— Пожалуйста, садитесь, сеньор.
   Струан опустился в деревянное кресло, на которое указал епископ. Оно было несколько ниже, чем кресло епископа, и он чувствовал силу воли прелата, обволакивавшую его, чтобы подчинить себе.
   — Вы посылали за мной?
   — Я просил вас прийти повидать меня, это так. Хинная корка. В Макао ее нет, но, кажется, небольшое ее количество есть в нашей миссии в Ло Тине.
   — Где это?
   — Внутри страны. — Епископ разгладил складку на своей пурпурной мантии. — Около ста пятидесяти миль на северо-запад.
   Струан поднялся.
   — Я немедленно пошлю туда кого-нибудь.
   — Я уже сделал это, сеньор. Пожалуйста, садитесь. — Епископ хранил торжественный вид. — Наш курьер вышел на рассвете с приказом обернуться в рекордное время. Я думаю, это ему удастся. Он китаец, родом как раз из той местности.
   — Как вы полагаете, сколько времени уйдет у него на это путешествие? Семь дней? Шесть дней?
   — Это еще одна причина моей озабоченности. Сколько приступов лихорадки было у девушки?
   Струан хотел было спросить у епископа, как он узнал о Мэй-мэй, но сдержался. Он понимал, что источники секретной информации католиков неисчислимы, да и в любом случае «девушка» была бы несложным выводом для такою проницательного человека, как епископ.
   — Один. Пот выступил два дня назад. Примерно в это же время.
   — Значит, следующий будет завтра. Или никак не позже, чем через день. Чтобы дойти до Ло Тиня и вернуться обратно, курьеру потребуется семь дней — это при условии, что все пройдет хорошо и не возникнет никаких непредвиденных трудностей.
   — Я не думаю, что она сможет вынести еще два приступа.
   — Я слышал, она молодая и сильная девушка Она должна быть в состоянии прожить еще восемь дней.
   — Она уже шесть месяцев носит ребенка.
   — Это очень плохо.
   — Да. Где находится Ло Тинъ? Дайте мне карту. Возможно, мне удастся сократить время на день.
   — В этом путешествии мои возможности превышают ваши тысячекратно, — ответил епископ. — Может быть, оно займет только семь дней. Если на то будет воля Божья.
   Да, подумал Струан. Тысячекратно. Как бы я хотел обладать теми знаниями, которые католики собрали на протяжении столетий, постоянно совершая вылазки в глубь Китая. Интересно, какой именно Ло Тинь? Их там может быть полсотни в радиусе двухсот миль.
   — Да, — проговорил он после долгого молчания, — если на то будет воля Божья.
   — Вы — необычный человек, сеньор. Я рад, что мне выпала возможность встретиться с вами. Не хотите ли выпить бокал мадеры?
   — Какова цена коры? Если она существует, если она будет доставлена вовремя и если она излечит лихорадку?
   — Не хотите ли выпить бокал мадеры?
   — Благодарю вас.
   Епископ позвонил в колокольчик, и в ту же секунду в дверях появился ливрейный лакей с графином с бокалами на гравированном серебряном подносе.
   — За лучшее понимание многих вещей, сеньор. Они выпили — и смеряли друг друга взглядом.
   — Цена, ваша светлость?
   — В настоящий момент существует слишком много «если». Это пока может подождать. Но две другие вещи — нет. — Епископ сделал еще один глоток, смакуя вино. — Поистине, мадера — несравненный аперитив. — Он собрался с мыслями. — Меня очень тревожит сеньорита Синклер.
   — Меня тоже, — сказал Струан.
   — Отец Себастьян — чудодейственный целитель. Но он постоянно дает мне понять, что если сеньорита не получит духовной помощи, она может лишить себя жизни.
   — Только не Мэри! Она очень сильная девушка. Она не станет этого делать.
   Фалариан Гинеппа свел свои тонкие пальцы в пирамиду. Косой луч солнца упал на огромный рубин его перстня, и камень словно расплавился в ослепительном сиянии.
   — Если бы ее можно было полностью поручить заботам отца Себастьяна — и святой Христовой Церкви, — мы смогли бы обратить ее проклятие в благословение. В ее положении это явилось бы наилучшим выходом. Я всем сердцем верю, что это единственное подлинное решение. Но если это невозможно, то, прежде чем она выйдет от нас, я должен передать ответственность за нее кому-то, кто эту ответственность примет.
   — Я приму ее.
   — Очень хорошо, хотя я не думаю, что вы поступаете разумно, сеньор. Однако, как бы там ни было, ваша жизнь и душа — как и ее — также пребывают в руках Господа. Я молюсь, чтобы вам и ей было даровано понимание и прозрение. Очень хорошо. Пока она находится здесь, я приложу все усилия, чтобы постараться спасти ее душу но как только она достаточно окрепнет телом, чтобы уйти, я тотчас же дам вам знать.
   Часы собора пробили пять часов.
   — Как рана великого князя Сергеева? Струан нахмурил брови:
   — Это вторая вещь, которая не может ждать?
   — Для вас, британцев, вполне возможно. Фалариан Гинеппа открыл ящик и извлек из него кожаный портфель с тяжелыми сургучными печатями.
   — Меня просили конфиденциально передать вам вот это. Похоже, что определенные дипломатические круги крайне встревожены присутствием великого князя в Азии.
   — Церковные круги?
   — Нет, сеньор. Мне предложено сказать вам, что вы, по своему желанию, можете передать эти документы дальше. Как я понимаю, некоторые печати, которые вы найдете внутри, послужат доказательством их подлинности. — По его лицу скользнула легкая улыбка: — Портфель тоже запечатан.
   Струан узнал печать, которой пользовались чиновники, состоявшие при генерал-губернаторе.
   — С какой стати меня вдруг посвящают в дипломатические тайны? Существуют специальные дипломатические каналы. Мистер Монсей живет всего в полумиле отсюда, а его превосходительство находится на Гонконге. И тот и другой прекрасно знакомы с протоколом.
   — Я ни во что вас не посвящаю. Я лишь выполняю просьбу, с которой ко мне обратились. Не забывайте, сеньор, сколько бы я лично ни презирал все то, за что вы выступаете, вы пользуетесь влиянием при Сент-Джеймском дворе, а ваши торговые связи охватывают весь мир. Мы живем в изменчивые времена, а Португалия и Британия являются старыми союзниками. Британия всегда была для Португалии добрым другом, а разум подсказывает, что друзья должны помогать друг другу, нет? Может быть, именно этим все и сказано.
   Струан взял протянутый портфель.
   — Я извещу вас сразу же, как только наш курьер вернется из Ло Тиня, — сказал Фалариан Гинеппа. — В какое бы время дня или ночи это ни произошло. Вы желаете, чтобы отец Себастьян осмотрел вашу даму?
   — Не знаю. — ответил Струан, поднимаясь. — Возможно. Я бы хотел подумать над этим, ваша светлость.
   — К вашим услугам, сеньор. — Епископ заколебался на мгновение: — Ступайте с Богом.
   — Бог да пребудет с вами, ваша светлость, — сказал Струан.
   — Хэллоу, Тай-Пэн, — с трудом выговорил Кулум. В голове у него словно стучал молот, а язык был как высохшая коровья лепешка.
   — Привет, парень.
   Струан положил на стол еще не распечатанный портфель, который жег ему руки всю дорогу до дома. Он подошел к буфету и плеснул в бокал глоток бренди.
   — Кушать, масса Кулум? — радостно спросил Ло Чум. — Полосенка? Калтофель? Соуса? Хейа?
   Кулум слабо покачал головой, и Струан отпустил Ло Чума.
   — Вот, выпей, — сказал он, протягивая бокал сыну.
   — У меня не получится. — Кулум отвернулся, борясь с тошнотой.
   — Пей.
   Юноша проглотил коньяк. Он поперхнулся и быстро запил его чаем, стоявшим у кровати. Потом откинулся на подушку, стараясь унять пульсирующую боль в висках.
   — Хочешь поговорить? Рассказать мне, что случилось? Лицо Кулума было серым, белки глаз — грязно-розовыми.
   — Я ничего не могу вспомнить. Господи, я чувствую себя ужасно.
   — Начни с начала.
   — Я играл в вист с Гортом и несколькими нашими друзьями, — с трудом ворочая языком, заговорил Кулум. — Помню, я выиграл что-то около ста гиней. Мы довольно много пили. Но я помню, как убрал выигранные деньги в карман. Потом… нет, дальше — провал.
   — Ты помнишь, куда ты поехал?
   — Нет. Точно не помню. — Он сделал еще несколько жадных глотков из чашки с чаем и провел руками по лицу, пытаясь прогнать мучительную головную боль. — О Боже, мне так плохо!
   — Ты помнишь, в какой публичный дом ты отправился? Кулум покачал головой.
   — У тебя есть какой-то, куда ты ходишь постоянно?
   — Боже милостивый, нет!
   — Не нужно так картинно возмущаться, дружок. Ты был в борделе — это ясно. Тебя обобрали — это ясно. В бокал тебе подсыпали снотворного — это тоже ясно.
   — Меня опоили?
   — Это самый старый трюк на свете. Поэтому я и советовал тебе посещать только те публичные дома, которые были рекомендованы тебе человеком, заслуживающим твоего доверия. Это был первый раз, когда ты посетил бордель в Макао?
   — Да, да. Господи милостивый, меня опоили?
   — Ну же, парень, шевели мозгами. Думай! Ты помнишь, что это был за дом?
   — Нет… ничего. Полная темнота.
   — Кто выбрал его для тебя, а? Кулум сел на кровати.
   — Мы пили и играли. Я был, ну-у, изрядно пьян. Потом… потом все вдруг заговорили о… о девушках. И об этих домах. Ну, и… — он посмотрел на Струана, на его лице ясно читались стыд и боль, — …я был просто… видишь ли, все это вино, и… я почувствовал, ну, потребность в девушке. Это жгло, как огонь. И тогда я решил, что я должен… должен пойти в бордель.
   — В этом нет беды, парень. Кто дал тебе адрес?
   — Кажется… Нет, не знаю. Но, по-моему, они все давали мне какие-то адреса. Писали мне адреса… или говорили адреса, я не помню. Я помню, как вышел из Клуба. Там стоял портшез, и я забрался в него. Подожди минутку… вспомнил! Я сказал им доставить меня в «У и Ф»!
   — Там тебя никогда бы не обокрали, дружок. И не стали бы подсыпать всякой гадости в вино. Или доставлять тебя домой таким образом. Это было бы немного чересчур — они дорожат своей репутацией.
   — Нет. Я уверен. Именно это я и сказал носильщику. Да, я абсолютно уверен!
   — Куда тебя отнесли? В китайский квартал?
   — Не знаю. Помню, кажется… нет, не знаю.
   — Ты сказал, это жгло тебя, как огонь. Что за огонь? Опиши подробнее, что ты чувствовал.
   — Ну, это было так… помню, я был очень разгорячен и, ну… смерть господня, я все время безумно хочу Тесс, а после стольких бокалов и всего остального… я не знал покоя, поэтому… поэтому я пошел в этот дом… — Кулум умолк. — О Господи, у меня раскалывается голова. Пожалуйста, оставь меня одного.
   — У тебя было с собой чем предохраняться? Кулум покачал головой.
   — Этот огонь. Эта потребность. Вспомни, было в них что-то необычное вчера вечером? Кулум опять качнул головой.
   — Нет. Все это длится уже много недель, но… хотя пожалуй, это несколько отличалось… впрочем нет, не очень. Он у меня стал твердым, как железный прут, и все в паху горело, как в огне, и мне была просто необходима девушка, и… о, я не знаю. Оставь меня! Пожалуйста… мне очень жаль, но, пожалуйста…
   Струан подошел к двери.
   — Ло Чум!
   — Да, масса?
   — Ходить дом Чен Шень. Приводить больной номер один корова чилло доктор сюда быстро раз-раз? Ясно?
   — Ясна сильно хорошо! — обиженно ответил Ло Чум. — Уже оч-чень сильно хорошо доктар внизу есть для голова бум-бум больной и все больной-больной! Молодая масса одинаково как Тай-Пэн, ладна!
   Струан спустился в холл и через Ло Чума поговорил с доктором. Врач сказал, что немедленно пришлет лекарства и пищу для специальной диеты, и удалился, унося щедрое вознаграждение.
   Струан вернулся наверх.
   — Ты можешь вспомнить что-нибудь еще, парень?
   — Нет… ничего. Прости. Я не хотел вот так тревожить тебя своими бедами.
   — Послушай меня, парень! Ну же, Кулум, это важно!
   — Пожалуйста, отец, не говори так громко, — взмолился Кулум, приоткрывая глаза со страдальческим видом. — Что?
   — По твоему рассказу похоже, что тебе дали афродизиак.
   — Что?
   — Да, афродизиак. Существует целая дюжина таких, которые можно подлить или подсыпать в бокал с вином.
   — Невозможно. Во всем виновато вино и моя… моя потребность в… это невозможно!
   — Есть лишь два объяснения случившемуся. Первое: кули доставили тебя в притон — и это никак не был местный филиал «У и Ф», — где они получают большую мзду за богатого клиента, а также долю украденных у него денег. Там девушка или девушки опоили тебя, обобрали и доставили назад. Я надеюсь, ради тебя самого, что так все и было. Другой вариант заключается в том, что один из твоих друзей дал тебе афродизиак в Клубе, договорившись предварительно, чтобы тебя ждал портшез, который доставит тебя в определенный дом.
   — Ерунда! Зачем кому-то понадобилось бы устраивать все это? Ради сотни гиней, часов и кольца? Один из моих друзей? Да нет, это бред какой-то.
   — Однако предположим, что кто-то смертельно ненавидит тебя, Кулум. Скажем, план заключался в том, чтобы подсунуть тебе больную девушку, такую, которая заразилась женской болезнью!
   — Что?!
   — Да. И я боюсь, что как раз это-то и случилось. У Кулума на мгновение остановилось сердце, все померкло перед глазами.
   — Ты просто хочешь попугать меня.
   — Клянусь Господом нашим, сын, у меня и в мыслях нет пугать тебя. Но это одна из возможностей, и очень реальная. Я бы сказал она более вероятна, чем первая, потому что тебя принесли назад.
   — Кто бы стал так поступать со мной?
   — Это уж тебе самому придется мне сказать, дружок. Но даже если это и произошло, еще не все потеряно. Пока. Я послал за китайскими лекарствами. Ты должен выпить их все, не пропустив ни одного приема.
   — Но от женской болезни лекарства нет!
   — Верно. Когда болезнь уже установилась. Но китайцы считают, что можно убить яд этой болезни или что там ее вызывает, если немедленно принять меры предосторожности и очистить кровь. Много лет назад, когда я впервые появился здесь, со мной случилось то же самое Аристотель подобрал меня в сточной канаве в китайском квартале и нашел китайского врача, после чего со мной все было в порядке. Вот так я и познакомился с ним — вот почему он уже столько лет остается моим другом. Я не могу сказать с уверенностью, был ли тот притон заразным — или девушка, — но у меня болезнь так и не началась.
   — О Боже, помоги мне.
   — Да. Мы ничего не будем знать наверняка в течение недели. Если к ее исходу не появится никакой припухлости, боли или выделений, тогда можно считать, что на этот раз ты выкрутился. — Он увидел ужас в глазах сына, и сердце его открылось ему навстречу. — Тебя ждет неделя адских мук, дружище, пока ты будешь ждать результата. Я знаю, что это такое — поэтому держи себя в руках. Я помогу всем, чем смогу. Так же, как мне в свое время помог Аристотель.
   — Я убью себя. Я убью себя, если… о Боже, как я мог быть таким глупцом? Тесс! Господи, мне лучше рассказать…
   — Об этом не может быть и речи! Ей ты скажешь, что по дороге домой на тебя напали грабители. Мы подадим об этом заявление в полицию. Своим друзьям ты расскажешь то же самое. Что ты, должно быть, слишком много выпил — после девушки. Что ты не помнишь ничего. Кроме того, что замечательно провел время и проснулся уже у ворот своего дома. И всю эту неделю ты будешь вести себя совершенно обычно.
   — Но Тесс! Как я могу…
   — Ты поступишь так, как я сказал, парень! Именно так, как я сказал, клянусь Богом.
   — Я не могу, отец. Это нево…
   — И ни при каких обстоятельствах ты никому не скажешь ни слова о китайских лекарствах. В публичный дом не ходи, пока мы не будем в чем-то уверены, и не касайся Тесс, пока вы не поженитесь.
   — Мне так стыдно.
   — Это лишнее, парень. Быть молодым так трудно. Но в этом мире каждому человеку приходится быть очень осторожным. Кругом полным-полно бешеных псов.
   — Ты утверждаешь, что это дело рук Горта?
   — Я ничего не утверждаю. А сам ты как считаешь?
   — Нет, конечно, нет. Но ты-то имеешь в виду именно его, не правда ли?
   — Не забывай, ты должен вести себя совершенно нормально, или ты потеряешь Тесс.
   — Почему?
   — Ты полагаешь, Лиза и Брок отдадут за тебя свою дочь, если узнают, что ты настолько незрел и глуп, что пьяным пускаешься в поход по притонам Макао, да еще попадаешь в неизвестные тебе бордели, где тебя накачивают любовными напитками, а потом обирают до нитки? Будь я на месте Брока, я бы сказал, что у тебя не хватает в голове, чтобы быть моим зятем!
   — Мне так жаль.
   — Давай-ка отдохни, дружок. Я приду попозже.
   И всю дорогу до дома Мэй-мэй Струан выбирал, каким способом он убьет Горта — если Кулум заболеет. Самым жестоким способом. Да, холодно думал он, я могу быть очень жестоким. Я не собираюсь просто убивать его — или делать это быстро. Господь мне свидетель!
   — Ты выглядишь ужасно, Кулум, дорогой, — говорила Тесс. — Тебе в самом деле следует лечь пораньше.
   — Да.
   Они прогуливались вдоль praia в вечерней тишине. Он поужинал, и голова его несколько прояснилась, но душевная мука, которую он испытывал, была почти невыносима.
   — Что случилось? — спросила она, почувствовав его состояние.
   — Ничего, дорогая. Я просто выпил лишнего. И эти разбойники не очень-то со мной церемонились. Клянусь Господом, я целый год теперь не притронусь к вину. — Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы ничего не случилось. Пусть эта неделя пролетит быстрее, и пусть ничего не случится.
   — Давай вернемся, — предложила она и, решительно взяв его под руку, повернула к дому Броков. — Вот выспишься ночью хорошенько, сразу почувствуешь себя не в пример лучше. — Ее переполняли материнские чувства, и она против воли была счастлива, видя его почти полную беспомощность. — Я рада, что ты отказываешься от спиртного, мой милый. Отец иногда ужасно напивается. И Горт. Честное слово, я столько разов видела его пьяным.
   — Столько раз, — сказал он, поправляя ее.
   — Столько раз видела его пьяным. О, я так счастлива, что нас скоро обвенчают.
   Какие возможные причины могли бы быть у Горта, чтобы пойти на такое, спрашивал себя Кулум. Нет, Тай-Пэн, конечно же, преувеличивает. Да, преувеличивает.
   Слуга открыл дверь, и Кулум проводил Тесс в гостиную.
   — Так скоро вернулись, мои милые? — удивилась Лиза.
   — Я немножко устала, мама.
   — Ну что же, я пойду, — сказал Кулум. — До завтра. Вы собираетесь на матч по крикету?
   — О да, Ма, пожалуйста!
   — Может статься, вы согласитесь нас сопровождать, Кулум?
   — Благодарю вас. С удовольствием. Я зайду за вами завтра. — Кулум поцеловал руку Тесс. — Доброй ночи, миссис Брок.
   — До свидания, дружок.
   Кулум уже повернулся и направился к двери, когда в комнату вошел Горт.
   — О, привет, Горт.
   — Привет, Кулум. Я ждал тебя. Я как раз собираюсь в Клуб, промочить горло. Пойдем вместе.
   — Сегодня нет, спасибо. Я что-то совсем сдал. Слишком поздно ложился последнее время. К тому же завтра крикет.
   — Бокал вина тебе не повредит. После такой ночки — это лучшее средство, чтобы прийти в себя.
   — Нет, не сегодня, Горт. В любом случае, спасибо. Увидимся завтра.
   — Как хочешь, старина. Ладно, смотри, будь осторожен. — Горт закрыл за ним входную дверь.
   — Горт, что произошло вчера ночью? — Лиза пристально посмотрела на него.
   — Бедняга напился. Я ушел из Клуба раньше него, я же вам говорил, поэтому сам еще ничего толком не знаю. Что он рассказывает, Тесс?
   — Просто, что выпил лишнего и что на него напали грабители. — Она рассмеялась. — Бедняжка Кулум, думаю, это надолго излечит его от тяги к дьявольскому зелью.
   — Тесс, крошка, ты не принесешь мне мои сигары? — попросил Горт. — Они в комоде.
   — Ну, конечно. — Тесс выпорхнула из комнаты.
   — Я слышал, — начал Горт, — я слышал, наш дружок Кулум вроде как ударился в разгул.
   — Что? — Лиза перестала шить и подняла на него глаза.
   — Большой беды тут нет, — продолжал Горт. — Может, мне вообще не стоило говорить об этом. Ничего в этом страшного, если соблюдать осторожность, клянусь Богом. Ты же знаешь, все мужчины устроены одинаково.
   — Но ведь он женится на нашей Тесс! Она не выйдет замуж за распутника.
   — Это правильно. Думаю, надо мне поговорить с парнем. Здесь, в Макао, держи ухо востро, это уж точно. Если бы Па был здесь, тогда другое дело. Но я должен защищать семью, а заодно и этого бедолагу от его же слабостей. Ты, вот что, никому об этом не говори!
   — Конечно, нет. — Лиза ненавидела в мужчинах их мужское начало. Почему они не могут обойтись без этого хоть какое-то время? Может быть, мне стоит еще раз все обдумать, прежде чем женить их. — Тесс не выйдет замуж за распутника. Но Кулум вовсе не такой. Ты уверен в том, что говоришь?
   — Да, — ответил Горт. — По крайней мере, так утверждают некоторые из ребят.
   — Как жаль, что здесь нет твоего отца.
   — Да, — согласно кивнул Горт, потом добавил, словно придя к неожиданному решению: — Вот что, съезжу-ка я на Гонконг на день или два. Поговорю с Па. Это будет лучше всего. А потом как следует поговорю с Кулумом. Я отправляюсь с отливом.

Глава 6

   Струан закончил читать последнюю страницу переведенных на английский язык русских документов. Он медленно собрал листы, подровнял их и положил назад в портфель, который потом оставил лежать у себя на коленях.
   — И что? — спросила Мэй-мэй. — Зачем ты такой фантастически молчаливый, хейа? — Она полулежала на постели под комариной сеткой, шелковая рубашка золотистого цвета делала ее кожу еще бледнее.
   — Ничего, девочка.
   — Отложи дела в сторону и поговори со мной. Целый один час ты сидишь как ученый.
   — Дай мне подумать пять минут. Потом я поговорю с тобой, хейа?
   — Ха, — сказала она. — Если бы я не заболезнела, ты бы не вылезал из моей постели все время.
   — Ишь ты какая. — Струан подошел к двери в сад и посмотрел в ночное небо. Звезды сияли ярко: небеса предвещали хорошую погоду.
   Мэй-мэй спустилась пониже и, лежа, наблюдала за ним. Он выглядит очень усталым, подумала она. Бедный Тай-Пэн, столько забот.
   Он рассказал ей о Кулуме и о своих страхах за него, но не о Горте. Он также сообщил ей, что кору от лихорадки нашли и через несколько дней она будет у них. И еще он рассказал ей о Мэри, неустанно проклиная при этом А Тат.
   — Чертова дура. Она чуть не убила ее. Ей следовало бы знать, что она делает. Если бы Мэри сказала все мне или тебе, мы могли бы отослать ее в такое место, где она тихо и благополучно разрешилась бы от бремени. В Америку, скажем, или еще куда-нибудь. Младенца можно было бы усыновить, и…
   — А этот ее Глессинг? — спросила она. — Он все равно женился бы на ней? Через девять месяцев?
   — Этому браку так и так конец!
   — Кто отец? — спросила Мэй-мэй.
   — Мне она не говорит, — ответил Струан, и Мэй-мэй улыбнулась про себя.
   — Бедная Мэри, — произнес он. — Теперь ее жизнь кончена.
   — Чепуха, Тай-Пэн. Замужество еще очень может состояться — если этот Глессинг и Горацио ничего не узнают.
   — Ты совсем из ума выжила? Конечно же, этому браку не бывать. То, что ты говоришь, невозможно. Это было бы бесчестно, ужасно бесчестно.
   — Да. Но то, что никто не знает, важности не имеет, а причина скрывать это хорошая, а не плохая, ладно.
   — Да как же, скажи на милость, он этого не узнает? А? Конечно, все обнаружится. Он же непременно поймет, что она не девственница.
   На это есть свои способы, Тай-Пэн, подумала она. Свои хитрости. Все мужчины такие простодушные в некоторых вещах. Женщины гораздо умнее, особенно в том, что действительно имеет значение.
   И она решила послать к Мэри кого-нибудь, кто сумел бы объяснить ей все, что ей нужно знать, и, таким образом, прекратил всю эту бессмыслицу с самоубийством. Кого же? Ну, конечно, Старшую Сестру, третью жену Чен Шеня, которая когда-то жила в доме для увеселений и должна знать такие секреты. Я пошлю ее завтра. Она сообразит, что нужно сказать Мэри. Итак, Мэри больше не проблема. Если поможет йосс. А Кулум, Горт и Тесс? Скоро тоже не проблема, потому что произойдет убийство. Моя лихорадка? Эта проблема разрешится согласно моему йоссу. Все на свете разрешается согласно йоссу, так зачем же переживать? Разумнее принять. Мне жаль тебя, Тай-Пэн. Ты столько размышляешь, столько планируешь и вечно пытаешься подчинить йосс своей воле. Или нет, наверное, это все-таки не так, засомневалась она. Ну, конечно, не так. В сущности, он ведь делает только то, что делаешь ты, что делают все китайцы. Он смеется над злой судьбой, йоссом и богами и старается как можно лучше использовать мужчин и женщин, чтобы приблизиться к своей цели. И обмануть йосс. Да, воистину все так и есть. О, Тай-Пэн, ты во многом больше китаец, чем я сама.
   Она еще глубже забралась под сладко пахнущее покрывало и стала ждать, когда Струан подойдет, чтобы побеседовать с ней.
   А он тем временем целиком сосредоточился на том, что узнал из бумаг, обнаруженных в портфеле.
   Документы включали переведенную на английский копию секретного доклада, подготовленного для царя Николая I в июле прошлого, 1840, года, и содержали, что было совершенно невероятно, карты земель, лежащих между Россией и Китаем. Одни эти карты — первые из всех, какие Струан когда-либо видел — были бесценны. Прилагался также анализ содержания этих документов, тоже на английском.
   Доклад был подготовлен князем Тергиным, возглавлявшим тайный совет, который занимался вопросами стратегии в международных отношениях. Он гласил:
   "По нашему взвешенному мнению, в течение полувека Государь расширит свои владения от Балтики до Тихого океана, от Северных Ледовитых морей до Индийского океана и сможет править всем миром, если на ближайшие три года будет принята следующая стратегия.