Страница:
"Обществом конституционной информации". Его важнейшим и наиболее левым
деятелем был Джон Горн Тук (John Horne Tooke, 1736-1812).
Деятельность обоих обществ сильно активизировалась под влиянием
французской революции. Революция же вызвала к жизни и новое объединение -
"Лондонское корреспондентское общество" (London Corresponding Society),
гораздо более демократическое по своему составу. Начало этому объединению,
давшему мощный толчок радикальному движению в Англии, положил сапожный
подмастерье, шотландец Томас Гарди, в январе 1792 г. собравший своих друзей
в таверне "Колокол" для обсуждения вопросов избирательной реформы. Расширяя
свои связи с демократическими массами, общество привлекло в свои ряды многих
известных политических и литературных деятелей: знаменитого публициста
Томаса Пэйна (Thomas Paine, 1738-1809), дидактического поэта и лектора по
истории Греции и Рима Джона Телуола (John Thulwall, 1704-1834; он же
редактор газеты "Трибуна" и популярный оратор), драматурга Голькрофта
(1745-181)9), поэта Блейка (1757-1827) и др. Многие деятели более старых
обществ, в частности Горн Тук, тесно связались "с Лондонским
корреспондентским обществом" и получили через него доступ к рабочей и
ремесленной аудитории. Все это создавало предпосылки для образования новой
демократической партии. Энгельс так рисует этот процесс:
"Одновременно с промышленной революцией возникла демократическая
партия. В 1769 г. Дж. Горн Тук основал "Society of the Bill of Rights", в
котором впервые со времен республики опять дискутировались демократические
принципы. Как во Франции, все демократы были философски образованные люди,
но скоро они увидели, что высшие и средние классы относятся к ним враждебно
и только рабочий класс прислушивается к их принципам. Скоро они образовали в
этой среде партию, и эта партия была уже в 1794 году довольно сильна, хотя
еще не настолько сильна, чтобы действовать методически" {К. Маркс и Ф.
Энгельс. Соч., т. II, стр. 365.}.
Упомянутые три политические общества и составляли ту общественную
среду, которая питала и поддерживала писателей и публицистов "прогрессивного
меньшинства".
История английской публицистики, посвященной французской революции,
открывается выступлением Ричарда Прайса.
Когда 4 ноября 1789г. "Общество революции" собралось на празднование
своего столетнего юбилея, революция во Франции уже сделала свои первые
решительные шаги. Естественно, что речи Прайса и других были посвящены
французской революции. События французской революции, уроки, из них
вытекающие, становятся предметом все более острой дискуссионной борьбы в
Англии.
Первые известия о революции во Франции были встречены английскими
буржуазными кругами в общем сочувственно. Предполагалось, что Франция лишь
подтягивается до политического уровня Англии. Это идиллическое восприятие
французской революции отражено в рисунке выдающегося политического
карикатуриста того времени Гильроя - "Приношение свободе" (1789). Богиня
свободы сидит на развалинах Бастилии, перед ней преклонил колено Людовик
XVI, отдавший Свободе корону и теперь получающий ее от богини обратно с
советом ввести конституцию. Однако Прайс считает, что французская революция
подняла принципы 1688 года на б_о_льшую высоту, и теперь очередь Англии
доделать по примеру французов то, что революция 1688 г. оставила
незавершенным. Французская революция, по мнению Прайса, показывает, что на
смену господству королей и духовенства пришло господство законов и разума,
что она провозгласила право народа сопротивляться власти, если этой властью
злоупотребляют. Тем самым ею подтверждены три неотъемлемые права: избирать
правительство, "увольнять его за плохое поведение" и создавать новое
правительство.
После речи Прайса "Общество революции" приняло торжественный адрес,
который был послан французскому Национальному собранию. В адресе говорилось:
"Мы присоединяемся к вам, джентльмены, в самых горячих пожеланиях, чтобы
Свобода, которая в течение нескольких столетий, казалось, нашла убежище на
нашем родном острове, благодаря вашему примеру распространилась по Европе и
по всему миру". Национальное собрание очень тепло встретило обращение
англичан: его президент назвал доктора Прайса "апостолом свободы".
Но, страшась "пагубного" влияния французской революции на английские
народные массы, наблюдая усиливающееся недовольство со стороны народа в
самой Англии, реакция переходит в наступление. Она заговорила устами Эдмунда
Берка (Edmund Burke, 1729-1797) в его "Размышлениях о французской революции"
(Reflections on the Revolution in France, etc., 1790).
Маркс дает Берку убийственную политическую характеристику: "Этот
сикофант, находясь на содержании английской олигархии, разыгрывал роль
романтика по отношению к французской революции, а в начале осложнений в
Америке, состоя на содержании северо-американских колоний, с таким же
успехом выступал в роли либерала против английской олигархии; в
действительности же он был самым ординарным буржуа: "Законы торговли суть
законы природы, а следовательно, законы самого бога"... Нет ничего
удивительного в том, что он, верный законам бога и природы, всегда продавал
себя на самом выгодном рынке!" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр.
831.}
Берк разделил свои "Размышления о французской революции" на три части,
пытаясь поочередно опровергнуть все три утверждения Прайса по поводу
"неотъемлемых прав народа". "Славная революция" 1688 года, говорит Берк,
вовсе не основывалась на тех принципах, по которым сам народ может выбирать,
смещать и заново, назначать правительство. Если уж Прайс хотел найти в
английской истории аналогию французским событиям, то ему следовало бы
обратиться не к Вильгельму Оранскому, а к эпохе Кромвеля.
Действительно, в английской истории некоторой параллелью французской
революции могли быть революция 40-х годов XVII века. То, что Берк угадал это
сходство первой английской революции с революцией во Франции,
свидетельетвует о его классовой проницательности. Он заявляет, что у членов
"Общества революции", хоти они и рассуждают о революции 1688 года, перед
глазами и в сердце - более ранняя английская революция и современные события
на континенте. По этому поводу Гильрей в карикатуре "Вынюхивание крамолы"
(1790) рисует Берка, просунувшего длинный нос в кабинет Прайса, где на стене
висит изображение казни короля Карла I.
Берк выдвигает реакционную "органическую" теорию общественного
развития: общество растет на фундаменте прошлого, и никакое насильственное
отделение его от этого фундамента невозможно; развитие должно происходить в
форме постепенного обновления отдельных элементов, не нарушающего жизни
организма в целом. Выступление Берка было попыткой нейтрализовать влияние
французской революции, парализовать развитие английского "якобинства".
Разыгрывая, по выражению Маркса, "роль романтика по отношению к
французской революции" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 831.},
Берк предвосхищает некоторые черты последующей реакционно-романтической
критики Просвещения и буржуазной революции. Он демагогически критикует
отдельные черты буржуазного общества, противопоставляя ему идеализированный
"век рыцарства". Он скорбит о старинных рыцарских добродетелях, которым уже
не возродиться при господстве буржуазии, и создает сентиментальный образ
страдающей королевы Марии-Антуанетты.
Книга Берка, выдержавшая одиннадцать изданий в течение одного года,
свидетельствовала об обострении классовой борьбы и размежевании двух лагерей
и заставила различных идеологов ясней определить свои позиции. Ненависть
Берка к французским революционерам вызвала одобрение всех европейских
монархов: Георг III сказал, что эту книгу должен прочесть каждый джентльмен;
Людовик XVI тайно переводил ее на французский язык; Екатерина II прислала
автору свои поздравления.
С другой стороны, демократический лагерь тотчас же ответил Берку рядом
памфлетов, подписанных и анонимных. Среди анонимных следует особо отметить
те, в которых отражена точка прения обездоленных масс города и деревни.
Неизвестный автор одного из памфлетов под названием "Наблюдения" пишет:
"Да, мистеру Берку нужно много смелости, чтобы наносить французской
революции и свободе такие оскорбления в обмен на те денежные суммы, которые
он получает под чужим именем... Он соболезнует только красивым несчастиям
людей, раззолоченных подобно идолам. Сколько сочувствия он уделяет королю и
королеве! Но зато его ничуть не трогает вид разоренного, одетого в лохмотья
народа, вид младенцев, тщетно ищущих хотя бы капли молока в истощенной груди
матери. Это ведь не эффектно и не важно. Но, несомненно, в один прекрасный
день будет услышан голос молчаливого величия нищеты. Довольно трудовому
народу иметь постоянно перед собой выбор между страданиями голода или лапами
свирепых армейских и флотских вербовщиков. Как странна участь этих людей:
они должны защищать отечество, которого у них нет. Что за отечество без
свободы и без собственности! А у них нет ни свободы, ни собственности".
Определив таким образом тех, от чьего имени он выступает, автор
"Наблюдений" подробно говорит об участи крестьянина, который стараниями
помещика превращается в пролетария: "Как только любитель охоты устроит свою
псарню и загоны для дичи около усадьбы бедного крестьянина, последний
разорен: его посевы будут помяты или съедены, и изголодавшемуся крестьянину
придется покинуть свой маленький участок и идти в город, чтобы увеличить там
толпу несчастных. А какие их там ждут страдания! Сколько промышленных
рабочих прозябает и умирает по грязным углам! Сколько их разоряется
благодаря изменчивости моды и застою в промышленности!"
Среди известных публицистов, отвечавших Берку, мы не находим самого
доктора Прайса: он умер в 1791 г. Вместо него от имени "Общества революции"
ответил Джозеф Пристли.
Философские взгляды Пристли, по сравнению со взглядами Прайса, имеют
более научный и материалистический характер. Он полемизировал с Прайсом,
доказывая детерминированность человеческой воли и зависимость мышления от
материи мозга. В этом он опирался на своих предшественников - деистов
Коллинса и Гартли, отбросивших богословские элементы сенсуализма Локка. Сам
Пристли был крупным физиком и химиком.
В своих четырнадцати "Письмах к Берку" (Letters to Burke occasioned by
his Reflections on the French Revolution, 1791) Пристли обращает против
Берка сравнение французских событий с эпохой Кромвеля. В пятом письме он
говорит о дне казни Карла I: "30 января является, по выражению адмирала
Кеппеля, днем гордости для Англии, как и 14 июля - для Франции, и такими эти
дни останутся в памяти самых отдаленных потомков свободных граждан. Пусть
все тираны читают историю этих событий и трепещут". Впрочем, оговаривается
Пристли, "хорошие государи будут читать об этом без всякого неприятного
чувства".
Берк нападал на Национальное собранно; Пристли в ответ указывает, что
английская Палата общин, "по мнению Прайса, является только
н_а_с_м_е_ш_к_о_й н_а_д п_р_е_д_с_т_а_в_и_т_е_л_ь_с_т_в_о_м".
Пристли иронизирует и над романтическими тирадами Берка в защиту
французской королевы: "Выдаете волю своему красноречию, словно рыцарь,
поклявшийся защищать ее честь". Но "разве можно приносить свободу и счастье
всего народа в жертву женской красоте!.."
Большая часть писем Пристли к Берку посвящена взаимоотношениям
государства и религии. Берк утверждал, что человек - "религиозное животное",
а поэтому государство должно взять на себя заботу о том, чтобы каждый
выполнял как следует свои религиозные обязанности. Пристли возражает на это,
утверждая, что религиозность отнюдь не вытекает из существа человеческой
природы. Но даже если бы человек действительно был "религиозным животным",
то и тогда религия должна оставаться частным делом. "Человек также
определяется как животное смеющееся, но разве поэтому мы должны смеяться
тогда только, когда... правители позволят нам это сделать? Мы часто
разрешаем себе смеяться даже над ними".
Как и ответ Пристли, недостаточно решительно было возражение Берну
известного юриста Макинтоша (Vindiciae Gallicae, 1791). Макинтош сам
говорит, что его цель - "предупредить революцию реформами, разрушение -
исправлением". Правда, Макинтош считает, что французы еще недостаточно
далеко пошли в своем демократизме, раз они допускают разделение на активных
и пассивных граждан, и предсказывает, что в дальнейшем ходе революции это
разделение придется уничтожить. Он стоит за введение всеобщего
избирательного права в Англии. Этим, однако, и должна ограничиться
революция: "Имущественное неравенство... должно существовать, потому что
только владение собственностью может заставить трудиться" - мнение, против
которого с такой силой восстал Годвин.
В 1792 г. вышел первый том книги Артура Юнга "Путешествия по Франции"
(Travels in France), которая, помимо желания автора, оказалась убедительным
ответом Берку. Юнг, которого Маркс характеризует как точного наблюдателя и
поверхностного мыслителя, путешествовал по Франции с 1787 по 1789 г. и дал в
своей книге изображение старого режима, вполне объясняющее необходимость
революции. Французский конвент приказал напечатать перевод книги Юнга в
количество 20 тысяч экземпляров для бесплатной раздачи населению. Однако сам
Юнг уже в 1793 г. выпустил памфлет, направленный против революционной
Франции.
К сочувственному восприятию французской революции английские
прогрессивные писатели были подготовлены, в частности, событиями
американской войны за независимость. Прайс посвятил две свои работы защите
самоопределения американцев; на этих статьях политически воспитывался
ремесленник Томас Гарди; Горн Тук перевел Франклину от имени
"Конституционного общества" сто фунтов стерлингов для вдов и сирот погибших
борцов за независимость. Что касается Пэйна, то он был выдающимся участником
американской революции и наиболее крупным из ее публицистов. Его
политические памфлеты времен войны за независимость по праву входят в
историю литературы США.
Вскоре по окончании борьбы в Америке Пэйн вернулся в Англию и принял
участие в развернувшейся борьбе. В ответ на "Размышления" Берка он публикует
"Права человека" (Rights of Man, I часть - 1791, II часть - 1792).
Первая часть "Прав человека" представляет собой, собственно, полемику с
Берком, вторая содержит положительную программу Пэйна. Отчасти повторяя
упомянутого выше анонимного автора "Наблюдений", Пэйн говорит, что Берк
жалеет не того, кого нужно: "Он печалится об оперении и забывает умирающую
птицу". Пэйн резко нападает на реакционность Берка: Берк хочет, чтобы
мертвые управляли живыми. Но если уж ссылаться на традиции прошлого, то надо
обратиться к тем древним временам, когда все люди были равны.
Работа Пэйна заострена против феодально-буржуазного государства.
Никогда не нужно путать народ с правительством, говорит он, особенно
английский народ с английским правительством. Народ смотрит вперед, а
правительства большей частью смотрят назад. "Общество во всяком состоянии
есть благо, правительство даже в его лучшем состоянии есть неизбежное зло...
Правительство, подобно одежде, есть признак нашей потерянной невинности:
дворцы королей были построены из райских кущ". Начало этой сентенции
цитирует впоследствии Годвин, делая его исходным пунктом своей критики
государства.
Пэйн дает крайне острую критику монархии. Правда, он разделяет многие
иллюзии просветительской социологии. Изменение одной только политической
формы правления способно, по его мнению, уничтожить все социальные
противоречия. Человек становится врагом человека только из-за плохой системы
управления. Невежеству соответствует монархия, разуму - республика. Основная
причина войн - споры о престоле.
Достаточно установить повсюду республиканский образ правления и усилить
торговые сношения между странами, чтобы войны навсегда прекратились: ведь
легче купить то, чего нехватает стране, чем захватить силой. Лет через семь
в Европе не будет ни аристократии, ни монархии.
Пылкие демократические идеи, живо и остроумно изложенные Пэйном,
сделали его книгу очень популярной и в Англии, и на континенте.
Заканчивается она оптимистически. "Сейчас середина февраля, - пишет Шин. -
Если бы я предпринял прогулку в деревню, деревья предстали бы передо мною в
своем зимнем безлиственном виде. Люди имеют обыкновение, гуляя, обламывать
сучья... Я мог бы сделать то же самое и заметил бы, что почка на этом сучке
начала набухать. Я должен был бы рассуждать странным образом или не
рассуждать вовсе, чтобы предположить, что это единственная почка,
появившаяся по всей Англии. Вместо того, я немедленно заключил бы, что то же
самое явление происходит повсеместно... Каково будет политическое лето с
приходом природного лета, человеческое предвидение не может определить.
Нетрудно, однако, обнаружить, что весна началась".
"Политическое лето" Пэйн встречал уже по ту сторону Ламанша как
участник французской революции. Он уехал из Англии в связи с судебным
преследованием, возбужденным против него за "Права человека". Французская
республика присвоила ему гражданские права, и он был избран депутатом
Конвента от округа Па де Кале. Пэйн был близок к жирондистам и при
якобинском терроре оказался в тюрьме. Там он написал свой знаменитый "Век
разума" (The Age of the Reason, etc., 1794), где подверг критике религию и
церковь. Позже он вернулся в США, где умер, преследуемый правящими
собственническими кругами. В Англии его популярность в демократических
кругах общества оставалась прочной.
В "Письмах из Лондона" Энгельс отмечал как отрадный факт, что, наряду с
сочинениями Вольтера, Гольбаха и Руссо, "в руках рабочих имеются дешевые
издания сочинений Томаса Пэна и Шелли" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. II,
стр. 288.}.
Среди выступавших против политической реакции публицистов видное место
занимает жена Годвина, Мэри Уолстонкрафт (Mary Wollstonecraft, 1759-1797),
завоевавшая известность именно выступлениями, связанными с французской
революцией. Ее ответ Берку, "Защита прав человека" (A Vindication of the
Rights of Men, 1790), был одним из первых. Но наибольшее впечатление
произвела ее "Зашита прав женщины" (A Vindication of the Rights of Woman, I
часть - 1792), которая и до сих пор оставляет за автором видное место в
истории английской общественной мысли.
Воспитанная на сочинениях английских и французских просветителей, Мэри
Уолстонкрафт применила их взгляды к положению женщины. Если нет врожденных
идей и человек рождается с сознанием, чистым, как белый лист бумаги, то нет
оснований предполагать у женщины меньшие способности, чем у мужчины. Если
человек сам по себе совершенное существо, и его недостатки объясняются
дурными обстоятельствами и плохим воспитанием, то тем более это применимо к
женщине. Если общественным идеалом является равенство прав, то нужно
уравнять в правах мужчину и женщину. Однако Мэри Уолстонкрафт считает, что
не все просветители сделали эти необходимые выводы из своего учения. Если у
Гельвеция и Гольбаха и можно найти зародыши учения о равноправии женщин, то
Руссо - явный противник женской эмансипации. Уолстонкрафт считает, что
французская революция готовится повторить ошибку Руссо; она упрекает Конвент
за то, что в новой французской конституции нет специального параграфа о
правах женщин.
Напечатав "Защиту прав женщины", Мэри Уолстонкрафт отправилась во
Францию, чтобы своими глазами увидеть действия революционного народа. По
возвращении она задумала большую работу - "Исторический и нравственный
взгляд на происхождение и развитие французской революции и на воздействие,
которое она оказала на Европу". Вышел лишь первый том этого сочинения (An
Historical and Moral View of the Origin and Progress of the French
Revolution..., 1794).
Публицистические выступления "прогрессивного меньшинства" отражали рост
революционного движения в Англии. "Лондонское корреспондентское общество"
насчитывало только в Лондоне 30 тысяч членов и имело 70 отделений по всей
Англии. Оно перепечатывало брошюры левеллеров времен Кромвеля; его члены,
называвшие друг друга "гражданин", собирались в таверне "Корона и якорь". Во
время антиякобинской войны они провозглашали пораженческие тосты за победу
над англичанами "той армии, которая сражается за свободу", и пели песни в
честь тираноубийц. Общество вербовало добровольцев в якобинскую армию и
занималось военной подготовкой своих членов.
Брожение в стране было сильным. Дважды в течение 1797 г. начинались
серьезные волнения в британском флоте; матросы вывешивали красные флаги и
выбирали судовые комитеты. Стихийное рабочее движение в самой Англии,
восстания в Ирландии в защиту национальной независимости - все эти факты
свидетельствовали о широкой народной основе английского "якобинизма".
Наряду с публицистическими памфлетами, широкое распространение в народе
находила и массовая политическая поэзия, связанная с демократическим
движением. Среди ее представителей, замалчиваемых буржуазным
литературоведением, выделяется, в частности, фигура Питера Пиндара (Peter
Pindar), под псевдонимом которого скрывался доктор медицины Джон Уолкот
(John Wolcol). Стихотворения и поэмы Питера Пиндара, зло, резко и доходчиво
обличавшие реакционную политику правящих классов Англии и защищавшие права
трудового народа, расходились дешевыми изданиями, зачастую - отдельными
листовками, наподобие традиционных "баллад". Таковы, например, его
сатирические "Оды на важные темы", где Пиндар разоблачает правительственную
политику "затыкания ртов", издевается над системой полицейского шпионажа и
террора, клеймит Берка как изменника свободы, ставшего в ряды придворных
сикофантов. Среди "Од на важные темы" заслуживает особого внимания
"Смирение: ода к подмастерьям-сапожникам, которые недавно отказались
продолжать работу, если их заработная плата не будет повышена". В этом
стихотворном обращении к бастующим рабочим Пиндар не только правдиво рисует
нищету, голод и страдания неимущих трудящихся масс, но подчеркивает, что
именно их трудом поддерживает свое паразитическое существование клика
знатных тунеядцев. Иронический призыв к "смирению" перерастает в призыв к
борьбе: "беззаконный произвол тирании минет, надменные падут, и британцы
больше не будут скотами!" Что делал бы король "без нас, его величества
Народа!" - восклицает один из героев сатирической поэмы Пиндара "Вшивиада"
(The Lousiad, An Heroi-Comic Poem, 1785-1795), где история анекдотической
дворцовой распри между Георгом III и его поварами служит прозрачной
аллегорией обострявшихся противоречий между народными массами и правящими
кругами в Англии времен французской революции. Издеваясь над Георгом III и
его министрами, автор открыто угрожает ему участью Карла I и Людовика XVI.
Политические сатиры Пиндара - лишь один из наиболее ярких образцов
английской массовой политической поэзии, развивающейся в эту пору, и до сих
пор еще достаточно не изученной.
Английское правительство развернуло яростную борьбу с "якобинским
влиянием". Оно начало с погромов. Подкупленные погромщики демонстративно
сожгли изображение Томаса Пэйна, разгромили книжную лавку основателя и
секретаря "Лондонского корреспондентского общества" Томаса Гарди, убили его
жену, разрушили ценнейшую лабораторию Пристли. Вслед за тем начались
судебные процессы против деятелей "прогрессивного меньшинства" по обвинению
их в государственной измене.
Первым был процесс Пэйна, которому вменяли в вину резкие
антиправительственные выпады в "Правах человека".
Самого Пэйна уже не было в Англии. Он прислал на имя судьи письмо, в
котором говорил, что более важные обязанности депутата Конвента не оставляют
ему досуга для защиты. Поскольку же главного обвиняемого нет, процесс
ведется не против него, а против прав английского народа.
Сенсацией процесса был не обвинительный приговор отсутствующему Пэйну,
а блестящая речь защитника, Томаса Эрскина, который, ссылаясь на Мильтона,
Локка, Юма и раннего Берка, выступавшего в защиту американских колоний,
обосновывал право Пэйна критиковать правительство. Толпа сторонников Пэйна
ожидала Эрскина при выходе из суда, выпрягла лошадей из его кареты и с
восторженными криками привезла его домой. Затем последовал первый процесс
"Лондонского корреспондентского общества" (1794), по которому были
привлечены Томас Гарди, Горн Тук, Телуол, Голькрофт и др.
Немедленно после процесса "Корреспондентское общество" провело
несколько массовых митингов. Митинг на Копенгагенских полях, на котором
выступил Телуол, собрал 150 тысяч человек. Карикатура Гильрея на эту тему
подчеркивает демократический состав участников митинга. Через три дня после
этого толпа остановила карету короля и камнями разбила в ней стекла.
В 1797 г., когда политическая обстановка в стране обострилась из-за
восстаний во флоте, весь комитет "Лондонского корреспондентского общества"
был арестован и движение разгромлено.
Чтобы добить литературным оружием тех, кто уцелел от полицейской
расправы, английская реакция организовала в 1797 г. охранительный журнал
деятелем был Джон Горн Тук (John Horne Tooke, 1736-1812).
Деятельность обоих обществ сильно активизировалась под влиянием
французской революции. Революция же вызвала к жизни и новое объединение -
"Лондонское корреспондентское общество" (London Corresponding Society),
гораздо более демократическое по своему составу. Начало этому объединению,
давшему мощный толчок радикальному движению в Англии, положил сапожный
подмастерье, шотландец Томас Гарди, в январе 1792 г. собравший своих друзей
в таверне "Колокол" для обсуждения вопросов избирательной реформы. Расширяя
свои связи с демократическими массами, общество привлекло в свои ряды многих
известных политических и литературных деятелей: знаменитого публициста
Томаса Пэйна (Thomas Paine, 1738-1809), дидактического поэта и лектора по
истории Греции и Рима Джона Телуола (John Thulwall, 1704-1834; он же
редактор газеты "Трибуна" и популярный оратор), драматурга Голькрофта
(1745-181)9), поэта Блейка (1757-1827) и др. Многие деятели более старых
обществ, в частности Горн Тук, тесно связались "с Лондонским
корреспондентским обществом" и получили через него доступ к рабочей и
ремесленной аудитории. Все это создавало предпосылки для образования новой
демократической партии. Энгельс так рисует этот процесс:
"Одновременно с промышленной революцией возникла демократическая
партия. В 1769 г. Дж. Горн Тук основал "Society of the Bill of Rights", в
котором впервые со времен республики опять дискутировались демократические
принципы. Как во Франции, все демократы были философски образованные люди,
но скоро они увидели, что высшие и средние классы относятся к ним враждебно
и только рабочий класс прислушивается к их принципам. Скоро они образовали в
этой среде партию, и эта партия была уже в 1794 году довольно сильна, хотя
еще не настолько сильна, чтобы действовать методически" {К. Маркс и Ф.
Энгельс. Соч., т. II, стр. 365.}.
Упомянутые три политические общества и составляли ту общественную
среду, которая питала и поддерживала писателей и публицистов "прогрессивного
меньшинства".
История английской публицистики, посвященной французской революции,
открывается выступлением Ричарда Прайса.
Когда 4 ноября 1789г. "Общество революции" собралось на празднование
своего столетнего юбилея, революция во Франции уже сделала свои первые
решительные шаги. Естественно, что речи Прайса и других были посвящены
французской революции. События французской революции, уроки, из них
вытекающие, становятся предметом все более острой дискуссионной борьбы в
Англии.
Первые известия о революции во Франции были встречены английскими
буржуазными кругами в общем сочувственно. Предполагалось, что Франция лишь
подтягивается до политического уровня Англии. Это идиллическое восприятие
французской революции отражено в рисунке выдающегося политического
карикатуриста того времени Гильроя - "Приношение свободе" (1789). Богиня
свободы сидит на развалинах Бастилии, перед ней преклонил колено Людовик
XVI, отдавший Свободе корону и теперь получающий ее от богини обратно с
советом ввести конституцию. Однако Прайс считает, что французская революция
подняла принципы 1688 года на б_о_льшую высоту, и теперь очередь Англии
доделать по примеру французов то, что революция 1688 г. оставила
незавершенным. Французская революция, по мнению Прайса, показывает, что на
смену господству королей и духовенства пришло господство законов и разума,
что она провозгласила право народа сопротивляться власти, если этой властью
злоупотребляют. Тем самым ею подтверждены три неотъемлемые права: избирать
правительство, "увольнять его за плохое поведение" и создавать новое
правительство.
После речи Прайса "Общество революции" приняло торжественный адрес,
который был послан французскому Национальному собранию. В адресе говорилось:
"Мы присоединяемся к вам, джентльмены, в самых горячих пожеланиях, чтобы
Свобода, которая в течение нескольких столетий, казалось, нашла убежище на
нашем родном острове, благодаря вашему примеру распространилась по Европе и
по всему миру". Национальное собрание очень тепло встретило обращение
англичан: его президент назвал доктора Прайса "апостолом свободы".
Но, страшась "пагубного" влияния французской революции на английские
народные массы, наблюдая усиливающееся недовольство со стороны народа в
самой Англии, реакция переходит в наступление. Она заговорила устами Эдмунда
Берка (Edmund Burke, 1729-1797) в его "Размышлениях о французской революции"
(Reflections on the Revolution in France, etc., 1790).
Маркс дает Берку убийственную политическую характеристику: "Этот
сикофант, находясь на содержании английской олигархии, разыгрывал роль
романтика по отношению к французской революции, а в начале осложнений в
Америке, состоя на содержании северо-американских колоний, с таким же
успехом выступал в роли либерала против английской олигархии; в
действительности же он был самым ординарным буржуа: "Законы торговли суть
законы природы, а следовательно, законы самого бога"... Нет ничего
удивительного в том, что он, верный законам бога и природы, всегда продавал
себя на самом выгодном рынке!" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр.
831.}
Берк разделил свои "Размышления о французской революции" на три части,
пытаясь поочередно опровергнуть все три утверждения Прайса по поводу
"неотъемлемых прав народа". "Славная революция" 1688 года, говорит Берк,
вовсе не основывалась на тех принципах, по которым сам народ может выбирать,
смещать и заново, назначать правительство. Если уж Прайс хотел найти в
английской истории аналогию французским событиям, то ему следовало бы
обратиться не к Вильгельму Оранскому, а к эпохе Кромвеля.
Действительно, в английской истории некоторой параллелью французской
революции могли быть революция 40-х годов XVII века. То, что Берк угадал это
сходство первой английской революции с революцией во Франции,
свидетельетвует о его классовой проницательности. Он заявляет, что у членов
"Общества революции", хоти они и рассуждают о революции 1688 года, перед
глазами и в сердце - более ранняя английская революция и современные события
на континенте. По этому поводу Гильрей в карикатуре "Вынюхивание крамолы"
(1790) рисует Берка, просунувшего длинный нос в кабинет Прайса, где на стене
висит изображение казни короля Карла I.
Берк выдвигает реакционную "органическую" теорию общественного
развития: общество растет на фундаменте прошлого, и никакое насильственное
отделение его от этого фундамента невозможно; развитие должно происходить в
форме постепенного обновления отдельных элементов, не нарушающего жизни
организма в целом. Выступление Берка было попыткой нейтрализовать влияние
французской революции, парализовать развитие английского "якобинства".
Разыгрывая, по выражению Маркса, "роль романтика по отношению к
французской революции" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 831.},
Берк предвосхищает некоторые черты последующей реакционно-романтической
критики Просвещения и буржуазной революции. Он демагогически критикует
отдельные черты буржуазного общества, противопоставляя ему идеализированный
"век рыцарства". Он скорбит о старинных рыцарских добродетелях, которым уже
не возродиться при господстве буржуазии, и создает сентиментальный образ
страдающей королевы Марии-Антуанетты.
Книга Берка, выдержавшая одиннадцать изданий в течение одного года,
свидетельствовала об обострении классовой борьбы и размежевании двух лагерей
и заставила различных идеологов ясней определить свои позиции. Ненависть
Берка к французским революционерам вызвала одобрение всех европейских
монархов: Георг III сказал, что эту книгу должен прочесть каждый джентльмен;
Людовик XVI тайно переводил ее на французский язык; Екатерина II прислала
автору свои поздравления.
С другой стороны, демократический лагерь тотчас же ответил Берку рядом
памфлетов, подписанных и анонимных. Среди анонимных следует особо отметить
те, в которых отражена точка прения обездоленных масс города и деревни.
Неизвестный автор одного из памфлетов под названием "Наблюдения" пишет:
"Да, мистеру Берку нужно много смелости, чтобы наносить французской
революции и свободе такие оскорбления в обмен на те денежные суммы, которые
он получает под чужим именем... Он соболезнует только красивым несчастиям
людей, раззолоченных подобно идолам. Сколько сочувствия он уделяет королю и
королеве! Но зато его ничуть не трогает вид разоренного, одетого в лохмотья
народа, вид младенцев, тщетно ищущих хотя бы капли молока в истощенной груди
матери. Это ведь не эффектно и не важно. Но, несомненно, в один прекрасный
день будет услышан голос молчаливого величия нищеты. Довольно трудовому
народу иметь постоянно перед собой выбор между страданиями голода или лапами
свирепых армейских и флотских вербовщиков. Как странна участь этих людей:
они должны защищать отечество, которого у них нет. Что за отечество без
свободы и без собственности! А у них нет ни свободы, ни собственности".
Определив таким образом тех, от чьего имени он выступает, автор
"Наблюдений" подробно говорит об участи крестьянина, который стараниями
помещика превращается в пролетария: "Как только любитель охоты устроит свою
псарню и загоны для дичи около усадьбы бедного крестьянина, последний
разорен: его посевы будут помяты или съедены, и изголодавшемуся крестьянину
придется покинуть свой маленький участок и идти в город, чтобы увеличить там
толпу несчастных. А какие их там ждут страдания! Сколько промышленных
рабочих прозябает и умирает по грязным углам! Сколько их разоряется
благодаря изменчивости моды и застою в промышленности!"
Среди известных публицистов, отвечавших Берку, мы не находим самого
доктора Прайса: он умер в 1791 г. Вместо него от имени "Общества революции"
ответил Джозеф Пристли.
Философские взгляды Пристли, по сравнению со взглядами Прайса, имеют
более научный и материалистический характер. Он полемизировал с Прайсом,
доказывая детерминированность человеческой воли и зависимость мышления от
материи мозга. В этом он опирался на своих предшественников - деистов
Коллинса и Гартли, отбросивших богословские элементы сенсуализма Локка. Сам
Пристли был крупным физиком и химиком.
В своих четырнадцати "Письмах к Берку" (Letters to Burke occasioned by
his Reflections on the French Revolution, 1791) Пристли обращает против
Берка сравнение французских событий с эпохой Кромвеля. В пятом письме он
говорит о дне казни Карла I: "30 января является, по выражению адмирала
Кеппеля, днем гордости для Англии, как и 14 июля - для Франции, и такими эти
дни останутся в памяти самых отдаленных потомков свободных граждан. Пусть
все тираны читают историю этих событий и трепещут". Впрочем, оговаривается
Пристли, "хорошие государи будут читать об этом без всякого неприятного
чувства".
Берк нападал на Национальное собранно; Пристли в ответ указывает, что
английская Палата общин, "по мнению Прайса, является только
н_а_с_м_е_ш_к_о_й н_а_д п_р_е_д_с_т_а_в_и_т_е_л_ь_с_т_в_о_м".
Пристли иронизирует и над романтическими тирадами Берка в защиту
французской королевы: "Выдаете волю своему красноречию, словно рыцарь,
поклявшийся защищать ее честь". Но "разве можно приносить свободу и счастье
всего народа в жертву женской красоте!.."
Большая часть писем Пристли к Берку посвящена взаимоотношениям
государства и религии. Берк утверждал, что человек - "религиозное животное",
а поэтому государство должно взять на себя заботу о том, чтобы каждый
выполнял как следует свои религиозные обязанности. Пристли возражает на это,
утверждая, что религиозность отнюдь не вытекает из существа человеческой
природы. Но даже если бы человек действительно был "религиозным животным",
то и тогда религия должна оставаться частным делом. "Человек также
определяется как животное смеющееся, но разве поэтому мы должны смеяться
тогда только, когда... правители позволят нам это сделать? Мы часто
разрешаем себе смеяться даже над ними".
Как и ответ Пристли, недостаточно решительно было возражение Берну
известного юриста Макинтоша (Vindiciae Gallicae, 1791). Макинтош сам
говорит, что его цель - "предупредить революцию реформами, разрушение -
исправлением". Правда, Макинтош считает, что французы еще недостаточно
далеко пошли в своем демократизме, раз они допускают разделение на активных
и пассивных граждан, и предсказывает, что в дальнейшем ходе революции это
разделение придется уничтожить. Он стоит за введение всеобщего
избирательного права в Англии. Этим, однако, и должна ограничиться
революция: "Имущественное неравенство... должно существовать, потому что
только владение собственностью может заставить трудиться" - мнение, против
которого с такой силой восстал Годвин.
В 1792 г. вышел первый том книги Артура Юнга "Путешествия по Франции"
(Travels in France), которая, помимо желания автора, оказалась убедительным
ответом Берку. Юнг, которого Маркс характеризует как точного наблюдателя и
поверхностного мыслителя, путешествовал по Франции с 1787 по 1789 г. и дал в
своей книге изображение старого режима, вполне объясняющее необходимость
революции. Французский конвент приказал напечатать перевод книги Юнга в
количество 20 тысяч экземпляров для бесплатной раздачи населению. Однако сам
Юнг уже в 1793 г. выпустил памфлет, направленный против революционной
Франции.
К сочувственному восприятию французской революции английские
прогрессивные писатели были подготовлены, в частности, событиями
американской войны за независимость. Прайс посвятил две свои работы защите
самоопределения американцев; на этих статьях политически воспитывался
ремесленник Томас Гарди; Горн Тук перевел Франклину от имени
"Конституционного общества" сто фунтов стерлингов для вдов и сирот погибших
борцов за независимость. Что касается Пэйна, то он был выдающимся участником
американской революции и наиболее крупным из ее публицистов. Его
политические памфлеты времен войны за независимость по праву входят в
историю литературы США.
Вскоре по окончании борьбы в Америке Пэйн вернулся в Англию и принял
участие в развернувшейся борьбе. В ответ на "Размышления" Берка он публикует
"Права человека" (Rights of Man, I часть - 1791, II часть - 1792).
Первая часть "Прав человека" представляет собой, собственно, полемику с
Берком, вторая содержит положительную программу Пэйна. Отчасти повторяя
упомянутого выше анонимного автора "Наблюдений", Пэйн говорит, что Берк
жалеет не того, кого нужно: "Он печалится об оперении и забывает умирающую
птицу". Пэйн резко нападает на реакционность Берка: Берк хочет, чтобы
мертвые управляли живыми. Но если уж ссылаться на традиции прошлого, то надо
обратиться к тем древним временам, когда все люди были равны.
Работа Пэйна заострена против феодально-буржуазного государства.
Никогда не нужно путать народ с правительством, говорит он, особенно
английский народ с английским правительством. Народ смотрит вперед, а
правительства большей частью смотрят назад. "Общество во всяком состоянии
есть благо, правительство даже в его лучшем состоянии есть неизбежное зло...
Правительство, подобно одежде, есть признак нашей потерянной невинности:
дворцы королей были построены из райских кущ". Начало этой сентенции
цитирует впоследствии Годвин, делая его исходным пунктом своей критики
государства.
Пэйн дает крайне острую критику монархии. Правда, он разделяет многие
иллюзии просветительской социологии. Изменение одной только политической
формы правления способно, по его мнению, уничтожить все социальные
противоречия. Человек становится врагом человека только из-за плохой системы
управления. Невежеству соответствует монархия, разуму - республика. Основная
причина войн - споры о престоле.
Достаточно установить повсюду республиканский образ правления и усилить
торговые сношения между странами, чтобы войны навсегда прекратились: ведь
легче купить то, чего нехватает стране, чем захватить силой. Лет через семь
в Европе не будет ни аристократии, ни монархии.
Пылкие демократические идеи, живо и остроумно изложенные Пэйном,
сделали его книгу очень популярной и в Англии, и на континенте.
Заканчивается она оптимистически. "Сейчас середина февраля, - пишет Шин. -
Если бы я предпринял прогулку в деревню, деревья предстали бы передо мною в
своем зимнем безлиственном виде. Люди имеют обыкновение, гуляя, обламывать
сучья... Я мог бы сделать то же самое и заметил бы, что почка на этом сучке
начала набухать. Я должен был бы рассуждать странным образом или не
рассуждать вовсе, чтобы предположить, что это единственная почка,
появившаяся по всей Англии. Вместо того, я немедленно заключил бы, что то же
самое явление происходит повсеместно... Каково будет политическое лето с
приходом природного лета, человеческое предвидение не может определить.
Нетрудно, однако, обнаружить, что весна началась".
"Политическое лето" Пэйн встречал уже по ту сторону Ламанша как
участник французской революции. Он уехал из Англии в связи с судебным
преследованием, возбужденным против него за "Права человека". Французская
республика присвоила ему гражданские права, и он был избран депутатом
Конвента от округа Па де Кале. Пэйн был близок к жирондистам и при
якобинском терроре оказался в тюрьме. Там он написал свой знаменитый "Век
разума" (The Age of the Reason, etc., 1794), где подверг критике религию и
церковь. Позже он вернулся в США, где умер, преследуемый правящими
собственническими кругами. В Англии его популярность в демократических
кругах общества оставалась прочной.
В "Письмах из Лондона" Энгельс отмечал как отрадный факт, что, наряду с
сочинениями Вольтера, Гольбаха и Руссо, "в руках рабочих имеются дешевые
издания сочинений Томаса Пэна и Шелли" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. II,
стр. 288.}.
Среди выступавших против политической реакции публицистов видное место
занимает жена Годвина, Мэри Уолстонкрафт (Mary Wollstonecraft, 1759-1797),
завоевавшая известность именно выступлениями, связанными с французской
революцией. Ее ответ Берку, "Защита прав человека" (A Vindication of the
Rights of Men, 1790), был одним из первых. Но наибольшее впечатление
произвела ее "Зашита прав женщины" (A Vindication of the Rights of Woman, I
часть - 1792), которая и до сих пор оставляет за автором видное место в
истории английской общественной мысли.
Воспитанная на сочинениях английских и французских просветителей, Мэри
Уолстонкрафт применила их взгляды к положению женщины. Если нет врожденных
идей и человек рождается с сознанием, чистым, как белый лист бумаги, то нет
оснований предполагать у женщины меньшие способности, чем у мужчины. Если
человек сам по себе совершенное существо, и его недостатки объясняются
дурными обстоятельствами и плохим воспитанием, то тем более это применимо к
женщине. Если общественным идеалом является равенство прав, то нужно
уравнять в правах мужчину и женщину. Однако Мэри Уолстонкрафт считает, что
не все просветители сделали эти необходимые выводы из своего учения. Если у
Гельвеция и Гольбаха и можно найти зародыши учения о равноправии женщин, то
Руссо - явный противник женской эмансипации. Уолстонкрафт считает, что
французская революция готовится повторить ошибку Руссо; она упрекает Конвент
за то, что в новой французской конституции нет специального параграфа о
правах женщин.
Напечатав "Защиту прав женщины", Мэри Уолстонкрафт отправилась во
Францию, чтобы своими глазами увидеть действия революционного народа. По
возвращении она задумала большую работу - "Исторический и нравственный
взгляд на происхождение и развитие французской революции и на воздействие,
которое она оказала на Европу". Вышел лишь первый том этого сочинения (An
Historical and Moral View of the Origin and Progress of the French
Revolution..., 1794).
Публицистические выступления "прогрессивного меньшинства" отражали рост
революционного движения в Англии. "Лондонское корреспондентское общество"
насчитывало только в Лондоне 30 тысяч членов и имело 70 отделений по всей
Англии. Оно перепечатывало брошюры левеллеров времен Кромвеля; его члены,
называвшие друг друга "гражданин", собирались в таверне "Корона и якорь". Во
время антиякобинской войны они провозглашали пораженческие тосты за победу
над англичанами "той армии, которая сражается за свободу", и пели песни в
честь тираноубийц. Общество вербовало добровольцев в якобинскую армию и
занималось военной подготовкой своих членов.
Брожение в стране было сильным. Дважды в течение 1797 г. начинались
серьезные волнения в британском флоте; матросы вывешивали красные флаги и
выбирали судовые комитеты. Стихийное рабочее движение в самой Англии,
восстания в Ирландии в защиту национальной независимости - все эти факты
свидетельствовали о широкой народной основе английского "якобинизма".
Наряду с публицистическими памфлетами, широкое распространение в народе
находила и массовая политическая поэзия, связанная с демократическим
движением. Среди ее представителей, замалчиваемых буржуазным
литературоведением, выделяется, в частности, фигура Питера Пиндара (Peter
Pindar), под псевдонимом которого скрывался доктор медицины Джон Уолкот
(John Wolcol). Стихотворения и поэмы Питера Пиндара, зло, резко и доходчиво
обличавшие реакционную политику правящих классов Англии и защищавшие права
трудового народа, расходились дешевыми изданиями, зачастую - отдельными
листовками, наподобие традиционных "баллад". Таковы, например, его
сатирические "Оды на важные темы", где Пиндар разоблачает правительственную
политику "затыкания ртов", издевается над системой полицейского шпионажа и
террора, клеймит Берка как изменника свободы, ставшего в ряды придворных
сикофантов. Среди "Од на важные темы" заслуживает особого внимания
"Смирение: ода к подмастерьям-сапожникам, которые недавно отказались
продолжать работу, если их заработная плата не будет повышена". В этом
стихотворном обращении к бастующим рабочим Пиндар не только правдиво рисует
нищету, голод и страдания неимущих трудящихся масс, но подчеркивает, что
именно их трудом поддерживает свое паразитическое существование клика
знатных тунеядцев. Иронический призыв к "смирению" перерастает в призыв к
борьбе: "беззаконный произвол тирании минет, надменные падут, и британцы
больше не будут скотами!" Что делал бы король "без нас, его величества
Народа!" - восклицает один из героев сатирической поэмы Пиндара "Вшивиада"
(The Lousiad, An Heroi-Comic Poem, 1785-1795), где история анекдотической
дворцовой распри между Георгом III и его поварами служит прозрачной
аллегорией обострявшихся противоречий между народными массами и правящими
кругами в Англии времен французской революции. Издеваясь над Георгом III и
его министрами, автор открыто угрожает ему участью Карла I и Людовика XVI.
Политические сатиры Пиндара - лишь один из наиболее ярких образцов
английской массовой политической поэзии, развивающейся в эту пору, и до сих
пор еще достаточно не изученной.
Английское правительство развернуло яростную борьбу с "якобинским
влиянием". Оно начало с погромов. Подкупленные погромщики демонстративно
сожгли изображение Томаса Пэйна, разгромили книжную лавку основателя и
секретаря "Лондонского корреспондентского общества" Томаса Гарди, убили его
жену, разрушили ценнейшую лабораторию Пристли. Вслед за тем начались
судебные процессы против деятелей "прогрессивного меньшинства" по обвинению
их в государственной измене.
Первым был процесс Пэйна, которому вменяли в вину резкие
антиправительственные выпады в "Правах человека".
Самого Пэйна уже не было в Англии. Он прислал на имя судьи письмо, в
котором говорил, что более важные обязанности депутата Конвента не оставляют
ему досуга для защиты. Поскольку же главного обвиняемого нет, процесс
ведется не против него, а против прав английского народа.
Сенсацией процесса был не обвинительный приговор отсутствующему Пэйну,
а блестящая речь защитника, Томаса Эрскина, который, ссылаясь на Мильтона,
Локка, Юма и раннего Берка, выступавшего в защиту американских колоний,
обосновывал право Пэйна критиковать правительство. Толпа сторонников Пэйна
ожидала Эрскина при выходе из суда, выпрягла лошадей из его кареты и с
восторженными криками привезла его домой. Затем последовал первый процесс
"Лондонского корреспондентского общества" (1794), по которому были
привлечены Томас Гарди, Горн Тук, Телуол, Голькрофт и др.
Немедленно после процесса "Корреспондентское общество" провело
несколько массовых митингов. Митинг на Копенгагенских полях, на котором
выступил Телуол, собрал 150 тысяч человек. Карикатура Гильрея на эту тему
подчеркивает демократический состав участников митинга. Через три дня после
этого толпа остановила карету короля и камнями разбила в ней стекла.
В 1797 г., когда политическая обстановка в стране обострилась из-за
восстаний во флоте, весь комитет "Лондонского корреспондентского общества"
был арестован и движение разгромлено.
Чтобы добить литературным оружием тех, кто уцелел от полицейской
расправы, английская реакция организовала в 1797 г. охранительный журнал