Страница:
— Мне очень… вам, должно быть, ужасно трудно.
— Не трудно — ваш Шекспир нашел слова получше. Но ты не волнуйся, Кулум Силач. Я могу убить человека вдвое больше меня безо всякого труда. Хочешь, я научу тебя убивать? Скажу сразу, лучшего учителя тебе не найти. За исключением, разве что, Тай-Пэна.
— Нет. Нет, спасибо.
— Ты поступишь разумно, если научишься этому. Очень разумно. Попроси своего отца дать тебе несколько уроков. Когда-нибудь тебе понадобится такое умение. Да, и скоро. Ты знал, что у меня есть дар провидения?
Кулум передернулся.
— Нет.
Глаза Орлова сверкнули в темноте, улыбка сделала его еще больше похожим на маленького злого гнома.
— Тебе еще многому нужно научиться. Ты ведь хочешь стать Тай-Пэном, не так ли?
— Да. Я надеюсь стать им. Когда-нибудь.
— В тот день руки твои обагрятся кровью. Кулум вздрогнул, но тут же постарался вернуть себе самообладание.
— Что вы хотите этим сказать?
— Уши у тебя есть. В тот день на твоих руках будет кровь. Да. И очень скоро тебе понадобится человек, которому ты сможешь доверять в течение многих-многих дней. Пока Нор-стедт Страйд Орлов является капитаном одного из твоих кораблей, ты можешь верить ему.
— Я запомню, капитан Орлов, — сказал Кулум и пообещал себе, что когда станет Тай-Пэном, он первым делом спишет Орлова на берег. И тут, подняв голову и заглянув ему в лицо, он вдруг испытал странное чувство, будто Орлов прочел его тайные мысли.
— В чем дело, капитан?
— Спроси у себя самого. — Орлов отпер шкафчик, в котором хранился хронометр. Для этого ему пришлось встать на ступеньку приставной лесенки. Затем он начал аккуратно заводить часы большим ключом.
— Эти часы нужно заводить на тридцать три оборота.
— А почему вы сами делаете это? Почему не один из офицеров? — спросил Кулум, хотя это его нисколько не интересовало.
— Это обязанность капитана. Одна из них. Навигация — такая вещь, которую следует хранить в Тайне. Если бы с этим мог справиться любой матрос на корабле, конца бы не было бунтам. Лучше всего, когда только капитан и несколько офицеров обладают необходимыми навыками и знаниями. Тогда матросы без них беспомощны и обречены на гибель. Мы держим хронометр на запоре и здесь, подальше от глаз, безопасности ради. Разве он не прекрасен? Какая работа, а? Сделано добрыми английскими руками с помощью добрых английских мозгов. Он показывает точное лондонское время.
Воздух в проходе был спертый, и Кулум почувствовал приступ дурноты, тем более сильный, что его терзал страх перед Орловом и предстоящей схваткой. Но он сумел справиться с тошнотой и твердо решил, что не доставит удовольствия Орлову, раскиснув у него на глазах. Он постарался не замечать кисловатого запаха, который шел из льял. Когда-нибудь я рассчитаюсь с ним за все, поклялся он про себя.
— Неужели хронометр настолько важен?
— Ты посещал университет и задаешь такие вопросы? Без этого красавца нам конец. Ты слышал о капитане Куке? Шестьдесят лет назад он первый воспользовался хронометром и доказал его необходимость. До того времени мы не могли определять долготу. Но теперь, имея точное лондонское время и секстант, мы можем определить свое местонахождение с точностью до мили. — Орлов запер шкафчик и бросил на Кулума короткий взгляд.
— Ты умеешь пользоваться секстантом?
— Нет.
— Когда мы потопим джонки, я покажу тебе. Или ты полагаешь, что сможешь быть Тай-Пэном «Благородного Дома» сидя на берегу? А?
Они услышали торопливый топот ног по палубе и почувствовали, что «Китайское Облако» еще больше прибавил в скорости. Здесь, внизу, казалось, что весь корабль пульсирует, словно живое существо.
Кулум облизнул сухие губы.
— А мы сможем потопить так много джонок и уйти от опасности?
— Если не сможем, до берега придется добираться вплавь. — Коротышка посмотрел на Кулума снизу вверх: — Ты когда-нибудь терпел кораблекрушение или тонул?
— Нет. И я не умею плавать.
— Если ты моряк, лучше и не учиться. Это способно лишь ненадолго отсрочить неизбежное — если море захотело тебя и твое время пришло. — Орлов дернул за цепочку, проверяя замок. — Тридцать лет я провел в море, а плавать не умею. Я тонул больше десятка раз, от Китайских морей до Берингова пролива, но всегда находил рею или лодку. Когда-нибудь море возьмет меня. Оно само решит, когда. — Он поправил боевой цеп на руке. — Я был бы рад вернуться сегодня в порт. Кулум благодарно последовал за ним вверх по трапу.
— Вы доверяете команде?
— Капитан доверяет своему кораблю, только своему кораблю. И только себе изо всех людей.
— А моему отцу вы доверяете?
— Он капитан.
— Я не понимаю.
Орлов не ответил. Очутившись на юте, он проверил паруса и нахмурился. Слишком уж их много в такой близости от берега. Слишком много неизвестных рифов в этих водах, и в воздухе пахнет бурей. Линия преградивших им путь джонок протянулась в двух милях прямо по курсу; маленькие суда молча и неумолимо надвигались на них.
Корабль шел под всеми парусами, фок и грот по-прежнему зарифлены, и радостно подрагивал всем корпусом. Эта радость передалась команде. Когда Струан приказал убрать рифы, матросы прыгнули к снастям и с песней взялись за дело, забыв про серебро, отравившее их души алчностью. Ветер посвежел, и паруса начали покряхтывать. Клипер накренился, набирая скорость, морская пена, как дрожжи, поднималась в шпигатах.
— Мистер Кьюдахи! Возьмите вахтенных по трюму и вынесите оружие на палубу!
— Есть, так точно, сэр-р! — Кьюдахи, первый помощник капитана, черноволосый ирландец с прыгающими глазами, носил в ухе золотую серьгу.
— Так держать! Палубная вахта! Пушки к бою! Заряжать картечью!
Люди облепили пушки, выкатили их из пушечных портов, зарядили картечью и закатили обратно.
— Расчету третьей пушки по чарке рома сверх нормы! Расчету восемнадцатой чистить льяла!
Крики радости перемешались с громкими проклятиями.
Это был обычай, который Струан ввел на своих судах много лет назад. Расчет, приготовившийся первым перед сражением, получал награду, а отстающим доставалась самая грязная работа на корабле.
Струан окинул взглядом небо, тугие паруса и направил бинокль на огромную боевую джонку. Он заметил много пушечных амбразур, носовую фигуру в виде дракона и флаг, который пока не мог распознать на таком расстоянии. Увидел десятки китайцев, толпящихся на палубе, и горящие факелы.
— Приготовить бочки с водой! — прокричал Орлов.
— Зачем нужны бочки, отец? — спросил Кулум.
— Чтобы тушить огонь, парень. На джонках горят факелы. Китайцы, должно быть, в избытке запасли зажигательные ракеты и дымовые бомбы Дымовые бомбы делают из дегтя и серы, они испускают страшную вонь, очень едкую, и могут превратить клипер в сущий Бедлам, — если вовремя не приготовиться. — Он посмотрел за корму: другая флотилия входила в пролив позади них.
— Мы отрезаны, не так ли? — спросил Кулум, чувствуя, как сжалось сердце у него в груди.
— Да. Но только дурак повернул бы в ту сторону. Посмотри на ветер, парень. Если бы мы развернулись, нам бы пришлось лавировать против ветра, а что-то подсказывает мне, что он встанет еще круче против нас. Но, двигаясь вперед, как сейчас, мы дадим фору любой джонке. Ты только взгляни, как они неповоротливы, дружок! Словно тяжеловозы в сравнении с нами — легконогой борзой. У нас десятикратный перевес в огневой мощи, если брать корабль на корабль.
Одна из снастей наверху грот-мачты неожиданно лопнула, рея завизжала, ударившись о стеньгу, и парус заплескался на ветру.
— Вахтенные с левого борта, наверх! — прорычал Струан. — Топенант к бом-брам-рее быстро!
Кулум смотрел, как матросы выбрались на рею почти у самой верхушки грот-мачты и боролись с ветром, вцепившись в нее ногтями и пальцами ног, и он знал, что сам никогда не смог бы так. Он ощутил в желудке желчь, которую пригнал туда страх; из головы не шли слова Орлова про кровь на его руках. Чью кровь? Пошатываясь, он подошел к фальшборту, и его вырвало.
— Вот, возьми, сынок, — сказал Струан, протягивая ему фляжку с водой, висевшую на кофель-нагеле.
Кулум оттолкнул ее, ненавидя отца в этот миг за то, что тот заметил его слабость.
— Ополосни рот, клянусь Богом! — Голос Струана звучал сурово.
Кулум с несчастным видом подчинился и даже не заметил, что это была не вода, а холодный чай. Он сделал несколько глотков, и это вызвало новый приступ рвоты. Затем он сполоснул рот и стал осторожно цедить напиток сквозь зубы, чувствуя себя ужасно.
— В первый раз, когда я участвовал в сражении, меня рвало, как упившегося егеря — ты такого даже вообразить себе не можешь. И я был перепуган до смерти.
— Я в это не верю, — чуть слышно произнес Кулум. — Ты никогда в жизни не знал, что такое страх или тошнота.
Струан хмыкнул.
— Что ж, можешь мне поверить. Это было у Графальгара.
— Я и не знал, что ты был там! — От удивления Кулум даже на время забыл о своем желудке.
— Я был подносчиком пороха, «пороховой мартышкой». Военно-морской флот набирает детей на линейные корабли, чтобы подтаскивать порох из зарядного погреба на пушечные палубы. Проход должен быть узким, насколько это возможно, чтобы уменьшить опасность проникновения туда огня во время боя, иначе весь корабль взлетит на воздух. — Струану вспомнились рев пушек и крики раненых, оторванные конечности, разбросанные по палубе, скользкой от крови, багровый цвет шпигатов — и запах крови. И вонь в нескончаемом черном туннельчике, осклизлом от детской блевотины. Он вспомнил, как на ощупь пробирался к пушкам с бочонками пороха, потом нырял назад в эту страшную темноту, а сердце колотилось как сумасшедшее, и нечем было дышать, и слезы ужаса катились по закопченному лицу — и так час за часом. — Я едва не умер от страха.
— Ты действительно участвовал в Трафальгарской битве?
— Да. Мне было тогда семь лет. Я был самым старшим в моей группе, но боялся больше всех. — Струан тепло потрепал сына по плечу. — Так что не переживай. В этом нет ничего зазорного.
— Мне сейчас не страшно, отец. Это просто запахи в трюме.
— Не обманывай себя. Это запах крови, который ты будто бы уже чувствуешь, и страх, что она окажется твоей собственной.
Кулум быстро перегнулся через борт, и его вырвало снова. Свежий морской ветер никак не мог выветрить тошнотворный сладковатый запах из его ноздрей и зловещее пророчество Орлова из его памяти.
Струан подошел к бочонку с бренди, нацедил чарку и протянул ее Кулуму, наблюдая за ним, пока он пил.
— Прошу прощения, сэр. Ванна готова, как вы приказывали, сэр-р, — доложил стюард.
— Благодарю. — Струан подождал, пока стюард присоединится к своему орудийному расчету, и повернулся к Кулуму: — Ступай вниз, парень.
Кулум весь вспыхнул от унижения:
— Нет. Я останусь здесь. Мне уже лучше.
— Ступай вниз! — Хотя это был приказ, он был отдан мягким тоном, и Кулум понял, что ему дают возможность сойти вниз, сохраняя лицо.
— Пожалуйста, отец, — начал он, чуть не плача. — Позволь мне остаться. Прости меня.
— Извиняться не за что. Я подвергался такой опасности, как сейчас, тысячу раз, поэтому мне легко. Я знаю, чего ожидать. Ступай вниз, парень. Ты еще успеешь вымыться и вернуться на палубу И принять участие в схватке, если все это кончится схваткой. Пожалуйста, иди вниз.
Кулум подчинился с расстроенным видом.
Струан повернулся к Роббу, который с посеревшим лицом прислонился к фальшборту. Струан задумался на мгновение, потом подошел к нему.
— Могу я попросить тебя об одолжении, Робб? Составь парню компанию. Ему что-то совсем скверно. Робб выдавил на лице улыбку.
— Спасибо, Дирк. Но на этот раз мне нужно остаться. Как бы я себя ни чувствовал. Они собираются напасть на остров?
— Нет, дружище. Но не волнуйся. Мы сможем пробиться сквозь них, если понадобится.
— Я знаю. Я знаю.
— Как Сара? Срок у нее, кажется, уже очень близко, нет? Извини, что не спросил сразу.
— Она чувствует себя хорошо, насколько хорошо вообще чувствует себя большинство женщин, когда ждать остается несколько недель. Скорее бы ожидание закончилось. Скорее бы.
— Да. — Струан отвернулся и чуть-чуть поправил курс.
Робб заставил себя не думать о джонках, которые, казалось, покрыли собой все море впереди. Надеюсь, это будет еще одна девочка, подумал он. Девочек настолько легче растить, чем мальчиков. Надеюсь, она будет похожа на Карен. Дорогая моя крошка Карен!..
Робб опять возненавидел себя за то, что накричал на нее сегодня утром — неужели еще сегодня утром они все вместе были на «Грозовом Облаке»? Карен куда-то пропала, и они с Сарой решили, что девочка свалилась в воду. Они с ума сходили от беспокойства, а потом, когда начались поиски, Карен со счастливым видом появилась на палубе из трюма, где играла все это время. Робб испытал такое облегчение, что тут же наорал на нее, и Карен, заходясь в плаче, бросилась искать утешения у матери. Робб напустился на жену за то, что она не смотрит за Карен как следует, зная, что Сара тут ни при чем, но не в силах сдержать себя. Потом, через несколько минут, Карен уже была как все дети: она весело смеялась, обо всем забыв. А они с Сарой были как все родители: их еще душила злоба друг на друга, и они не забыли ничего…
Впереди и позади них флотилии джонок блокировали «Китайское Облако». Робб увидел своего брата, который прислонился к нактоузу и невозмутимо прикуривал сигару от тлеющего пушечного фитиля, и пожалел, что не обладает таким же спокойствием.
О Господи, дай мне силы пережить эти пять месяцев, а потом еще двенадцать месяцев и путешествие домой, и, пожалуйста, пусть у Сары все кончится благополучно.
Он перегнулся через фальшборт, и его буквально вывернуло наизнанку.
— Два румба влево, — сказал Струан, внимательно изучая берег Гонконга. Он почти достаточно приблизился к скалистому выступу в море справа по борту и вышел в наветренную сторону от линии джонок. Еще несколько минут, и тогда он повернет и ринется на джонку, которую заранее наметил себе в жертвы, и благополучно вырвется на свободу — если только у китайцев нет брандеров, и если ветер не упадет, и если какой-нибудь подводный риф или мель не изувечат корпус клипера.
На севере небо начинало темнеть. Устойчивый муссон дул с прежней силой, но Струан знал, что в эхих водах ветер может с гибельной внезапностью поменять направление на восемь румбов и больше или с моря вдруг налетит ураганный шквал. Его корабль несет столько парусов, что их положение сразу станет крайне опасным: ветер может сорвать паруса прежде, чем они успеют взять рифы, или мачты не выдержат. Кроме того, нельзя было забывать о мелях и многочисленных рифах, которые могут подстерегать их так близко от берега, готовые в любую минуту пропороть им днище. Никто еще не составлял карту этих вод. Однако Струан понимал, что только скорость спасет их. И йосс.
— Golt im Himmel! — Маусс вцепился в бинокль. — Это Лотос! Серебряный Лотос!
Струан выхватил у него бинокль и навел его на флаг, развевавшийся над огромной джонкой: серебряный цветок на красном поле. Ошибки не было. Это действительно был Серебряный Лотос, флаг By Фан Чоя, короля пиратов, о садизме которого ходили легенды, чьи бесчисленные флотилии грабили и разоряли все побережье южного Китая и собирали дань на тысячу миль к северу и югу. По слухам, его главная стоянка находилась на Формозе.
— Что By Фан Чой делает в этих водах? — спросил Маусс. Вновь он почувствовал, как в нем поднимается эта странная смесь страха и надежды. Да исполнится воля Твоя, Господи.
— Наше серебро, — ответил Струан. — Это должно быть наше серебро. В противном случае By Фан Чой никогда бы не рискнул появиться здесь, особенно когда наш флот совсем рядом.
Много лет португальцы и все торговцы платили By Фан Чою дань — за безопасное прохождение своих судов. Так выходило дешевле, чем терять корабли, к тому же джонки пирата держали моря южного Китая свободными от других пиратов — большую часть года. Но с прибытием экспедиционного корпуса в прошлом году британские торговцы перестали платить пиратам, и одна из флотилий By Фан Чоя начала разбойничать на морских путях и на побережье рядом с Макао.
Четыре фрегата королевского флота выследили и уничтожили большинство пиратских джонок, а затем преследовали остальные до самого Байас Бэя — логова пиратов на побережье в сорока милях к северу от Гонконга, где те пытались укрыться. Там фрегаты уничтожили последние джонки и сампаны и сожгли две пиратские деревни. С тех пор флаг By Фан Чоя не рисковал показываться в водах острова.
С пиратского флагмана раздался пушечный выстрел, и, к огромному удивлению англичан, все джонки, кроме одной, повернули к ветру, спустили гроты, оставив лишь короткие паруса на корме, и легли в дрейф. Маленькая джонка отделилась от флотилии и двинулась по направлению к «Китайскому Облаку», намереваясь покрыть разделявшую их милю.
— Руль под ветер! — распорядился Струан, и «Китайское Облако» тоже повернул к ветру. Паруса тревожно захлопали, корабль потерял скорость и почти остановился. — Держать судно носом к ветру!
— Есть, есть, сэр-р!
Струан в бинокль разглядывал маленькую джонку. На верхушке мачты полоскался белый флаг.
— Смерть господня! Это еще что за новости? Китайцы никогда не пользуются белым флагом! — Джонка подошла ближе, и Струан онемел от изумления: джонкой управлял огромный чернобородый европеец в тяжелой морской одежде и с абордажной саблей у пояса. Рядом с ним стоял китайский мальчик, одетый в богатый халат и штаны из зеленой парчи и в мягкие черные сапоги. Струан увидел, как европеец навел длинную подзорную трубу на «Китайское Облако». Через мгновение человек опустил ее, громко расхохотался и помахал рукой.
Струан передал бинокль Мауссу:
— Что ты думаешь об этом человеке? — Он перегнулся к капитану Орлову, наблюдавшему за джонкой в свою трубу. — Капитан?
— Пират, в этом нет сомнения. — Орлов протянул подзорную трубу Роббу. — Вот и еще один слух подтвердился — во флоте By Фан Чоя служат европейцы.
— Но зачем им всем понадобилось спускать паруса, Дирк? — ошеломленно спросил Робб.
— Посланник нам все расскажет. — Струан подошел к краю квартердека. — Мистер, — крикнул он Кьюдахи, — приготовьтесь дать предупредительный выстрел.
— Есть, есть, сэр-р. — Кьюдахи подскочил к первой пушке и навел ее.
— Капитан Орлов! Приготовьте баркас. Вы поведете абордажную команду. Если мы сразу не потопим эту джонку.
— Но зачем брать ее на абордаж, Дирк? — спросил Робб, подходя к Струану.
— Я не подпущу ни одну пиратскую джонку ближе чем на пятьдесят ярдов. Это может оказаться брандер, набитый порохом. В наши времена лучше быть готовым к любым хитростям.
На сходном трапе появился Кулум. Ему казалось, что на него смотрит вся команда. Он был одет, как моряк, в толстую шерстяную рубашку, шерстяную куртку, широкие штаны и парусиновые туфли.
— Привет, парень, — кивнул ему Струан.
— Что происходит?
Струан рассказал ему и добавил:
— Этот костюм идет тебе, сынок. Ты выглядишь лучше.
— Мне действительно гораздо лучше, — сказал Кулум, чувствуя себя неуютно в новой одежде и совсем чужим на корабле.
Когда до пиратской джонки оставалась сотня ярдов, «Китайское Облако» дал выстрел над ее носом, и Струан поднял рупор.
— Паруса долой! — прокричал он. — Или я разнесу вас в щепки.
Джонка послушно повернула к ветру, спустила паруса и легла в дрейф, увлекаемая приливом.
— Эй, на «Китайском Облаке»! Разрешение ступить на борт, — прокричал чернобородый великан.
— Зачем, и кто вы такой?
— Капитан Скраггер, некогда житель Лондона, — крикнул человек в ответ и грубо захохотал. — Словечко вам на ухо, милорд Струан, частным образом!
— Поднимайтесь на борт один. Без оружия!
— Как парламентер, приятель?
— Да. — Струан подошел к леерному ограждению. — Держите джонку под прицелом, мистер Кьюдахи!
— Она под прицелом, сэр-р!
С борта джонки на воду спустили маленькую динги, Скраггер ловко перепрыгнул в нее и начал грести к «Китайскому Облаку». Приближаясь, он зычным голосом затянул матросскую песню «Бей Врага, Друг» в такт движениям кормового весла.
— Отчаянный черт, — заметил Струан, улыбаясь против воли.
— Скраггер — довольно редкое имя, — сказал Робб. — Не за Скраггера ли из Лондона вышла тогда замуж бабушка Этель?
— Да. Я подумал о том же, дружище. — Улыбка Струана стала еще шире. — Погоди, вот еще окажется, что среди наших родственников есть пираты.
— Разве мы сами все не пираты?
Струан рассмеялся.
— «Благородный Дом» будет в безопасности в твоих руках, Робб. Ты мудрый человек — гораздо мудрее, чем ты сам думаешь. — Он оглянулся на динги: — Отчаянный черт!
Скраггеру на вид было тридцать с небольшим. Длинные нечесаные волосы и борода черного цвета, маленькие бледно-голубые глазки, багровые обветренные руки. Из ушей свисали золотые кольца, левая сторона лица была обезображена шрамом.
Он привязал свою динги и с привычной сноровкой начал взбираться по спущенной сверху сети. Спрыгнув на палубу, он повернулся к югу, с нарочитым почтением отдал честь и поклонился по всей форме:
— Доброе утро вашим милостям! — Потом весело бросил матросам, смотревшим на него разинув рты: — Привет, ребятки! Мой начальник, By Фан Чой, желает вам благополучного плавания до самого дома! — Он захохотал, открыв поломанные зубы, потом прошел на ют и остановился перед Струаном. Он оказался ниже шотландца ростом, но выглядел плотнее.
— Давай-ка сойдем вниз!
— Мистер Кьюдахи, обыщите его!
— Эй, я же прибыл с белым флагом и без оружия. Это чистая правда. Я дал тебе слово, да помогут мне святые угодники! — возмутился Скраггер, состроив невинное лицо.
— Тебя обыщут в любом случае! Скраггер дал себя осмотреть.
— Теперь ты удовлетворен, Тай-Пэн?
— На данный момент.
— Тогда пойдем вниз. Только мы вдвоем. Как я просил. Струан проверил свой пистолет и жестом показал Скраггеру на трап.
— Всем оставаться на палубе.
К изумлению Струана, Скраггер двигался по клиперу с уверенностью человека, уже побывавшего раз на борту. Войдя в каюту, он с размаху упал в морское кресло и с довольным видом вытянул ноги.
— Я бы не прочь промочить горло до начала разговора, если ты не против. Грести — работка не из легких, и меня мучает жажда.
— Ром?
— Бренди. А-а, бренди! И ежели у вас отыщется лишний бочонок, я буду страсть как расположен.
— Расположен сделать что?
— Запастись терпением. — Глаза Скраггера холодно блеснули, как сталь клинка. — А ты как раз такой, как я думал.
— Ты говорил, что жил в Лондоне?
— Что верно, то верно, так и сказал. Давно только это было. А, вот, спасибо. — Скраггер принял высокую кружку бренди многолетней выдержки. Он умильно потянул носом, в несколько глотков опорожнил ее, вздохнул и вытер грязные усы. — Ах, бренди, бренди! Единственное, что плохо в моей нынешней должности, так это нехватка бренди. Страсть как эта штука помогает мне от сердца. Струан вновь наполнил кружку.
— Благодарствуй, Тай-Пэн.
— Из какой ты части Лондона? — спросил Струан, поигрывая пистолетом.
— Из прибрежной канавы, приятель. Как раз там я и вырос.
— Как твое имя?
— Дик. А что? Струан пожал плечами.
— Теперь давай к делу, — сказал он, решив отправить со следующей почтой запрос своим агентам, не является ли человек по имени Дик Скраггер потомком старой Этель, которой они с Роббом доводились внучатыми племянниками.
— А как же, Тай-Пэн, непременно. By Фан Чой хочет поговорить с тобой. Наедине, прямо сейчас.
— О чем?
— Я его не спрашивал, а сам он не сказал. «Отправляйся, — говорит, — привези мне Тай-Пэна». И вот я здесь. — Он осушил кружку, потом хитро прищурился: — У тебя на борту прорва серебра, если слухи не врут. А?
— Передай ему, что я встречусь с ним здесь. Я разрешаю ему прибыть на борт — одному и без оружия.
Скраггер в ответ расхохотался во все горло и привычно почесался: его одежда кишела вшами.
— Ну, Тай-Пэн, ты же знаешь, что он на это не пойдет. Да ты и сам в одиночку не пошел бы к нему без, вроде как, защиты. Видал того парнишку на моей джонке?
— Да.
— Это его младший сын. Он будет заложником. Ты должен прибыть к нему на корабль — при оружии, если хочешь, — а мальчишка останется здесь.
— А потом окажется, что это переодетый сын носильщика, а меня искромсают на куски!
— Ну, нет, — обиделся Скраггер. — Я даю тебе слово, клянусь Богом. И он тоже. Мы не какое-нибудь грязное пиратское отребье. У нас под командой три тысячи судов, и мы правим на всем побережье, как тебе хорошо известно. Я даю тебе честное слово, клянусь Господом. И он тоже.
Струан заметил белые шрамы на запястьях Скраггера. Он знал, что обнаружит такие же и на его лодыжках.
— Почему ты, англичанин, с ним?
— В самом деле, почему, приятель? Вот уж действительно, — ответил Скраггер, поднимаясь на ноги. — Ничего, если я плесну себе еще? Премного благодарен. В его флоте нас, англичан, человек, пожалуй, пятьдесят, если не больше. И еще человек пятнадцать других — американцев, большей частью, и один французик. Капитаны, пушкари, артиллеристы, помощники. Я сам-то раньше плавал помощником боцмана, — словоохотливо продолжал он, разогретый выпивкой. — Лет десять, если не больше, назад мы потерпели крушение у одного из островов там, на севере. Грязные коротконогие языческие ублюдки поймали меня и сделали своим рабом, джапанцы их звали. Они продали меня другим языческим ублюдкам, но я убежал и встретился с By Фан Чоем. Он предложил мне службу, когда узнал, что я плавал помощником боцмана и могу на корабле делать почти все. — Скраггер прикончил еще одну кружку, рыгнул и наполнил ее снова. — Ну так что, мы едем или нет?
— Не трудно — ваш Шекспир нашел слова получше. Но ты не волнуйся, Кулум Силач. Я могу убить человека вдвое больше меня безо всякого труда. Хочешь, я научу тебя убивать? Скажу сразу, лучшего учителя тебе не найти. За исключением, разве что, Тай-Пэна.
— Нет. Нет, спасибо.
— Ты поступишь разумно, если научишься этому. Очень разумно. Попроси своего отца дать тебе несколько уроков. Когда-нибудь тебе понадобится такое умение. Да, и скоро. Ты знал, что у меня есть дар провидения?
Кулум передернулся.
— Нет.
Глаза Орлова сверкнули в темноте, улыбка сделала его еще больше похожим на маленького злого гнома.
— Тебе еще многому нужно научиться. Ты ведь хочешь стать Тай-Пэном, не так ли?
— Да. Я надеюсь стать им. Когда-нибудь.
— В тот день руки твои обагрятся кровью. Кулум вздрогнул, но тут же постарался вернуть себе самообладание.
— Что вы хотите этим сказать?
— Уши у тебя есть. В тот день на твоих руках будет кровь. Да. И очень скоро тебе понадобится человек, которому ты сможешь доверять в течение многих-многих дней. Пока Нор-стедт Страйд Орлов является капитаном одного из твоих кораблей, ты можешь верить ему.
— Я запомню, капитан Орлов, — сказал Кулум и пообещал себе, что когда станет Тай-Пэном, он первым делом спишет Орлова на берег. И тут, подняв голову и заглянув ему в лицо, он вдруг испытал странное чувство, будто Орлов прочел его тайные мысли.
— В чем дело, капитан?
— Спроси у себя самого. — Орлов отпер шкафчик, в котором хранился хронометр. Для этого ему пришлось встать на ступеньку приставной лесенки. Затем он начал аккуратно заводить часы большим ключом.
— Эти часы нужно заводить на тридцать три оборота.
— А почему вы сами делаете это? Почему не один из офицеров? — спросил Кулум, хотя это его нисколько не интересовало.
— Это обязанность капитана. Одна из них. Навигация — такая вещь, которую следует хранить в Тайне. Если бы с этим мог справиться любой матрос на корабле, конца бы не было бунтам. Лучше всего, когда только капитан и несколько офицеров обладают необходимыми навыками и знаниями. Тогда матросы без них беспомощны и обречены на гибель. Мы держим хронометр на запоре и здесь, подальше от глаз, безопасности ради. Разве он не прекрасен? Какая работа, а? Сделано добрыми английскими руками с помощью добрых английских мозгов. Он показывает точное лондонское время.
Воздух в проходе был спертый, и Кулум почувствовал приступ дурноты, тем более сильный, что его терзал страх перед Орловом и предстоящей схваткой. Но он сумел справиться с тошнотой и твердо решил, что не доставит удовольствия Орлову, раскиснув у него на глазах. Он постарался не замечать кисловатого запаха, который шел из льял. Когда-нибудь я рассчитаюсь с ним за все, поклялся он про себя.
— Неужели хронометр настолько важен?
— Ты посещал университет и задаешь такие вопросы? Без этого красавца нам конец. Ты слышал о капитане Куке? Шестьдесят лет назад он первый воспользовался хронометром и доказал его необходимость. До того времени мы не могли определять долготу. Но теперь, имея точное лондонское время и секстант, мы можем определить свое местонахождение с точностью до мили. — Орлов запер шкафчик и бросил на Кулума короткий взгляд.
— Ты умеешь пользоваться секстантом?
— Нет.
— Когда мы потопим джонки, я покажу тебе. Или ты полагаешь, что сможешь быть Тай-Пэном «Благородного Дома» сидя на берегу? А?
Они услышали торопливый топот ног по палубе и почувствовали, что «Китайское Облако» еще больше прибавил в скорости. Здесь, внизу, казалось, что весь корабль пульсирует, словно живое существо.
Кулум облизнул сухие губы.
— А мы сможем потопить так много джонок и уйти от опасности?
— Если не сможем, до берега придется добираться вплавь. — Коротышка посмотрел на Кулума снизу вверх: — Ты когда-нибудь терпел кораблекрушение или тонул?
— Нет. И я не умею плавать.
— Если ты моряк, лучше и не учиться. Это способно лишь ненадолго отсрочить неизбежное — если море захотело тебя и твое время пришло. — Орлов дернул за цепочку, проверяя замок. — Тридцать лет я провел в море, а плавать не умею. Я тонул больше десятка раз, от Китайских морей до Берингова пролива, но всегда находил рею или лодку. Когда-нибудь море возьмет меня. Оно само решит, когда. — Он поправил боевой цеп на руке. — Я был бы рад вернуться сегодня в порт. Кулум благодарно последовал за ним вверх по трапу.
— Вы доверяете команде?
— Капитан доверяет своему кораблю, только своему кораблю. И только себе изо всех людей.
— А моему отцу вы доверяете?
— Он капитан.
— Я не понимаю.
Орлов не ответил. Очутившись на юте, он проверил паруса и нахмурился. Слишком уж их много в такой близости от берега. Слишком много неизвестных рифов в этих водах, и в воздухе пахнет бурей. Линия преградивших им путь джонок протянулась в двух милях прямо по курсу; маленькие суда молча и неумолимо надвигались на них.
Корабль шел под всеми парусами, фок и грот по-прежнему зарифлены, и радостно подрагивал всем корпусом. Эта радость передалась команде. Когда Струан приказал убрать рифы, матросы прыгнули к снастям и с песней взялись за дело, забыв про серебро, отравившее их души алчностью. Ветер посвежел, и паруса начали покряхтывать. Клипер накренился, набирая скорость, морская пена, как дрожжи, поднималась в шпигатах.
— Мистер Кьюдахи! Возьмите вахтенных по трюму и вынесите оружие на палубу!
— Есть, так точно, сэр-р! — Кьюдахи, первый помощник капитана, черноволосый ирландец с прыгающими глазами, носил в ухе золотую серьгу.
— Так держать! Палубная вахта! Пушки к бою! Заряжать картечью!
Люди облепили пушки, выкатили их из пушечных портов, зарядили картечью и закатили обратно.
— Расчету третьей пушки по чарке рома сверх нормы! Расчету восемнадцатой чистить льяла!
Крики радости перемешались с громкими проклятиями.
Это был обычай, который Струан ввел на своих судах много лет назад. Расчет, приготовившийся первым перед сражением, получал награду, а отстающим доставалась самая грязная работа на корабле.
Струан окинул взглядом небо, тугие паруса и направил бинокль на огромную боевую джонку. Он заметил много пушечных амбразур, носовую фигуру в виде дракона и флаг, который пока не мог распознать на таком расстоянии. Увидел десятки китайцев, толпящихся на палубе, и горящие факелы.
— Приготовить бочки с водой! — прокричал Орлов.
— Зачем нужны бочки, отец? — спросил Кулум.
— Чтобы тушить огонь, парень. На джонках горят факелы. Китайцы, должно быть, в избытке запасли зажигательные ракеты и дымовые бомбы Дымовые бомбы делают из дегтя и серы, они испускают страшную вонь, очень едкую, и могут превратить клипер в сущий Бедлам, — если вовремя не приготовиться. — Он посмотрел за корму: другая флотилия входила в пролив позади них.
— Мы отрезаны, не так ли? — спросил Кулум, чувствуя, как сжалось сердце у него в груди.
— Да. Но только дурак повернул бы в ту сторону. Посмотри на ветер, парень. Если бы мы развернулись, нам бы пришлось лавировать против ветра, а что-то подсказывает мне, что он встанет еще круче против нас. Но, двигаясь вперед, как сейчас, мы дадим фору любой джонке. Ты только взгляни, как они неповоротливы, дружок! Словно тяжеловозы в сравнении с нами — легконогой борзой. У нас десятикратный перевес в огневой мощи, если брать корабль на корабль.
Одна из снастей наверху грот-мачты неожиданно лопнула, рея завизжала, ударившись о стеньгу, и парус заплескался на ветру.
— Вахтенные с левого борта, наверх! — прорычал Струан. — Топенант к бом-брам-рее быстро!
Кулум смотрел, как матросы выбрались на рею почти у самой верхушки грот-мачты и боролись с ветром, вцепившись в нее ногтями и пальцами ног, и он знал, что сам никогда не смог бы так. Он ощутил в желудке желчь, которую пригнал туда страх; из головы не шли слова Орлова про кровь на его руках. Чью кровь? Пошатываясь, он подошел к фальшборту, и его вырвало.
— Вот, возьми, сынок, — сказал Струан, протягивая ему фляжку с водой, висевшую на кофель-нагеле.
Кулум оттолкнул ее, ненавидя отца в этот миг за то, что тот заметил его слабость.
— Ополосни рот, клянусь Богом! — Голос Струана звучал сурово.
Кулум с несчастным видом подчинился и даже не заметил, что это была не вода, а холодный чай. Он сделал несколько глотков, и это вызвало новый приступ рвоты. Затем он сполоснул рот и стал осторожно цедить напиток сквозь зубы, чувствуя себя ужасно.
— В первый раз, когда я участвовал в сражении, меня рвало, как упившегося егеря — ты такого даже вообразить себе не можешь. И я был перепуган до смерти.
— Я в это не верю, — чуть слышно произнес Кулум. — Ты никогда в жизни не знал, что такое страх или тошнота.
Струан хмыкнул.
— Что ж, можешь мне поверить. Это было у Графальгара.
— Я и не знал, что ты был там! — От удивления Кулум даже на время забыл о своем желудке.
— Я был подносчиком пороха, «пороховой мартышкой». Военно-морской флот набирает детей на линейные корабли, чтобы подтаскивать порох из зарядного погреба на пушечные палубы. Проход должен быть узким, насколько это возможно, чтобы уменьшить опасность проникновения туда огня во время боя, иначе весь корабль взлетит на воздух. — Струану вспомнились рев пушек и крики раненых, оторванные конечности, разбросанные по палубе, скользкой от крови, багровый цвет шпигатов — и запах крови. И вонь в нескончаемом черном туннельчике, осклизлом от детской блевотины. Он вспомнил, как на ощупь пробирался к пушкам с бочонками пороха, потом нырял назад в эту страшную темноту, а сердце колотилось как сумасшедшее, и нечем было дышать, и слезы ужаса катились по закопченному лицу — и так час за часом. — Я едва не умер от страха.
— Ты действительно участвовал в Трафальгарской битве?
— Да. Мне было тогда семь лет. Я был самым старшим в моей группе, но боялся больше всех. — Струан тепло потрепал сына по плечу. — Так что не переживай. В этом нет ничего зазорного.
— Мне сейчас не страшно, отец. Это просто запахи в трюме.
— Не обманывай себя. Это запах крови, который ты будто бы уже чувствуешь, и страх, что она окажется твоей собственной.
Кулум быстро перегнулся через борт, и его вырвало снова. Свежий морской ветер никак не мог выветрить тошнотворный сладковатый запах из его ноздрей и зловещее пророчество Орлова из его памяти.
Струан подошел к бочонку с бренди, нацедил чарку и протянул ее Кулуму, наблюдая за ним, пока он пил.
— Прошу прощения, сэр. Ванна готова, как вы приказывали, сэр-р, — доложил стюард.
— Благодарю. — Струан подождал, пока стюард присоединится к своему орудийному расчету, и повернулся к Кулуму: — Ступай вниз, парень.
Кулум весь вспыхнул от унижения:
— Нет. Я останусь здесь. Мне уже лучше.
— Ступай вниз! — Хотя это был приказ, он был отдан мягким тоном, и Кулум понял, что ему дают возможность сойти вниз, сохраняя лицо.
— Пожалуйста, отец, — начал он, чуть не плача. — Позволь мне остаться. Прости меня.
— Извиняться не за что. Я подвергался такой опасности, как сейчас, тысячу раз, поэтому мне легко. Я знаю, чего ожидать. Ступай вниз, парень. Ты еще успеешь вымыться и вернуться на палубу И принять участие в схватке, если все это кончится схваткой. Пожалуйста, иди вниз.
Кулум подчинился с расстроенным видом.
Струан повернулся к Роббу, который с посеревшим лицом прислонился к фальшборту. Струан задумался на мгновение, потом подошел к нему.
— Могу я попросить тебя об одолжении, Робб? Составь парню компанию. Ему что-то совсем скверно. Робб выдавил на лице улыбку.
— Спасибо, Дирк. Но на этот раз мне нужно остаться. Как бы я себя ни чувствовал. Они собираются напасть на остров?
— Нет, дружище. Но не волнуйся. Мы сможем пробиться сквозь них, если понадобится.
— Я знаю. Я знаю.
— Как Сара? Срок у нее, кажется, уже очень близко, нет? Извини, что не спросил сразу.
— Она чувствует себя хорошо, насколько хорошо вообще чувствует себя большинство женщин, когда ждать остается несколько недель. Скорее бы ожидание закончилось. Скорее бы.
— Да. — Струан отвернулся и чуть-чуть поправил курс.
Робб заставил себя не думать о джонках, которые, казалось, покрыли собой все море впереди. Надеюсь, это будет еще одна девочка, подумал он. Девочек настолько легче растить, чем мальчиков. Надеюсь, она будет похожа на Карен. Дорогая моя крошка Карен!..
Робб опять возненавидел себя за то, что накричал на нее сегодня утром — неужели еще сегодня утром они все вместе были на «Грозовом Облаке»? Карен куда-то пропала, и они с Сарой решили, что девочка свалилась в воду. Они с ума сходили от беспокойства, а потом, когда начались поиски, Карен со счастливым видом появилась на палубе из трюма, где играла все это время. Робб испытал такое облегчение, что тут же наорал на нее, и Карен, заходясь в плаче, бросилась искать утешения у матери. Робб напустился на жену за то, что она не смотрит за Карен как следует, зная, что Сара тут ни при чем, но не в силах сдержать себя. Потом, через несколько минут, Карен уже была как все дети: она весело смеялась, обо всем забыв. А они с Сарой были как все родители: их еще душила злоба друг на друга, и они не забыли ничего…
Впереди и позади них флотилии джонок блокировали «Китайское Облако». Робб увидел своего брата, который прислонился к нактоузу и невозмутимо прикуривал сигару от тлеющего пушечного фитиля, и пожалел, что не обладает таким же спокойствием.
О Господи, дай мне силы пережить эти пять месяцев, а потом еще двенадцать месяцев и путешествие домой, и, пожалуйста, пусть у Сары все кончится благополучно.
Он перегнулся через фальшборт, и его буквально вывернуло наизнанку.
— Два румба влево, — сказал Струан, внимательно изучая берег Гонконга. Он почти достаточно приблизился к скалистому выступу в море справа по борту и вышел в наветренную сторону от линии джонок. Еще несколько минут, и тогда он повернет и ринется на джонку, которую заранее наметил себе в жертвы, и благополучно вырвется на свободу — если только у китайцев нет брандеров, и если ветер не упадет, и если какой-нибудь подводный риф или мель не изувечат корпус клипера.
На севере небо начинало темнеть. Устойчивый муссон дул с прежней силой, но Струан знал, что в эхих водах ветер может с гибельной внезапностью поменять направление на восемь румбов и больше или с моря вдруг налетит ураганный шквал. Его корабль несет столько парусов, что их положение сразу станет крайне опасным: ветер может сорвать паруса прежде, чем они успеют взять рифы, или мачты не выдержат. Кроме того, нельзя было забывать о мелях и многочисленных рифах, которые могут подстерегать их так близко от берега, готовые в любую минуту пропороть им днище. Никто еще не составлял карту этих вод. Однако Струан понимал, что только скорость спасет их. И йосс.
— Golt im Himmel! — Маусс вцепился в бинокль. — Это Лотос! Серебряный Лотос!
Струан выхватил у него бинокль и навел его на флаг, развевавшийся над огромной джонкой: серебряный цветок на красном поле. Ошибки не было. Это действительно был Серебряный Лотос, флаг By Фан Чоя, короля пиратов, о садизме которого ходили легенды, чьи бесчисленные флотилии грабили и разоряли все побережье южного Китая и собирали дань на тысячу миль к северу и югу. По слухам, его главная стоянка находилась на Формозе.
— Что By Фан Чой делает в этих водах? — спросил Маусс. Вновь он почувствовал, как в нем поднимается эта странная смесь страха и надежды. Да исполнится воля Твоя, Господи.
— Наше серебро, — ответил Струан. — Это должно быть наше серебро. В противном случае By Фан Чой никогда бы не рискнул появиться здесь, особенно когда наш флот совсем рядом.
Много лет португальцы и все торговцы платили By Фан Чою дань — за безопасное прохождение своих судов. Так выходило дешевле, чем терять корабли, к тому же джонки пирата держали моря южного Китая свободными от других пиратов — большую часть года. Но с прибытием экспедиционного корпуса в прошлом году британские торговцы перестали платить пиратам, и одна из флотилий By Фан Чоя начала разбойничать на морских путях и на побережье рядом с Макао.
Четыре фрегата королевского флота выследили и уничтожили большинство пиратских джонок, а затем преследовали остальные до самого Байас Бэя — логова пиратов на побережье в сорока милях к северу от Гонконга, где те пытались укрыться. Там фрегаты уничтожили последние джонки и сампаны и сожгли две пиратские деревни. С тех пор флаг By Фан Чоя не рисковал показываться в водах острова.
С пиратского флагмана раздался пушечный выстрел, и, к огромному удивлению англичан, все джонки, кроме одной, повернули к ветру, спустили гроты, оставив лишь короткие паруса на корме, и легли в дрейф. Маленькая джонка отделилась от флотилии и двинулась по направлению к «Китайскому Облаку», намереваясь покрыть разделявшую их милю.
— Руль под ветер! — распорядился Струан, и «Китайское Облако» тоже повернул к ветру. Паруса тревожно захлопали, корабль потерял скорость и почти остановился. — Держать судно носом к ветру!
— Есть, есть, сэр-р!
Струан в бинокль разглядывал маленькую джонку. На верхушке мачты полоскался белый флаг.
— Смерть господня! Это еще что за новости? Китайцы никогда не пользуются белым флагом! — Джонка подошла ближе, и Струан онемел от изумления: джонкой управлял огромный чернобородый европеец в тяжелой морской одежде и с абордажной саблей у пояса. Рядом с ним стоял китайский мальчик, одетый в богатый халат и штаны из зеленой парчи и в мягкие черные сапоги. Струан увидел, как европеец навел длинную подзорную трубу на «Китайское Облако». Через мгновение человек опустил ее, громко расхохотался и помахал рукой.
Струан передал бинокль Мауссу:
— Что ты думаешь об этом человеке? — Он перегнулся к капитану Орлову, наблюдавшему за джонкой в свою трубу. — Капитан?
— Пират, в этом нет сомнения. — Орлов протянул подзорную трубу Роббу. — Вот и еще один слух подтвердился — во флоте By Фан Чоя служат европейцы.
— Но зачем им всем понадобилось спускать паруса, Дирк? — ошеломленно спросил Робб.
— Посланник нам все расскажет. — Струан подошел к краю квартердека. — Мистер, — крикнул он Кьюдахи, — приготовьтесь дать предупредительный выстрел.
— Есть, есть, сэр-р. — Кьюдахи подскочил к первой пушке и навел ее.
— Капитан Орлов! Приготовьте баркас. Вы поведете абордажную команду. Если мы сразу не потопим эту джонку.
— Но зачем брать ее на абордаж, Дирк? — спросил Робб, подходя к Струану.
— Я не подпущу ни одну пиратскую джонку ближе чем на пятьдесят ярдов. Это может оказаться брандер, набитый порохом. В наши времена лучше быть готовым к любым хитростям.
На сходном трапе появился Кулум. Ему казалось, что на него смотрит вся команда. Он был одет, как моряк, в толстую шерстяную рубашку, шерстяную куртку, широкие штаны и парусиновые туфли.
— Привет, парень, — кивнул ему Струан.
— Что происходит?
Струан рассказал ему и добавил:
— Этот костюм идет тебе, сынок. Ты выглядишь лучше.
— Мне действительно гораздо лучше, — сказал Кулум, чувствуя себя неуютно в новой одежде и совсем чужим на корабле.
Когда до пиратской джонки оставалась сотня ярдов, «Китайское Облако» дал выстрел над ее носом, и Струан поднял рупор.
— Паруса долой! — прокричал он. — Или я разнесу вас в щепки.
Джонка послушно повернула к ветру, спустила паруса и легла в дрейф, увлекаемая приливом.
— Эй, на «Китайском Облаке»! Разрешение ступить на борт, — прокричал чернобородый великан.
— Зачем, и кто вы такой?
— Капитан Скраггер, некогда житель Лондона, — крикнул человек в ответ и грубо захохотал. — Словечко вам на ухо, милорд Струан, частным образом!
— Поднимайтесь на борт один. Без оружия!
— Как парламентер, приятель?
— Да. — Струан подошел к леерному ограждению. — Держите джонку под прицелом, мистер Кьюдахи!
— Она под прицелом, сэр-р!
С борта джонки на воду спустили маленькую динги, Скраггер ловко перепрыгнул в нее и начал грести к «Китайскому Облаку». Приближаясь, он зычным голосом затянул матросскую песню «Бей Врага, Друг» в такт движениям кормового весла.
— Отчаянный черт, — заметил Струан, улыбаясь против воли.
— Скраггер — довольно редкое имя, — сказал Робб. — Не за Скраггера ли из Лондона вышла тогда замуж бабушка Этель?
— Да. Я подумал о том же, дружище. — Улыбка Струана стала еще шире. — Погоди, вот еще окажется, что среди наших родственников есть пираты.
— Разве мы сами все не пираты?
Струан рассмеялся.
— «Благородный Дом» будет в безопасности в твоих руках, Робб. Ты мудрый человек — гораздо мудрее, чем ты сам думаешь. — Он оглянулся на динги: — Отчаянный черт!
Скраггеру на вид было тридцать с небольшим. Длинные нечесаные волосы и борода черного цвета, маленькие бледно-голубые глазки, багровые обветренные руки. Из ушей свисали золотые кольца, левая сторона лица была обезображена шрамом.
Он привязал свою динги и с привычной сноровкой начал взбираться по спущенной сверху сети. Спрыгнув на палубу, он повернулся к югу, с нарочитым почтением отдал честь и поклонился по всей форме:
— Доброе утро вашим милостям! — Потом весело бросил матросам, смотревшим на него разинув рты: — Привет, ребятки! Мой начальник, By Фан Чой, желает вам благополучного плавания до самого дома! — Он захохотал, открыв поломанные зубы, потом прошел на ют и остановился перед Струаном. Он оказался ниже шотландца ростом, но выглядел плотнее.
— Давай-ка сойдем вниз!
— Мистер Кьюдахи, обыщите его!
— Эй, я же прибыл с белым флагом и без оружия. Это чистая правда. Я дал тебе слово, да помогут мне святые угодники! — возмутился Скраггер, состроив невинное лицо.
— Тебя обыщут в любом случае! Скраггер дал себя осмотреть.
— Теперь ты удовлетворен, Тай-Пэн?
— На данный момент.
— Тогда пойдем вниз. Только мы вдвоем. Как я просил. Струан проверил свой пистолет и жестом показал Скраггеру на трап.
— Всем оставаться на палубе.
К изумлению Струана, Скраггер двигался по клиперу с уверенностью человека, уже побывавшего раз на борту. Войдя в каюту, он с размаху упал в морское кресло и с довольным видом вытянул ноги.
— Я бы не прочь промочить горло до начала разговора, если ты не против. Грести — работка не из легких, и меня мучает жажда.
— Ром?
— Бренди. А-а, бренди! И ежели у вас отыщется лишний бочонок, я буду страсть как расположен.
— Расположен сделать что?
— Запастись терпением. — Глаза Скраггера холодно блеснули, как сталь клинка. — А ты как раз такой, как я думал.
— Ты говорил, что жил в Лондоне?
— Что верно, то верно, так и сказал. Давно только это было. А, вот, спасибо. — Скраггер принял высокую кружку бренди многолетней выдержки. Он умильно потянул носом, в несколько глотков опорожнил ее, вздохнул и вытер грязные усы. — Ах, бренди, бренди! Единственное, что плохо в моей нынешней должности, так это нехватка бренди. Страсть как эта штука помогает мне от сердца. Струан вновь наполнил кружку.
— Благодарствуй, Тай-Пэн.
— Из какой ты части Лондона? — спросил Струан, поигрывая пистолетом.
— Из прибрежной канавы, приятель. Как раз там я и вырос.
— Как твое имя?
— Дик. А что? Струан пожал плечами.
— Теперь давай к делу, — сказал он, решив отправить со следующей почтой запрос своим агентам, не является ли человек по имени Дик Скраггер потомком старой Этель, которой они с Роббом доводились внучатыми племянниками.
— А как же, Тай-Пэн, непременно. By Фан Чой хочет поговорить с тобой. Наедине, прямо сейчас.
— О чем?
— Я его не спрашивал, а сам он не сказал. «Отправляйся, — говорит, — привези мне Тай-Пэна». И вот я здесь. — Он осушил кружку, потом хитро прищурился: — У тебя на борту прорва серебра, если слухи не врут. А?
— Передай ему, что я встречусь с ним здесь. Я разрешаю ему прибыть на борт — одному и без оружия.
Скраггер в ответ расхохотался во все горло и привычно почесался: его одежда кишела вшами.
— Ну, Тай-Пэн, ты же знаешь, что он на это не пойдет. Да ты и сам в одиночку не пошел бы к нему без, вроде как, защиты. Видал того парнишку на моей джонке?
— Да.
— Это его младший сын. Он будет заложником. Ты должен прибыть к нему на корабль — при оружии, если хочешь, — а мальчишка останется здесь.
— А потом окажется, что это переодетый сын носильщика, а меня искромсают на куски!
— Ну, нет, — обиделся Скраггер. — Я даю тебе слово, клянусь Богом. И он тоже. Мы не какое-нибудь грязное пиратское отребье. У нас под командой три тысячи судов, и мы правим на всем побережье, как тебе хорошо известно. Я даю тебе честное слово, клянусь Господом. И он тоже.
Струан заметил белые шрамы на запястьях Скраггера. Он знал, что обнаружит такие же и на его лодыжках.
— Почему ты, англичанин, с ним?
— В самом деле, почему, приятель? Вот уж действительно, — ответил Скраггер, поднимаясь на ноги. — Ничего, если я плесну себе еще? Премного благодарен. В его флоте нас, англичан, человек, пожалуй, пятьдесят, если не больше. И еще человек пятнадцать других — американцев, большей частью, и один французик. Капитаны, пушкари, артиллеристы, помощники. Я сам-то раньше плавал помощником боцмана, — словоохотливо продолжал он, разогретый выпивкой. — Лет десять, если не больше, назад мы потерпели крушение у одного из островов там, на севере. Грязные коротконогие языческие ублюдки поймали меня и сделали своим рабом, джапанцы их звали. Они продали меня другим языческим ублюдкам, но я убежал и встретился с By Фан Чоем. Он предложил мне службу, когда узнал, что я плавал помощником боцмана и могу на корабле делать почти все. — Скраггер прикончил еще одну кружку, рыгнул и наполнил ее снова. — Ну так что, мы едем или нет?