Клавелл Джеймс. Тай-Пэн

   — О, папа, — проговорил Фред своим высоким дрожащим голоском, — ты же знал, что Берт пообещал своей маме всегда носить волосы, как положено.
   — Лучше это было сделать мне, Фред, чем ждать, когда это сделает кто-то другой, — ответил Скраггер, и голос его сорвался. — Бергу она больше не нужна. Он будет денди, как и ты.
   — Я не хочу быть денди, я хочу остаться дома, с тобой. Скраггер в последний раз взъерошил волосы Берта. И Фреда.
   — Прощайте, ребятки мои. — Он бросился прочь, и ночная тьма поглотила его.

Глава 3

   — Зачем уходить так рано, Тай-Пэн? — спросила Мэй-мэй, подавив зевок. — Два часа сна прошлой ночью мало для тебя. Ты растеряешь всю свою силу.
   — Полно, девочка, что за глупости ты болтаешь! И я же предупредил тебя вчера, чтобы ты не ждала меня.
   Струан оттолкнул тарелку с завтраком, и Мэй-мэй налила ему еще чаю. Утро было чудесное. Лучи солнца проникали через зарешеченные окна, образуя на полу красивый узор.
   Мэй-мэй старалась не слышать стука молотков и визга пил, доносившихся с берега Счастливой Долины, где вовсю шло строительство, но все ее старания были тщетны. Уже четвертые сутки проводили они в новом доме, и этот шум не прекращался ни днем, ни ночью, заглушая все остальные звуки.
   — Дел много, а я хочу быть уверенным, что все готово к балу, — говорил Струан. — Он должен начаться через час после захода солнца.
   Мэй-мэй затрепетала от восторга, вспомнив о своем тайном наряде и о том, как он великолепен.
   — Завтракать с рассветом — это варваризм.
   — Варварство, — поправил ее Струан. — И сейчас уже не рассвет. Девять часов пробило.
   — А мне кажется, что рассвет. — Она поправила свой бледно-желтый шелковый халат, чувствуя, как напрягшиеся соски трутся о гладкую ткань. Сколько еще будет продолжаться эта ужасающая шумность?
   — Через месяц или около того шум поутихнет. И по воскресеньям, разумеется, все работы прекращаются, — ответил он, слушая ее вполуха и размышляя о том, какие дела ему предстояло закончить за сегодня.
   — Шумности слишком много. И что-то очень не так с этим домом.
   — Что? — рассеянно спросил он, занятый своими мыслями.
   — Что-то от него исходит плохое, ужасно плохое. Ты уверен, что фен шуй правильный, хейа?
   — Фен что? — Он удивленно поднял глаза, отвлекшись на время от своих забот.
   Мэй-мэй испуганно смотрела на него:
   — Ты не приглашал сюда джентльмена по фен шуй?
   — Кто это?
   — Кровь Христова, Тай-Пэн! — выдохнула она в полном отчаянии. — Ты строишь дом и не спрашиваешь про фен шуй! Ты просто безумный сумасшедший! Лй-й-ай! Я займусь этим сегодня же.
   — А что делает этот джентльмен по фен шуй, — едко спросил Струан, — кроме того, что стоит денег?
   — Как?! Удостоверяет, что фен шуй правильный, конечно.
   — А что такое, скажи на милость, фен шуй?
   — Если фен шуй плохой, духи дьявола проникают в дом, и у тебя будет ужасно плохой йосс и ужасная болезнь. Если фен шуй хороший, тогда ни один дух зла не войдет внутрь Все знают про фен шуй.
   — Ты добрая христианка, и тебе не пристало верить в злых духов и всяких там мумбо-юмбо.
   — Я абсолютно соглашаюсь, Тай-Пэн, но в домах фен шуй фантастически важный. Не забывай, что это Китай, а в Китае есть…
   — Хорошо, Мэй-мэй, — сказал он, уступая. — Пригласи своего джентльмена по фен шуй, пусть он поворожит, если это уж так необходимо.
   — Он не ворожит, — с важностью сказала она. — Он проверяет, чтобы дом стоял правильно для течений Неба — Земли — Воздуха. И чтобы его не строили на шее дракона.
   — А?
   — Господи всеблагой и милосердный, как ты иногда говоришь! Это было бы ужасно, потому что тогда дракон, который спит в земле, больше не сможет спать спокойно. Кровь Господня, я надеюсь, что мы у него не на шее! Или на голове! Ты бы смог спать с домом на шее или на голове? Разумеется, нет! Если потревожить сон дракона, конечно, произойдут фантастически наихудшие вещи. Нам придется переехать незамедленно!
   — Это смешно!
   — Фантастически смешно, но мы все же переедем. Вот я, я оберегаю вас. О да. Очень важно, чтобы каждая женщина оберегала своего мужчину и свою семью. Если мы построились на драконе, мы переезжаем.
   — Тогда тебе стоит сразу сказать этому феншуйному джентльмену, чго для него будет лучше, если он не обнаружит тут никаких драконов, клянусь Богом!
   Она вздернула подбородок.
   — Джентльмен по фен шуй не будет обучить тебя, как управлять кораблем, — почему же ты хочешь обучить его про драконов, хейа? Это очень благословенно трудно — быть джентльменом по фен шуй.
   Струан почувствовал прилив радости от того, что к Мэй-мэй начинает возвращаться ее былая неукротимость. Он заметил, чго со времени возвращения в Кантон из Макао и всю дорогу до Гонконга она казалась раздраженной чем-то и рассеянной. Особенно последние несколько дней. И она была права: шум с берега очень мешал.
   — Ну что же, мне пора.
   — Можно я приглашу сегодня Мэри Синклер?
   — Да. Только я не знаю, где она сейчас и прибыла ли вообще на остров.
   — Она на флагмане. Приехала вчера со своей амой, А Тат, и бальным платьем. Оно черное и очень красивое. Встанет тебе в двести долларов. Ай-йа, если бы ты позволил мне заняться этим платьем, я бы сэкономила тебе шестьдесят, семьдесят долларов, можешь не беспокоиться. Ее каюта рядом с каюгой ее брата.
   — Откуда ты все это узнала?
   — Ее ама четвертая дочь сестры матери А Сам. А на что еще годится рабыня с таким прожорливым ротом, как у А Сам, если она не содержит свою мать в курсе и не имеет полезных знакомств?
   — А каким образом мать А Сам передала ей все это?
   — О, Тай-Пэн, ты такой смешной, — воскликнула Мэй-мэй. — Да это не мать А Сам, а я. Все китайские рабыни зовут свою госпожу «мать». Точно так же, как тебя она зовет «отец».
   — Вот как?
   — Все рабы называют хозяина дома «отец». Это древняя традиция, и это очень вежливо. Поэтому А Тат, рабыня Мэри, сказала А Сам. А Сам, которая никуда не годный, ленивый червяк и ждет хорошей порки, сказала своей «матери». Мне. Видишь, все очень просто. Ах да, и чтобы быть абсолютно правильным, если бы ты мог говорить на кантонском, ты бы называл А Сам «дочь».
   — Зачем ты хочешь видеть Мэри?
   — Скучно ни с кем не разговаривать. Я буду говорить только на кантонском, не тревожься. Она знает, что я здесь.
   — Откуда?
   — А Сам сказала А Тат, — объяснила она, словно разговаривая с ребенком. — Естественно, такую интересную новость А Тат передала своей матери — передала Мэри. Эта старая шлюха А Тат знает секретов больше, чем есть нефритов в нефритовой шахте.
   — А Тат — шлюха?
   — Кровь господня, Тай-Пэн. это только фигурная речь. Тебе на самом деле следует вернуться в постель. Ты что-то очень простоватый сегодня утром.
   Он допил свой чай и отодвинул тарелку.
   — Вот уж действительно: сижу тут и слушаю всю эту ерунду. Сегодня я обедаю с Лонгстаффом, так что я передам Мэри твое приглашение. Какое время ей указать?
   — Спасибо, Тай-Пэн, но это не нужно. А Сам будет лучше. Тогда никто не узнает, кроме слуг, а они и так все знают, ладно.
   Лим Дин открыл дверь. Он был не только поваром, но и личным слугой Струана — невысокий крепкий человечек на шестом десятке, выглядевший очень аккуратно в своих черных штанах и белой рубашке. На его круглом, довольном лице прыгали туда-сюда хитрые глазки.
   — Масса. Мисси и Масса приходить твоя видеть. Мозна?
   — Масса какой? — Струан был поражен тем, что кто-то мог оказаться настолько невежливым, чтобы прийти к нему в дом без приглашения.
   Лим Дин пожал плечами.
   — Масса и Мисси. Хотеть спросить какой Масса, какой Мисси?
   — Нет, ладно, — ответил Струан и поднялся из-за стола.
   — Ты разве ждешь гостей? — спросила Мэй-мэй.
   — Нет.
   Струан вышел из комнаты и очутился в небольшой передней. Он открыл дверь в противоположной стене и плотно прикрыл ее за собой. Теперь он находился в коридоре, который вел к прихожей и его отдельным апартаментам в передней части дома. Выйдя в коридор, он сразу понял, что его гостьей была Шевон. Тонкий аромат ее духов — она специально выписала их из Турции и таких не было больше ни у кого — распространился по всему дому.
   Его сердце забилось быстрее, а недовольство быстро улеглось, пока он шел по коридору, постукивая каблуками коротких сапог из мягкой кожи по каменным плитам пола. В конце коридора он свернул в гостиную.
   — Хэллоу, Тай-Пэн, — приветствовала его Шевон, когда он появился в дверях.
   Двадцатилетняя Шевон была грациозна, как газель. Ее темно-рыжие, темнее, чем у Струана, волосы длинными завитыми локонами падали на плечи. Полная грудь под скромно декольтированным платьем зеленого бархата вздымалась над восемнадцатидюймовой талией. Из-под доброй дюжины нижних юбок выглядывали крошечные ножки и точеные щиколотки. Она надела зеленый капор в тон платью, а ее зонтик от солнца оказался неожиданно яркого, оранжевого цвета.
   Да, подумал Струан, девушка хорошеет с каждым днем.
   — Доброе утро, Шевон, Уилф.
   — Доброе утро. Извините, что пришли без приглашения. — Уилф Тиллман чувствовал себя крайне неловко.
   — О, ну полно вам, дядя, — беспечно заметила Шевон. — Это просто добрая старая американская традиция пожелать новому дому счастья и процветания.
   — Мы не в Америке, дорогая. — Тиллман ничего так не желал, как оказаться дома, особенно сегодня. Больше всего ему хотелось, чтобы Шевон наконец благополучно вышла замуж за Джеффа Купера, и он смог бы сложить с себя ответственность за это сумасбродное создание. Черт бы побрал эту девчонку. И Джефф тоже хорош, мысленно добавил он. Ради всего святого, чего дожидается этот человек, почему он официально не попросит ее руки? Тогда я смог бы просто-напросто объявить о свадьбе, и дело с концом. Все это хождение вокруг да около выглядит смешно. Джефф только и знает, что твердит: «Дадим ей время. Времени у меня много». Но ведь я-то, черт побери, прекрасно вижу, что теперь, когда Струан овдовел, времени у него совсем нет. Готов голову дать на отсечение, что Шевон навострила свои коготки на Тай-Пэна. Зачем же еще ей так настаивать на визите сюда сегодня утром? И зачем постоянно расспрашивать о нем?
   Всю дорогу до дома Струана он размышлял о том, насколько разумен был бы союз между Струаном и Шевон. Естественно, это сулит прямую финансовую выгоду, но Струан совершенно не приемлет нашего образа жизни в Америке, он просто не желает его понять.
   Разумеется, он настроит Шевон против нас, думал Тиллман. И станет через нее вмешиваться в наши дела. Джефф будет взбешен тем, что потеряет ее, и, скорее всего, выйдет из компании «Купер и Тиллман». И я никак не смогу ему помешать. Если компания окажется на мели, откуда брать деньги для брата Джона на те роскошные приемы, которые он регулярно устраивает в Вашингтоне. Политика — вещь дорогая, а без связей в политических кругах жизнь для семьи станет по-настоящему тяжелой. К тому же нам отчаянно нужна любая помощь против этих чертовых северных штатов. Нет, клянусь Небом. Шевон выйдет замуж за Джеффа, а не за Тай-Пэна. И никаких разговоров.
   — Извините, что пришли незваными, — повторил он.
   — Я очень рад видеть вас обоих. — Струан знаком показал Лим Дину на графин и бокалы. — Шерри?
   — М-м, благодарю вас, но мне кажется, нам уже пора бы откланяться, — сказал Тиллман.
   Шевон рассмеялась и премило наморщила свой вздернутый носик.
   — Но мы же только что пришли. Я хотела первой поприветствовать вас в вашем доме, Тай-Пэн.
   — И вам это удалось. Присаживайтесь. Вы очень хорошо сделали, что пришли.
   — Мы купили кое-какие подарки для нового дома. — Она открыла свою сумку и извлекла оттуда маленькую буханку хлеба, крошечную солонку с солью и бутылку вина. — Это старинный обычай, он принесет дому удачу. Я бы пришла одна, но дядя сказал, что это было бы проявлением самого дурного вкуса. Это вовсе не его вина.
   — Я рад, что вы пришли. — Струан взял в руки хлеб. Хлеб был душистый, с хрустящей золотисто-коричневой корочкой.
   — Я испекла его вчера вечером. Струан отломил кусочек и попробовал.
   — Да он просто превосходен!
   — О, вообще-то есть его не полагается. По крайней мере… видите ли… это только символ. — Она опять рассмеялась и взяла свою сумку и зонтик. — Ну, а теперь, когда я выполнила свою обязанность, мы действительно пойдем.
   — Мои первые гости могут даже не надеяться, что я отпущу их просто так. Я настаиваю: хотя бы глоток шерри.
   Лим Дин поднес им бокалы. Шевон взяла свой и удобно устроилась в кресле, Уилф Гиллман нахмурил брови. Лим Дин удалился, шаркая ногами.
   — Вы в самом деле испекли его сами? И никто не помогал? — спросил Струан.
   — Я считаю, что каждая девушка должна уметь хорошо готовить, — ответила она и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. Тиллман потягивал шерри.
   — Шевон готовит очень хорошо, — заметил он.
   — Я с удовольствием буду брать по буханке в день, — сказал Струан. Он сел в большое кожаное кресло и поднял бокал: — Долгих и счастливых вам лет!
   — Вам тоже.
   — У вас очень милый дом, Тай-Пэн.
   — Благодарю вас. Когда он будет закончен, я бы хотел показать его вам — Струан догадался, что Шевон сгорала от желания удостовериться, насколько правдивы слухи о переезде Мэй-мэй. — Аристотель во время нашей последней встречи говорил, что вам нездоровится.
   — О, это была всего лишь простуда.
   — Он пишет для вас еще один портрет?
   — Пока еще я только думаю об этом, — невозмутимо ответила она. — Ах, дорогой миспер Квэнс, меня так восхищают его картины. Дядя и я, мы все время пытаемся уговорить его провести один сезон в Вашинт гоне. Мне кажется, он заработал бы там целое состояние.
   — В таком случае я бы сказал, что вам удалось заполучить к себе этого госгя. — Глядя на невинное выражение ее лица, Струан никак не мог определить, была ли эта невинность искренней или девушка только кокетничала. Он перевел взгляд на Тиллмана — Как идут дела?
   — Превосходно, благодарю вас. Джефф возвращается из Кантона сегодня днем. Жизнь в поселении бьет ключом. Вы намерены вернуться туда?
   — Через несколько дней.
   — Я слышал, «Голубое Облако» и «Серая Ведьма» идут голова в голову. Один из наших кораблей, возвращавшийся из Сингапура, встретил их два дня назад, они летели на всех парусах. Желаю вам удачи.
   Пока мужчины вежливо беседовали о делах, не интересуясь по-настоящему мнением друг друга, Шевон потягивала шерри и разглядывала Струана. Он был в летком шерстяном костюме, хорошо сшитом и элегантном.
   Ты редкий мужчина, думала она. Ты можешь и не знать этого, Дирк Струан, но я собираюсь выйти за тебя замуж Интересно, чго представляет собой эта твоя восточная наложница; я чувствую ее присутствие в доме. Наложница там или нет, я — та девушка, которая нужна тебе. И когда я стану твоей женой, тебе долго не понадобится смотреть на сторону. Очень долго…
   — Ну что же, думаю, нам пора, — сказал Тиллман, поднимаясь. — Еще раз извините, что мы пришли без приглашения.
   — Мой дом всегда открыт для вас.
   — О, кстати, Тай-Пэн, — обронила Шевон. — Насколько я понимаю, леди не приглашены на сегодняшний поединок. Не поставите ли вы за меня гинею на бойца от нашего флота?
   — Господи милосердный, Шевон, — возмутился пораженный Тиллман. — Разве можно говорить о таких вещах? Это просто верх неприличия для дамы!
   — Тогда вы, дядюшка, являете нам верх нечестности и старомодности, — живо парировала она. — Вы, мужчины, находите удовольствие в призовых схватках, почему же нам нельзя? Вы, мужчины, любите держать пари, почему же нам запрещается это делать?
   — Хороший вопрос, Шевон. — Струана забавляло замешательство Тиллмана.
   — В конце концов, это и восточная традиция тоже. — Она с невинным видом посмотрела на Струана: — Я слышала, китайцы все время играют на деньги, особенно женщины.
   Струан с непроницаемым лицом пропустил замечание мимо ушей.
   — Азартные игры — это очень вредная привычка, — назидательно изрек Тиллман.
   — Я совершенно с вами согласна, дядя. Сколько вы поставили?
   — Это здесь абсолютно ни при чем. Струан расхохотался.
   — С вашего позволения, Уилф, мы уважим ее просьбу. Гинея за флот?
   — Благодарю вас, Тай-Пэн, — произнесла она, прежде чем Тиллман смог что-либо ответить, и протянула Струану руку в перчатке. — Тут все дело в принципе. Вы отнеслись ко мне с огромным пониманием.
   Он задержал ее руку в своей на мгновение дольше, чем было необходимо, затем коснулся ее губами, завороженный мыслью о том, сколько удовольствий сулит будущему владельцу приручение этой своенравной лошадки, и проводил их до двери.
   — До встречи сегодня вечером.
   — Предупреждаю, если я не получу ваш приз на сегодняшнем балу, я рассержусь не на шутку. И к тому же окажусь в долговой яме.
   — Тебе это не грозит, Шевон, а вот твоим несчастным, многострадальным отцу и дяде — пожалуй, — заметил Тиллман. Когда они ушли, Струан вернулся в покои Мэй-мэй. Та встретила его холодным взглядом.
   — Что случилось?
   — Эта сладкоречивая чертовая кукла ухлестывает за тобой. Вот что случилось!
   — Прекрати болтать глупости и сквернословить! Да и как ты вообще могла ее видеть?
   — Ха! У меня что, глаз нет? Носа нет? Зачем бы я сидела над планами дома, а? Час за растреклятым часом, а? Затем, чтобы он получился таким, чтобы я видела, кто сюда прихо дит, кто проходит мимо. А они меня нет. Ха! Эта начиненная навозом кукла с коровными выменями ухлестывает за тобой, чтобы замужествовать.
   — Выйти замуж, — поправил он.
   — Руку целовать, а? Мою руку почему не целовать, а? — Она с громким стуком поставила чайник на стол. — Почему сидеть там смотреть на нее коровными глазами, хей? Ай-й-йа!
   — Прибереги свое «ай-йа» для себя самой. Услышу что-нибудь подобное еще хоть раз — получишь шлепка. Тебе хочется быть отшлепанной?
   — Муч-чины! — Она гневно вскинула голову. — Муч-чины!
   — Мужчины, а не муч-чины. Сколько раз тебе нужно повторять?
   — Мужчины! — Мэй-мэй дрожащей рукой налила себе чаю, потом с треском поставила чашку и вскочила на ноги. — «Я слышала, китайские муч-чины играют на деньги, особенно женчины», — передразнила она Шевон, приподняв руками свои маленькие груди, чтобы они казались больше, и виляя задом. — А ты рассиживаешься там и пожираешь глазами ее грудь. Почему на мой грудь ты так не уставляеваешься, хейа?
   Струан аккуратно поставил свою чашку на стол и поднялся на ноги. Мэй-мэй тут же отступила к противоположному концу стола.
   — Я ничего и не говорю, ладно, — торопливо добавила она.
   — Я так и подумал. — Он спокойно допил свой чай, а она, не шевелясь, следила за ним, готовая убежать в любую минуту.
   Он опустил чашку на блюдце.
   — Подойти сюда.
   — Ха! Я тебе не верю, когда твои глаза горят зеленым огнем.
   — Подойди сюда. Пожалуйста.
   Ее глаза сделались почти косыми от ярости, она сейчас казалась ему похожей на одну из тех сиамских кошек, которых он видел в Бангкоке. Точь-в-точь, как они, и такая же злобная, подумал он.
   Она осторожно приблизилась к нему, готовая тут же бро — • ситься прочь или пустить в дело ногти. Он нежно потрепал ее по щеке и пошел к двери.
   — Вот послушная девочка.
   — Тай-Пэн! — Мэй-мэй повелительным жестом протянула ему руку для поцелуя.
   Сдерживая улыбку, он вернулся и галантно поцеловал протянутую руку. Затем, прежде чем она сообразила, что происходит, он развернул ее и звонко шлепнул пониже спины. Она ошеломленно разинула рот, вырвалась из его рук и метнулась назад, ища спасения по другую сторону стола. Очутившись в безопасности, она швырнула в него чашку. Чашка ударилась в стену рядом с его ухом, она туг же подняла другую.
   — Не бросай ее.
   Она медленно поставила чашку на место.
   — Вот умница. Одна — это нормально. Две — уже излишество. — Он взялся за ручку двери.
   — Я только говорю тебе это, чтобы защитить тебя, — в отчаянии крикнула она. — Защитить от сладкоречивой, безобразной куклы с выменями, как у старой коровы!
   — Спасибо, Мэй-мэй, — сказал он, закрывая дверь за собой. Струан потопал ногами на месте, показывая, будто удаляется по коридору, а сам, стараясь не расхохотаться, осторожно приложил ухо к двери. Вторая чашка вдребезги разбилась о нее с другой стороны. За этим звуком последовал поток китайских ругательств, потом он услышал имя А Сам и вслед за ним новые ругательства.
   Счастливо улыбаясь, Струан на цыпочках зашагал к выходу.
   Вся Счастливая долина, словно некий живой организм, пульсировала, охваченная бурной деятельностью, и, легко шагая под уклон от своего дома к берегу, Струан чувствовал, как гордость переполняет его. Были заложены уже многие постройки. Среди них выделялись огромные трехэтажные фактории «Благородного Дома» и компании «Брок и сыновья», выходившие фасадом на Куинз Роуд. В их просторных помещениях располагались склады, пакгаузы, конторы и жилые комнаты; она напоминали фактории кантонского поселения, удобство и надежность которых могли по достоинству оценить все китайские торговцы. Пока что они представляли собой лишь голые стены в строительных лесах из бамбука, на которых копошились сотни китайских рабочих Вокруг этих громадин располагались десятки других зданий, жилых домов и причалов.
   Струан разглядел вдалеке, что на полпути к Глессинг Пойнту уже началось строительство дока: нескончаемая череда носильщиков насыпала камни для первого из глубоководных причалов. Напротив маленького домика начальника гавани, уже целиком готового, если не считать крыши, возвышались каменные стены тюрьмы, законченные на три четверти. А за доком были видны строительные леса первой из армейских казарм.
   Струан повернул на запад к веренице больших палаток, в которых располагалась их временная главная контора. Палатки были раскинуты у самою края долины. К строительству церкви еще не приступали, хотя Струан заметил людей, обмерявших вершину круглого холма.
   — Доброе утро, Робб, — сказал он, входя в палатку.
   — С возвращением. — Робб был небриг, под глазами залегли черные тени. — Ты разобрался с Абердином?
   — Да. Как у тебя тут дела?
   — И хорошо, и плохо. По Куинз Роуд теперь не пройти без того, чтобы тебя не окружила вонючая голпа попрошаек. И что еще хуже, мы ежедневно доставляем сюда джонками и сампанами десять тысяч кирпичей из Макао, так к утру больше двух тысяч штук исчезает бесследно. — Он сердито взмахнул руками. — И не только кирпичи. Бревна, столы, цемент, перья, бумага — они воруют все. Если так пойдет и дальше, наши расходы на строительство удвоятся. — Он перебросил ему листок с цифрами. — Подарок для тебя: расчеты за твой дом — предварительные. Втрое больше, чем предполагал Варгаш.
   — Почему так много?
   — Ну, ты же хотел, чтобы он был закончен за три недели.
   — Да за тысячу фунтов я, черт возьми, могу приобрести почти пятую часть клипера.
   — Если «Голубое Облако» не доберется до Лондона, мы попадем в чудовищную переделку. Снова.
   — Он доберется.
   — Мне бы твою уверенность. — Робб тяжело опустился на стул.
   Струан сел за свой стол.
   — Ну, а теперь скажи мне, в чем заключается настоящая проблема, парень?
   — О, я не знаю. Эти воры и нищие… и дел слишком много. И этот проклятый несмолкающий шум. Наверное, я устал… Нет, дело не в этом. Две вещи. Во-первых, Сара. У нее задержка на две недели, а ты даже не представляешь, какой раздражительной становится женщина в этом случае; к тому же бедная девочка боится, что умрет. И боится не напрасно. А помочь ничем нельзя, кроме как твердить постоянно, что все будет хорошо. Потом, опять же, это мое решение остаться. Все это время у нас только и были что нескончаемые жуткие ссоры. Она твердо намерена уехать не позже, чем через месяц, ну, может, чуть больше — как только будет в состоянии.
   — Хочешь, я с ней поговорю?
   — Нет. Тут уже ничего не поможет. Она все решила для себя, и говорить больше не о чем — ты знаешь Сару. Конечно, она в восторге от того, что мы снова богаты, но домой все равно возвращается. Даже бал не помог: она злится на свой живот, на то, что она, по ее выражению, «толстая и противная». Что бы ты ни говорил, для нее это остается пустыми звуками.
   — Это первое. Что же второе?
   — Кулум. Ты и Кул ум.
   Струан посмотрел на дверь палатки, на многочисленные корабли, ровными рядами стоящие на якоре.
   — Он кажется мне вполне окрепшим после болезни.
   — Я не об этом.
   — Давай отложим этот разговор на время.
   — Ситуация получается очень скверная. Скверная и для вас, и для компании.
   — Повремени с этим, Робб.
   — Я прошу тебя. Пожалуйста, прости его.
   — Подожди, Робб. — Струан повернулся к нему. — Немного подожди.
   — Хорошо, Дирк. — Робб засунул руки в карманы. — Что произошло вчера ночью в Абердине?
   Струан рассказал и передал ему контракты и бумаги на опекунство. Но о Ву Квоке и о празднике на острове в день святого Иоанна Крестителя не сказал ни слова. Иоаннов день наступит, когда он еще будет Тай-Пэном, а решать, что делать со всем этим, должен Тай-Пэн — и только он.
   Робб забеспокоился:
   — Где сейчас мальчики?
   — На борту «Отдыхающего Облака». Я передал их Вольфгангу. Остальные девятнадцать человек на «Китайском Облаке».