Страница:
Она в отчаянии озиралась, все еще не в силах спокойно пережить происшедшее.
Тетя Маргарет любила эту комнату. Она была большая, почти круглая, расположенная на втором этаже башни шестнадцатого века, к которой был пристроен викторианский дом. Как в большинстве построек той эпохи, окна здесь были маленькие и узкие, как прорези в толстых стенах, и расположены высоко над землей. Выбраться из них было совершенно невозможно. Ванная была перестроена из бывшей кладовой, а рядом, за прочной дубовой дверью вилась узкая винтовая лестница в комнату, которую Маргарет прежде использовала как спальню, пока не стала слишком стара, чтобы карабкаться по подобным сооружениям.
Клер была отведена жилая комната, бывшие отдельные покои старой леди. Над ней была комната, которую тетя Маргарет использовала как студию, где рисовала вполне профессиональные и очень приятные сюрреалистические акварели, пока ее не стало подводить зрение. Из студии лестница вела на крышу башни с бойницами и флагштоком, на котором Джеймс в детстве поднимал штандарт Гордонов.
Клер осторожно толкнула дверь, ведущую наверх. Та подалась, и Клер взбежала по темной, холодной, полной сквозняков лестнице, нащупала выключатель и заглянула в бывшую спальню тети. Там оставался только широкий деревянный остов кровати, сколоченный когда-то прямо здесь, – поэтому ее невозможно было внести по узкой винтовой лестнице. Не осталось здесь ни гардин, ни ковров, ни даже абажура, и ни, кстати, отопления. В комнате стоял ледяной холод. Клер не стала подниматься на следующий пролет: все эти места давно полны лишь воспоминаний о солнечных днях, когда молодая Маргарет рисовала в тихой студии с каменными стенами, и воздух был напоен резкими запахами терпентина и льняного масла. Не было смысла и в том, чтобы вылезать на крышу. Бегство оттуда было нереально.
Выключив свет, Клер спустилась назад. Ее чемоданы, как она заметила, стояли возле кровати, старый шерстяной халат, принесенный из спальни, лежал поперек кресла.
Она подошла к двери, подергала ручку, но она, как и ожидалось, была заперта. Пол совсем не шутил, когда приволок ее сюда, он был дьявольски серьезен. Она подошла к окну и выглянула. Было совершенно темно – она смогла различить лишь свое лицо, искаженное страданием, грустно смотревшее на нее с темного стекла. Она резко опустила занавеску и обвела взглядом комнату, окончательно ошеломленная. Она была узницей, настоящей узницей в собственном доме. Клер села на постель, неожиданно осознав, что по ее щекам текут слезы. Она была опустошена, измучена и очень боялась.
Старая комната была прекрасна: кровать украшена четырьмя резными столбиками, кресла, комоды – из старинного черного дуба, обитого голубым бархатом и вытершейся парчой. Ковер был привезен из Обюссона, и Клер всегда удивляло, почему мать не снесет его вниз на всеобщее обозрение. Возможно, не осмеливалась: это по-прежнему была комната Маргарет Гордон, и всегда ею останется.
Клер никогда не чувствовала себя более одинокой. Она встала, утерла слезы, и начала неустанно мерить шагами комнату. Миг слабости прошел, вернулась злость из-за крушения плана бегства. Сейчас она вся была напряжена как струна. Слишком напряжена, чтобы даже вспоминать об Изабель.
Она не чувствовала клаустрофобии, пока что нет. Это была большая комната, которую она всегда любила, и к тому же она сознавала, что над ней есть еще две просторных комнаты, а над ними крыша и небо. Нет, Клер не чувствовала себя загнанной в клетку. Последнюю мысль ее сознание быстро отвергло, но она нахмурилась: ситуация была за гранью допустимого. Если она кому-нибудь скажет, что с ней произошло, сомнительно, что ей доверят. Этого Пол и добивался! Она вдруг подумала об Эмме, и глаза ее вновь наполнились слезами. Если бы только Эмма была здесь! Она живо представила себе голос подруги:
«Господи, как интересно! Какой готический роман! Ты хочешь сказать, он тебя запер»? Когда-нибудь они вместе посмеются над этим, но только не сейчас. Клер снова начала бить дрожь.
Снова и снова она толкала двери, пытаясь высадить щеколду, но та держалась очень крепко. В доме стояла полная тишина. Клер понятия не имела, который час. В сотый раз она проклинала себя за то, что оставила часы в Лондоне – жалкий, беспомощный, вызывающий жест. Чувствовалось, что поздно, и она отчаянно устала. Наконец она вяло поднялась и, пройдя в маленькую ванную, вымылась и переоделась в ночную рубашку. Когда она вернулась в спальню, там похолодало, и, откинув занавеску, она увидела серебряный лунный свет, отражавшийся на вершинах елей – те блестели от инея.
Она забралась в постель, и села, обхватив руками колени. Книжные полки были пусты – Антония, должно быть, перенесла все книги Маргарет вниз. Не было ни радио, ни телевизора. В комнате имелась только одна книга, лежавшая на прикроватном столике рядом с лампой. Взяв ее руки, Клер обнаружила, что это новенькая Библия. Она со слабым смешком бросила книгу назад, затем, нахмурившись, снова взяла. Возможно, это поможет избавиться от кошмаров.
Ей нужно было поспать. Она так устала, что глаза закрывались сами собой – и однако, она боялась; боялась кошмаров, которые придут – она была в этом уверена, – стоит лишь закрыть глаза. Боялась Изабель, которая приходила, когда хотела, независимо от того, закрыты глаза Клер или нет. Она сонно оглядывала комнату, ненавидя эту тишину и эти тени, скрючившись под одеялом и прижимая к себе Библию.
Клер проспала всего несколько минут, или ей так показалось, когда внезапно проснулась от звука отпираемой задвижки. Она села с колотящимся сердцем, глядя, как открывается дверь, надеясь, что Антония или Арчи сжалились и решили освободить ее.
Но это был Пол. Он вошел в комнату, запер за собой дверь, а ключ положил в карман шелкового халата. На миг он остановился посреди комнаты.
– Как приятно видеть, что любящая послушная жена ждет тебя, – он начал развязывать пояс халата.
– Уходи, Пол. – Клер внезапно страшно испугалась. – Не знаю, как у тебя хватает стыда приходить сюда. – Она отвернулась от него и плотнее закуталась в одеяло. Во рту у нее пересохло, от страха подступала тошнота.
Он тихо рассмеялся.
– Прошло много времени, Клер, с тех пор, как мы с тобой занимались любовью.
– И больше никогда не будем. – Клер вцепилась в одеяло.
– Да? Разве не ты приходила ко мне в ту ночь в Бакстерсе, в шелковой ночной рубашке и вся надушенная, ох, какая соблазнительная. Ты ведь этого тогда хотела, правда? – в его тоне звучала насмешка.
– Ну, а сейчас не хочу! – Клер уткнулась лицом в подушку.
Пол сел на край широкой постели, вынул ключ из кармана и засунул под угол толстого матраса. Потом снял халат и, бросив его на пол, погасил свет и лег в постель рядом с Клер.
Руки, стиснувшие ее грудь, были холодны как лед. Клер попыталась отодвинуться на край постели, но он легко перевернул ее на спину и прижал к простыне всем весом своего тела.
– Немного супружеских обязанностей не повредят нам обоим, как ты думаешь? – прошептал он, задирая ее ночную рубашку. Он даже не пытался поцеловать ее. Вместо этого он прижался лицом к ее груди, и она почувствовала, как его зубы больно прикусывают ее кожу. Сначала она пыталась сбросить его, но потом затихла. Пол был слишком тяжелым, да и в любом случае секс с ним никогда не продолжался слишком долго, и все, что ей нужно сделать, это вытерпеть неприятную процедуру, а потом он уйдет. Она закрыла глаза и стиснула зубы.
– Ты занимаешься любовью с дьяволом, как ведьмы в старину? – пробормотал он ей на ухо, сжимая ее грудь. – Вот что происходит дома, в саду, когда ты вызываешь духов? Твои любовники являются тебе с рогами и хвостом? Или, может быть, в обличье зверей? – Он начал коленом раздвигать ей ноги.
– О Господи! – С отвращением она снова попыталась вырваться от него. – Значит, вот, что тебя заводит, Пол? – Она заплакала, и он почувствовал теплую влагу ее слез на подушке, и то, что она плачет, было ему так приятно. Внезапно ему захотелось причинить ей боль, заставить страдать так, как страдал он сам, когда узнал, что никогда не станет отцом. Он схватил ее за волосы и повернул лицом к себе.
– Ведьма! – прошипел он. Ему нравилось звучание этого слова. – Ведьма! – Ведьма, уязвлявшая его мужское самолюбие. Он чувствовал, как она сжимает ноги, как борется, чтобы избежать его. Она может сопротивляться, как ей угодно, ей все равно не помешать ему!
Только что-то случилось, и он не был готов. Он попытался рассмеяться.
– Знаешь, я почти сам в это поверил: жена, одержимая дьяволом. Звучит возбуждающе, правда? – Он стиснул ее запястья, завел руки за голову, притиснув их к подушкам. – Знаешь, твои родители мне поверили. Они верят каждому моему слову, и поэтому решили спасти твою душу!
Он расхохотался снова.
Он хотел ее, хотел распять ее на постели и насиловать до тех пор, пока она не будет умолять о милосердии, но он все еще не был готов. А вдруг она понимает, что у него просто нет сил. Возможно, она уже знает, что он не способен стать отцом и что его болезнь – причина отсутствия у них детей? Он посмотрел на нее, но не смог ничего прочитать во тьме на ее лице. Он должен овладеть ею, должен показать, что он ее хозяин!
Теперь она лежала тихо, не пытаясь бороться, и он знал, что Клер догадывается о его импотенции и презирает его, и, возможно, даже смеется над ним сейчас.
Он скатился с нее и уткнулся лицом в подушку.
Глядя в темноту широко открытыми глазами, Клер не смела шелохнуться. Она не понимала, что произошло. Неужели его оттолкнула мысль о ее связи с дьяволом? Она осторожно отодвинулась от мужа.
Так она пролежала довольно долго, ожидая, что он пошевелится или заговорит, но он не делал ни того, ни другого. Наконец она услышала, что его дыхание стало ровным и предположила, что он, должно быть, уснул. Оправляя ночную рубашку, она тихонько выбралась из постели, нашла на полу халат, и, едва дыша, зашарила по карманам в поисках ключа. Не найдя его, отчаянно принялась ощупывать пол вокруг, решив, что ключ выпал. Встав на колени, она шарила вокруг, ощупывая ковер и половицы под кроватью, снова и снова прочесывая их, покуда наконец у нее не заныли пальцы.
Ключа она так и не нашла. На миг ей показалось, что она снова расплачется, но каким-то образом сумела сдержаться. Устало поднявшись на ноги, Клер прислушалась, а затем медленно, дрожа от холода, направилась вон из комнаты. В темноте она нашла дверь в башню и открыла ее, проскользнув внутрь, прикрыла дверь за собой и поднялась наверх. Там было очень холодно.
Она не зажигала света. Тонкие серебристые лунные лучи падали на пол. Она слышала, как стонет ветер в ветвях деревьев. Клер прошла на середину комнаты и села, скрестив ноги, в полосу лунного света. Широкие старинные дубовые половицы пронизали ее холодом. Она взглянула на фрагмент луны, вырезанный узким окном, и призывно воздела руки.
– Приди ко мне, – прошептала она, – Изабель, приди!
В спальне внизу Пол заплакал.
Глава двадцать четвертая
Тетя Маргарет любила эту комнату. Она была большая, почти круглая, расположенная на втором этаже башни шестнадцатого века, к которой был пристроен викторианский дом. Как в большинстве построек той эпохи, окна здесь были маленькие и узкие, как прорези в толстых стенах, и расположены высоко над землей. Выбраться из них было совершенно невозможно. Ванная была перестроена из бывшей кладовой, а рядом, за прочной дубовой дверью вилась узкая винтовая лестница в комнату, которую Маргарет прежде использовала как спальню, пока не стала слишком стара, чтобы карабкаться по подобным сооружениям.
Клер была отведена жилая комната, бывшие отдельные покои старой леди. Над ней была комната, которую тетя Маргарет использовала как студию, где рисовала вполне профессиональные и очень приятные сюрреалистические акварели, пока ее не стало подводить зрение. Из студии лестница вела на крышу башни с бойницами и флагштоком, на котором Джеймс в детстве поднимал штандарт Гордонов.
Клер осторожно толкнула дверь, ведущую наверх. Та подалась, и Клер взбежала по темной, холодной, полной сквозняков лестнице, нащупала выключатель и заглянула в бывшую спальню тети. Там оставался только широкий деревянный остов кровати, сколоченный когда-то прямо здесь, – поэтому ее невозможно было внести по узкой винтовой лестнице. Не осталось здесь ни гардин, ни ковров, ни даже абажура, и ни, кстати, отопления. В комнате стоял ледяной холод. Клер не стала подниматься на следующий пролет: все эти места давно полны лишь воспоминаний о солнечных днях, когда молодая Маргарет рисовала в тихой студии с каменными стенами, и воздух был напоен резкими запахами терпентина и льняного масла. Не было смысла и в том, чтобы вылезать на крышу. Бегство оттуда было нереально.
Выключив свет, Клер спустилась назад. Ее чемоданы, как она заметила, стояли возле кровати, старый шерстяной халат, принесенный из спальни, лежал поперек кресла.
Она подошла к двери, подергала ручку, но она, как и ожидалось, была заперта. Пол совсем не шутил, когда приволок ее сюда, он был дьявольски серьезен. Она подошла к окну и выглянула. Было совершенно темно – она смогла различить лишь свое лицо, искаженное страданием, грустно смотревшее на нее с темного стекла. Она резко опустила занавеску и обвела взглядом комнату, окончательно ошеломленная. Она была узницей, настоящей узницей в собственном доме. Клер села на постель, неожиданно осознав, что по ее щекам текут слезы. Она была опустошена, измучена и очень боялась.
Старая комната была прекрасна: кровать украшена четырьмя резными столбиками, кресла, комоды – из старинного черного дуба, обитого голубым бархатом и вытершейся парчой. Ковер был привезен из Обюссона, и Клер всегда удивляло, почему мать не снесет его вниз на всеобщее обозрение. Возможно, не осмеливалась: это по-прежнему была комната Маргарет Гордон, и всегда ею останется.
Клер никогда не чувствовала себя более одинокой. Она встала, утерла слезы, и начала неустанно мерить шагами комнату. Миг слабости прошел, вернулась злость из-за крушения плана бегства. Сейчас она вся была напряжена как струна. Слишком напряжена, чтобы даже вспоминать об Изабель.
Она не чувствовала клаустрофобии, пока что нет. Это была большая комната, которую она всегда любила, и к тому же она сознавала, что над ней есть еще две просторных комнаты, а над ними крыша и небо. Нет, Клер не чувствовала себя загнанной в клетку. Последнюю мысль ее сознание быстро отвергло, но она нахмурилась: ситуация была за гранью допустимого. Если она кому-нибудь скажет, что с ней произошло, сомнительно, что ей доверят. Этого Пол и добивался! Она вдруг подумала об Эмме, и глаза ее вновь наполнились слезами. Если бы только Эмма была здесь! Она живо представила себе голос подруги:
«Господи, как интересно! Какой готический роман! Ты хочешь сказать, он тебя запер»? Когда-нибудь они вместе посмеются над этим, но только не сейчас. Клер снова начала бить дрожь.
Снова и снова она толкала двери, пытаясь высадить щеколду, но та держалась очень крепко. В доме стояла полная тишина. Клер понятия не имела, который час. В сотый раз она проклинала себя за то, что оставила часы в Лондоне – жалкий, беспомощный, вызывающий жест. Чувствовалось, что поздно, и она отчаянно устала. Наконец она вяло поднялась и, пройдя в маленькую ванную, вымылась и переоделась в ночную рубашку. Когда она вернулась в спальню, там похолодало, и, откинув занавеску, она увидела серебряный лунный свет, отражавшийся на вершинах елей – те блестели от инея.
Она забралась в постель, и села, обхватив руками колени. Книжные полки были пусты – Антония, должно быть, перенесла все книги Маргарет вниз. Не было ни радио, ни телевизора. В комнате имелась только одна книга, лежавшая на прикроватном столике рядом с лампой. Взяв ее руки, Клер обнаружила, что это новенькая Библия. Она со слабым смешком бросила книгу назад, затем, нахмурившись, снова взяла. Возможно, это поможет избавиться от кошмаров.
Ей нужно было поспать. Она так устала, что глаза закрывались сами собой – и однако, она боялась; боялась кошмаров, которые придут – она была в этом уверена, – стоит лишь закрыть глаза. Боялась Изабель, которая приходила, когда хотела, независимо от того, закрыты глаза Клер или нет. Она сонно оглядывала комнату, ненавидя эту тишину и эти тени, скрючившись под одеялом и прижимая к себе Библию.
Клер проспала всего несколько минут, или ей так показалось, когда внезапно проснулась от звука отпираемой задвижки. Она села с колотящимся сердцем, глядя, как открывается дверь, надеясь, что Антония или Арчи сжалились и решили освободить ее.
Но это был Пол. Он вошел в комнату, запер за собой дверь, а ключ положил в карман шелкового халата. На миг он остановился посреди комнаты.
– Как приятно видеть, что любящая послушная жена ждет тебя, – он начал развязывать пояс халата.
– Уходи, Пол. – Клер внезапно страшно испугалась. – Не знаю, как у тебя хватает стыда приходить сюда. – Она отвернулась от него и плотнее закуталась в одеяло. Во рту у нее пересохло, от страха подступала тошнота.
Он тихо рассмеялся.
– Прошло много времени, Клер, с тех пор, как мы с тобой занимались любовью.
– И больше никогда не будем. – Клер вцепилась в одеяло.
– Да? Разве не ты приходила ко мне в ту ночь в Бакстерсе, в шелковой ночной рубашке и вся надушенная, ох, какая соблазнительная. Ты ведь этого тогда хотела, правда? – в его тоне звучала насмешка.
– Ну, а сейчас не хочу! – Клер уткнулась лицом в подушку.
Пол сел на край широкой постели, вынул ключ из кармана и засунул под угол толстого матраса. Потом снял халат и, бросив его на пол, погасил свет и лег в постель рядом с Клер.
Руки, стиснувшие ее грудь, были холодны как лед. Клер попыталась отодвинуться на край постели, но он легко перевернул ее на спину и прижал к простыне всем весом своего тела.
– Немного супружеских обязанностей не повредят нам обоим, как ты думаешь? – прошептал он, задирая ее ночную рубашку. Он даже не пытался поцеловать ее. Вместо этого он прижался лицом к ее груди, и она почувствовала, как его зубы больно прикусывают ее кожу. Сначала она пыталась сбросить его, но потом затихла. Пол был слишком тяжелым, да и в любом случае секс с ним никогда не продолжался слишком долго, и все, что ей нужно сделать, это вытерпеть неприятную процедуру, а потом он уйдет. Она закрыла глаза и стиснула зубы.
– Ты занимаешься любовью с дьяволом, как ведьмы в старину? – пробормотал он ей на ухо, сжимая ее грудь. – Вот что происходит дома, в саду, когда ты вызываешь духов? Твои любовники являются тебе с рогами и хвостом? Или, может быть, в обличье зверей? – Он начал коленом раздвигать ей ноги.
– О Господи! – С отвращением она снова попыталась вырваться от него. – Значит, вот, что тебя заводит, Пол? – Она заплакала, и он почувствовал теплую влагу ее слез на подушке, и то, что она плачет, было ему так приятно. Внезапно ему захотелось причинить ей боль, заставить страдать так, как страдал он сам, когда узнал, что никогда не станет отцом. Он схватил ее за волосы и повернул лицом к себе.
– Ведьма! – прошипел он. Ему нравилось звучание этого слова. – Ведьма! – Ведьма, уязвлявшая его мужское самолюбие. Он чувствовал, как она сжимает ноги, как борется, чтобы избежать его. Она может сопротивляться, как ей угодно, ей все равно не помешать ему!
Только что-то случилось, и он не был готов. Он попытался рассмеяться.
– Знаешь, я почти сам в это поверил: жена, одержимая дьяволом. Звучит возбуждающе, правда? – Он стиснул ее запястья, завел руки за голову, притиснув их к подушкам. – Знаешь, твои родители мне поверили. Они верят каждому моему слову, и поэтому решили спасти твою душу!
Он расхохотался снова.
Он хотел ее, хотел распять ее на постели и насиловать до тех пор, пока она не будет умолять о милосердии, но он все еще не был готов. А вдруг она понимает, что у него просто нет сил. Возможно, она уже знает, что он не способен стать отцом и что его болезнь – причина отсутствия у них детей? Он посмотрел на нее, но не смог ничего прочитать во тьме на ее лице. Он должен овладеть ею, должен показать, что он ее хозяин!
Теперь она лежала тихо, не пытаясь бороться, и он знал, что Клер догадывается о его импотенции и презирает его, и, возможно, даже смеется над ним сейчас.
Он скатился с нее и уткнулся лицом в подушку.
Глядя в темноту широко открытыми глазами, Клер не смела шелохнуться. Она не понимала, что произошло. Неужели его оттолкнула мысль о ее связи с дьяволом? Она осторожно отодвинулась от мужа.
Так она пролежала довольно долго, ожидая, что он пошевелится или заговорит, но он не делал ни того, ни другого. Наконец она услышала, что его дыхание стало ровным и предположила, что он, должно быть, уснул. Оправляя ночную рубашку, она тихонько выбралась из постели, нашла на полу халат, и, едва дыша, зашарила по карманам в поисках ключа. Не найдя его, отчаянно принялась ощупывать пол вокруг, решив, что ключ выпал. Встав на колени, она шарила вокруг, ощупывая ковер и половицы под кроватью, снова и снова прочесывая их, покуда наконец у нее не заныли пальцы.
Ключа она так и не нашла. На миг ей показалось, что она снова расплачется, но каким-то образом сумела сдержаться. Устало поднявшись на ноги, Клер прислушалась, а затем медленно, дрожа от холода, направилась вон из комнаты. В темноте она нашла дверь в башню и открыла ее, проскользнув внутрь, прикрыла дверь за собой и поднялась наверх. Там было очень холодно.
Она не зажигала света. Тонкие серебристые лунные лучи падали на пол. Она слышала, как стонет ветер в ветвях деревьев. Клер прошла на середину комнаты и села, скрестив ноги, в полосу лунного света. Широкие старинные дубовые половицы пронизали ее холодом. Она взглянула на фрагмент луны, вырезанный узким окном, и призывно воздела руки.
– Приди ко мне, – прошептала она, – Изабель, приди!
В спальне внизу Пол заплакал.
Глава двадцать четвертая
Найджел Брюс стоял в светлице Снежной башни крепости Килдрамми, глядя в окно на запад. Позади него королева Шотландии нервно мерила шагами пол, сжимая в руках письмо.
– Отец пишет, что я должна вернуться к нему, – медленно произнесла она. – Он считает, что для Роберта нет никакой надежды.
Найджел сжал кулаки.
– Насколько нам известно, мой брат еще жив, и он не бросит нас! – Найджел беспомощно обвел комнату рукой.
– Мы все должны были быть с ним. – Изабель сидела в амбразуре окна на другом конце светлицы. Отсюда она видела длинный пологий склон холма, окутанного черной грозовой тучей. Было очень жарко.
Беглые солдаты, повстречавшие ее с двумя спутниками после битвы при Метвине, спасли им жизнь.
Поначалу ни она, ни ее товарищи им не поверили, с подозрением выслушав историю поражения и бегства Роберта. Изабель была вне себя, поняв все предательство лицемерного графа, презревшего законы рыцарской чести, и в совершеннейшем отчаянии желала немедленно вернуться в Метвин, но охранники ей не позволили.
Дункан и Малькольм были наиболее доверенными слугами Стюарта. Они охраняли свою подопечную с необыкновенной преданностью и тщанием и теперь были еще осторожнее, чем обычно, чтобы не дать ей никакой возможности бежать – из укрытия все трое видели отряды вооруженных людей, прочесывающих долины и отчетливо различали алые и лазурные полосы и красные каймы гербов на щитах воинов графа Пембрука. Это означало, что им как можно скорее следует возвращаться в Килдрамми.
Когда они снова попытались пробраться на север, то выяснилось, что дороги и тропинки патрулируются мародерствующими английскими отрядами и они снова и снова петляли и кружили, стремясь удалиться от Перта. Ночью Изабель лежала на земле, пытаясь уснуть, а садящие рядом мужчины тихо переговаривались, ежась от ночной росы. За все время своего бегства они ни разу не посмели развести огонь.
Наконец им удалось пробраться на восток, в сердце высоких гор; они шли тайными тропами, известными только волкам и оленям, продвигаясь преимущественно в сумерках, когда над горными вершинами сгущался туман, но даже здесь они видели отрады солдат, разыскивающих беглецов с поля сражения под Метвином. Они проезжали мимо сожженных ферм, принадлежавших сторонникам Брюса, развалины которых еще дымились. Месть англичан была скорой и жестокой. Они не щадили ни женщин, ни детей, и мало кому удалось спрятаться в горах. В первые дни они вообще не видели ни одной живой души, за исключением врагов.
Лошади их были измучены; обувь стерлась до дыр, так как они постоянно спешивались и вели коней по каменистым тропам; одежда истрепалась в клочья, пока они День за днем кружили по дикой местности, пытаясь прорваться в Киддрамми. Дункан и Малькольм, пытаясь разведать обстановку, пробирались в поселки и деревушки, везде слыша одни и те же душераздирающие истории о мести, что обрушилась на сторонников короля, и, переполнясь ненавистью и страхом, снова продвигались на север.
Когда наконец они добрались до Килдрамми, оказалось, что они самыми первыми принесли горькую весть о поражении Роберта его родным и королеве. Никто не хотел верить, что от многочисленного войска Роберта могло остаться лишь несколько сотен, но все, что им оставалось с их маленьким гарнизоном – ждать новостей. Но их не было. Горы Мара, окутанные маревом летней жары, были пусты и безмолвны. Король бесследно исчез где-то на западе.
Затем сюда пришли письма – одно королеве от графа Ольстера, другое – с вестями о зверствах английских солдат на шотландской территории. Англичане «подняли знамя дракона» и не щадили никого, и если семья короля попадет в плен, то, конечно, в живых не останется. Насилие и убийство по отношению к родственникам и друзьям мятежного Брюса будет только приветствоваться.
Элизабет де Бур с волнением посмотрела сначала на письмо отца, а потом на деверя.
– Отец говорит, что я должна вернуться к нему, но мое место рядом с Робертом.
– Да и сам Роберт хотел, чтобы вы оставались здесь. – На Найджела мужество королевы произвело сильное впечатление. По мере того, как он лучше узнавал ее, он все больше восхищался женой брата. Она не являлась сторонницей политики Роберта, но в час беды оставалась рядом с мужем, и подобная верность, по мнению младшего Брюса, была достойна самой высокой оценки. Найджел мучился тем, что единственный из братьев, он до сих пор не участвовал в военных действиях, но приказ исходил не только от брата, но и от короля: Найджел должен оставаться в Килдрамми и охранять женщин.
Он постарался улыбнуться королеве.
– Здесь вы все будете в безопасности. – Затем взглянул на сестер.
Кристиан сидела на низком стуле с прялкой в руках, но вовсе не пряла: шерсть нетронутой лежала в корзинке у ее ног, а сама она, погрузившись в свои мысли, смотрела в пространство. Этот огромный замок был ее домом до смерти ее первого мужа, Грэтни, и видывал столько счастья. Теперь он перешел по наследству к ее сыну Дональду, который до совершеннолетия был под опекой своего дяди Роберта, а Кристиан вторым браком была замужем за Кристофером Ситоном. Возможно, она уже снова овдовела: Кристофер, один из наиболее близких друзей Роберта, как сообщалось в одном из писем, попал в плен при Метвине.
Кристиан украдкой смахнула слезы: она была так же горда, как и все Брюсы, да и не хотела нервировать близких плачем и жалобами на свои несчастья.
Мэри чувствовала себя несколько бодрее: мужчина, которого она любила – Нейл Кэмпбелл все еще был с Робертом и, как им было известно, ни тот, ни другой не ранены – хотя, конечно, как бы обитатели Килдрамми своевременно узнали о ранении Роберта или его приближенных?
Изабель сидела несколько в стороне от других, расстроенно кусая губы. Хотя сестры короля хорошо относились к ней, а Марджори ее открыто обожала, враждебность королевы оставалась неизменной, и в присутствии придворных дам Изабель старалась остаться в тени, сохраняя выдержку, которая была ей чужда. Ей так хотелось вскочить на ноги и заставить Найджела Брюса отвезти их к Роберту. Она знала, как сильно ему хочется поехать к брату и поэтому убедить его не составит труда, но она заставляла себя молчать, ставя себе в пример бабушку Элейн, графиню Map, что находилась наверху, в своей светлице: в этой жизни ей столько пришлось вытерпеть. Поэтому Изабель ничего не предпринимала, а сидела, глядя в окно, и, сложив руки на коленях, ждала, что решит королева.
Решение было принято за них. Однажды ночью прибыл Гилберт из Аннандейла с двумя спутниками. Их кони были измучены, один из воинов ранен. Гилберт был мрачен.
– Король находится сейчас в Друмалбане. Он решил, что будет лучше, если вы присоединитесь к нему. – Он говорил с Найджелом, но поглядывал на дам, которые в тревоге столпились вокруг. На миг его взгляд задержался на Изабель, и он еще больше помрачнел. – Графу Пембруку приказано захватить королевскую семью, сэр Найджел, и не щадить никого, хотя, наверное, я не должен был вам этого говорить. Как бы то ни было, король считает, что вернее вам быть под его защитой. На западе у него больше людей и больше поддержки. Мы должны ехать немедленно.
Найджел кивнул, его лицо просветлело.
– Наконец! Я слишком долго был нянькой! – Он прикусил губу и поспешно поклонился королеве. – Простите, я не хотел сказать... Я просто хочу быть с Робертом! Хочу сражаться!
Гилберт усмехнулся.
– Очень скоро, сэр Найджел, вам предстоит немало сражений, можете не сомневаться – даже больше, чем вы в состоянии себе представить. – Он отвел Найджела в сторону и долго беседовал с ним наедине. Когда разговор закончился, лицо Найджела было очень серьезным.
Они оставили в Киддрамми маленький гарнизон и вдовствующую графиню Map, которая отказалась уезжать.
– Я слишком стара, – ответила она, когда ее пытались убедить. – Со мной все будет в порядке. Старуха никому не интересна. Вы поезжайте, и да прибудет с вами Бог!
Итак, на заре следующего дня отряд всадников выехал на запад. От Страфордона они свернули через холмы к Бремару, а затем в горы Этолла, придерживаясь заброшенных дорог.
Солнце над их головами палило беспощадно, холмы были окутаны маревом. Кони с трудом прокладывали себе путь через узкие, заросшие кустарником, долины. Несколько раз Изабель слышала пронзительный крик золотистого орла над головой – тот кружил высоко, в блистающей вышине. Воздух был напоен ароматом дрока и сосны.
Найджел на взмыленном коне ехал рядом с ней.
– Гилберт думает, что Роберт выедет нам навстречу на берегу озера Лох-Тей.
Изабель улыбнулась ему. Ее сердце подпрыгнуло от радости.
– Не могу дождаться, чтобы увидеть его и убедиться, что он здоров. – Изабель очень полюбила Найджела: он был юной копией Роберта – гибкий, мягкий, лишенный свойственной брату категоричности. Его мечтательный взгляд и доброта трогали ее сердце.
Она обернулась назад, на королеву, ехавшую рядом с маленькой падчерицей.
– Королева будет рада видеть мужа.
– И он ее. – Он усмехнулся. – Но подозреваю, что и вполовину не так, как вас.
Изабель покраснела.
– Куда мы поедем? Вам известно?
Найджел пожал плечами.
– Гилберт говорит, что у Роберта мало людей. Большинство тех, кто не были убиты, или захвачены в плен, разбежались. Ему нужно снова собрать силы. Потери у Метвина были ужасны, ситуация гораздо хуже, чем мы представляли. – Он глянул через плечо на сестер, ехавших в хвосте отряда. – Гилберт привез новость о Кристофере. Я еще ничего не говорил Кристиан: он мертв.
– Мертв? – Изабель уставилась на него. – Но мы слышали, что он в плену. – Она замерла, к горлу подкатил ком. – Они убили его?
Найджел кивнул. Сэр Кристофер Ситон, шурин короля, был кастрирован, а затем у него вырвали внутренности[7] – предупреждение всем, какого обращения следует ждать, если попадут в плен. Под кольчугой у Найджела пробежали мурашки. Он просил Гилберта держать подробности смерти Кристофера при себе – не было пока смысла расстраивать женщин. Они, без сомнения, и так скоро узнают. Найджел заставил себя вновь улыбнуться Изабель. Она была так оживлена, вся устремлена навстречу своей радости – своему королю... Найджелу хотелось, чтобы она была ограждена от неприятностей так долго, как это только возможно. Она была очень красива сейчас, в седле, – ее темные волосы выбивались из-под вуали, лицо приняло золотистый оттенок под яростными лучами летнего солнца. Не в первый раз Найджел позавидовал брату по части успеха у женщин и связям, которые тот заводил по всей стране. Из всех его любовниц графиню Бакан младший Брюс находил самой привлекательной, и подозревал, что ее одну Роберту трудно выбросить из головы.
Он посмотрел вверх – злой отрывистый крик орла раздался близко и в неподвижном воздухе прозвучал очень громко. Конь под Найджелом оступился, и он беспокойно огляделся по сторонам. По обе стороны колонны он выставил охрану, впереди и позади шли разведчики, но Найджелу все равно было не по себе. Ответственность за женщин легла на него тяжким грузом.
На ночь они стали лагерем в уединенной долине. Женщины спали, завернувшись в плащи, возле тихо потрескивающего костра. Ночь была теплая, луна высокая и ясная, ее лучи лились на землю, отбрасывая тени деревьев на склон горы. Рядом мирно паслись кони, подле них стояли двое часовых.
Изабель лежала без сна, глядя на небо. Несмотря на усталость после долгих дней пути и нервного напряжения, она погрузилась в мечты. Скоро она вновь увидит Роберта. На сей раз он сам послал за ней. Он особо упомянул ее, подмигнув, сообщил ей Гилберт, и как-нибудь они найдут возможность уединиться.
Она услыхала едва заметный перестук конских копыт при входе в долину, и в первый миг даже не отреагировала на этот звук. Затем резко села. Ее сердце колотилось от страха. Изабель взглянула на часовых: ни один из них ничего не заметил, оба продолжали тихо беседовать под луной, стоя спиной к лошадям. Вот кони-то что-то и услышали. Изабель увидела, как они повернули головы, их уши стали торчком, две лошади испуганно подались назад, натянув недоуздки. Изабель оглянулась. Все другие женщины спали, скрючившись на сырой от росы земле. Мэри прижимала к себе Марджори. Найджел лежал спиной к ним, забросив руку за голову, меч был радом. Она нервно сглотнула и снова посмотрела на лошадей. Они все еще беспокоились. Долина кругом была пустынна, очертания гор черными силуэтами вырисовывались на фоне мерцающего неба. Где-то вдалеке прокричал кроншнеп.
– Найджел! – Она медленно начала подвигаться к нему. – Мне кажется, здесь кто-то чужой.
Он пошевелился, потом разом проснулся, схватившись за рукоять меча. В это мгновение над ним вырос человек и приставил ему к горлу острие своего меча. Повсюду вдруг из вереска и травы возникли призрачные фигуры. В секунду весь лагерь оказался окружен. Маневр был проведен в полной тишине.
– Так-то ты охраняешь мою семью и близких! – Роберт отвел меч от горла Найджела и воткнул его в землю. – Я мог убить тебя, братец! И всех мужчин и женщин здесь. Ты что, с ума сошел: ночуешь на открытом месте, не выставив охраны!
Найджел с трудом поднялся на ноги.
– Я выставил...
– Она, мягко говоря, бесполезна! Святая Дева! Ты разве не понимаешь, что страна полна врагами? Врагами, которые способны сотворить что угодно с людьми, оставленными на твоем попечении!
Теперь проснулись все. Со слабым криком радости Мэри вскочила на ноги. Марджори терла глаза, смущенно вглядываясь в темноту. Через миг она узнала отца и с громким воплем бросилась к нему.
– Папа!
Роберт очень серьезно взглянул на дочь, затем улыбнулся, подхватил ее и подбросил в воздух.
– Итак, моя маленькая принцесса ночует в горах как солдат?
Он быстро поцеловал ее в макушку и опустил на землю.
Изабель все еще сидела в тени, кутаясь в плащ и пытаясь унять нервную дрожь. Король по очереди обнимал жену, а затем сестер.
– Леди Бакан. – Внезапно он подошел к ней. – Вы здоровы?
Она взглянула на него. Его лицо было мрачным. В глазах не было радости от встречи.
– Я здорова, сир. – Она медленно встала. Он не смел коснуться ее, ибо оба сознавали, что на них устремлены глаза всех присутствующих. – Рада видеть вас. – Изабель опустила взгляд, почувствовав вдруг отчаяние Роберта.
– Отец пишет, что я должна вернуться к нему, – медленно произнесла она. – Он считает, что для Роберта нет никакой надежды.
Найджел сжал кулаки.
– Насколько нам известно, мой брат еще жив, и он не бросит нас! – Найджел беспомощно обвел комнату рукой.
– Мы все должны были быть с ним. – Изабель сидела в амбразуре окна на другом конце светлицы. Отсюда она видела длинный пологий склон холма, окутанного черной грозовой тучей. Было очень жарко.
Беглые солдаты, повстречавшие ее с двумя спутниками после битвы при Метвине, спасли им жизнь.
Поначалу ни она, ни ее товарищи им не поверили, с подозрением выслушав историю поражения и бегства Роберта. Изабель была вне себя, поняв все предательство лицемерного графа, презревшего законы рыцарской чести, и в совершеннейшем отчаянии желала немедленно вернуться в Метвин, но охранники ей не позволили.
Дункан и Малькольм были наиболее доверенными слугами Стюарта. Они охраняли свою подопечную с необыкновенной преданностью и тщанием и теперь были еще осторожнее, чем обычно, чтобы не дать ей никакой возможности бежать – из укрытия все трое видели отряды вооруженных людей, прочесывающих долины и отчетливо различали алые и лазурные полосы и красные каймы гербов на щитах воинов графа Пембрука. Это означало, что им как можно скорее следует возвращаться в Килдрамми.
Когда они снова попытались пробраться на север, то выяснилось, что дороги и тропинки патрулируются мародерствующими английскими отрядами и они снова и снова петляли и кружили, стремясь удалиться от Перта. Ночью Изабель лежала на земле, пытаясь уснуть, а садящие рядом мужчины тихо переговаривались, ежась от ночной росы. За все время своего бегства они ни разу не посмели развести огонь.
Наконец им удалось пробраться на восток, в сердце высоких гор; они шли тайными тропами, известными только волкам и оленям, продвигаясь преимущественно в сумерках, когда над горными вершинами сгущался туман, но даже здесь они видели отрады солдат, разыскивающих беглецов с поля сражения под Метвином. Они проезжали мимо сожженных ферм, принадлежавших сторонникам Брюса, развалины которых еще дымились. Месть англичан была скорой и жестокой. Они не щадили ни женщин, ни детей, и мало кому удалось спрятаться в горах. В первые дни они вообще не видели ни одной живой души, за исключением врагов.
Лошади их были измучены; обувь стерлась до дыр, так как они постоянно спешивались и вели коней по каменистым тропам; одежда истрепалась в клочья, пока они День за днем кружили по дикой местности, пытаясь прорваться в Киддрамми. Дункан и Малькольм, пытаясь разведать обстановку, пробирались в поселки и деревушки, везде слыша одни и те же душераздирающие истории о мести, что обрушилась на сторонников короля, и, переполнясь ненавистью и страхом, снова продвигались на север.
Когда наконец они добрались до Килдрамми, оказалось, что они самыми первыми принесли горькую весть о поражении Роберта его родным и королеве. Никто не хотел верить, что от многочисленного войска Роберта могло остаться лишь несколько сотен, но все, что им оставалось с их маленьким гарнизоном – ждать новостей. Но их не было. Горы Мара, окутанные маревом летней жары, были пусты и безмолвны. Король бесследно исчез где-то на западе.
Затем сюда пришли письма – одно королеве от графа Ольстера, другое – с вестями о зверствах английских солдат на шотландской территории. Англичане «подняли знамя дракона» и не щадили никого, и если семья короля попадет в плен, то, конечно, в живых не останется. Насилие и убийство по отношению к родственникам и друзьям мятежного Брюса будет только приветствоваться.
Элизабет де Бур с волнением посмотрела сначала на письмо отца, а потом на деверя.
– Отец говорит, что я должна вернуться к нему, но мое место рядом с Робертом.
– Да и сам Роберт хотел, чтобы вы оставались здесь. – На Найджела мужество королевы произвело сильное впечатление. По мере того, как он лучше узнавал ее, он все больше восхищался женой брата. Она не являлась сторонницей политики Роберта, но в час беды оставалась рядом с мужем, и подобная верность, по мнению младшего Брюса, была достойна самой высокой оценки. Найджел мучился тем, что единственный из братьев, он до сих пор не участвовал в военных действиях, но приказ исходил не только от брата, но и от короля: Найджел должен оставаться в Килдрамми и охранять женщин.
Он постарался улыбнуться королеве.
– Здесь вы все будете в безопасности. – Затем взглянул на сестер.
Кристиан сидела на низком стуле с прялкой в руках, но вовсе не пряла: шерсть нетронутой лежала в корзинке у ее ног, а сама она, погрузившись в свои мысли, смотрела в пространство. Этот огромный замок был ее домом до смерти ее первого мужа, Грэтни, и видывал столько счастья. Теперь он перешел по наследству к ее сыну Дональду, который до совершеннолетия был под опекой своего дяди Роберта, а Кристиан вторым браком была замужем за Кристофером Ситоном. Возможно, она уже снова овдовела: Кристофер, один из наиболее близких друзей Роберта, как сообщалось в одном из писем, попал в плен при Метвине.
Кристиан украдкой смахнула слезы: она была так же горда, как и все Брюсы, да и не хотела нервировать близких плачем и жалобами на свои несчастья.
Мэри чувствовала себя несколько бодрее: мужчина, которого она любила – Нейл Кэмпбелл все еще был с Робертом и, как им было известно, ни тот, ни другой не ранены – хотя, конечно, как бы обитатели Килдрамми своевременно узнали о ранении Роберта или его приближенных?
Изабель сидела несколько в стороне от других, расстроенно кусая губы. Хотя сестры короля хорошо относились к ней, а Марджори ее открыто обожала, враждебность королевы оставалась неизменной, и в присутствии придворных дам Изабель старалась остаться в тени, сохраняя выдержку, которая была ей чужда. Ей так хотелось вскочить на ноги и заставить Найджела Брюса отвезти их к Роберту. Она знала, как сильно ему хочется поехать к брату и поэтому убедить его не составит труда, но она заставляла себя молчать, ставя себе в пример бабушку Элейн, графиню Map, что находилась наверху, в своей светлице: в этой жизни ей столько пришлось вытерпеть. Поэтому Изабель ничего не предпринимала, а сидела, глядя в окно, и, сложив руки на коленях, ждала, что решит королева.
Решение было принято за них. Однажды ночью прибыл Гилберт из Аннандейла с двумя спутниками. Их кони были измучены, один из воинов ранен. Гилберт был мрачен.
– Король находится сейчас в Друмалбане. Он решил, что будет лучше, если вы присоединитесь к нему. – Он говорил с Найджелом, но поглядывал на дам, которые в тревоге столпились вокруг. На миг его взгляд задержался на Изабель, и он еще больше помрачнел. – Графу Пембруку приказано захватить королевскую семью, сэр Найджел, и не щадить никого, хотя, наверное, я не должен был вам этого говорить. Как бы то ни было, король считает, что вернее вам быть под его защитой. На западе у него больше людей и больше поддержки. Мы должны ехать немедленно.
Найджел кивнул, его лицо просветлело.
– Наконец! Я слишком долго был нянькой! – Он прикусил губу и поспешно поклонился королеве. – Простите, я не хотел сказать... Я просто хочу быть с Робертом! Хочу сражаться!
Гилберт усмехнулся.
– Очень скоро, сэр Найджел, вам предстоит немало сражений, можете не сомневаться – даже больше, чем вы в состоянии себе представить. – Он отвел Найджела в сторону и долго беседовал с ним наедине. Когда разговор закончился, лицо Найджела было очень серьезным.
Они оставили в Киддрамми маленький гарнизон и вдовствующую графиню Map, которая отказалась уезжать.
– Я слишком стара, – ответила она, когда ее пытались убедить. – Со мной все будет в порядке. Старуха никому не интересна. Вы поезжайте, и да прибудет с вами Бог!
Итак, на заре следующего дня отряд всадников выехал на запад. От Страфордона они свернули через холмы к Бремару, а затем в горы Этолла, придерживаясь заброшенных дорог.
Солнце над их головами палило беспощадно, холмы были окутаны маревом. Кони с трудом прокладывали себе путь через узкие, заросшие кустарником, долины. Несколько раз Изабель слышала пронзительный крик золотистого орла над головой – тот кружил высоко, в блистающей вышине. Воздух был напоен ароматом дрока и сосны.
Найджел на взмыленном коне ехал рядом с ней.
– Гилберт думает, что Роберт выедет нам навстречу на берегу озера Лох-Тей.
Изабель улыбнулась ему. Ее сердце подпрыгнуло от радости.
– Не могу дождаться, чтобы увидеть его и убедиться, что он здоров. – Изабель очень полюбила Найджела: он был юной копией Роберта – гибкий, мягкий, лишенный свойственной брату категоричности. Его мечтательный взгляд и доброта трогали ее сердце.
Она обернулась назад, на королеву, ехавшую рядом с маленькой падчерицей.
– Королева будет рада видеть мужа.
– И он ее. – Он усмехнулся. – Но подозреваю, что и вполовину не так, как вас.
Изабель покраснела.
– Куда мы поедем? Вам известно?
Найджел пожал плечами.
– Гилберт говорит, что у Роберта мало людей. Большинство тех, кто не были убиты, или захвачены в плен, разбежались. Ему нужно снова собрать силы. Потери у Метвина были ужасны, ситуация гораздо хуже, чем мы представляли. – Он глянул через плечо на сестер, ехавших в хвосте отряда. – Гилберт привез новость о Кристофере. Я еще ничего не говорил Кристиан: он мертв.
– Мертв? – Изабель уставилась на него. – Но мы слышали, что он в плену. – Она замерла, к горлу подкатил ком. – Они убили его?
Найджел кивнул. Сэр Кристофер Ситон, шурин короля, был кастрирован, а затем у него вырвали внутренности[7] – предупреждение всем, какого обращения следует ждать, если попадут в плен. Под кольчугой у Найджела пробежали мурашки. Он просил Гилберта держать подробности смерти Кристофера при себе – не было пока смысла расстраивать женщин. Они, без сомнения, и так скоро узнают. Найджел заставил себя вновь улыбнуться Изабель. Она была так оживлена, вся устремлена навстречу своей радости – своему королю... Найджелу хотелось, чтобы она была ограждена от неприятностей так долго, как это только возможно. Она была очень красива сейчас, в седле, – ее темные волосы выбивались из-под вуали, лицо приняло золотистый оттенок под яростными лучами летнего солнца. Не в первый раз Найджел позавидовал брату по части успеха у женщин и связям, которые тот заводил по всей стране. Из всех его любовниц графиню Бакан младший Брюс находил самой привлекательной, и подозревал, что ее одну Роберту трудно выбросить из головы.
Он посмотрел вверх – злой отрывистый крик орла раздался близко и в неподвижном воздухе прозвучал очень громко. Конь под Найджелом оступился, и он беспокойно огляделся по сторонам. По обе стороны колонны он выставил охрану, впереди и позади шли разведчики, но Найджелу все равно было не по себе. Ответственность за женщин легла на него тяжким грузом.
На ночь они стали лагерем в уединенной долине. Женщины спали, завернувшись в плащи, возле тихо потрескивающего костра. Ночь была теплая, луна высокая и ясная, ее лучи лились на землю, отбрасывая тени деревьев на склон горы. Рядом мирно паслись кони, подле них стояли двое часовых.
Изабель лежала без сна, глядя на небо. Несмотря на усталость после долгих дней пути и нервного напряжения, она погрузилась в мечты. Скоро она вновь увидит Роберта. На сей раз он сам послал за ней. Он особо упомянул ее, подмигнув, сообщил ей Гилберт, и как-нибудь они найдут возможность уединиться.
Она услыхала едва заметный перестук конских копыт при входе в долину, и в первый миг даже не отреагировала на этот звук. Затем резко села. Ее сердце колотилось от страха. Изабель взглянула на часовых: ни один из них ничего не заметил, оба продолжали тихо беседовать под луной, стоя спиной к лошадям. Вот кони-то что-то и услышали. Изабель увидела, как они повернули головы, их уши стали торчком, две лошади испуганно подались назад, натянув недоуздки. Изабель оглянулась. Все другие женщины спали, скрючившись на сырой от росы земле. Мэри прижимала к себе Марджори. Найджел лежал спиной к ним, забросив руку за голову, меч был радом. Она нервно сглотнула и снова посмотрела на лошадей. Они все еще беспокоились. Долина кругом была пустынна, очертания гор черными силуэтами вырисовывались на фоне мерцающего неба. Где-то вдалеке прокричал кроншнеп.
– Найджел! – Она медленно начала подвигаться к нему. – Мне кажется, здесь кто-то чужой.
Он пошевелился, потом разом проснулся, схватившись за рукоять меча. В это мгновение над ним вырос человек и приставил ему к горлу острие своего меча. Повсюду вдруг из вереска и травы возникли призрачные фигуры. В секунду весь лагерь оказался окружен. Маневр был проведен в полной тишине.
– Так-то ты охраняешь мою семью и близких! – Роберт отвел меч от горла Найджела и воткнул его в землю. – Я мог убить тебя, братец! И всех мужчин и женщин здесь. Ты что, с ума сошел: ночуешь на открытом месте, не выставив охраны!
Найджел с трудом поднялся на ноги.
– Я выставил...
– Она, мягко говоря, бесполезна! Святая Дева! Ты разве не понимаешь, что страна полна врагами? Врагами, которые способны сотворить что угодно с людьми, оставленными на твоем попечении!
Теперь проснулись все. Со слабым криком радости Мэри вскочила на ноги. Марджори терла глаза, смущенно вглядываясь в темноту. Через миг она узнала отца и с громким воплем бросилась к нему.
– Папа!
Роберт очень серьезно взглянул на дочь, затем улыбнулся, подхватил ее и подбросил в воздух.
– Итак, моя маленькая принцесса ночует в горах как солдат?
Он быстро поцеловал ее в макушку и опустил на землю.
Изабель все еще сидела в тени, кутаясь в плащ и пытаясь унять нервную дрожь. Король по очереди обнимал жену, а затем сестер.
– Леди Бакан. – Внезапно он подошел к ней. – Вы здоровы?
Она взглянула на него. Его лицо было мрачным. В глазах не было радости от встречи.
– Я здорова, сир. – Она медленно встала. Он не смел коснуться ее, ибо оба сознавали, что на них устремлены глаза всех присутствующих. – Рада видеть вас. – Изабель опустила взгляд, почувствовав вдруг отчаяние Роберта.