Страница:
Монах положил руку Мэй-мэй на покрывало и поднял глаза на Струана:
— Его светлость сказал мне, что малярия вызвала выкидыш. Я должен осмотреть ее.
— Ну так осматривайте.
Когда монах отодвинул в сторону одеяла и простыни, Мэй-мэй попыталась остановить его. Иин-си и А Сам встревоженно бросились к ней на помощь.
— Нет! — резко крикнул им Струан. — Стоять! — Он сел на кровать рядом с Мэй-мэй и взял ее руки в свои. — Все в порядке, девочка моя. Продолжайте, — сказал он францисканцу.
Отец Себастьян обследовал Мэй-мэй и затем аккуратно укутал ее снова.
— Кровотечение почти прекратилось. Это очень хорошо. Он коснулся своими длинными пальцами ее головы у основания черепа, осторожно надавливая.
Мэй-мэй почувствовала, как часть боли ушла от этих прикосновений. Но внутри нее вновь намерзала ледяная глыба, и ее зубы застучали.
— Тай-Пэн. Мне так холодно. Можно мне грелку или еще одеяло? Пожалуйста. Мне так холодно.
— Конечно, девочка, сейчас. — Под спиной у нее уже была бутыль с горячей водой. Она лежала под четырьмя пуховыми одеялами.
— У вас есть часы, мистер Струан? — спросил отец Себастьян.
— Да.
— Пожалуйста, пойдите на кухню. Как только вода закипит, заметьте время. После того, как она прокипит один час… — В глазах отца Себастьяна отразилось бесконечное отчаяние. — Два? Полчаса? Сколько? О Боже, молю тебя, помоги мне в этот трудный час.
— Один час, — с твердой уверенностью сказал Струан. — Мы поставим еще такое же количество коры и будем кипятить ее два часа. Если первый отвар не подействует, испробуем второй.
Струан взглянул на часы, подойдя к лампе над кухонным столом. Он снял кастрюлю с жаровни и поставил остужаться в ведро с водой. Вторая кастрюля с корой уже закипела.
— Как она? — спросил он, увидев входящего монаха. А Сам и Йин-си вошли в кухню следом за ним.
— Сильный озноб. Сердце бьется очень слабо. Вы помните, как долго ее знобило в последний раз до наступления горячки?
— Четыре часа, может быть пять. Не знаю. — Струан налил немного горячей жидкости в крошечную чайную чашечку и попробовал ее. — Кровь господня, ну и горечь! Это просто ужас какой-то.
Монах сделал глоток и тоже сморщился.
— Ну что ж. Давайте начнем. Надеюсь только, что она сумеет удержать это внутри. По чайной чашке через каждый час. — Он снял одну из чашек с закопченной полки и взял со стола грязную тряпку.
— Зачем вам тряпка? — спросил Струан.
— Нужно процедить отвар, чтобы в него не попали кусочки коры. Эта тряпица как раз подойдет. Плетение достаточно редкое.
— Я сам это сделаю, — сказал Струан. Он достал серебряное чайное ситечко, которое приготовил заранее, и еще раз вытер его чистым носовым платком.
— Зачем вы его протираете?
— Китайцы всегда очень внимательно следят за тем, чтобы чайник и чашки были чистыми. Они говорят, что чай от этого делается полезнее. — Он начал переливать дурно пахнущий хинный отвар в безукоризненно чистый фарфоровый чайник, думая лишь об одном: чтобы крепость жидкости оказалась правильной. — Почему не попробовать то же самое и в нашем случае, а?
Он отнес чайник и чашку в спальню, Первую чашку Мэй-мэй извергла обратно. Вторую тоже.
Невзирая на ее отчаянные мольбы, Струан заставил ее выпить третью. На этот раз Мэй-мэй удержала ее в себе — что угодно, лишь бы не пришлось пить ее снова.
Они с надеждой смотрели на нее. Однако ничего не произошло. Только озноб стал сильнее.
Через час Струан заставил ее выпить следующую чашку. Ее не вырвало, но озноб продолжал усиливаться.
— Будем давать по две чашки, — сказал Струан, борясь с охватывающей его паникой. И он заставил ее выпить двойную дозу.
Час за часом этот процесс повторялся. Наступил рассвет.
Струан посмотрел на часы. Шесть. Никакого улучшения. Мэй-мэй билась в ознобе, как тонкая веточка на осеннем ветру.
— Ради Создателя, — вырвалось у Струана, — питье должно сработать!
— Благодарение Создателю, оно работает, мистер Струан, — сказал отец Себастьян. Он держал Мэй-мэй за кисть. — Жар и горячка должны были наступить два часа назад. Если они не начнутся, у нее есть шанс. Я едва чувствую ее пульс, это правда, но хинная корка делает свое дело.
— Держись, девочка, — сказал Струан, сжимая руку Мэй-мэй. — Еще несколько часов. Держись!
Через некоторое время в дверь в стене сада постучали.
Струан, пошатываясь, вышел из дома и отодвинул засов на двери.
— Привет, Горацио. Хейа, Ло Чум.
— Она умерла?
— Нет, парень. Думаю, она исцелилась, милостью Божьей.
— Вы раздобыли хинную корку?
— Да.
— Мастерсон ждет около джонки. Сейчас должен появиться Горт. Я попрошу их — его секундантов — отложить поединок до завтра. Сегодня вы не в состоянии с кем-либо драться.
— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Существуют и другие способы прикончить ядовитую змею, кроме как раздавить каблуком ее проклятую голову. Я буду там через час.
— Хорошо, Тай-Пэн. — Горацио заспешил прочь, Ло Чум вместе с ним.
Струан запер дверь и вернулся к Мэй-мэй.
Она лежала на кровати совершенно неподвижно.
А отец Себастьян держал ее руку у кисти. Его лицо окаменело от тревоги Он наклонился к ней и приложил ухо к груди. Шли секунды. Он поднял голову и испытующе посмотрел на Струана:
— Был момент, когда я подумал… но с ней все хорошо. Ее сердце бьется страшно медленно, но… что ж, она молода. С Божьей помощью лихорадка побеждена, мистер Струан. Перуанская хинная корка излечивает лихорадку Счастливой Долины Поистине неисповедимы пути Господа нашего!
Струан ощутил в себе какую-то странную отрешенность.
— Лихорадка вернется? — спросил он.
— Возможно. Раз, другой, третий. Но новые порции хинного отвара остановят ее — теперь мы можем быть в этом уверены. Эта лихорадка побеждена. Вы понимаете меня? Эта женщина излечилась от малярии.
— Она будет жить? Вы говорите, что пульс у нее очень слабый. Она будет жить?
— Милостью Божьей, у нее хороший шанс Очень хороший. Но я не могу утверждать этого наверняка.
— Сейчас мне нужно уйти, — сказал Струан, поднимаясь — Вы не побудете здесь до моего возвращения?
— Хорошо. — Отгец Себастьян поднял было руку, чтобы перекрестить его, но вспомнил о чем-то, и рука опустилась — Я не могу благословить ваш уход, мистер Струан. Вы уходите, чтобы убить, не так ли?
— Человек рождается, чтобы умереть, святой отец. Я просто в меру своих сил пытаюсь защитить себя и тех, кто мне дорог, и хочу сам выбрать час своей смерти, вот и все.
Он взял боевой цеп, закрепил ремень рукоятки на запястье и вышел из дома.
Шагая по улицам, он чувствовал на себе взгляд чьих-то глаз, но не обращал на это внимания Он жадно впивал в себя это утро, это солнце, безбрежную синеву океана и его запах, чувствуя, как с каждым шагом крепнут его ноги и руки и проясняется голова. Сегодня прекрасный день, чтобы раздавить ядовитую змею, думал он. Только смерть сегодня ждет тебя, а не его У тебя не хватит сил, чтобы одолеть Горта в схватке на цепах. Сегодня — нет.
Глава 9
Глава 10
— Его светлость сказал мне, что малярия вызвала выкидыш. Я должен осмотреть ее.
— Ну так осматривайте.
Когда монах отодвинул в сторону одеяла и простыни, Мэй-мэй попыталась остановить его. Иин-си и А Сам встревоженно бросились к ней на помощь.
— Нет! — резко крикнул им Струан. — Стоять! — Он сел на кровать рядом с Мэй-мэй и взял ее руки в свои. — Все в порядке, девочка моя. Продолжайте, — сказал он францисканцу.
Отец Себастьян обследовал Мэй-мэй и затем аккуратно укутал ее снова.
— Кровотечение почти прекратилось. Это очень хорошо. Он коснулся своими длинными пальцами ее головы у основания черепа, осторожно надавливая.
Мэй-мэй почувствовала, как часть боли ушла от этих прикосновений. Но внутри нее вновь намерзала ледяная глыба, и ее зубы застучали.
— Тай-Пэн. Мне так холодно. Можно мне грелку или еще одеяло? Пожалуйста. Мне так холодно.
— Конечно, девочка, сейчас. — Под спиной у нее уже была бутыль с горячей водой. Она лежала под четырьмя пуховыми одеялами.
— У вас есть часы, мистер Струан? — спросил отец Себастьян.
— Да.
— Пожалуйста, пойдите на кухню. Как только вода закипит, заметьте время. После того, как она прокипит один час… — В глазах отца Себастьяна отразилось бесконечное отчаяние. — Два? Полчаса? Сколько? О Боже, молю тебя, помоги мне в этот трудный час.
— Один час, — с твердой уверенностью сказал Струан. — Мы поставим еще такое же количество коры и будем кипятить ее два часа. Если первый отвар не подействует, испробуем второй.
Струан взглянул на часы, подойдя к лампе над кухонным столом. Он снял кастрюлю с жаровни и поставил остужаться в ведро с водой. Вторая кастрюля с корой уже закипела.
— Как она? — спросил он, увидев входящего монаха. А Сам и Йин-си вошли в кухню следом за ним.
— Сильный озноб. Сердце бьется очень слабо. Вы помните, как долго ее знобило в последний раз до наступления горячки?
— Четыре часа, может быть пять. Не знаю. — Струан налил немного горячей жидкости в крошечную чайную чашечку и попробовал ее. — Кровь господня, ну и горечь! Это просто ужас какой-то.
Монах сделал глоток и тоже сморщился.
— Ну что ж. Давайте начнем. Надеюсь только, что она сумеет удержать это внутри. По чайной чашке через каждый час. — Он снял одну из чашек с закопченной полки и взял со стола грязную тряпку.
— Зачем вам тряпка? — спросил Струан.
— Нужно процедить отвар, чтобы в него не попали кусочки коры. Эта тряпица как раз подойдет. Плетение достаточно редкое.
— Я сам это сделаю, — сказал Струан. Он достал серебряное чайное ситечко, которое приготовил заранее, и еще раз вытер его чистым носовым платком.
— Зачем вы его протираете?
— Китайцы всегда очень внимательно следят за тем, чтобы чайник и чашки были чистыми. Они говорят, что чай от этого делается полезнее. — Он начал переливать дурно пахнущий хинный отвар в безукоризненно чистый фарфоровый чайник, думая лишь об одном: чтобы крепость жидкости оказалась правильной. — Почему не попробовать то же самое и в нашем случае, а?
Он отнес чайник и чашку в спальню, Первую чашку Мэй-мэй извергла обратно. Вторую тоже.
Невзирая на ее отчаянные мольбы, Струан заставил ее выпить третью. На этот раз Мэй-мэй удержала ее в себе — что угодно, лишь бы не пришлось пить ее снова.
Они с надеждой смотрели на нее. Однако ничего не произошло. Только озноб стал сильнее.
Через час Струан заставил ее выпить следующую чашку. Ее не вырвало, но озноб продолжал усиливаться.
— Будем давать по две чашки, — сказал Струан, борясь с охватывающей его паникой. И он заставил ее выпить двойную дозу.
Час за часом этот процесс повторялся. Наступил рассвет.
Струан посмотрел на часы. Шесть. Никакого улучшения. Мэй-мэй билась в ознобе, как тонкая веточка на осеннем ветру.
— Ради Создателя, — вырвалось у Струана, — питье должно сработать!
— Благодарение Создателю, оно работает, мистер Струан, — сказал отец Себастьян. Он держал Мэй-мэй за кисть. — Жар и горячка должны были наступить два часа назад. Если они не начнутся, у нее есть шанс. Я едва чувствую ее пульс, это правда, но хинная корка делает свое дело.
— Держись, девочка, — сказал Струан, сжимая руку Мэй-мэй. — Еще несколько часов. Держись!
Через некоторое время в дверь в стене сада постучали.
Струан, пошатываясь, вышел из дома и отодвинул засов на двери.
— Привет, Горацио. Хейа, Ло Чум.
— Она умерла?
— Нет, парень. Думаю, она исцелилась, милостью Божьей.
— Вы раздобыли хинную корку?
— Да.
— Мастерсон ждет около джонки. Сейчас должен появиться Горт. Я попрошу их — его секундантов — отложить поединок до завтра. Сегодня вы не в состоянии с кем-либо драться.
— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Существуют и другие способы прикончить ядовитую змею, кроме как раздавить каблуком ее проклятую голову. Я буду там через час.
— Хорошо, Тай-Пэн. — Горацио заспешил прочь, Ло Чум вместе с ним.
Струан запер дверь и вернулся к Мэй-мэй.
Она лежала на кровати совершенно неподвижно.
А отец Себастьян держал ее руку у кисти. Его лицо окаменело от тревоги Он наклонился к ней и приложил ухо к груди. Шли секунды. Он поднял голову и испытующе посмотрел на Струана:
— Был момент, когда я подумал… но с ней все хорошо. Ее сердце бьется страшно медленно, но… что ж, она молода. С Божьей помощью лихорадка побеждена, мистер Струан. Перуанская хинная корка излечивает лихорадку Счастливой Долины Поистине неисповедимы пути Господа нашего!
Струан ощутил в себе какую-то странную отрешенность.
— Лихорадка вернется? — спросил он.
— Возможно. Раз, другой, третий. Но новые порции хинного отвара остановят ее — теперь мы можем быть в этом уверены. Эта лихорадка побеждена. Вы понимаете меня? Эта женщина излечилась от малярии.
— Она будет жить? Вы говорите, что пульс у нее очень слабый. Она будет жить?
— Милостью Божьей, у нее хороший шанс Очень хороший. Но я не могу утверждать этого наверняка.
— Сейчас мне нужно уйти, — сказал Струан, поднимаясь — Вы не побудете здесь до моего возвращения?
— Хорошо. — Отгец Себастьян поднял было руку, чтобы перекрестить его, но вспомнил о чем-то, и рука опустилась — Я не могу благословить ваш уход, мистер Струан. Вы уходите, чтобы убить, не так ли?
— Человек рождается, чтобы умереть, святой отец. Я просто в меру своих сил пытаюсь защитить себя и тех, кто мне дорог, и хочу сам выбрать час своей смерти, вот и все.
Он взял боевой цеп, закрепил ремень рукоятки на запястье и вышел из дома.
Шагая по улицам, он чувствовал на себе взгляд чьих-то глаз, но не обращал на это внимания Он жадно впивал в себя это утро, это солнце, безбрежную синеву океана и его запах, чувствуя, как с каждым шагом крепнут его ноги и руки и проясняется голова. Сегодня прекрасный день, чтобы раздавить ядовитую змею, думал он. Только смерть сегодня ждет тебя, а не его У тебя не хватит сил, чтобы одолеть Горта в схватке на цепах. Сегодня — нет.
Глава 9
Рядом с джонкой собралась большая толпа. Торговцы, отряд португальских солдат под командованием молодого офицера, моряки. Джонка была пришвартована к пирсу, начинавшемуся у самой praia. Когда появился Струан, те, кто ставили на него, пришли в смятение. А те, кто поставили на Горта, возликовали.
Португальский офицер вежливо остановил Струана.
— Доброе утро, сеньор.
— Доброе утро, капитан Мачадо.
— Генерал-губернатор напоминает вам, что дуэли в Макао запрещены.
— Я знаю это, — кивнул Струан. — Может быть, вы поблагодарите его превосходительство от моего имени и передадите ему, что я буду последним из тех, кто нарушит португальские законы. Я понимаю, что мы гости, а гости имеют вполне определенные обязательства по отношению к хозяевам. — Он поправил ремень цепа на запястье и зашагал к джонке. Толпа расступилась перед ним, и он увидел враждебные лица людей Горта и всех тех, кто желал его смерти. Таких было много.
Ло Чум ждал на высоком полуюте рядом с Горацио.
— Здластвуй, масса. — Он протянул ему бритвенные принадлежности. — Твоя хочит?
— Где Горт, Горацио?
— Его секунданты ищут его.
Струан всем сердцем пожелал, чтобы Горт сейчас валялся в каком-нибудь притоне, пьяный в стельку. О Господи, сделай так, чтобы мы дрались завтра!
Он начал бриться. Толпа молча наблюдала за ним, и многие суеверно перекрестились, пораженные сверхъестественным спокойствием Тай-Пэна.
Побрившись, Струан почувствовал себя несколько лучше. Он посмотрел на небо. Синеву прочертили редкие нити перистых облаков, и море было спокойным словно озеро. Он окликнул Кьюдахи, которого снял на время дуэли с «Китайского Облака».
— Следи, чтобы ко мне никто не приближался.
— Есть, сэр-р.
Струан растянулся на крышке люка и мгновенно заснул.
— Боже милостивый, — ошеломленно пробормотал Роуч. — Это не человек.
— Да, — согласился Вивиен, — он сам Дьявол, это точно.
— Тогда удвоим ставку, раз ты так уверен, а?
— Нет. Разве что Горт придет пьяным.
— Скажем, ему удастся убить Горта, — что тогда с Тайлером?
— Они будут драться насмерть, я думаю.
— А что сделает Кулум, а? Если Горт окажется сегодня победителем.
— Ничего. Что он может сделать? Кроме как возненавидеть, быть может. Бедняга, мне он скорее нравится. Как бы там ни было, они с Тай-Пэном все равно враги — так что, возможно, он еще будет благодарен Горту, а? Он ведь сразу станет Тай-Пэном вместо отца, тут и думать нечего. Куда, дьявол его забери, запропастился Горт?
Солнце неумолимо поднималось все выше. Из боковой улочки выбежал португальский солдат и начал что-то возбужденно докладывать офицеру. Тот немедленно повел свой отряд скорым шагом вдоль praia.
Струан пробудился. Действительность, к которой медленно возвращалось его сознание, была вся наполнена ноющей болью, и каждая клеточка его тела пронзительно кричала о потребности во сне. Он опустил тяжелые, будто налившиеся свинцом ноги на палубу и с трудом поднялся. Горацио как-то странно смотрел на него.
Страшно обезображенное тело Горта лежало в грязи в одном из переулков, выходивших на причалы китайского квартала. Вокруг него валялись тела трех китайцев. Еще один китаец с обломком копья, торчавшим у него в паху, стонал, лежа у ног патруля португальских солдат.
Торговцы и португальцы толпились вокруг, стараясь протиснуться поближе. Те, которым удавалось увидеть Горта, тут же отворачивались с побледневшими лицами.
— Патруль сообщает, что они услышали крики и шум борьбы, — рассказывал португальский офицер Струану и тем, кто стоял рядом. — Когда они подбежали сюда, то увидели сеньора Брока на земле, там, где он лежит сейчас. Три или четыре китайца кололи его копьями. Когда эти кровожадные демоны увидели наших солдат, они исчезли вон там. — Он показал на безмолвное скопление лачуг, разделенных кривыми улочками и проходами. — Наши люди попытались их преследовать, но… — Он пожал плечами.
Струан сознавал, что эти наемные убийцы спасли ему жизнь.
— Я назначу награду за поимку тех, кому удалось сбежать, — объявил он. — Сто тэйлов за мертвых, пятьсот — за живых.
— Поберегите ваши «мертвые» деньги, сеньор. Язычники просто притащат вам три трупа — первые, какие смогут найти. Что же касается награды за живых преступников, — офицер с отвращением ткнул пальцем в сторону пленника, — если только этот bastardo degenerado [26] не назовет вам своих сообщников, деньги ваши останутся целы. Хотя с другой стороны, я вот сейчас подумал, что китайские власти имеют — как бы это сказать? — больший солдаты положили раненого китайца на сорванную с петель дверь, валявшуюся неподалеку, и унесли его.
Офицер щелчком сбил кусочек грязи со своего мундира.
— Глупая и ненужная смерть. Сеньору Броку следовало бы знать, что этот район — не место для прогулок. Похоже, что ничья честь не была удовлетворена.
— Повезло же вам, Тай-Пэн, — язвительно усмехнулся один из друзей Горта. — Прямо повезло.
— Да. Я рад, что мои руки чисты от его крови.
Струан повернулся спиной с трупу и медленно зашагал прочь.
Он миновал переулок и поднялся на холм к древнему форту. Там, наверху, в окружении моря и неба, он сел на скамью и возблагодарил Бога за благословение, посланное ему ночью, и за благословение, посланное днем.
Он не замечал прохожих, солдат в воротах форта, перезвона церковных колоколов. Птиц, окликавших друг друга, ласки легкого ветерка, теплоты целительного солнца. Или течения времени. Позже он попытался решить, что ему делать, но разум отказывался служить ему.
— Возьми себя в руки, — сказал он вслух.
Он спустился вдоль склона холма к резиденции епископа, но его самого не застал. Он отправился в собор и спросил епископа там. Монах предложил ему подождать в монастырском саду.
Струан опустился на скамейку в тенистом месте и стал слушать журчание воды в фонтане. Цветы казались ему более яркими, чем когда-либо, их аромат — более изысканным. Биение его сердца, вернувшаяся к нему сила, даже постоянная боль в щиколотке — все это было не сном, но реальностью.
О Господи, благодарю тебя за жизнь.
Епископ пристально смотрел на него, стоя в тени крытой галереи.
— О, здравствуйте, ваша светлость, — произнес Струан. Он чувствовал в себе удивительную свежесть. — Я пришел поблагодарить вас.
Епископ поджал тонкие губы:
— Что вы видели сейчас, сеньор?
— Не знаю, — ответил Струан. — Я просто смотрел на сад. Любовался им. Радовался жизни. Даже не могу сказать точно.
— Мне думается, вы были очень близко к Богу, сеньор. Вы, возможно, так не считаете, но я знаю, что были. Струан покачал головой:
— Нет, ваша светлость. Просто радовался, что сижу в прекрасном саду в такой чудный денек. Только и всего.
Но выражение лица Фалариана Гинеппы не изменилось. Его пальцы легли на распятие.
— Я долгое время наблюдал за вами. Я чувствовал, что вы были близко. Вы! Изо всех людей. Конечно, этого не должно быть. — Он вздохнул. — Однако откуда нам, бедным грешникам, могут быть ведомы пути Господни? Я завидую вам, сеньор. Вы хотели меня видеть?
— Да, ваша светлость. Эта хинная кора излечила лихорадку.
— Deo gratias! [27] Но это поистине чудо! Как удивителен промысел Божий!
— Я собираюсь немедленно зафрахтовать судно и отправить его в Перу с распоряжением взять груз хинной корки. С вашего позволения, я бы хотел послать с кораблем отца Себастьяна, чтобы он разузнал, как собирают кору, где она растет, как перуанцы лечат свою малярию, одним словом — все. Когда он вернется, знания и груз мы разделим пополам. Я бы также хотел, чтобы он, получив ваше разрешение, без всякого промедления составил и отправил в Англию в «Ланцет» — и в «Тайме» — медицинский отчет о вашем успешном лечении малярии хинной коркой.
— Такое официальное медицинское руководство может быть направлено только через официальные каналы Ватикана. Но я прикажу ему подготовить этот труд. Что же касается посылки с кораблем именно его, это я должен буду обдумать. Однако я обязательно пришлю кого-нибудь на ваше судно. Когда оно отправляется?
— Через три дня.
— Очень хорошо. Мы поделим груз и знания поровну. Это очень щедро.
— Мы так и не определили цену за лечение. Она исцелилась. Поэтому прошу вас сейчас назвать действительную цену.
— Ничего, сеньор.
— Я не понимаю.
— Горсть хинной коры, которая спасла жизнь одной девушки, ничего не стоит.
— Но, конечно же, у нее должна быть цена. Я ведь сказал: все, что вы попросите! Я готов заплатить. На Гонконге мною были предложены двадцать тысяч тэйлов. Я пришлю вам чек на предъявителя.
— Нет, сеньор, — терпеливо ответил прелат. — Если вы это сделаете, я просто порву его. Мне не нужна за кору никакая плата.
— Я построю католическую церковь на Гонконге, — сказал Струан. — Монастырь, если вы пожелаете. Не играйте со мной, ваша светлость. Сделка есть сделка. Назовите вашу цену.
— Вы ничего не должны лично мне, сеньор. Вы ничего не должны Церкви. Но вы очень много должны Господу Богу. — Он поднял руку и перекрестил его, — In nomine Patris, et Filii, et Spintus Sancti [28], — тихо произнес он, и удалился.
Португальский офицер вежливо остановил Струана.
— Доброе утро, сеньор.
— Доброе утро, капитан Мачадо.
— Генерал-губернатор напоминает вам, что дуэли в Макао запрещены.
— Я знаю это, — кивнул Струан. — Может быть, вы поблагодарите его превосходительство от моего имени и передадите ему, что я буду последним из тех, кто нарушит португальские законы. Я понимаю, что мы гости, а гости имеют вполне определенные обязательства по отношению к хозяевам. — Он поправил ремень цепа на запястье и зашагал к джонке. Толпа расступилась перед ним, и он увидел враждебные лица людей Горта и всех тех, кто желал его смерти. Таких было много.
Ло Чум ждал на высоком полуюте рядом с Горацио.
— Здластвуй, масса. — Он протянул ему бритвенные принадлежности. — Твоя хочит?
— Где Горт, Горацио?
— Его секунданты ищут его.
Струан всем сердцем пожелал, чтобы Горт сейчас валялся в каком-нибудь притоне, пьяный в стельку. О Господи, сделай так, чтобы мы дрались завтра!
Он начал бриться. Толпа молча наблюдала за ним, и многие суеверно перекрестились, пораженные сверхъестественным спокойствием Тай-Пэна.
Побрившись, Струан почувствовал себя несколько лучше. Он посмотрел на небо. Синеву прочертили редкие нити перистых облаков, и море было спокойным словно озеро. Он окликнул Кьюдахи, которого снял на время дуэли с «Китайского Облака».
— Следи, чтобы ко мне никто не приближался.
— Есть, сэр-р.
Струан растянулся на крышке люка и мгновенно заснул.
— Боже милостивый, — ошеломленно пробормотал Роуч. — Это не человек.
— Да, — согласился Вивиен, — он сам Дьявол, это точно.
— Тогда удвоим ставку, раз ты так уверен, а?
— Нет. Разве что Горт придет пьяным.
— Скажем, ему удастся убить Горта, — что тогда с Тайлером?
— Они будут драться насмерть, я думаю.
— А что сделает Кулум, а? Если Горт окажется сегодня победителем.
— Ничего. Что он может сделать? Кроме как возненавидеть, быть может. Бедняга, мне он скорее нравится. Как бы там ни было, они с Тай-Пэном все равно враги — так что, возможно, он еще будет благодарен Горту, а? Он ведь сразу станет Тай-Пэном вместо отца, тут и думать нечего. Куда, дьявол его забери, запропастился Горт?
Солнце неумолимо поднималось все выше. Из боковой улочки выбежал португальский солдат и начал что-то возбужденно докладывать офицеру. Тот немедленно повел свой отряд скорым шагом вдоль praia.
Струан пробудился. Действительность, к которой медленно возвращалось его сознание, была вся наполнена ноющей болью, и каждая клеточка его тела пронзительно кричала о потребности во сне. Он опустил тяжелые, будто налившиеся свинцом ноги на палубу и с трудом поднялся. Горацио как-то странно смотрел на него.
Страшно обезображенное тело Горта лежало в грязи в одном из переулков, выходивших на причалы китайского квартала. Вокруг него валялись тела трех китайцев. Еще один китаец с обломком копья, торчавшим у него в паху, стонал, лежа у ног патруля португальских солдат.
Торговцы и португальцы толпились вокруг, стараясь протиснуться поближе. Те, которым удавалось увидеть Горта, тут же отворачивались с побледневшими лицами.
— Патруль сообщает, что они услышали крики и шум борьбы, — рассказывал португальский офицер Струану и тем, кто стоял рядом. — Когда они подбежали сюда, то увидели сеньора Брока на земле, там, где он лежит сейчас. Три или четыре китайца кололи его копьями. Когда эти кровожадные демоны увидели наших солдат, они исчезли вон там. — Он показал на безмолвное скопление лачуг, разделенных кривыми улочками и проходами. — Наши люди попытались их преследовать, но… — Он пожал плечами.
Струан сознавал, что эти наемные убийцы спасли ему жизнь.
— Я назначу награду за поимку тех, кому удалось сбежать, — объявил он. — Сто тэйлов за мертвых, пятьсот — за живых.
— Поберегите ваши «мертвые» деньги, сеньор. Язычники просто притащат вам три трупа — первые, какие смогут найти. Что же касается награды за живых преступников, — офицер с отвращением ткнул пальцем в сторону пленника, — если только этот bastardo degenerado [26] не назовет вам своих сообщников, деньги ваши останутся целы. Хотя с другой стороны, я вот сейчас подумал, что китайские власти имеют — как бы это сказать? — больший солдаты положили раненого китайца на сорванную с петель дверь, валявшуюся неподалеку, и унесли его.
Офицер щелчком сбил кусочек грязи со своего мундира.
— Глупая и ненужная смерть. Сеньору Броку следовало бы знать, что этот район — не место для прогулок. Похоже, что ничья честь не была удовлетворена.
— Повезло же вам, Тай-Пэн, — язвительно усмехнулся один из друзей Горта. — Прямо повезло.
— Да. Я рад, что мои руки чисты от его крови.
Струан повернулся спиной с трупу и медленно зашагал прочь.
Он миновал переулок и поднялся на холм к древнему форту. Там, наверху, в окружении моря и неба, он сел на скамью и возблагодарил Бога за благословение, посланное ему ночью, и за благословение, посланное днем.
Он не замечал прохожих, солдат в воротах форта, перезвона церковных колоколов. Птиц, окликавших друг друга, ласки легкого ветерка, теплоты целительного солнца. Или течения времени. Позже он попытался решить, что ему делать, но разум отказывался служить ему.
— Возьми себя в руки, — сказал он вслух.
Он спустился вдоль склона холма к резиденции епископа, но его самого не застал. Он отправился в собор и спросил епископа там. Монах предложил ему подождать в монастырском саду.
Струан опустился на скамейку в тенистом месте и стал слушать журчание воды в фонтане. Цветы казались ему более яркими, чем когда-либо, их аромат — более изысканным. Биение его сердца, вернувшаяся к нему сила, даже постоянная боль в щиколотке — все это было не сном, но реальностью.
О Господи, благодарю тебя за жизнь.
Епископ пристально смотрел на него, стоя в тени крытой галереи.
— О, здравствуйте, ваша светлость, — произнес Струан. Он чувствовал в себе удивительную свежесть. — Я пришел поблагодарить вас.
Епископ поджал тонкие губы:
— Что вы видели сейчас, сеньор?
— Не знаю, — ответил Струан. — Я просто смотрел на сад. Любовался им. Радовался жизни. Даже не могу сказать точно.
— Мне думается, вы были очень близко к Богу, сеньор. Вы, возможно, так не считаете, но я знаю, что были. Струан покачал головой:
— Нет, ваша светлость. Просто радовался, что сижу в прекрасном саду в такой чудный денек. Только и всего.
Но выражение лица Фалариана Гинеппы не изменилось. Его пальцы легли на распятие.
— Я долгое время наблюдал за вами. Я чувствовал, что вы были близко. Вы! Изо всех людей. Конечно, этого не должно быть. — Он вздохнул. — Однако откуда нам, бедным грешникам, могут быть ведомы пути Господни? Я завидую вам, сеньор. Вы хотели меня видеть?
— Да, ваша светлость. Эта хинная кора излечила лихорадку.
— Deo gratias! [27] Но это поистине чудо! Как удивителен промысел Божий!
— Я собираюсь немедленно зафрахтовать судно и отправить его в Перу с распоряжением взять груз хинной корки. С вашего позволения, я бы хотел послать с кораблем отца Себастьяна, чтобы он разузнал, как собирают кору, где она растет, как перуанцы лечат свою малярию, одним словом — все. Когда он вернется, знания и груз мы разделим пополам. Я бы также хотел, чтобы он, получив ваше разрешение, без всякого промедления составил и отправил в Англию в «Ланцет» — и в «Тайме» — медицинский отчет о вашем успешном лечении малярии хинной коркой.
— Такое официальное медицинское руководство может быть направлено только через официальные каналы Ватикана. Но я прикажу ему подготовить этот труд. Что же касается посылки с кораблем именно его, это я должен буду обдумать. Однако я обязательно пришлю кого-нибудь на ваше судно. Когда оно отправляется?
— Через три дня.
— Очень хорошо. Мы поделим груз и знания поровну. Это очень щедро.
— Мы так и не определили цену за лечение. Она исцелилась. Поэтому прошу вас сейчас назвать действительную цену.
— Ничего, сеньор.
— Я не понимаю.
— Горсть хинной коры, которая спасла жизнь одной девушки, ничего не стоит.
— Но, конечно же, у нее должна быть цена. Я ведь сказал: все, что вы попросите! Я готов заплатить. На Гонконге мною были предложены двадцать тысяч тэйлов. Я пришлю вам чек на предъявителя.
— Нет, сеньор, — терпеливо ответил прелат. — Если вы это сделаете, я просто порву его. Мне не нужна за кору никакая плата.
— Я построю католическую церковь на Гонконге, — сказал Струан. — Монастырь, если вы пожелаете. Не играйте со мной, ваша светлость. Сделка есть сделка. Назовите вашу цену.
— Вы ничего не должны лично мне, сеньор. Вы ничего не должны Церкви. Но вы очень много должны Господу Богу. — Он поднял руку и перекрестил его, — In nomine Patris, et Filii, et Spintus Sancti [28], — тихо произнес он, и удалился.
Глава 10
Мэй-мэй почувствовала, что пробуждается от сна; руки Струана поддерживали ее, губ касалась чашка с лекарством. Она словно издалека услышала, как Струан тихо разговаривает с отцом Себастьяном, но не стала напрягаться, чтобы понять английские слова. Она послушно проглотила хинный отвар и скользнула назад в полузабытье.
Потом Мэй-мэй услышала, как монах ушел, и это доставило ей удовольствие, потому что постороннее присутствие тяготило ее. Она почувствовала, как Струан вновь приподнял ее, и проглотила вторую чашку, преодолевая тошноту, которую по-прежнему вызывал у нее омерзительный вкус лекарства.
Сквозь благостный туман, окутывавший ее сознание, она услышала, как Струан сел в бамбуковое кресло. Вскоре до нее донеслось его тяжелое размеренное дыхание, и она поняла, что он уснул. Это сразу наполнило ее чувством защищенности и покоя.
Звуки разговора ам, болтавших о чем-то на кухне, острый язвительный юмор А Сам, тонкий аромат духов Йин-си доставляли ей столько радости, что Мэй-мэй не позволяла сну завладеть ею целиком.
Она тихо лежала на кровати, чувствуя, как с каждой минутой силы ее прибывают. И она поняла, что будет жить.
Я воскурю благовония богам за мой йосс. Может быть, поставлю свечу длиннополому Богу. В конце концов, это ведь монах принес кору, разве нет? — как бы отвратительна она ни была на вкус. Может быть, мне следует сделаться длиннополой христианкой. Это дало бы монаху огромное лицо. Правда, мой Тай-Пэн этого бы не одобрил. Но даже и так, почему бы мне не попробовать. Ибо если никакого длиннополого Бога нет, вреда от этого не будет, а если есть, то получится, что я поступила очень мудро. Интересно, похож ли Бог варваров на наших китайских богов. Которые, если разобраться, очень глупы. Впрочем, нет, не так. Они, как люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Это гораздо разумнее, чем притворяться, как это делают все варвары, будто их Бог совершенен и видит всех, слышит всех, всех судит и наказывает.
Я рада, что я не одна из них.
Она услышала мягкий шелест одежд Йин-си и вдохнула аромат духов, принесенный ею. Мэй-мэй открыла глаза.
— Вы выглядите лучше, Верховная госпожа, — прошептала Йин-си, встав на колени рядом с нею. — Посмотрите, я принесла вам цветы.
Маленький букетик был очень красив. Мэй-мэй слабо кивнула, но она чувствовала, что силы быстро возвращаются к ней. Струан крепко спал, развалившись в длинном кресле. Во сне его лицо казалось совсем молодым, глазницы потемнели от усталости, на подбородке алел свежий шрам.
— Отец здесь уже около часа или больше, — сказала Йин-си. Она была в голубых шелковых штанах и длинной, до колена, двубортной шелковой рубашке цвета морской волны, в волосах — цветы.
Мэй-мэй улыбнулась, повернула голову и увидела, что уже наступил вечер.
— Сколько дней прошло с тех пор, как началась последняя лихорадка, Сестра?
— Она была у вас прошлой ночью. Отец пришел с длиннополым монахом. Они принесли волшебное питье, разве вы не помните? Сегодня рано утром я послала эту жалкую рабыню А Сам возблагодарить богов. Почему вам не позволить мне вымыть вас? Я расчешу и уберу ваши волосы. Вы почувствуете себя гораздо лучше.
— О да, пожалуйста, Сестра, — сказала Мэй-мэй. — Я, должно быть, выгляжу ужасно.
— Да, Верховная госпожа, но это лишь потому, что вы едва не умерли. Десять минут, и вы будете так же прекрасны, как всегда — я обещаю вам!
— Будь тиха, как бабочка, Сестра, — предупредила ее Мэй-мэй. — Что бы ты ни делала, не разбуди Отца, и скажи этому черепашьему дерьму на кухне, что если Отец проснется прежде, чем я буду готова, ты лично — по моему приказу — раздавишь им пальцы в тисках.
Йин-си в восторге выпорхнула из комнаты. В доме настала глубокая тишина.
Йин-си и А Сам на цыпочках вернулись в спальню, вымыли Мэй-мэй в ванне с душистой водой, принесли нагретые солнцем штаны из тончайшего шантунгского шелка алого цвета и алую же рубашку и помогли ей одеться. Они вымыли ей ноги и сменили повязки, потом поддержали ее, пока она чистила зубы и ополаскивала рот мочой младенца. В заключение Мэй-мэй пожевала несколько пахучих листочков чая и наконец почувствовала себя чистой и свежей.
Они тщательно расчесали ей волосы, заплели их в косу и изящно украсили свежими сладкопахнущими цветами. Потом поменяли простыни и подушки, побрызгали на них духами и положили под подушку пучок ароматических трав.
И хотя все эти передвижения и переодевания отняли у нее много сил, Мэй-мэй почувствовала себя так, словно заново родилась на свет.
— А теперь немного бульона, Верховная госпожа. А затем — свежее манго, — сказала Йин-си.
— А затем, — с важностью добавила А Сам, и ее серебряные серьги зазвенели, — у нас есть для вас замечательная новость.
— Что?
— Только после того, как вы поедите, Мать, — сказала А Сам. Мэй-мэй начала протестовать, но А Сам лишь твердо покачала головой — Мы должны заботиться о вас, вы еще не выздоровели до конца. Вторая Мать и я знаем, что хорошая новость очень благоприятна для пищеварения. Но сначала вы должны съесть что-нибудь, чтобы было что переваривать.
Мэй-мэй выпила немного бульона и съела несколько нарезанных ломтиков манго. Они стали уговаривать ее поесть еще. — Вы должны восстанавливать свои силы, Верховная госпожа.
— Я доем манго, если вы расскажете мне новость прямо сейчас, — сказала Мэй-мэй.
Йин-си задумалась. Потом кивнула А Сам:
— Говори, А Сам. Только начни с того, что рассказал тебе Ло Чум: как это все началось.
— Не так громко! — напомнила им Мэй-мэй. — Не разбудите Отца.
— Ну так вот, — начала А Сам, — вечером накануне нашего приезда — семь ужасных дней назад варварский сын Отца угодил в лапы к самому дьяволу во плоти, тоже варвару. Этот чудовищный варвар раскинул сети заговора, такого грязного и бесчестного, такого демонического — уничтожить любимого сына нашего Отца, — что я едва могу найти слова, чтобы рассказывать о нем. И вот прошлой ночью и сегодня, пока волшебное питье варварских демонов побеждало вашу лихорадочную болезнь, наступило время ужасной, судьбой предопределенной развязки. Всю бессонную ночь мы провели на коленях, умоляя богов о защите. Но все напрасно Отец должен был погибнуть, вы должны были погибнуть, мы должны были погибнуть, и, что еще хуже, враг торжествовал победу. — А Сам замолчала, потом, прилежно изображая сла бость в ногах, проковыляла к столу, взяла крошечную чашечку с вином, которую Йин-си принесла в подарок Мэй-мэй, и сделала глоток, не в силах справиться с волнением.
Вернув себе таким образом самообладание, она продолжила свой рассказ, сопровождая его леденящими кровь паузами, невероятными вздохами и энергичной жестикуляцией.
— И там, в самой грязи, — закончила А Сам рыдающим шепотом, тыча пальцами в пол, — разрубленный на сорок кусков, в окружении пятнадцати мертвых тел наемных убийц, лежал труп этого варварского дьявола, Горта! Так был спасен наш Отец!
Мэй-мэй радостно захлопала в ладоши, поздравляя себя со своей дальновидностью. Определенно, боги не оставили нас своим покровительством! Хвала Всевышнему, что я поговорила с Гордоном не позже, чем было нужно. Если бы не он…
— О, как чудесно! О, А Сам, ты великолепно все рассказала Я едва не умерла, когда ты дошла до того места, где Отец уходил из этого дома сегодня утром. Если бы перед тем, как ты начала, вы заранее не предупредили меня, что новость замечательная, я бы действительно умерла.
— Хейа, девочка! — Струан проснулся, разбуженный хлопками Мэй-мэй.
Йин-си и А Сам торопливо поднялись на ноги и поклонились.
— Я чувствую себя фантастически лучше, Тай-Пэн, — объявила Мэй-мэй.
— Ты и выглядишь фантастически лучше.
— Тебе нужна пища, Тай-Пэн, — сказала она. — Ты, вероятно, не ел весь день.
— Спасибо, девочка, но я не голоден. Я перекушу попозже у себя в резиденции. — Струан встал и потянулся.
— Пожалуйста, поешь здесь, — попросила Мэй-мэй. — Останься здесь сегодня. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы… ну, пожалуйста, останься Это сделает меня очень счастливой.
— Ну, разумеется, девочка, — согласился Струан — Ты должна принимать хинную корку еще четыре дня. Три раза в день.
— Но, Тай-Пэн, я и так чувствую себя благословенно хорошо. Пожалуйста, не надо больше.
— Три раза в день, Мэй-мэй. Следующие четыре дня.
— Кровь господня, у этой штуки вкус птичьего помета, смешанного с уксусом и змеиной желчью.
В спальню внесли стол, весь уставленный кушаньями. Йин-си прислуживала им, потом оставила их одних. Мэй-мэй, изящно орудуя палочками, лакомилась обжаренными в масле креветками.
— Что ты делал сегодня? — спросила она.
— Ничего особенно важного. Но одна проблема решена. Горт мертв.
— О? Как? — воскликнула Мэй-мэй и принялась усердно изображать то удивление, то ужас, слушая его рассказ. — Ты очень умный, Тай-Пэн, — сказала она, когда он умолк. — Но твой йосс фантастически хороший.
Потом Мэй-мэй услышала, как монах ушел, и это доставило ей удовольствие, потому что постороннее присутствие тяготило ее. Она почувствовала, как Струан вновь приподнял ее, и проглотила вторую чашку, преодолевая тошноту, которую по-прежнему вызывал у нее омерзительный вкус лекарства.
Сквозь благостный туман, окутывавший ее сознание, она услышала, как Струан сел в бамбуковое кресло. Вскоре до нее донеслось его тяжелое размеренное дыхание, и она поняла, что он уснул. Это сразу наполнило ее чувством защищенности и покоя.
Звуки разговора ам, болтавших о чем-то на кухне, острый язвительный юмор А Сам, тонкий аромат духов Йин-си доставляли ей столько радости, что Мэй-мэй не позволяла сну завладеть ею целиком.
Она тихо лежала на кровати, чувствуя, как с каждой минутой силы ее прибывают. И она поняла, что будет жить.
Я воскурю благовония богам за мой йосс. Может быть, поставлю свечу длиннополому Богу. В конце концов, это ведь монах принес кору, разве нет? — как бы отвратительна она ни была на вкус. Может быть, мне следует сделаться длиннополой христианкой. Это дало бы монаху огромное лицо. Правда, мой Тай-Пэн этого бы не одобрил. Но даже и так, почему бы мне не попробовать. Ибо если никакого длиннополого Бога нет, вреда от этого не будет, а если есть, то получится, что я поступила очень мудро. Интересно, похож ли Бог варваров на наших китайских богов. Которые, если разобраться, очень глупы. Впрочем, нет, не так. Они, как люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Это гораздо разумнее, чем притворяться, как это делают все варвары, будто их Бог совершенен и видит всех, слышит всех, всех судит и наказывает.
Я рада, что я не одна из них.
Она услышала мягкий шелест одежд Йин-си и вдохнула аромат духов, принесенный ею. Мэй-мэй открыла глаза.
— Вы выглядите лучше, Верховная госпожа, — прошептала Йин-си, встав на колени рядом с нею. — Посмотрите, я принесла вам цветы.
Маленький букетик был очень красив. Мэй-мэй слабо кивнула, но она чувствовала, что силы быстро возвращаются к ней. Струан крепко спал, развалившись в длинном кресле. Во сне его лицо казалось совсем молодым, глазницы потемнели от усталости, на подбородке алел свежий шрам.
— Отец здесь уже около часа или больше, — сказала Йин-си. Она была в голубых шелковых штанах и длинной, до колена, двубортной шелковой рубашке цвета морской волны, в волосах — цветы.
Мэй-мэй улыбнулась, повернула голову и увидела, что уже наступил вечер.
— Сколько дней прошло с тех пор, как началась последняя лихорадка, Сестра?
— Она была у вас прошлой ночью. Отец пришел с длиннополым монахом. Они принесли волшебное питье, разве вы не помните? Сегодня рано утром я послала эту жалкую рабыню А Сам возблагодарить богов. Почему вам не позволить мне вымыть вас? Я расчешу и уберу ваши волосы. Вы почувствуете себя гораздо лучше.
— О да, пожалуйста, Сестра, — сказала Мэй-мэй. — Я, должно быть, выгляжу ужасно.
— Да, Верховная госпожа, но это лишь потому, что вы едва не умерли. Десять минут, и вы будете так же прекрасны, как всегда — я обещаю вам!
— Будь тиха, как бабочка, Сестра, — предупредила ее Мэй-мэй. — Что бы ты ни делала, не разбуди Отца, и скажи этому черепашьему дерьму на кухне, что если Отец проснется прежде, чем я буду готова, ты лично — по моему приказу — раздавишь им пальцы в тисках.
Йин-си в восторге выпорхнула из комнаты. В доме настала глубокая тишина.
Йин-си и А Сам на цыпочках вернулись в спальню, вымыли Мэй-мэй в ванне с душистой водой, принесли нагретые солнцем штаны из тончайшего шантунгского шелка алого цвета и алую же рубашку и помогли ей одеться. Они вымыли ей ноги и сменили повязки, потом поддержали ее, пока она чистила зубы и ополаскивала рот мочой младенца. В заключение Мэй-мэй пожевала несколько пахучих листочков чая и наконец почувствовала себя чистой и свежей.
Они тщательно расчесали ей волосы, заплели их в косу и изящно украсили свежими сладкопахнущими цветами. Потом поменяли простыни и подушки, побрызгали на них духами и положили под подушку пучок ароматических трав.
И хотя все эти передвижения и переодевания отняли у нее много сил, Мэй-мэй почувствовала себя так, словно заново родилась на свет.
— А теперь немного бульона, Верховная госпожа. А затем — свежее манго, — сказала Йин-си.
— А затем, — с важностью добавила А Сам, и ее серебряные серьги зазвенели, — у нас есть для вас замечательная новость.
— Что?
— Только после того, как вы поедите, Мать, — сказала А Сам. Мэй-мэй начала протестовать, но А Сам лишь твердо покачала головой — Мы должны заботиться о вас, вы еще не выздоровели до конца. Вторая Мать и я знаем, что хорошая новость очень благоприятна для пищеварения. Но сначала вы должны съесть что-нибудь, чтобы было что переваривать.
Мэй-мэй выпила немного бульона и съела несколько нарезанных ломтиков манго. Они стали уговаривать ее поесть еще. — Вы должны восстанавливать свои силы, Верховная госпожа.
— Я доем манго, если вы расскажете мне новость прямо сейчас, — сказала Мэй-мэй.
Йин-си задумалась. Потом кивнула А Сам:
— Говори, А Сам. Только начни с того, что рассказал тебе Ло Чум: как это все началось.
— Не так громко! — напомнила им Мэй-мэй. — Не разбудите Отца.
— Ну так вот, — начала А Сам, — вечером накануне нашего приезда — семь ужасных дней назад варварский сын Отца угодил в лапы к самому дьяволу во плоти, тоже варвару. Этот чудовищный варвар раскинул сети заговора, такого грязного и бесчестного, такого демонического — уничтожить любимого сына нашего Отца, — что я едва могу найти слова, чтобы рассказывать о нем. И вот прошлой ночью и сегодня, пока волшебное питье варварских демонов побеждало вашу лихорадочную болезнь, наступило время ужасной, судьбой предопределенной развязки. Всю бессонную ночь мы провели на коленях, умоляя богов о защите. Но все напрасно Отец должен был погибнуть, вы должны были погибнуть, мы должны были погибнуть, и, что еще хуже, враг торжествовал победу. — А Сам замолчала, потом, прилежно изображая сла бость в ногах, проковыляла к столу, взяла крошечную чашечку с вином, которую Йин-си принесла в подарок Мэй-мэй, и сделала глоток, не в силах справиться с волнением.
Вернув себе таким образом самообладание, она продолжила свой рассказ, сопровождая его леденящими кровь паузами, невероятными вздохами и энергичной жестикуляцией.
— И там, в самой грязи, — закончила А Сам рыдающим шепотом, тыча пальцами в пол, — разрубленный на сорок кусков, в окружении пятнадцати мертвых тел наемных убийц, лежал труп этого варварского дьявола, Горта! Так был спасен наш Отец!
Мэй-мэй радостно захлопала в ладоши, поздравляя себя со своей дальновидностью. Определенно, боги не оставили нас своим покровительством! Хвала Всевышнему, что я поговорила с Гордоном не позже, чем было нужно. Если бы не он…
— О, как чудесно! О, А Сам, ты великолепно все рассказала Я едва не умерла, когда ты дошла до того места, где Отец уходил из этого дома сегодня утром. Если бы перед тем, как ты начала, вы заранее не предупредили меня, что новость замечательная, я бы действительно умерла.
— Хейа, девочка! — Струан проснулся, разбуженный хлопками Мэй-мэй.
Йин-си и А Сам торопливо поднялись на ноги и поклонились.
— Я чувствую себя фантастически лучше, Тай-Пэн, — объявила Мэй-мэй.
— Ты и выглядишь фантастически лучше.
— Тебе нужна пища, Тай-Пэн, — сказала она. — Ты, вероятно, не ел весь день.
— Спасибо, девочка, но я не голоден. Я перекушу попозже у себя в резиденции. — Струан встал и потянулся.
— Пожалуйста, поешь здесь, — попросила Мэй-мэй. — Останься здесь сегодня. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы… ну, пожалуйста, останься Это сделает меня очень счастливой.
— Ну, разумеется, девочка, — согласился Струан — Ты должна принимать хинную корку еще четыре дня. Три раза в день.
— Но, Тай-Пэн, я и так чувствую себя благословенно хорошо. Пожалуйста, не надо больше.
— Три раза в день, Мэй-мэй. Следующие четыре дня.
— Кровь господня, у этой штуки вкус птичьего помета, смешанного с уксусом и змеиной желчью.
В спальню внесли стол, весь уставленный кушаньями. Йин-си прислуживала им, потом оставила их одних. Мэй-мэй, изящно орудуя палочками, лакомилась обжаренными в масле креветками.
— Что ты делал сегодня? — спросила она.
— Ничего особенно важного. Но одна проблема решена. Горт мертв.
— О? Как? — воскликнула Мэй-мэй и принялась усердно изображать то удивление, то ужас, слушая его рассказ. — Ты очень умный, Тай-Пэн, — сказала она, когда он умолк. — Но твой йосс фантастически хороший.