Страница:
форменное и обстоятельное, отвергают только потому, что его делает слуга".
Финал романа носит откровенно компромиссный характер. На смертном одре
Фокленд признается в своем преступлении, и Калеб примиряется с ним. Этот
сентиментально-непротивленческий финал обнаруживает прямую связь со слабыми,
идеалистическими сторонами мировоззрения Годвина. Но не им определяется
значение романа в целом.
Буржуазное литературоведение усердно пыталось низвести "Калеба
Вильямса" до уровня "первого криминального романа" в английской литературе.
Эта попытка представить Годвина праотцом буржуазного детектива - грубая
фальсификация. История преступления Фокленда занимает Годвина потому, что
она дает возможность убедительно и наглядно показать читателям вопиющую
несправедливость всего общественного строя тогдашней Англии. Он показывает,
как имущественное и сословное неравенство определяет классовый характер
британской общественной морали, британской юстиции. Он показывает, что при
всех внешних различиях между "добрыми" и "злыми", "просвещенными" и
"непросвещенными" собственниками все они в решающих вопросах одинаково
своекорыстны и враждебны народу. "Добродетельный" Фокленд с цинизмом, ничуть
не уступающим цинизму Тиррела, утверждает, что, по его мнению, сотня тысяч
людей из народа - "не тоже ли самое, что сто тысяч овец?". Это сознание
враждебности всей собственнической верхушки Англии трудящимся массам
возвышает автора "Калеба Вильямса" над уровнем просветительского английского
романа середины XVIII века. Фильдинг и Смоллет еще пытались объяснить
общественные пороки буржуазно-помещичьей Англии личной нравственной
испорченностью отдельных индивидов. Годвин настаивает на том, что личная
испорченность фоклендов и тиррелов вытекает из их паразитического,
эксплуататорского положения в обществе.
Социальный роман Годвина, в соответствии с этим, приобретает значение
обвинительного акта, адресованного всей буржуазно-помещичьей Англии, и в
этом смысле и поныне сохраняет свою актуальность. Новое идейное содержание
"Калеба Вильямса" обусловило и его существенные жанровые отличия от
"комического эпоса" его предшественников. Юмор вытеснен из романа страстным
пафосом обличительного общественного негодования. Сознание непримиримости
социальных противоречий между имущим меньшинством и неимущими массами (по
существу, даже позднее признание Фокленда ничего не меняет и не может
изменить в судьбе Калеба Вильямса) проявляется в напряженном драматизме
сюжета и в полемически острой, публицистической трактовке характеров.
Знаменательно при этом, что и героем и рассказчиком, от лица которого Годвин
предъявляет свои обвинения господствующим классам Англии, он делает
простолюдина, крестьянина Калеба Вильямса. Всем ходом действия автор
убеждает читателя в огромном моральном и интеллектуальном превосходстве
своего героя, выросшего в бедности и тяжелом труде, над власть имущими
фоклендами и тиррелами. Искреннее сочувствие к простым людям из народа было
присуще и Фильдингу, и Смоллету, и Дефо. Но у Годвина простой человек из
народа впервые предстал не только как жертва несправедливого социального
строя, но и как мыслитель и гражданин, гневный обвинитель и суровый судья
своих притеснителей, воодушевляемый "любовью к жизни и еще больше -
ненавистью к угнетателям".
Новаторство Годвина, позволившее ему значительно расширить прежние
рамки просветительского реалистического романа, было непосредственно связано
с подъемом народного демократического движения в Англии этого периода. Но
вместе с тем в "Калебе Вильямсе" сказалась и относительная неразвитость,
незрелость этого движения. Герой Годвина воплощает в себе творческие силы,
дремлющие в народе; но он трагически одинок и его борьба против
собственнического произвола и насилия выглядит неравным поединком. Эта
оторванность героя-вольнодумца и бунтаря от широких народных масс - черта,
сближающая роман Годвина с произведениями романтиков. Близость к романтизму
сказывается и в изображении душевной жизни действующих лиц. Конфликт Калеба
Вильямса с Фоклендом, социальный и типический по своей природе, приобретает
иногда в изображении Годвина характер зловещей, роковой исключительности.
Поступки героев обусловливаются нередко иррациональными, безотчетными
душевными порывами. "Все вокруг меня было в смятении, и мои чувства
разбушевались ураганом", - пишет о себе Калеб Вильямс. Сам Годвин, в
предисловии к переизданию романа (1832), вспоминал, что стремился окружить
Фокленда "атмосферой романтики". "Калеб Вильямс", таким образом, вошел в
историю английской литературы как произведение переломной эпохи.
Второй роман Годвина "Сент-Леон" (St. Leon, a Tale of the Sixteenth
Century, 1799) приближается по силе к первому. В нем Годвин нападает на
социальное неравенство с новой стороны.
Годвин считал, что эволюция человеческого общества ведет к постоянному
расширению равенства: прежде ценилось только знатное происхождение, затем
стало цениться богатство, которым может обладать и человек незнатный, теперь
больше всего ценится ум, которым обладают и небогатые и незнатные люди. В
"Калебе Вильямсе" Годвин нападает главным образом на "привилегию крови", в
"Сент-Леоне" - на "привилегию золота". В первом романе больше выражена
демократическая ненависть Годвина к остаткам феодализма, во втором
сказывается уже его социалистическая тенденция, отрицание частного
накопления богатства. Герой "Сент-Леона", обладатель философского камня,
превращающего все элементы в золото, - человек несметно богатый и поэтому
безмерно несчастный.
В начале романа французский дворянин XVI столетия, граф де Сент-Леон,
разоряется в карточной игре и вынужден уехать с семьей в Швейцарию, где
ведет жизнь простого крестьянина. Его жена Маргерит в восторге от их новой
жизни.
Жена Сеит-Леона должна была изображать собой женщину Возрождения; она -
ученица французского гуманиста, поэта Клемана Маро. Но Годвин, решив в ее
лице увековечить образ своей только что умершей жены, Мэри Уолстонкрафт,
заставляет Маргерит рассуждать как передовую женщину XVIII века и верную
ученицу Руссо. Она говорит мужу. "Боюсь, что роскошь, в которой мы прежде
жили, была основана на угнетении и что излишества богатых - это блага,
отнятые у голодающей бедноты. Здесь крестьяне живут более мирно и меньше
угнетены, чем, возможно, в любом другом месте земли. Они прямы, горды и
независимы, дружелюбны и бесстрашны... Разве это не освежающее зрелище? Я
теперь начинаю на самом деле замечать, что землепашцы и виноградари - мои
братья и сестры, и мое сердце радуется...".
Это рассуждение характерно для распространенной в XVIII веке
идеализации общественного строя кантональной республики Швейцарии,
идеализации, которая звучит не только в "Сент-Леоне", но и в следующем
романе Годвина "Флитвуд". Сент-Леон, как и Калеб Вильямс, попадает в тюрьму
по ложному обвинению, но так как дело происходит не в Англии, а в Швейцарии,
его сразу освобождают, а лжедоносчика наказывают.
Сам Сент-Леон, однако, недоволен своей жизнью. Если его жену бедность
объединяет с обществом, то ему бедность открывает глаза на царящую среди
людей вражду, которой он не замечал, пока был богат. Сент-Леон видит себя
пренебрежительно отторгнутым от круга, в котором деловито и прибыльно заняты
его сограждане. От жизни в изобилии он оттеснен грубыми угрозами и насилием.
Он живет среди толпы без единого друга. Эта диалектика преимуществ и
недостатков бедности - не оригинальная идея Годвина. Не только в прозе, но и
в поэзии английского Просвещения подобные рассуждения нередки (см.,
например, "Сельское кладбище" Грея).
Годвин вполне согласен с тем, что говорит его герой. Но ошибка
Сент-Леона в том, что он не задается целью исправить существующий порядок
вещей, а хочет путем личного обогащения вернуться опять в круг людей, не
испытывающих на себе общественной несправедливости.
Таинственный странник, умирая, передает Сент-Леону секрет философского
камня, который позволяет человеку иметь любое количество золота, и секрет
элексира жизни, дающего бессмертие. Единственное условие, которое ставит
странник, - это не рассказывать никому о происхождении этого богатства.
Сент-Леон ожидает, что богатство даст ему счастье. Но жена
предсказывает ему другое. "Благородный дух, Реджинальд, удовлетворяется тем,
что живет на равных началах со своими собратьями. Он отказался бы, если бы
ему предложили исключительное и незаконное преимущество. Равенство есть душа
реального и сердечного общения... Как несчастлив бедняга, - лучше позволь
мне сказать: чудовище, - который находится вне равенства и во всем мире ищет
и не может найти брата".
Скоро Сент-Леон убеждается в справедливости этих слов. Окружающие
привыкли, что крупное богатство создается нечестным путем; тем более
подозрительным кажется им столь быстрое и таинственное обогащение. Нежно
любимый сын Сент-Леона отрекается от него и уходит неизвестно куда; дочь его
не может выйти замуж, ибо отец ее возлюбленного не хочет породниться с
богатым мошенником; жена умирает от горя. Самого Сент-Леона заключают в
тюрьму по подозрению в убийстве и ограблении неведомого странника.
Богач ни от кого не встречает человеческого отношения к себе, "Я не
имел других связей с людьми, кроме тех, которые доставляют деньги, - а это
самые грубые, самые подлые, наименее лестные и наименее прочные из тех
связей, которые доставляют видимость соединения человека с человеком", -
говорит Сент-Леон. Он возбуждает отвращение у всех окружающих.
Соседи-крестьяне разрушают его дом и прогоняют его из страны.
Сент-Леон решает стать благодетелем человечества. Он едет в самую
нищую, голодающую страну того времени - Венгрию и там раздает населению
золото. Но тут в Годвине просыпается трезвый экономист: ведь Сент-Леон не
может увеличить количество продуктов на рынке, он лишь увеличивает
количество находящегося в обращении золота - и в результате золото падает в
цене, а цены непомерно возрастают. Философский камень оказывается бессильным
перед законами обращения. Не дает счастья Сент-Леону и вечная юность.
Выключая его из естественных связей с людьми его поколения, его семьи, она
ставит его в положение вечного скитальца-отщепенца, который безуспешно
пытается, никем не узнанный, составить счастье своих потомков.
"Человеколюбие - прекрасная добродетель..., - говорит Годвин, - но
естественные привязанности обвивают сердце человека таким множеством изгибов
и порождают столь сложные, столь разнообразные и тонкие чувства, что тот,
кто попытается освободиться от них, найдет, что он освободился от всего, что
есть желанного в мире".
Здесь отразилось изменение взглядов самого Годвина на семейные
привязанности, и в предисловии к "Сент-Леону" Годвин особо отмечает свое
теперешнее несогласие с некоторыми положениями "Политической
справедливости". Не случайно наибольшего драматизма Годвин достигает в
описании того, как Сент-Леон теряет всех членов своей семьи. Элексир
бессмертия Годвин вводит лишь для того, чтобы показать, как тяжело человеку
пережить всех близких.
Предпочтение частных переживаний общественному служению - один из шагов
Годвина по пути к романтизму. Самые слабые, отсталые, антисоциальные стороны
учения Годвина подхватывают поэты реакционной "Озерной школы". Его критика
капитализма, его индивидуализм имеют отчасти романтическую окраску, которая
усиливается по мере отхода Годвина от просветительского рационализма. Уже в
"Калебе Вильямсе" имеются романтические черты. В "Сент-Леоне" эти черты
выявляются еще более резко - в индивидуализме и одиночестве героя.
Характерна для романтизма и годвиновская манера изложения от первого
лица, в духе страстного романа-исповеди, в "Калебе Вильямсе" еще не
помешавшая изображению нескольких основных характеров, но в "Сент-Леоне"
служащая уже для того, чтобы выдвинуть на первый план переживания одного
центрального героя, а остальных персонажей превратить в фон.
Романтична и фантастика "Сент-Леона", стремление Годвина "смешать
человеческие чувства и страсти с невероятными ситуациями", как он выражается
в предисловии. Описания таинственной кухни алхимика, мрачных подвалов
инквизиции, ауто-да-фе в Испании, тюремных подземелий венгерского замка и т.
д. даны в духе "готического" романа и усиливают романтический колорит книги.
В одном из позднейших предисловий к "Сент-Леону" Годвин писал, что
обычно романисту удается прославиться лишь одним-двумя романами, сколько бы
он ни писал их, и только Вальтер Скотт открыл секрет того, как любой из
своих многочисленных романов сделать интересным. Годвину неясно было, что
этот секрет заключался в конкретной историчности, при которой каждая взятая
писателем эпоха дает свои коллизии и характеры. Для Годвина историческая
тематика - лишь внешняя форма для выражения нескольких основных постоянно
волнующих его вопросов. Так, в одном из более поздних романов Годвина,
"Мандевиль" (Mandeville, a Tale of the Times of Cromwell, 1817), между
героями происходит тот же спор о достоинстве и недостатках бедности, что и в
"Сент-Леоне". "Мандевиль" дает и пример анахронизма, типичный для
антиисторической установки Годвина: в середине XVII века герои читают и
обсуждают отрывок из сочинений Шефтсбери!
Литературное творчество Годвина после 1800 г. не представляет большого
интереса. Романы его, напечатанные в начале XIX века, гораздо слабее "Калеба
Вильямса" и "Сент-Леона". Однако и они показательны для дальнейшей эволюции
писателя к романтизму.
В романе "Флитвуд" (Fleetwood, or the New Man of Feeling, 1805) один
лишь эпизод - история Руфиньи, потомка Вильгельма Телля - напоминает Годвина
времен "Калеба Вильямса". Корыстный дядя бросает маленького сироту в чужом
городе под чужой фамилией, чтобы присвоить деньги, завещанные отцом на его
воспитание. Мальчик должен зарабатывать себе на жизнь тяжелым фабричным
трудом. Годвин резкими штрихами изображает эксплуатацию детского труда в
лионской шелковой мануфактуре. Мальчик бежит с фабрики, попадает, как многие
герои Годвина, в тюрьму, и лишь в конце жизни, восстановленный в правах,
становится свободным гражданином швейцарского кантона Ури, где подвизался
его знаменитый предок Вильгельм Телль.
Но социальные мотивы в этом новом романе Годвина составили содержание
лишь побочных эпизодов; главное же в нем любовно-психологические переживания
Казимира Флитвуда. Флитвуд целиком погружен в свою частную жизнь.
Разочаровавшись в парламентской деятельности, где его молодая горячность
встретила глухую стену равнодушия, быстро убедившись, что там сидят
"экономисты, директора, разбогатевшие выскочки, чья роскошь основана на
общественном бедствии", Флитвуд отправляется путешествовать.
"Я был все время отшельником, уставшим от самого себя, несущим свою
тяжелую задумчивость, как ничем не облегчаемую ношу... ожидание оживляло
меня, а исполнение вновь погружало в невыносимую неопределенность обманутых
надежд".
Подзаголовок "Флитвуда" - "Новый человек чувства" - намекает на роман
"Человек чувства" Генри Макензи. Но у Годвина сентиментальный герой XVIII
века уже начинает превращаться в разочарованного романтического героя XIX
века. "Флитвуд", написанный в 1805 г., является одним из набросков этого
образа. В "Мандевиле" происходит его дальнейшее развитие, хотя действие
отнесено ко временам Кромвеля. Герой поставлен в совершенно необычные
условия. Вся его семья, кроме сестры, истреблена в кровавом восстании
ирландских католиков. Мандевиль воспитывается в замке дяди, который в юности
пережил любовную трагедию и теперь живет как отшельник, не переносящий
человеческого общества. Единственный друг Мандевиля тоже воспитывается в
уединении, среди траура.
Все это делает из Мандевиля угрюмого нелюдима, который пасмурный день
предпочитает ясному и любит слушать лишь шум дождя да завывание бури. Он
никак не может приспособиться к обществу. В колледже он страдает от неумения
говорить публично и ненавидит своего соученика Клиффорда, привлекающего
общее внимание своим красноречием. Военная карьера Мандевиля не удается, ему
опять предпочитают Клиффорда. Отчаявшемуся занять какое-нибудь положение в
обществе Мандевилю остается лишь страстная привязанность к единственной
сестре. Здесь снова встает на его пути Клиффорд, оказывающийся ее женихом.
Мандевиль догоняет брачную процессию и вступает в поединок с Клиффордом. Но
и тут его преследует неудача. Клиффорд остается невредим, а Мандевиль
получает рану, которая навсегда обезображивает его лицо гримасой смеха,
страшной усмешкой, которую Годвин определяет итальянским словом "сморфия".
Годвин ведет рассказ от первого лица, превращая повествование в
лирическую исповедь героя. "Мандевиль" завершает эволюцию Годвина от
рационалистического просветительства к романтическому изображению
необычайных страстей одинокой и разочарованной личности.
Не случайно "Мандевиль" произвел большое впечатление на Шелли. В письме
к Годвину Шелли писал: "Я прочел "Мандевиля", но скоро должен буду
перечитать его снова, потому что его интерес настолько неотразим и
подавляющ, что ум под его влиянием уподобляется облаку, гонимому бурным
ветром, человеку, который, задыхаясь, мчится вперед, не имея времени
остановиться и заметить причину своего движения... Для глубоких душ "Калеб
Вильямс" не так потрясающ, как "Мандевиль". Картина никогда не становится
светлой, и удивляешься, откуда берется еще темнота; чтобы углубить ее тени
до такой степени, что эпитет десятикратный перестает быть метафорой. Слово
"сморфия" задевает какую-то струну внутри с такой холодной и потрясающей
силой, что я вздрогнул и в течение некоторого времени не мог поверить, что я
не Мандевиль и что эта страшная усмешка не запечатлена на моем собственном
лице". Только романтик мог написать такое письмо и только романтику оно
могло быть адресовано.
Два последних романа Годвина, "Клаудсли" (Cloudesley, 1830) и "Делорен"
(Deloraine, 1833), написанные им в глубокой старости, не представляют
большого интереса.
Творчество Годвина - переходное явление на пути от просветительства к
романтизму.
Бурный протест Годвина против социальной несправедливости, неравенства,
социалистические тенденции в его воззрениях найдут более глубокое выражение
в творчестве выдающегося представителя революционного романтизма - Шелли.
В России Годвин известен был мало, хотя русское издание "Калеба
Вильямса" вышло уже в 1838 г. Именно этот роман Годвина очень ценил
Чернышевский, давший интересную характеристику Годвина в предисловии к
своему роману "Повесть в повести". "Один из моих любимых писателей - старик
Годвин. У него не было такого таланта, как у Бульвера. Перед романами
Диккенса, Жорж Занда, - из стариков - Фильдинга, Руссо, романы Годвина
бледны... Но, бледные перед произведениями, каких нет ни одного у нас,
романы Годвина неизмеримо поэтичней романов Бульвера... Бульвер - человек
пошлый, должен выезжать только на таланте: мозгу в голове не имеется, в
грудь вместо сердца вложен матерью-природою сверток мочалы. У Годвина при
посредственном таланте была и голова и сердце, поэтому талант его имел
хороший материал для обработки... Чтобы испытать свои силы, Годвин вздумал
написать роман без любви. Это замечательный роман. Он читается с таким
интересом, как самые роскошные произведения Жорж Занда. Это "Калеб
Вильямс"... Очень и очень занимательная вещь" {Н. Г. Чернышевский. Полн.
собр. соч., т. XII, М., 1949, стр. 682-683.}.
Этот отзыв Чернышевского подчеркивает те особенности, благодаря которым
творчество Годвина представляет объективную ценность и для нашего времени.
Литературные соратники Годвина - величины меньшего порядка. Их
произведения интересны главным образом как исторические документы. На первом
месте следует поставить творчество жены Годвина, Мэри Уолстонкрафт.
Идеи, лежащие в основе ее книги "Защита прав женщины", она перевела на
язык художественных образов в анонимном романе "Мария" (Mary, a Fiction,
1788). Материалом для этого романа послужили отчасти несчастные замужества
сестры писательницы и одной из ее подруг.
Героиня романа, подобно Клариссе Ричардсона, живет в доме, где отец и
старший брат - тираны женской половины семьи. Мария готова на все, чтобы
вырваться из клетки семьи, но ей открыт лишь один путь - замужество.
Выйдя замуж за коммерсанта Винебля, она скоро жестоко разочаровывается.
Муж проповедует ей, что людьми движет только личный интерес, все же
остальное - романтические глупости, почерпнутые из книг. Его поведение
вполне согласуется с этой теорией. Он женится ради приданого, ценит жену
только как богатую наследницу и готов за большие деньги разрешить своему
приятелю соблазнить ее. Мария бежит от мужа, но ее выслеживают, усыпляют,
перевозят в сумасшедший дом и распускают слух о смерти ее маленькой дочери -
все это с той целью, чтобы перевести наследство ее дядюшки на имя мужа. В
тот же сумасшедший дом и также из-за наследства заключен молодой англичанин
Дарнфорд. Молодые люди влюбляются друг в друга и вместе бегут из
сумасшедшего дома. Однако судья отказывает Марии в разводе, заявляя: "Мы не
имеем нужды принимать французские принципы ни в наших политических, ни в
гражданских установлениях".
Типичность истории Марии подчеркивается тем, что встречаемые ею женщины
самого различного социального положения в той или иной форме тоже страдают
от угнетения. Чем ниже социальное положение женщины, тем тяжелее она
чувствует свое бесправие. Надзирательница сумасшедшего дома рассказывает
Марии свою историю, которая дает утвердительный ответ на вопрос, возникающий
у Марии в самом начале повествования: "Разве мир не большая тюрьма? Разве
женщины в нем не рабыни?" Тюрьма и камера сумасшедшего дома для Мэри
Уолстонкрафт - символ тогдашнего состояния общества.
Другим радикальным писателем того времени был Роберт Бэйдж (Robert
Bage, 1728-1801). Бывший квакер, усвоивший затем идеи французских
материалистов, Бэйдж уже в 80-х годах XVIII века был известным романистом.
Подъем, вызванный французской революцией, вдохновил уже пожилого Бэйджа на
создание двух романов: "Человек как он есть" (Man, as he is, 1792), где
высмеивается современный уровень развития человечества, и "Хермспронг, или
человек, каким он не стал" (Hermsprong, or Man as he is not, 1796), где
дается идеализированный образ выходца из низов, противопоставленного
представителям высших классов.
"Хермспронг, - пишет о нем Вальтер Сжотт в своей статье о Бэйдже, -
которого автор представляет как совершенный идеал человечества, выступает
как человек, который, освободившись от того, чему учит всякая нянька и
всякий священник, идет вперед по своему пути без всякого религиозного и
политического принуждения; как человек, который выводит свои собственные
правила поведения из собственного ума и избегает или сопротивляется
искушениям страстей, потому что его разум учит его, что они сопровождаются
дурными последствиями". Таким образом, это вполне просветительский герой,
весьма близкий по своим воззрениям к учению Годвина.
Сходную картину представляют появившиеся в то же время два романа
Томаса Голькрофта (Thomas Holcroft, 1745-1809). Голькрофт был сам выходцем
из низов, сыном сапожника, последовательно сменившим профессии конюха,
коробейника, бродячего актера. Попав в 1783 г. в Париж в качестве репортера,
он так увлекся "Женитьбой Фигаро", что, посетив десять представлений,
запомнил комедию почти наизусть и написал ее английский вариант под
названием "Безумства одного дня". Голькрофт известен главным образом как
драматург; его пьеса "Путь к разорению" (The Road to Ruin, 1792) вошла
надолго в репертуар английского театра.
Два романа Голькрофта, появившиеся в период французской революции,
делят между собой задачу критики и задачу утверждения. Роман "Приключения
Хью Тревора" (The Adventures of Hugh Trevor, 1794-1797) сатирически рисует
лорда и священника, осуждает английское законодательство и систему
Оксфордского воспитания. Более ранний роман "Анна Сент-Айвз" (Anna St. Ives,
1792) содержит положительную программу. Взаимоотношения героев напоминают
"Клариссу Гарлоу" Ричардсона. Анной увлекаются двое: положительный герой,
Франк Хенли, и отрицательный, Клифтон. Анна и Франк - рупоры идей
Голькрофта. Франк утверждает, что отказ от дуэли означает не трусость, а
лишь нежелание по сугубо личным мотивам губить чужую или свою жизнь,
полезную для окружающих. Он отказывается от дуэли с Клифтоном, а затем с
риском для жизни спасает своего утопающего соперника.
Роман писался в период, когда Голькрофт и Годвин вместе обсуждали
вопросы еще не написанной тогда работы Годвина "Политическая
справедливость"; "Анна Сент-Айвз" Голькрофта, появившись в печати за год до
"Политической справедливости" и за два года до "Калеба Вильямса",
предвосхищает многие мысли Годвина. Несмотря на драматизм ситуации,
художественные достоинства романа невелики. Он состоит из писем от одних
героев к другим и растянут на семь томов. Существуют свидетельства, что
Финал романа носит откровенно компромиссный характер. На смертном одре
Фокленд признается в своем преступлении, и Калеб примиряется с ним. Этот
сентиментально-непротивленческий финал обнаруживает прямую связь со слабыми,
идеалистическими сторонами мировоззрения Годвина. Но не им определяется
значение романа в целом.
Буржуазное литературоведение усердно пыталось низвести "Калеба
Вильямса" до уровня "первого криминального романа" в английской литературе.
Эта попытка представить Годвина праотцом буржуазного детектива - грубая
фальсификация. История преступления Фокленда занимает Годвина потому, что
она дает возможность убедительно и наглядно показать читателям вопиющую
несправедливость всего общественного строя тогдашней Англии. Он показывает,
как имущественное и сословное неравенство определяет классовый характер
британской общественной морали, британской юстиции. Он показывает, что при
всех внешних различиях между "добрыми" и "злыми", "просвещенными" и
"непросвещенными" собственниками все они в решающих вопросах одинаково
своекорыстны и враждебны народу. "Добродетельный" Фокленд с цинизмом, ничуть
не уступающим цинизму Тиррела, утверждает, что, по его мнению, сотня тысяч
людей из народа - "не тоже ли самое, что сто тысяч овец?". Это сознание
враждебности всей собственнической верхушки Англии трудящимся массам
возвышает автора "Калеба Вильямса" над уровнем просветительского английского
романа середины XVIII века. Фильдинг и Смоллет еще пытались объяснить
общественные пороки буржуазно-помещичьей Англии личной нравственной
испорченностью отдельных индивидов. Годвин настаивает на том, что личная
испорченность фоклендов и тиррелов вытекает из их паразитического,
эксплуататорского положения в обществе.
Социальный роман Годвина, в соответствии с этим, приобретает значение
обвинительного акта, адресованного всей буржуазно-помещичьей Англии, и в
этом смысле и поныне сохраняет свою актуальность. Новое идейное содержание
"Калеба Вильямса" обусловило и его существенные жанровые отличия от
"комического эпоса" его предшественников. Юмор вытеснен из романа страстным
пафосом обличительного общественного негодования. Сознание непримиримости
социальных противоречий между имущим меньшинством и неимущими массами (по
существу, даже позднее признание Фокленда ничего не меняет и не может
изменить в судьбе Калеба Вильямса) проявляется в напряженном драматизме
сюжета и в полемически острой, публицистической трактовке характеров.
Знаменательно при этом, что и героем и рассказчиком, от лица которого Годвин
предъявляет свои обвинения господствующим классам Англии, он делает
простолюдина, крестьянина Калеба Вильямса. Всем ходом действия автор
убеждает читателя в огромном моральном и интеллектуальном превосходстве
своего героя, выросшего в бедности и тяжелом труде, над власть имущими
фоклендами и тиррелами. Искреннее сочувствие к простым людям из народа было
присуще и Фильдингу, и Смоллету, и Дефо. Но у Годвина простой человек из
народа впервые предстал не только как жертва несправедливого социального
строя, но и как мыслитель и гражданин, гневный обвинитель и суровый судья
своих притеснителей, воодушевляемый "любовью к жизни и еще больше -
ненавистью к угнетателям".
Новаторство Годвина, позволившее ему значительно расширить прежние
рамки просветительского реалистического романа, было непосредственно связано
с подъемом народного демократического движения в Англии этого периода. Но
вместе с тем в "Калебе Вильямсе" сказалась и относительная неразвитость,
незрелость этого движения. Герой Годвина воплощает в себе творческие силы,
дремлющие в народе; но он трагически одинок и его борьба против
собственнического произвола и насилия выглядит неравным поединком. Эта
оторванность героя-вольнодумца и бунтаря от широких народных масс - черта,
сближающая роман Годвина с произведениями романтиков. Близость к романтизму
сказывается и в изображении душевной жизни действующих лиц. Конфликт Калеба
Вильямса с Фоклендом, социальный и типический по своей природе, приобретает
иногда в изображении Годвина характер зловещей, роковой исключительности.
Поступки героев обусловливаются нередко иррациональными, безотчетными
душевными порывами. "Все вокруг меня было в смятении, и мои чувства
разбушевались ураганом", - пишет о себе Калеб Вильямс. Сам Годвин, в
предисловии к переизданию романа (1832), вспоминал, что стремился окружить
Фокленда "атмосферой романтики". "Калеб Вильямс", таким образом, вошел в
историю английской литературы как произведение переломной эпохи.
Второй роман Годвина "Сент-Леон" (St. Leon, a Tale of the Sixteenth
Century, 1799) приближается по силе к первому. В нем Годвин нападает на
социальное неравенство с новой стороны.
Годвин считал, что эволюция человеческого общества ведет к постоянному
расширению равенства: прежде ценилось только знатное происхождение, затем
стало цениться богатство, которым может обладать и человек незнатный, теперь
больше всего ценится ум, которым обладают и небогатые и незнатные люди. В
"Калебе Вильямсе" Годвин нападает главным образом на "привилегию крови", в
"Сент-Леоне" - на "привилегию золота". В первом романе больше выражена
демократическая ненависть Годвина к остаткам феодализма, во втором
сказывается уже его социалистическая тенденция, отрицание частного
накопления богатства. Герой "Сент-Леона", обладатель философского камня,
превращающего все элементы в золото, - человек несметно богатый и поэтому
безмерно несчастный.
В начале романа французский дворянин XVI столетия, граф де Сент-Леон,
разоряется в карточной игре и вынужден уехать с семьей в Швейцарию, где
ведет жизнь простого крестьянина. Его жена Маргерит в восторге от их новой
жизни.
Жена Сеит-Леона должна была изображать собой женщину Возрождения; она -
ученица французского гуманиста, поэта Клемана Маро. Но Годвин, решив в ее
лице увековечить образ своей только что умершей жены, Мэри Уолстонкрафт,
заставляет Маргерит рассуждать как передовую женщину XVIII века и верную
ученицу Руссо. Она говорит мужу. "Боюсь, что роскошь, в которой мы прежде
жили, была основана на угнетении и что излишества богатых - это блага,
отнятые у голодающей бедноты. Здесь крестьяне живут более мирно и меньше
угнетены, чем, возможно, в любом другом месте земли. Они прямы, горды и
независимы, дружелюбны и бесстрашны... Разве это не освежающее зрелище? Я
теперь начинаю на самом деле замечать, что землепашцы и виноградари - мои
братья и сестры, и мое сердце радуется...".
Это рассуждение характерно для распространенной в XVIII веке
идеализации общественного строя кантональной республики Швейцарии,
идеализации, которая звучит не только в "Сент-Леоне", но и в следующем
романе Годвина "Флитвуд". Сент-Леон, как и Калеб Вильямс, попадает в тюрьму
по ложному обвинению, но так как дело происходит не в Англии, а в Швейцарии,
его сразу освобождают, а лжедоносчика наказывают.
Сам Сент-Леон, однако, недоволен своей жизнью. Если его жену бедность
объединяет с обществом, то ему бедность открывает глаза на царящую среди
людей вражду, которой он не замечал, пока был богат. Сент-Леон видит себя
пренебрежительно отторгнутым от круга, в котором деловито и прибыльно заняты
его сограждане. От жизни в изобилии он оттеснен грубыми угрозами и насилием.
Он живет среди толпы без единого друга. Эта диалектика преимуществ и
недостатков бедности - не оригинальная идея Годвина. Не только в прозе, но и
в поэзии английского Просвещения подобные рассуждения нередки (см.,
например, "Сельское кладбище" Грея).
Годвин вполне согласен с тем, что говорит его герой. Но ошибка
Сент-Леона в том, что он не задается целью исправить существующий порядок
вещей, а хочет путем личного обогащения вернуться опять в круг людей, не
испытывающих на себе общественной несправедливости.
Таинственный странник, умирая, передает Сент-Леону секрет философского
камня, который позволяет человеку иметь любое количество золота, и секрет
элексира жизни, дающего бессмертие. Единственное условие, которое ставит
странник, - это не рассказывать никому о происхождении этого богатства.
Сент-Леон ожидает, что богатство даст ему счастье. Но жена
предсказывает ему другое. "Благородный дух, Реджинальд, удовлетворяется тем,
что живет на равных началах со своими собратьями. Он отказался бы, если бы
ему предложили исключительное и незаконное преимущество. Равенство есть душа
реального и сердечного общения... Как несчастлив бедняга, - лучше позволь
мне сказать: чудовище, - который находится вне равенства и во всем мире ищет
и не может найти брата".
Скоро Сент-Леон убеждается в справедливости этих слов. Окружающие
привыкли, что крупное богатство создается нечестным путем; тем более
подозрительным кажется им столь быстрое и таинственное обогащение. Нежно
любимый сын Сент-Леона отрекается от него и уходит неизвестно куда; дочь его
не может выйти замуж, ибо отец ее возлюбленного не хочет породниться с
богатым мошенником; жена умирает от горя. Самого Сент-Леона заключают в
тюрьму по подозрению в убийстве и ограблении неведомого странника.
Богач ни от кого не встречает человеческого отношения к себе, "Я не
имел других связей с людьми, кроме тех, которые доставляют деньги, - а это
самые грубые, самые подлые, наименее лестные и наименее прочные из тех
связей, которые доставляют видимость соединения человека с человеком", -
говорит Сент-Леон. Он возбуждает отвращение у всех окружающих.
Соседи-крестьяне разрушают его дом и прогоняют его из страны.
Сент-Леон решает стать благодетелем человечества. Он едет в самую
нищую, голодающую страну того времени - Венгрию и там раздает населению
золото. Но тут в Годвине просыпается трезвый экономист: ведь Сент-Леон не
может увеличить количество продуктов на рынке, он лишь увеличивает
количество находящегося в обращении золота - и в результате золото падает в
цене, а цены непомерно возрастают. Философский камень оказывается бессильным
перед законами обращения. Не дает счастья Сент-Леону и вечная юность.
Выключая его из естественных связей с людьми его поколения, его семьи, она
ставит его в положение вечного скитальца-отщепенца, который безуспешно
пытается, никем не узнанный, составить счастье своих потомков.
"Человеколюбие - прекрасная добродетель..., - говорит Годвин, - но
естественные привязанности обвивают сердце человека таким множеством изгибов
и порождают столь сложные, столь разнообразные и тонкие чувства, что тот,
кто попытается освободиться от них, найдет, что он освободился от всего, что
есть желанного в мире".
Здесь отразилось изменение взглядов самого Годвина на семейные
привязанности, и в предисловии к "Сент-Леону" Годвин особо отмечает свое
теперешнее несогласие с некоторыми положениями "Политической
справедливости". Не случайно наибольшего драматизма Годвин достигает в
описании того, как Сент-Леон теряет всех членов своей семьи. Элексир
бессмертия Годвин вводит лишь для того, чтобы показать, как тяжело человеку
пережить всех близких.
Предпочтение частных переживаний общественному служению - один из шагов
Годвина по пути к романтизму. Самые слабые, отсталые, антисоциальные стороны
учения Годвина подхватывают поэты реакционной "Озерной школы". Его критика
капитализма, его индивидуализм имеют отчасти романтическую окраску, которая
усиливается по мере отхода Годвина от просветительского рационализма. Уже в
"Калебе Вильямсе" имеются романтические черты. В "Сент-Леоне" эти черты
выявляются еще более резко - в индивидуализме и одиночестве героя.
Характерна для романтизма и годвиновская манера изложения от первого
лица, в духе страстного романа-исповеди, в "Калебе Вильямсе" еще не
помешавшая изображению нескольких основных характеров, но в "Сент-Леоне"
служащая уже для того, чтобы выдвинуть на первый план переживания одного
центрального героя, а остальных персонажей превратить в фон.
Романтична и фантастика "Сент-Леона", стремление Годвина "смешать
человеческие чувства и страсти с невероятными ситуациями", как он выражается
в предисловии. Описания таинственной кухни алхимика, мрачных подвалов
инквизиции, ауто-да-фе в Испании, тюремных подземелий венгерского замка и т.
д. даны в духе "готического" романа и усиливают романтический колорит книги.
В одном из позднейших предисловий к "Сент-Леону" Годвин писал, что
обычно романисту удается прославиться лишь одним-двумя романами, сколько бы
он ни писал их, и только Вальтер Скотт открыл секрет того, как любой из
своих многочисленных романов сделать интересным. Годвину неясно было, что
этот секрет заключался в конкретной историчности, при которой каждая взятая
писателем эпоха дает свои коллизии и характеры. Для Годвина историческая
тематика - лишь внешняя форма для выражения нескольких основных постоянно
волнующих его вопросов. Так, в одном из более поздних романов Годвина,
"Мандевиль" (Mandeville, a Tale of the Times of Cromwell, 1817), между
героями происходит тот же спор о достоинстве и недостатках бедности, что и в
"Сент-Леоне". "Мандевиль" дает и пример анахронизма, типичный для
антиисторической установки Годвина: в середине XVII века герои читают и
обсуждают отрывок из сочинений Шефтсбери!
Литературное творчество Годвина после 1800 г. не представляет большого
интереса. Романы его, напечатанные в начале XIX века, гораздо слабее "Калеба
Вильямса" и "Сент-Леона". Однако и они показательны для дальнейшей эволюции
писателя к романтизму.
В романе "Флитвуд" (Fleetwood, or the New Man of Feeling, 1805) один
лишь эпизод - история Руфиньи, потомка Вильгельма Телля - напоминает Годвина
времен "Калеба Вильямса". Корыстный дядя бросает маленького сироту в чужом
городе под чужой фамилией, чтобы присвоить деньги, завещанные отцом на его
воспитание. Мальчик должен зарабатывать себе на жизнь тяжелым фабричным
трудом. Годвин резкими штрихами изображает эксплуатацию детского труда в
лионской шелковой мануфактуре. Мальчик бежит с фабрики, попадает, как многие
герои Годвина, в тюрьму, и лишь в конце жизни, восстановленный в правах,
становится свободным гражданином швейцарского кантона Ури, где подвизался
его знаменитый предок Вильгельм Телль.
Но социальные мотивы в этом новом романе Годвина составили содержание
лишь побочных эпизодов; главное же в нем любовно-психологические переживания
Казимира Флитвуда. Флитвуд целиком погружен в свою частную жизнь.
Разочаровавшись в парламентской деятельности, где его молодая горячность
встретила глухую стену равнодушия, быстро убедившись, что там сидят
"экономисты, директора, разбогатевшие выскочки, чья роскошь основана на
общественном бедствии", Флитвуд отправляется путешествовать.
"Я был все время отшельником, уставшим от самого себя, несущим свою
тяжелую задумчивость, как ничем не облегчаемую ношу... ожидание оживляло
меня, а исполнение вновь погружало в невыносимую неопределенность обманутых
надежд".
Подзаголовок "Флитвуда" - "Новый человек чувства" - намекает на роман
"Человек чувства" Генри Макензи. Но у Годвина сентиментальный герой XVIII
века уже начинает превращаться в разочарованного романтического героя XIX
века. "Флитвуд", написанный в 1805 г., является одним из набросков этого
образа. В "Мандевиле" происходит его дальнейшее развитие, хотя действие
отнесено ко временам Кромвеля. Герой поставлен в совершенно необычные
условия. Вся его семья, кроме сестры, истреблена в кровавом восстании
ирландских католиков. Мандевиль воспитывается в замке дяди, который в юности
пережил любовную трагедию и теперь живет как отшельник, не переносящий
человеческого общества. Единственный друг Мандевиля тоже воспитывается в
уединении, среди траура.
Все это делает из Мандевиля угрюмого нелюдима, который пасмурный день
предпочитает ясному и любит слушать лишь шум дождя да завывание бури. Он
никак не может приспособиться к обществу. В колледже он страдает от неумения
говорить публично и ненавидит своего соученика Клиффорда, привлекающего
общее внимание своим красноречием. Военная карьера Мандевиля не удается, ему
опять предпочитают Клиффорда. Отчаявшемуся занять какое-нибудь положение в
обществе Мандевилю остается лишь страстная привязанность к единственной
сестре. Здесь снова встает на его пути Клиффорд, оказывающийся ее женихом.
Мандевиль догоняет брачную процессию и вступает в поединок с Клиффордом. Но
и тут его преследует неудача. Клиффорд остается невредим, а Мандевиль
получает рану, которая навсегда обезображивает его лицо гримасой смеха,
страшной усмешкой, которую Годвин определяет итальянским словом "сморфия".
Годвин ведет рассказ от первого лица, превращая повествование в
лирическую исповедь героя. "Мандевиль" завершает эволюцию Годвина от
рационалистического просветительства к романтическому изображению
необычайных страстей одинокой и разочарованной личности.
Не случайно "Мандевиль" произвел большое впечатление на Шелли. В письме
к Годвину Шелли писал: "Я прочел "Мандевиля", но скоро должен буду
перечитать его снова, потому что его интерес настолько неотразим и
подавляющ, что ум под его влиянием уподобляется облаку, гонимому бурным
ветром, человеку, который, задыхаясь, мчится вперед, не имея времени
остановиться и заметить причину своего движения... Для глубоких душ "Калеб
Вильямс" не так потрясающ, как "Мандевиль". Картина никогда не становится
светлой, и удивляешься, откуда берется еще темнота; чтобы углубить ее тени
до такой степени, что эпитет десятикратный перестает быть метафорой. Слово
"сморфия" задевает какую-то струну внутри с такой холодной и потрясающей
силой, что я вздрогнул и в течение некоторого времени не мог поверить, что я
не Мандевиль и что эта страшная усмешка не запечатлена на моем собственном
лице". Только романтик мог написать такое письмо и только романтику оно
могло быть адресовано.
Два последних романа Годвина, "Клаудсли" (Cloudesley, 1830) и "Делорен"
(Deloraine, 1833), написанные им в глубокой старости, не представляют
большого интереса.
Творчество Годвина - переходное явление на пути от просветительства к
романтизму.
Бурный протест Годвина против социальной несправедливости, неравенства,
социалистические тенденции в его воззрениях найдут более глубокое выражение
в творчестве выдающегося представителя революционного романтизма - Шелли.
В России Годвин известен был мало, хотя русское издание "Калеба
Вильямса" вышло уже в 1838 г. Именно этот роман Годвина очень ценил
Чернышевский, давший интересную характеристику Годвина в предисловии к
своему роману "Повесть в повести". "Один из моих любимых писателей - старик
Годвин. У него не было такого таланта, как у Бульвера. Перед романами
Диккенса, Жорж Занда, - из стариков - Фильдинга, Руссо, романы Годвина
бледны... Но, бледные перед произведениями, каких нет ни одного у нас,
романы Годвина неизмеримо поэтичней романов Бульвера... Бульвер - человек
пошлый, должен выезжать только на таланте: мозгу в голове не имеется, в
грудь вместо сердца вложен матерью-природою сверток мочалы. У Годвина при
посредственном таланте была и голова и сердце, поэтому талант его имел
хороший материал для обработки... Чтобы испытать свои силы, Годвин вздумал
написать роман без любви. Это замечательный роман. Он читается с таким
интересом, как самые роскошные произведения Жорж Занда. Это "Калеб
Вильямс"... Очень и очень занимательная вещь" {Н. Г. Чернышевский. Полн.
собр. соч., т. XII, М., 1949, стр. 682-683.}.
Этот отзыв Чернышевского подчеркивает те особенности, благодаря которым
творчество Годвина представляет объективную ценность и для нашего времени.
Литературные соратники Годвина - величины меньшего порядка. Их
произведения интересны главным образом как исторические документы. На первом
месте следует поставить творчество жены Годвина, Мэри Уолстонкрафт.
Идеи, лежащие в основе ее книги "Защита прав женщины", она перевела на
язык художественных образов в анонимном романе "Мария" (Mary, a Fiction,
1788). Материалом для этого романа послужили отчасти несчастные замужества
сестры писательницы и одной из ее подруг.
Героиня романа, подобно Клариссе Ричардсона, живет в доме, где отец и
старший брат - тираны женской половины семьи. Мария готова на все, чтобы
вырваться из клетки семьи, но ей открыт лишь один путь - замужество.
Выйдя замуж за коммерсанта Винебля, она скоро жестоко разочаровывается.
Муж проповедует ей, что людьми движет только личный интерес, все же
остальное - романтические глупости, почерпнутые из книг. Его поведение
вполне согласуется с этой теорией. Он женится ради приданого, ценит жену
только как богатую наследницу и готов за большие деньги разрешить своему
приятелю соблазнить ее. Мария бежит от мужа, но ее выслеживают, усыпляют,
перевозят в сумасшедший дом и распускают слух о смерти ее маленькой дочери -
все это с той целью, чтобы перевести наследство ее дядюшки на имя мужа. В
тот же сумасшедший дом и также из-за наследства заключен молодой англичанин
Дарнфорд. Молодые люди влюбляются друг в друга и вместе бегут из
сумасшедшего дома. Однако судья отказывает Марии в разводе, заявляя: "Мы не
имеем нужды принимать французские принципы ни в наших политических, ни в
гражданских установлениях".
Типичность истории Марии подчеркивается тем, что встречаемые ею женщины
самого различного социального положения в той или иной форме тоже страдают
от угнетения. Чем ниже социальное положение женщины, тем тяжелее она
чувствует свое бесправие. Надзирательница сумасшедшего дома рассказывает
Марии свою историю, которая дает утвердительный ответ на вопрос, возникающий
у Марии в самом начале повествования: "Разве мир не большая тюрьма? Разве
женщины в нем не рабыни?" Тюрьма и камера сумасшедшего дома для Мэри
Уолстонкрафт - символ тогдашнего состояния общества.
Другим радикальным писателем того времени был Роберт Бэйдж (Robert
Bage, 1728-1801). Бывший квакер, усвоивший затем идеи французских
материалистов, Бэйдж уже в 80-х годах XVIII века был известным романистом.
Подъем, вызванный французской революцией, вдохновил уже пожилого Бэйджа на
создание двух романов: "Человек как он есть" (Man, as he is, 1792), где
высмеивается современный уровень развития человечества, и "Хермспронг, или
человек, каким он не стал" (Hermsprong, or Man as he is not, 1796), где
дается идеализированный образ выходца из низов, противопоставленного
представителям высших классов.
"Хермспронг, - пишет о нем Вальтер Сжотт в своей статье о Бэйдже, -
которого автор представляет как совершенный идеал человечества, выступает
как человек, который, освободившись от того, чему учит всякая нянька и
всякий священник, идет вперед по своему пути без всякого религиозного и
политического принуждения; как человек, который выводит свои собственные
правила поведения из собственного ума и избегает или сопротивляется
искушениям страстей, потому что его разум учит его, что они сопровождаются
дурными последствиями". Таким образом, это вполне просветительский герой,
весьма близкий по своим воззрениям к учению Годвина.
Сходную картину представляют появившиеся в то же время два романа
Томаса Голькрофта (Thomas Holcroft, 1745-1809). Голькрофт был сам выходцем
из низов, сыном сапожника, последовательно сменившим профессии конюха,
коробейника, бродячего актера. Попав в 1783 г. в Париж в качестве репортера,
он так увлекся "Женитьбой Фигаро", что, посетив десять представлений,
запомнил комедию почти наизусть и написал ее английский вариант под
названием "Безумства одного дня". Голькрофт известен главным образом как
драматург; его пьеса "Путь к разорению" (The Road to Ruin, 1792) вошла
надолго в репертуар английского театра.
Два романа Голькрофта, появившиеся в период французской революции,
делят между собой задачу критики и задачу утверждения. Роман "Приключения
Хью Тревора" (The Adventures of Hugh Trevor, 1794-1797) сатирически рисует
лорда и священника, осуждает английское законодательство и систему
Оксфордского воспитания. Более ранний роман "Анна Сент-Айвз" (Anna St. Ives,
1792) содержит положительную программу. Взаимоотношения героев напоминают
"Клариссу Гарлоу" Ричардсона. Анной увлекаются двое: положительный герой,
Франк Хенли, и отрицательный, Клифтон. Анна и Франк - рупоры идей
Голькрофта. Франк утверждает, что отказ от дуэли означает не трусость, а
лишь нежелание по сугубо личным мотивам губить чужую или свою жизнь,
полезную для окружающих. Он отказывается от дуэли с Клифтоном, а затем с
риском для жизни спасает своего утопающего соперника.
Роман писался в период, когда Голькрофт и Годвин вместе обсуждали
вопросы еще не написанной тогда работы Годвина "Политическая
справедливость"; "Анна Сент-Айвз" Голькрофта, появившись в печати за год до
"Политической справедливости" и за два года до "Калеба Вильямса",
предвосхищает многие мысли Годвина. Несмотря на драматизм ситуации,
художественные достоинства романа невелики. Он состоит из писем от одних
героев к другим и растянут на семь томов. Существуют свидетельства, что