Страница:
испробовал еще один необычайный, наивно-утопический способ распространения
своих прокламаций. Он закупоривал их в бутылки, привязанные к маленьким
деревянным лодочкам, и пускал в море, надеясь, что, таким образом, они
достигнут желанной цели.
Шелли избежал ареста чисто случайно: продолжай он свою деятельность
далее, полиция, пользуясь отменой habeas corpus act, могла бы
беспрепятственно арестовать "бунтовщика".
Реакционные круги были весьма обеспокоены деятельностью Шелли в
Ирландии. В одном из реакционных органов был опубликован следующий отзыв о
публичном выступлении Шелли. "Я услышал, - писал корреспондент, -
отвратительные разглагольствования мальчишки, которого я не знаю, но
который, к моему сожалению, называет себя моим соотечественником -
англичанином. Этот юнец, заявивший, что он прибыл в Ирландию всего две
недели назад, стал распространяться о несчастиях, которые эта страна
претерпевает вследствие своего присоединения к его стране; он утверждал, что
города Ирландии опустели, а поля лежат необработанными, что ее население
деградирует, что оно порабощено; и все это из-за союза с Англией. Если такие
слова из уст моего соотечественника оскорбляли мои принципы, господин
редактор, то вы легко поймете, что мое возмущение бесконечно возросло при
виде того, с каким восторгом приветствовало собрание инвективы этого
ренегата-англичанина против своей родной страны. Радость сияла на каждом
лице и восторг блестел во всех глазах".
Этот враждебный Шелли отчет недвусмысленно свидетельствует, однако, о
том, что общественная деятельность поэта в Ирландии не прошла незамеченной
для участников национально-освободительной борьбы. Агитация Шелли вызвала
глубокое сочувствие у ирландской общественности. В дублинской газете "Ивнинг
пост" от 29 февраля 1812 г. появилось следующее сообщение о публичном
выступлении Шелли: "Мистер Шелли попросил слова. Он сказал, что он -
англичанин, но что при мысли о преступлениях, совершенных его нацией в
Ирландии, он не может не краснеть за своих сограждан; он знает, как произвол
развращает сердце (громкие рукоплескания в продолжение нескольких минут). Он
приехал в Ирландию с единственной целью разделить ее бедствия, он глубоко
потрясен страданиями Ирландии и, по зрелом размышлении, полагает, что их
следует приписать гибельным последствиям присоединения к Великобритании. Он
ходил по улицам города и видел храм свободы, превращенный в храм Маммоны; он
видел в этой стране нищету и голод, каких никогда не видел в другой, и
считает, что причина зла - уния с Великобританией. Он решил делать все
возможное для отмены этой унии. Эмансипация католиков должна была бы во
многом способствовать улучшению положения народа, но он убежден, что отмена
унии несравненно прямее поведет к цели".
Участие в национально-освободительной борьбе в Ирландии,
непосредственное знакомство Шелли с народными нуждами, послужили мощным
толчком для всей его дальнейшей деятельности.
Письма Шелли из Ирландии свидетельствуют о том, что уже в юношеском
возрасте он достиг относительно большой для своей эпохи политической
зрелости и был искренне встревожен положением своего народа и государства.
В письме к Томасу Хукему от 18 августа 1812 г. Шелли опровергает
официальную консервативную точку зрения на важнейшие явления современности.
Он иронизирует над теми, кто "представляет себе, будто бы торговля есть
процветание, а слава британского флага есть счастие английского народа; что
Георг III вовсе не тиран, что он - патриот. Мне все это представляется
иначе, - пишет Шелли, - и я приучил себя решительно не обольщаться фальшивым
красноречием или сладкими напевами об интеллектуальной терпимости, которая
не может быть терпима для тех, кто любит свободу, правду и добродетель".
В письме от 17 декабря 1812 г., адресованном Хукему, Шелли называет
себя "мстителем за многовековую несправедливость".
Первое большое поэтическое произведение Шелли, поэма "Королева Маб"
(Queen Mab, 1813), написано под непосредственным впечатлением от ирландских
событий. Первые известия о замысле поэмы относятся ко времени пребывания
Шелли в Ирландии. "Королева Маб" отражает политические, философские и
эстетические взгляды Шелли. Демократическая критика буржуазного общества,
характерная для его политической публицистики (памфлеты, письма), находит
продолжение в гневных лирических монологах поэмы. Мечта о светлом будущем,
свободном от тирании и деспотизма, страстное желание изменить общество к
лучшему в интересах широких народных масс составляют основное ядро
социальной утопии "Королевы Маб". Ненависть к религиозному фанатизму,
водившая пером автора "Необходимости атеизма", а также "Обращения к
ирландскому народу", проявилась также в общей стихийно-материалистической
тенденции "Королевы Маб": всей своей логикой поэма отвергает реакционную
идею бога-творца и вседержателя.
"Королева Маб" написана в форме фантастического видения. Волшебница
королева Маб, порождение английских народных сказаний, увлекает душу спящей
девушки Ианты в заоблачные выси, откуда открываются прошлое, настоящее и
будущее человечества.
На гигантском фоне мироздания развертывается в концентрированном,
обобщенном виде многовековая история человечества. Перед взором Ианты
проходят столетия и эпохи: мелькают развалины дворцов Пальмиры, египетские
пирамиды, гордый храм Иерусалима, Афина, Спарта, Рим! Но не величие древних
сооружений, не архитектурные памятники привлекают внимание Шелли. И в камне,
и в бронзе, и в дереве он видит следы человеческой крови; вид храмов и
пирамид вызывает у Шелли мысль о бесчисленных безымянных жертвах, ценой
которых они были воздвигнуты. История народов предстает как история
многовековой эксплуатации человека человеком.
В одном из писем, относящихся к периоду работы над "Королевой Маб",
Шелли называет историю отвратительным "свитком преступлений и бедствий"
(письмо Хукему от 17 декабря 1812 г.). Но ни человек, ни природа не остаются
в мире без изменений. Идея непрерывного и восходящего движения, идея вечного
обновления в природе и обществе пронизывает поэму, обнаруживая зачатки
историзма, составляющего существенную особенность философских и политических
взглядов Шелли.
Рушится древняя цивилизация, обращаются в прах древние города,
гробницы, пирамиды... Но рабство не исчезает; оно лишь изменяет свои формы
на протяжении всей прошлой истории человечества.
Перед Иантой возникает чудовищный облик современности. Видение
обращается в реальность. Шелли улавливает многие чрезвычайно важные черты
своей эпохи. Это эпоха неравенства и жестоких насилий человека над
человеком, когда "железный бич нищеты" обрекает на рабский, безрадостный
труд неимущие массы тружеников.
Насколько нарисованная поэтом картина близка к истине, видно из
характеристики, какую дают этой эпохе классики марксизма.
"Новый способ производства, - пишет Энгельс, - находился еще на первых
ступенях своего восходящего развития; он был еще нормальным (правильным),
единственно возможным при данных условиях способом производства. А между тем
он успел уже породить вопиющие социальные бедствия..." {Ф. Энгельс.
Анти-Дюринг, стр. 245.}.
Эти народные бедствия, повсеместно наблюдаемые поэтом в Англии и в
Ирландии, находят обобщенное отражение в "Королеве Маб". Шелли показывает,
как в рабстве, нищете и невежестве томится народ, преждевременно стареют и
вымирают целые поколения, гибнут замечательные народные дарования.
Только у немногих тогдашних писателей Запада сочувственное отношение к
народу было столь искренним и глубоким.
Шелли прекрасно понимает, что почти все, заработанное народным трудом,
идет на потребу небольшой кучки паразитов, эксплуататоров. Однако он не дал
и не мог дать не только в "Королеве Маб", но и в своих последующих
произведениях развернутого анализа буржуазного общества. Как и многим его
современникам (Оуэну, Фурье и др.), буржуазное общество представлялось Шелли
обществом анархии, произвола и хаоса. Это было не реалистическое, а
романтическое истолкование современности, которое соответствовало ранней,
домарксовой ступени прогрессивной общественной мысли и ранней, неразвитой
форме общественных противоречий. Однако Шелли проницательно уловил многие
существенные тенденции своего времени.
Картина буржуазного мира всеобщей купли и продажи нарисована Шелли
талантливо, убедительно и правдиво. В этом мире
Продажно все: продажен свет небес,
Дары любви, что нам даны землею,
Ничтожнейшие маленькие вещи,
Что в глубине, в далеких безднах скрыты,
Все, что есть в нашей жизни, жизнь сама,
Содружество людей, Свободы проблеск
И те заботы, что людское сердце
Хотело б инстинктивно выполнять -
Все на публичном рынке продается,
И себялюбье может все купить,
Всему своим клеймом поставить цену.
Продажна и любовь; услада скорби
В мученья агонии превратилась...
(Перевод К. Бальмонта) {*}.
{* В дальнейшем стихотворные произведения Шелли цитируются по переводу
Бальмонта, за исключением случаев, специально оговоренных.}
Некоторые места из "Королевы Маб" могли бы служить прекрасной
иллюстрацией к "Манифесту Коммунистической партии" Маркса и Энгельса.
За фантастической и причудливой оболочкой "Королевы Маб" ощущается
земное, реальное содержание. И это соответствует эстетической программе
Шелли, изложенной им впервые в примечаниях к этой поэме, где выясняется, как
много опыта, наблюдений и фактов таит в себе каждый на первый взгляд чисто
романтический образ.
В примечаниях к пятой песне "Королевы Маб", разъясняя смысл
нарисованной им картины, Шелли анализирует современное ему состояние
общества.
"Нет истинного богатства ни в чем, кроме труда человека", - пишет он.
Но плоды этого труда бесстыдно присваиваются тунеядцами. "Человек может
приумножать богатство за счет нужд своего соседа, - продолжает Шелли, -
система, превосходно приспособленная для того, чтобы создавать всевозможные
болезни и преступления, которыми неизменно отмечены крайности: богатство и
нищета". Во многом опираясь на Годвина, Шелли доказывает абсурдность,
несправедливость существующего порядка вещей. "Бедные вынуждены работать, -
ради чего? Не ради пищи, которой им недостает; не ради теплых одеял, из-за
отсутствия которых их дети мерзнут в своих холодных нищенских лачугах... -
Нет: они трудятся для надменной власти, для бесстыдной, эгоистической
гордости, для лживых услад сотой части общества". "Земледелец, - пишет
Шелли, - без которого общество перестало бы существовать, бьется в жалкой
нищете, окружен презрением и умирает от того самого голода, который
уничтожил бы остальное человечество, если бы он не работал так усердно".
Шелли характеризует "современное состояние общества" как "смесь
феодальной дикости и несовершенной цивилизации".
Однако критика Шелли содержит еще очень много незрелого. Шелли
понимает, например, что общество распадается на тунеядцев и тружеников. Но
из массы народа он, подобно другим утопистам, еще не выделяет пролетариат,
хотя косвенно отражает его интересы и его борьбу. Это находит себе
объяснение в исторических условиях того времени. Энгельс указывает:
"Пролетариат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве
зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному
политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием,
помощь которому в лучшем случае, при его неспособности помочь самому себе,
могла быть оказана извне - сверху" {Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 242.}.
В критике Шелли еще много анархического, беспочвенного бунтарства,
которое выражается в безоговорочно - отрицательном отношении к современной
цивилизации и в известной идеализации первобытных форм человеческого
общежития.
Критикой прошлого и современности не ограничивается идейный замысел
"Королевы Маб". В этом произведении впервые выступает Шелли - пророк и
гениальный мечтатель. Поэма заканчивается радужной картиной будущего
общества. Шелли глубоко убежден, что время всеобщего братства непременно
придет; им закономерно завершится многовековая история человеческих
страданий. Ликует земля, сияет счастьем и жизнью; всюду веселый праздник
возрождения. Исчезли тюрьмы, война, смута, ложь. Пустыни обратились в
цветущие края. Преобразился человек.
Людское существо, умом и телом,
Теперь лишь красит ласковую землю.
Однако реальные контуры этого будущего неясны. Оно предстает у Шелли в
фантастических очертаниях, в виде символов и аллегорий. Это вполне
закономерно для общественной мысли начала XIX столетия. "Фантастическое
описание будущего общества является в свет в то время, когда пролетариат
находится еще в очень неразвитом состоянии и представляет себе свое
положение еще совершенно фантастически, оно возникает из его первого,
полного предчувствия, порыва к всеобщему преобразованию общества" {К. Маркс
и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 510-511.}.
Несомненна идейная близость "Королевы Маб", как и всего последующего
творчества Шелли, к утопическим социалистам, в особенности Роберту Оуэну. Их
породила одна и та же историческая эпоха. Творчество Шелли, как и
деятельность утопических социалистов начала XIX века, отразило "первый,
неразвитый период борьбы между пролетариатом и буржуазией..." {Там же, стр.
510.}.
Шелли выступает в поэме как социалист-мечтатель. Картины будущего,
нарисованные им, - не научное построение, а лучезарная греза. К Шелли
целиком применимы слова Энгельса об утопистах: "Утописты... были утопистами
потому, что они не могли быть ничем иным в эпоху, когда капиталистическое
производство было еще так слабо развито. Они принуждены были конструировать
элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти
элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными..." {Ф.
Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 250.}.
В "Королеве Маб" не показано, каким именно путем произойдет изменение
общества. И Шелли признает свое бессилие разрешить этот вопрос. Красноречив
эпиграф к поэме - известное изречение, приписываемое Архимеду: "Дайте мне
точку опоры, и я сдвину вселенную". Как и в своих первых политических
трактатах, Шелли уповает здесь на разум, на моральное возрождение
человечества. В этом также нельзя не видеть глубокого сходства Шелли с
утопическими социалистами.
В примечаниях к поэме все свои надежды на преобразование общества Шелли
связывает с нравственным самоусовершенствованием человека. И это не
случайно. В "Положении рабочего класса в Англии" Энгельс писал о социалистах
до-чартистского периода следующее: "Социалисты вполне смирны и миролюбивы,
признают существующий порядок, как он ни плох, поскольку они отрицают всякий
иной путь к его изменению, кроме публичной проповеди. В то же время принципы
их настолько абстрактны, что в теперешней своей форме они никогда не смогут
завоевать общественное мнение...", они проповедуют рабочим "филантропию и
всеобщую любовь, что для современной английской действительности еще более
бесплодно" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. III, стр. 517.}.
Социально-утопические воззрения Шелли, основные особенности которых
наглядно обнаруживаются уже в "Королеве Маб", претерпевают в дальнейшем
существенные изменения. От умозрительной "филантропии" Шелли идет к более
жизненному и глубокому пониманию движущих сил общества.
В творческом методе Шелли появляются черты трезво-реалистической
критики в сочетании с абстрактно-романтическим истолкованием
действительности и романтической мечтой. Шелли принадлежал к тому
направлению европейского романтизма, которое М. Горький назвал "романтизмом
активным", стремящимся "усилить волю человека к жизни, возбудить в нем мятеж
против действительности, против всякого гнета ее" {М. Горький. О том, как я
учился писать. В кн.: "Литературно-критические статьи". М., Гослитиздат,
1937, стр. 329.}.
Революционный романтизм Шелли складывается в борьбе с реакционными
английскими романтиками "Озерной школы". Так же, как и Байрон, Шелли клеймит
их как ренегатов, изменивших демократическим увлечениям юности. "Саути
изменился, - пишет Шелли мисс Хитченер 15 декабря 1812 г., - тот, кто
ненавидел, фанатизм, тиранию, закон, стал рабом этих идолов в самой
отвратительной форме. Английская церковь с ее адом и раем становится
предметом его панегирика, война в Испании, море крови, невинно пролитой ради
славы правителей, вызывает его восторг, конституция Англии...
возвеличивается омерзительными усилиями его пера...".
В сонете "К Вордсворту" Шелли с горечью пишет об отступничестве,
которым запятнал себя этот поэт, отказавшийся и от своей почетной бедности,
и от своих песен во славу свободы.
Расходится Шелли и с талантливым английским поэтом Китсом. Шелли ценит
огромные потенциальные возможности дарования Китса и защищает его от нападок
реакционной прессы {См. Шелли. Адонаис. Элегия на смерть Джона Китса.},
которая не могла простить Китсу ни его плебейского происхождения, ни его
свободомыслия. Но Шелли гораздо последовательнее в своем мировоззрении. Всем
своим творчеством, остро актуальным и тенденциозным, он полемизирует с
созерцательным эстетизмом, от которого не свободна поэзия Китса.
Подобно Китсу, а также поэтам "Озерной школы", Шелли любит живописать
природу. Она занимает в его поэзии очень большое место. Но отношение Шелли к
природе не имеет ничего общего ни с мистической трактовкой ее у Вордсворта,
Кольриджа и Саути, ни с эпикурейски-созерцательным восприятием природы,
присущим многим произведениям Китса.
Характер изображения природы у Шелли органически вытекает из его
философских взглядов, как и из всего его мировоззрения в целом. Шелли
опирается в своих исканиях на многовековый опыт истории философии с
древнейших времен, обнаруживая истинно энциклопедические познания.
Необычайно широк и разнообразен круг его чтения. Здесь и Сократ, и Платон, и
Аристотель, и Лукреций, и Декарт, и Спиноза, и Беркли, и Кант, и Бэкон, и
Локк, и Дидро, и Руссо, и Гельвеций, и Гольбах, и Кондорсе, и Ньютон, и
многие другие.
Из философов древности наибольший, интерес вызывают у Шелли Платон,
Аристотель, Эпикур и Лукреций. Произведения Платона - "Пир", "Республику" и
другие - Шелли переводит на английский язык. Его интерес к учению Платона не
был случайным - он объяснялся присущими мировоззрению Шелли, как и
мировоззрению других ранних утопических социалистов XIX века,
идеалистическими тенденциями. Однако Шелли никогда не находил в платонизме
действительного разрешения волновавших его вопросов. В конечном счете, не
платоновский мир идей, а мир природы и человека составляет истинную
реальность для Шелли. Платон интересует Шелли постольку, поскольку его
учение расходится с основной догмой христианской религии. В этюде "О
возрождении литературы" (On the Revival of Literature, 1819) Шелли пишет:
"Платон, самый мудрый и самый глубокий, и Эпикур, самый человечный и кроткий
среди древних, были у них (монахов. - Е. Д.) в полном пренебрежении. Платон
противоречил их особой манере мыслить о вещах небесных, а Эпикур,
подтверждая права человека на наслаждение и счастье, представлял бы
соблазнительный, контраст по отношению к их мрачному и жалкому уставу
морали".
Шелли привлекали и социально-утопические построения Платона. "Начало
равенства было открыто и применено Платоном в его "Республике", как
теоретическое руководящее правило в области распределения между людьми
элементов наслаждения и власти, созданных общим трудом и общим искусством",
- писал Шелли в "Защите поэзии". - Но аристократизм утопии Платона делал ее
по существу чуждой Шелли.
Более глубоким был интерес Шелли к Спинозе, о котором он говорит с
неизменным уважением. Не без влияния философии Спинозы противоречивые и
сложные искания молодого Шелли выливаются на первых порах в характерную для
его времени форму пантеизма. Пантеистическое восприятие природы Шелли,
придающее столь своеобразный колорит его поэзии, соответствовало незрелым,
не вполне сложившимся его философским воззрениям. Шелли, с одной стороны,
признает материальность мира, с другой стороны, еще не донимает, что
источник развития материи заключается в ней самой, и ищет его в каком-то
идеальном "духе природы".
Противоречивую природу пантеизма Энгельс вскрывает в своей работе
"Положение Англии": "Сам пантеизм, - пишет Энгельс, - есть лишь последняя
ступень к свободному, человеческому воззрению". И далее: "...пантеизм все
еще признает нечто высшее, чем человека как такового" {К. Mapкс и Ф.
Энгельс. Соч., т. II, стр. 345.}. Это в значительной степени применимо и к
Шелли, в мировоззрении которого еще сохраняют некоторое значение элементы
идеализма.
Природа занимает очень важное место в творчестве Шелли. Он умел
проникновенно и поэтично чувствовать и живописать ее. Энгельс (в статье
"Ландшафты") высоко ценит "глубокое чувство, деликатность и оригинальность
картин природы" {Там же, стр. 60.} в поэзии Шелли.
Восприятие природы у Шелли очень сложно. Мы встречаем у него
реалистические пейзажи - плод непосредственного наблюдения природы. Шелли
стремится найти научное объяснение картине мироздания. Так, в примечаниях к
"Королеве Маб" он поясняет космические образы своей поэмы
естественно-научными данными астрономии и физики.
Но часто Шелли одухотворяет природу, наделяет ее сознанием, переносит
на нее свойства ее высшего творения - человека, слагает гимны "духу
природы", объявляя все мироздание его храмом.
Энгельс критически отзывался о "духе природы", впервые появляющемся у
Шелли в его "Королеве Маб". В статье "Ландшафты" (1840) Энгельс писал:
"Эллада имела счастье видеть, как характер ее ландшафта был осознан в
религии ее жителей. Эллада - страна пантеизма. Все ее ландшафты оправлены -
или, по меньшей мере, были оправлены - в рамки гармонии. А между тем каждое
дерево в ней, каждый источник, каждая гора слишком выпирает на первый план,
а между тем ее небо чересчур сине, ее солнце чересчур ослепительно, ее море
чересчур грандиозно, чтобы они могли довольствоваться лаконическим
одухотворением какого-то шеллиевского Spirit of nature, какого-то
всеобъемлющего Пана; всякая особность притязает в своей прекрасной
округлости на отдельного бога, всякая река требует своих нимф, всякая роща -
своих дриад, и так вот образовалась религия эллинов" {К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. II, стр. 55.}.
Молодой Энгельс вскрывает здесь отличие романтического пантеизма Шелли,
с его олицетворением всеобщего движения мироздания в виде отвлеченного "духа
природы", от наивно-поэтической мифологии древних греков, которая включала в
себя все конкретные явления природы в виде чувственных, пластических
образов.
Но Шелли идет значительно дальше пантеизма по пути материалистического
объяснения мира. И в творчестве и мировоззрении Шелли идеалистическое
противопоставление одухотворенной природы человеку побеждается
стихийно-материалистическим, передовым для его времени отношением к миру.
Влияние материалистической философии Просвещения и Возрождения сыграло
определяющую роль в эволюции философских взглядов Шелли. Если учесть крайне
отрицательное отношение Шелли к религии, которое складывается уже в
студенческие годы и углубляется в дальнейшем, пронизывая собой
антиклерикальные и атеистические памфлеты и художественные произведения
поэта, то тяготение Шелли к материализму станет очевидным. Уже в своей
ранней философской работе "Необходимость атеизма" Шелли, опираясь на
философию Просвещения и научные изыскания своего времени, утверждает, что
бога не существует, ибо его бытие не подтверждается опытом. В "Королеве Маб"
Шелли развивает эту же мысль и доказывает беспочвенность веры в
потустороннюю жизнь, ибо нет жизни вне материи. Он утверждает единство
материального мира, устанавливает единство материи и сознания.
И чуть заметное волненье,
Что движет самый тонкий нерв,
И в мозге человеческом рождает
Чуть зримый помысел почти неуловимый,
Все, все является звеном
В великой цепи царственной природы!
Эти же идеи Шелли обосновывает в своем философском трактате "О будущей
жизни".
Развивая в примечаниях к "Королеве Маб" (в виде философского
комментария к поэме) довольно стройную концепцию мироздания, Шелли ссылается
на "Нравственные и политические опыты" Бэкона, широко цитирует "Систему
природы" Гольбаха, постоянно обращается к авторитету Ньютона, опираясь на
материалистические выводы его учения. Из современных ему ученых Шелли
цитирует "Систему мира" Лапласа, "О соотношении физических и нравственных
начал в человеке" Кабаниса и другие исследования.
"Многочисленность миров, неопределенная безмерность вселенной, - пишет
Шелли, - является наиболее возвышенным предметом размышлений. Кто правильно
своих прокламаций. Он закупоривал их в бутылки, привязанные к маленьким
деревянным лодочкам, и пускал в море, надеясь, что, таким образом, они
достигнут желанной цели.
Шелли избежал ареста чисто случайно: продолжай он свою деятельность
далее, полиция, пользуясь отменой habeas corpus act, могла бы
беспрепятственно арестовать "бунтовщика".
Реакционные круги были весьма обеспокоены деятельностью Шелли в
Ирландии. В одном из реакционных органов был опубликован следующий отзыв о
публичном выступлении Шелли. "Я услышал, - писал корреспондент, -
отвратительные разглагольствования мальчишки, которого я не знаю, но
который, к моему сожалению, называет себя моим соотечественником -
англичанином. Этот юнец, заявивший, что он прибыл в Ирландию всего две
недели назад, стал распространяться о несчастиях, которые эта страна
претерпевает вследствие своего присоединения к его стране; он утверждал, что
города Ирландии опустели, а поля лежат необработанными, что ее население
деградирует, что оно порабощено; и все это из-за союза с Англией. Если такие
слова из уст моего соотечественника оскорбляли мои принципы, господин
редактор, то вы легко поймете, что мое возмущение бесконечно возросло при
виде того, с каким восторгом приветствовало собрание инвективы этого
ренегата-англичанина против своей родной страны. Радость сияла на каждом
лице и восторг блестел во всех глазах".
Этот враждебный Шелли отчет недвусмысленно свидетельствует, однако, о
том, что общественная деятельность поэта в Ирландии не прошла незамеченной
для участников национально-освободительной борьбы. Агитация Шелли вызвала
глубокое сочувствие у ирландской общественности. В дублинской газете "Ивнинг
пост" от 29 февраля 1812 г. появилось следующее сообщение о публичном
выступлении Шелли: "Мистер Шелли попросил слова. Он сказал, что он -
англичанин, но что при мысли о преступлениях, совершенных его нацией в
Ирландии, он не может не краснеть за своих сограждан; он знает, как произвол
развращает сердце (громкие рукоплескания в продолжение нескольких минут). Он
приехал в Ирландию с единственной целью разделить ее бедствия, он глубоко
потрясен страданиями Ирландии и, по зрелом размышлении, полагает, что их
следует приписать гибельным последствиям присоединения к Великобритании. Он
ходил по улицам города и видел храм свободы, превращенный в храм Маммоны; он
видел в этой стране нищету и голод, каких никогда не видел в другой, и
считает, что причина зла - уния с Великобританией. Он решил делать все
возможное для отмены этой унии. Эмансипация католиков должна была бы во
многом способствовать улучшению положения народа, но он убежден, что отмена
унии несравненно прямее поведет к цели".
Участие в национально-освободительной борьбе в Ирландии,
непосредственное знакомство Шелли с народными нуждами, послужили мощным
толчком для всей его дальнейшей деятельности.
Письма Шелли из Ирландии свидетельствуют о том, что уже в юношеском
возрасте он достиг относительно большой для своей эпохи политической
зрелости и был искренне встревожен положением своего народа и государства.
В письме к Томасу Хукему от 18 августа 1812 г. Шелли опровергает
официальную консервативную точку зрения на важнейшие явления современности.
Он иронизирует над теми, кто "представляет себе, будто бы торговля есть
процветание, а слава британского флага есть счастие английского народа; что
Георг III вовсе не тиран, что он - патриот. Мне все это представляется
иначе, - пишет Шелли, - и я приучил себя решительно не обольщаться фальшивым
красноречием или сладкими напевами об интеллектуальной терпимости, которая
не может быть терпима для тех, кто любит свободу, правду и добродетель".
В письме от 17 декабря 1812 г., адресованном Хукему, Шелли называет
себя "мстителем за многовековую несправедливость".
Первое большое поэтическое произведение Шелли, поэма "Королева Маб"
(Queen Mab, 1813), написано под непосредственным впечатлением от ирландских
событий. Первые известия о замысле поэмы относятся ко времени пребывания
Шелли в Ирландии. "Королева Маб" отражает политические, философские и
эстетические взгляды Шелли. Демократическая критика буржуазного общества,
характерная для его политической публицистики (памфлеты, письма), находит
продолжение в гневных лирических монологах поэмы. Мечта о светлом будущем,
свободном от тирании и деспотизма, страстное желание изменить общество к
лучшему в интересах широких народных масс составляют основное ядро
социальной утопии "Королевы Маб". Ненависть к религиозному фанатизму,
водившая пером автора "Необходимости атеизма", а также "Обращения к
ирландскому народу", проявилась также в общей стихийно-материалистической
тенденции "Королевы Маб": всей своей логикой поэма отвергает реакционную
идею бога-творца и вседержателя.
"Королева Маб" написана в форме фантастического видения. Волшебница
королева Маб, порождение английских народных сказаний, увлекает душу спящей
девушки Ианты в заоблачные выси, откуда открываются прошлое, настоящее и
будущее человечества.
На гигантском фоне мироздания развертывается в концентрированном,
обобщенном виде многовековая история человечества. Перед взором Ианты
проходят столетия и эпохи: мелькают развалины дворцов Пальмиры, египетские
пирамиды, гордый храм Иерусалима, Афина, Спарта, Рим! Но не величие древних
сооружений, не архитектурные памятники привлекают внимание Шелли. И в камне,
и в бронзе, и в дереве он видит следы человеческой крови; вид храмов и
пирамид вызывает у Шелли мысль о бесчисленных безымянных жертвах, ценой
которых они были воздвигнуты. История народов предстает как история
многовековой эксплуатации человека человеком.
В одном из писем, относящихся к периоду работы над "Королевой Маб",
Шелли называет историю отвратительным "свитком преступлений и бедствий"
(письмо Хукему от 17 декабря 1812 г.). Но ни человек, ни природа не остаются
в мире без изменений. Идея непрерывного и восходящего движения, идея вечного
обновления в природе и обществе пронизывает поэму, обнаруживая зачатки
историзма, составляющего существенную особенность философских и политических
взглядов Шелли.
Рушится древняя цивилизация, обращаются в прах древние города,
гробницы, пирамиды... Но рабство не исчезает; оно лишь изменяет свои формы
на протяжении всей прошлой истории человечества.
Перед Иантой возникает чудовищный облик современности. Видение
обращается в реальность. Шелли улавливает многие чрезвычайно важные черты
своей эпохи. Это эпоха неравенства и жестоких насилий человека над
человеком, когда "железный бич нищеты" обрекает на рабский, безрадостный
труд неимущие массы тружеников.
Насколько нарисованная поэтом картина близка к истине, видно из
характеристики, какую дают этой эпохе классики марксизма.
"Новый способ производства, - пишет Энгельс, - находился еще на первых
ступенях своего восходящего развития; он был еще нормальным (правильным),
единственно возможным при данных условиях способом производства. А между тем
он успел уже породить вопиющие социальные бедствия..." {Ф. Энгельс.
Анти-Дюринг, стр. 245.}.
Эти народные бедствия, повсеместно наблюдаемые поэтом в Англии и в
Ирландии, находят обобщенное отражение в "Королеве Маб". Шелли показывает,
как в рабстве, нищете и невежестве томится народ, преждевременно стареют и
вымирают целые поколения, гибнут замечательные народные дарования.
Только у немногих тогдашних писателей Запада сочувственное отношение к
народу было столь искренним и глубоким.
Шелли прекрасно понимает, что почти все, заработанное народным трудом,
идет на потребу небольшой кучки паразитов, эксплуататоров. Однако он не дал
и не мог дать не только в "Королеве Маб", но и в своих последующих
произведениях развернутого анализа буржуазного общества. Как и многим его
современникам (Оуэну, Фурье и др.), буржуазное общество представлялось Шелли
обществом анархии, произвола и хаоса. Это было не реалистическое, а
романтическое истолкование современности, которое соответствовало ранней,
домарксовой ступени прогрессивной общественной мысли и ранней, неразвитой
форме общественных противоречий. Однако Шелли проницательно уловил многие
существенные тенденции своего времени.
Картина буржуазного мира всеобщей купли и продажи нарисована Шелли
талантливо, убедительно и правдиво. В этом мире
Продажно все: продажен свет небес,
Дары любви, что нам даны землею,
Ничтожнейшие маленькие вещи,
Что в глубине, в далеких безднах скрыты,
Все, что есть в нашей жизни, жизнь сама,
Содружество людей, Свободы проблеск
И те заботы, что людское сердце
Хотело б инстинктивно выполнять -
Все на публичном рынке продается,
И себялюбье может все купить,
Всему своим клеймом поставить цену.
Продажна и любовь; услада скорби
В мученья агонии превратилась...
(Перевод К. Бальмонта) {*}.
{* В дальнейшем стихотворные произведения Шелли цитируются по переводу
Бальмонта, за исключением случаев, специально оговоренных.}
Некоторые места из "Королевы Маб" могли бы служить прекрасной
иллюстрацией к "Манифесту Коммунистической партии" Маркса и Энгельса.
За фантастической и причудливой оболочкой "Королевы Маб" ощущается
земное, реальное содержание. И это соответствует эстетической программе
Шелли, изложенной им впервые в примечаниях к этой поэме, где выясняется, как
много опыта, наблюдений и фактов таит в себе каждый на первый взгляд чисто
романтический образ.
В примечаниях к пятой песне "Королевы Маб", разъясняя смысл
нарисованной им картины, Шелли анализирует современное ему состояние
общества.
"Нет истинного богатства ни в чем, кроме труда человека", - пишет он.
Но плоды этого труда бесстыдно присваиваются тунеядцами. "Человек может
приумножать богатство за счет нужд своего соседа, - продолжает Шелли, -
система, превосходно приспособленная для того, чтобы создавать всевозможные
болезни и преступления, которыми неизменно отмечены крайности: богатство и
нищета". Во многом опираясь на Годвина, Шелли доказывает абсурдность,
несправедливость существующего порядка вещей. "Бедные вынуждены работать, -
ради чего? Не ради пищи, которой им недостает; не ради теплых одеял, из-за
отсутствия которых их дети мерзнут в своих холодных нищенских лачугах... -
Нет: они трудятся для надменной власти, для бесстыдной, эгоистической
гордости, для лживых услад сотой части общества". "Земледелец, - пишет
Шелли, - без которого общество перестало бы существовать, бьется в жалкой
нищете, окружен презрением и умирает от того самого голода, который
уничтожил бы остальное человечество, если бы он не работал так усердно".
Шелли характеризует "современное состояние общества" как "смесь
феодальной дикости и несовершенной цивилизации".
Однако критика Шелли содержит еще очень много незрелого. Шелли
понимает, например, что общество распадается на тунеядцев и тружеников. Но
из массы народа он, подобно другим утопистам, еще не выделяет пролетариат,
хотя косвенно отражает его интересы и его борьбу. Это находит себе
объяснение в исторических условиях того времени. Энгельс указывает:
"Пролетариат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве
зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному
политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием,
помощь которому в лучшем случае, при его неспособности помочь самому себе,
могла быть оказана извне - сверху" {Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 242.}.
В критике Шелли еще много анархического, беспочвенного бунтарства,
которое выражается в безоговорочно - отрицательном отношении к современной
цивилизации и в известной идеализации первобытных форм человеческого
общежития.
Критикой прошлого и современности не ограничивается идейный замысел
"Королевы Маб". В этом произведении впервые выступает Шелли - пророк и
гениальный мечтатель. Поэма заканчивается радужной картиной будущего
общества. Шелли глубоко убежден, что время всеобщего братства непременно
придет; им закономерно завершится многовековая история человеческих
страданий. Ликует земля, сияет счастьем и жизнью; всюду веселый праздник
возрождения. Исчезли тюрьмы, война, смута, ложь. Пустыни обратились в
цветущие края. Преобразился человек.
Людское существо, умом и телом,
Теперь лишь красит ласковую землю.
Однако реальные контуры этого будущего неясны. Оно предстает у Шелли в
фантастических очертаниях, в виде символов и аллегорий. Это вполне
закономерно для общественной мысли начала XIX столетия. "Фантастическое
описание будущего общества является в свет в то время, когда пролетариат
находится еще в очень неразвитом состоянии и представляет себе свое
положение еще совершенно фантастически, оно возникает из его первого,
полного предчувствия, порыва к всеобщему преобразованию общества" {К. Маркс
и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 510-511.}.
Несомненна идейная близость "Королевы Маб", как и всего последующего
творчества Шелли, к утопическим социалистам, в особенности Роберту Оуэну. Их
породила одна и та же историческая эпоха. Творчество Шелли, как и
деятельность утопических социалистов начала XIX века, отразило "первый,
неразвитый период борьбы между пролетариатом и буржуазией..." {Там же, стр.
510.}.
Шелли выступает в поэме как социалист-мечтатель. Картины будущего,
нарисованные им, - не научное построение, а лучезарная греза. К Шелли
целиком применимы слова Энгельса об утопистах: "Утописты... были утопистами
потому, что они не могли быть ничем иным в эпоху, когда капиталистическое
производство было еще так слабо развито. Они принуждены были конструировать
элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти
элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными..." {Ф.
Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 250.}.
В "Королеве Маб" не показано, каким именно путем произойдет изменение
общества. И Шелли признает свое бессилие разрешить этот вопрос. Красноречив
эпиграф к поэме - известное изречение, приписываемое Архимеду: "Дайте мне
точку опоры, и я сдвину вселенную". Как и в своих первых политических
трактатах, Шелли уповает здесь на разум, на моральное возрождение
человечества. В этом также нельзя не видеть глубокого сходства Шелли с
утопическими социалистами.
В примечаниях к поэме все свои надежды на преобразование общества Шелли
связывает с нравственным самоусовершенствованием человека. И это не
случайно. В "Положении рабочего класса в Англии" Энгельс писал о социалистах
до-чартистского периода следующее: "Социалисты вполне смирны и миролюбивы,
признают существующий порядок, как он ни плох, поскольку они отрицают всякий
иной путь к его изменению, кроме публичной проповеди. В то же время принципы
их настолько абстрактны, что в теперешней своей форме они никогда не смогут
завоевать общественное мнение...", они проповедуют рабочим "филантропию и
всеобщую любовь, что для современной английской действительности еще более
бесплодно" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. III, стр. 517.}.
Социально-утопические воззрения Шелли, основные особенности которых
наглядно обнаруживаются уже в "Королеве Маб", претерпевают в дальнейшем
существенные изменения. От умозрительной "филантропии" Шелли идет к более
жизненному и глубокому пониманию движущих сил общества.
В творческом методе Шелли появляются черты трезво-реалистической
критики в сочетании с абстрактно-романтическим истолкованием
действительности и романтической мечтой. Шелли принадлежал к тому
направлению европейского романтизма, которое М. Горький назвал "романтизмом
активным", стремящимся "усилить волю человека к жизни, возбудить в нем мятеж
против действительности, против всякого гнета ее" {М. Горький. О том, как я
учился писать. В кн.: "Литературно-критические статьи". М., Гослитиздат,
1937, стр. 329.}.
Революционный романтизм Шелли складывается в борьбе с реакционными
английскими романтиками "Озерной школы". Так же, как и Байрон, Шелли клеймит
их как ренегатов, изменивших демократическим увлечениям юности. "Саути
изменился, - пишет Шелли мисс Хитченер 15 декабря 1812 г., - тот, кто
ненавидел, фанатизм, тиранию, закон, стал рабом этих идолов в самой
отвратительной форме. Английская церковь с ее адом и раем становится
предметом его панегирика, война в Испании, море крови, невинно пролитой ради
славы правителей, вызывает его восторг, конституция Англии...
возвеличивается омерзительными усилиями его пера...".
В сонете "К Вордсворту" Шелли с горечью пишет об отступничестве,
которым запятнал себя этот поэт, отказавшийся и от своей почетной бедности,
и от своих песен во славу свободы.
Расходится Шелли и с талантливым английским поэтом Китсом. Шелли ценит
огромные потенциальные возможности дарования Китса и защищает его от нападок
реакционной прессы {См. Шелли. Адонаис. Элегия на смерть Джона Китса.},
которая не могла простить Китсу ни его плебейского происхождения, ни его
свободомыслия. Но Шелли гораздо последовательнее в своем мировоззрении. Всем
своим творчеством, остро актуальным и тенденциозным, он полемизирует с
созерцательным эстетизмом, от которого не свободна поэзия Китса.
Подобно Китсу, а также поэтам "Озерной школы", Шелли любит живописать
природу. Она занимает в его поэзии очень большое место. Но отношение Шелли к
природе не имеет ничего общего ни с мистической трактовкой ее у Вордсворта,
Кольриджа и Саути, ни с эпикурейски-созерцательным восприятием природы,
присущим многим произведениям Китса.
Характер изображения природы у Шелли органически вытекает из его
философских взглядов, как и из всего его мировоззрения в целом. Шелли
опирается в своих исканиях на многовековый опыт истории философии с
древнейших времен, обнаруживая истинно энциклопедические познания.
Необычайно широк и разнообразен круг его чтения. Здесь и Сократ, и Платон, и
Аристотель, и Лукреций, и Декарт, и Спиноза, и Беркли, и Кант, и Бэкон, и
Локк, и Дидро, и Руссо, и Гельвеций, и Гольбах, и Кондорсе, и Ньютон, и
многие другие.
Из философов древности наибольший, интерес вызывают у Шелли Платон,
Аристотель, Эпикур и Лукреций. Произведения Платона - "Пир", "Республику" и
другие - Шелли переводит на английский язык. Его интерес к учению Платона не
был случайным - он объяснялся присущими мировоззрению Шелли, как и
мировоззрению других ранних утопических социалистов XIX века,
идеалистическими тенденциями. Однако Шелли никогда не находил в платонизме
действительного разрешения волновавших его вопросов. В конечном счете, не
платоновский мир идей, а мир природы и человека составляет истинную
реальность для Шелли. Платон интересует Шелли постольку, поскольку его
учение расходится с основной догмой христианской религии. В этюде "О
возрождении литературы" (On the Revival of Literature, 1819) Шелли пишет:
"Платон, самый мудрый и самый глубокий, и Эпикур, самый человечный и кроткий
среди древних, были у них (монахов. - Е. Д.) в полном пренебрежении. Платон
противоречил их особой манере мыслить о вещах небесных, а Эпикур,
подтверждая права человека на наслаждение и счастье, представлял бы
соблазнительный, контраст по отношению к их мрачному и жалкому уставу
морали".
Шелли привлекали и социально-утопические построения Платона. "Начало
равенства было открыто и применено Платоном в его "Республике", как
теоретическое руководящее правило в области распределения между людьми
элементов наслаждения и власти, созданных общим трудом и общим искусством",
- писал Шелли в "Защите поэзии". - Но аристократизм утопии Платона делал ее
по существу чуждой Шелли.
Более глубоким был интерес Шелли к Спинозе, о котором он говорит с
неизменным уважением. Не без влияния философии Спинозы противоречивые и
сложные искания молодого Шелли выливаются на первых порах в характерную для
его времени форму пантеизма. Пантеистическое восприятие природы Шелли,
придающее столь своеобразный колорит его поэзии, соответствовало незрелым,
не вполне сложившимся его философским воззрениям. Шелли, с одной стороны,
признает материальность мира, с другой стороны, еще не донимает, что
источник развития материи заключается в ней самой, и ищет его в каком-то
идеальном "духе природы".
Противоречивую природу пантеизма Энгельс вскрывает в своей работе
"Положение Англии": "Сам пантеизм, - пишет Энгельс, - есть лишь последняя
ступень к свободному, человеческому воззрению". И далее: "...пантеизм все
еще признает нечто высшее, чем человека как такового" {К. Mapкс и Ф.
Энгельс. Соч., т. II, стр. 345.}. Это в значительной степени применимо и к
Шелли, в мировоззрении которого еще сохраняют некоторое значение элементы
идеализма.
Природа занимает очень важное место в творчестве Шелли. Он умел
проникновенно и поэтично чувствовать и живописать ее. Энгельс (в статье
"Ландшафты") высоко ценит "глубокое чувство, деликатность и оригинальность
картин природы" {Там же, стр. 60.} в поэзии Шелли.
Восприятие природы у Шелли очень сложно. Мы встречаем у него
реалистические пейзажи - плод непосредственного наблюдения природы. Шелли
стремится найти научное объяснение картине мироздания. Так, в примечаниях к
"Королеве Маб" он поясняет космические образы своей поэмы
естественно-научными данными астрономии и физики.
Но часто Шелли одухотворяет природу, наделяет ее сознанием, переносит
на нее свойства ее высшего творения - человека, слагает гимны "духу
природы", объявляя все мироздание его храмом.
Энгельс критически отзывался о "духе природы", впервые появляющемся у
Шелли в его "Королеве Маб". В статье "Ландшафты" (1840) Энгельс писал:
"Эллада имела счастье видеть, как характер ее ландшафта был осознан в
религии ее жителей. Эллада - страна пантеизма. Все ее ландшафты оправлены -
или, по меньшей мере, были оправлены - в рамки гармонии. А между тем каждое
дерево в ней, каждый источник, каждая гора слишком выпирает на первый план,
а между тем ее небо чересчур сине, ее солнце чересчур ослепительно, ее море
чересчур грандиозно, чтобы они могли довольствоваться лаконическим
одухотворением какого-то шеллиевского Spirit of nature, какого-то
всеобъемлющего Пана; всякая особность притязает в своей прекрасной
округлости на отдельного бога, всякая река требует своих нимф, всякая роща -
своих дриад, и так вот образовалась религия эллинов" {К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. II, стр. 55.}.
Молодой Энгельс вскрывает здесь отличие романтического пантеизма Шелли,
с его олицетворением всеобщего движения мироздания в виде отвлеченного "духа
природы", от наивно-поэтической мифологии древних греков, которая включала в
себя все конкретные явления природы в виде чувственных, пластических
образов.
Но Шелли идет значительно дальше пантеизма по пути материалистического
объяснения мира. И в творчестве и мировоззрении Шелли идеалистическое
противопоставление одухотворенной природы человеку побеждается
стихийно-материалистическим, передовым для его времени отношением к миру.
Влияние материалистической философии Просвещения и Возрождения сыграло
определяющую роль в эволюции философских взглядов Шелли. Если учесть крайне
отрицательное отношение Шелли к религии, которое складывается уже в
студенческие годы и углубляется в дальнейшем, пронизывая собой
антиклерикальные и атеистические памфлеты и художественные произведения
поэта, то тяготение Шелли к материализму станет очевидным. Уже в своей
ранней философской работе "Необходимость атеизма" Шелли, опираясь на
философию Просвещения и научные изыскания своего времени, утверждает, что
бога не существует, ибо его бытие не подтверждается опытом. В "Королеве Маб"
Шелли развивает эту же мысль и доказывает беспочвенность веры в
потустороннюю жизнь, ибо нет жизни вне материи. Он утверждает единство
материального мира, устанавливает единство материи и сознания.
И чуть заметное волненье,
Что движет самый тонкий нерв,
И в мозге человеческом рождает
Чуть зримый помысел почти неуловимый,
Все, все является звеном
В великой цепи царственной природы!
Эти же идеи Шелли обосновывает в своем философском трактате "О будущей
жизни".
Развивая в примечаниях к "Королеве Маб" (в виде философского
комментария к поэме) довольно стройную концепцию мироздания, Шелли ссылается
на "Нравственные и политические опыты" Бэкона, широко цитирует "Систему
природы" Гольбаха, постоянно обращается к авторитету Ньютона, опираясь на
материалистические выводы его учения. Из современных ему ученых Шелли
цитирует "Систему мира" Лапласа, "О соотношении физических и нравственных
начал в человеке" Кабаниса и другие исследования.
"Многочисленность миров, неопределенная безмерность вселенной, - пишет
Шелли, - является наиболее возвышенным предметом размышлений. Кто правильно