Страница:
Гонта вдруг всхлипнул и отвернулся.
— У-у, какие мы нежные, — протянул Майзель, но голос у него предательски подпустил петуха в самом неподходящем месте. — Какие мы чувствительные. Вот уж не ожидал от тебя, братец…
— А вот… Старый стал… — Гонта взял себя в руки, выпрямился. — Указания?
— Разрешаю меня обнять и…
Договорить он не успел, — Богушек шагнул к Майзелю и так сдавил его в объятиях, что захрустели кости. Отпустив его, Гонта посмотрел на Елену, наблюдавшую за этой сценой широко распахнутыми, все еще полными слез глазами, потом опять на Майзеля:
— Мылодрама, твою мать, Дракон… Ненавижу мылодрамы… Чтоб ни шагу без охраны… Оба… Если… задушу обоих… Поняли?! Елена… К тебе это особо относится… чтобы все мне было в цвет… поняли?!
— Поняли, — кивнул Майзель. — Спасибо, братец. Ты, главное, не нервничай. Все в порядке.
— Да… Не буду. Все, Дракон. Мне работать…
— Иди, иди, дружище…
Двери за Гонтой закрылись. Майзель посмотрел на Елену, погрозил ей пальцем и вдруг расхохотался. Замолчав так же неожиданно, он вскочил и несколько раз пронесся по палате туда и обратно. Елена с ужасом следила за его полетом. Он остановился на полном скаку и с размаху, так, что матрац жалобно пискнул, уселся опять рядом с Еленой:
— Собственно говоря, а почему нет? Если у Вацлава исчезла опухоль… Знаешь, есть такая еврейская молитва… Я не ручаюсь за точность перевода, но смысл прост… Благословен Всевышний, по своей воле открывающий и закрывающий все проходы и отверстия в наших телах вовремя, как положено согласно замыслу творения, ибо, если закроются или откроются, когда не следует, то невозможно будет стоять перед Творцом… — Он снова погрозил Елене пальцем и засмеялся опять, — на этот раз тихо. — Дорогая, ты слышала, что сказала пани доктор. Ты ведь не собираешься делать никаких глупостей, правда?
— Нет, Дракончик…
— И мы будем все эти девять — или сколько там уже осталось — месяцев жрать в три горла фрукты с овощами и гулять на свежем воздухе, как сумасшедшие. С Сонечкой вместе. Поняла?
— Да, Дракончик…
— И ты будешь уплетать творог с молоком за обе щеки, слушать спокойную классическую музыку, рассказывать малышу в животе исключительно добрые сказки и получать одни сплошные положительные эмоции. Никакой работы, никаких командировок, никаких стрессов. Никаких сигарет! Поняла?
— Да, Дракончик… — Елена всхлипнула и поднесла насквозь промокшую салфетку к лицу. Как у всех тонкокожих женщин, от слез у нее мгновенно припухали веки и краснели крылья носа. — Да, Дракончик… А если это малышка?
— Да какая, на хрен, разница?!?
— Да, Дракончик…
— Да что ты заладила, ей-Б-гу, — «да, Дракончик, нет, Дракончик»?!? — он отобрал у нее мокрый платок и швырнул его за спину. — Ты понимаешь вообще, что произошло?!
— Нет, Дракончик… Ой…
— Так. Завтра — полное обследование. А сейчас поехали домой.
— Нет. Я останусь с Сонечкой.
— Сонечка спит. По крайней мере, до утра. Пожалуйста, Елена.
— Это там случилось. Там, в горах… Помнишь?
— Помню.
— Дракончик…
— Что?
— Ты меня отмазал, да?
— Что?!
— Марта сказала… Тогда еще… Так и сказала — он тебя отмажет… и с Богом добазарится… Откуда она знала, Дракончик?!
— Я не знаю. Я ничего такого не делал. Я просто тебя любил. Я люблю тебя, елочка-иголочка… Ты даже не представляешь себе… Что? Что ты, мой ангел? О, нет, пожалуйста, только не это! Ну, Елочка, ну все же уже хорошо, ну что ты, родная моя птичка, не плачь, не плачь…
— Ты сказал… Ты наконец-то это сказал… Боже, вот что должно было случиться, чтобы ты это сказал…
Он прижимал ее к себе, целовал ее мокрое от слез лицо, в которое никогда не мог наглядеться… Сначала я решил, что этого уже никогда не будет с нами, думал он. Потом я думал, что я тебя потерял… Г-споди, если бы я тебя потерял…
— Нет. Я люблю тебя не потому, что это случилось. Это случилось потому, что я тебя люблю…
ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. МАЙ
ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
— У-у, какие мы нежные, — протянул Майзель, но голос у него предательски подпустил петуха в самом неподходящем месте. — Какие мы чувствительные. Вот уж не ожидал от тебя, братец…
— А вот… Старый стал… — Гонта взял себя в руки, выпрямился. — Указания?
— Разрешаю меня обнять и…
Договорить он не успел, — Богушек шагнул к Майзелю и так сдавил его в объятиях, что захрустели кости. Отпустив его, Гонта посмотрел на Елену, наблюдавшую за этой сценой широко распахнутыми, все еще полными слез глазами, потом опять на Майзеля:
— Мылодрама, твою мать, Дракон… Ненавижу мылодрамы… Чтоб ни шагу без охраны… Оба… Если… задушу обоих… Поняли?! Елена… К тебе это особо относится… чтобы все мне было в цвет… поняли?!
— Поняли, — кивнул Майзель. — Спасибо, братец. Ты, главное, не нервничай. Все в порядке.
— Да… Не буду. Все, Дракон. Мне работать…
— Иди, иди, дружище…
Двери за Гонтой закрылись. Майзель посмотрел на Елену, погрозил ей пальцем и вдруг расхохотался. Замолчав так же неожиданно, он вскочил и несколько раз пронесся по палате туда и обратно. Елена с ужасом следила за его полетом. Он остановился на полном скаку и с размаху, так, что матрац жалобно пискнул, уселся опять рядом с Еленой:
— Собственно говоря, а почему нет? Если у Вацлава исчезла опухоль… Знаешь, есть такая еврейская молитва… Я не ручаюсь за точность перевода, но смысл прост… Благословен Всевышний, по своей воле открывающий и закрывающий все проходы и отверстия в наших телах вовремя, как положено согласно замыслу творения, ибо, если закроются или откроются, когда не следует, то невозможно будет стоять перед Творцом… — Он снова погрозил Елене пальцем и засмеялся опять, — на этот раз тихо. — Дорогая, ты слышала, что сказала пани доктор. Ты ведь не собираешься делать никаких глупостей, правда?
— Нет, Дракончик…
— И мы будем все эти девять — или сколько там уже осталось — месяцев жрать в три горла фрукты с овощами и гулять на свежем воздухе, как сумасшедшие. С Сонечкой вместе. Поняла?
— Да, Дракончик…
— И ты будешь уплетать творог с молоком за обе щеки, слушать спокойную классическую музыку, рассказывать малышу в животе исключительно добрые сказки и получать одни сплошные положительные эмоции. Никакой работы, никаких командировок, никаких стрессов. Никаких сигарет! Поняла?
— Да, Дракончик… — Елена всхлипнула и поднесла насквозь промокшую салфетку к лицу. Как у всех тонкокожих женщин, от слез у нее мгновенно припухали веки и краснели крылья носа. — Да, Дракончик… А если это малышка?
— Да какая, на хрен, разница?!?
— Да, Дракончик…
— Да что ты заладила, ей-Б-гу, — «да, Дракончик, нет, Дракончик»?!? — он отобрал у нее мокрый платок и швырнул его за спину. — Ты понимаешь вообще, что произошло?!
— Нет, Дракончик… Ой…
— Так. Завтра — полное обследование. А сейчас поехали домой.
— Нет. Я останусь с Сонечкой.
— Сонечка спит. По крайней мере, до утра. Пожалуйста, Елена.
— Это там случилось. Там, в горах… Помнишь?
— Помню.
— Дракончик…
— Что?
— Ты меня отмазал, да?
— Что?!
— Марта сказала… Тогда еще… Так и сказала — он тебя отмажет… и с Богом добазарится… Откуда она знала, Дракончик?!
— Я не знаю. Я ничего такого не делал. Я просто тебя любил. Я люблю тебя, елочка-иголочка… Ты даже не представляешь себе… Что? Что ты, мой ангел? О, нет, пожалуйста, только не это! Ну, Елочка, ну все же уже хорошо, ну что ты, родная моя птичка, не плачь, не плачь…
— Ты сказал… Ты наконец-то это сказал… Боже, вот что должно было случиться, чтобы ты это сказал…
Он прижимал ее к себе, целовал ее мокрое от слез лицо, в которое никогда не мог наглядеться… Сначала я решил, что этого уже никогда не будет с нами, думал он. Потом я думал, что я тебя потерял… Г-споди, если бы я тебя потерял…
— Нет. Я люблю тебя не потому, что это случилось. Это случилось потому, что я тебя люблю…
ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. МАЙ
Он влетел во дворец, как ураган. Гвардейцы только и успели, что раскрыть ему двери, иначе он, не задумываясь, сорвал бы их с петель:
— Все вон! Величества, высочества, ахой…
Вацлав, Марина и младшие дети ужинали. При виде всклокоченного Майзеля они так и застыли с вилками у ртов. Первым опомнился король:
— Ты что? Что-то случилось? С Сонечкой что-то?! Дети, идите к себе, нам нужно поговорить…
Майзель дождался, пока воспитательница уведет девочек, и плюхнулся в кресло. Марина и Вацлав смотрели на него с нарастающей тревогой, — таким они еще никогда его не видели. Даже когда чуть не началось…
— Говори давай! — рявкнул Вацлав.
— Елена… Елена беременна.
— Срань Господня, — крякнул Вацлав и перекрестился.
— Пресвятая Дева Мария, — прошептала Марина и тоже осенила себя крестным знамением. — Господи, Данечку, счастье-то какое…
— Да погоди ты причитать, — поморщился Вацлав. — Это точно?
— Угу.
— Сколько?!
— Два месяца. Почти…
— Значит, когда она в Минск…
— Она не знала.
— Ну, еще бы…
— Она в самом деле не знала.
— У нее так давно ничего не было, Вацек, — тихо проговорила Марина. — Она действительно могла просто не понять…
— Так женись, обормот!!!
— Вацек, перестань, — к Марине полностью вернулось самообладание. — Где она?
— Дома…
— Вацек, прикажи отвезти меня туда. Вы пообщайтесь, а я побуду с ней. — Она повернулась к Майзелю: — Ты как посмел ее сейчас одну оставить, шлимазл [71] ?!
— Я… Откуда ты это слово знаешь?!.
— А, — Марина махнула рукой, — мужчины. Что с вас взять… Только и умеете, что политикой заниматься. Вацек, я поехала. Проследи, чтобы девочки вовремя легли!
— Ну? — сказал Вацлав, когда Марина умчалась. — Чего делать-то собираешься, герой-любовник?
— Величество…
— Да я уже сколько лет как величество. Ты-то?!.
— Да не знаю я!!! — рявкнул Майзель.
— Чего ты не знаешь?! — рявкнул в ответ король. — Вам что, по шестнадцать лет?! Что за мать твою так?!
— Величество, чего ты разорался?! Ты думаешь, я не понимаю…
— А ты думаешь, я не понимаю?!? Сейчас начнется вся эта свистопляска с этим, как его называют, — Вацлав досадливо пощелкал пальцами в воздухе. — Как, черт подери, называется это процедура объевреивания?!
— Гиюр. Не будет никакого гиюра, величество…
— А, все едино… Вырубит тебя из работы черт знает насколько! Столько дел, Данек, столько дел, все только начинается… И малышка… Твою мать, Дракон… Я тебя просил поработать с интеллигенцией. А ты взял — и, шутка сказать — совесть нации обрюхатил…
— Величество, я тебе насую сейчас в бубен, — тихо и проникновенно сказал Майзель.
— Получишь сдачи, — Вацлав вдруг сжал его плечо и совершенно другим тоном сказал: — Боже Всемогущий, Данек, милый мой друг… Это так… Она — как душа этой земли… И ты… Господи Иисусе, как я рад, дружище…
И поднялся:
— Поехали к тебе, там договорим. Я среди челяди вообще не могу думать.
Майзель посмотрел на него растерянно:
— А как…
— Да найдется, кому за детьми присмотреть… Ты же говорил, что у нее проблемы по женской части…
— Ну, кончились, значит…
— Ага! И начались у нас! Нет, я на самом деле за тебя рад. Правда. Это же первый раз с тобой?
— Величество…
— Ничего, дружище. Лиха беда начало. И надо всю эту свистопляску заканчивать как можно быстрее, у нас просто куча работы, авгиевы конюшни. Марина займется этим… А я… Буду крестным, если позволишь. Да шучу, шучу, не смотри на меня так!
— Солдафон… А еще великий монарх называется…
— Все, поехали!
— Все вон! Величества, высочества, ахой…
Вацлав, Марина и младшие дети ужинали. При виде всклокоченного Майзеля они так и застыли с вилками у ртов. Первым опомнился король:
— Ты что? Что-то случилось? С Сонечкой что-то?! Дети, идите к себе, нам нужно поговорить…
Майзель дождался, пока воспитательница уведет девочек, и плюхнулся в кресло. Марина и Вацлав смотрели на него с нарастающей тревогой, — таким они еще никогда его не видели. Даже когда чуть не началось…
— Говори давай! — рявкнул Вацлав.
— Елена… Елена беременна.
— Срань Господня, — крякнул Вацлав и перекрестился.
— Пресвятая Дева Мария, — прошептала Марина и тоже осенила себя крестным знамением. — Господи, Данечку, счастье-то какое…
— Да погоди ты причитать, — поморщился Вацлав. — Это точно?
— Угу.
— Сколько?!
— Два месяца. Почти…
— Значит, когда она в Минск…
— Она не знала.
— Ну, еще бы…
— Она в самом деле не знала.
— У нее так давно ничего не было, Вацек, — тихо проговорила Марина. — Она действительно могла просто не понять…
— Так женись, обормот!!!
— Вацек, перестань, — к Марине полностью вернулось самообладание. — Где она?
— Дома…
— Вацек, прикажи отвезти меня туда. Вы пообщайтесь, а я побуду с ней. — Она повернулась к Майзелю: — Ты как посмел ее сейчас одну оставить, шлимазл [71] ?!
— Я… Откуда ты это слово знаешь?!.
— А, — Марина махнула рукой, — мужчины. Что с вас взять… Только и умеете, что политикой заниматься. Вацек, я поехала. Проследи, чтобы девочки вовремя легли!
— Ну? — сказал Вацлав, когда Марина умчалась. — Чего делать-то собираешься, герой-любовник?
— Величество…
— Да я уже сколько лет как величество. Ты-то?!.
— Да не знаю я!!! — рявкнул Майзель.
— Чего ты не знаешь?! — рявкнул в ответ король. — Вам что, по шестнадцать лет?! Что за мать твою так?!
— Величество, чего ты разорался?! Ты думаешь, я не понимаю…
— А ты думаешь, я не понимаю?!? Сейчас начнется вся эта свистопляска с этим, как его называют, — Вацлав досадливо пощелкал пальцами в воздухе. — Как, черт подери, называется это процедура объевреивания?!
— Гиюр. Не будет никакого гиюра, величество…
— А, все едино… Вырубит тебя из работы черт знает насколько! Столько дел, Данек, столько дел, все только начинается… И малышка… Твою мать, Дракон… Я тебя просил поработать с интеллигенцией. А ты взял — и, шутка сказать — совесть нации обрюхатил…
— Величество, я тебе насую сейчас в бубен, — тихо и проникновенно сказал Майзель.
— Получишь сдачи, — Вацлав вдруг сжал его плечо и совершенно другим тоном сказал: — Боже Всемогущий, Данек, милый мой друг… Это так… Она — как душа этой земли… И ты… Господи Иисусе, как я рад, дружище…
И поднялся:
— Поехали к тебе, там договорим. Я среди челяди вообще не могу думать.
Майзель посмотрел на него растерянно:
— А как…
— Да найдется, кому за детьми присмотреть… Ты же говорил, что у нее проблемы по женской части…
— Ну, кончились, значит…
— Ага! И начались у нас! Нет, я на самом деле за тебя рад. Правда. Это же первый раз с тобой?
— Величество…
— Ничего, дружище. Лиха беда начало. И надо всю эту свистопляску заканчивать как можно быстрее, у нас просто куча работы, авгиевы конюшни. Марина займется этим… А я… Буду крестным, если позволишь. Да шучу, шучу, не смотри на меня так!
— Солдафон… А еще великий монарх называется…
— Все, поехали!
ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
Они застали Марину на кухне. Елена так устала, что уснула.
— А… Явились, братцы-кролики, — Марина что-то колдовала у мойки, — кажется, мыла фрукты. — Ну, садитесь, будем царскую думу думать, боярский совет держать…
— Надо сообщить Его Святейшеству, — сказал Вацлав, впиваясь крепкими зубами в яблоко.
— При чем здесь понтифик? — удивилась Марина.
— Как это при чем? От него человек уходит, к Ребе приходит…
— Ах, Господи… Этот момент я совершенно упустила из виду…
— А, — махнул рукой король, явно передразнивая жену, — женщины. Что с вас взять…
— Я смотрю, вы тут уже без меня меня женили, — проворчал Майзель. — Надо еще и у Елены спросить. Я, между прочим, совершенно не уверен, что идея с браком придется ей по душе…
Марина посмотрела на Майзеля и улыбнулась:
— Господи Боже мой, Данечку. Какой же ты невозможный дурак… Она же любит тебя совершенно без памяти… Ты что, не понимаешь?
— Понимаю, — буркнул Майзель, посмотрев на Марину. — Самое смешное, что я ее тоже… Это бред какой-то…
— Так я брякну Папе, — король вынул аппарат и раскрыл его.
— Вацек! Ты что, собираешься обсуждать это по телефону?!
— А что? Связь-то защищенная… Да я ему только пару слов скажу, чтобы был в курсе. Пускай прилетает, надо будет ему с Ребе пообщаться, обсудить всякие конфессиональные нюансы… Мы же с Драконом не будем этим заниматься.
— Вацек, да оставь ты этот солдафонский тон!
— Не ворчи, любовь моя. Ты же видишь — я тоже нервничаю. Не каждый день Дракон попадает в истории с беременными властителями оппозиционных дум… Интересно, мальчик или девочка? Хочу пацана!
— Вацлав!!!
— Все, все. Умолкаю. Понтифику звонить?
— Не знаю. Может, завтра?
— Можно и завтра. Не рак, не пройдет…
— Вацлав!!! Да что с тобой такое, в самом деле!
— Ничего. Я предлагаю тебе срочно заняться приготовлениями. Платье там… Ну, вся эта белиберда, все эти телячьи нежности, я в этом все равно ни черта не понимаю…
— Вацлав…
— Я хочу, чтобы все было по-королевски, душа моя. Чтобы все знали — это мой друг, это люди, которых я люблю. Без помпы, но… Марина, душа моя, ты ведь понимаешь, не так ли?
— Да, медочек, — Марина улыбнулась. — Я займусь этим. Я даже представляю, что ей пойдет… А протокол мы обсудим с гофмейстером.
— Только никаких графов и князьев, Б-га ради, — подал голос Майзель. — Никаких всадников, плюмажей, ничего этого не нужно. Пожалуйста.
— Будешь брыкаться — позвоню Квамбинге, чтобы прислал белого слона, — без тени улыбки сказал Вацлав и снова достал телефон. — Звонить?
— Молчу.
— Молодец. Но вот маркизом или графом тебе придется стать, — притворно вздохнул Вацлав и, по-солдафонски осклабившись, так подмигнул жене, что та, не сдержавшись, фыркнула.
— Величество, ну, хватит…
— Данечку, — Марина накрыла его руку своей и ласково спросила: — Ты слышал что-нибудь о проблеме морганатического брака?
— Слышал.
— Ну, так мы не можем этого допустить. Твоя избранница принадлежит к древнему княжескому роду. Ничего не поделаешь.
— Величества, а не пошли бы вы…
— Тогда белые слоны, — пожал плечами король. — Десять штук, не меньше. И море плюмажей над шлемами и кирасами. Ты сам выбрал, Дракон.
— Это шантаж, — Майзель скис и посмотрел на монархов исподлобья. Ноздри его угрожающе расширились.
— Именно, дорогой. Именно. И не сопи. Клянусь моими детьми, торжественно сообщать об этом не станем, — сурово посмотрел на Майзеля Вацлав. — Ни-ни. Только Геральдический вестник.
— Но ее отец же…
— Это были смутные времена, Данечку, — улыбнулась Марина. — Слава Богу, они позади.
— Вы же шутите, правда?
— Нисколько. Ты же знаешь, как серьезно мы относимся к таким вещам. Все должно быть по правилам.
— Вы просто оба сбрендили от радости. Я же еврей!!!
— А про это в Геральдическом уложении ничего не сказано, — просиял Вацлав. — Там сказано про службу и доблести, а еврей, китаец или марсианин — мы на это… как это по-русски… клал я на это с прибором, вот. Нечего в моем государстве аристократическую породу портить.
— Но это же глупо.
— Это тебе так кажется. А на самом деле все очень и очень ответственно.
— Что ответственно?!
— Елена — последняя из Мышлаевских. Ты не можешь отказаться, Данечку, — Марине вся эта мизансцена явно доставляла несказанное удовольствие.
— Может, мне еще ее фамилию взять?!
— Ну… Нет. Это не по правилам, — Вацлав покачал головой.
— Нет, это просто…
— Ты очень много сделал для того, чтобы честь, долг и отечество перестали звучать, как ругательства, Даниэль, — тихо, прищурившись и совершенно серьезно проговорил король. Майзель удивленно на него посмотрел, — так, полным именем, Вацлав его уже сто лет не называл. — Ты не монах, не отшельник и не тайный нашептыватель в ухо. Ты гражданин и публичная персона, и тебе придется бывать на дворцовых мероприятиях…
— Вот уж…
— Молчать, — тихо сказал Вацлав. — Аристократия — опора престола, ее главный и последний резерв. И я, Божьей милостью король и сюзерен, решаю, кто, когда и почему встанет в ряды моей армии, кому и почему пришло время стать тем, кем я желаю его сделать. Я — король, и такова моя воля. Посмеешь мне возражать?
— Нет, — подумав, вздохнул Майзель. — Нет, величество. Не посмею.
— Молодец, — Вацлав хлопнул его по плечу. — Вместе с супругой и детьми. Изволь соответствовать. И переоденься.
— И что?
— Учитывая твои заслуги перед страной, народом и человечеством, мы, нашим августейшим соизволением… Так уж и быть, разрешу тебе выбрать. Граф или маркиз?
— Барон.
— Вот тебе, — Вацлав, покосившись на Марину, которая деликатно отвернулась, показал Майзелю средний палец. — Граф или маркиз?! А то герцогом сделаю и велю в «Народном слове» пропечатать. Граф или маркиз?!
— А какая разница?
— Для тебя — никакой. Мое терпение лопнуло. На счет «три» не выберешь — будешь герцогом. Раз…
— Вацлав…
— Два.
— Граф.
— Ну, вот, молодец. С этим вопросом все. А жить вы где будете?
— Что, негде?!
— Здесь, что ли?! Это ЦУП, а не жилье для семьи с двумя детьми!
— Э-э… Я не думал…
— Ты, похоже, вообще ни о чем не думал. Марина, у нас ведь Людвиково крыло, после того, как музей переехал, совсем свободно, правда? Распорядись.
— Величество.
— Не смей возражать своему королю, засранец. Эти две бабы никак жить друг без друга не могут. Детям надо вместе играть. Малышке — учить чешский. Все, этот вопрос тоже решен.
— Вацлав…
— Ну-ну, дорогая. Посмотри лучше в баре, там должна быть бехеровка или сливовица, и налей нам с Драконом по двести пятьдесят с прицепом, как во время оно…
— Вы… Добрый вечер… Вы что тут все делаете? — Елена, как привидение, закутанная в простыню, возникла на пороге кухни, с изумлением глядя на монаршую чету и Майзеля.
— А! Вот и княгинюшка! — С некоторых пор король иначе Елену не называл. — Дорогуша, мы тут обсуждаем, что вам подарить на свадьбу. Я предлагаю Людвиково крыло дворца, а ее величество считает, что там сначала надо сделать ремонт… Что? Как?!? Разве этот мудак еще не сделал тебе предложение по всей форме?! Щас я ему ухи-то пообрываю…
— Боже мой, Вацлав… Елена, милая, не обращай внимания, это у него так радость выражается…
— Спасибо, ваше величество, — Елена улыбнулась и изобразила некое подобие книксена. — Мы уж как-нибудь без дворцов…
— Пойдем, милая, — Марина поднялась и, подойдя к Елене, взяла ее за локоть. — Этим двоим нужно сейчас в самом деле раздавить чекушечку, а мы с тобой обсудим кое-что пока… Пойдем.
Они вернулись в жилую часть дома.
— Не сердись, — сказала Марина и, улыбнувшись, погладила Елену по руке. — Мужчины часто забавно реагируют на новость о своем отцовстве. Ты ведь собираешься рожать, правда?
— Конечно, — Елена длинно вздохнула. — Я так… Я даже молиться перестала много лет тому назад. Мне же сказали — мужайтесь, никаких шансов… Как же это?
— Все в руке Божьей, дорогая. Да и потом… Любовь творит всякие чудеса. Я в это верю. Смешно?
— Нет, нет, Марина, нет… Но… Что же будет?
— Будет жизнь, Еленушка. И свадьба. И дети. И памперсы. И свинка, и… Все, как у людей, дорогая. Наконец-то. И ты нас порадуешь крестником. Как тебе идея?
— За тобой мне уж точно не угнаться…
— Ну, я раньше начала. Так что тебе следует очень постараться…
— Я боюсь.
— Что? Ну, Елена, конечно. Все боятся. Уж так заведено…
— Нет. Я не об этом. Я боюсь, что я… Что мы… Я не хочу мешать ему… Он… Я не уверена, что ему это нужно…
— Елена, не говори чепухи. Я знаю Данека столько лет… Единственное, о чем он может мечтать — это любимая женщина и дети.
— Я не отказываюсь быть его любимой, Марина. Я не знаю, хочет ли он — на самом деле, понимаешь, внутри, — хочет ли, что бы это было… так? Жена, дети… Я не знаю…
— Я думаю, что все решится сегодня, милая. Ему просто нужно слегка опомниться. Новость выбила из колеи не только нас с тобой, но и его, поверь…
— Я понимаю. Я просто хочу, чтобы он… Он ничего не должен мне, Марина. Это я должна ему. Он спас меня от гибели по крайней мере трижды. И Сонечку. Я… Я уже поверила, что у меня будет доченька, пусть через весь этот ужас, но маленький беззащитный человечек, за которого я отвечаю… И… и вдруг… у меня будет ребенок. Мой собственный, мой, мой ребенок… Которого не должно, не могло быть… Вообще никак не могло быть. Чего же еще можно ждать или требовать от мужчины?
— Еленушка… Но ты ведь хочешь?
— Больше всего на свете я хочу быть с ним, — Елена посмотрела на Марину сухими и темными глазами. — Больше всего на свете. А как это будет выглядеть, не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Но я хочу быть другом и помощником, а не гирей на его ногах.
— Да какая же ты гиря, милая, — улыбнулась Марина. — Что бы мы все без тебя делали…
— Я просто делала, что должна.
— Конечно, дорогая. Конечно. Как и все мы.
— Я столько думаю об этом, Марина… Я голову сломала себе. Как? За что? Чем я заслужила?
— И что же надумала?
— Это не я… Это он. Это ему… Ему подарок…
— Боже мой, Еленушка, что ты такое говоришь, милая… Это вам, вам, это для вас, чтобы вы были вместе, чтобы все было по-настоящему, дорогая…
— Марина…
— Что?
— Мне так горько… Я бы так хотела узнать его маму… Я столько слов хотела бы ей сказать…
— Ах, дорогая, — голос Марины дрогнул. — Я так тебя понимаю… Я тоже.
— Плохо, когда все так поздно. Все должно быть вовремя…
— Разве это поздно, Еленушка?
— Конечно. Вряд ли я еще что-нибудь смогу. А я хочу кучу детей, понимаешь, Марина? Кучу похожих на него мальчишек… Ну, хотя бы двух…
— Не надо плакать, дорогая. Тебе нельзя расстраиваться. Все образуется, Еленушка. Поверь мне, я знаю…
— Это ведь была шутка? — Елена скомкала бумажный платок и попыталась улыбнуться.
— О чем ты?
— О дворце.
— Боюсь, что нет, дорогая, — покачала головой королева. — Ты, вероятно, плохо знаешь Вацлава. Если он вбил себе что-нибудь в голову, то даже мне не под силу достать это оттуда.
— Это невозможно.
— Ну, отчего же, — лукаво улыбнулась Марина. — Это вполне законченное архитектурное сооружение, с отдельным подъездом, там можно быстро оборудовать пригодное и приятное для жизни пространство. И оно совсем не на виду, чудесный вид с террасы, парк прямо под окнами. Я буду рядом. Дети смогут вместе играть и учиться. Вацлав давно мечтал затащить Данека к себе поближе, но всегда что-нибудь мешало. Как бы там ни было, мы ведь публичные персоны… И журналисты, и все такое… Но теперь, когда вы вместе… Признаться, я и сама не вижу никаких особенных изъянов в этой идее.
— Но это… это королевский дворец!!!
— Ах, дорогая, перестань, — махнула Марина рукой. — На дворе двадцать первый век. И тебе понравится.
— Я не могу жить в музее.
— А здесь можешь? Музей переехал, Еленушка. А дом, в котором не живут, неумолимо рушится. Пусть будут детский смех, и детский плач, и собачий лай, и звон рапир, и запах вкусной еды. Это чудесно. Мы с Вацлавом обожаем это. И очень любим тех, кого мы любим. Мы любим вас, Еленушка. И Данека, и тебя. И Сонечку. Мы будем счастливы, если вы согласитесь.
— Но Данек…
— Не нужно, дорогая. Просто поверь мне, ладно? — Марина обняла Елену и поцеловала в лоб. — Если он чего-нибудь еще не сказал, то обязательно скажет. Или сделает. Сегодня.
— Это все так быстро…
— Это еще не быстро. Быстро начнется завтра, когда нужно будет обсуждать церемонию и список гостей с протокольной службой.
— О Господи…
— Держись, Еленушка… — Марина замолчала на полуслове.
Елена обернулась и увидела Вацлава, сияющего улыбкой от уха до уха:
— Марина, поехали домой. Порядок восстановлен, не будем отвлекать молодежь, — он подмигнул Елене и поманил жену рукой.
— Да-да. Сейчас. Доктора я завтра пришлю, Еленушка, хорошо?
— Спасибо…
— Спокойной ночи!
Майзель появился, наконец. Попрощался за руку с королем, чмокнул в щеку Марину… И, едва сомкнулись за ними двери, схватил Елену в охапку, прижал к себе, закружил… Остановился, осторожно, как вазу богемского стекла, поставил ее на пол, опустился на колени, прижался головой к ее животу:
— Я тебя люблю, елочка-иголочка. Я тебя люблю и все время хочу, щучка-колючка, слышишь?! Ты теперь моя жена. Видит Б-г, и плевать на все! Я тебя люблю… Я больше не отпущу тебя ни на шаг. Никогда. Ты жена моя, поняла?!
— Я с тобой, с тобой… Я теперь с тобой… Я буду тебе женой, если хочешь…
— Я хочу, мой ангел. Я, наверное, никогда в жизни так ничего не хотел…
— Скажи мне. Это очень важно. Почему ты столько времени молчал?
— Я… Я не знал, Елена.
— Чего ты не знал, скотина?!
— Я боялся. Я знал, конечно. И про себя… И про тебя. Ну, про тебя я, наверное, не столько знал, сколько…
— Прекрати мямлить. Чего ты не знал?! Чего боялся?!
— Что не смогу сделать тебя счастливой. Не на миг, не на год… Навсегда.
Он поднялся с колен и прижал Елену к себе. Она спросила тихо, глядя ему в лицо:
— А теперь, — не боишься?
— И теперь боюсь. Но гораздо меньше.
— Только поэтому?
— Да. Только поэтому.
— А как же счастье для всех и сразу?
— А это теперь непременно приложится. Потому что иначе не может быть.
— Ты правда больной, — у Елены опять запрыгали губы.
— Не вздумай плакать сейчас.
— Не дождешься. Быстро неси меня в постель.
— А можно?
— Нужно, идиот несчастный…
— А… Явились, братцы-кролики, — Марина что-то колдовала у мойки, — кажется, мыла фрукты. — Ну, садитесь, будем царскую думу думать, боярский совет держать…
— Надо сообщить Его Святейшеству, — сказал Вацлав, впиваясь крепкими зубами в яблоко.
— При чем здесь понтифик? — удивилась Марина.
— Как это при чем? От него человек уходит, к Ребе приходит…
— Ах, Господи… Этот момент я совершенно упустила из виду…
— А, — махнул рукой король, явно передразнивая жену, — женщины. Что с вас взять…
— Я смотрю, вы тут уже без меня меня женили, — проворчал Майзель. — Надо еще и у Елены спросить. Я, между прочим, совершенно не уверен, что идея с браком придется ей по душе…
Марина посмотрела на Майзеля и улыбнулась:
— Господи Боже мой, Данечку. Какой же ты невозможный дурак… Она же любит тебя совершенно без памяти… Ты что, не понимаешь?
— Понимаю, — буркнул Майзель, посмотрев на Марину. — Самое смешное, что я ее тоже… Это бред какой-то…
— Так я брякну Папе, — король вынул аппарат и раскрыл его.
— Вацек! Ты что, собираешься обсуждать это по телефону?!
— А что? Связь-то защищенная… Да я ему только пару слов скажу, чтобы был в курсе. Пускай прилетает, надо будет ему с Ребе пообщаться, обсудить всякие конфессиональные нюансы… Мы же с Драконом не будем этим заниматься.
— Вацек, да оставь ты этот солдафонский тон!
— Не ворчи, любовь моя. Ты же видишь — я тоже нервничаю. Не каждый день Дракон попадает в истории с беременными властителями оппозиционных дум… Интересно, мальчик или девочка? Хочу пацана!
— Вацлав!!!
— Все, все. Умолкаю. Понтифику звонить?
— Не знаю. Может, завтра?
— Можно и завтра. Не рак, не пройдет…
— Вацлав!!! Да что с тобой такое, в самом деле!
— Ничего. Я предлагаю тебе срочно заняться приготовлениями. Платье там… Ну, вся эта белиберда, все эти телячьи нежности, я в этом все равно ни черта не понимаю…
— Вацлав…
— Я хочу, чтобы все было по-королевски, душа моя. Чтобы все знали — это мой друг, это люди, которых я люблю. Без помпы, но… Марина, душа моя, ты ведь понимаешь, не так ли?
— Да, медочек, — Марина улыбнулась. — Я займусь этим. Я даже представляю, что ей пойдет… А протокол мы обсудим с гофмейстером.
— Только никаких графов и князьев, Б-га ради, — подал голос Майзель. — Никаких всадников, плюмажей, ничего этого не нужно. Пожалуйста.
— Будешь брыкаться — позвоню Квамбинге, чтобы прислал белого слона, — без тени улыбки сказал Вацлав и снова достал телефон. — Звонить?
— Молчу.
— Молодец. Но вот маркизом или графом тебе придется стать, — притворно вздохнул Вацлав и, по-солдафонски осклабившись, так подмигнул жене, что та, не сдержавшись, фыркнула.
— Величество, ну, хватит…
— Данечку, — Марина накрыла его руку своей и ласково спросила: — Ты слышал что-нибудь о проблеме морганатического брака?
— Слышал.
— Ну, так мы не можем этого допустить. Твоя избранница принадлежит к древнему княжескому роду. Ничего не поделаешь.
— Величества, а не пошли бы вы…
— Тогда белые слоны, — пожал плечами король. — Десять штук, не меньше. И море плюмажей над шлемами и кирасами. Ты сам выбрал, Дракон.
— Это шантаж, — Майзель скис и посмотрел на монархов исподлобья. Ноздри его угрожающе расширились.
— Именно, дорогой. Именно. И не сопи. Клянусь моими детьми, торжественно сообщать об этом не станем, — сурово посмотрел на Майзеля Вацлав. — Ни-ни. Только Геральдический вестник.
— Но ее отец же…
— Это были смутные времена, Данечку, — улыбнулась Марина. — Слава Богу, они позади.
— Вы же шутите, правда?
— Нисколько. Ты же знаешь, как серьезно мы относимся к таким вещам. Все должно быть по правилам.
— Вы просто оба сбрендили от радости. Я же еврей!!!
— А про это в Геральдическом уложении ничего не сказано, — просиял Вацлав. — Там сказано про службу и доблести, а еврей, китаец или марсианин — мы на это… как это по-русски… клал я на это с прибором, вот. Нечего в моем государстве аристократическую породу портить.
— Но это же глупо.
— Это тебе так кажется. А на самом деле все очень и очень ответственно.
— Что ответственно?!
— Елена — последняя из Мышлаевских. Ты не можешь отказаться, Данечку, — Марине вся эта мизансцена явно доставляла несказанное удовольствие.
— Может, мне еще ее фамилию взять?!
— Ну… Нет. Это не по правилам, — Вацлав покачал головой.
— Нет, это просто…
— Ты очень много сделал для того, чтобы честь, долг и отечество перестали звучать, как ругательства, Даниэль, — тихо, прищурившись и совершенно серьезно проговорил король. Майзель удивленно на него посмотрел, — так, полным именем, Вацлав его уже сто лет не называл. — Ты не монах, не отшельник и не тайный нашептыватель в ухо. Ты гражданин и публичная персона, и тебе придется бывать на дворцовых мероприятиях…
— Вот уж…
— Молчать, — тихо сказал Вацлав. — Аристократия — опора престола, ее главный и последний резерв. И я, Божьей милостью король и сюзерен, решаю, кто, когда и почему встанет в ряды моей армии, кому и почему пришло время стать тем, кем я желаю его сделать. Я — король, и такова моя воля. Посмеешь мне возражать?
— Нет, — подумав, вздохнул Майзель. — Нет, величество. Не посмею.
— Молодец, — Вацлав хлопнул его по плечу. — Вместе с супругой и детьми. Изволь соответствовать. И переоденься.
— И что?
— Учитывая твои заслуги перед страной, народом и человечеством, мы, нашим августейшим соизволением… Так уж и быть, разрешу тебе выбрать. Граф или маркиз?
— Барон.
— Вот тебе, — Вацлав, покосившись на Марину, которая деликатно отвернулась, показал Майзелю средний палец. — Граф или маркиз?! А то герцогом сделаю и велю в «Народном слове» пропечатать. Граф или маркиз?!
— А какая разница?
— Для тебя — никакой. Мое терпение лопнуло. На счет «три» не выберешь — будешь герцогом. Раз…
— Вацлав…
— Два.
— Граф.
— Ну, вот, молодец. С этим вопросом все. А жить вы где будете?
— Что, негде?!
— Здесь, что ли?! Это ЦУП, а не жилье для семьи с двумя детьми!
— Э-э… Я не думал…
— Ты, похоже, вообще ни о чем не думал. Марина, у нас ведь Людвиково крыло, после того, как музей переехал, совсем свободно, правда? Распорядись.
— Величество.
— Не смей возражать своему королю, засранец. Эти две бабы никак жить друг без друга не могут. Детям надо вместе играть. Малышке — учить чешский. Все, этот вопрос тоже решен.
— Вацлав…
— Ну-ну, дорогая. Посмотри лучше в баре, там должна быть бехеровка или сливовица, и налей нам с Драконом по двести пятьдесят с прицепом, как во время оно…
— Вы… Добрый вечер… Вы что тут все делаете? — Елена, как привидение, закутанная в простыню, возникла на пороге кухни, с изумлением глядя на монаршую чету и Майзеля.
— А! Вот и княгинюшка! — С некоторых пор король иначе Елену не называл. — Дорогуша, мы тут обсуждаем, что вам подарить на свадьбу. Я предлагаю Людвиково крыло дворца, а ее величество считает, что там сначала надо сделать ремонт… Что? Как?!? Разве этот мудак еще не сделал тебе предложение по всей форме?! Щас я ему ухи-то пообрываю…
— Боже мой, Вацлав… Елена, милая, не обращай внимания, это у него так радость выражается…
— Спасибо, ваше величество, — Елена улыбнулась и изобразила некое подобие книксена. — Мы уж как-нибудь без дворцов…
— Пойдем, милая, — Марина поднялась и, подойдя к Елене, взяла ее за локоть. — Этим двоим нужно сейчас в самом деле раздавить чекушечку, а мы с тобой обсудим кое-что пока… Пойдем.
Они вернулись в жилую часть дома.
— Не сердись, — сказала Марина и, улыбнувшись, погладила Елену по руке. — Мужчины часто забавно реагируют на новость о своем отцовстве. Ты ведь собираешься рожать, правда?
— Конечно, — Елена длинно вздохнула. — Я так… Я даже молиться перестала много лет тому назад. Мне же сказали — мужайтесь, никаких шансов… Как же это?
— Все в руке Божьей, дорогая. Да и потом… Любовь творит всякие чудеса. Я в это верю. Смешно?
— Нет, нет, Марина, нет… Но… Что же будет?
— Будет жизнь, Еленушка. И свадьба. И дети. И памперсы. И свинка, и… Все, как у людей, дорогая. Наконец-то. И ты нас порадуешь крестником. Как тебе идея?
— За тобой мне уж точно не угнаться…
— Ну, я раньше начала. Так что тебе следует очень постараться…
— Я боюсь.
— Что? Ну, Елена, конечно. Все боятся. Уж так заведено…
— Нет. Я не об этом. Я боюсь, что я… Что мы… Я не хочу мешать ему… Он… Я не уверена, что ему это нужно…
— Елена, не говори чепухи. Я знаю Данека столько лет… Единственное, о чем он может мечтать — это любимая женщина и дети.
— Я не отказываюсь быть его любимой, Марина. Я не знаю, хочет ли он — на самом деле, понимаешь, внутри, — хочет ли, что бы это было… так? Жена, дети… Я не знаю…
— Я думаю, что все решится сегодня, милая. Ему просто нужно слегка опомниться. Новость выбила из колеи не только нас с тобой, но и его, поверь…
— Я понимаю. Я просто хочу, чтобы он… Он ничего не должен мне, Марина. Это я должна ему. Он спас меня от гибели по крайней мере трижды. И Сонечку. Я… Я уже поверила, что у меня будет доченька, пусть через весь этот ужас, но маленький беззащитный человечек, за которого я отвечаю… И… и вдруг… у меня будет ребенок. Мой собственный, мой, мой ребенок… Которого не должно, не могло быть… Вообще никак не могло быть. Чего же еще можно ждать или требовать от мужчины?
— Еленушка… Но ты ведь хочешь?
— Больше всего на свете я хочу быть с ним, — Елена посмотрела на Марину сухими и темными глазами. — Больше всего на свете. А как это будет выглядеть, не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Но я хочу быть другом и помощником, а не гирей на его ногах.
— Да какая же ты гиря, милая, — улыбнулась Марина. — Что бы мы все без тебя делали…
— Я просто делала, что должна.
— Конечно, дорогая. Конечно. Как и все мы.
— Я столько думаю об этом, Марина… Я голову сломала себе. Как? За что? Чем я заслужила?
— И что же надумала?
— Это не я… Это он. Это ему… Ему подарок…
— Боже мой, Еленушка, что ты такое говоришь, милая… Это вам, вам, это для вас, чтобы вы были вместе, чтобы все было по-настоящему, дорогая…
— Марина…
— Что?
— Мне так горько… Я бы так хотела узнать его маму… Я столько слов хотела бы ей сказать…
— Ах, дорогая, — голос Марины дрогнул. — Я так тебя понимаю… Я тоже.
— Плохо, когда все так поздно. Все должно быть вовремя…
— Разве это поздно, Еленушка?
— Конечно. Вряд ли я еще что-нибудь смогу. А я хочу кучу детей, понимаешь, Марина? Кучу похожих на него мальчишек… Ну, хотя бы двух…
— Не надо плакать, дорогая. Тебе нельзя расстраиваться. Все образуется, Еленушка. Поверь мне, я знаю…
— Это ведь была шутка? — Елена скомкала бумажный платок и попыталась улыбнуться.
— О чем ты?
— О дворце.
— Боюсь, что нет, дорогая, — покачала головой королева. — Ты, вероятно, плохо знаешь Вацлава. Если он вбил себе что-нибудь в голову, то даже мне не под силу достать это оттуда.
— Это невозможно.
— Ну, отчего же, — лукаво улыбнулась Марина. — Это вполне законченное архитектурное сооружение, с отдельным подъездом, там можно быстро оборудовать пригодное и приятное для жизни пространство. И оно совсем не на виду, чудесный вид с террасы, парк прямо под окнами. Я буду рядом. Дети смогут вместе играть и учиться. Вацлав давно мечтал затащить Данека к себе поближе, но всегда что-нибудь мешало. Как бы там ни было, мы ведь публичные персоны… И журналисты, и все такое… Но теперь, когда вы вместе… Признаться, я и сама не вижу никаких особенных изъянов в этой идее.
— Но это… это королевский дворец!!!
— Ах, дорогая, перестань, — махнула Марина рукой. — На дворе двадцать первый век. И тебе понравится.
— Я не могу жить в музее.
— А здесь можешь? Музей переехал, Еленушка. А дом, в котором не живут, неумолимо рушится. Пусть будут детский смех, и детский плач, и собачий лай, и звон рапир, и запах вкусной еды. Это чудесно. Мы с Вацлавом обожаем это. И очень любим тех, кого мы любим. Мы любим вас, Еленушка. И Данека, и тебя. И Сонечку. Мы будем счастливы, если вы согласитесь.
— Но Данек…
— Не нужно, дорогая. Просто поверь мне, ладно? — Марина обняла Елену и поцеловала в лоб. — Если он чего-нибудь еще не сказал, то обязательно скажет. Или сделает. Сегодня.
— Это все так быстро…
— Это еще не быстро. Быстро начнется завтра, когда нужно будет обсуждать церемонию и список гостей с протокольной службой.
— О Господи…
— Держись, Еленушка… — Марина замолчала на полуслове.
Елена обернулась и увидела Вацлава, сияющего улыбкой от уха до уха:
— Марина, поехали домой. Порядок восстановлен, не будем отвлекать молодежь, — он подмигнул Елене и поманил жену рукой.
— Да-да. Сейчас. Доктора я завтра пришлю, Еленушка, хорошо?
— Спасибо…
— Спокойной ночи!
Майзель появился, наконец. Попрощался за руку с королем, чмокнул в щеку Марину… И, едва сомкнулись за ними двери, схватил Елену в охапку, прижал к себе, закружил… Остановился, осторожно, как вазу богемского стекла, поставил ее на пол, опустился на колени, прижался головой к ее животу:
— Я тебя люблю, елочка-иголочка. Я тебя люблю и все время хочу, щучка-колючка, слышишь?! Ты теперь моя жена. Видит Б-г, и плевать на все! Я тебя люблю… Я больше не отпущу тебя ни на шаг. Никогда. Ты жена моя, поняла?!
— Я с тобой, с тобой… Я теперь с тобой… Я буду тебе женой, если хочешь…
— Я хочу, мой ангел. Я, наверное, никогда в жизни так ничего не хотел…
— Скажи мне. Это очень важно. Почему ты столько времени молчал?
— Я… Я не знал, Елена.
— Чего ты не знал, скотина?!
— Я боялся. Я знал, конечно. И про себя… И про тебя. Ну, про тебя я, наверное, не столько знал, сколько…
— Прекрати мямлить. Чего ты не знал?! Чего боялся?!
— Что не смогу сделать тебя счастливой. Не на миг, не на год… Навсегда.
Он поднялся с колен и прижал Елену к себе. Она спросила тихо, глядя ему в лицо:
— А теперь, — не боишься?
— И теперь боюсь. Но гораздо меньше.
— Только поэтому?
— Да. Только поэтому.
— А как же счастье для всех и сразу?
— А это теперь непременно приложится. Потому что иначе не может быть.
— Ты правда больной, — у Елены опять запрыгали губы.
— Не вздумай плакать сейчас.
— Не дождешься. Быстро неси меня в постель.
— А можно?
— Нужно, идиот несчастный…
ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
Москва, 22 мая. ИТАР-ТАСС. Сегодня в Кремле состоялась пресс-конференция, на которой новый глава Администрации Президента РФ сделал сенсационное заявление. В результате совместных усилий спецслужб мировых держав и промышленно-финансового консорциума «Golem Interworld» пресечена попытка разведок ряда стран так называемого «исламского мира» развязать вооруженный конфликт на территории Беларуси с целью втянуть в него, в первую очередь, Россию и Чехию, говорится в нем. Никаких подробностей глава Администрации не сообщил, подчеркнув, что ведется тщательное расследование и пока его ход представляет собой государственную тайну. Далее г-н Бахметьев заявил, что в самое ближайшее время состоится официальный визит Президента РФ в Чешское королевство, в ходе которого будут обсуждаться перспективы двустороннего сотрудничества и новая политическая ситуация в Европе, сложившаяся в результате известных событий в Беларуси. Официальное приглашение посетить Прагу уже передано Президенту в ходе состоявшейся вчера его встречи с министром иностранных дел Чешского королевства, побывавшим в Москве с краткосрочным рабочим визитом. На вопрос о местонахождении бывшего президента Беларуси Лукашенко г-н Бахметьев заявил, что ему об этом ничего не известно. «Это сугубо внутреннее дело правительств Беларуской Народной Республики и Чешского королевства, мы не имеем ни желания, ни интереса вмешиваться в это», сказал глава Администрации.
Москва, 23 мая. ИнтерФакс. Российские масс-медиа бурно обсуждают итоги состоявшейся вчера в Кремле пресс-конференции. Без сомнения, упоминание «Golem Interworld» в одном ряду со спецслужбами говорит о том, что созданная и возглавляемая Даниэлем Майзелем уникальная структура преследует несколько иные цели и задачи, чем это было принято считать, особенно в России, утверждают в один голос аналитики и специалисты. Тот факт, что новым послом в Чехию назначен один из ближайших помощников Президента РФ, недвусмысленно свидетельствует о том, какое значение придают в Москве наметившимся перспективам сотрудничества с Прагой. В то же время целый ряд комментариев предостерегает от эйфории: Даниэль Майзель и его «Golem Interworld» — отнюдь не корпорация волшебников, и России предстоит проделать немалый путь, на котором ее ждут отнюдь не только усыпанные розовыми лепестками ковровые дорожки, говорится в них.
Москва, 23 мая. ИнтерФакс. Российские масс-медиа бурно обсуждают итоги состоявшейся вчера в Кремле пресс-конференции. Без сомнения, упоминание «Golem Interworld» в одном ряду со спецслужбами говорит о том, что созданная и возглавляемая Даниэлем Майзелем уникальная структура преследует несколько иные цели и задачи, чем это было принято считать, особенно в России, утверждают в один голос аналитики и специалисты. Тот факт, что новым послом в Чехию назначен один из ближайших помощников Президента РФ, недвусмысленно свидетельствует о том, какое значение придают в Москве наметившимся перспективам сотрудничества с Прагой. В то же время целый ряд комментариев предостерегает от эйфории: Даниэль Майзель и его «Golem Interworld» — отнюдь не корпорация волшебников, и России предстоит проделать немалый путь, на котором ее ждут отнюдь не только усыпанные розовыми лепестками ковровые дорожки, говорится в них.
ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
Утром прибыл королевский доктор. Осмотрев Елену, он сложил ультраскоп:
— Могу только подтвердить вывод коллеги. Поздравляю!
Елена посмотрела на Майзеля и хихикнула, как девчонка:
— Спасибо!
— На здоровье, голубушка. Витамины, свежий воздух. В общем, вы знаете. Я приеду снова осмотреть вас недели через две. Если возникнут какие-то проблемы, немедленно звоните в любое время суток. Все-таки вам не двадцать… Пан Данек…
— Конечно, доктор. Я прослежу.
— Ну и отлично. Я могу сообщить их величествам, что все в порядке?
— Разумеется.
— Могу только подтвердить вывод коллеги. Поздравляю!
Елена посмотрела на Майзеля и хихикнула, как девчонка:
— Спасибо!
— На здоровье, голубушка. Витамины, свежий воздух. В общем, вы знаете. Я приеду снова осмотреть вас недели через две. Если возникнут какие-то проблемы, немедленно звоните в любое время суток. Все-таки вам не двадцать… Пан Данек…
— Конечно, доктор. Я прослежу.
— Ну и отлично. Я могу сообщить их величествам, что все в порядке?
— Разумеется.