руки. -
Поберегите себя, Валентина, умоляю вас!
- Да ведь все уже прошло, - сказала Валентина, - говорю же я вам, что
это пустяки. А теперь послушайте, я скажу вам новость: через педелю Эже-
ни выходит замуж, а через три дня назначено большое пиршество в честь
обручения. Мы все приглашены - мой отец, госпожа де Вильфор и я... Так я
по крайней мере поняла.
- Когда же, наконец, настанет наша очередь? Ах, Валентина, вы имеете
такое влияние на своего дедушку, постарайтесь, чтобы он ответил вам:
скоро!
- Так вы рассчитываете на меня, чтобы торопить дедушку и напоминать
ему? - отвечала Валентина.
- Да, - воскликнул Моррель. - Ради бога поспешите. Пока вы не будете
моей, Валентина, мне всегда будет казаться, что я вас потеряю.
- Право, Максимилиан, - отвечала Валентина, судорожно вздрогнув, - вы
слишком боязливы. Вы же офицер, про которого говорят, что он не знает
страха. Ха-ха-ха!
И она разразилась резким, болезненным смехом; руки ее напряглись, го-
лова запрокинулась, и она осталась недвижима.
Крик ужаса, который не мог сорваться с уст Нуартье, застыл в его
взгляде.
Моррель понял: нужно звать на помощь.
Он изо всех сил дернул звонок; горничная, находившаяся в комнате Ва-
лентины, и лакей, заступивший место Барруа, вместе вбежали в комнату.
Валентина была так бледна, так холодна и неподвижна, что, не слушая
того, что им говорят, они поддались царившему в этом проклятом доме
страху и с воплями бросились бежать по коридорам.
Госпожа Данглар и Эжени как раз в эту минуту уезжали; они еще успели
узнать причину переполоха.
- Я вам говорила! - воскликнула г-жа де Вильфор. - Бедняжка!
В эту минуту послышался голос Вильфора, кричавшего из своего кабине-
та:
- Что случилось?
Моррель взглянул на Нуартье, к которому вернулось все его хладнокро-
вие, и тот глазами указал ему на пишу, где однажды, при сходных обстоя-
тельствах, он уже скрывался.
Он едва успел схватить шляпу и спрятаться за портьерой. В коридоре
уже раздавались шаги королевского прокурора.
Вильфор вбежал в комнату, бросился к Валентине и схватил ее в
объятья.
- Доктора! Доктора!.. Д'Авриньи! - крикнул Вильфор. - Нет, я лучше
сам поеду за ним.
И он стремглав выбежал из комнаты.
В другую дверь выбежал Моррель.
Его поразило в самое сердце ужасное воспоминание: ему вспомнился раз-
говор между Вильфором и доктором, который он случайно подслушал той
ночью, когда умерла г-жа де Сен-Меран; симптомы, хоть и более слабые,
были такие же, какие предшествовали смерти Барруа.
И ему почудилось, будто в ушах у него звучит голос Монте-Кристо, ска-
завшего ему не далее как два часа тому назад:
"Что бы вам ни понадобилось, Моррель, приходите ко мне, я многое могу
сделать".
Он стрелой помчался по предместью Сент-Оноре к улице Матиньон, а с
улицы Матиньон на Елисейские Поля.
Тем временем Вильфор подъехал в наемном кабриолете к дому Д'Авриньи;
он так резко позвонил, что швейцар открыл ему с перепуганным лицом.
Вильфор бросился па лестницу, не в силах вымолвить ни слова. Швейцар
знал его и только крикнул ему вслед:
- Доктор в кабинете, господин королевский прокурор!
Вильфор уже вошел, или, вернее, ворвался к доктору.
- Ах, это вы! - сказал Д'Авриньи.
- Да, доктор, - отвечал Вильфор, закрывая за собой дверь, - и на этот
раз я вас спрашиваю, одни ли мы здесь? Доктор, мой дом проклят богом.
- Что случилось? - спросил тот внешне холодно, но с глубоким внутрен-
ним волнением. - У вас опять кто-нибудь заболел?
- Да, доктор, - воскликнул Вильфор, хватаясь за голову, - да!
Взгляд Д'Авриньи говорил:
"Я это предсказывал".
Он медленно и с ударением произнес:
- Кто же умирает на этот раз? Кто эта новая жертва, которая предста-
нет перед богом, обвиняя нас в преступной слабости?
Мучительное рыдание вырвалось из груди Вильфора; он схватил доктора
за руку.
- Валентина! - сказал он. - Теперь очередь Валентины!
- Ваша дочь! - с ужасом и изумлением воскликнул д'Авриньи.
- Теперь вы видите, что вы ошибались, - прошептал Вильфор, - помогите
ей и попросите у страдалицы прощения за то, что вы подозревали ее.
- Всякий раз, когда вы посылали за мной, - сказал д'Авриньи, - бывало
уже поздно, но все равно, я иду; только поспешим, с вашими врагами мед-
лить нельзя.
- На этот раз, доктор, вам уже не придется упрекать меня в слабости.
На этот раз я узнаю, кто убийца, и не пощажу его.
- Прежде чем думать о мщении, сделаем все возможное, чтобы спасти
жертву, - сказал д'Авриньи. - Едем.
И кабриолет, доставивший Вильфора, рысью домчал его обратно вместе с
д'Авриньи в то самое время, как Моррель стучался в дверь Монте-Кристо.
Граф был у себя в кабинете и, очень озабоченный, читал записку, кото-
рую ему только что спешно прислал Бертуччо.
Услышав, что ему докладывают о Морреле, который расстался с ним за
каких-нибудь два часа перед этим, граф с удивлением поднял голову.
Для Морреля, как и для графа, за эти два часа изменилось, по-видимо-
му, многое: он покинул графа с улыбкой, а теперь стоял перед ним, как
потерянный.
Граф вскочил и бросился к нему.
- Что случилось, Максимилиан? - спросил он. - Вы бледны, задыхаетесь!
Моррель почти упал в кресло.
- Да, - сказал он, - я бежал, мне нужно с вами поговорить.
- У вас дома все здоровы? - спросил граф самым сердечным тоном, не
оставлявшим сомнений в его искренности.
- Благодарю вас, граф, - отвечал Моррель, видимо, не зная, как прис-
тупить к разговору, - да, дома у меня все здоровы.
- Я очень рад; но вы хотели мне что-то сказать? - заметил граф с воз-
растающей тревогой.
- Да, - сказал Моррель, - я бежал к вам из дома, куда вошла смерть.
- Так вы от Морсеров? - спросил Монте-Кристо.
- Нет, - отвечал Моррель, - а разве у Морсеров ктонибудь умер?
- Генерал пустил себе пулю в лоб, - отвечал МонтеКристо.
- Какое ужасное несчастье! - воскликнул Максимилиан.
- Не для графини, не для Альбера, - сказал Монте-Кристо, - лучше по-
терять отца и мужа, чем видеть его бесчестие; кровь смоет позор.
- Несчастная графиня! - сказал Максимилиан. - Больше всего мне жаль
эту благородную женщину!
- Пожалейте и Альбера, Максимилиан; поверьте, он достойный сын графи-
ни. Но вернемся к вам; вы хотели меня видеть; я очень рад, если могу
быть вам полезен.
- Да, я пришел к вам в безумной надежде, что вы можете помочь мне в
таком деле, где один бог может помочь.
- Говорите же!
- Я даже не знаю, - сказал Моррель, - имею ли я право хоть одному че-
ловеку на свете открыть такую тайну; но меня вынуждает рок, я не могу
иначе.
И он замолчал в нерешительности.
- Вы знаете, что я вас люблю, - сказал Монте-Кристо, сжимая руку Мор-
реля.
- Ваши слова придают мне смелости, и сердце говорит мне, что я не
должен иметь тайн от вас.
- Да, Моррель, сам бог внушил вам это. Скажите же мне все, как вам
велит сердце.
- Граф, разрешите мне послать Батистена справиться от вашего имени о
здоровье одной особы, которую вы знаете.
- Я сам в вашем распоряжении, что же говорить о моих слугах?
- Я должен узнать, что ей лучше, не то я с ума сойду.
- Хотите, чтобы я позвонил Батистену?
- Нет, я сам ему скажу.
Моррель вышел, позвал Батистена и вполголоса сказал ему несколько
слов. Камердинер спешно вышел.
- Ну, что? Послали? - спросил Монте-Кристо возвратившегося Морреля.
- Да, теперь я буду немного спокойнее.
- Я жду вашего рассказа, - сказал, улыбаясь, МонтеКристо.
- Да, я все скажу вам. Слушайте. Однажды вечером я очутился в одном
саду; меня скрывали кусты, никто не подозревал о моем присутствии. Мимо
меня прошли двое; разрешите мне пока не называть их; они разговаривали
тихо, но мне было так важно знать, о чем они говорят, что я напряг слух
и не пропустил ни слова.
- Начало довольно зловещее, если судить по вашей бледности.
- Да, мой друг, все это ужасно! В этом доме кто-то только что умер;
один из собеседников был хозяин, другой - врач. И первый поверял второму
свои опасения и горести, потому что уже второй раз за этот месяц смерть,
быстрая и неожиданная, поражала его дом, словно ангел мщения призвал на
него божий гнев.
- Вот что! - сказал Монте-Кристо, пристально глядя на Морреля и неу-
ловимым движением поворачивая свое кресло так, чтобы оказаться в тени, в
то время как свет падал прямо на лицо гостя.
- Да, - продолжал Максимилиан, - смерть дважды за один месяц посетила
этот дом.
- А что отвечал доктор? - спросил Монте-Кристо.
- Он отвечал... он отвечал, что смерть эта кажется ему неестественной
и что ее можно объяснить только одним...
- Чем?
- Ядом!
- В самом деле? - сказал Монте-Кристо с тем легким покашливанием, ко-
торое в минуты сильного волнения помогало ему скрыть румянец, или блед-
ность, или просто то внимание, с каким он слушал собеседника. - В самом
деле, Максимилиан? И вы все это слышали?
- Да, дорогой граф, я все это слышал, и доктор даже прибавил, что,
если что-либо подобное повторится, он будет считать себя обязанным обра-
титься к правосудию.
Монте-Кристо слушал с величайшим спокойствием, быть может, притвор-
ным.
- Потом, - продолжал Максимилиан, - смерть нагрянула в третий раз, но
ни хозяин дома, ни доктор никому ничего не сказали; теперь смерть, может
быть, нагрянет в четвертый раз. Скажите, граф, к чему меня обязывает
знание этой тайны?
- Дорогой друг, - сказал Монте-Кристо, - вы рассказываете о случае, о
котором знают решительно все. Дом, где вы все это слышали, мне знаком,
или по крайней мере я знаю точь-в-точь такой же; там имеется сад, отец
семейства, доктор, там одна за другой случились три странных и неожидан-
ных смерти. Взгляните на меня: я не слышал ничьих признаний и тем не ме-
нее знаю все это не хуже вас. Но разве меня мучает совесть? Нет, меня
это ничуть не касается. Вы говорите: словно ангел мщения призвал божий
гнев на этот дом; а кто вам сказал, что это не так? Закройте глаза на
преступления, которых не хотят видеть те, кому надлежало бы их видеть.
Если в этом доме бог творит свой суд, Максимилиан, то отвернитесь и не
мешайте божьему правосудию.
Моррель вздрогнул. Голос графа звучал мрачно, грозно и торжественно.
- Впрочем, - продолжал граф, так резко меняя тон, что казалось, будто
заговорил совсем другой человек, - откуда вы знаете, что это должно пов-
ториться?
- Это повторилось, граф! - воскликнул Моррель. - Вот почему я здесь.
- Что же я могу сделать, Моррель? Может быть, вы хотите, чтобы я пре-
дупредил королевского прокурора?
Монте-Кристо произнес последние слова так выразительно, с такой нед-
вусмысленной интонацией, что Моррель вскочил.
- Граф, - воскликнул он, - вы знаете, о ком я говорю!
- Да, разумеется, мой друг, и я докажу вам это, поставив точки над и,
то есть назову всех действующих лиц. Вы гуляли в саду Вильфора; из ваших
слов я заключаю, что это было в вечер смерти маркизы де Сен-Меран. Вы
слышали, как Вильфор и д'Авриньи беседовали о смерти маркиза де Сен-Ме-
ран и о не менее удивительной смерти маркизы. Д'Авриньи говорил, что
предполагает отравление и даже два отравления; и вот вы, на редкость по-
рядочный человек, с тех пор терзаете свое сердце, пытаете совесть, не
зная, следует ли вам открыть эту тайну или промолчать. Мы живем не в
средние века, дорогой друг, теперь уже нет ни святой инквизиции, ни
вольных судей; что вы с ними сделаете? "Совесть, чего ты хочешь от ме-
ня?" - сказал Стерн. Полно, друг мой, пусть они спят, если им спится,
пусть чахнут от бессонницы, если она их мучит, а сами бога ради спите
спокойно, благо у вас совесть чиста.
Лицо Морреля страдальчески исказилось; он схватил Монте-Кристо за ру-
ку.
- Но ведь это повторилось! Вы слышите?
- Так что же? Пусть, - сказал граф и, удивленный этой непонятной ему
настойчивостью, испытующе посмотрел на Максимилиана. - Это семья Атри-
дов; бог осудил их, и они несут свою кару; они сгинут все, как бумажные
человечки, которых вырезают дети и которые валятся один за другим, хотя
бы их было двести, от дуновения их создателя. Три месяца тому назад умер
маркиз де СенМеран; спустя несколько дней - маркиза; на днях - Барруа;
сегодня - старик Нуартье или юная Валентина.
- Вы знали об этом? - воскликнул Моррель с таким ужасом, что Мон-
те-Кристо вздрогнул, - он, который не шевельнулся бы, если бы обрушилась
твердь небесная. - Вы знали об этом и молчали?
- Что мне до этого? - возразил, пожав плечами Монте-Кристо. - Что мне
эти люди, и зачем мне губить одного, чтобы спасти другого? Право, я не
отдаю предпочтения ни жертве, ни убийце.
- Но я, я! - в исступлении крикнул Моррель. - Ведь я люблю ее!
- Любите? Кого? - воскликнул Монте-Кристо, вскакивая с места и хватая
Морреля за руки.
- Я люблю страстно, безумно, я отдал бы всю свою кровь, чтобы осушить
одну ее слезу. Вы слышите! Я люблю Валентину де Вильфор, а ее убивают! Я
люблю ее, и я молю бога и вас научить меня, как ее спасти!
Монте-Кристо вскрикнул, и этот дикий крик был подобен рычанию ранено-
го льва.
- Несчастный! - воскликнул он, ломая руки. - Ты любишь Валентину! Ты
любишь дочь этого проклятого рода!
Никогда в своей жизни Моррель не видел такого лица, такого страшного
взора. Никогда еще Ужас, чей лик не раз являлся ему и на полях сражения,
и в смертоубийственные ночи Алжира, не опалял его глаз столь зловещими
молниями.
Он отступил в страхе.
После этой страстной вспышки Монте-Кристо на миг закрыл глаза, словно
ослепленный внутренним пламенем; он сделал нечеловеческое усилие, чтобы
овладеть собой; и понемногу буря в его груди утихла, подобно тому как
после грозы смиряются под лучами солнца разъяренные, вспененные волны.
Это напряженное молчание, эта борьба с самим собой длилась не более
двадцати секунд.
Граф поднял свое побледневшее лицо.
- Вы видите, друг мой, - сказал он почти не изменившимся голосом, -
как господь карает кичливых и равнодушных людей, безучастно взирающих на
ужасные бедствия, которые он им являет. С бесстрастным любопытством наб-
людал я, как разыгрывается на моих глазах эта мрачная трагедия; подобно
падшему ангелу, я смеялся над злом, которое совершают люди под покровом
тайны (а богатым и могущественным легко сохранить тайну); и вот теперь и
меня ужалила эта змея, за извилистым путем которой я следил, ужалила в
самое сердце!
Моррель глухо застонал.
- Довольно жалоб, - сказал граф, - мужайтесь, соберитесь с силами,
надейтесь, ибо я с вами, и я охраняю вас.
Моррель грустно покачал головой.
- Я вам сказал - надейтесь! - воскликнул МонтеКристо. - Знайте, я ни-
когда не лгу, никогда не ошибаюсь. Сейчас полдень, Максимилиан; благода-
рите небо, что вы пришли ко мне сегодня в полдень, а не вечером или
завтра утром. Слушайте меня, Максимилиан, сейчас полдень: если Валентина
еще жива, она не умрет.
- Боже мой! - воскликнул Моррель. - И я оставил ее умирающей!
Монте-Кристо прикрыл глаза рукой.
Что происходило в этом мозгу, отягченном страшными тайнами? Что шеп-
нули этому разуму, неумолимому и человечному, светлый ангел или ангел
тьмы?
Только богу это ведомо!
Монте-Кристо снова поднял голову; на этот раз лицо его было безмятеж-
но, как у младенца, пробудившегося от сна.
- Максимилиан, - сказал он, - идите спокойно домой; я приказываю вам
ничего не предпринимать, не делать никаких попыток и ничем не выдавать
своей тревоги. Ждите вестей от меня; ступайте.
- Ваше хладнокровие меня пугает, граф, - сказал Моррель. - Вы имеете
власть над смертью? Человек ли вы? Или вы ангел? бог?
И молодой офицер, никогда не отступавший перед опасностью, отступил
перед Монте-Кристо, объятый невыразимым ужасом.
Но Монте-Кристо взглянул на него с такой печальной и ласковой улыб-
кой, что слезы увлажнили глаза Максимилиана.
- Многое в моей власти, друг мой, - отвечал граф. - Идите, мне нужно
побыть одному.
Моррель, покоренный той непостижимой силой, которой Монте-Кристо под-
чинял себе всех окружающих, даже не пытался ей противиться. Он пожал ру-
ку графа и вышел.
Но, дойдя до ворот, он остановился, чтобы подождать Батистена, кото-
рый показался на углу улицы Матиньон.
Тем временем Вильфор и д'Авриньи спешно прибыли в дом королевского
прокурора. Они нашли Валентину все еще без чувств, и доктор осмотрел
больную со всей тщательностью, которой требовали обстоятельства от вра-
ча, посвященного в страшную тайну.
Вильфор, не отрывая глаз от лица д'Авриньи, ждал его приговора. Ну-
артье, еще более бледный, чем Валентина, еще нетерпеливее жаждущий отве-
та, чем Вильфор, тоже ждал, и все силы его души и разума сосредоточились
в его взгляде.
Наконец д'Авриньи медленно проговорил:
- Она еще жива.
- Еще! - воскликнул Вильфор... - Какое страшное слово, доктор!
- Да, я повторяю: она еще жива, и это очень меня удивляет.
- Но она спасена? - спросил отец.
- Да, раз она жива.
В эту минуту глаза д'Авриньи встретились с глазами Нуартье; в них
светилась такая бесконечная радость, такая глубокая и всепроникающая
мысль, что доктор был поражен.
Он снова опустил в кресло больную, чьи бескровные губы едва выделя-
лись на бледном лице, и стоял неподвижно, глядя на Нуартье, который вни-
мательно следил за каждым его движением.
- Господин де Вильфор, - сказал, наконец, доктор, - позовите, пожа-
луйста, горничную мадемуазель Валентины.
Вильфор опустил голову дочери, которую поддерживал рукой, и сам пошел
за горничной.
Как только Вильфор закрыл за собой дверь, д'Авриньи подошел к Ну-
артье.
- Вы желаете мне что-то сказать? - спросил он.
Старик выразительно закрыл глаза; как нам известно, в его распоряже-
нии был только этот единственный утвердительный знак.
- Мне одному?
- Да, - показал Нуартье.
- Хорошо, я постараюсь остаться с вами наедине.
В эту минуту вернулся Вильфор в сопровождении горничной; следом за
горничной шла г-жа де Вильфор.
- Что случилось с бедной девочкой? - воскликнула она. - Она только
что была у меня; правда, она жаловалась на недомогание, но я не думала,
что это так серьезно.
И молодая женщина со слезами на глазах и с чисто материнской неж-
ностью подошла к Валентине и взяла ее за руку.
Д'Авриньи наблюдал за Нуартье; старик широко раскрыл глаза, его щеки
побледнели, а лоб покрылся испариной.
- Вот оно что! - невольно сказал себе д'Авриньи, следя за направлени-
ем взгляда Нуартье, - другими словами, взглянув на г-жу де Вильфор,
твердившую:
- Бедной девочке надо лечь в постель. Давайте, Фанни, мы с вами ее
уложим.
Д'Авриньи, которому это предложение давало возможность остаться нае-
дине с Нуартье, одобрительно кивнул головой, но строго запретил давать
больной что бы то ни было без его предписания.
Валентину унесли; она пришла в сознание, но не могла ни поше-
вельнуться, ни даже говорить, настолько она была разбита перенесенным
припадком. Все же у нее хватило сил взглядом проститься с дедушкой, ко-
торый смотрел ей вслед с таким отчаянием, словно у него вырывали душу из
тела.
Д'Авриньи проводил больную, написал рецепты и велел Вильфору самому
поехать в аптеку, лично присутствовать при изготовлении лекарств, при-
везти их и ждать его в комнате дочери.
Затем, снова повторив свое приказание ничего не давать Валентине, он
спустился к Нуартье, тщательно закрыл за собою дверь и, убедившись в
том, что никто их не подслушивает, сказал:
- Вы что-нибудь знаете о болезни вашей внучки?
- Да, - показал старик.
- Нам нельзя терять времени; я буду предлагать вам вопросы, а вы от-
вечайте.
Нуартье показал, что готов отвечать.
- Вы предвидели болезнь Валентины?
- Да.
Д'Авриньи на секунду задумался; затем подошел ближе к Нуартье.
- Простите меня за то, что я сейчас скажу, но ничто не должно быть
упущено в том страшном положении, в котором мы находимся. Вы видели, как
умирал несчастный Барруа?
Нуартье поднял глаза к небу.
- Вы знаете, от чего он умер? - спросил д'Авриньи, кладя руку на пле-
чо Нуартье.
- Да, - показал старик.
- Вы думаете, что это была естественная смерть?
Подобие улыбки мелькнуло на безжизненных губах Нуартье.
- Так вы подозревали, что Барруа был отравлен?
- Да.
- Вы думаете, что яд, от которого он погиб, предназначался ему?
- Нет.
- Думаете ли вы, что та же рука, которая по ошибке поразила Барруа,
сегодня поразила Валентину?
- Да.
- Значит, она тоже погибнет? - спросил д'Авриньи, не спуская с Ну-
артье пытливого взгляда.
Он ждал действия этих слов на старика.
- Нет! - показал тот с таким торжеством, что самый искусный отгадчик
был бы сбит с толку.
- Так у вас есть надежда? - сказал удивленный д'Авриньи.
- Да.
- На что вы надеетесь?
Старик показал глазами, что не может ответить.
- Ах, верно, - прошептал д'Авриньи.
Потом снова обратился к Нуартье:
- Вы надеетесь, что убийца, отступится?
- Нет.
- Значит, вы надеетесь, что яд не окажет действия на Валентину?
- Да.
- Вы, конечно, знаете не хуже меня, что ее пытались отравить, - про-
должал д'Авриньи.
Взгляд старика показал, что у него на этот счет нет никаких сомнений.
- Почему же вы надеетесь, что Валентина избежит опасности?
Нуартье упорно смотрел в одну точку; д'Авриньи проследил направление
его взгляда и увидел, что он устремлен на склянку с лекарством, которое
ему приносили каждое утро.
- Ах, вот оно что! - сказал д'Авриньи, осененный внезапной мыслью. -
Неужели вы...
Нуартье не дал ему кончить.
- Да, - показал он.
- Предохранили ее от действия яда...
- Да.
- Приучая ее мало-помалу...
- Да, да, да, - показал Нуартье, в восторге оттого, что его поняли.
- Вы, должно быть, слышали, как я говорил, что в лекарства, которые я
вам даю, входит бруцин?
- Да.
- И, приучая ее к этому яду, вы хотели нейтрализовать действие яда?
Глаза Нуартье сияли торжеством.
- И вы достигли этого! - воскликнул д'Авриньи. - Не прими вы этой
предосторожности, яд сегодня убил бы Валентину, убил мгновенно, безжа-
лостно, до того силен был удар; по дело кончилось потрясением, и во вся-
ком случае на этот раз Валентина не умрет.
Неземная радость светилась в глазах старика, возведенных к небу с вы-
ражением бесконечной благодарности.
В эту минуту вернулся Вильфор.
- Вот лекарство, которое вы прописали, доктор, - сказал он.
- Его приготовили при вас?
- Да, - отвечал королевский прокурор.
- Вы его не выпускали из рук?
- Нет.
Д'Авриньи взял склянку, отлил несколько капель жидкости на ладонь и
проглотил их.
- Хорошо, - сказал он, - пойдемте к Валентине, я дам предписания, и
вы сами проследите за тем, чтобы они никем не нарушались.
В то самое время, когда д'Авриньи в сопровождении Вильфора входил в
комнату Валентины, итальянский священник, с размеренной походкой, со
спокойной и уверенной речью, нанимал дом, примыкающий к особняку Вильфо-
ра.
Неизвестно, в чем заключалась сделка, в силу которой все жильцы этого
дома выехали два часа спустя; но прошел слух, будто фундамент этого дома
не особенно прочен и дому угрожает обвал, что не помешало новому жильцу
около пяти часов того же дня переехать в него со всей своей скромной
обстановкой.
Новый жилец взял его в аренду на три, шесть или девять лет и, как по-
лагается, заплатил за полгода вперед; этот новый жилец, как мы уже ска-
зали, был итальянец и звали его синьор Джакопо Бузони.
Немедленно были призваны рабочие, и в ту же ночь редкие прохожие, по-
являвшиеся в этом конце улицы, с изумлением наблюдали, как плотники и
каменщики подводили фундамент под ветхое здание.
Из предыдущей главы мы знаем, что г-жа Данглар приезжала официально
объявить г-же де Вильфор о предстоящей свадьбе мадемуазель Эжени Данглар
с Андреа Кавальканти.
Это официальное уведомление как будто доказывало, что все заинтересо-
ванные лица пришли к соглашению; однако ему предшествовала сцена, о ко-
торой мы должны рассказать нашим читателям.
Поэтому мы просим их вернуться немного назад и утром этого знамена-
тельного дня перенестись в ту пышную золоченую гостиную, которую мы уже
описывали и которой так гордился ее владелец, барон Данглар.
По этой гостиной, часов в десять утра, шагал взад и вперед, погружен-
ный в задумчивость и, видимо, чем-то обеспокоенный, сам барон, погляды-
вая на двери и останавливаясь при каждом шорохе.
Когда в конце концов его терпение истощилось, он позвал камердинера.
- Этьен, - сказал он, - пойдите узнайте, для чего мадемуазель Данглар
просила меня ждать ее в гостиной, и по какой причине она заставляет меня
ждать так долго.
Дав, таким образом, волю своему дурному настроению, барон немного ус-
покоился.
В самом деле мадемуазель Данглар, едва проснувшись, послала свою гор-
ничную испросить у барона аудиенцию и назначила местом ее золоченую гос-
тиную. Необычайность этой просьбы, а главное - ее официальность немало
удивили банкира, который не замедлил исполнить желание своей дочери и
первым явился в гостиную.
Этьен вскоре вернулся с ответом.
- Горничная мадемуазель Эжени, - сказал он, - сообщила мне, что маде-
муазель Эжени кончает одеваться и сейчас придет.
Данглар кивнул головой в знак того, что он удовлетворен ответом. В
глазах света и даже в глазах слуг Данглар слыл благодушным человеком и
снисходительным отцом; этого требовала роль демократического деятеля в
той комедии, которую он разыгрывал; ему казалось, что это ему подходит;
так в античном театре у масок отцов правый угол рта был приподнятый и
смеющийся, а левый - опущенный и плаксивый.
Поспешим добавить, что в интимном кругу смеющаяся губа опускалась до
уровня плаксивой; так что в большинстве случаев благодушный человек ис-
чезал, уступая место грубому мужу и деспотическому отцу.
- Почему эта сумасшедшая девчонка, если ей нужно со мной поговорить,
не придет просто ко мне в кабинет? - бормотал Данглар. - И о чем это ей
- Вы не ушиблись, Валентина? - воскликнул Моррель.
Валентина окинула взглядом комнату; в глазах Нуартье она прочла вели-
чайший испуг.
- Успокойся, дедушка, - сказала она, пытаясь улыбнуться, - это пустя-
ки... у меня просто закружилась голова.
- Опять головокружение! - сказал Моррель, в отчаянии сжимая руки. -
Поберегите себя, Валентина, умоляю вас!
- Да ведь все уже прошло, - сказала Валентина, - говорю же я вам, что
это пустяки. А теперь послушайте, я скажу вам новость: через педелю Эже-
ни выходит замуж, а через три дня назначено большое пиршество в честь
обручения. Мы все приглашены - мой отец, госпожа де Вильфор и я... Так я
по крайней мере поняла.
- Когда же, наконец, настанет наша очередь? Ах, Валентина, вы имеете
такое влияние на своего дедушку, постарайтесь, чтобы он ответил вам:
скоро!
- Так вы рассчитываете на меня, чтобы торопить дедушку и напоминать
ему? - отвечала Валентина.
- Да, - воскликнул Моррель. - Ради бога поспешите. Пока вы не будете
моей, Валентина, мне всегда будет казаться, что я вас потеряю.
- Право, Максимилиан, - отвечала Валентина, судорожно вздрогнув, - вы
слишком боязливы. Вы же офицер, про которого говорят, что он не знает
страха. Ха-ха-ха!
И она разразилась резким, болезненным смехом; руки ее напряглись, го-
лова запрокинулась, и она осталась недвижима.
Крик ужаса, который не мог сорваться с уст Нуартье, застыл в его
взгляде.
Моррель понял: нужно звать на помощь.
Он изо всех сил дернул звонок; горничная, находившаяся в комнате Ва-
лентины, и лакей, заступивший место Барруа, вместе вбежали в комнату.
Валентина была так бледна, так холодна и неподвижна, что, не слушая
того, что им говорят, они поддались царившему в этом проклятом доме
страху и с воплями бросились бежать по коридорам.
Госпожа Данглар и Эжени как раз в эту минуту уезжали; они еще успели
узнать причину переполоха.
- Я вам говорила! - воскликнула г-жа де Вильфор. - Бедняжка!
В эту минуту послышался голос Вильфора, кричавшего из своего кабине-
та:
- Что случилось?
Моррель взглянул на Нуартье, к которому вернулось все его хладнокро-
вие, и тот глазами указал ему на пишу, где однажды, при сходных обстоя-
тельствах, он уже скрывался.
Он едва успел схватить шляпу и спрятаться за портьерой. В коридоре
уже раздавались шаги королевского прокурора.
Вильфор вбежал в комнату, бросился к Валентине и схватил ее в
объятья.
- Доктора! Доктора!.. Д'Авриньи! - крикнул Вильфор. - Нет, я лучше
сам поеду за ним.
И он стремглав выбежал из комнаты.
В другую дверь выбежал Моррель.
Его поразило в самое сердце ужасное воспоминание: ему вспомнился раз-
говор между Вильфором и доктором, который он случайно подслушал той
ночью, когда умерла г-жа де Сен-Меран; симптомы, хоть и более слабые,
были такие же, какие предшествовали смерти Барруа.
И ему почудилось, будто в ушах у него звучит голос Монте-Кристо, ска-
завшего ему не далее как два часа тому назад:
"Что бы вам ни понадобилось, Моррель, приходите ко мне, я многое могу
сделать".
Он стрелой помчался по предместью Сент-Оноре к улице Матиньон, а с
улицы Матиньон на Елисейские Поля.
Тем временем Вильфор подъехал в наемном кабриолете к дому Д'Авриньи;
он так резко позвонил, что швейцар открыл ему с перепуганным лицом.
Вильфор бросился па лестницу, не в силах вымолвить ни слова. Швейцар
знал его и только крикнул ему вслед:
- Доктор в кабинете, господин королевский прокурор!
Вильфор уже вошел, или, вернее, ворвался к доктору.
- Ах, это вы! - сказал Д'Авриньи.
- Да, доктор, - отвечал Вильфор, закрывая за собой дверь, - и на этот
раз я вас спрашиваю, одни ли мы здесь? Доктор, мой дом проклят богом.
- Что случилось? - спросил тот внешне холодно, но с глубоким внутрен-
ним волнением. - У вас опять кто-нибудь заболел?
- Да, доктор, - воскликнул Вильфор, хватаясь за голову, - да!
Взгляд Д'Авриньи говорил:
"Я это предсказывал".
Он медленно и с ударением произнес:
- Кто же умирает на этот раз? Кто эта новая жертва, которая предста-
нет перед богом, обвиняя нас в преступной слабости?
Мучительное рыдание вырвалось из груди Вильфора; он схватил доктора
за руку.
- Валентина! - сказал он. - Теперь очередь Валентины!
- Ваша дочь! - с ужасом и изумлением воскликнул д'Авриньи.
- Теперь вы видите, что вы ошибались, - прошептал Вильфор, - помогите
ей и попросите у страдалицы прощения за то, что вы подозревали ее.
- Всякий раз, когда вы посылали за мной, - сказал д'Авриньи, - бывало
уже поздно, но все равно, я иду; только поспешим, с вашими врагами мед-
лить нельзя.
- На этот раз, доктор, вам уже не придется упрекать меня в слабости.
На этот раз я узнаю, кто убийца, и не пощажу его.
- Прежде чем думать о мщении, сделаем все возможное, чтобы спасти
жертву, - сказал д'Авриньи. - Едем.
И кабриолет, доставивший Вильфора, рысью домчал его обратно вместе с
д'Авриньи в то самое время, как Моррель стучался в дверь Монте-Кристо.
Граф был у себя в кабинете и, очень озабоченный, читал записку, кото-
рую ему только что спешно прислал Бертуччо.
Услышав, что ему докладывают о Морреле, который расстался с ним за
каких-нибудь два часа перед этим, граф с удивлением поднял голову.
Для Морреля, как и для графа, за эти два часа изменилось, по-видимо-
му, многое: он покинул графа с улыбкой, а теперь стоял перед ним, как
потерянный.
Граф вскочил и бросился к нему.
- Что случилось, Максимилиан? - спросил он. - Вы бледны, задыхаетесь!
Моррель почти упал в кресло.
- Да, - сказал он, - я бежал, мне нужно с вами поговорить.
- У вас дома все здоровы? - спросил граф самым сердечным тоном, не
оставлявшим сомнений в его искренности.
- Благодарю вас, граф, - отвечал Моррель, видимо, не зная, как прис-
тупить к разговору, - да, дома у меня все здоровы.
- Я очень рад; но вы хотели мне что-то сказать? - заметил граф с воз-
растающей тревогой.
- Да, - сказал Моррель, - я бежал к вам из дома, куда вошла смерть.
- Так вы от Морсеров? - спросил Монте-Кристо.
- Нет, - отвечал Моррель, - а разве у Морсеров ктонибудь умер?
- Генерал пустил себе пулю в лоб, - отвечал МонтеКристо.
- Какое ужасное несчастье! - воскликнул Максимилиан.
- Не для графини, не для Альбера, - сказал Монте-Кристо, - лучше по-
терять отца и мужа, чем видеть его бесчестие; кровь смоет позор.
- Несчастная графиня! - сказал Максимилиан. - Больше всего мне жаль
эту благородную женщину!
- Пожалейте и Альбера, Максимилиан; поверьте, он достойный сын графи-
ни. Но вернемся к вам; вы хотели меня видеть; я очень рад, если могу
быть вам полезен.
- Да, я пришел к вам в безумной надежде, что вы можете помочь мне в
таком деле, где один бог может помочь.
- Говорите же!
- Я даже не знаю, - сказал Моррель, - имею ли я право хоть одному че-
ловеку на свете открыть такую тайну; но меня вынуждает рок, я не могу
иначе.
И он замолчал в нерешительности.
- Вы знаете, что я вас люблю, - сказал Монте-Кристо, сжимая руку Мор-
реля.
- Ваши слова придают мне смелости, и сердце говорит мне, что я не
должен иметь тайн от вас.
- Да, Моррель, сам бог внушил вам это. Скажите же мне все, как вам
велит сердце.
- Граф, разрешите мне послать Батистена справиться от вашего имени о
здоровье одной особы, которую вы знаете.
- Я сам в вашем распоряжении, что же говорить о моих слугах?
- Я должен узнать, что ей лучше, не то я с ума сойду.
- Хотите, чтобы я позвонил Батистену?
- Нет, я сам ему скажу.
Моррель вышел, позвал Батистена и вполголоса сказал ему несколько
слов. Камердинер спешно вышел.
- Ну, что? Послали? - спросил Монте-Кристо возвратившегося Морреля.
- Да, теперь я буду немного спокойнее.
- Я жду вашего рассказа, - сказал, улыбаясь, МонтеКристо.
- Да, я все скажу вам. Слушайте. Однажды вечером я очутился в одном
саду; меня скрывали кусты, никто не подозревал о моем присутствии. Мимо
меня прошли двое; разрешите мне пока не называть их; они разговаривали
тихо, но мне было так важно знать, о чем они говорят, что я напряг слух
и не пропустил ни слова.
- Начало довольно зловещее, если судить по вашей бледности.
- Да, мой друг, все это ужасно! В этом доме кто-то только что умер;
один из собеседников был хозяин, другой - врач. И первый поверял второму
свои опасения и горести, потому что уже второй раз за этот месяц смерть,
быстрая и неожиданная, поражала его дом, словно ангел мщения призвал на
него божий гнев.
- Вот что! - сказал Монте-Кристо, пристально глядя на Морреля и неу-
ловимым движением поворачивая свое кресло так, чтобы оказаться в тени, в
то время как свет падал прямо на лицо гостя.
- Да, - продолжал Максимилиан, - смерть дважды за один месяц посетила
этот дом.
- А что отвечал доктор? - спросил Монте-Кристо.
- Он отвечал... он отвечал, что смерть эта кажется ему неестественной
и что ее можно объяснить только одним...
- Чем?
- Ядом!
- В самом деле? - сказал Монте-Кристо с тем легким покашливанием, ко-
торое в минуты сильного волнения помогало ему скрыть румянец, или блед-
ность, или просто то внимание, с каким он слушал собеседника. - В самом
деле, Максимилиан? И вы все это слышали?
- Да, дорогой граф, я все это слышал, и доктор даже прибавил, что,
если что-либо подобное повторится, он будет считать себя обязанным обра-
титься к правосудию.
Монте-Кристо слушал с величайшим спокойствием, быть может, притвор-
ным.
- Потом, - продолжал Максимилиан, - смерть нагрянула в третий раз, но
ни хозяин дома, ни доктор никому ничего не сказали; теперь смерть, может
быть, нагрянет в четвертый раз. Скажите, граф, к чему меня обязывает
знание этой тайны?
- Дорогой друг, - сказал Монте-Кристо, - вы рассказываете о случае, о
котором знают решительно все. Дом, где вы все это слышали, мне знаком,
или по крайней мере я знаю точь-в-точь такой же; там имеется сад, отец
семейства, доктор, там одна за другой случились три странных и неожидан-
ных смерти. Взгляните на меня: я не слышал ничьих признаний и тем не ме-
нее знаю все это не хуже вас. Но разве меня мучает совесть? Нет, меня
это ничуть не касается. Вы говорите: словно ангел мщения призвал божий
гнев на этот дом; а кто вам сказал, что это не так? Закройте глаза на
преступления, которых не хотят видеть те, кому надлежало бы их видеть.
Если в этом доме бог творит свой суд, Максимилиан, то отвернитесь и не
мешайте божьему правосудию.
Моррель вздрогнул. Голос графа звучал мрачно, грозно и торжественно.
- Впрочем, - продолжал граф, так резко меняя тон, что казалось, будто
заговорил совсем другой человек, - откуда вы знаете, что это должно пов-
ториться?
- Это повторилось, граф! - воскликнул Моррель. - Вот почему я здесь.
- Что же я могу сделать, Моррель? Может быть, вы хотите, чтобы я пре-
дупредил королевского прокурора?
Монте-Кристо произнес последние слова так выразительно, с такой нед-
вусмысленной интонацией, что Моррель вскочил.
- Граф, - воскликнул он, - вы знаете, о ком я говорю!
- Да, разумеется, мой друг, и я докажу вам это, поставив точки над и,
то есть назову всех действующих лиц. Вы гуляли в саду Вильфора; из ваших
слов я заключаю, что это было в вечер смерти маркизы де Сен-Меран. Вы
слышали, как Вильфор и д'Авриньи беседовали о смерти маркиза де Сен-Ме-
ран и о не менее удивительной смерти маркизы. Д'Авриньи говорил, что
предполагает отравление и даже два отравления; и вот вы, на редкость по-
рядочный человек, с тех пор терзаете свое сердце, пытаете совесть, не
зная, следует ли вам открыть эту тайну или промолчать. Мы живем не в
средние века, дорогой друг, теперь уже нет ни святой инквизиции, ни
вольных судей; что вы с ними сделаете? "Совесть, чего ты хочешь от ме-
ня?" - сказал Стерн. Полно, друг мой, пусть они спят, если им спится,
пусть чахнут от бессонницы, если она их мучит, а сами бога ради спите
спокойно, благо у вас совесть чиста.
Лицо Морреля страдальчески исказилось; он схватил Монте-Кристо за ру-
ку.
- Но ведь это повторилось! Вы слышите?
- Так что же? Пусть, - сказал граф и, удивленный этой непонятной ему
настойчивостью, испытующе посмотрел на Максимилиана. - Это семья Атри-
дов; бог осудил их, и они несут свою кару; они сгинут все, как бумажные
человечки, которых вырезают дети и которые валятся один за другим, хотя
бы их было двести, от дуновения их создателя. Три месяца тому назад умер
маркиз де СенМеран; спустя несколько дней - маркиза; на днях - Барруа;
сегодня - старик Нуартье или юная Валентина.
- Вы знали об этом? - воскликнул Моррель с таким ужасом, что Мон-
те-Кристо вздрогнул, - он, который не шевельнулся бы, если бы обрушилась
твердь небесная. - Вы знали об этом и молчали?
- Что мне до этого? - возразил, пожав плечами Монте-Кристо. - Что мне
эти люди, и зачем мне губить одного, чтобы спасти другого? Право, я не
отдаю предпочтения ни жертве, ни убийце.
- Но я, я! - в исступлении крикнул Моррель. - Ведь я люблю ее!
- Любите? Кого? - воскликнул Монте-Кристо, вскакивая с места и хватая
Морреля за руки.
- Я люблю страстно, безумно, я отдал бы всю свою кровь, чтобы осушить
одну ее слезу. Вы слышите! Я люблю Валентину де Вильфор, а ее убивают! Я
люблю ее, и я молю бога и вас научить меня, как ее спасти!
Монте-Кристо вскрикнул, и этот дикий крик был подобен рычанию ранено-
го льва.
- Несчастный! - воскликнул он, ломая руки. - Ты любишь Валентину! Ты
любишь дочь этого проклятого рода!
Никогда в своей жизни Моррель не видел такого лица, такого страшного
взора. Никогда еще Ужас, чей лик не раз являлся ему и на полях сражения,
и в смертоубийственные ночи Алжира, не опалял его глаз столь зловещими
молниями.
Он отступил в страхе.
После этой страстной вспышки Монте-Кристо на миг закрыл глаза, словно
ослепленный внутренним пламенем; он сделал нечеловеческое усилие, чтобы
овладеть собой; и понемногу буря в его груди утихла, подобно тому как
после грозы смиряются под лучами солнца разъяренные, вспененные волны.
Это напряженное молчание, эта борьба с самим собой длилась не более
двадцати секунд.
Граф поднял свое побледневшее лицо.
- Вы видите, друг мой, - сказал он почти не изменившимся голосом, -
как господь карает кичливых и равнодушных людей, безучастно взирающих на
ужасные бедствия, которые он им являет. С бесстрастным любопытством наб-
людал я, как разыгрывается на моих глазах эта мрачная трагедия; подобно
падшему ангелу, я смеялся над злом, которое совершают люди под покровом
тайны (а богатым и могущественным легко сохранить тайну); и вот теперь и
меня ужалила эта змея, за извилистым путем которой я следил, ужалила в
самое сердце!
Моррель глухо застонал.
- Довольно жалоб, - сказал граф, - мужайтесь, соберитесь с силами,
надейтесь, ибо я с вами, и я охраняю вас.
Моррель грустно покачал головой.
- Я вам сказал - надейтесь! - воскликнул МонтеКристо. - Знайте, я ни-
когда не лгу, никогда не ошибаюсь. Сейчас полдень, Максимилиан; благода-
рите небо, что вы пришли ко мне сегодня в полдень, а не вечером или
завтра утром. Слушайте меня, Максимилиан, сейчас полдень: если Валентина
еще жива, она не умрет.
- Боже мой! - воскликнул Моррель. - И я оставил ее умирающей!
Монте-Кристо прикрыл глаза рукой.
Что происходило в этом мозгу, отягченном страшными тайнами? Что шеп-
нули этому разуму, неумолимому и человечному, светлый ангел или ангел
тьмы?
Только богу это ведомо!
Монте-Кристо снова поднял голову; на этот раз лицо его было безмятеж-
но, как у младенца, пробудившегося от сна.
- Максимилиан, - сказал он, - идите спокойно домой; я приказываю вам
ничего не предпринимать, не делать никаких попыток и ничем не выдавать
своей тревоги. Ждите вестей от меня; ступайте.
- Ваше хладнокровие меня пугает, граф, - сказал Моррель. - Вы имеете
власть над смертью? Человек ли вы? Или вы ангел? бог?
И молодой офицер, никогда не отступавший перед опасностью, отступил
перед Монте-Кристо, объятый невыразимым ужасом.
Но Монте-Кристо взглянул на него с такой печальной и ласковой улыб-
кой, что слезы увлажнили глаза Максимилиана.
- Многое в моей власти, друг мой, - отвечал граф. - Идите, мне нужно
побыть одному.
Моррель, покоренный той непостижимой силой, которой Монте-Кристо под-
чинял себе всех окружающих, даже не пытался ей противиться. Он пожал ру-
ку графа и вышел.
Но, дойдя до ворот, он остановился, чтобы подождать Батистена, кото-
рый показался на углу улицы Матиньон.
Тем временем Вильфор и д'Авриньи спешно прибыли в дом королевского
прокурора. Они нашли Валентину все еще без чувств, и доктор осмотрел
больную со всей тщательностью, которой требовали обстоятельства от вра-
ча, посвященного в страшную тайну.
Вильфор, не отрывая глаз от лица д'Авриньи, ждал его приговора. Ну-
артье, еще более бледный, чем Валентина, еще нетерпеливее жаждущий отве-
та, чем Вильфор, тоже ждал, и все силы его души и разума сосредоточились
в его взгляде.
Наконец д'Авриньи медленно проговорил:
- Она еще жива.
- Еще! - воскликнул Вильфор... - Какое страшное слово, доктор!
- Да, я повторяю: она еще жива, и это очень меня удивляет.
- Но она спасена? - спросил отец.
- Да, раз она жива.
В эту минуту глаза д'Авриньи встретились с глазами Нуартье; в них
светилась такая бесконечная радость, такая глубокая и всепроникающая
мысль, что доктор был поражен.
Он снова опустил в кресло больную, чьи бескровные губы едва выделя-
лись на бледном лице, и стоял неподвижно, глядя на Нуартье, который вни-
мательно следил за каждым его движением.
- Господин де Вильфор, - сказал, наконец, доктор, - позовите, пожа-
луйста, горничную мадемуазель Валентины.
Вильфор опустил голову дочери, которую поддерживал рукой, и сам пошел
за горничной.
Как только Вильфор закрыл за собой дверь, д'Авриньи подошел к Ну-
артье.
- Вы желаете мне что-то сказать? - спросил он.
Старик выразительно закрыл глаза; как нам известно, в его распоряже-
нии был только этот единственный утвердительный знак.
- Мне одному?
- Да, - показал Нуартье.
- Хорошо, я постараюсь остаться с вами наедине.
В эту минуту вернулся Вильфор в сопровождении горничной; следом за
горничной шла г-жа де Вильфор.
- Что случилось с бедной девочкой? - воскликнула она. - Она только
что была у меня; правда, она жаловалась на недомогание, но я не думала,
что это так серьезно.
И молодая женщина со слезами на глазах и с чисто материнской неж-
ностью подошла к Валентине и взяла ее за руку.
Д'Авриньи наблюдал за Нуартье; старик широко раскрыл глаза, его щеки
побледнели, а лоб покрылся испариной.
- Вот оно что! - невольно сказал себе д'Авриньи, следя за направлени-
ем взгляда Нуартье, - другими словами, взглянув на г-жу де Вильфор,
твердившую:
- Бедной девочке надо лечь в постель. Давайте, Фанни, мы с вами ее
уложим.
Д'Авриньи, которому это предложение давало возможность остаться нае-
дине с Нуартье, одобрительно кивнул головой, но строго запретил давать
больной что бы то ни было без его предписания.
Валентину унесли; она пришла в сознание, но не могла ни поше-
вельнуться, ни даже говорить, настолько она была разбита перенесенным
припадком. Все же у нее хватило сил взглядом проститься с дедушкой, ко-
торый смотрел ей вслед с таким отчаянием, словно у него вырывали душу из
тела.
Д'Авриньи проводил больную, написал рецепты и велел Вильфору самому
поехать в аптеку, лично присутствовать при изготовлении лекарств, при-
везти их и ждать его в комнате дочери.
Затем, снова повторив свое приказание ничего не давать Валентине, он
спустился к Нуартье, тщательно закрыл за собою дверь и, убедившись в
том, что никто их не подслушивает, сказал:
- Вы что-нибудь знаете о болезни вашей внучки?
- Да, - показал старик.
- Нам нельзя терять времени; я буду предлагать вам вопросы, а вы от-
вечайте.
Нуартье показал, что готов отвечать.
- Вы предвидели болезнь Валентины?
- Да.
Д'Авриньи на секунду задумался; затем подошел ближе к Нуартье.
- Простите меня за то, что я сейчас скажу, но ничто не должно быть
упущено в том страшном положении, в котором мы находимся. Вы видели, как
умирал несчастный Барруа?
Нуартье поднял глаза к небу.
- Вы знаете, от чего он умер? - спросил д'Авриньи, кладя руку на пле-
чо Нуартье.
- Да, - показал старик.
- Вы думаете, что это была естественная смерть?
Подобие улыбки мелькнуло на безжизненных губах Нуартье.
- Так вы подозревали, что Барруа был отравлен?
- Да.
- Вы думаете, что яд, от которого он погиб, предназначался ему?
- Нет.
- Думаете ли вы, что та же рука, которая по ошибке поразила Барруа,
сегодня поразила Валентину?
- Да.
- Значит, она тоже погибнет? - спросил д'Авриньи, не спуская с Ну-
артье пытливого взгляда.
Он ждал действия этих слов на старика.
- Нет! - показал тот с таким торжеством, что самый искусный отгадчик
был бы сбит с толку.
- Так у вас есть надежда? - сказал удивленный д'Авриньи.
- Да.
- На что вы надеетесь?
Старик показал глазами, что не может ответить.
- Ах, верно, - прошептал д'Авриньи.
Потом снова обратился к Нуартье:
- Вы надеетесь, что убийца, отступится?
- Нет.
- Значит, вы надеетесь, что яд не окажет действия на Валентину?
- Да.
- Вы, конечно, знаете не хуже меня, что ее пытались отравить, - про-
должал д'Авриньи.
Взгляд старика показал, что у него на этот счет нет никаких сомнений.
- Почему же вы надеетесь, что Валентина избежит опасности?
Нуартье упорно смотрел в одну точку; д'Авриньи проследил направление
его взгляда и увидел, что он устремлен на склянку с лекарством, которое
ему приносили каждое утро.
- Ах, вот оно что! - сказал д'Авриньи, осененный внезапной мыслью. -
Неужели вы...
Нуартье не дал ему кончить.
- Да, - показал он.
- Предохранили ее от действия яда...
- Да.
- Приучая ее мало-помалу...
- Да, да, да, - показал Нуартье, в восторге оттого, что его поняли.
- Вы, должно быть, слышали, как я говорил, что в лекарства, которые я
вам даю, входит бруцин?
- Да.
- И, приучая ее к этому яду, вы хотели нейтрализовать действие яда?
Глаза Нуартье сияли торжеством.
- И вы достигли этого! - воскликнул д'Авриньи. - Не прими вы этой
предосторожности, яд сегодня убил бы Валентину, убил мгновенно, безжа-
лостно, до того силен был удар; по дело кончилось потрясением, и во вся-
ком случае на этот раз Валентина не умрет.
Неземная радость светилась в глазах старика, возведенных к небу с вы-
ражением бесконечной благодарности.
В эту минуту вернулся Вильфор.
- Вот лекарство, которое вы прописали, доктор, - сказал он.
- Его приготовили при вас?
- Да, - отвечал королевский прокурор.
- Вы его не выпускали из рук?
- Нет.
Д'Авриньи взял склянку, отлил несколько капель жидкости на ладонь и
проглотил их.
- Хорошо, - сказал он, - пойдемте к Валентине, я дам предписания, и
вы сами проследите за тем, чтобы они никем не нарушались.
В то самое время, когда д'Авриньи в сопровождении Вильфора входил в
комнату Валентины, итальянский священник, с размеренной походкой, со
спокойной и уверенной речью, нанимал дом, примыкающий к особняку Вильфо-
ра.
Неизвестно, в чем заключалась сделка, в силу которой все жильцы этого
дома выехали два часа спустя; но прошел слух, будто фундамент этого дома
не особенно прочен и дому угрожает обвал, что не помешало новому жильцу
около пяти часов того же дня переехать в него со всей своей скромной
обстановкой.
Новый жилец взял его в аренду на три, шесть или девять лет и, как по-
лагается, заплатил за полгода вперед; этот новый жилец, как мы уже ска-
зали, был итальянец и звали его синьор Джакопо Бузони.
Немедленно были призваны рабочие, и в ту же ночь редкие прохожие, по-
являвшиеся в этом конце улицы, с изумлением наблюдали, как плотники и
каменщики подводили фундамент под ветхое здание.
Из предыдущей главы мы знаем, что г-жа Данглар приезжала официально
объявить г-же де Вильфор о предстоящей свадьбе мадемуазель Эжени Данглар
с Андреа Кавальканти.
Это официальное уведомление как будто доказывало, что все заинтересо-
ванные лица пришли к соглашению; однако ему предшествовала сцена, о ко-
торой мы должны рассказать нашим читателям.
Поэтому мы просим их вернуться немного назад и утром этого знамена-
тельного дня перенестись в ту пышную золоченую гостиную, которую мы уже
описывали и которой так гордился ее владелец, барон Данглар.
По этой гостиной, часов в десять утра, шагал взад и вперед, погружен-
ный в задумчивость и, видимо, чем-то обеспокоенный, сам барон, погляды-
вая на двери и останавливаясь при каждом шорохе.
Когда в конце концов его терпение истощилось, он позвал камердинера.
- Этьен, - сказал он, - пойдите узнайте, для чего мадемуазель Данглар
просила меня ждать ее в гостиной, и по какой причине она заставляет меня
ждать так долго.
Дав, таким образом, волю своему дурному настроению, барон немного ус-
покоился.
В самом деле мадемуазель Данглар, едва проснувшись, послала свою гор-
ничную испросить у барона аудиенцию и назначила местом ее золоченую гос-
тиную. Необычайность этой просьбы, а главное - ее официальность немало
удивили банкира, который не замедлил исполнить желание своей дочери и
первым явился в гостиную.
Этьен вскоре вернулся с ответом.
- Горничная мадемуазель Эжени, - сказал он, - сообщила мне, что маде-
муазель Эжени кончает одеваться и сейчас придет.
Данглар кивнул головой в знак того, что он удовлетворен ответом. В
глазах света и даже в глазах слуг Данглар слыл благодушным человеком и
снисходительным отцом; этого требовала роль демократического деятеля в
той комедии, которую он разыгрывал; ему казалось, что это ему подходит;
так в античном театре у масок отцов правый угол рта был приподнятый и
смеющийся, а левый - опущенный и плаксивый.
Поспешим добавить, что в интимном кругу смеющаяся губа опускалась до
уровня плаксивой; так что в большинстве случаев благодушный человек ис-
чезал, уступая место грубому мужу и деспотическому отцу.
- Почему эта сумасшедшая девчонка, если ей нужно со мной поговорить,
не придет просто ко мне в кабинет? - бормотал Данглар. - И о чем это ей