Клавелл Джеймс. Тай-Пэн

   А вот потом, клянусь Богом, потом…

Глава 3

   «Китайское Облако» разрезал пелену дождя, двигаясь вдоль южного берега Гонконга в главную гавань на севере острова.
   Струаны обедали в капитанской каюте: тушеные устрицы, копченые колбасы, соленая рыба, вареная капуста со свиным жиром, холодные жареные цыплята, морские галеты, блюда с яблочным пирогом и пирогами с консервированными фруктами. Охлажденное в море белое вино и шампанское. И чай.
   — Сорок лаков — четыре монеты, — говорил Робб, мрачно ковыряя вилкой в своей тарелке. — Одна принадлежит By Фан Чою. У кого остальные три?
   — Дзин-куа непременно оставил одну себе. Может быть, две, — сказал Струан. Он потянулся через стол и положил себе еще одну обжаренную соленую селедку.
   — Теперь мы связаны клятвой и должны оказать огромную услугу, — продолжал Робб. — Для этих дьяволов она куда как стоит десяти лаков. Заполучив такой клипер, как «Китайское Облако»… Господи, да с ним можно пускать ко дну даже фрегаты. Азиатские морские пути всей империи могут оказаться перерезанными. Один корабль — и десять человек, которые смогут построить еще. Девятнадцать человек, выученных на капитана, которые смогут учить других! Мы в ловушке, перед нами тупик. Ужасно.
   — Дзин-куа обманул тебя. Он обманул тебя, — горячился Кулум.
   — Нет. Перехитрил меня, да, но и так сказать будет неправильно. Я оказался недостаточно хитер. Я, парень! Не в нем дело. Когда двое садятся за стол, чтобы заключить сделку, каждый старается добиться для себя как можно более выгодных условий. Все очень просто. Да, я оказался слабее, чем он, и только в этом суть. Но даже если бы мне и пришла в голову мысль о том, что эти монеты могут быть поделены между несколькими людьми, мне все равно пришлось бы принять его условия. У нас не было выбора, абсолютно никакого.
   — Если перехитрили тебя, Дирк, на что можно рассчитывать мне? Или Кулуму?
   — Ни на что. Если только вы не будете готовы думать своей головой и учиться на ошибках других. И не станете вести себя с китайцем, как с одним из нас. Они не такие, как мы.
   — Это верно, — сказал Кулум. — Уродливые, отвратительные, грубые. И все на одно лицо, невозможно отличить одно от другого.
   — Я не согласен с тобой. Ты не понял меня. Я имел в виду, что у них иной склад ума, они думают по-другому, — возразил Струан.
   — Тогда как же подобрать к ним ключ, отец?
   — Если бы я знал это, я бы никогда не делал ошибок. Просто у них за спиной пять тысячелетий практики, вот и все. А теперь передай мне, пожалуйста, устриц… вот славный мальчик.
   Кулум подал ему блюдо, и Струан положил себе уже третью порцию.
   — Тебя все это, похоже, не волнует, Дирк, — заметил Робб. — А ведь это может погубить нас. Погубить всю торговлю с Азией.
   — Ты совсем ничего не ешь, Робб. И ты, Кулум. Ешьте. — Струан оторвал куриную ногу и положил себе на тарелку. — Ситуация вовсе не так безнадежна. Возьмем, во-первых, эти девятнадцать человек… да, они будут шпионами By Фан Чоя и его отребья. Но для того, чтобы мы могли научить их, им придется выучить английский, так? А если мы сможем говорить с ними, почему нам не попробовать переделать их? Сделать из пиратов полезных для общества граждан? Может быть, даже христиан? Девятнадцать шансов заполучить ценных союзников. Я бы сказал, что попробовать стоит. А если они перейдут к нам — хотя бы один из них, — мы узнаем, где находятся все пиратские убежища и стоянки. Тогда мы сможем контролировать их, а при надобности и уничтожить. Во-вторых, этот клипер: через год и один день мне предстоит выдержать морское сражение, только и всего. Я передам им корабль, а потом сразу же пущу его ко дну. Я ведь не давал обещания не топить его.
   — А почему просто не передать его, набив трюм порохом и запалив медленный фитиль? — предложил Робб.
   — By Квок слишком проницателен для этого.
   — А нельзя ли как-нибудь подвесить мины снаружи корпуса ниже ватерлинии?
   — Такой трюк, возможно, и удался бы. Мины снаружи они могут проглядеть. Но даже если тебя загнали в угол, и ты должен найти какую-то лазейку, ты не можешь нарушать священную клятву. Никакого обмана, Робб. Мы бы потеряли лицо на сотню лет вперед. By Квока я просто убью.
   — Зачем?
   — Чтобы научить его держать слово. И защитить нас на следующее поколение. Все замолчали.
   — А я полагал, ты собираешься уехать домой через пять месяцев, — сказал Робб.
   — В моих планах ничего не изменилось. Я приведу новый корабль обратно, когда он будет готов. Мы назовем его «Облако Лотоса». — Струан вытер рот салфеткой. — С людьми и с кораблем мне все ясно. Но зачем делать из трех мальчиков «дэнди»? Этого я не могу понять. Эти дети беспокоят меня, сам не знаю почему.
   — Это будут сыновья By Квока?
   — Сыновья или племянники, да, обязательно. Вот только зачем им это? Что они с этим приобретают?
   — Все английское. Все наши секреты, — предположил Кулум.
   — Нет, парень. То, что относится ко взрослым, относится и к детям. Даже в большей степени. Мальчиков будет легче превратить в европейцев, привить им наши обычаи, обратить в нашу веру. Почему они готовы потерять трех сыновей? Почему это должны быть «дэнди» — не капитаны, солдаты, кораблестроители, оружейники или что-нибудь еще столь же полезное? Почему именно «дэнди»?
   Ответа не было…
   Когда «Китайское Облако» с запада проскользнул в гавань Гонконга, Струан поднимался на ют, где его ожидали Кулум и Робб. Дождь прекратился, дул резкий пронизывающий ветер. День клонился к вечеру. Струан чувствовал себя хорошо отдохнувшим, на сердце у него было спокойно. Но едва лишь он ступил на палубу, как от его спокойствия не осталось и следа.
   — Боже милосердный!
   Гавань была забита торговыми судами со всей Азии и кораблями королевского флота. На берегу теснились палатки, в которых расположились четыре тысячи солдат экспедиционного корпуса.
   Однако больше всего Струана поразили сотни китайских сампанов, облепивших берег севернее Глессинг Пойнта. Бессчетное количество джонок и сампанов прибывали и отчаливали каждую минуту. Тысячи крошечных лачуг выросли, как уродливые грибы, на склонах одного из холмов.
   — Китайцы нескончаемой волной хлынули сюда с тою самого дня, когда я вернулся из Кантона, — сказал Кулум. — Одному Богу известно, сколько их тут. Они прибывают целыми сампанами и джонками и устремляются на берег. Потом растворяются в этой кишащей людской массе. Ночью эти дьяволы разбредаются по острову и краду г все, что можно унести.
   — Боже милосердный!
   — Поначалу они селились по всему острову. Потом я уговорил Лонгстаффа временно выделить им этот склон холма Они называют его Тай Пинь Шан или что-то в этом роде.
   — Почему ты не сказал мне?
   — Мы, дядя и я, хотели, чтобы ты сам все увидел. Несколько часов не имели никакого значения. Европейцев, не считая солдат, набирается сотни полторы. Лонгстафф рвет на себе остатки своих волос. Каждое утро мы вылавливаем в гавани по десять-пятнадцать китайских трупов. Убитых или утонувших.
   — Нужно самому взглянуть на этот муравейник, чтобы поверить, — сказал Робб. — Как они живут! Места было достаточно, но они прибывают целыми толпами с каждым приливом.
   — Что ж, — заметил Струан, — у нас не будет недостатка в носильщиках, слугах и рабочих руках. — Он повернулся к Орлову. — Салютуйте флагману и пошлите сигнал от своего имени: «Разрешение бросить якорь в восьми кабельтовых». Свистать всех наверх. Я жду вас на корме!
   Орлов кивнул.
   Пушки «Китайского Облака» прогремели, и с флагмана раздался ответный выстрел. Разрешение было дано. Команда собралась на палубе. Струан подошел к леерному отраждению полуюта.
   — Всем оставаться на корабле до полудня завтрашнего дня. И до этого же времени никто не должен подниматься на борт. Ни слова о нашем грузе. Или о том, что я на борту. Любого, кто проболтается, я протащу под килем. Всем матросам — двойное месячное жалованье, деньги будут выплачены завтра к вечеру, серебром. Офицерам установить вооруженную охрану на юте по вахтам. Разойтись.
   Матросы прокричали тройное «ура» в честь Тай-Пэна и разошлись.
   — На какое время назначена распродажа, Кулум?
   — На три часа дня, отец, завтра. В Счастливой Долине.
   — Робб, позаботься, чтобы мы заранее располагали правильными номерами участков.
   — Да. Мы принесли список. Круглый холм покупаем?
   — Разумеется.
   Робб задумался на мгновение.
   — Если Брок окажется так же неподатлив, как ты, нам, возможно, придется рискнуть всем нашим будущим из-за этого несчастного холма.
   — Верно. — Струан подозвал Орлова. — В две склянки утренней вахты пошли сигнал Броку от имени Робба с просьбой прибыть на борт к четырем склянкам. Разбуди меня, когда пробьет две склянки. До того времени меня не беспокоить. С этого момента ты принимаешь командование.
   — Хорошо, — кивнул Орлов.
   — Я пойду вздремну. Робб, тебе и Кулуму тоже нужно выспаться. Завтра нам предстоит долгий день. Да, кстати, Кулум, может быть, ты поразмыслишь над балом. Где, как и что. Через тридцать один день. — Он спустился вниз.
   Когда «Китайское Облако» приближался к флагману, Кулум подошел к Орлову:
   — Пожалуйста, спустите баркас на воду, как только мы станем на якорь.
   — Тай-Пэн приказал всем оставаться на борту. Без его разрешения не будет никакого баркаса.
   — Но приказ не распространяется на нас, на мистера Струана и меня, — резко проговорил Кулум. Орлов хмыкнул.
   — Ты не знаешь своего отца, Кулум Силач. Он сказал «всем». И именно так все и будет.
   Кулум направился к люку, но Орлов остановил его, небрежно покачивая боевым цепом:
   — Его нельзя беспокоить. Это тоже его приказ.
   — Убирайтесь с дороги!
   — Когда Тай-Пэн отдает распоряжения, он всегда взвешивает каждое слово. Спроси у своего дяди. До тех пор, пока я капитан «Китайского Облака», ни одна душа не сойдет на берег! Если бы он хотел, чтобы ты туда отправился, он бы так и сказал.
   — Мы пробудем на борту до полудня, Кулум, — подтвердил Робб.
   Сквозь ярость, обуревавшую его, Кулум спросил себя, будут ли и ему подчиняться столь же беспрекословно, когда он станет Тай-Пэном. Он понимал, что подобное повиновение объяснялось не просто титулом. Его нужно было заслужить. — Очень хорошо, капитан. — Он отошел и встал рядом с Роббом у фальшборта. Молча они наблюдали, как остров вырастает перед ними. Вскоре они смогли разглядеть круглый холм.
   — Этот холм нас прикончит, — сказал Робб.
   — Теперь у нас есть деньги. Брок не станет вмешиваться.
   — Он будет повышать, повышать и повышать цену, зная, что Дирк все равно купит холм, чего бы ему это ни стоило. Брок прекратит торговаться, когда цена вырастет до небес. Дирк привязан к этому холму, так же крепко, как мы привязаны к «Благородному Дому». Теперь это вопрос лица, растреклятого лица, черт бы его побрал! Их дикая ненависть друг к другу когда-нибудь уничтожит их обоих.
   — Отец сказал, что покончит с ним за эти пять месяцев, разве нет?
   — Да, парень. Ему придется это сделать. Я не смогу. И ты тоже.
   Кулум приковался взглядом к холму и к Гонконгу.
   Хочешь ты этого или нет, сказал он себе, чувствуя, как у него холодеет внутри, но пред тобой сейчас твое королевство. Если ты чувствуешь в себе силу. И смелость, чтобы принять его.
   Ему вдруг стало страшно.
   С рассветом капитан Орлов дал распоряжение всей команде драить и чистить и без того сверкающее чистотой судно. В две склянки он послал сигнал Броку и спустился вниз.
   — Доброе утро. Две склянки, — сказал Орлов в закрытую дверь.
   — Доброе утро, капитан, — ответил Струан, открывая ему. — Входите. — Он был в зеленом ночном халате из шелковой парчи, надетом на голое тело. Струан спал без одежды в любое время года. — Распорядитесь прислать мне завтрак. И попросите мистера Робба и Кулума присоединиться ко мне за столом через полчаса.
   — Насчет завтрака я уже распорядился.
   — Где Вольфганг?
   — Наверху.
   — А китайский мальчонка?
   — Вместе с ним. Бегает за ним, как собака. — Орлов протянул Струану аккуратно написанный список. — Эти лодки подходили к кораблю прошлым вечером и сегодня утром, спрашивали вас. Жена вашего брата прислала баркас с просьбой к нему как можно скорее прибыть на борт. Капитан Глессинг справлялся о вашем сыне. Синклер и его сестра тоже его спрашивали. Она также хотела повидать и вас, поэтому вы найдете ее имя в списке. Кроме этого, был сигнал с флагмана: «Вашему сыну незамедлительно прибыть на борт». Капитан Глессинг ругался, как подвальная крыса, когда я отослал его ни с чем.
   — Благодарю вас. В дверь постучали.
   — Да?
   — Доброе утро, сэр-р! — сказал вошедший матрос. — Сигнал с «Белой Ведьмы»: «С удовольствием».
   — Спасибо, сигнальщик. — Матрос повернулся и исчез за дверью. Струан протянул Орлову банковский чек на тысячу гиней: — Вместе с нашей благодарностью, капитан.
   Орлов прочел сумму. Он ошеломленно поморгал и перечел ее снова.
   — Это по-княжески. По-княжески. — Он вернул чек Струану. — Я всего лишь выполнял свою работу.
   — Нет. С таким количеством денег на борту — нет. Возьмите чек. Вы его заслужили.
   Орлов поколебался, потом опустил бумагу в карман. Он снял с руки боевой цеп и задумчиво положил его на полку рядом с другими. — Ваш сын, — заговорил он после долгой паузы, — вам нужно будет хорошенько присматривать за ним. Впереди его караулит большая беда.
   — А? — Струан оторвал глаза от списка.
   — Да. — Орлов поскреб свою короткую бороду.
   — Что это значит? Опять твое дьявольское ведовство?
   — Опять мое второе зрение, да.
   — Какая именно беда? — Из долгого опыта Струан знал, что Орлов никогда ничего не предсказывает просто так. Слишком часто этот странный человек оказывался прав.
   — Не знаю. — Неожиданная улыбка осветила лицо норвежца. — Он думает, что когда станет Тай-Пэном, то отберет у меня мой корабль.
   — Значит, тебе придется заслужить его доверие, заставить его изменить свое решение, иначе ты потеряешь клипер. Орлов ухмыльнулся.
   — Да. Так я и сделаю, можешь не сомневаться. — Улыбка погасла. — Но он станет Тай-Пэном в дурной день. Кровь будет на его руках.
   Помолчав немного, Струан спросил:
   — Чья? Моя?
   Орлов пожал плечами:
   — Не знаю. Но он доставит тебе много хлопот. В этом я твердо уверен.
   — Какой сын не доставляет хлопот отцу?
   — Тут ты прав. — Орлов подумал о своей семье, жившей в Норвике. О двух своих сыновьях, статных двадцатилетних молодцах. Оба они ненавидели и презирали его, хотя он обожал их, как обожал и свою жену Леку, лапландку. Они были счастливы вместе, пока сыновья не стали настраивать ее против него. — Да, — сказал он, чувствуя смертельную усталость, — ты прав. Как обычно.
   — Тебе лучше поспать немного, — сказал Струан. — Ты понадобишься мне в восемь склянок.
   Орлов ушел.
   Долгое время Струан неподвижно смотрел в пространство. Какая беда? Чья кровь? Почему «дурной день»? Потом он отвлекся от того, чему не было ответа, ограничившись заботами сегодняшнего дня и, возможно, завтрашнего.
   — С каждым днем ты все больше становишься китайцем, — сказал он вслух. Улыбнувшись, он перечел список еще раз. Горт Брок. Мисс Тиллман. Квэнс. Гордон Чен. Скиннер. Боцман Маккей. Маккей? — Стюард! — крикнул он.
   — Да, сэр. — Стюард поставил горячую воду на шкафчик, рядом с бритвенными принадлежностями.
   — Передайте мистеру Кьюдахи, что если к кораблю подойдет боцман Маккей, пусть он проводит его на палубу.
   — Есть, сэр. — Стюард исчез.
   Струан подошел к окнам каюты. Он смотрел на пульсирующее скопище людей, каким было китайское поселение Тай Пинь Шан. Но голова его была занята другим: зачем приезжала Шевон Тиллман? О да, она настоящая королева, достойная того, чтобы разделить с нею ложе. Интересно, она еще девственница? Ну конечно, девственница! По-другому и быть не может. А ты бы взял ее, зная, что она невинна? Без того, чтобы потом жениться на ней? Нет. В этом случае я бы ее не тронул. Мужчине нужна девственница только дважды в жизни.
   Один раз в молодости, когда он женится, и другой раз в расцвете лет, когда он с большой тщательностью выберет себе юную любовницу. Когда он уже научился терпению и сочувствию и может безболезненно превратить девушку в женщину.
   Конечно, Шевон девственна; нужно быть дураком, чтобы усомниться в этом. Но искорки, таящиеся в глубине ее глаз, и то, как зазывно она покачивает бедрами при ходьбе, многое сулят ее будущему супругу, а? Да, из нее получилась бы интересная любовница. Так ты хочешь жениться на Шевон? Или просто залучить ее в постель?
   Если бы ты был китайцем, ты мог бы открыто иметь много жен. И все они мирно уживались бы друг с другом. Струан коротко хохотнул. Хотел бы я видеть Шевон и Мэй-мэй вместе под одной крышей. Интересно, кто бы выиграл эту битву? Потому что только битвой это и могло окончиться — обе они не женщины, а дикие кошки.
   — Здравствуй отец. — На пороге каюты стоял Кулум.
   — Ты хорошо спал, дружок?
   — Да спасибо. — На самом деле Кулума мучали кошмары: ему снился холм, Орлов на холме, предрекающий им вновь скорую бедность. О Боже, не допусти, чтобы мы опять разорились. Помоги мне исполнить то, к чему я призван. — Кстати, если мы будем хозяевами бала, нам, наверное, понадобится и хозяйка?
   — Мэри Синклер?
   Кулум безуспешно попытался придать себе безучастный вид.
   — Да.
   Струан отметил про себя, что ему нужно подыскать сыну какую-нибудь девушку, и побыстрее.
   — Может быть, раз мы хозяева, будет лучше, если мы одинаково радушно примем всех, не отдавая предпочтения кому-то в отдельности. Тут у нас более двух десятков юных леди, твой глаз может остановиться на любой из них.
   — Орлов сказал, что был сигнал с флагмана. Меня требуют на борт. Могу я теперь отправиться туда? Я хочу уточнить с Лонгстаффом последние детали земельной распродажи. Я бы хотел хорошо выполнить это его поручение.
   — Отправляйся. — После паузы Струан добавил: — На твоем месте я не стал бы увольнять Орлова. Кулум вспыхнул:
   — А, так, значит, он рассказал тебе? Мне он не нравится. От него у меня мурашки начинают бегать по коже.
   — Смотри на него как на лучшего изо всех капитанов, когда-либо ходивших под парусами. Будь терпелив с ним. Он может оказаться ценным союзником.
   — Он говорит, что умеет провидеть будущее.
   — Это правда. Иногда его предсказания действительно сбываются. И он далеко не один такой. «Кровь на твоих руках» может означать что угодно или вообще ничего. Не тревожься, сынок.
   — Хорошо, не буду, отец. Могу я теперь отбыть на флагман?
   — Да. Сразу, как только уедет Брок.
   — Ты считаешь, что я не умею держать язык за зубами?
   — Некоторые люди обладают даром получать нужные им сведения просто заглянув человеку в лицо. Орлов, например. Или Брок. Ты изменился с того момента, как увидел серебро.
   — Ничуть я не изменился. Струан взял кисточку для бритья.
   — Завтрак подадут минут через двадцать.
   — Как я изменился? — настаивал Кулум.
   — Есть огромная разница между молодым человеком, который знает, что он разорен, и молодым человеком, который уверен в обратном. У тебя хвост торчит трубой, парень, и его видно за полмили. — Струан начал намыливать лицо. — У тебя когда-нибудь была любовница, Кулум?
   — Нет, — ответил Кулум, смутившись. — В борделе я был, если ты это имеешь в виду. Почему ты спрашиваешь?
   — Большинство людей в этой части света имеет любовниц.
   — Китаезских?
   — Китайских. Или евразийских.
   — А ты?
   — И я, конечно. — Струан взял бритву. — В Макао есть бордели. Восточные и европейские. Но без опаски можно посещать лишь некоторые, большинство из них заразны. Отсюда этот обычай… ты слышал о «женской болезни», французской хвори или испанской хвори, называй ее, как хочешь?
   — Да. Конечно. Слышал.
   Струан начал бриться.
   — Говорят, первыми эту болезнь привезли в Европу Колумб и его матросы, подхватившие ее от американских индейцев. Есть своя ирония в том, что мы зовем ее французской или испанской, французы — испанской или английской, а испанцы — французской. Когда виноваты все мы. Я слышал, что она испокон века существует в Индии и Азии. Ты знаешь, что от нее нельзя излечиться?
   — Да.
   — Тогда ты должен знать, что заразиться ею можно только от женщины?
   — Да.
   — Тебе известно, что мужчина может предохраняться?
   — Да… да, конечно.
   — Стыдиться тут нечего. Я жалею, что за последние годы у меня не было возможности поговорить с тобой. Мне бы хотелось самому рассказать тебе о… о жизни. Может быть, ты и так уже все знаешь, а может быть, просто стесняешься. Так что я расскажу тебе в любом случае. Поверь, крайне необходимо надевать чехольчик. Самые лучшие делают из шелка — их выписывают из Франции. Существует и новый тип, который изготовляют из рыбьего пузыря. Я прослежу, чтобы ты получил достаточное их количество.
   — Не думаю, что мне понадобятся…
   — Согласен, — прервал его Струан. — Но никакого вреда не будет, если ты запасешься ими. На всякий случай. Я не пытаюсь вмешиваться в твою личную жизнь и не предлагаю тебе стать повесой. Я просто хочу быть уверен, что тебе известны некоторые элементарные вещи и что ты сумеешь избежать опасности. Чехольчик предотвратит заражение. И не даст девушке забеременеть, избавив ее, таким образом, от больших неприятностей, а тебя от чувства неловкости перед всем светом.
   — Но это против законов божеских, не так ли? Я имею в виду, пользоваться… ну, это ведь грех, разве нет? Разве это не разрушает самого смысла любви. Ведь главное — это иметь детей.
   — Так считают католики, да. И наиболее религиозные из протестантов.
   — Ты ставишь под сомнение Священное Писание? — искренне ужаснулся Кулум.
   — Нет, парень. Лишь некоторые из его — как бы это сказать? — толкований.
   — Я всегда считал себя приверженцем передовых взглядов, но ты… знаешь, то, что ты говоришь, это самая настоящая ересь.
   — Для некоторых, пожалуй. Но Дом Господа нашего очень важен для меня — он стоит на первом месте, выше меня, тебя, кого угодно, даже «Благородного Дома». — Струан продолжал бриться. — Здесь, на Востоке, существует обычай: каждый имеет свою собственную девушку. Которая принадлежит ему одному. Ты содержишь ее, оплачиваешь ее счета, прислужницу, кормишь ее, одеваешь и так далее. Когда она тебе надоедает, ты даешь ей денег и отпускаешь.
   — Тебе не кажется, что все это довольно жестоко?
   — Да — если делать это без лица. Обычно та небольшая, в нашем представлении, сумма, которую ты оставляешь ей, более чем достаточна, чтобы у девушки появилось приданое и она нашла себе хорошего мужа. Сам выбор девушки проводится с большой церемонией. Делается это через «маклера» — поверь, это не просто сводник, — и в строгом соответствии с древним китайским обычаем.
   — Но разве это не то же рабство? Причем самое гнусное из всех?
   — Если ты намерен купить себе рабыню — да. И если ты обращаешься с ней, как с рабыней. Вспомни, как это бывает, когда ты нанимаешь слугу? Ты платишь деньги и покупаешь его на несколько лет. То же самое и здесь. — Струан провел рукой по подбородку и начал снова намыливать те места, которые показались ему выбритыми недостаточно чисто. — Мы поедем в Макао. Я договорюсь обо всем, если ты желаешь.
   — Спасибо, отец, но… — Кулум хотел склать, что покупать женщину — шлюху, рабыню, наложницу — отвратительно и грешно, — …я… э… благодарю тебя, но в этом нет необходимости.
   — Если передумаешь, скажи мне, парень. Только не стесняйся. Я считаю, чго «иметь аппетиты» вполне нормально, и греха в этом нет Но ради Бога, будь осторожен, когда идешь в бордель. Никогда не ходи туда пьяным. Никогда не ложись с девушкой, не приняв мер предосторожности. Пока ты здесь, никогда не позволяй себе вольностей с женой или дочерью европейца — особенно португальца — иначе дело кончится твоей смертью, и очень быстро, что будет только справедливо. Никогда не называй человека сукиным сыном, если ты не готов подкрепить свои слова стальным клинком или пулей. И никогда, никогда не посещай борделей, которые не были рекомендованы тебе человеком, пользующимся твоим доверием. Если тебе не хочется обращаться ко мне или к Роббу, спроси у Аристотеля. Ему можно верить.
   Растревоженный всем услышанным, Кулум наблюдал, как отец быстрыми, точными движениями заканчивает бритье. Он кажется таким уверенным во всем, подумал юноша. Но он неправ — во многих вещах. Неправ. В Писании ясно сказано: плотские утехи, похоть посланы нам дьяволом. Любовь же ниспослана нам Господом. Любить женщину, не желая ребенка, — похоть. И страшный грех. Как бы я хотел иметь жену. И забыть о похоти. Или любовницу. Но это незаконно и противно слову Божию.
   — Ты купил свою наложницу? — спросил он.
   — Да.
   — Сколько ты заплатил за нее?
   — Я бы сказал, что это не твоего ума дело, сынок, — мягко ответил Струан.
   — Прости. Я не хотел быть грубым… любопытным или… — Кулум покраснел.
   — Я знаю. Но такие вопросы мужчины друг другу не задают.
   — Да. Я просто хотел узнать, сколько стоит женщина? Если ее покупать?
   — Это будет зависеть от твоего вкуса. Начиная с какого-нибудь жалкого тэйла и кончая чем угодно. — Струан не жалел, что затеял этот разговор. Лучше сделать это самому, сказал он себе, чем ждать, когда это сделают другие. — Кстати, Кулум. Мы так и не обговорили сумму твоею жалованья. Ты начнешь с пятидесяти гиней в месяц. Эти деньги почти целиком пойдут на твои карманные расходы, поскольку ты будешь всем обеспечен.