Давыдов Вадим. Год Дракона

   — А гормональная поддержка?
   — Если захотите, — он посмотрел на нее без всякой улыбки.
   — А вы при этом будете присутствовать?
   — Обязательно, — вот теперь он улыбнулся. — Договорились?
   — Я должна сказать «нет».
   — Не должны.
   — Должна. Обязана.
   — Нет.
   — Да.
   — Так да или нет?
   — Вы негодяй и провокатор. Вы меня окончательно запутали. Во всех смыслах, понимаете?!
   — Ладно. Вернемся к этому разговору после Намболы. Вам и в самом деле нужно отдохнуть и набраться сил. Впереди еще столько всего…
   — А вы?!
   — А я даже не сплю почти никогда. Ну, разве что по привычке…
   — Это правда? — тихо спросила Елена.
   — Да. Правда. Мне это чертовски нравится… почти всегда.
   — Кошмар…
   — Что выросло, то выросло. Одевайтесь, пудрите ваш носик, и пойдем обедать. Все равно вы еще не завтракали…
   — Все вы знаете, — пробормотала Елена. — Отвернитесь…
   — Доктор, я понимаю женщин…
   — Что?!
   — Это такой анекдот. Пациент делится с врачом всякими бреднями, пытаясь убедить того, что он сумасшедший, и добивается успеха только тогда, когда заявляет, что понимает женщин.
   — Мило. Вы сумасшедший, но совершенно по другому ведомству. Если вас это утешит.
   — Обязательно.
   — Да отвернитесь вы, черт вас возьми!!!

ПРАГА. ИЮЛЬ

   На следующее утро, едва Елена успела переступить порог его кабинета, Майзель сразу же спросил:
   — Ну что, вы еще не передумали лететь со мной в Намболу?
   — Конечно, нет… Что, прямо сейчас?!
   — Ну-ну, не пугайтесь. Не сейчас. Нужно провести кое-какие подготовительные мероприятия. Сейчас появится сотрудник из отдела технического обеспечения, вам придется провести там некоторое время, — Майзель посмотрел на часы на стене, — примерно до обеда. Вам объяснят, что к чему, а я пока съезжу к его величеству. Договорились? Нет-нет, это совсем не больно…
   В этот момент раздалась мелодичная трель звонка. Майзель нажал кнопку на брелке, и двери бесшумно разъехались, пропустив кабинет миловидную молодую женщину:
   — Доброе утро, пан Данек…
   — Здравствуй, Кариночка. Знакомьтесь — пани Елена Томанова. Твоя подопечная на сегодня. Ну, занимайтесь, милые дамы, не смею вам мешать!
   Сопровождая Елену к очередному лифту, Карина вводила Елену в курс предстоящих манипуляций:
   — Для того, чтобы изготовить экзоскафандр, нужно замерить довольно значительный объем индивидуальных биопараметров. В самом начале проектирования эта процедура занимала несколько недель. Теперь мы справляемся за каких-нибудь пять-шесть часов.
   — Это та самая штука, в которой щеголяет наш доблестный спецназ?
   — Совершенно верно, — кивнула Карина. — И не только спецназ, но и спасатели Министерства по предотвращению чрезвычайных ситуаций, пожарные… Для каждого — свой. Его еще называют «драконья кожа»…
   — Это действительно такая чудодейственная штука?
   — Это настоящий триумф современных технологий. Никто больше ничего подобного делать не умеет. В нем никогда не бывает жарко или холодно, он гасит кинетическую энергию пуль, попадающих в него, его волокна многократно увеличивают мышечную энергию своего хозяина… Ну, вы сами почувствуете, какая это восхитительная вещь, когда наденете!
   — А за какие заслуги мне предоставили такую возможность, вы случайно не знаете?
   — Нет. Эта информация находится за пределами моего уровня допуска. Личное распоряжение Дра… пана Данека. Это все, что мне известно и следует знать… Вот мы и на месте. Прошу вас…
   Приложив ладонь к сканеру, Карина открыла дверь и отступила в сторону, пропуская Елену вперед.
   Елена вошла в помещение, напоминающее биохимическую лабораторию, разделенную на отсеки молочно-белыми пластиковыми перегородками. Сначала ей дали проглотить блестящую металлическую капсулу, заверив, что это совершенно безвредно и покинет организм в самое ближайшее время совершенно естественным образом. Потом Елену засунули в трубу агрегата, похожего, по ее представлению, на гибрид томографа и ускорителя элементарных частиц, где ей пришлось пролежать довольно долго. А вместо того, чтобы обмерять Елену сантиметром, ее заставили снять абсолютно всю одежду, стянуть волосы на макушке и окунуться по самый подбородок в приятно-теплое желе. Желе почти мгновенно застыло, став похожим на каучуковый облив. Эту заготовку с Елены быстро и ловко сняли, разрезав в нескольких местах безопасным пластиковым ножом.
   — Ну, вот и все, — сказала Карина, когда все манипуляции были закончены. — Советую принять душ, это здесь. Скафандр будет готов к концу рабочего дня. Когда оденетесь, я провожу вас назад…
   «Драконью кожу» для Елены доставили в специальном чемодане, похожем на саркофаг, прямо к Майзелю в кабинет. Когда сотрудники покинули его, Майзель сказал:
   — Надеть эту штуку не так легко, особенно в первый раз. Вызвать инструктора или воспользуетесь моей помощью?
   — А это что, нужно обязательно прямо сейчас?
   — Это крайне желательно. Завтра утром мы вылетаем в Намболу, и вам следует привыкнуть к вашей новой коже. Кстати, надевать следует безо всякого белья и…
   — Я догадалась, спасибо. А какие опасности нас там ожидают, что вы так основательно потратились на мою защиту?
   — Никаких особых опасностей не предвидится. Предстоят перегрузки при взлете, наборе высоты и снижении. Кроме того, я живу в соответствии с японской мудростью: меч, который понадобится один раз, нужно носить всю жизнь…
   — Вы просто едите слишком много суши, — усмехнулась Елена. — Мы что, через Луну туда полетим?
   — Нет. Но полетим быстро… Завтра увидите. Так как насчет инструктора?
   — Я предпочту ваше чуткое руководство. Если моя нагота не будет слишком уж сильно вас смущать…
   — Ну, я видел вас в купальнике. И без тоже. Мне понравилось. А смущаться я не умею. Приступим?
   Елена кивнула утвердительно, и Майзель открыл саркофаг…
   — Если вы рассчитывали, что это выведет меня из равновесия, то вы ошиблись, — улыбнулась Елена, разглядывая нежно-розовый скафандр. — Мне кажется, мы уже как-то раз с вами выяснили, что за цвета, по вашему убеждению, мне особенно идут. Я, конечно, никогда таких цветов не ношу, но прекрасно понимаю, что мне к лицу белое, голубое и розовое. И как вы теперь собираетесь из этого выпутываться?
   — Легко, — Майзель нажал что-то на скафандре, и тот мгновенно стал антрацитово-черным. Елена, не сдержавшись, ахнула. — Некоторые из моих подчиненных слишком буквально понимают указания, отданные в виде шутки. Не обижайтесь. Я сам чуть не разозлился. Так лучше?
   — Да… Потрясающая мимикрия…
   — Это естественный цвет волокна, из которого он сделан. Когда подсоединен аккумуляторно-процессорный блок, цвет и степень маскировки можно менять с наручного информ-браслета. Раздевайтесь, дорогая. Я уже отвернулся…
   Ему пришлось повозиться, чтобы упаковать Елену в скафандр. Он старался не прикасаться к ее телу без особой необходимости, но совсем избежать прикосновений ему не удалось. Он заметил, конечно же, как предательски налились рубиновым светом уши Елены, но не подал вида… Он помог ей надеть и застегнуть сапоги и, шагнув назад, полюбовался творением своих рук:
   — Превосходно. Теперь АПБ — и полный порядок…
   — А что… Спать в этом тоже можно?
   — Вполне. Если уж очень сильно нужно, в нем можно даже пережить дня три без туалета…
   — Что?!
   — Техника, дорогая, — пожал плечами Майзель, прилаживая и подключая АПБ. — Нигде не давит? Ну-ка, пройдитесь!
   — Вот это да, — Елена, сделав несколько шагов по кабинету, просияла. — Мне бы такую вещь в Пакистане в прошлом году… Потрясающе!
   — Он ваш, дорогая.
   — Нет-нет, я… Сколько это стоит?
   — Пани Елена, перестаньте. Это глупо, наконец. Это не продается и поставляется в армию и госструктуры по специальной кредитно-зачетной схеме. И никто не будет здесь специально для вас разводить по этому поводу целую бухгалтерию. Считайте, что вам его передали в бессрочное пользование. Предмета для дискуссии не существует, — Майзель так сверкнул глазами, что Елена, вздохнув, предпочла не вступать с ним в пререкания.
   — Ну, все равно спасибо…
   — Пустяки. Дело житейское. Я заеду за вами в половине пятого.
   — О Боже…
   — А что вы думали? У меня насыщенная программа, а утром четверга я должен снова быть на рабочем месте. Так что немедленно спать, дорогая.
   — Но ведь еще и семи нет!
   — Ничего-ничего. Сегодня я вас отвезу домой. Эта штука никак в вашу коробчонку не поместится, хотите или нет. Так что на этот раз увильнуть не получится.
   Он захлопнул саркофаг, положил его на пол и кивнул Елене:
   — Попробуйте взять футляр…
   — Вы хотите, чтобы я это несла?!
   — Он весит килограммов сорок, но это вас не должно теперь смущать. Попробуйте.
   — Ах, вот в чем дело… — Елена с некоторым опасением взялась за рукоятку и осторожно потянула вверх. В тот же миг на ее лице отразилось такое радостное детское удивление, что Майзель, не выдержав, улыбнулся. — О-о-о… С ума можно сойти! Какой-то фантастический роман просто! Сорок кило?! Да это и сорок граммов не весит!
   — Превосходно. Поехали!

ПРАГА — ЛУАМБА, НАМБОЛА. ИЮЛЬ

   Хотя и не сразу, но Елене все же удалось заснуть. Прежде, чем сделать это, она читала инструкцию на электронной бумаге. Инструкция была простая, как мычание, что несказанно обрадовало и удивило ее, — Елена никогда не отличалась сколько-нибудь существенной технической сметкой и компьютер использовала исключительно для набора текста и поиска информации в Сети…
   Ей показалось, что она только завела глаза, как раздался телефонный звонок Майзеля:
   — Я так и знал, что вы проспите, дорогая. Собирайтесь, я внизу, в машине.
   Обжигаясь, Елена опрокинула в себя чашку какао и, подхватив легкие для нее теперь, как пух, футляр от скафандра и средних размеров пластиковый кофр, ссыпалась по лестнице и выскочила на улицу. Майзель вышел из машины, помог ей сложить вещи, усадил на пассажирское сиденье, сел за руль и плавно тронулся с места.
   Перед въездом на автомагистраль, прямую, как стрела, упирающуюся в новый аэропорт, он включил проблесковые маячки и сирену и, выехав на полосу движения, вырулил в третий ряд и понесся так, что Елена вцепилась обеими руками в подушку сиденья:
   — Вы нас угробите, ненормальный!
   — Ну, это вряд ли. Я всегда так езжу…
   — Но зачем?!
   — Потому что в сутках только двадцать четыре часа, дорогая. И каждая минута — это чья-то жизнь. Я, конечно, чудовище, но не маньяк — убиваю, только когда хочу кушать, — и Майзель озорно подмигнул Елене.
   Они влетели в аэропорт с какого-то служебного въезда — пассажирский терминал, сверкающий стеклом и хромом, и диспетчерская башня остались далеко в стороне. Они подкатились к ангару необъятных размеров, ворота которого, — как обычно маятниковые, только такие, как самые быстро работающие, признавал Майзель — распахнулись, пропуская их внутрь.
   Взору Елены предстала следующая картина: небольшая группа военных, человек десять, еще какие-то люди, наверное, из корпорации, три нестандартно камуфлированных бронированных армейских вездехода, — и самолет.
   Такого самолета Елена не видела никогда в жизни. Даже на картинках. Это было гигантское зеркально-черное крыло замысловатой, состоящей из треугольников и прямоугольников, формы, на толстенных коротких стойках шасси, с сигарообразным утолщением фюзеляжа посередине. Чрево крыла было распахнуто, готовясь, по-видимому, поглотить бронемашины и путешественников… Это сооружение, и весь антураж выглядели, как сцена из фантастического боевика.
   — Что это? — одними губами прошептала Елена.
   — Это прототип аппарата, который должен был стать третьим поколением стратегических бомбардировщиков ВВС США. В-3, так сказать. Но надобность в проекте отпала. Зато мне эта машинка как раз в пору пришлась. На этой штуке я могу за один день, используя разницу в часовых поясах, побывать в Намболе, Бразилии и в Америке, — Майзель заглушил двигатель, вышел из автомобиля, обошел его, открыл пассажирскую дверь и почти насильно вытащил за руку Елену. — И летает он так высоко, где до него никакой ракетой не дотянуться.
   — Вот откуда берутся легенды о вашей вездесущности… А когда вы на нем не летаете? Стоит в ангаре?
   — Нет. Спасатели пользуются. Довольно часто. Столько всего… Как вам моя птичка?
   Тачка, пушка, птичка… Господи, ну что же ты за ребенок такой, грустно подумала Елена.
   — Это… жуть. Я понимаю, что чувствуют чернокожие воины императора Намболы, когда этот ужас идет у них на глазах на посадку. Или на взлет…
   — Пани Елена… Превосходное наблюдение. В самую точку.
   — А что, видеосвязь действует хуже, чем личное присутствие?
   — Знаете, почему Ким Ир Сен был великим вождем, пани Елена? Потому что осуществлял руководство плотинами и заводами на месте. Учиться у врагов совсем не зазорно, пани Елена. И, кстати, у меня есть предложение.
   — Какое? Сбросить по дороге атомную бомбу на Мекку и Медину?
   — Нет. Перейти на «ты».
   — Какое счастье, честь какая, — усмехнулась Елена, слегка оправившись от впечатлений, которые, как она подозревала, еще только начали на нее сыпаться. — А давай попробуем. И как мне тебя называть? Дракон?
   — А хоть бы и так, — Майзель протянул ей ладонь и ослепительно, как он умел, улыбнулся.
   — Елена. Очень приятно, — она тихонько пожала его руку и задорно вздернула подбородок.
   Майзель галантно склонился в полупоклоне и, подхватив оба кофра, указал кивком головы в направлении самолета. Елена зашагала туда, и Майзель шагнул следом…
   Пред трапом они остановились. Военные козырнули, Майзель ответил таким же киношным жестом. Выслушав короткий доклад, кивнул. Раздались отрывистые команды, броневики взревели и медленно стали въезжать по пандусу внутрь крылатой машины. Елена, Майзель и остальные встали на передвижной эскалатор и поднялись внутрь.
   Елена уже догадывалась, что внутри не будет никакого буржуазно-плебейского китча, но то, что она увидела, в любом случае находилось за пределами ее ожиданий. Кабина пилотов не была отделена от отсека, который с некоторой натяжкой можно было назвать пассажирским. Там стояли такие же, как в пилотской кабине, противоперегрузочные кресла, оснащенные информационными ЖК-панелями, и больше ничего. Не было даже иллюминаторов.
   Майзель помог ей сесть, заботливо пристегнул, поправил ремни, показал, как включается подача воды и питательной смеси, надел на голову Елены сферу с плексигласовой маской, подключил разъемы экзоскафандра:
   — Ну, так. Пить каждые пятнадцать минут, по сигналу таймера, не меньше ста граммов за один раз. Скорость — четыре Маха, это не игрушки. Вставать нельзя. Туалет в скафандре, как я и предупреждал. Я знаю, знаю, но если прижмет… Ты не первый раз в переделках, бывало и круче, дорогая, не правда ли? Отлично. Время в пути чуть больше полутора часов. Теперь вот что. Дорогой поговорить не удастся, в Намболе… бой покажет. Просто наблюдай. И попытайся свою обычную иронию, которая приводит меня в неописуемый восторг, слегка придержать. Обещаю, что по возвращении в Прагу выслушаю все до последнего слова. Я беру тебя с собой не за тем, чтобы устраивать пикировки на глазах у изумленных аборигенов. Договорились?
   — Ты… ты… ты, говорящая ящерица, — прошипела Елена. — Почему ты не предупредил, что я должна участвовать в твоих дурацких спектаклях?! Я бы…
   — Не согласилась. Я знаю. Именно поэтому. Ну, стиль такой, — он пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся. — Так как?
   — Когда вернемся домой… Увидишь, — Елена прищурилась и сжала губы.
   Майзель продолжал улыбаться и так смотреть на нее, что у Елены опять запылали уши. На счастье, под сферой это невозможно было заметить. Она махнула рукой, — мол, согласна, и отвернулась. Майзель осторожно тронул ее за плечо — ей даже показалось, что она почувствовала это прикосновение, хотя знала, что в экзоскафандре это невозможно, — и стремительно уселся в свое кресло. Пристегнулся, надел на голову сферу… Елена невольно позавидовала, с какой легкостью и сноровкой он проделывает все эти манипуляции. Он закончил приготовления и дал знак пилотам на старт…
   Перегрузки действительно были нешуточными. Елена почувствовала это по мышцам лица, которые не были защищены скафандром — только сферой, куда нагнеталось избыточное давление. Она с беспокойством подумала, что будут какие-нибудь последствия, но прогнала от себя эту мысль…

ЛУАМБА. ИЮЛЬ

   Когда они приземлились, Елена, еще с трудом переводя дух с непривычки, увидела, как Майзель стремительно освободился от ремней, сорвал с себя сферу и ринулся к ней. Отстегнув ее шлем, он отшвырнул его в сторону, и с поразившей Елену тревогой стал рассматривать ее лицо, — так близко, что она ощутила его горячее дыхание.
   — Что?!. — Елена попыталась отстраниться, но Майзель держал ее, словно клещами.
   — Руки! — прорычал он. — Вот дерьмо… Прости. Я не подумал, надо было тебя недельку на центрифуге покрутить, чтобы мышцы привыкли…
   — Да что такое?! Я ничего не чувствую…
   — Да ужасного ничего… Синяки под глазами будут. Заметные. Если меры не примем, — он щелкнул пальцами, и через секунду в его руке оказался тюбик с каким-то кремом.
   Не обращая внимания на протестующие вопли Елены, он сдернул перчатки скафандра, натер ее лицо этим кремом и отстранился, словно любуясь, наклонив голову набок:
   — Ну… Должно существенно сгладить эффект. Прости, дорогая.
   — Дай мне зеркало.
   — У меня нет зеркала, я не пидор, зеркальце в косметичке таскать, — рявкнул он так, что Елена испугалась. Он заметил это, присел перед ней на корточки: — Ну, извини, извини… Правда, ничего страшного. И еще дорога назад… Я просто идиот. Не сердись.
   — Я не сержусь, — Елена посмотрела на него и улыбнулась. — Как ты засбоил, дорогой. Что скажут аборигены — зачем Дракон притащил сюда эту облезлую левретку…
   Сравнение с левреткой понравилось Майзелю. Он улыбнулся:
   — Мы договорились. Помнишь?
   — Помню. Не мельтеши. Тебе не идет.
   — Ну, тогда вперед…
   Они прошли в грузовой отсек и сели в первую бронемашину — унтер-офицер спецназа за руль, Майзель на пассажирское место, Елена и еще трое спецназовцев — назад, в десантное отделение. Елена в который раз отметила, какая везде и во всем продуманная эргономика, забота о людях: добротные, удобные кресла, мягкий пластик, шумоизоляция… Да, в таком броневике и повоевать можно, подумала она. Майзель обернулся, бросил на нее короткий озабоченный взгляд. Елена улыбнулась своей самой искусственной улыбкой и послала ему воздушный поцелуй. К счастью, она не увидела, как переглянулись при этом бойцы, иначе им бы тоже не поздоровилось. Майзель хмыкнул и отвернулся.
   Дальше все замелькало, как в гигантском сумасшедшем калейдоскопе. Император Квамбинга встречал их на взлетной полосе сам, с маленькой свитой, безо всяких почетных караулов и прочей дребедени. Майзель выпрыгнул ему навстречу из бронемашины, они обнялись, как старые друзья — они и были, наверное, друзьями… Император был такого же роста, как Майзель, но из-за своей комплекции казался крупнее. Потом они мчались куда-то, потом летели на жутких армейских вертолетах, закладывая такие виражи, что Елене становилось муторно. И кругом были сотни людей, которые, увидев императора и Майзеля, начинали скакать от радости в самом прямом смысле этого слова…
   Они летели над бескрайними пространствами пустыни и саванны, перехваченными во всех направлениях удивительно прямыми и добротными дорогами, Квамбинга все время что-то показывал Майзелю, скаля в улыбке огромные розовые зубы… Внизу сменяли друг друга захватывающие дух панорамы: гигантские терминалы морских портов Луамбы и Страндхука, нефтехранилища и прииски Наминги, стартовые платформы космодрома с готовыми к запуску свечками «Орионов» и взлетно-посадочными полосами, и разгонный комплекс «Мечта» с треугольным силуэтом космолета на нем, проходившем, как знала Елена, последние испытания… Потом ее взору предстали какие-то странные сооружения посреди пустыни, назначение которых осталось для Елены совершенно непонятным. Здесь, когда они приземлились в университетском кампусе Луамбы, она увидела — впервые за много лет — пропадающего в Намболе основателя современной климатологии и климатодинамики, Юзефа Герцига, и его жену-африканку, такую потрясающую красавицу, что у Елены перехватило дух… И русские ученые и инженеры были здесь, и много, — чем они тут занимаются, Елене тоже было не очень понятно. Но здесь вовсе не было так жарко, как она ожидала и как должно было быть. Тепло было, но не жарко. И воздух не был таким тяжелым, как в Камеруне или Нигерии… Дышалось удивительно легко. Так вот оно что, обмерла Елена от мгновенной догадки. Неужели это возможно?! Просто невероятно, что вытворяют эти люди… Этот человек…
   Елена плохо понимала английский императора, но уловила, что страна, поставленная на дыбы, готова принять первых переселенцев. Первый миллион — через восемь месяцев. В следующем году три, и потом по пять миллионов человек в год, всего около тридцати. Значит, это не шутка, подумала Елена. И пускай это всего лишь первый шаг… Он это сделает. Он… Они сделают это, черт побери их совсем!…
   Они вернулись в Луамбу, когда быстрая южная ночь уже накатилась на город, и тот засверкал огнями фонарей, засветился рекламой, запел, застонал, закричал автомобильными гудками… Императорский дворец, бывшая резиденция португальского генерал-губернатора, утопал в зелени и фонтанах и был совсем не по-африкански ухожен и чист. Елену вообще потрясла здешняя чистота — конечно, с пражской стерильностью не сравнить, климат и темперамент свое берут, но и с остальной Африкой — просто ничего общего. Елена бывала в нескольких странах континента, однажды прожила в Камеруне почти два месяца, и ее просто вымотала до предела невозможность как следует помыться и сходить в туалет. Здесь, в Намболе, было по-другому…
   Пока Елене показывали ее комнату и помогали освоиться, Квамбинга с Майзелем уединились в императорском кабинете. Налив в высокий стакан ледяного сока и плеснув туда немного виски, Квамбинга протянул ему коктейль:
   — Хочу спросить тебя, Дракон…
   — Валяй, — Майзель отхлебнул напиток, сел в мягкое кресло и вытянул ноги.
   — Это твоя женщина?
   — Нет, друг мой. Это мой… биограф. Почему ты спросил?
   — Ты так на нее смотришь… — Квамбинга покачал головой, словно осуждая. — Она разве глупая? Если я разглядел… Она красивая. Я бы тоже взял ее в жены.
   — Тоже?! Ну-ну… Ты же знаешь, друг мой. У нас бывает так все непросто и не сразу…
   — Я знаю, — кивнул император. — Белые женщины удивительные. К ним так прилипаешь, что они становятся частью тебя. Не оторвать потом. И хотят, чтобы мужчины всю жизнь держались за их юбку. Разве мало у мужчины дел?! Ах, Дракон… Тебе нужна наша девушка. Будет любить тебя, когда ты хочешь. И сколько хочешь… Наши девушки хорошие, ласковые, и не ждут, что мужчина будет, как мальчик, сидеть возле нее и смотреть ей в лицо. Помнишь Макимбе?
   — Кого? — удивился Майзель. — Кто это?
   — Ты тогда прилетел со своими воинами, когда унитовцы ^[55] и «дикие гуси» ^[56] вошли в наш лагерь и никого не выпускали, у них же никогда не было проблем с патронами… Ты ее вытащил… Они прятались в церкви, ее тоже подожгли, мы вовремя успели тогда…
   — Я не помню ее, друг мой. Мы там много кого вытащили, — Майзель пожал плечами, отхлебнул еще коктейля. — И что?
   — Она тебя помнит. Ждет тебя. Когда ты прилетаешь, тебе всегда некогда… Она такая стала, ты ее не узнаешь теперь. Я ее для тебя берегу, Дракон.
   — Хочешь породниться со мной, плутишка? — Майзель рассмеялся, все еще не принимая выходку Квамбинги всерьез.
   — Конечно, хочу, — кивнул император, пристально, безо всякой улыбки глядя на Майзеля. — Кто, будучи в здравом уме, откажется от такой невероятной удачи? Я вижу, тебе тоскливо, — Квамбинга наклонился к Майзелю. — Возьми себе Макимбе. Мой народ будет счастлив и горд. Я буду рад. Макимбе будет счастливой. Она будет твоя жена в Намболе. Будет всегда тебя ждать. Ты будешь чаще к нам прилетать, всем будет хорошо… Эту женщину забудь. Она будет уходить, приходить… Будет душу твою держать за горло. Мешать тебе. Удали ее, Дракон. Возьми Макимбе…
   Майзель, перестав улыбаться, смотрел на императора. Он знал, что один из титулов Квамбинги на его родном языке звучит как-то вроде «друг Великого Белого Дракона»… Г-споди Б-же, подумал он, какие же они первозданные, эти люди… А может, мне только и надо того, чтобы она душу мою держала за горло, если есть еще у меня душа… Только как объяснить тебе это, дорогой мой вождь мумбо-юмбо?!.