На следующее утро, перед тем, как Клер покинула отель в Нортумберленде, Арчи выехал из дома. Он отправился в Эдинбург, где посетил своего юриста и побывал в пригородной церкви, в которой провел час, запершись со священником, своим старым школьным другом. Наконец, прежде чем вернуться в Данкерн, он зашел в магазин в Маунде и приобрел там шестидюймовое распятие из слоновой кости. Неся его в бумажном пакете, он осторожно держал его кончиками пальцев, будто опасаясь, что оно может укусить, и чувствовал себя слегка глуповато. Подойдя к машине, он запер пакет в багажнике. Вернувшись домой, он сказал Антонии, что провел утро в Перте.
 
   И вот теперь он сидел, в неловком молчании сжимая стакан с неразбавленным виски, пока жена и падчерица обменивались осторожными короткими репликами, и исподтишка разглядывал Клер. Она заметно похудела со времени их последней встречи – худа, как грабли, и с темными кругами вокруг глаз. Арчи, признавал, что Клер красива, так же, как когда-то ее мать, но было в ней что-то необузданное, диковатое, то, чего он всегда побаивался, и что она, несомненно, унаследовала от своего отца. Он осторожно заглянул ей в глаза, пока она продолжала ласкать собак. Это были чувствительные, выразительные глаза, отражавшие каждое движение души, затененные длинными ресницами, и в данный момент устремленные только на собак. Клер любила собак, и они платили ей тем же, а он всегда доверял интуиции животных. Их не обманешь. Он сделал глубокий глоток виски и расслабился. Затем едва не подавился, вспомнив о ведьмах и их животных-приживалах.
   Они пообедали вместе в холодной столовой с высокими потолками, а после Клер, сославшись на долгое путешествие и усталость, сразу ушла к себе в комнату. Атмосфера в столовой повергала ее в дрожь. Родители держались даже более скованно, чем обычно, и она чувствовала себя слишком неуютно, чтобы вернуться к ним в гостиную пить кофе. Спальня ничуть не изменилась с тех пор, как Клер оставила ее в пятнадцатилетнем возрасте. Эта большая комната в западном крыле дома, выходящая окнами на реку, была полна ее детских сокровищ. Клер закрыла за собой дверь и с нежностью посмотрела вокруг. Так много дорогих ее сердцу вещей: ее плюшевые мишки – все четыре, – лежали на постели, ее рисунки, ее туалетный столик с серебряными расческами, которые тетя Маргарет подарила ей к шестнадцатилетию... Под стеклом на столе лежали выцветшие фотографии – в основном отца, Джеймса и разных поколений собак. На стене по-прежнему висели два истрепанных плаката – один посвящен королевскому дому Шотландии, другой – кланам и их цветам, а между ними – этюд работы Лэндсира, изображавший развалины замка Данкерн с оленем на переднем плане.
   Она медленно опустилась на колени перед камином и протянула руки к огню. В доме уже десять лет было центральное отопление, но его оказалось недостаточно, чтобы согреть большие холодные комнаты. Клер любила, чтобы у нее в спальне горел камин – от этого было так хорошо и уютно. Неторопливо раздевшись, она скользнула в постель и сладко потянулась, глядя на весело пляшущие языки пламени. Засыпая, Клер слышала, как за окном на высокой шотландской сосне ухали две совы.
   Она проснулась с криком, когда опять во сне, но будто наяву, вокруг нее сомкнулись прутья решетки. Глаза сегодня были ближе, смеющиеся рты страшнее, ужас реальнее, чем когда-либо раньше.
   Клер долго лежала, боясь открыть глаза и кутаясь в одеяло. В комнате стоял леденящий холод. Огонь давно прогорел. Постельное белье казалось отсыревшим. Не проснувшись окончательно, Клер не понимала, где находится, и опасалась, что когда откроет глаза, весь ужас окажется правдой. Она прошептала имя Касты, но Каста не пришла: она осталась внизу, с другими собаками. Шаря в темноте по кровати руками, Клер наткнулась на мягкий искусственный мех. Это был один из ее игрушечных медведей. Она села, открыла глаза и оглядела в изумлении промозглую комнату, затем снова медленно опустилась на подушки. Где-то вдали продолжали ухать совы.
   Когда она снова проснулась, стоял день. Клер выбралась из постели и подошла к окну в сад. Вчерашний порывистый ветер сорвал последние листья с деревьев над рекой, и они лежали на земле ярким покрывалом. На траве под соснами поблескивала изморозь, светило солнце, небо было пронзительно синим. В спальне стоял ледяной холод, и Клер начала бить дрожь. Она потянулась потрогать радиатор, уже догадываясь, что он холоден как лед. Натянув брюки, шелковую рубашку и два свитера, она спустилась вниз.
   Мать была на кухне. Вид у нее был такой, будто она всю ночь не смыкала глаз:
   – Доброе утро, дорогая. Выпьешь кофе? – Антония указала на плиту, где грелся кофейник.
   Она не спросила, хорошо ли спала Клер, и та мысленно задала себе вопрос, слышала ли мать ее крики. Клер была еще ребенком, когда мать, выйдя замуж за Арчи, перестала приходить к ней, чтобы успокоить во время ночных кошмаров. Арчи запрещал ей уходить к дочери, и Антония не смела в начале их супружества ослушаться его. Таким образом, Арчи сразу выказал свое отношение к приемным детям, а мать не сумела его изменить.
   – Арчи вышел выгулять собак.
   Клер налила себе кофе и села за длинный сосновый стол. Кухня оставалась единственным теплым местом в доме.
   – Что-то случилось, мама? – Она положила в чашку немного сливок из тяжелого керамического сливочника.
   – Нет, дорогая, конечно, нет. – Антония резко отвернулась.
   – Случилось. – Клер подняла на нее взгляд. – Я знаю, ты велела мне не приезжать, пока здесь Арчи, но мне некуда было больше поехать. Я оставила Пола.
   Последовала пауза, затем Антония медленно повернулась.
   – Оставила? – повторила она. – Почему?
   Клер пожала плечами.
   – Ну, потому что я не хочу больше с ним жить. – Она с удовольствием глотнула кофе, чувствуя, как тепло разливается по ее иззябшему телу. – Я не хочу сейчас в это углубляться, но обстоятельства чертовски паршивые.
   – О, Клер! – мать села напротив нее. – Пол такой прекрасный человек. Что происходит?
   Клер печально улыбнулась.
   – Возможно, он не такой прекрасный, как мы считали... В любом случае я бы хотела остаться, если ты позволишь, пока не найду какое-нибудь другое жилье.
   – Конечно. Ты можешь оставаться, сколько хочешь. – Антония импульсивно накрыла руку Клер своей.
   – Арчи будет недоволен? – Клер испытующе взглянула матери в глаза.
   – Вероятно. – Антония пожала плечами. – Но я это улажу. Ты рассказала Джеймсу об этом?
   – Я сто лет не видела Джеймса. – Клер снова отпила кофе. – Ты его знаешь. Он уверен, что Пол – славный малый, поэтому я вряд ли смогу ему все объяснить.
   – Клер, бедная, тебе пришлось нелегко?
   Клер кивнула и резко встала:
   – Чертов Арчи. Я хочу прогуляться со своей собакой. Куда он их увел?
   – Понятия не имею. Милая, прошу тебя, будь от него подальше. Если хочешь пройтись, иди к церкви. Он никогда не выводит их возле дороги.
   Клер не видела Арчи до самого вечера. Они снова ужинали в гостиной, но на этот раз за столом царило полнейшее молчание. Все три собаки лежали под столом у их ног. Через некоторое время Арчи деликатно покашлял и отложил вилку и нож, оставив лосося почти нетронутым.
   – Клер, я полагаю, что должен тебе сказать – твой муж звонил.
   – Я так и думала, – осторожно сказала Клер, переводя взглад с Арчи на Антонию.
   Та вцепилась в вилку, будто от этого зависела ее жизнь, и сосредоточенно крошила кусок рыбы.
   – Клер, я не верю ни одному его слову! – патетически произнесла она.
   – Положим, как и я. – Арчи потянулся за бокалом вина, – Но он говорил довольно странные вещи, и мы с твоей матерью имеем право знать, есть ли в них хоть крупица правды.
   Клер глубоко вздохнула и положила руки на колени, нервно теребя пальцами льняную салфетку.
   – Что он сказал?
   – Он сказал, что ты нездорова, дорогая, и сильно переутомилась, – твердо произнесла Антония. – И все.
   – Он сказал, – хмурясь, вмешался Арчи, – что ты втянулась в какой-то культ черной магии.
   – Черной магии? – эхом повторила Клер. У нее мурашки побежали по спине. Итак, эта дурацкая история совершила полный круг. – Какая чепуха! Я взяла несколько уроков йоги у одного человека, с которым познакомилась в Кембридже, вот и все.
   – Пол говорил, что ты связалась с какими-то странными людьми, – продолжал Арчи, проигнорировав ее слова. – Довольно страшными людьми, которые поклоняются дьяволу. – Он сглотнул, и против воли взглянул на полку, где лежал крест, завернутый в старый пестрый шарф.
   – Это неправда! – воскликнула Клер. – Ради Бога! И вы ему поверили?! – Она встала, сердясь на себя за то, что подшутила над Джеффри и Хлоей. Этим она сыграла на руку Полу. – Мама! Неужели ты поверила? В Заке нет ничего страшного или злого! Пол в бешенстве из-за того, что я от него ушла. Мы ужасно ссорились. Пол зол на меня, вот почему он все это затеял. Он старается оболгать, дискредитировать меня. Неужели вы этого не понимаете?
   Итак, они не поверят ей, даже если она расскажет, что случилось в лифте. Она тяжело вздохнула. Пол может не беспокоиться, она не станет никому об этом рассказывать.
   Каста, услышав взволнованный голос хозяйки, встала, подошла, положила голову на колени Клер и тихо заскулила.
   – Скажите мне, что вы не верите ему! – Клер требовательно посмотрела на родителей.
   – Ну, я не верю, – Антония демонстративно принялась за еду. – И то же относится к Арчи. Ешь, ужин стынет.
   Арчи Маклауд перевел взгляд с одной женщины на другую, Он не был уверен, как поступить дальше. С одной стороны он испытывал несомненное облегчение из-за того, что все высказал откровенно, и от Клер не повеяло серой и дымом, да и крест не понадобился. С другой стороны он помнил слова Пола: «Она будет изворачиваться, скрывать правду. Не доверяйте ей. Она будет все отрицать...» Арчи никогда не любил Клер. Его жена, конечно, знала об этом, но и она не могла отрицать, что в девчонке всегда было нечто странное.
   Он пожал плечом.
   – Хорошо, я рад слышать, что все это выдумки, – сказал он и выдавил улыбку.
   – Пол знает, что я здесь? – Клер посмотрела на него в упор.
   – Нет, милая, он звонил до твоего приезда, – ответила Антония.
   – Это так? – Клер не сводила глаз с лица отчима.
   Он неловко кивнул.
   – Но я звонил ему сегодня. Он имеет право знать, где ты, Клер. Он – твой муж.
   – Он приедет сюда? – Клер стиснула кулаки.
   – Он сказал, что прилетит завтра. – Арчи избегал смотреть на жену.
   – Ты знаешь, зачем он все это делает? – Клер отшвырнула салфетку и встала. – Из-за Данкерна. Он хочет, чтобы я перевела владение на его имя, Потому что там есть нефть, и мне обещали за это кучу денег. Я отказалась продать, и Пол взбесился.
   – Нефть? В Данкерне? – мать раскрыла рот от изумления. – Не смеши меня.
   – Это правда, а Полу очень нужны деньги, много денег, – голос Клер звенел отчаянием. – Он мог продать акции своей семейной фирмы, но не сделал этого. Он хочет моих денег, чтобы заплатить свои долги, но я не позволю! – От ярости кровь бросилась ей в лицо. – Я никогда не продам Данкерн!
   Последовало удивленное молчание.
   – У Пола не может быть никаких долгов! – сказала, наконец мать, бросив на Арчи взгляд, полный сомнений. – Пол очень богатый человек, дорогая.
   – Поверь мне, уж я-то знаю, ведь я его жена. – Клер подошла к камину, положила руки на высокую каминную полку и опустила на них голову. – Что он будет делать, когда прибудет сюда? Снова выкручивать мне руки, пытаясь заставить продать землю? Постарается использовать вас, чтобы вы уговорили меня передумать?
   После неловкой паузы Арчи сказал:
   – Я думаю, он хочет, чтобы ты вернулась с ним в Лондон.
   – Нет! Дело не в этом! Я уже сказала – я от него ушла, и не собираюсь менять своего решения! Не собираюсь давать ему еще один шанс! Все! Я уезжаю. Сейчас.
   – Нет! Нет, Клер, пожалуйста! – хором запротестовали они.
   – Милая, ты не должна ехать ночью, – умоляюще сказала Антония. – По крайней мере, подожди до утра.
   – Рискуя столкнуться с Полом? Нет, благодарю. – Клер повернулась к ней. – Пожалуйста, пойми. Я не хочу его видеть. Я приехала в Шотландию, чтобы побыть одной, подумать. Если я не могу избежать встречи с ним в Эрдли, то поеду еще куда-нибудь.
   Арчи нервно поднялся на ноги. Пол велел задержать девчонку любой ценой.
   – Клер, твоя мать права. Подожди до утра. – Он прикинул на миг, не попытаться ли ему силой ее запереть, как советовал Пол, но одного взгляда на жену хватило, чтобы отказаться от этой мысли. В расстройстве он снова сел.
   Клер вбежала к себе в комнату, затолкала обратно в чемодан разложенную одежду, прихватила вытащенную из чехла шубу, надела плащ и на секунду задержалась у дверей. В незанавешенном окне был виден месяц, низко висящий над рекой между деревьями. Она заметила, как заледенело окно. Ночь была очень холодной. Последний раз обведя комнату взглядом, она вышла, погасив свет, и потащила чемодан по широкой лестнице. Антония ждала в холле.
   – Куда ты едешь, Клер? – Она была готова расплакаться.
   Клер пожала плечами.
   – Найду какую-нибудь гостиницу... Не беспокойся, я тебе позвоню. Возможно, когда Пол и Арчи уедут, я вернусь. – Она обняла мать. – Со мной все будет в порядке. Я сильнее, чем кажется.
   Каста с возбужденным лаем забралась в машину, пока Клер укладывала чемодан в багажник. Затем, быстро махнув матери, жалко и одиноко стоявшей на замерзших ступенях, она тронулась в путь. Арчи нигде не было видно.
   Фары осветили длинную дорожку обсаженную рододендронами, выхватывая лужицы льда, успевшего намерзнуть на асфальте. Клер была очень осторожна, сворачивая на дорогу, она чувствовала, как колеса автомобиля легко проскальзывают по еле видимому гололеду. Она посмотрела на часы. Было 9.15 вечера. Если она выжмет хорошую скорость, то будет в Данкерне примерно через три часа.
   Клер свернула на восток, по направлению к Блейгоури, гоня автомобиль так быстро, как могла на узкой, обдуваемой ветром дороге. Машина помчалась между сосновыми и буковыми рощами, редкими рододендронами. Потом дорога завиляла по бесплодной пустоши, где фары освещали заросли дрока по обочинам. Здесь лед был толще. Дважды машину заносило, и Клер с большим трудом смогла удержаться на шоссе. Спокойнее, спокойнее. Не нужно торопиться. Пол не гонится за ней, а Джек Грант примет ее, независимо от того, в какое время она приедет. С обочины выскочил кролик и замер, ослепленный светом фар. Автоматически, не думая о последствиях, она нажала на тормоза. Машина потеряла управление, пропахала обочину и вылетела в поле.
   Какое-то время Клер не двигалась, ослабев от шока. Она закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Ноги словно отнялись. Кровь в висках отчаянно стучала.
   На заднем сиденье заскулила Каста. Клер ослабила ремень безопасности и с трудом повернулась, ощутив, что рука и плечо болезненно ноют. Собаку подбросило и втиснуло в пространство между сидениями. Тяжело дыша и скуля, она барахталась на полу, оставляя когтями на обивке глубокие царапины. Похоже, она не пострадала. Клер с облегчением повернулась, и толкнув дверцу, выбралась наружу.
   Месяц почти исчез, погрузив окружающий ландшафт в непроглядную тьму. Кругом все было пустынно и совершенно тихо. Они были примерно в двадцати футах от дорога.
   Клер медленно обошла автомобиль, пытаясь рассмотреть полученные повреждения. На одном крыле была вмятина, глубокая царапина на передней дверце и больше, казалось, ничего существенного. Она с трудом влезла обратно, освободила собаку и попыталась завести двигатель, но напрасно. Одно колесо почти полностью ушло в землю. Без посторонней помощи она не сможет выбраться на дорогу. Всхлипывая от боли, холода и огорчения, она снова вылезла и оглянулась.
   Луна исчезла. Ледяной свет звезд сиял над полями и пустошью. Настолько, насколько различал глаз, не было ни домов, ни огней. И насколько она могла вспомнить, на протяжении последних двух миль ей не попадалось жилье. Жестоко дрожа, она вернулась в машину, пытаясь что-то придумать.
   Клер не теряла надежду, что кто-нибудь проедет. Еще не так поздно.
   Но никто не проезжал. Дорога оставалась пустой.
   Дважды она нажимала на стартер, пытаясь завести двигатель, чтобы согреться, но безуспешно. Клер обняла Касту, закутав себя и собаку шубой. Инстинкт советовал ей выйти из машины и двигаться пешком, но она не была уверена, что сможет добраться до жилья. Она отчаянно пыталась представить местность, но прошли месяцы с тех пор, как она последний раз здесь проезжала, и не помнила, где ближайшая ферма или деревня.
   Ее глаза стали медленно закрываться. Она мельком подумала о свечах, лежавших в чемоданах. Может зажечь их, чтобы согреться? Рядом заворочалась Каста, затем повела ушами и тихо зарычала.
   – В чем дело, радость моя? Там никого нет. – Клер потерла лобовое стекло рукавом и вгляделась. За окнами машины появились чьи-то тени. Рука Клер конвульсивно стиснула ошейник собаки.
   – Она не повредит тебе, дорогая, – прошептала она собаке в ухо. – Изабель нереальна. Она – часть меня, она – часть моих снов. – Ее затрясло от страха.
   Температура в машине быстро падала, в нее стал проникать ледяной ночной воздух. Клер дрожала. Она уткнулась носом в собачий мех.
   – Помоги мне! Помоги мне прогнать ее. Я стараюсь спасти Данкерн ради нее. Разве этого недостаточно, чтобы оставить меня в покое? – Она громко всхлипнула.
   Каста с рычанием вырвалась из объятий Клер и забилась под сиденье. Окна быстро покрывались инеем. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было испуганное поскуливание собаки.
   Клер подняла голову. На затуманенном лобовом стекле начал медленно формироваться рисунок. При свете звезд вначале она увидела лишь цветы и спирали, прочерченные инеем, но затем начала различать лошадей с глазами, налитыми кровью, с развивающимися гривами и хвостами... Изабель вела людей Бакана на север, через Пертширские пустоши.
 
   Кони были измучены после долгого перехода по заснеженному Шевиоту под грозовыми небесами, после скачки по пустошам, где снег уже сошел и чернел только прошлогодний вереск, их ноздри, хватавшие воздух, пылали.
   Изабель была в отчаянии. Она должна настичь Роберта. Должна успеть на его коронацию. Слухи распространялись по стране, как пожар в вересковых пустошах. Шотландия наконец восстала, и англичане всюду терпели поражение. Призыв был брошен, пронесенный огненный крест вдохновил нацию, и народ собирался в Сконе, традиционном священном месте коронации.
   «Король Шотландии должен быть коронован без промедления. Я должна быть там. Он не может короноваться до моего приезда. Я должна быть там», – снова и снова шептала Изабель про себя как молитву. Он обязан подождать ее. Он не может короноваться без нее.
   Ее волосы растрепались под капюшоном, лицо было заляпано грязью. Мокрое от пота платье прилипло под плащом к телу.
   Она часто оглядывалась, с ужасом ожидая увидеть мчащихся в погоне всадников мужа, но горизонт, багряный после бури, был чист. Она не давала передохнуть ни людям, ни лошадям, гонимая отчаянной необходимостью добраться до Роберта к началу коронации.
   Наконец, двадцать шестого марта, они прибыли в Скон. Еще издали они увидели толпы народа. Было уже почти темно, и всюду горели факелы и костры. В их свете они различали палатки, коней, знамена на пронзительном ветру. Пламенеющий королевский штандарт гордо реял на фоне темного неба над частично разрушенным аббатством Скона.
   Изабель, проложив себе дорогу, соскользнула с лошади, не отводя глаз от штандарта. Ее люди последовали за ней. Она не вспомнила ни о своих растрепанных волосах, ни о грязной изношенной одежде, когда увидела одинокую фигуру, направляющуюся к ней, под приветственные крики. Гилберт из Аннандейла почтительно остановился в нескольких шагах от нее.
   – Он коронован, миледи. Вчера. Епископом Сен-Эндрюсским в аббатстве.
   Она уставилась на него.
   – Нет! Нет! Не может быть! Он не может быть коронован без меня!
   – Может, миледи. Он уже король. В аббатстве были три епископа и два аббата. Он король без всяких сомнений.
   – Нет! – Она рванулась вперед. – Не может быть! Он не может быть коронован без меня! Где он? Я должна его видеть! Без меня он не может стать королем! Без благословения графов Файф коронация незаконна, Роберт это знает, Я должна видеть его!
   – Он на пиру, миледи, – начал Гилберт, но она уже бросилась мимо, с сердцем, тяжелым от отчаяния.
   Вместе с людьми Бакана она ворвалась в зал, где за столом восседал Роберт и его сторонники, Свечи и факелы тысячью огней освещали большой зал Сконского дворца. Шум и жара оглушили Изабель. На миг ока остановилась, оглядывая собравшихся, затем увидела его.
   Роберт сидел за столом на возвышении, в роскошной богатой одежде с сияющей золотой короной на голове. Рядом сидела его королева, Элизабет, ее рыжие волосы мерцали сквозь шелковую вуаль под золотым обручем. За высоким столом собрались братья Роберта, одна из сестер, его дочь Марджори и некоторые ближайшие друзья и сподвижники, среди них лорд Этолл, граф Леннокс, лорд Ментейт, и, ближе всех к Роберту, Дональд, юный граф Map, его племянник и подопечный. Она увидела также епископов и двух аббатов.
   Сначала никто не обратил внимания на новоприбывших, но когда постепенно сидевшие за разными столами стали замечать стройную бледную женщину в заляпанных грязью мехах, в зале воцарилось молчание. Она медленно подошла к возвышению, откинув капюшон, чувствуя, как подол вымокшей юбки цепляется за ароматические травы, разбросанные между столами. Беседа за высокими столами оборвалась, и Роберт наконец оглянулся и увидел ее. Так же медленно он поднялся на ноги.
   В полной тишине она взошла на помост и обошла стол. Изабель остановилась перед Робертом и преклонила колени.
   – Ваша милость, примите клятву верности дома Дафф. Я приношу вам приветствие и благословение моего брата, и заявляю о своем праве в его отсутствии возвести вас на трон Шотландии. – Ее слова четко прозвучали в тишине зала.
   – Я с радостью принимаю вашу клятву, леди Бакан. Но я уже коронован.
   – Сир! – позади него поднялся епископ Ламбертон. Старик пристально смотрел на коленопреклоненную женщину, его синие глаза горели. – Графиня Бакан напоминает вам священную традицию. Нельзя отрицать древнее право графов Файф короновать правителей.
   Роберт повернулся.
   – Разве вы можете короновать меня дважды, милорд епископ?
   – А почему нет? – хохотнули рядом. Лорд Этолл тоже встал. – Клянусь Богом, это будет превосходное начало твоего правления, Роберт! Конечно, она должна короновать тебя.
   – Но где? – сидящий возле него граф Ментейт покачал головой. – Графы Файф всегда короновали наших королей на Камне Судьбы, а он, как и многие другие святыни Шотландии, увезен в Англию.
   Изабель выпрямилась.
   – Сила Камня в моих руках, – сказала она очень тихо, почти шепотом. – Я была в часовне святого Эдуарда в Вестминстере, где он лежит, замурованный, как узник, в трон Эдуарда Английского. Возложила на него руки и помолилась о даровании мне его силы, чтобы я могла передать ее вам, мой король. И Камень дал мне свое благословение. Я почувствовала его силу!
   Наступила полная тишина. Роберт, все еще сжимавший ее руки, выпустил их. Она медленно встала и протянула руки перед собой. Взгляды всех присутствующих в огромном зале были устремлены на ее пальцы.
   Епископ Ламбертон взглотнул и переглянулся со своим собратом, епископом Визартом.
   – Это часть священного наследия Шотландии, – вымолвил он наконец, почтительно понизив голос.
   Второй епископ кивнул.
   – Мы должны попросить графиню повторить церемонию. Завтра. Это будет Вербное воскресенье. – Лицо старика приобрело торжественное выражение. – Это значит, что король Роберт взойдет на престол дважды, по стопам Господа нашего.
   За словами Визарта последовало благоговейное молчание, которое нарушил приглушенный смешок Элизабет.
   – Детские игры! – внятно произнесла она. – Ты действительно желаешь, чтобы эта женщина короновала тебя снова? Хватит и одного фарса! – Она запахнулась в мантию из роскошных мехов, не сводя зеленых глаз с лица Изабель.
   Поначалу Изабель не среагировала. Достаточно было общего вздоха ужаса, вырвавшегося у собравшихся, когда они услышали речи своей новой королевы. Изабель скромно опустила глаза.
   – Я здесь, чтобы служить моему королю, если он того пожелает, – сказала она.
   – И он желает этого! – Роберт снова взял ее за руки с галантным поклоном. – Завтра, миледи, вы коронуете меня согласно древнему обычаю, на Священном Холме за стенами аббатства, перед народом Шотландии! – Он слегка улыбнулся. – Скажите, миледи, граф Бакан знает, что вы делаете?
   Изабель подняла глаза.
   – Без сомнения, теперь он знает, сир. Надеюсь, что на сей раз вы не прикажете мне вернуться к нему.
   Он покачал головой.
   – На сей раз нет, миледи. На сей раз я оставлю вас при себе.
   Он произнес эти слова так тихо, что их не мог расслышать никто, кроме Изабель.
   – Милорд, пришло время нам удалиться, – резко произнесла Элизабет и встала, отодвинув тяжелое кресло.
   Она не слышала их слов, но, как и все, кто был рядом, не могла не заметить внезапно появившейся между ними нежной интимности.
   Роберт повернулся к супруге.
   – Слишком рано, миледи. Будьте любезны сесть, – отрезал он. – И вы все, садитесь и дайте место леди Бакан. Наше пиршество достигло только середины!