Эрскин Барбара. Королевство теней

   Долгое время Клер не двигалась. Рыдания замерли в ее горле, руки не отрывались от решетки. Во дворе было очень холодно, сумрачно под тяжелым ненастным небом и совершенно тихо. Снег пошел еще гуще, занося высокие каменные стены гаража, и Клер закрыла глаза, глубоко дыша, пытаясь заставить себя оставаться спокойной.
   Когда пришла Изабель, она встретила ее со слезами узнавания.
 
   Пол остановился возле машины. Поднял дорожную сумку Клер, которую та выронила во время борьбы, и порылся в ней, пока не нашел ключи от дома. Не торопясь поднялся на крыльцо и вошел. Задержался и прислушался. В доме было холодно и темно, опущенные шторы не пропускали тусклый свет, огонь в очаге был погашен, за каминной решеткой с фигурным литьем лежала груда пепла.
   Он огляделся, затем медленно прошел на кухню. Плита была еще теплой. Наполнив чайник, он поставил его на горелку и сел рядом на стул, глядя на часы. До возвращения к Клер оставалось час и пятьдесят минут. Его вдруг начало трясти как лист.
 
   Собачья миска все еще валялась в углу клетки, с тех самых пор как много лет назад Джеймс запер здесь маленькую Клер. С отколотой эмалью, налипшей грязью, забытая в углу, где лежала с тех пор, как умер последний обитатель клетки.
   Клер пыталась справиться со страхом, подавить его, но чувствовала, что это ей не подвластно, и ее вновь охватила паника. От страха ее горло перехватило, а рот судорожно свело. Руки ее все еще цеплялись за прутья. На миг она прислонилась к ним головой, затем с усилием заставила себя оторваться, отползла назад и села, крепко обхватив руками колени и прижавшись к ним лицом, чтобы не видеть решетки. Глаза она зажмурила. Что делала в клетке Изабель? Она молилась. Молилась Пресвятой Деве и святой Брайд, и святому Филлану, и святой Маргарет. Они не помогли ей, но каким-то образом она смогла сохранить рассудок.
   Клер, двигаясь с трудом, сумела вновь встать на колени. На ней все еще был окровавленный плащ.
   Мои воспоминания, твои воспоминания, сливаются и разъединяются в кошмаре. Страх. Ужас. Отчаяние. Одиночество...
   Мы не одиноки. Мы есть друг у друга.
   Sancta Maria, Mater Dei, Ora pro nobis, peccatoribus, Nunc et in ora mortis nostrae...
   Птица в клетке, животное, узница без надежды.
   Она закрыла лицо руками.
   Боже милостивый, помоги мне сохранить рассудок. Только помоги сохранить рассудок.
   Libera me, Domine, de morte aetaerna...
   Перед ней на полу, среди мусора, лежал сложенный лист бумаги, а рядом – ручка. Она их не замечала.
   Снег теперь валил стеной.
 
   Антония, сидя в баре отеля «Георг», в десятый раз посмотрела на часы перед тем, как взволнованно взглянуть на дверь. Она заказала еще один джин с тоником, когда появился Арчи, убирая мелочь в карман.
   – Я наконец дозвонился до Гранта. Естественно, трубка лежала не на месте. Он говорит, что они уехали вскоре после семи утра.
   – В семь часов! – ужаснулась Антония. – Арчи, может быть, с ними что-нибудь случилось?
   Арчи взял свой стакан и одним глотком осушил его. Покачал головой.
   – Конечно, погода чертовски плоха, и к тому же сильно метет. Но они едут на «рейнджровере», все должно быть нормально, и Пол не станет рисковать понапрасну. Подожди еще полчаса, и если они не приедут, начнем без них. Шампанское могут поставить в лед до их приезда. – Он зачерпнул пригоршню поджаренных земляных орехов и натянуто улыбнулся.
   Джек Грант сообщил ему о гибели Касты, но он не собирался рассказывать об этом жене. Пока нет. Арчи опустился на табурет. Он сразу заметил пропажу винтовки и догадался, что ее взял Пол. Но почему именно собака? Такое прекрасное, преданное животное? Он хмурился, подвигая стакан на стойке, чтоб его снова наполнили. Было во всем этом нечто, что ему совсем не нравилось.
 
   На полпути между Данкерном и Крюдел Бэй старая шотландская сосна застонала под тяжестью снега, и один из ее нижних сучьев обломился. Ветка зацепилась краем за телефонный провод возле телеграфного столба, оборвала его и осталась там висеть под аккомпанемент метели. В радиусе двух миль все телефоны замолчали.
 
   Пол, сидя в кабинете Арчи, пытался дозвониться до Гранта, но ему сообщили, что на линии поломка. Довольно улыбаясь, он продиктовал телефонограмму в гостиницу «Георг»: «Вернулись в Данкерн, потому что дороги на юг занесены. Не пытайтесь сегодня вернуться домой. Оставайтесь в Эдинбурге. Созвонимся завтра».
   Молодой дежурный добросовестно записал послание, дважды предложив при этом позвать леди или джентльмена к телефону, потом положил трубку и с запиской в руке прошел в бар.
   Маклауды, наконец успокоившись, отправились на ленч и сами распили шампанское.
   Высокие сугробы уже закрывали оконные рамы. Старые постройки, окруженные снегом, приглушали любой звук. Было очень холодно. Клер стояла на коленях, прикрывая лицо руками, а потом упала на пол и осталась там лежать ничком среди мусора, уже запорошенного тонким покрывалом снега. Она кричала и звала снова и снова, безутешно рыдая, пока ее горло не перехватило от слез. Она не способна была более рационально мыслить, не сознавала где она находилась. Мир для нее перевернулся, и поблизости больше не было обширного сада, чьи занесенные снегом верхушки деревьев виднелись из-за конюшен, и не существовало больше огромного пустого дома, где Пол сидел на кухне, поставив на стол бутылку виски и положив рядом наручные часы, и смотрел, как двигалась минутная стрелка. Сейчас она думала только об извилистом течении реки Твид и резких, пронзительных криках чаек, носящихся над водой, и о зимних ночах, когда стаи гусей пролетали под озаренными луной облаками, их дикий и протяжный гомон эхом разносился над замерзшей округой.
 
   Белая пелена тумана окутала клетку, одновременно и пряча ее, и погружая в осеннюю сырость, и Изабель почувствовала, как болят и опухают ее суставы. У нее начался жар, и она лежала в лихорадочном бреду, не дотрагиваясь до воды и пищи, наедине с мириадами демонов в ее мозгу, которые пытали и мучали ее. Стражники запретили женщинам заходить в клетку, чтобы ухаживать за ней, и она оставалась одна.
   Когда погода наладилась, прикосновения солнца исцелили ее. Его последние теплые лучи проникли в клетку, высушили ее одеяла, приласкали ее горящее в лихорадке тело, ее лицо напоило свежее дыхание ветра, и она наконец очнулась. Еще очень слабой после болезни, ей стали давать настои из трав, которые молчаливая женщина, по приказу жены коменданта, просовывала через решетку в старом глиняном кувшине, и физически Изабель почувствовала себя лучше.
   Смерть короля и смерть ее мужа... Обе не принесли ей никакого облегчения. Тюремщики держали ее в полном неведении о том, что происходит в Шотландии. Она не знала, что Роберт одерживает в северной Шотландии победу за победой. Она не знала, что он разбил лорда Бакана, что последний, бежав в Англию, умер от разрыва сердца, не вынеся позора. Она также не знала, что Роберт превратил обширные владения Бакана в пустыню – месть человеку, который сделал жизнь возлюбленной адом, месть за женщину, которую он не смог спасти.
   Ее здоровье было сильно подорвано, но ее мужество оставалось неизменным. Молитвы и грезы помогали ей выжить.
   По распоряжению жены коменданта на следующую зиму ее перевели в башню раньше, чем в прошлую, и лучше кормили. Ее тело сотрясалось от кашля, продолжавшегося пять месяцев, пока свежий весенний воздух не исцелил ее, когда клетку вновь вывесили на стену и новое поколение берикских детей пришло мучить ее, швыряя камни и мусор. Один мальчишка, сильнее других и обладавший более точным прицелом, чем остальные, снова и снова возвращался с рогаткой и большим запасом тщательно подобранных, гладких круглых камней, взятых на отмели Твида, возле руин древнего моста. Завидев его, она уже заранее пригибалась к полу, прикрывая голову руками, но однажды летящий камень со всей силой ударил ее по лицу, рассек щеку и задел кость, в результате чего один глаз у нее опух так, что она не могла им видеть. Ее новая беда неожиданно возымела положительный эффект. Впервые одна из женщин, новая служанка в замке, открыто осмелилась выказать Изабель жалость. Она принесла мазь из толченных маргариток и просунула ее сквозь решетку со словами сочувствия. И лишь после этого первого проявления доброты Изабель не выдержала наконец и заплакала.
   Впервые она узнала об успехах Роберта на поле брани по возросшей враждебности толпы, потом, постепенно, кое-какие сведения начали доходить до нее, когда ей удавалось подслушать разговоры стражников на башне. Король Шотландии, король Хоб, как они его прозвали, повсеместно встречал поддержку и теперь наконец созвал парламент. Вскоре толпа у стен замка стала распевать об этом издевательские песни, но под их насмешками скрывался страх.
   Парламент? Она не могла позволить себе надеяться. Решетки были все еще на месте, слишком реальные, слишком крепкие. Они воплощали собой весь ее мир. Но тем не менее, в дальнем уголке сознания у нее возникал вопрос: разве созыв парламента не означает уверенность в собственных силах?
   Но если он в Шотландии, то где же он? Почему не приходит? Почему не подает никакого знака, что он ее не забыл? После заката солнца она мучительно сжимала прутья решетки, как в первые дни своего заточения, а глаза ее снова наполнялись слезами, когда она смотрела на запад, в сторону золотистых холмов...
 
   Клер понемногу возвращалась в сознание, все еще не соображая, где она находится, и вообще где сон, а где реальность. Она пошарила перед собой, как часто прежде делала при пробуждении, и ужаснулась, наткнувшись на решетку и рассадив при этом костяшки пальцев.
   Дай мне проснуться. Пожалуйста, Господи, дай мне проснуться.
   Она замерзла, до смерти замерзла, ее трясло как в лихорадке. Кругом стояла полная тишина.
   Борясь со страхом, снам и холодом, она вновь простерла руки к решеткам.
   – Бесполезно. Прутья очень крепкие. Ты не сможешь их сломать. – Холодный голос проник сквозь пелену сознания. – И ты останешься здесь, пока не подпишешь документ.
   Нагнувшись, Пол просунул руку в клетку и, держа бумагу двумя пальцами, сунул ей в лицо.
   Вокруг нее вновь начинал смыкаться прежний кошмар – кошмар Изабель. Туман над рекой, ржавые прутья, дождь, пришедший с Нортумберлендских холмов. Страшно разочарованная, она снова заплакала.
   – Подпиши, и я тебя выпущу. Подпиши! – Лист бумаги плясал у нее перед глазами. До нее не доходил смысл слов и откуда сами слова доносятся, она не узнавала стоящего перед ней мужчину. Его лицо в пелене тумана было призрачным, каким-то нереальным. Но это был не Роберт.
   Дрожа, она взяла бумагу, а потом ручку, которую он всунул ей в руку.
   – Подпиши.
   Ее пальцы были столь холодны, что она с трудом могла ими шевелить.
   – Где, что подписать?
   – Вот. – Он ткнул в бумажку сквозь решетку. – Здесь. Здесь.
   Ее руки так тряслись, что она еле смогла удержать ручку, когда с трудом нацарапала свое имя. Как только Клер закончила водить по бумаге, он тут же выхватил ее и, засунув в карман, с облегчением улыбнулся. Наконец-то сделка стала законной, теперь им его не подловить! Данкерн принадлежит ему, и он волен продать его кому захочет! Он не думал о свидетелях. Их подписи можно добавить позже.
   Он выпрямился во весь рост, достал ключ из кармана, а затем снова нагнулся, – на сей раз, чтоб отпереть замок.
   – Теперь ты свободна. Видишь, как все оказалось легко. – Он распахнул дверь. – Тебе больше нечего бояться, если ты будешь обо всем этом помалкивать. – Он немного поколебался, а потом снова улыбнулся. Кто ей поверит? Кто может поверить в то, что она скажет, тем более про клетку? – Пойдем, я замерз. – Ему не терпелось поскорее уйти.
   Она не шевельнулась. Ее снова пытаются обмануть, как бывало раньше: ей открывали дверь и манили наружу только для того, чтобы снова втолкнуть назад и ударить по лицу, скаля зубы со злобным смехом. Она поднесла озябшие руки к губам, пытаясь их согреть, и отодвинулась в самый угол, устало закрыв глаза. Клетка была ее домом. Здесь она будет в безопасности.
   Пол нахмурился.
   – Клер!
   Он взглянул на нее, и от неожиданной тревоги его замутило.
   – Клер! Выходи! Ты свободна. – Он отвернулся от клетки, оставив дверь открытой, но Клер по-прежнему не двигалась. Он остановился и оглянулся. – Клер, выходи. Тебе нельзя здесь оставаться. Холодно. – Выражение ее лица было совершенно бессмысленным. Внезапно испугавшись, Пол вернулся и, нагнувшись перед низкой дверью, втиснулся в клетку, схватил Клер за руки и вытащил наружу. Когда он подхватил ее на руки, ее тело сразу же обмякло, и пока он нес ее к дому, ее ресницы ни разу не шевельнулись.
   Он внес Клер по лестнице в спальню, уложил на постель и внимательно взглянул на нее. Ее дыхание было едва заметным, и он пощупал ее пульс, взявшись на миг за холодное запястье, даже не пытаясь считать. Пульс был слабый, но ритмичный.
   – Клер, ты сама во всем виновата. Ты сама заставила меня сделать это. – Он говорил громко и убедительно. – Если бы ты вела себя, как подобает жене, и помогала мне, ничего бы этого не случилось.
   Он вытащил из-под нее одеяло и набросил сверху.
   – В конце концов ты будешь только рада избавиться от этого владения. Вот увидишь. Данкерн выкачал бы из нас все до последнего пенни, сохранять его было невыгодно. – Она не ответила. – Клер?! Клер, с тобой все в порядке? – Его охватил страх: Клер действительно была одержима. Он отступил от постели и торопливо направился к двери. Заперев ее за собой на ключ, он бросился по лестнице к телефону. Внезапно его обуяла слепая паника. Джеффри должен приехать сюда немедленно!

Глава тридцать вторая

   Генри был потрясен неожиданным появлением Эммы. Она выглядела бледной и измученной, ее веки покраснели.
   – Наверное, ты уже знаешь, что произошло между мной и Питером? – с виноватой улыбкой сказала она, взяв предложенную чашку кофе. Генри кивнул.
   – Мне очень жаль, Эмма. – Он отвел взгляд, не зная, что в этих случаях еще можно говорить.
   – Ну, это и к лучшему. – Она произнесла эти слова так, как будто старалась убедить саму себя.
   – У вас у обоих есть еще время подумать, – осторожно заметил он.
   Эмма с сомнением кивнула.
   – Во вторник я уезжаю в Данкерн, чтобы провести Рождество с Клер. – Взглянув на него, она заметила, как на его щеках проступил легкий румянец.
   – Как она? – спросил Генри, стараясь, чтобы в его голосе прозвучала небрежность.
   – Хорошо. Счастлива! – Эмма пожала плечами. – Или, по крайней мере, была счастлива, пока я не расстроила ее разговорами о собственных проблемах... Я пригласила туда и Рекса Каммина.
   – Того самого типа, которого выставили из «Сигмы»? – какое-то мгновение Генри не мог скрыть изумления. – То есть, я хочу сказать, вы...
   – Нет. – Она улыбнулась. – Пока нет. Но это дает нам шанс узнать друг друга получше, и, кроме того, он очень расстроен тем, что Данкерн купила «Сигма», а не он, так что я решила: пусть он некоторое время проведет там – возможно, это его подбодрит.
   – Но что заставило Клер изменить решение и продать Данкерн?
   Эмма покачала головой.
   – Понятия не имею. Разве что чувство собственной вины. Она, вероятно, думала, что Пол попал в такую ситуацию потому, что она всегда была в стороне от его проблем.
   – Как он это воспринял? – Генри отодвинул почти нетронутый кофе. – Тебе известно, что правление предложило ему подать в отставку?
   – Если хочешь знать мое мнение, то это ему только на пользу.
   – Что он собирается делать?
   – Ты имеешь в виду, когда его выставят вон? – В голосе Эммы не слышалось ни тени сочувствия. – Не знаю, и меня это совершенно не волнует с тех пор, как он оставил в покое бедную Клер. Теперь она нашла своего героя в Шотландии и вполне счастлива. Ее брат рассказал мне... – Она внезапно осеклась, увидев как изменилось при этом лицо Генри. – О Генри, мне так жаль...
   – Все в порядке. – Генри отчаянно встряхнул головой. – Все в порядке! Я знаю, что у меня никогда не было ни единого шанса. Главное, чтоб она была счастлива, а все остальное уже неважно...
 
   Нейл спускался по Маунду по направлению к Принсес-стрит, сгорбившись из-за сильного снегопада. Дважды он узнавал, починили ли телефонную линию Данкерна, и столько же раз ему отвечали, что повреждение будет исправлено, как только позволит погода. Он перешел дорогу и свернул у Национальной галереи, чувствуя, как снежинки жалят ему глаза. Еще несколько встреч с представителями антинефтяного лобби и можно будет спокойно готовиться к праздникам. Раньше он всегда Рождество ненавидел. Когда нет семьи, это время полного одиночества. На Новый год у него всегда собирались друзья, и это бывало единственный раз в году, когда он позволял себе напиться до бесчувствия. В Рождество он всегда чувствовал себя словно в пустыне. У него не было ни веры в Бога, которая служила бы ему утешением, ни отца с матерью, к которым он мог бы прийти на рождественский ужин. Никого. Но теперь у него появилась Клер. Он остановился возле светофора у перехода. Клер, безусловно, заслуживала по-настоящему красивого подарка... чего-то особенного... но чего? Он долго мучился, какой подарок выбрать Клер, и вчера наконец решение пришло само собой. Серебряный браслет. Дороговато, конечно, но именно это ему очень захотелось ей подарить. Наконец он пересек Принсес-стрит и направился в сторону ювелирного магазина «Гамильтон энд Инч».
   Нейлу оставалось пройти совсем немного, как вдруг его неожиданно заметила Кэтлин, выходившая из лавки, Она немного поколебалась, затем, проскочив дорогу между движущихся машин, бросилась за ним.
   – Нейл! Я так и думала, что это ты. Как поживаешь? – Два дня назад она все-таки переехала на снятую ей квартиру.
   Она улыбалась, на ее рыжих волосах, повязанных зеленым шелковым платком, блестели снежинки.
   – Я просто не могла поверить, когда услышала новости. Мне очень жаль, Нейл, но ты, должно быть, уже знаешь, что она вернулась к мужу.
   Он недоумевающе уставился на нее.
   – О ком ты, Кэт? – Ему не терпелось поскорее уйти.
   – О Клер, конечно. – Ее глаза расширились в хорошо разыгранном сочувствии.
   – О Клер? – Они оба отступили от края тротуара – мимо проехал грузовой фургон, разбрызгивая по булыжникам мостовой веер черного талого снега.
   Кэтлин, пряча триумф, недоверчиво посмотрела на него.
   – Ты хочешь сказать, что не знаешь?
   – О чем? – в его голосе проскользнуло явное раздражение.
   Она нахмурилась.
   – Ну, если она тебе ничего не сказала, может, тогда и мне не следует говорить...
   – О чем говорить, Кэт? – повторил свой вопрос Нейл, побледнев от злости.
   Она почувствовала, что зашла уже слишком далеко, и быстро затрясла головой.
   – Это уже не имеет значения...
   – Совершенно определенно, что имеет. – Нейл сделал шаг к ней. – Кэт, что на этот раз ты задумала? Знаешь, больше твои номера не пройдут.
   – Пол Ройленд приезжал вчера в Данкерн... – она неожиданно запнулась. – Очевидно она уехала вместе с ним... Обратно, в Лондон. Извини, Нейл.
   Нейл пристально смотрел на нее.
   – Откуда ты узнала? – Он был потрясен пронзившей его вспышкой ярости.
   – Вчера вечером я звонила Джеку Гранту. Я потеряла свои ноты и подумала, что, возможно, оставила их у него. – Кэтлин отвела глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. – Он-то мне и рассказал. Клер, очевидно, решила вернуться к нему из-за предстоящего суда и всего такого... Джек сказал, что она собиралась перед отъездом поговорить с тобой... но, наверное, у нее не было времени.
   – Я тебе не верю. – Его лицо буквально посерело.
   – Это правда, Нейл. – Она снова взглянула ему в глаза и ужаснулась той боли, которую в них разглядела. Внезапно ее уверенность пошла на убыль.
   Она звонила в Данкерн, это чистая правда. Дважды линия оказывалась занята, а на третий раз – отключена. Она вознесла молитву, чтобы к тому времени, когда связь восстановится, Пол уже уехал и увез Клер с собой.
   – Ты лжешь, Кэт? – Нейл стиснул кулаки.
   – Я не лгу. – Она твердо выдержала его взгляд. «Поверь в это, поверь, и все будет правдой».
   – Клер не в твоей власти, Нейл. Она никогда не была твоей, я тебе об этом говорила. Она просто развлекалась с тобой. Пойми, Нейл, она аристократка, она не ровня ни тебе, ни мне. Стоило Полу только поманить ее пальцем, как она бегом кинулась к нему. Клер принадлежит Полу, потому что у него есть деньга, влияние, связи. Ты увидишь, он вынырнет из этого дерьма, благоухая как роза – таким, как он это всегда удается! Не изменяй себе, Нейл. Не бегай за ней.
   Он стоял посреди тротуара, застыв в оцепенении. Его лицо и волосы были мокры от растаявшего снега. Потом он поглядел на нее и медленно пошел прочь. Мгновение Кэтлин смотрела ему вслед, а потом поспешила за ним.
   – Нейл...
   – Прощай, Кэт.
   – Нейл, если я завтра зайду в ваш офис, может быть, выпьем вместе по чашечке кофе? – Она почти бежала, едва поспевая за ним. Когда они достигли угла Джордж-стрит, он остановился. – Может, я могу чем-то помочь «Стражам Земли»? – Как ни в чем не бывало продолжала она. – После Рождества, когда кончатся концерты? Пожалуйста, не оставляй меня одну, Нейл... – Она презирала себя за то, что унижается перед ним. Такой женщине как она стоило только глазом подмигнуть, чтобы любой мужчина побежал за ней, но она ничего не могла с собой поделать.
   – Может быть, Кэт, – Его голос звучал очень устало. – Я просто не знаю.
   Он не оглядываясь пошел дальше, а она осталась стоять на тротуаре. Она стояла и смотрела ему вслед, чувствуя, как ветер распахивает ее пальто и снег попадает ей за шиворот. Она видела, как он медленно бредет по улице, надолго остановившись возле ювелирного магазина и разглядывая там что-то в витрине, а затем пошел прочь, не заходя вовнутрь.
   Прикусив губу, Кэтлин отвернулась, Ее рука в кармане нашла ключи от его квартиры и больно их стиснула. Он больше не спрашивал о них.
 
   Клер лежала в постели, уставясь в потолок, когда Пол наконец вернулся. В руке он держал чашку чая.
   – Клер? – Он с облегчением вздохнул, увидев, что она очнулась, и поставил чашку на прикроватный столик.
   – Клер, дорогая, скоро приезжает Джеффри, чтобы присмотреть за тобой.
   Она ничего не ответила.
   – Все будет хорошо, Клер. Вот увидишь, они не повредят замку. Когда закончится бурение и уберут платформу, вообще ничего не будет заметно...
   Ее лицо оставалось совершенно бесстрастным – ни один мускул даже не дрогнул.
   – Уверен, что мы добьемся для тебя разрешения на посещение. Или что-нибудь в этом роде... – он нервно рассмеялся. – Мы вернемся туда, дорогая, обещаю, сразу же, как только закончится этот дурацкий процесс. Вот увидишь, со мной не случится ничего плохого и меня наверняка оправдают. Разбирательство публичным не будет и вообще я сомневаюсь, что газетчики проявят хоть какой-то интерес. Они уже устали от Сити. Скоро обо всем этом вообще забудут, и наш ребенок никогда ничего не узнает. – Пол умолк и взглянул на живот Клер, прикрытый окровавленным плащом. Одна из ее туфель свалилась на пол. Он подошел поближе и нахмурившись посмотрел на Клер. После того, как он добился своего, ему хотелось, чтобы у них было все как раньше, до того, как они с Клер стали врагами. Они могли бы попытаться стать настоящей семьей, особенно теперь, когда у них будет ребенок. Непонятный страх снова свел его желудок, когда он увидел ее неподвижное лицо.
   – Клер, ты меня не слышишь? – Он неуверенно нагнулся. Из-под одеяла виднелась пряжка пояса ее плаща.
   Пол понял, что ее надо хотя бы раздеть. Холодными, непослушными пальцами он развязал пояс и начал стягивать плащ. Она лежала совершенно неподвижно и ему пришлось раздевать ее как куклу: вытащил руки из рукавов, потом перекатил ее на бок и вынул из-под нее плащ, а затем снова положил на спину. Пол скомкал плащ, затолкал его подальше в комод, затем снял с ноги оставшуюся туфлю, снова прикрыл Клер одеялом и подоткнул его с боков. – Клер, дорогая, ты должна выпить чего-нибудь горячего. Никакой реакции.
   – Пожалуйста. Тебе никак нельзя простужаться. Выпей и тебе сразу станет лучше, – говорил он фальшиво-утешающим тоном. – Я не хотел, чтобы мы ссорились, Клер. Если бы ты вела себя как подобает хорошей жене, если бы ты была верна мне, ничего этого бы не случилось. – Он снова поправил покрывало. – Но я тебе все простил. Несмотря ни на что, дорогая, я тебя простил. Все будет хорошо. Скоро приедет Джеффри, и он тебе поможет.
   Внезапно он вздрогнул. В комнате стоял леденящий холод, и Пол почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. В доме было очень тихо.
   – Я пойду и приготовлю Фебе что-нибудь поесть, хорошо? И проверю, что с отоплением. Слишком уж холодно. – Он отступил от постели. – Клер, с тобой все будет в порядке, – почти умоляющим тоном произнес он.
   Клер по-прежнему ему не отвечала. Она ничего не слышала.
 
   Служанка, которая всегда приносила целебное масло, на этот раз принесла Изабель и новости.
   – Ваш король одержал великую победу, – прошептала она, опасливо оглядываясь на стражников. Позади реял на ветру королевский флаг, возвещавший, что замок Берик по-прежнему оставался во власти англичан. – Шотландия скоро будет свободна!
   Изабель взглянула на нее. Она была слишком слаба, чтобы позволить тешить себя призрачной надеждой. Ее лицо, на котором еще виднелись ссадины, было теперь таким худым и изможденным, что глаза на нем казались огромными черными провалами. Она смотрела на служанку, пытаясь осмыслить ее слова.