Страница:
Кэтлин несколько минут молча смотрела на снимок, потом смяв его в руке, отшвырнула в сторону.
– Проклятая сука! – прошептала она. Встав, она нервным жестом загасила сигарету в блюдце на прикроватном столике и подошла к окну. Некоторое время Кэтлин стояла, глядя в стекло невидящими глазами. Потом бросилась на кровать лицом вниз и уткнулась в подушку.
Спустя несколько минут в комнату вернулся Нейл. Нахмурившись, он посмотрел на Кэтлин. В этот раз он не испытывал ничего похожего на ту радость, которую обычно чувствовал, когда Кэтлин возвращалась с гастролей. Они были вместе более года; поначалу он был в восторге от ее грубоватого юмора, не по-женски логического склада ума, от ее красоты. Но потом он понял, что в ней словно живут две женщины: одна – сильная, уверенная в себе, неукротимая в сексе – страсть так и прорывалась в ее красивом, чуть хрипловатом голосе, даже когда она пела. Другая – легко ранимая, капризная, суеверная, – он бросил недовольный взгляд в сторону разбросанных карт, – и ревнивая до безумия. Она словно не понимала, что отталкивает его от себя своими обидами и гневными сценами, устраиваемыми тотчас же, стоило ему хотя бы взглянуть в сторону другой женщины.
– Что случилось, Кэт? – Он присел на кровать и положил ей руку на плечо.
– Ничего, черт побери! – Голос ее приглушала подушка.
– Ну ладно. – Нейл со вздохом поднялся. Он принял душ, оделся, потом побросав вещи в холщевую сумку, взял ключи от машины.
– Я поеду прямо из офиса, Кэт. Увидимся, когда я вернусь.
Она не ответила.
Он вышел, пожав плечами.
Захлопнув за собой входную дверь, он сбежал по ступеням длинной лестницы и оказался на улице. Дождь кончился, и первые лучи солнца уже начали пробиваться сквозь рассеивающийся туман.
Пять минут девятого Пол вошел в зал ресторана отеля «Савой». Он остановился у столика, мрачно глядя на Рекса.
– Зачем эта встреча за завтраком? Не думаю, что наши дела требуют такой срочности.
Рекс не поднялся ему навстречу и не подал руки. Он жестом предложил Полу сесть напротив.
– Я деловой человек, и у меня мало времени. Я хочу услышать ваше решение.
Пол подождал, пока официант нальет ему кофе, потом уселся за столик и принялся с преувеличенной тщательностью разворачивать салфетку. Сердце его учащенно билось.
– Мы пришли к соглашению. Жена согласна продать землю. – Он почувствовал, как его спина взмокла от пота. – Я получу все необходимые бумаги к концу недели.
– Вы должны все оформить не позднее четверга. – Рекс, казалось, был абсолютно спокоен. – В пятницу я улетаю в Штаты и хочу взять с собой заверенное свидетельство.
Пол закрыл глаза.
– Вы его получите.
Рекс улыбнулся.
– Рад, что вы уговорили ее. Я знаю, вам нужны деньги. – Он наклонился вперед, поставив локти на стол. – Вы слишком много потеряли, не так ли? – ровным тоном добавил он.
Пол удивленно уставился на него.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сухо сказал он.
– Разве? – Рекс улыбнулся. – Я имею в виду «Карстерс Бутройд». Мне известно, что сделка сорвалась. Акции резко пошли вниз. Те, у кого их много, потеряют изрядную сумму. – Он взял тост и начал намазывать его тонким слоем джема.
Пол похолодел.
– Это могло стать выгодным делом, – задумчиво продолжал Рекс. – Но молодой Карстерс – не тот человек, чтобы раскрутить такую комбинацию. В Сити ему не доверяют. Меня удивляет, что вы этого не знали.
Пол растерянно смотрел на собеседника. Руки его дрожали.
– На что, черт возьми, вы намекаете?
– Ни на что, Пол, абсолютно ни на что. – Он произнес его имя с какой-то насмешливой интонацией. – Будем надеяться, что вы успеете выпутаться из этой истории до того, как кто-нибудь сложит два и два и спросит: а не воспользовались ли вы служебной информацией? – Он засмеялся. – Если уж вы спекулируете на бирже, нужно пользоваться проверенными сведениями! – Внезапно он глянул Полу прямо в глаза, лицо его стало жестким. – В четверг, Ройленд, или сделка отменяется!
Клер сидела за письменным столом в гостиной Бакстерса и равнодушно смотрела на пачку писем, лежащих перед ней. Это были просьбы о помощи от разных благотворительных организаций; приглашения принять участие в работе каких-то комитетов. Приглашения для них с Полом. Ни одного настоящего письма. Ни многостраничных излияний подруги, ни коротенькой записки от кого-то, кто был бы ей дорог. Она взяла в руки один из конвертов. Приглашение на обед с целью собрать средства на местный хоспис. Не на обед с приятельницей, за которым можно просто поболтать. Хотя она была знакома со многими женщинами в округе, ее приглашали только для того, чтобы получить деньги. На этом обеде будут десятка два состоятельных женщин, которые знают друг друга достаточно хорошо для того, чтобы обменяться приветственным поцелуем в щеку, но все же недостаточно, чтобы посидеть на кухне за бутылкой вина и просто посудачить.
Клер толкнула письмо обратно к остальным, сбросив при этом всю стопку на пол, и уронила голову на стол. Жизнь ее была пустой, бесполезной и однообразной. Какая от нее польза хоть кому-либо? Если бы она могла родить ребенка, все стало бы иначе. Тогда у нее была бы цель, появился бы смысл в жизни. Кто-то любил бы ее...
В отчаянии она потянулась к телефону.
Трубку взял Арчи Маклауд.
– Сейчас я позову твою мать, Клер. – С холодным равнодушием он добавил: – А как твои дела?
– Как всегда, прекрасно, спасибо, – ответила она, заставив свой голос звучать ровно и спокойно.
Последовала долгая пауза, потом Клер услышала в трубке учащенное дыхание. Это Антония Маклауд, запыхавшись, поднялась в холодный кабинет мужа и села в его кресло.
– Клер, дорогая, как ты?
Арчи стоял у нее за спиной, дожидаясь пока она освободит его место. Она чувствовала его нетерпение, оно ощущалось как нечто почти осязаемое.
– Все в порядке. – Клер заставила себя говорить ровным тоном. – Мама, могу я приехать навестить тебя?
Последовало едва заметное замешательство. Антония взглянула на мужа. Его круглое обветренное лицо с красными прожилками на носу было обращено к окну, за которым, полускрытые пеленой дождя, виднелись холмы Пертшира. Вздохнув, она крепче сжала трубку.
– Мы сейчас заняты, дорогая. Может быть, немного позднее – это было бы замечательно...
– Хорошо. – Глаза Клер наполнились слезами. – Я позвоню тебе, ладно?
– Конечно, дорогая. Передай привет Полу.
Послышались гудки. Клер, продолжая держать трубку в руке, молча смотрела на телефон. Вот и весь разговор – пара дежурных фраз...
Бросив трубку, Клер порывисто встала.
– Каста! – Она повернулась к камину. Недосушенные дрова только начали разгораться. Собаки в комнате не было. Внезапно испугавшись, Клер распахнула дверь и выбежала в холл. – Каста? – Ее голос эхом разнесся в пустом зале. – Каста? – Она бросилась к кухонной двери, распахнула ее. Свет был погашен; вокруг стояла тишина, только тикали старые часы в углу. Все было выключено, даже плита уже остыла. – Сара? – Клер озиралась по сторонам, ее голос дрожал. – Сара, где ты?
Она уже все поняла. Машина, стоявшая обычно позади дома, отсутствовала, корзинка Сары исчезла с обычного места у двери и поводок Касты тоже не висел на крючке. Они, должно быть, уехали в Дедхем или Колчестер и оставили ее одну.
– Сара?! – уже без всякой надежды услышать ответ, опять позвала она. – Сара, ну почему ты не дождалась меня? – Слезы текли у нее по щекам, когда она медленно вернулась обратно в холл и присела на нижнюю ступеньку лестницы, обхватив колени руками. Ее била дрожь.
Представь себе место, где тепло, где можно расслабиться, где тебе хотелось бы сейчас оказаться... Голос Зака звучал так явственно, словно он был совсем рядом.
Давай, расслабься. Успокойся. Не замыкайся в себе. Заставь свой разум бороться с тем, что его угнетает. Где это место, Клер, где ты больше всего любишь бывать?..
– О Боже! Уходи, Зак! Это больше не помогает. Ты же знаешь, что не помогает! – В отчаянии она зажала уши руками. – Пойми – все кончено! Я не могу ничего сделать, Зак. Я уже пыталась. Ничего не получается. Я потеряла ее!
Той ночью, когда уехали Эмма и Питер, Клер попробовала вызвать Изабель; зажгла свечу, напрягла воображение. Однако ничего не произошло. Не было ни транса, ни теней; она не видела событий далекого прошлого. Клер сидела на полу спальни перед свечой, отчетливо различая каждую деталь вокруг себя, ощущая, как в комнате становится холоднее, но только потому, что выключено отопление. Шум ветра и скрип деревьев доносился из сада за окном; морского прибоя не было слышно. Все напрасно. Она попыталась еще раз, утром, и опять безрезультатно. Похоже, Изабель покинула ее. Все выглядело так, словно она ушла и захлопнула за собой дверь в тот мир. Теперь Клер никогда не узнает, донесли ли лорду Бакану о ее визите в комнату Роберта; не узнает, стали ли Роберт и Изабель любовниками; никогда больше не увидит Данкерн, каким он был в те времена: высоким, гордым, неприступным замком, возвышавшимся над скалами, словно часовой, стоящий на страже Северного моря. На мгновение ее охватил страх. Потом она почувствовала облегчение. В ту ночь она спала без сновидений.
Клер медленно встала. Нужно отвлечься... Она должна с кем-нибудь поговорить. Она прошла в гостиную и дрожащей рукой набрала номер. Гудки долго звучали в тишине...
Уже выйдя из дверей своего дома в Кью, Эмма, услышав телефонный звонок в холле, сделала было шаг назад, потом пожала плечами. Слишком долго вновь отпирать дверь. Кто бы это ни был, он может позвонить еще раз, если дело важное. Она повернулась и вышла на улицу...
Клер стояла, прижав трубку к уху, и смотрела на дождь. Яркие маргаритки на клумбе поникли, превратились в коричневые шарики на тонком стебле.
Она насчитала десять гудков, потом повесила трубку. Какое-то время она смотрела на телефон, потом устало подошла к камину и опустилась на колени, чтобы подбросить дров в огонь.
Она была одинока и расстроена, в ее двадцатом веке за окнами лил дождь... В тринадцатом веке ярко светило солнце. Без каких-либо усилий с ее стороны, безо всякого предупреждения – Изабель вернулась...
Изабель не оказала сопротивления, когда ее отвели назад, в ее комнату. Она не сказала ни слова, когда ее муж приказал своим людям доставить ее, если понадобится, даже силой, в Эллон, а оттуда, через восточную равнину – на северо-восток, в замок графа Бакана.
Спрятав лицо под накидкой, она ехала, выпрямив спину и гордо подняв голову, во главе своего эскорта. Ее сопровождали две женщины: Майри и одна из родственниц Бакана, Мэг. Элис так и не появилась.
И вот, наконец, они прибыли. Освещенный ярким солнцем, замок Эллон возвышался на берегу реки Итан; на самой высокой его башне развевался штандарт вдовствующей графини. Изабель придержала коня. Следовавший за ней эскорт остановился. Она подняла покрывало, ощутив теплые лучи солнца на лице, и посмотрела в сторону многолюдного поселения, окружавшего замок. Вокруг, сколько мог ввдеть гааз, зеленели поля, засеянные молодой пшеницей.
Так прошло несколько минут; ее лошадь, опустив голову от усталости после долгой дороги, стояла неподвижно. Мужчины вполголоса переговаривались за спиной Изабель, но не торопили ее; офицеры из свиты ее мужа вносились к своей госпоже по-разному. Коннетабль Данкерна считал ее избалованным ребенком; управляющий огромными поместьями графа Бакана относился к ней с симпатией; она пользовалась любовью слуг и простолюдинов. И лишь капелланы всех замков и младший брат ее мужа, священник Уильям Комин, ненавидели ее. В глазах церкви она была воплощением всего самого презренного: красивая женщина, непокорная жена, не родившая своему мужу наследника... Где бы она ни появлялась, мужчины оборачивались в ее сторону, плененные ее очарованием, ее стройной, изящной фигурой, ее природной живостью и открытым смелым взглядом. Все знали, что молодая графиня ненавидит и боится своего мужа; многие догадывались, что она любит другого.
Уильям Комин и вдовствующая графиня Бакан уже ждали ее в парадном зале замка Эллон, когда Изабель пересекла мост и спешилась у входа. Она почтительно поцеловала их обоих, с замиранием сердца увидев мрачные выражения их лиц.
Уильям коротко переговорил с сопровождавшими ее офицерами и отпустил их, а вслед за тем выпроводил и всех слуг. Через несколько минут в зале остались только они трое. Худой высокий мужчина, Уильям напоминал своего брата только цветом волос. На его суровом аскетическом лице постоянно лежала печать доходящей до фанатизма непримиримости к людским слабостям. В руке он держал письмо.
– Ваш муж написал мне о вас, миледи, – без предисловий начал он. – То, что он сообщает, меня очень огорчило. – Он бросил пергамент на стол. – Он просит, чтобы мы с матерью, – он кивнул в сторону вдовствующей графини, – проследили за вами во время вашего пребывания здесь и позаботились, чтобы ваши дела были расследованы во всех деталях.
Изабель удивленно посмотрела на него. Во рту у нее пересохло. Она почувствовала, что ее пошатывает, вероятно, от усталости после долгой дороги, но старалась держаться прямо.
– Я не знаю, что вы имеете в виду! – с возмущением произнесла она. – Какие еще мои дела? – Шагнув к столу, она схватила письмо и дрожащими пальцами развернула свиток.
Послание было написано ее мужем собственноручно и запечатано его личной печатью. Изабель читала его со все возрастающим ужасом. Он обвинял ее в колдовстве и черной магии, в смерти ребенка и в том, что с помощью колдовских чар она избегает беременности. В письме было также обвинение в прелюбодеянии; утверждалось, что она уже совершила такой грех в своих мыслях. Возможно, и не только в мыслях – в Сконе ее застали наедине с мужчиной. Изабель медленно читала письмо, чувствуя на себе пристальный взгляд двух пар глаз. В груди у нее похолодело от ужаса, ноги подгибались. Корявые черные буквы расплывались и прыгали перед глазами. Из последних сил стараясь не выдать волнения, она дочитала письмо до конца и бросила обратно на стол.
– Милорд, мой муж был пьян, когда писал это, – спокойно сказала она. – Я отрицаю абсолютно все, в чем меня обвиняют. Если он думает, что я способна убить собственного ребенка, почему он ждал так долго, чтобы обвинить меня? Вы не должны этому верить!
Уильям медленно удалился в другой конец зала. Спрятав руки в рукавах своей отороченной мехом сутаны, он минуту стоял спиной к Изабель, потом повернулся и произнес:
– Я верю ему, а не вам. Ваши последние поступки, миледи, выглядят вызывающе откровенно и говорят сами за себя. А что касается тяжкого обвинения в гибели вашего неродившегося ребенка, то ваш муж высказал свои подозрения сразу же, как только это случилось. Вероятно, он ждал, питая к вам любовь и сострадание, в надежде, что вы проявите признаки раскаяния и желание загладить свой поступок, родив ему другого сына. Но этого вы также решили избежать, и вновь греховным путем.
– Ты опозорила дом Баканов! – внезапно прошипела Элизабет де Куинси. Она сидела во главе длинного стола, положив на дубовую столешницу сжатые в кулаки руки. – Я думала, замужество изменит тебя, Изабель. Я надеялась, что Джон укротит твой нрав и сделает из тебя хорошую добродетельную жену. Но я ошиблась. – Она медленно покачала головой. – Он был слишком мягок с тобой, рассчитывая завоевать твое доверие и привязанность. Какой глупец! – Ее голос наполнился ядом. – Мы не повторим его ошибку.
– Разумеется, – вкрадчиво согласился Уильям. – Мать Церковь в своей мудрости знает способы, как обращаться с такими женщинами, как вы. Суровые способы, не спорю, но все мы должны принимать наказание ради спасения нашей бессмертной души. – Он ласково улыбнулся, потом его взгляд вновь стал жестким. – Женщина из Мара – это она научила вас колдовским приемам, не так ли? Это она приносила вам все необходимое для ваших снадобий? Она – ваша сообщница? Что ж, придется ее допросить, дабы выяснить, какова ее роль в этом деле...
– Нет! – Изабель энергично затрясла головой. – Нет, вы ошибаетесь! – Она была вне себя от страха, но Уильям уже кликнул стражу, и двое солдат встали по бокам Изабель. – Майри ничего не знает, – отчаянно воскликнула она. – Она только научила меня нескольким простым средствам от расстройства желудка. Она не колдунья! Ради Бога, неужели вы в это верите?
Но Уильям уже отвернулся от нее.
Она отчаянно барабанила в дверь, но запоры были надежными. Снаружи не доносилось ни звука. Глядя из окна на южные холмы через стену замка, через крытые вереском крыши Эллона, Изабель чувствовала, как страх уступает место гневу. Как смели они запереть ее, графиню Бакан, в замке ее собственного мужа! Ей не принесли ни еды, ни питья. Но больше всего ее беспокоило, что с ней не было Майри. Изабель полностью доверяла своей служанке – она никогда не предаст свою госпожу. Однако, вспоминая непроницаемое выражение на лице мастера Уильяма, она испытывала ужас. Если бы удалось увидеть Майри и предупредить ее...
Дважды она измерила шагами маленькую комнатку, потом опять вернулась к окну. Ее узилище находилось на самом верху башни, прямо под крышей; здесь царила мертвая тишина. Ни одного звука не долетело сюда снизу за весь долгий весенний день. Вконец измученная, она опустилась на пол, прислонилась спиной к стене и, обхватив колени руками, закрыла глаза. Она очень боялась за Майри.
Они пришли за ней на закате следующего дня, когда багряный отсвет заходящего солнца упал на зеленые поля. Ее опять привели в главный зал, освещенный сотней горящих факелов. На возвышении сидело несколько мужчин с мрачными лицами, а в центре – мастер Уильям. Вдовствующей графини среди них не было. Озираясь по сторонам, Изабель остановилась; сердце ее сжималось от страха. Стражники подтолкнули ее вперед. Необычная тишина, суровые лица присутствующих, стулья, выстроенные полукругом так, что она оказалась среди сидящих, когда ее ввели в центр зала – все это пробудило в ней дурные предчувствия. Наконец, ей велели остановиться. Изабель посмотрела на своего деверя, надеясь, что испытываемый ею страх не отразился на ее лице. Тот медленно поднялся.
– Леди Бакан! Как вам известно, ваш муж выдвинул против вас тяжкие обвинения. Занимаемое мною положение обязывает меня разобраться в них и вынести приговор, виновны вы или нет. Вы обвиняетесь в том, что с помощью колдовства вызвали смерть своего неродившегося сына, и с этого времени, пользуясь средствами черной магии, делаете невозможным зачатие другого ребенка, обольщаете мужчин и подвергаете опасности жизнь своего мужа.
– Ложь! – отчаянно воскликнула Изабель. – Клянусь Пресвятой Девой, это ложь! – Она отстранила стражника и шагнула вперед.
Но слова, которые она искала, чтобы произнести в свое оправдание, звучали неубедительно для нее самой – все, что сказал Уильям было правдой. Она прибегала к магии. Она готовила зелье, пользуясь теми травами, которые показала ей Майри. Но как они могли узнать? Ведь она была так осторожна... Изабель вскинула голову и посмотрела прямо в глаза своему деверю.
– Я не делала ничего дурного! – повторила она.
– У нас есть свидетель, миледи. – В его голосе зазвучали торжествующие нотки. Он повернулся к двери и подал знак страже. – Тащите ее сюда, – приказал он, потом повернулся к Изабель и, скрестив руки на груди, застыл в ожидании.
Взгляды всех присутствующих в переполненном зале обратились к двери, когда та распахнулась и на пороге появились двое вооруженных людей. Они тащили под руки женщину. Подведя ее к полукругу стульев, стражники отошли в сторону; она упала на колени, дрожа от страха. Это была Майри.
Изабель содрогнулась. Она ринулась, было к Майри, но ее тут же схватили за руки и удержали на месте.
– Что вы с ней сделали? – закричала она.
Лицо Майри представляло собой сплошной кровоподтек. Руки были обмотаны грязными тряпками, пропитавшимися кровью, платье разорвано. Сквозь прореху на груди были видны следы щипцов.
Изабель почувствовала, что теряет сознание. Комната закачалась у нее перед глазами, тело покрылось холодным потом. Она отчаянно пыталась вырваться из державших ее рук и приблизиться к служанке, но ее держали крепко. Она была бессильна сдвинуться с места.
– Майри... – прошептала она. – Майри... – Это было все, что она смогла вымолвить.
Уильям приблизился к краю возвышения и равнодушно взглянул на лежавшую на полу женщину.
– Я хочу, чтобы ты повторила то, что сказала на допросе, – медленно произнес он. – Я хочу, чтобы ты повторила каждое слово.
На мгновение в огромном зале установилась абсолютная тишина. Майри с трудом подняла голову.
– Это она... – Голос ее изменился до неузнаваемости. Майри протянула обмотанную тряпками искалеченную руку в сторону Изабель. – Это ее вина. Она велела мне принести эти снадобья. Она сказала, что хочет убить ребенка. Она ненавидела своего мужа. Она желала ему смерти, чтобы выйти замуж за лорда Каррика! – Ее губы кровоточили. На месте передних зубов зияла дыра. Ее слова так искажались, что их едва можно было разобрать. – Это она, Изабель... – Майри дрожащей рукой указала на госпожу. – Это она! – Майри зарыдала. На мгновение ее опухшие, налитые кровью глаза встретились с расширившимися от страха глазами Изабель, потом Майри со стоном упала на пол. Изо рта у нее сочилась кровавая слюна.
– Нет... – прошептала Изабель. – Нет, – она медленно покачала головой. – Нет...
– Да, миледи, – раздался строгий голос Уильяма над распростертым на полу телом женщины.
– Вы пытали ее... – в отчаянии бросила обвинение Изабель. – Ее заставили оболгать меня...
– С людьми, которые ее спрашивали, она говорила по доброй воле, – холодно ответил Уильям. – Бог позаботился о том, чтобы правда в конце концов выплыла наружу.
– Бог! – в гневе обрушилась на него Изабель. – Бог не сделал бы такого! Бог не допустил бы такой жестокости, такого зверства!.. – Но еще не закончив этой фразы, она осознала, что сама не верит этому. Не это ли происходило постоянно и повсеместно?
Уильям улыбался.
– Миледи, уж позвольте мне истолковывать намерения Господа Нашего, – сказал он. – Господа, которого вы, как я вижу, не признаете. В своих молитвах вы взывали к богине. Тому есть свидетельства. Это ересь! – Его глаза засверкали.
– Нет, – прошептала Изабель. Она была смертельно напугана. – Нет... Это неправда... Я клянусь в этом – кровью Господа Нашего! Пресвятой Девой!
– Хватит, миледи! – Уильям поднял руку. – Ради спасения вашей бессмертной души вы должны очиститься от ереси.
– Нет... – Она начала отчаянно вырываться, но стражники крепко держали ее.
– На рассвете, – продолжал он, – вашу служанку сожгут... – Он сделал паузу. Майри подняла голову. Ее глаза вдруг приобрели осмысленное выражение.
– Нет! О нет! – закричала она. – Вы сказали, если я покаюсь, меня помилуют...
– Я сказал, что ты будешь спасена. – Уильям равнодушно посмотрел на женщину. – Душа твоя спасется. Очистится в праведном огне...
Майри попыталась встать, но ноги не держали ее. Она попробовала отползти в сторону, но искалеченное тело не слушалось.
Изабель изо всех сил пыталась вырываться, но все было бесполезно. Оставив бесплодные попытки, она бессильно наблюдала, как по приказу Уильяма стражники, схватив Майри под руки, выволокли из зала.
Уильям даже не посмотрел ей вслед. Он не сводил глаз с лица Изабель, дожидаясь, пока отголоски отчаянных криков смолкнут за тяжелыми дубовыми дверями.
Наконец он заговорил:
– Вы не хотите сделать чистосердечное признание, прежде чем я вынесу приговор?
Изабель посмотрела на него. Страх ее прошел.
– Значит, вы намерены сжечь и меня, мастер Уильям? – Ее голос был холоден и полон презрения. Казалось, слова исходили от кого-то другого. – Моему мужу известно, какие полномочия вы на себя взяли? Это полномочия епископа, не менее!
Он усмехнулся.
– Известно, миледи. – Он повернулся и медленно вернулся на свое место. – Это церковный суд, миледи. Я вершу его от имени Бога и епископа. Завтра колдунью сожгут люди вашего мужа, не мои. Но право решать ее судьбу, а также и вашу – в моей юрисдикции! – Он скрестил руки на груди. – Вас не сожгут. Мы вернем вас в лоно церкви, миледи, и вернем к послушанию мужу. Я надеюсь, долгое суровое покаяние покажет вам, как глубоко вы заблуждались. Сегодня вы проведете ночь в часовне за молитвой о своей душе и душе той женщины, которая завтра умрет по вашей вине... – Он помедлил, дожидаясь, пока его слова дойдут до Изабель. – Потом вас отвезут в замок Дандарг, на север графства, где вы будете нести покаяние до тех пор, пока мой брат или я не убедимся в вашем раскаянии. – Он сделал знак державшим ее стражникам, и ее вывели из зала.
Вдовствующая графиня встретила ее в комнате перед часовней. Весь ее облик источал неприязнь и презрение. С ней были две служанки и двое слуг. Не обращая внимания на мольбы невестки, она приказала стражникам крепче держать Изабель, пока служанки раздевали ее. Они сняли с нее платье, покрывало с головы, туфли и чулки и, оставив ее в одной рубашке, повели в часовню.
– Проклятая сука! – прошептала она. Встав, она нервным жестом загасила сигарету в блюдце на прикроватном столике и подошла к окну. Некоторое время Кэтлин стояла, глядя в стекло невидящими глазами. Потом бросилась на кровать лицом вниз и уткнулась в подушку.
Спустя несколько минут в комнату вернулся Нейл. Нахмурившись, он посмотрел на Кэтлин. В этот раз он не испытывал ничего похожего на ту радость, которую обычно чувствовал, когда Кэтлин возвращалась с гастролей. Они были вместе более года; поначалу он был в восторге от ее грубоватого юмора, не по-женски логического склада ума, от ее красоты. Но потом он понял, что в ней словно живут две женщины: одна – сильная, уверенная в себе, неукротимая в сексе – страсть так и прорывалась в ее красивом, чуть хрипловатом голосе, даже когда она пела. Другая – легко ранимая, капризная, суеверная, – он бросил недовольный взгляд в сторону разбросанных карт, – и ревнивая до безумия. Она словно не понимала, что отталкивает его от себя своими обидами и гневными сценами, устраиваемыми тотчас же, стоило ему хотя бы взглянуть в сторону другой женщины.
– Что случилось, Кэт? – Он присел на кровать и положил ей руку на плечо.
– Ничего, черт побери! – Голос ее приглушала подушка.
– Ну ладно. – Нейл со вздохом поднялся. Он принял душ, оделся, потом побросав вещи в холщевую сумку, взял ключи от машины.
– Я поеду прямо из офиса, Кэт. Увидимся, когда я вернусь.
Она не ответила.
Он вышел, пожав плечами.
Захлопнув за собой входную дверь, он сбежал по ступеням длинной лестницы и оказался на улице. Дождь кончился, и первые лучи солнца уже начали пробиваться сквозь рассеивающийся туман.
Пять минут девятого Пол вошел в зал ресторана отеля «Савой». Он остановился у столика, мрачно глядя на Рекса.
– Зачем эта встреча за завтраком? Не думаю, что наши дела требуют такой срочности.
Рекс не поднялся ему навстречу и не подал руки. Он жестом предложил Полу сесть напротив.
– Я деловой человек, и у меня мало времени. Я хочу услышать ваше решение.
Пол подождал, пока официант нальет ему кофе, потом уселся за столик и принялся с преувеличенной тщательностью разворачивать салфетку. Сердце его учащенно билось.
– Мы пришли к соглашению. Жена согласна продать землю. – Он почувствовал, как его спина взмокла от пота. – Я получу все необходимые бумаги к концу недели.
– Вы должны все оформить не позднее четверга. – Рекс, казалось, был абсолютно спокоен. – В пятницу я улетаю в Штаты и хочу взять с собой заверенное свидетельство.
Пол закрыл глаза.
– Вы его получите.
Рекс улыбнулся.
– Рад, что вы уговорили ее. Я знаю, вам нужны деньги. – Он наклонился вперед, поставив локти на стол. – Вы слишком много потеряли, не так ли? – ровным тоном добавил он.
Пол удивленно уставился на него.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сухо сказал он.
– Разве? – Рекс улыбнулся. – Я имею в виду «Карстерс Бутройд». Мне известно, что сделка сорвалась. Акции резко пошли вниз. Те, у кого их много, потеряют изрядную сумму. – Он взял тост и начал намазывать его тонким слоем джема.
Пол похолодел.
– Это могло стать выгодным делом, – задумчиво продолжал Рекс. – Но молодой Карстерс – не тот человек, чтобы раскрутить такую комбинацию. В Сити ему не доверяют. Меня удивляет, что вы этого не знали.
Пол растерянно смотрел на собеседника. Руки его дрожали.
– На что, черт возьми, вы намекаете?
– Ни на что, Пол, абсолютно ни на что. – Он произнес его имя с какой-то насмешливой интонацией. – Будем надеяться, что вы успеете выпутаться из этой истории до того, как кто-нибудь сложит два и два и спросит: а не воспользовались ли вы служебной информацией? – Он засмеялся. – Если уж вы спекулируете на бирже, нужно пользоваться проверенными сведениями! – Внезапно он глянул Полу прямо в глаза, лицо его стало жестким. – В четверг, Ройленд, или сделка отменяется!
Клер сидела за письменным столом в гостиной Бакстерса и равнодушно смотрела на пачку писем, лежащих перед ней. Это были просьбы о помощи от разных благотворительных организаций; приглашения принять участие в работе каких-то комитетов. Приглашения для них с Полом. Ни одного настоящего письма. Ни многостраничных излияний подруги, ни коротенькой записки от кого-то, кто был бы ей дорог. Она взяла в руки один из конвертов. Приглашение на обед с целью собрать средства на местный хоспис. Не на обед с приятельницей, за которым можно просто поболтать. Хотя она была знакома со многими женщинами в округе, ее приглашали только для того, чтобы получить деньги. На этом обеде будут десятка два состоятельных женщин, которые знают друг друга достаточно хорошо для того, чтобы обменяться приветственным поцелуем в щеку, но все же недостаточно, чтобы посидеть на кухне за бутылкой вина и просто посудачить.
Клер толкнула письмо обратно к остальным, сбросив при этом всю стопку на пол, и уронила голову на стол. Жизнь ее была пустой, бесполезной и однообразной. Какая от нее польза хоть кому-либо? Если бы она могла родить ребенка, все стало бы иначе. Тогда у нее была бы цель, появился бы смысл в жизни. Кто-то любил бы ее...
В отчаянии она потянулась к телефону.
Трубку взял Арчи Маклауд.
– Сейчас я позову твою мать, Клер. – С холодным равнодушием он добавил: – А как твои дела?
– Как всегда, прекрасно, спасибо, – ответила она, заставив свой голос звучать ровно и спокойно.
Последовала долгая пауза, потом Клер услышала в трубке учащенное дыхание. Это Антония Маклауд, запыхавшись, поднялась в холодный кабинет мужа и села в его кресло.
– Клер, дорогая, как ты?
Арчи стоял у нее за спиной, дожидаясь пока она освободит его место. Она чувствовала его нетерпение, оно ощущалось как нечто почти осязаемое.
– Все в порядке. – Клер заставила себя говорить ровным тоном. – Мама, могу я приехать навестить тебя?
Последовало едва заметное замешательство. Антония взглянула на мужа. Его круглое обветренное лицо с красными прожилками на носу было обращено к окну, за которым, полускрытые пеленой дождя, виднелись холмы Пертшира. Вздохнув, она крепче сжала трубку.
– Мы сейчас заняты, дорогая. Может быть, немного позднее – это было бы замечательно...
– Хорошо. – Глаза Клер наполнились слезами. – Я позвоню тебе, ладно?
– Конечно, дорогая. Передай привет Полу.
Послышались гудки. Клер, продолжая держать трубку в руке, молча смотрела на телефон. Вот и весь разговор – пара дежурных фраз...
Бросив трубку, Клер порывисто встала.
– Каста! – Она повернулась к камину. Недосушенные дрова только начали разгораться. Собаки в комнате не было. Внезапно испугавшись, Клер распахнула дверь и выбежала в холл. – Каста? – Ее голос эхом разнесся в пустом зале. – Каста? – Она бросилась к кухонной двери, распахнула ее. Свет был погашен; вокруг стояла тишина, только тикали старые часы в углу. Все было выключено, даже плита уже остыла. – Сара? – Клер озиралась по сторонам, ее голос дрожал. – Сара, где ты?
Она уже все поняла. Машина, стоявшая обычно позади дома, отсутствовала, корзинка Сары исчезла с обычного места у двери и поводок Касты тоже не висел на крючке. Они, должно быть, уехали в Дедхем или Колчестер и оставили ее одну.
– Сара?! – уже без всякой надежды услышать ответ, опять позвала она. – Сара, ну почему ты не дождалась меня? – Слезы текли у нее по щекам, когда она медленно вернулась обратно в холл и присела на нижнюю ступеньку лестницы, обхватив колени руками. Ее била дрожь.
Представь себе место, где тепло, где можно расслабиться, где тебе хотелось бы сейчас оказаться... Голос Зака звучал так явственно, словно он был совсем рядом.
Давай, расслабься. Успокойся. Не замыкайся в себе. Заставь свой разум бороться с тем, что его угнетает. Где это место, Клер, где ты больше всего любишь бывать?..
– О Боже! Уходи, Зак! Это больше не помогает. Ты же знаешь, что не помогает! – В отчаянии она зажала уши руками. – Пойми – все кончено! Я не могу ничего сделать, Зак. Я уже пыталась. Ничего не получается. Я потеряла ее!
Той ночью, когда уехали Эмма и Питер, Клер попробовала вызвать Изабель; зажгла свечу, напрягла воображение. Однако ничего не произошло. Не было ни транса, ни теней; она не видела событий далекого прошлого. Клер сидела на полу спальни перед свечой, отчетливо различая каждую деталь вокруг себя, ощущая, как в комнате становится холоднее, но только потому, что выключено отопление. Шум ветра и скрип деревьев доносился из сада за окном; морского прибоя не было слышно. Все напрасно. Она попыталась еще раз, утром, и опять безрезультатно. Похоже, Изабель покинула ее. Все выглядело так, словно она ушла и захлопнула за собой дверь в тот мир. Теперь Клер никогда не узнает, донесли ли лорду Бакану о ее визите в комнату Роберта; не узнает, стали ли Роберт и Изабель любовниками; никогда больше не увидит Данкерн, каким он был в те времена: высоким, гордым, неприступным замком, возвышавшимся над скалами, словно часовой, стоящий на страже Северного моря. На мгновение ее охватил страх. Потом она почувствовала облегчение. В ту ночь она спала без сновидений.
Клер медленно встала. Нужно отвлечься... Она должна с кем-нибудь поговорить. Она прошла в гостиную и дрожащей рукой набрала номер. Гудки долго звучали в тишине...
Уже выйдя из дверей своего дома в Кью, Эмма, услышав телефонный звонок в холле, сделала было шаг назад, потом пожала плечами. Слишком долго вновь отпирать дверь. Кто бы это ни был, он может позвонить еще раз, если дело важное. Она повернулась и вышла на улицу...
Клер стояла, прижав трубку к уху, и смотрела на дождь. Яркие маргаритки на клумбе поникли, превратились в коричневые шарики на тонком стебле.
Она насчитала десять гудков, потом повесила трубку. Какое-то время она смотрела на телефон, потом устало подошла к камину и опустилась на колени, чтобы подбросить дров в огонь.
Она была одинока и расстроена, в ее двадцатом веке за окнами лил дождь... В тринадцатом веке ярко светило солнце. Без каких-либо усилий с ее стороны, безо всякого предупреждения – Изабель вернулась...
Изабель не оказала сопротивления, когда ее отвели назад, в ее комнату. Она не сказала ни слова, когда ее муж приказал своим людям доставить ее, если понадобится, даже силой, в Эллон, а оттуда, через восточную равнину – на северо-восток, в замок графа Бакана.
Спрятав лицо под накидкой, она ехала, выпрямив спину и гордо подняв голову, во главе своего эскорта. Ее сопровождали две женщины: Майри и одна из родственниц Бакана, Мэг. Элис так и не появилась.
И вот, наконец, они прибыли. Освещенный ярким солнцем, замок Эллон возвышался на берегу реки Итан; на самой высокой его башне развевался штандарт вдовствующей графини. Изабель придержала коня. Следовавший за ней эскорт остановился. Она подняла покрывало, ощутив теплые лучи солнца на лице, и посмотрела в сторону многолюдного поселения, окружавшего замок. Вокруг, сколько мог ввдеть гааз, зеленели поля, засеянные молодой пшеницей.
Так прошло несколько минут; ее лошадь, опустив голову от усталости после долгой дороги, стояла неподвижно. Мужчины вполголоса переговаривались за спиной Изабель, но не торопили ее; офицеры из свиты ее мужа вносились к своей госпоже по-разному. Коннетабль Данкерна считал ее избалованным ребенком; управляющий огромными поместьями графа Бакана относился к ней с симпатией; она пользовалась любовью слуг и простолюдинов. И лишь капелланы всех замков и младший брат ее мужа, священник Уильям Комин, ненавидели ее. В глазах церкви она была воплощением всего самого презренного: красивая женщина, непокорная жена, не родившая своему мужу наследника... Где бы она ни появлялась, мужчины оборачивались в ее сторону, плененные ее очарованием, ее стройной, изящной фигурой, ее природной живостью и открытым смелым взглядом. Все знали, что молодая графиня ненавидит и боится своего мужа; многие догадывались, что она любит другого.
Уильям Комин и вдовствующая графиня Бакан уже ждали ее в парадном зале замка Эллон, когда Изабель пересекла мост и спешилась у входа. Она почтительно поцеловала их обоих, с замиранием сердца увидев мрачные выражения их лиц.
Уильям коротко переговорил с сопровождавшими ее офицерами и отпустил их, а вслед за тем выпроводил и всех слуг. Через несколько минут в зале остались только они трое. Худой высокий мужчина, Уильям напоминал своего брата только цветом волос. На его суровом аскетическом лице постоянно лежала печать доходящей до фанатизма непримиримости к людским слабостям. В руке он держал письмо.
– Ваш муж написал мне о вас, миледи, – без предисловий начал он. – То, что он сообщает, меня очень огорчило. – Он бросил пергамент на стол. – Он просит, чтобы мы с матерью, – он кивнул в сторону вдовствующей графини, – проследили за вами во время вашего пребывания здесь и позаботились, чтобы ваши дела были расследованы во всех деталях.
Изабель удивленно посмотрела на него. Во рту у нее пересохло. Она почувствовала, что ее пошатывает, вероятно, от усталости после долгой дороги, но старалась держаться прямо.
– Я не знаю, что вы имеете в виду! – с возмущением произнесла она. – Какие еще мои дела? – Шагнув к столу, она схватила письмо и дрожащими пальцами развернула свиток.
Послание было написано ее мужем собственноручно и запечатано его личной печатью. Изабель читала его со все возрастающим ужасом. Он обвинял ее в колдовстве и черной магии, в смерти ребенка и в том, что с помощью колдовских чар она избегает беременности. В письме было также обвинение в прелюбодеянии; утверждалось, что она уже совершила такой грех в своих мыслях. Возможно, и не только в мыслях – в Сконе ее застали наедине с мужчиной. Изабель медленно читала письмо, чувствуя на себе пристальный взгляд двух пар глаз. В груди у нее похолодело от ужаса, ноги подгибались. Корявые черные буквы расплывались и прыгали перед глазами. Из последних сил стараясь не выдать волнения, она дочитала письмо до конца и бросила обратно на стол.
– Милорд, мой муж был пьян, когда писал это, – спокойно сказала она. – Я отрицаю абсолютно все, в чем меня обвиняют. Если он думает, что я способна убить собственного ребенка, почему он ждал так долго, чтобы обвинить меня? Вы не должны этому верить!
Уильям медленно удалился в другой конец зала. Спрятав руки в рукавах своей отороченной мехом сутаны, он минуту стоял спиной к Изабель, потом повернулся и произнес:
– Я верю ему, а не вам. Ваши последние поступки, миледи, выглядят вызывающе откровенно и говорят сами за себя. А что касается тяжкого обвинения в гибели вашего неродившегося ребенка, то ваш муж высказал свои подозрения сразу же, как только это случилось. Вероятно, он ждал, питая к вам любовь и сострадание, в надежде, что вы проявите признаки раскаяния и желание загладить свой поступок, родив ему другого сына. Но этого вы также решили избежать, и вновь греховным путем.
– Ты опозорила дом Баканов! – внезапно прошипела Элизабет де Куинси. Она сидела во главе длинного стола, положив на дубовую столешницу сжатые в кулаки руки. – Я думала, замужество изменит тебя, Изабель. Я надеялась, что Джон укротит твой нрав и сделает из тебя хорошую добродетельную жену. Но я ошиблась. – Она медленно покачала головой. – Он был слишком мягок с тобой, рассчитывая завоевать твое доверие и привязанность. Какой глупец! – Ее голос наполнился ядом. – Мы не повторим его ошибку.
– Разумеется, – вкрадчиво согласился Уильям. – Мать Церковь в своей мудрости знает способы, как обращаться с такими женщинами, как вы. Суровые способы, не спорю, но все мы должны принимать наказание ради спасения нашей бессмертной души. – Он ласково улыбнулся, потом его взгляд вновь стал жестким. – Женщина из Мара – это она научила вас колдовским приемам, не так ли? Это она приносила вам все необходимое для ваших снадобий? Она – ваша сообщница? Что ж, придется ее допросить, дабы выяснить, какова ее роль в этом деле...
– Нет! – Изабель энергично затрясла головой. – Нет, вы ошибаетесь! – Она была вне себя от страха, но Уильям уже кликнул стражу, и двое солдат встали по бокам Изабель. – Майри ничего не знает, – отчаянно воскликнула она. – Она только научила меня нескольким простым средствам от расстройства желудка. Она не колдунья! Ради Бога, неужели вы в это верите?
Но Уильям уже отвернулся от нее.
Она отчаянно барабанила в дверь, но запоры были надежными. Снаружи не доносилось ни звука. Глядя из окна на южные холмы через стену замка, через крытые вереском крыши Эллона, Изабель чувствовала, как страх уступает место гневу. Как смели они запереть ее, графиню Бакан, в замке ее собственного мужа! Ей не принесли ни еды, ни питья. Но больше всего ее беспокоило, что с ней не было Майри. Изабель полностью доверяла своей служанке – она никогда не предаст свою госпожу. Однако, вспоминая непроницаемое выражение на лице мастера Уильяма, она испытывала ужас. Если бы удалось увидеть Майри и предупредить ее...
Дважды она измерила шагами маленькую комнатку, потом опять вернулась к окну. Ее узилище находилось на самом верху башни, прямо под крышей; здесь царила мертвая тишина. Ни одного звука не долетело сюда снизу за весь долгий весенний день. Вконец измученная, она опустилась на пол, прислонилась спиной к стене и, обхватив колени руками, закрыла глаза. Она очень боялась за Майри.
Они пришли за ней на закате следующего дня, когда багряный отсвет заходящего солнца упал на зеленые поля. Ее опять привели в главный зал, освещенный сотней горящих факелов. На возвышении сидело несколько мужчин с мрачными лицами, а в центре – мастер Уильям. Вдовствующей графини среди них не было. Озираясь по сторонам, Изабель остановилась; сердце ее сжималось от страха. Стражники подтолкнули ее вперед. Необычная тишина, суровые лица присутствующих, стулья, выстроенные полукругом так, что она оказалась среди сидящих, когда ее ввели в центр зала – все это пробудило в ней дурные предчувствия. Наконец, ей велели остановиться. Изабель посмотрела на своего деверя, надеясь, что испытываемый ею страх не отразился на ее лице. Тот медленно поднялся.
– Леди Бакан! Как вам известно, ваш муж выдвинул против вас тяжкие обвинения. Занимаемое мною положение обязывает меня разобраться в них и вынести приговор, виновны вы или нет. Вы обвиняетесь в том, что с помощью колдовства вызвали смерть своего неродившегося сына, и с этого времени, пользуясь средствами черной магии, делаете невозможным зачатие другого ребенка, обольщаете мужчин и подвергаете опасности жизнь своего мужа.
– Ложь! – отчаянно воскликнула Изабель. – Клянусь Пресвятой Девой, это ложь! – Она отстранила стражника и шагнула вперед.
Но слова, которые она искала, чтобы произнести в свое оправдание, звучали неубедительно для нее самой – все, что сказал Уильям было правдой. Она прибегала к магии. Она готовила зелье, пользуясь теми травами, которые показала ей Майри. Но как они могли узнать? Ведь она была так осторожна... Изабель вскинула голову и посмотрела прямо в глаза своему деверю.
– Я не делала ничего дурного! – повторила она.
– У нас есть свидетель, миледи. – В его голосе зазвучали торжествующие нотки. Он повернулся к двери и подал знак страже. – Тащите ее сюда, – приказал он, потом повернулся к Изабель и, скрестив руки на груди, застыл в ожидании.
Взгляды всех присутствующих в переполненном зале обратились к двери, когда та распахнулась и на пороге появились двое вооруженных людей. Они тащили под руки женщину. Подведя ее к полукругу стульев, стражники отошли в сторону; она упала на колени, дрожа от страха. Это была Майри.
Изабель содрогнулась. Она ринулась, было к Майри, но ее тут же схватили за руки и удержали на месте.
– Что вы с ней сделали? – закричала она.
Лицо Майри представляло собой сплошной кровоподтек. Руки были обмотаны грязными тряпками, пропитавшимися кровью, платье разорвано. Сквозь прореху на груди были видны следы щипцов.
Изабель почувствовала, что теряет сознание. Комната закачалась у нее перед глазами, тело покрылось холодным потом. Она отчаянно пыталась вырваться из державших ее рук и приблизиться к служанке, но ее держали крепко. Она была бессильна сдвинуться с места.
– Майри... – прошептала она. – Майри... – Это было все, что она смогла вымолвить.
Уильям приблизился к краю возвышения и равнодушно взглянул на лежавшую на полу женщину.
– Я хочу, чтобы ты повторила то, что сказала на допросе, – медленно произнес он. – Я хочу, чтобы ты повторила каждое слово.
На мгновение в огромном зале установилась абсолютная тишина. Майри с трудом подняла голову.
– Это она... – Голос ее изменился до неузнаваемости. Майри протянула обмотанную тряпками искалеченную руку в сторону Изабель. – Это ее вина. Она велела мне принести эти снадобья. Она сказала, что хочет убить ребенка. Она ненавидела своего мужа. Она желала ему смерти, чтобы выйти замуж за лорда Каррика! – Ее губы кровоточили. На месте передних зубов зияла дыра. Ее слова так искажались, что их едва можно было разобрать. – Это она, Изабель... – Майри дрожащей рукой указала на госпожу. – Это она! – Майри зарыдала. На мгновение ее опухшие, налитые кровью глаза встретились с расширившимися от страха глазами Изабель, потом Майри со стоном упала на пол. Изо рта у нее сочилась кровавая слюна.
– Нет... – прошептала Изабель. – Нет, – она медленно покачала головой. – Нет...
– Да, миледи, – раздался строгий голос Уильяма над распростертым на полу телом женщины.
– Вы пытали ее... – в отчаянии бросила обвинение Изабель. – Ее заставили оболгать меня...
– С людьми, которые ее спрашивали, она говорила по доброй воле, – холодно ответил Уильям. – Бог позаботился о том, чтобы правда в конце концов выплыла наружу.
– Бог! – в гневе обрушилась на него Изабель. – Бог не сделал бы такого! Бог не допустил бы такой жестокости, такого зверства!.. – Но еще не закончив этой фразы, она осознала, что сама не верит этому. Не это ли происходило постоянно и повсеместно?
Уильям улыбался.
– Миледи, уж позвольте мне истолковывать намерения Господа Нашего, – сказал он. – Господа, которого вы, как я вижу, не признаете. В своих молитвах вы взывали к богине. Тому есть свидетельства. Это ересь! – Его глаза засверкали.
– Нет, – прошептала Изабель. Она была смертельно напугана. – Нет... Это неправда... Я клянусь в этом – кровью Господа Нашего! Пресвятой Девой!
– Хватит, миледи! – Уильям поднял руку. – Ради спасения вашей бессмертной души вы должны очиститься от ереси.
– Нет... – Она начала отчаянно вырываться, но стражники крепко держали ее.
– На рассвете, – продолжал он, – вашу служанку сожгут... – Он сделал паузу. Майри подняла голову. Ее глаза вдруг приобрели осмысленное выражение.
– Нет! О нет! – закричала она. – Вы сказали, если я покаюсь, меня помилуют...
– Я сказал, что ты будешь спасена. – Уильям равнодушно посмотрел на женщину. – Душа твоя спасется. Очистится в праведном огне...
Майри попыталась встать, но ноги не держали ее. Она попробовала отползти в сторону, но искалеченное тело не слушалось.
Изабель изо всех сил пыталась вырываться, но все было бесполезно. Оставив бесплодные попытки, она бессильно наблюдала, как по приказу Уильяма стражники, схватив Майри под руки, выволокли из зала.
Уильям даже не посмотрел ей вслед. Он не сводил глаз с лица Изабель, дожидаясь, пока отголоски отчаянных криков смолкнут за тяжелыми дубовыми дверями.
Наконец он заговорил:
– Вы не хотите сделать чистосердечное признание, прежде чем я вынесу приговор?
Изабель посмотрела на него. Страх ее прошел.
– Значит, вы намерены сжечь и меня, мастер Уильям? – Ее голос был холоден и полон презрения. Казалось, слова исходили от кого-то другого. – Моему мужу известно, какие полномочия вы на себя взяли? Это полномочия епископа, не менее!
Он усмехнулся.
– Известно, миледи. – Он повернулся и медленно вернулся на свое место. – Это церковный суд, миледи. Я вершу его от имени Бога и епископа. Завтра колдунью сожгут люди вашего мужа, не мои. Но право решать ее судьбу, а также и вашу – в моей юрисдикции! – Он скрестил руки на груди. – Вас не сожгут. Мы вернем вас в лоно церкви, миледи, и вернем к послушанию мужу. Я надеюсь, долгое суровое покаяние покажет вам, как глубоко вы заблуждались. Сегодня вы проведете ночь в часовне за молитвой о своей душе и душе той женщины, которая завтра умрет по вашей вине... – Он помедлил, дожидаясь, пока его слова дойдут до Изабель. – Потом вас отвезут в замок Дандарг, на север графства, где вы будете нести покаяние до тех пор, пока мой брат или я не убедимся в вашем раскаянии. – Он сделал знак державшим ее стражникам, и ее вывели из зала.
Вдовствующая графиня встретила ее в комнате перед часовней. Весь ее облик источал неприязнь и презрение. С ней были две служанки и двое слуг. Не обращая внимания на мольбы невестки, она приказала стражникам крепче держать Изабель, пока служанки раздевали ее. Они сняли с нее платье, покрывало с головы, туфли и чулки и, оставив ее в одной рубашке, повели в часовню.