Страница:
У дверей их ждал мастер Уильям; в руке он держал деревянный крест на кожаном шнурке. Он молча повесил его на шею Изабель. Та резко отстранилась.
– Вы – не святой человек, Уильям Комин. Вы – злой и мстительный, – крикнула она ему. Схватив крест, она сорвала его с себя и отшвырнула в сторону. – Это символ не прощения и сострадания, а ненависти и пыток!
У присутствующих вырвался возглас ужаса. Уильям приказал своему слуге поднять крест. С минуту он смотрел на него, потом поднял глаза на Изабель.
– Кажется, придется спасать вас, миледи, против вашей воли, – тихо проговорил священник. – Принесите веревку! – коротко приказал он. – Свяжите ей руки за спиной.
Вдовствующая графиня нахмурилась, когда один из слуг связывал руки Изабель, но промолчала. Когда с этой процедурой было покончено, Уильям опять подошел к ней и во второй раз повесил на ее шею крест. Он пристально посмотрел на Изабель, и той показалось, что у него на губах мелькнула улыбка. Но он сразу же отвернулся и проследовал в часовню.
Там стоял полумрак; горели лишь четыре свечи. Две у алтаря, одна – перед святыми дарами; маленький огонек мерцал и перед статуей Пресвятой Девы. Когда люди заполнили часовню, колеблющееся пламя факелов в руках слуг осветило ее, длинные тени зловеще заплясали на стенах и потолке.
Перед алтарем Уильям остановился и преклонил колени, потом обернулся к Изабель.
– Мы оставляем вас здесь размышлять о своих грехах, – сказал он. – У дверей будет стоять стража, чтобы вы не попытались бежать. – Скрип закрываемой двери, затем тишина; свечи замигали и начали чадить. Изабель стояла без движения, глядя, как колеблются и вновь застывают тени. Фигура на высоком резном кресте над алтарем, казалось, корчится, напрягая руки и ноги, пробитые деревянными гвоздями. Изабель в ужасе смотрела на нее.
Веревка, которой были связаны ее руки, оказалась крепкой. Узел был затянут не сильно, однако как ни старалась Изабель, но освободиться не смогла. Она прислонилась к стене и боязливо огляделась. Часовня, казалось, была полна осуждающих глаз. Под рубашкой на ней ничего не было, и скоро она начала дрожать от холода. Каменные плиты под ногами были ледяными. За огромным сводчатым окном чернело небо. Глядя на него, она со страхом подумала о рассвете и наконец начала молиться.
Изабель не спала всю ночь. Временами она молилась, временами ходила взад и вперед по часовне, ощущая, как деревянный крест ударяет ее в грудь. Свечи одна за другой погасли. Когда последняя свеча вспыхнула и потухла, оставив часовню в полной темноте, она села на ступени алтаря, прислонившись к гранитной колонне. Слезы медленно текли у нее по щекам, пока она безуспешно пыталась укрыть замерзшие ноги подолом рубашки. Когда она вновь взглянула в окно, небо уже начало светлеть.
Уже почти совсем рассвело, когда за ней пришли. Ее, связанную и босую, вывели за стены замка на луг у широкой быстрой реки. Здесь уже был приготовлен столб.
Майри, привязанная к столбу, едва осознавала, что происходит. Боль и страх довели ее до такого состояния, что она впала в забытье. Она не видела, как ее окружили вязанками хвороста и сухого вереска, не чувствовала под ногами шершавую поверхность дров, на которых стояла. Женщина не осознавала, что ее истерзанная пытками грудь обнажена перед толпой, не видела она и Изабель.
Высоко над ними тонкие облачка на яркой голубизне неба начали розоветь. Грачи кричали на березах вокруг замка, и солнце поднималось над лугами и песчаными берегами реки, заливая их золотым светом. Воздух был холоден и свеж.
Палач, стоявший радом с Майри с горящим факелом в руке, ждал сигнала от одетого в черную рясу священника.
Уильям Комин мог бы передать эту женщину в руки своего брата для исполнения приговора, но тогда лишился бы удовольствия лицезреть казнь и самолично руководить ею. И еще он хотел при этом видеть лицо Изабель. Она была бледна, как снег. Ее рубашка из тонкого полотна с глубоким вырезом на груди не спасала от холода раннего утра и от любопытных глаз жителей Эллона. Подол, касаясь высокой травы, намок от утренней росы, стал прозрачен и прилипал к ногам. Взгляд Уильяма остановился на высокой груди Изабель, украшенной тяжелым деревянным крестом, висевшим на кожаном шнурке; он улыбнулся. Руки Изабель были по-прежнему связаны за спиной.
Он коротко кивнул человеку с факелом, который тут же сунул его в кучу хвороста у ног Майри. Уильям увидел, как у Изабель перехватило дыхание, лицо ее помертвело.
Когда дым клубами стал подниматься кверху, люди, стоявшие слишком близко к костру, расступились. Майри, не имея сил сопротивляться, начала всхлипывать от страха; в этот момент какой-то человек забрался на еще не загоревшиеся вязанки хвороста позади нее и быстро набросил ей на шею петлю. Церковь милосердно распорядилась задушить грешницу, прежде чем пламя коснется ее...
Клер пришла в себя от собственного крика. С трудом встав на ноги, она бросилась к двери и, распахнув ее, выбежала на террасу. Начинался дождь. В саду пахло влажной землей и сухими листьями, в воздухе чувствовалось приближение холодов. Клер добралась до низкого каменного ограждения террасы и присела на край, откинув волосы с лица. Ее сотрясала дрожь. Она закрыла глаза и подняла лицо кверху, ощущая, как холодный дождь стекает по щекам, по волосам. Под рукой, сжимавшей каменную ограду, она почувствовала нежные листья красного плюща. Она отвела руку и с недоумением посмотрела на смятые листья. В этот момент в комнате зазвонил телефон.
Пол, нахмурив брови и устремив взгляд в окно, стоял у стола, прижимая к уху телефонную трубку. В кресле, стоящем у него за спиной, положив ногу на ногу устроился Генри с папкой на коленях. Пол нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Он звонил уже в четвертый раз. Наконец Клер взяла трубку.
– Клер? – недовольным тоном произнес Пол. – Где ты бродишь? Я уже полчаса пытаюсь тебе дозвониться! Послушай, ты будешь дома завтра утром? Я попросил Генри завезти тебе кое-какие бумаги на подпись. Их надо как можно скорее вернуть бухгалтеру.
Клер сжимала трубку так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев. Вода с промокшей одежды капала на ковер: дверь на террасу осталась открытой, и капли дождя залетали в комнату.
– Хорошо... Я буду дома. – Она отчаянно пыталась собраться с мыслями и вернуться к реальности. – Он останется на ленч?
– Нет. – Пол был краток. – У него будет мало времени. Угостишь его кофе. – Он положил трубку и, помедлив, повернулся к Генри.
Голос Клер звучал слабо и отрешенно. Ей там одиноко. Наверное, следовало пригласить ее приехать в Лондон; купила бы себе новое платье к приему, который устраивает в субботу председатель фондовой биржи. И, конечно, надо было поинтересоваться ее самочувствием. Но услышав ее голос, он лишь испытал слепую ярость: ее упрямство ставило под угрозу его карьеру. При этой мысли его прошибал холодный пот. Это ее вина, только ее. Если бы не эта глупость и упрямство, ему не пришлось бы делать ставку на Карстерса и на слияние компаний. Если бы она не отказалась продать Данкерн, можно было бы расплатиться с долгами и еще осталось бы достаточно денег, чтобы вложить в другое дело. Пол нервно поправил галстук. Всю ночь он провел без сна, думая о Клер и о деньгах. Время убеждений прошло. Он должен любой ценой заставить ее продать землю.
Пришедшее ему в голову решение было удивительно простым. Клер легко обмануть. Если бумаги привезет Генри, Клер ничего не заподозрит. Она подпишет их, не читая, Ей как раз надо завизировать пакет налоговых документов. Один лишний листок пройдет незамеченным, особенно если ее внимание будет отвлечено. И Генри сделает это лучше, чем кто-либо другой, Пол знал, что Генри отдал бы правую руку за возможность переспать с его женой, что ж, может быть, на этот раз удача ему улыбнется.
Глава четырнадцатая
– Вы – не святой человек, Уильям Комин. Вы – злой и мстительный, – крикнула она ему. Схватив крест, она сорвала его с себя и отшвырнула в сторону. – Это символ не прощения и сострадания, а ненависти и пыток!
У присутствующих вырвался возглас ужаса. Уильям приказал своему слуге поднять крест. С минуту он смотрел на него, потом поднял глаза на Изабель.
– Кажется, придется спасать вас, миледи, против вашей воли, – тихо проговорил священник. – Принесите веревку! – коротко приказал он. – Свяжите ей руки за спиной.
Вдовствующая графиня нахмурилась, когда один из слуг связывал руки Изабель, но промолчала. Когда с этой процедурой было покончено, Уильям опять подошел к ней и во второй раз повесил на ее шею крест. Он пристально посмотрел на Изабель, и той показалось, что у него на губах мелькнула улыбка. Но он сразу же отвернулся и проследовал в часовню.
Там стоял полумрак; горели лишь четыре свечи. Две у алтаря, одна – перед святыми дарами; маленький огонек мерцал и перед статуей Пресвятой Девы. Когда люди заполнили часовню, колеблющееся пламя факелов в руках слуг осветило ее, длинные тени зловеще заплясали на стенах и потолке.
Перед алтарем Уильям остановился и преклонил колени, потом обернулся к Изабель.
– Мы оставляем вас здесь размышлять о своих грехах, – сказал он. – У дверей будет стоять стража, чтобы вы не попытались бежать. – Скрип закрываемой двери, затем тишина; свечи замигали и начали чадить. Изабель стояла без движения, глядя, как колеблются и вновь застывают тени. Фигура на высоком резном кресте над алтарем, казалось, корчится, напрягая руки и ноги, пробитые деревянными гвоздями. Изабель в ужасе смотрела на нее.
Веревка, которой были связаны ее руки, оказалась крепкой. Узел был затянут не сильно, однако как ни старалась Изабель, но освободиться не смогла. Она прислонилась к стене и боязливо огляделась. Часовня, казалось, была полна осуждающих глаз. Под рубашкой на ней ничего не было, и скоро она начала дрожать от холода. Каменные плиты под ногами были ледяными. За огромным сводчатым окном чернело небо. Глядя на него, она со страхом подумала о рассвете и наконец начала молиться.
Изабель не спала всю ночь. Временами она молилась, временами ходила взад и вперед по часовне, ощущая, как деревянный крест ударяет ее в грудь. Свечи одна за другой погасли. Когда последняя свеча вспыхнула и потухла, оставив часовню в полной темноте, она села на ступени алтаря, прислонившись к гранитной колонне. Слезы медленно текли у нее по щекам, пока она безуспешно пыталась укрыть замерзшие ноги подолом рубашки. Когда она вновь взглянула в окно, небо уже начало светлеть.
Уже почти совсем рассвело, когда за ней пришли. Ее, связанную и босую, вывели за стены замка на луг у широкой быстрой реки. Здесь уже был приготовлен столб.
Майри, привязанная к столбу, едва осознавала, что происходит. Боль и страх довели ее до такого состояния, что она впала в забытье. Она не видела, как ее окружили вязанками хвороста и сухого вереска, не чувствовала под ногами шершавую поверхность дров, на которых стояла. Женщина не осознавала, что ее истерзанная пытками грудь обнажена перед толпой, не видела она и Изабель.
Высоко над ними тонкие облачка на яркой голубизне неба начали розоветь. Грачи кричали на березах вокруг замка, и солнце поднималось над лугами и песчаными берегами реки, заливая их золотым светом. Воздух был холоден и свеж.
Палач, стоявший радом с Майри с горящим факелом в руке, ждал сигнала от одетого в черную рясу священника.
Уильям Комин мог бы передать эту женщину в руки своего брата для исполнения приговора, но тогда лишился бы удовольствия лицезреть казнь и самолично руководить ею. И еще он хотел при этом видеть лицо Изабель. Она была бледна, как снег. Ее рубашка из тонкого полотна с глубоким вырезом на груди не спасала от холода раннего утра и от любопытных глаз жителей Эллона. Подол, касаясь высокой травы, намок от утренней росы, стал прозрачен и прилипал к ногам. Взгляд Уильяма остановился на высокой груди Изабель, украшенной тяжелым деревянным крестом, висевшим на кожаном шнурке; он улыбнулся. Руки Изабель были по-прежнему связаны за спиной.
Он коротко кивнул человеку с факелом, который тут же сунул его в кучу хвороста у ног Майри. Уильям увидел, как у Изабель перехватило дыхание, лицо ее помертвело.
Когда дым клубами стал подниматься кверху, люди, стоявшие слишком близко к костру, расступились. Майри, не имея сил сопротивляться, начала всхлипывать от страха; в этот момент какой-то человек забрался на еще не загоревшиеся вязанки хвороста позади нее и быстро набросил ей на шею петлю. Церковь милосердно распорядилась задушить грешницу, прежде чем пламя коснется ее...
Клер пришла в себя от собственного крика. С трудом встав на ноги, она бросилась к двери и, распахнув ее, выбежала на террасу. Начинался дождь. В саду пахло влажной землей и сухими листьями, в воздухе чувствовалось приближение холодов. Клер добралась до низкого каменного ограждения террасы и присела на край, откинув волосы с лица. Ее сотрясала дрожь. Она закрыла глаза и подняла лицо кверху, ощущая, как холодный дождь стекает по щекам, по волосам. Под рукой, сжимавшей каменную ограду, она почувствовала нежные листья красного плюща. Она отвела руку и с недоумением посмотрела на смятые листья. В этот момент в комнате зазвонил телефон.
Пол, нахмурив брови и устремив взгляд в окно, стоял у стола, прижимая к уху телефонную трубку. В кресле, стоящем у него за спиной, положив ногу на ногу устроился Генри с папкой на коленях. Пол нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Он звонил уже в четвертый раз. Наконец Клер взяла трубку.
– Клер? – недовольным тоном произнес Пол. – Где ты бродишь? Я уже полчаса пытаюсь тебе дозвониться! Послушай, ты будешь дома завтра утром? Я попросил Генри завезти тебе кое-какие бумаги на подпись. Их надо как можно скорее вернуть бухгалтеру.
Клер сжимала трубку так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев. Вода с промокшей одежды капала на ковер: дверь на террасу осталась открытой, и капли дождя залетали в комнату.
– Хорошо... Я буду дома. – Она отчаянно пыталась собраться с мыслями и вернуться к реальности. – Он останется на ленч?
– Нет. – Пол был краток. – У него будет мало времени. Угостишь его кофе. – Он положил трубку и, помедлив, повернулся к Генри.
Голос Клер звучал слабо и отрешенно. Ей там одиноко. Наверное, следовало пригласить ее приехать в Лондон; купила бы себе новое платье к приему, который устраивает в субботу председатель фондовой биржи. И, конечно, надо было поинтересоваться ее самочувствием. Но услышав ее голос, он лишь испытал слепую ярость: ее упрямство ставило под угрозу его карьеру. При этой мысли его прошибал холодный пот. Это ее вина, только ее. Если бы не эта глупость и упрямство, ему не пришлось бы делать ставку на Карстерса и на слияние компаний. Если бы она не отказалась продать Данкерн, можно было бы расплатиться с долгами и еще осталось бы достаточно денег, чтобы вложить в другое дело. Пол нервно поправил галстук. Всю ночь он провел без сна, думая о Клер и о деньгах. Время убеждений прошло. Он должен любой ценой заставить ее продать землю.
Пришедшее ему в голову решение было удивительно простым. Клер легко обмануть. Если бумаги привезет Генри, Клер ничего не заподозрит. Она подпишет их, не читая, Ей как раз надо завизировать пакет налоговых документов. Один лишний листок пройдет незамеченным, особенно если ее внимание будет отвлечено. И Генри сделает это лучше, чем кто-либо другой, Пол знал, что Генри отдал бы правую руку за возможность переспать с его женой, что ж, может быть, на этот раз удача ему улыбнется.
Глава четырнадцатая
Генри приехал в Бакстерс без четверти одиннадцать. День был светлый, солнечный; золотые и багряные листья деревьев ярко горели на фоне чистого безоблачного неба. Клер встретила Генри на пороге. На ней был изумрудно-зеленый свитер и длинная юбка, подчеркивающая стройность ее фигуры. Она выглядела очень усталой: лицо побледнело, глаза были грустными.
– Хочешь немного погулять по саду? Тебе, наверное, надоело сидеть в машине. – Казалось, ей почему-то не хочется приглашать его в дом. Не дожидаясь ответа, она спустилась на дорожку, оставив входную дверь открытой.
Генри оставил «дипломат» на сиденье и послушно последовал за ней. Несмотря на холод, Клер не накинула пальто. Порыв ветра растрепал ей волосы и приподнял подол юбки, из-под которой выглянули белые кружева. Генри облизнул пересохшие губы.
Этой ночью Клер опять приснился кошмар. Безотчетный страх; отчаянные попытки убежать; чьи-то глаза, следящие за ней. Она проснулась в пять часов утра, мокрая от пота, добралась до окна и дрожащими руками распахнула его. Прошедшая ночь была без заморозков. Свежий ветер нес с собой запах соли, как будто он прилетел прямо с моря. Сидя на подоконнике, Клер смотрела, как над полями медленно занимается день. Она боялась, что сейчас, наяву, Изабель снова придет к ней. Она больше не хотела возвращаться в этот жестокий, пугающий мир. Когда наконец наступил рассвет, алый с золотом, она с испугом подумала, что ей до приезда Генри придется провести еще по крайней мере четыре часа в одиночестве.
– Здесь так красиво. – Генри дошел с ней до буков, обрамлявших бассейн. – Вам с Полом повезло, что у вас есть такой замечательный загородный дом.
– Да, действительно... – Она улыбнулась, но улыбка была какой-то искусственной, неживой, совершенно несвойственной прежней Клер.
Его сердце наполнилось сочувствием.
– Ты выглядишь усталой, Клер. У тебя все в порядке? – он нежно взял ее за руки и с удивлением и испугом увидел в ее глазах слезы.
Она тряхнула головой.
– Я плохо спала ночью, вот и все. Не обращай внимания. – Она осторожно отстранилась. – Очень мило, что ты заехал ко мне с этими документами. Пол всегда сует мне на подпись горы бумаг, и все они непременно срочные. – Она устало улыбнулась.
Они подошли к бассейну, закрытому тяжелой пластиковой крышкой. Поверху ветер набросал разноцветных листьев. Клер посмотрела под ноги.
– Ненавижу, когда он закрыт. Хочешь поплавать?
Генри сунул руки в карманы и слегка поежился.
– Я-то думал, что купальный сезон уже закончился. Не слишком ли неподходящая погода для плавания на открытом воздухе?
– Нисколько! – вдруг повеселев, рассмеялась Клер. – В раздевалке есть полотенца и запасные плавки. Пойдем! А потом мы выпьем кофе у камина, чтобы ты согрелся!
Крышка бассейна поднялась, голубая вода заблестела в солнечном свете. Генри разделся в холодной, пахнущей кедром раздевалке и примерил плавки. Они были ему немного велики, и он подтянул резинку, чтобы не сваливались с талии. Взглянув на себя в зеркало, он почувствовал сомнение. Тело выглядело немного дряблым, кожа была бледной... Ему не хотелось, чтобы Клер увидела его таким, неспортивным и незагорелым, но отступать было уже поздно. Клер вышла из своей раздевалки. Он увидел, как она идет по бетонному краю бассейна – высокая, стройная, в голубом бикини. На мгновение она, поеживаясь на холодном ветру, задержалась на краю, собираясь с духом, потом нырнула в воду. Боже, как она хороша! Его возбуждение, с испугом понял Генри, будет слишком заметно в этих взятых напрокат плавках. Он вытащил полотенце из стопки, лежавшей на полке позади него и, держа его перед собой, наблюдал, как Клер переплыла на другую сторону бассейна и ухватилась за край.
Она повернула голову и, откинув с лица мокрые волосы, улыбнулась:
– Ну, давай же!
– Вода, наверное, холодная?.. – Он смущенно улыбнулся в ответ.
– Холодная. – Усталое выражение исчезло с ее лица. – Как лед! Ныряй и плыви энергичнее.
– Попробую. – Он приблизился к бассейну. Бросив полотенце, он секунду помедлил на краю, потом нырнул. Холодная вода сковывала движения, но он проплыл все расстояние под водой и наконец со смехом вынырнул рядом с Клер. – Я получу приз за скорость?
– Не рассчитывай! – Она шутливо плеснула на него водой. Он схватил ее за руку, и потеряв опору, она оказалась совсем рядом. На мгновение их тела прижались друг к другу, теплые в холодной воде, потом Клер отстранилась. – Извини, Генри...
– Все в порядке. – Он грустно улыбнулся. – Я понимаю.
– Нет, не понимаешь. – Она порывисто отвернулась от него, переплыла на противоположную сторону бассейна и, выбравшись из воды, взяла полотенце, которое бросил Генри. Вытирая лицо, она посмотрела на небо. Облака, серые и белые, быстро неслись по небу, закрывая солнце.
Генри выбрался из бассейна. Он обошел его по краю и приблизился к Клер.
– Пожалуй, пора одеваться, Клер. Я должен поскорее вернуться в Лондон.
– Конечно. Мне потребуется всего пара минут, чтобы подписать эти дурацкие бумаги Пола.
Они больше не разговаривали друг с другом, пока полностью не оделись и не вернулись в дом. Клер все еще чувствовала озноб, пока наливала кофе в гостиной; вода с мокрых волос стекала ей за воротник. Поставив чашку на каминную полку, она присела у огня, раскрыв большой конверт из плотной бумаги, который Генри достал из «дипломата». В ее руках оказалось около дюжины листов, отпечатанных на машинке или на принтере. Клер посмотрела на самый верхний и сморщилась.
– От нашего бухгалтера. Он всегда заставляет меня подписывать эти скучные бумаги. – Она сняла колпачок с авторучки и поставила подпись.
Попивая кофе, Генри с дивана наблюдал за ней. Когда она взялась за третий документ, он нахмурился.
– Ты когда-нибудь читаешь то, что подписываешь? – спросил он, протягивая руку к тарелке с бисквитами.
Клер пожала плечами.
– Обычно нет. Они такие скучные. Пол просто отмечает место, где поставить подпись.
– Знаешь, тебе следует их читать. – Он почувствовал себя неуютно, подумав, что зря вмешивается в чужие дела.
– А ты знаешь, что в них? – Она подняла на него глаза.
– Конечно, нет. Конверт был запечатан. Просто у меня правило: ничего не подписывать, не прочитав внимательно документ. – Он улыбнулся. – Извини, я, кажется, становлюсь занудой.
Она кивнула.
– Большим занудой. Но я думаю, ты прав. – Недовольно морщась, она устроилась поудобнее и начала подряд бегло просматривать все бумаги. Почти в самом низу стопки лежал документ, содержание которого было отпечатано на внутренней стороне сложенного двойного листа. Снаружи было оставлено место для ее подписи, а ниже, также отмеченное Полом, место для подписей двух свидетелей – Генри и Сары Коллинз. Отложив остальные бумаги, Клер развернула документ и начала читать.
Наблюдая за ней, Генри увидел, как ее лицо все больше покрывает бледность, пока она читала отпечатанные на машинке страницы. Наконец Клер дошла до конца и подняла на него глаза. Она была в потрясении.
– Так значит, у тебя не хватило духу сделать это! – воскликнула она. – И что же удержало тебя? Надежда на то, что в знак благодарности я пересплю с тобой?
Генри вскочил на ноги; кровь бросилась ему в лицо.
– Не понимаю, о чем ты говоришь...
– Ах, не понимаешь? Взгляни сюда! И я могла бы это подписать!.. – Она подняла сложенный лист и помахала им перед лицом Генри.
Генри выхватил его из ее рук и начал читать. Текст гласил, что подписавшаяся сторона, то есть Клер, добровольно передавала всю свою собственность и управление всеми своими делами своему мужу, немедленно и на все обозримое будущее. Подписанная, засвидетельствованная, с проставленной датой эта бумага приобретала силу законного документа.
Генри прочитал еще раз, уже медленнее, чувствуя, что по коже у него поползли мурашки. Он осторожно отложил лист в сторону; взглянуть Клер в глаза он не решался.
– Я не знал, что было в конверте... Пол сказал, что там срочные бумаги от вашего бухгалтера. Мне показалось немного странным, что он попросил именно меня отвезти их, но я всегда рад лишний раз увидеть тебя. Я думаю, он знает об этом... – Он замолчал.
– Ты понимаешь, что могло бы произойти? – Она порывисто вскочила. – Данкерн попал бы в руки Пола. Эта подпись дала бы ему право продать его! Он пытался меня обмануть! – Ее голос дрогнул. – И это ему почти удалось. Ведь я чуть не подписала, Генри... Но зачем? Зачем ему так нужны деньги?
Генри смутился.
– Я думаю, у него большие неприятности, Клер. – Ему было невыносимо видеть ее растерянное лицо. Этика бизнеса, коммерческая тайна – святое для истинного бизнесмена, но здесь был исключительный случай. Пол вел себя как подлец. – Он заключил сделку, но она провалилась, и приближается день оплаты. Мне не следовало говорить тебе об этом. Полагаю, он даже не знает, что мне что-то известно. Он должен крупную сумму, и я подозреваю, что он решил опять купить акции, используя служебную информацию о планирующемся слиянии компаний. Однако и это соглашение было расторгнуто и курс акций резко снизился. Думаю, ему нужна очень большая сумма наличными к началу следующего месяца. – Генри помедлил. – Мне очень жаль, Клер...
– Ты говоришь о сделках инсайдера? – Клер испуганно уставилась на него. – Но за это он может сесть в тюрьму!
Генри мрачно кивнул.
– Он был не слишком осторожен; мне кажется, кое-кто уже догадывается о его делах, а теперь, когда сделка сорвалась, он пытается найти деньги, где только можно. У него огромный долг. Можно уговорить брокера отсрочить выплату до следующего расчетного дня – это даст ему еще две недели, но не более. Они не станут ждать дольше. У Пола могут быть серьезные неприятности, если он не найдет наличные. Может быть... – он помедлил, – может быть, тебе надо выручить его, Клер? – Он отвел взгляд, не в силах видеть испуганное выражение, внезапно появившееся на ее лице. – Может быть, это его последняя надежда.
– Продать Данкерн? – тихо переспросила она. – Но зачем? Зачем он все это делал? У нас было столько денег, за всю жизнь не истратить... А его акции в «Битти-Камерон»? Он говорил, что у вас трудности. Утверждал, что он там много потерял...
Генри покачал головой.
– Наши доходы за этот год оказались не такими высокими, как мы рассчитывали, но вполне приемлемыми. Акции компании стабильны.
– Тогда он мог бы продать их.
Генри утвердительно кивнул.
– Мог бы, но это означало бы конец его карьеры в Сити.
Клер проглотила вставший в горле комок. Она лихорадочно размышляла, стараясь найти выход.
– А если я продам Данкерн, это спасет его карьеру?
Последовало молчание. Генри пожал плечами.
– В зависимости от того, сколько за него дадут, какую сумму должен Пол, и, главное, много ли людей знает о том, как он проводил эти сделки.
Клер, побледнев, смотрела на Генри.
– Ты хочешь сказать, что его могут схватить за руку? Что он может попасть в тюрьму, даже если найдет деньги?
– Дело пахнет слишком большим скандалом, Клер. За последние годы было уже несколько сделок с участием инсайдеров. Теперь администрация не позволит, чтобы это еще кому-нибудь сошло с рук.
– Почему же он ничего мне не сказал?
– Думаю, он не хотел тебя расстраивать...
– Расстраивать меня?! Я вся извелась за эти несколько недель, зная, что он хочет продать Данкерк, и не понимая, зачем; чувствуя, как рушатся наши отношения. Я думала, это из-за того, что я не могу иметь детей... – Ее голос сорвался, она отвернулась.
Генри протянул было руку, чтобы погладить ее по плечу, но не решился этого сделать.
– Клер, дорогая...
– Он поставил под угрозу все, что мне дорого! – внезапно воскликнула она. – Все! Я не могу продать Данкерн! Не могу!
– Подумай, Клер. – Голос Генри звучал очень мягко. – Ведь у Пола больше ничего нет.
– Как это нет?! – взорвалась она. – У него есть акции фирмы Ройлендов. Должны быть. Конечно, он не может их продать, не посоветовавшись предварительно с братьями и Эммой. Но я знаю, что такого разговора не было. Когда фирма его деда стала государственной, они все получили акции учредителей. Их стоимость более двух миллионов.
Генри опустился на диван.
– Я об этом не знал... Но тогда никаких проблем! Если Пол будет осмотрителен, он сможет выпутаться из этой переделки, не трогая твои деньги.
Клер закрыла глаза. Она была так бледна, что ее кожа казалась прозрачной. Генри очень хотелось подойти к ней, обнять, утешить. Сжав кулаки, он приказал себе оставаться на месте.
– А как другие бумаги? Тебе лучше их подписать, – сказал он.
Она кивнула. Сев рядом с ним, она прочитала каждый документ и поставила свою подпись. Тот единственный, что остался неподписанным, она сложила и спрятала в карман.
– Остальные передай ему, Генри, но ничего не говори. Ради собственного блага, не вмешивайся. Завтра я приеду в Лондон. Если он хочет кричать и топать ногами, то лучше пусть срывает свою злость на мне.
Она проводила его до машины. Генри положил «дипломат» на заднее сиденье своего БМВ, поцеловал Клер в щеку и сел за руль. Отъехав на сотню метров, он подумал, что Клер, должно быть, все еще стоит в дверях и смотрит ему вслед. Но так и не решился оглянуться и помахать рукой на прощанье.
Когда машина скрылась за поворотом, Клер вернулась к бассейну. Они не закрыли крышку, и уже целый ковер из листьев плавал на поверхности воды. Клер долго стояла, гладя на них, потом, достав из кармана сложенную бумагу, начала медленно рвать ее на мелкие кусочки. От облаков, наплывавших на солнце, ложились на сад темные тени. Клер бросала обрывки в бассейн и смотрела, как они плывут среди опавших листьев.
Мэри Каммин посмотрела в окно и вздохнула. Она еще не успела привыкнуть к виду Итон-Сквер с ее величественными деревьями, к белым георгианскими особнякам на противоположной стороне. С каждым разом, как они пересекали Атлантику, ей все труднее было адаптироваться. Неужели она стареет? Она отвернулась от окна и встала перед зеркалом, поправляя белую юбку, безупречно облегавшую ее узкие бедра. Прекрасные пышные волосы, подтянутая фигура, свежее лицо... Она выглядела значительно моложе своих пятидесяти шести лет. Было слышно, как на кухне Тереза, прислуга-филиппинка, гремит посудой. Наконец-то они поужинают дома; обычно во время посещений Хьюстона им приходилось обедать и ужинать на всевозможных раутах и презентациях.
Она посмотрела на свои крошечные часики, украшенные бриллиантами, и нахмурилась. Рекс опаздывал. Вероятно, встреча управляющих «Сигмы» затянулась.
Он пришел в девять, когда за окном стало уже темно и город превратился в россыпь огней под звездным небом. Мэри почувствовала, что от мужа пахнет спиртным.
Не ответив на приветствие, Рекс ослабил узел галстука и, пройдя к дивану, рухнул на него. Глаза его были закрыты, галстук свободно болтался, как удавка.
Тереза уже ушла в свою комнату; ужин медленно засыхал в духовке, куда она поставила его, чтобы он не остыл. Мэри опустила жалюзи, потом включила торшер в углу, не решаясь спросить мужа, что случилось. С улицы донесся вой сирены полицейской машины, промчавшейся под окнами.
Наконец Рекс открыл глаза.
– Они разделались со мной, Мэри! Затравили меня, подонки! После всех этих траханых лет, что я вкалывал на них, они со мной расправились!
Мэри присела рядом с ним, испуганная его бледным видом и шокированная грубыми выражениями, которых он обычно он употреблял.
– Что ты хочешь этим сказать, дорогой? – чуть слышно спросила она.
– Я хочу сказать, что они вышвырнули меня. Показали мне на дверь. Уволили. Велели мне досрочно подать в отставку. – Он закрыл лицо руками, и Мэри с ужасом увидела слезы, просочившиеся у него между пальцев. Она была настолько потрясена, что на время потеряла дар речи.
– Досрочная отставка? – прошептала она, наконец. – Из «Сигмы»?
Он кивнул.
– Мы не возвращаемся в Лондон?
– Нет.
Она была шокирована. Больше не будет Лондона, не будет квартиры на Итон-Сквер... Мэри прикусила тубу. Правда, она давно мечтала о доме в Мартас-Вайнъярд: уютном, старинном, обшитом белыми крашеными досками, с небольшим двориком, с милыми соседями. Но так сразу? Она не была готова к отставке Рекса, такая возможность ей и в голову не приходила.
Некоторое время они оба сидели молча, погруженные в невеселые мысли. Наконец Рекс поднялся. Он взял с подноса приготовленный Терезой графин с «бурбоном» и два стакана и, налив в каждый приличную порцию, подал один Мэри.
Она подняла на мужа глаза.
– Но почему, Рекс?
– Потому что я был болен. Потому что, как они сказали, я потерял прежнюю хватку. Потрму что Дуг и эти подонки из лондонской конторы сговорились против меня. Потому что цены на нефть падают, и им не нужен управляющий в Лондоне, а если понадобится, то это будет Дуг Уорнер, а не такой старый пень, как я! – Он залпом осушил стакан. – Они зарубили все перспективные разработки у берегов Англии на следующий год. Заявки на лицензии будут отозваны.
– Значит, они не собираются покупать Данкерн?
– Нет. – Со звоном поставив стакан на стол, он сдернул с себя галстук и швырнул на пол. – Какие-нибудь другие компании купят его и займутся разработкой нефти.
– Пол Ройленд будет расстроен. – Мэри достала платок и вытерла глаза. – Кажется, ему очень нужны деньги.
– Нужны... – Рекс с минуту постоял у окна, потом раздвинул планки жалюзи и посмотрел в темноту. – Там есть нефть, Мэри. Я знаю точно. Слишком долго я был в этом бизнесе, чтобы не знать этого. Все эти годы я мотался по буровым, пока они не посадили меня за письменный стол. Я чувствую ее. Там, под землей. Проклятье! Эти глупые подонки готовы потерять лучшее месторождение, какого у них никогда еще не было! – Он снова наполнил свой стакан.
– Хочешь немного погулять по саду? Тебе, наверное, надоело сидеть в машине. – Казалось, ей почему-то не хочется приглашать его в дом. Не дожидаясь ответа, она спустилась на дорожку, оставив входную дверь открытой.
Генри оставил «дипломат» на сиденье и послушно последовал за ней. Несмотря на холод, Клер не накинула пальто. Порыв ветра растрепал ей волосы и приподнял подол юбки, из-под которой выглянули белые кружева. Генри облизнул пересохшие губы.
Этой ночью Клер опять приснился кошмар. Безотчетный страх; отчаянные попытки убежать; чьи-то глаза, следящие за ней. Она проснулась в пять часов утра, мокрая от пота, добралась до окна и дрожащими руками распахнула его. Прошедшая ночь была без заморозков. Свежий ветер нес с собой запах соли, как будто он прилетел прямо с моря. Сидя на подоконнике, Клер смотрела, как над полями медленно занимается день. Она боялась, что сейчас, наяву, Изабель снова придет к ней. Она больше не хотела возвращаться в этот жестокий, пугающий мир. Когда наконец наступил рассвет, алый с золотом, она с испугом подумала, что ей до приезда Генри придется провести еще по крайней мере четыре часа в одиночестве.
– Здесь так красиво. – Генри дошел с ней до буков, обрамлявших бассейн. – Вам с Полом повезло, что у вас есть такой замечательный загородный дом.
– Да, действительно... – Она улыбнулась, но улыбка была какой-то искусственной, неживой, совершенно несвойственной прежней Клер.
Его сердце наполнилось сочувствием.
– Ты выглядишь усталой, Клер. У тебя все в порядке? – он нежно взял ее за руки и с удивлением и испугом увидел в ее глазах слезы.
Она тряхнула головой.
– Я плохо спала ночью, вот и все. Не обращай внимания. – Она осторожно отстранилась. – Очень мило, что ты заехал ко мне с этими документами. Пол всегда сует мне на подпись горы бумаг, и все они непременно срочные. – Она устало улыбнулась.
Они подошли к бассейну, закрытому тяжелой пластиковой крышкой. Поверху ветер набросал разноцветных листьев. Клер посмотрела под ноги.
– Ненавижу, когда он закрыт. Хочешь поплавать?
Генри сунул руки в карманы и слегка поежился.
– Я-то думал, что купальный сезон уже закончился. Не слишком ли неподходящая погода для плавания на открытом воздухе?
– Нисколько! – вдруг повеселев, рассмеялась Клер. – В раздевалке есть полотенца и запасные плавки. Пойдем! А потом мы выпьем кофе у камина, чтобы ты согрелся!
Крышка бассейна поднялась, голубая вода заблестела в солнечном свете. Генри разделся в холодной, пахнущей кедром раздевалке и примерил плавки. Они были ему немного велики, и он подтянул резинку, чтобы не сваливались с талии. Взглянув на себя в зеркало, он почувствовал сомнение. Тело выглядело немного дряблым, кожа была бледной... Ему не хотелось, чтобы Клер увидела его таким, неспортивным и незагорелым, но отступать было уже поздно. Клер вышла из своей раздевалки. Он увидел, как она идет по бетонному краю бассейна – высокая, стройная, в голубом бикини. На мгновение она, поеживаясь на холодном ветру, задержалась на краю, собираясь с духом, потом нырнула в воду. Боже, как она хороша! Его возбуждение, с испугом понял Генри, будет слишком заметно в этих взятых напрокат плавках. Он вытащил полотенце из стопки, лежавшей на полке позади него и, держа его перед собой, наблюдал, как Клер переплыла на другую сторону бассейна и ухватилась за край.
Она повернула голову и, откинув с лица мокрые волосы, улыбнулась:
– Ну, давай же!
– Вода, наверное, холодная?.. – Он смущенно улыбнулся в ответ.
– Холодная. – Усталое выражение исчезло с ее лица. – Как лед! Ныряй и плыви энергичнее.
– Попробую. – Он приблизился к бассейну. Бросив полотенце, он секунду помедлил на краю, потом нырнул. Холодная вода сковывала движения, но он проплыл все расстояние под водой и наконец со смехом вынырнул рядом с Клер. – Я получу приз за скорость?
– Не рассчитывай! – Она шутливо плеснула на него водой. Он схватил ее за руку, и потеряв опору, она оказалась совсем рядом. На мгновение их тела прижались друг к другу, теплые в холодной воде, потом Клер отстранилась. – Извини, Генри...
– Все в порядке. – Он грустно улыбнулся. – Я понимаю.
– Нет, не понимаешь. – Она порывисто отвернулась от него, переплыла на противоположную сторону бассейна и, выбравшись из воды, взяла полотенце, которое бросил Генри. Вытирая лицо, она посмотрела на небо. Облака, серые и белые, быстро неслись по небу, закрывая солнце.
Генри выбрался из бассейна. Он обошел его по краю и приблизился к Клер.
– Пожалуй, пора одеваться, Клер. Я должен поскорее вернуться в Лондон.
– Конечно. Мне потребуется всего пара минут, чтобы подписать эти дурацкие бумаги Пола.
Они больше не разговаривали друг с другом, пока полностью не оделись и не вернулись в дом. Клер все еще чувствовала озноб, пока наливала кофе в гостиной; вода с мокрых волос стекала ей за воротник. Поставив чашку на каминную полку, она присела у огня, раскрыв большой конверт из плотной бумаги, который Генри достал из «дипломата». В ее руках оказалось около дюжины листов, отпечатанных на машинке или на принтере. Клер посмотрела на самый верхний и сморщилась.
– От нашего бухгалтера. Он всегда заставляет меня подписывать эти скучные бумаги. – Она сняла колпачок с авторучки и поставила подпись.
Попивая кофе, Генри с дивана наблюдал за ней. Когда она взялась за третий документ, он нахмурился.
– Ты когда-нибудь читаешь то, что подписываешь? – спросил он, протягивая руку к тарелке с бисквитами.
Клер пожала плечами.
– Обычно нет. Они такие скучные. Пол просто отмечает место, где поставить подпись.
– Знаешь, тебе следует их читать. – Он почувствовал себя неуютно, подумав, что зря вмешивается в чужие дела.
– А ты знаешь, что в них? – Она подняла на него глаза.
– Конечно, нет. Конверт был запечатан. Просто у меня правило: ничего не подписывать, не прочитав внимательно документ. – Он улыбнулся. – Извини, я, кажется, становлюсь занудой.
Она кивнула.
– Большим занудой. Но я думаю, ты прав. – Недовольно морщась, она устроилась поудобнее и начала подряд бегло просматривать все бумаги. Почти в самом низу стопки лежал документ, содержание которого было отпечатано на внутренней стороне сложенного двойного листа. Снаружи было оставлено место для ее подписи, а ниже, также отмеченное Полом, место для подписей двух свидетелей – Генри и Сары Коллинз. Отложив остальные бумаги, Клер развернула документ и начала читать.
Наблюдая за ней, Генри увидел, как ее лицо все больше покрывает бледность, пока она читала отпечатанные на машинке страницы. Наконец Клер дошла до конца и подняла на него глаза. Она была в потрясении.
– Так значит, у тебя не хватило духу сделать это! – воскликнула она. – И что же удержало тебя? Надежда на то, что в знак благодарности я пересплю с тобой?
Генри вскочил на ноги; кровь бросилась ему в лицо.
– Не понимаю, о чем ты говоришь...
– Ах, не понимаешь? Взгляни сюда! И я могла бы это подписать!.. – Она подняла сложенный лист и помахала им перед лицом Генри.
Генри выхватил его из ее рук и начал читать. Текст гласил, что подписавшаяся сторона, то есть Клер, добровольно передавала всю свою собственность и управление всеми своими делами своему мужу, немедленно и на все обозримое будущее. Подписанная, засвидетельствованная, с проставленной датой эта бумага приобретала силу законного документа.
Генри прочитал еще раз, уже медленнее, чувствуя, что по коже у него поползли мурашки. Он осторожно отложил лист в сторону; взглянуть Клер в глаза он не решался.
– Я не знал, что было в конверте... Пол сказал, что там срочные бумаги от вашего бухгалтера. Мне показалось немного странным, что он попросил именно меня отвезти их, но я всегда рад лишний раз увидеть тебя. Я думаю, он знает об этом... – Он замолчал.
– Ты понимаешь, что могло бы произойти? – Она порывисто вскочила. – Данкерн попал бы в руки Пола. Эта подпись дала бы ему право продать его! Он пытался меня обмануть! – Ее голос дрогнул. – И это ему почти удалось. Ведь я чуть не подписала, Генри... Но зачем? Зачем ему так нужны деньги?
Генри смутился.
– Я думаю, у него большие неприятности, Клер. – Ему было невыносимо видеть ее растерянное лицо. Этика бизнеса, коммерческая тайна – святое для истинного бизнесмена, но здесь был исключительный случай. Пол вел себя как подлец. – Он заключил сделку, но она провалилась, и приближается день оплаты. Мне не следовало говорить тебе об этом. Полагаю, он даже не знает, что мне что-то известно. Он должен крупную сумму, и я подозреваю, что он решил опять купить акции, используя служебную информацию о планирующемся слиянии компаний. Однако и это соглашение было расторгнуто и курс акций резко снизился. Думаю, ему нужна очень большая сумма наличными к началу следующего месяца. – Генри помедлил. – Мне очень жаль, Клер...
– Ты говоришь о сделках инсайдера? – Клер испуганно уставилась на него. – Но за это он может сесть в тюрьму!
Генри мрачно кивнул.
– Он был не слишком осторожен; мне кажется, кое-кто уже догадывается о его делах, а теперь, когда сделка сорвалась, он пытается найти деньги, где только можно. У него огромный долг. Можно уговорить брокера отсрочить выплату до следующего расчетного дня – это даст ему еще две недели, но не более. Они не станут ждать дольше. У Пола могут быть серьезные неприятности, если он не найдет наличные. Может быть... – он помедлил, – может быть, тебе надо выручить его, Клер? – Он отвел взгляд, не в силах видеть испуганное выражение, внезапно появившееся на ее лице. – Может быть, это его последняя надежда.
– Продать Данкерн? – тихо переспросила она. – Но зачем? Зачем он все это делал? У нас было столько денег, за всю жизнь не истратить... А его акции в «Битти-Камерон»? Он говорил, что у вас трудности. Утверждал, что он там много потерял...
Генри покачал головой.
– Наши доходы за этот год оказались не такими высокими, как мы рассчитывали, но вполне приемлемыми. Акции компании стабильны.
– Тогда он мог бы продать их.
Генри утвердительно кивнул.
– Мог бы, но это означало бы конец его карьеры в Сити.
Клер проглотила вставший в горле комок. Она лихорадочно размышляла, стараясь найти выход.
– А если я продам Данкерн, это спасет его карьеру?
Последовало молчание. Генри пожал плечами.
– В зависимости от того, сколько за него дадут, какую сумму должен Пол, и, главное, много ли людей знает о том, как он проводил эти сделки.
Клер, побледнев, смотрела на Генри.
– Ты хочешь сказать, что его могут схватить за руку? Что он может попасть в тюрьму, даже если найдет деньги?
– Дело пахнет слишком большим скандалом, Клер. За последние годы было уже несколько сделок с участием инсайдеров. Теперь администрация не позволит, чтобы это еще кому-нибудь сошло с рук.
– Почему же он ничего мне не сказал?
– Думаю, он не хотел тебя расстраивать...
– Расстраивать меня?! Я вся извелась за эти несколько недель, зная, что он хочет продать Данкерк, и не понимая, зачем; чувствуя, как рушатся наши отношения. Я думала, это из-за того, что я не могу иметь детей... – Ее голос сорвался, она отвернулась.
Генри протянул было руку, чтобы погладить ее по плечу, но не решился этого сделать.
– Клер, дорогая...
– Он поставил под угрозу все, что мне дорого! – внезапно воскликнула она. – Все! Я не могу продать Данкерн! Не могу!
– Подумай, Клер. – Голос Генри звучал очень мягко. – Ведь у Пола больше ничего нет.
– Как это нет?! – взорвалась она. – У него есть акции фирмы Ройлендов. Должны быть. Конечно, он не может их продать, не посоветовавшись предварительно с братьями и Эммой. Но я знаю, что такого разговора не было. Когда фирма его деда стала государственной, они все получили акции учредителей. Их стоимость более двух миллионов.
Генри опустился на диван.
– Я об этом не знал... Но тогда никаких проблем! Если Пол будет осмотрителен, он сможет выпутаться из этой переделки, не трогая твои деньги.
Клер закрыла глаза. Она была так бледна, что ее кожа казалась прозрачной. Генри очень хотелось подойти к ней, обнять, утешить. Сжав кулаки, он приказал себе оставаться на месте.
– А как другие бумаги? Тебе лучше их подписать, – сказал он.
Она кивнула. Сев рядом с ним, она прочитала каждый документ и поставила свою подпись. Тот единственный, что остался неподписанным, она сложила и спрятала в карман.
– Остальные передай ему, Генри, но ничего не говори. Ради собственного блага, не вмешивайся. Завтра я приеду в Лондон. Если он хочет кричать и топать ногами, то лучше пусть срывает свою злость на мне.
Она проводила его до машины. Генри положил «дипломат» на заднее сиденье своего БМВ, поцеловал Клер в щеку и сел за руль. Отъехав на сотню метров, он подумал, что Клер, должно быть, все еще стоит в дверях и смотрит ему вслед. Но так и не решился оглянуться и помахать рукой на прощанье.
Когда машина скрылась за поворотом, Клер вернулась к бассейну. Они не закрыли крышку, и уже целый ковер из листьев плавал на поверхности воды. Клер долго стояла, гладя на них, потом, достав из кармана сложенную бумагу, начала медленно рвать ее на мелкие кусочки. От облаков, наплывавших на солнце, ложились на сад темные тени. Клер бросала обрывки в бассейн и смотрела, как они плывут среди опавших листьев.
Мэри Каммин посмотрела в окно и вздохнула. Она еще не успела привыкнуть к виду Итон-Сквер с ее величественными деревьями, к белым георгианскими особнякам на противоположной стороне. С каждым разом, как они пересекали Атлантику, ей все труднее было адаптироваться. Неужели она стареет? Она отвернулась от окна и встала перед зеркалом, поправляя белую юбку, безупречно облегавшую ее узкие бедра. Прекрасные пышные волосы, подтянутая фигура, свежее лицо... Она выглядела значительно моложе своих пятидесяти шести лет. Было слышно, как на кухне Тереза, прислуга-филиппинка, гремит посудой. Наконец-то они поужинают дома; обычно во время посещений Хьюстона им приходилось обедать и ужинать на всевозможных раутах и презентациях.
Она посмотрела на свои крошечные часики, украшенные бриллиантами, и нахмурилась. Рекс опаздывал. Вероятно, встреча управляющих «Сигмы» затянулась.
Он пришел в девять, когда за окном стало уже темно и город превратился в россыпь огней под звездным небом. Мэри почувствовала, что от мужа пахнет спиртным.
Не ответив на приветствие, Рекс ослабил узел галстука и, пройдя к дивану, рухнул на него. Глаза его были закрыты, галстук свободно болтался, как удавка.
Тереза уже ушла в свою комнату; ужин медленно засыхал в духовке, куда она поставила его, чтобы он не остыл. Мэри опустила жалюзи, потом включила торшер в углу, не решаясь спросить мужа, что случилось. С улицы донесся вой сирены полицейской машины, промчавшейся под окнами.
Наконец Рекс открыл глаза.
– Они разделались со мной, Мэри! Затравили меня, подонки! После всех этих траханых лет, что я вкалывал на них, они со мной расправились!
Мэри присела рядом с ним, испуганная его бледным видом и шокированная грубыми выражениями, которых он обычно он употреблял.
– Что ты хочешь этим сказать, дорогой? – чуть слышно спросила она.
– Я хочу сказать, что они вышвырнули меня. Показали мне на дверь. Уволили. Велели мне досрочно подать в отставку. – Он закрыл лицо руками, и Мэри с ужасом увидела слезы, просочившиеся у него между пальцев. Она была настолько потрясена, что на время потеряла дар речи.
– Досрочная отставка? – прошептала она, наконец. – Из «Сигмы»?
Он кивнул.
– Мы не возвращаемся в Лондон?
– Нет.
Она была шокирована. Больше не будет Лондона, не будет квартиры на Итон-Сквер... Мэри прикусила тубу. Правда, она давно мечтала о доме в Мартас-Вайнъярд: уютном, старинном, обшитом белыми крашеными досками, с небольшим двориком, с милыми соседями. Но так сразу? Она не была готова к отставке Рекса, такая возможность ей и в голову не приходила.
Некоторое время они оба сидели молча, погруженные в невеселые мысли. Наконец Рекс поднялся. Он взял с подноса приготовленный Терезой графин с «бурбоном» и два стакана и, налив в каждый приличную порцию, подал один Мэри.
Она подняла на мужа глаза.
– Но почему, Рекс?
– Потому что я был болен. Потому что, как они сказали, я потерял прежнюю хватку. Потрму что Дуг и эти подонки из лондонской конторы сговорились против меня. Потому что цены на нефть падают, и им не нужен управляющий в Лондоне, а если понадобится, то это будет Дуг Уорнер, а не такой старый пень, как я! – Он залпом осушил стакан. – Они зарубили все перспективные разработки у берегов Англии на следующий год. Заявки на лицензии будут отозваны.
– Значит, они не собираются покупать Данкерн?
– Нет. – Со звоном поставив стакан на стол, он сдернул с себя галстук и швырнул на пол. – Какие-нибудь другие компании купят его и займутся разработкой нефти.
– Пол Ройленд будет расстроен. – Мэри достала платок и вытерла глаза. – Кажется, ему очень нужны деньги.
– Нужны... – Рекс с минуту постоял у окна, потом раздвинул планки жалюзи и посмотрел в темноту. – Там есть нефть, Мэри. Я знаю точно. Слишком долго я был в этом бизнесе, чтобы не знать этого. Все эти годы я мотался по буровым, пока они не посадили меня за письменный стол. Я чувствую ее. Там, под землей. Проклятье! Эти глупые подонки готовы потерять лучшее месторождение, какого у них никогда еще не было! – Он снова наполнил свой стакан.