Страница:
гостиница на весь оставшийся период, предназначенный ранее для совещания.
Затем встал Остангов, который, сказав о значимости проблемы, открыл
совещание. Когда он садился, привычно для председательствующего озирая зал,
Инга Сергеевна тут же увидела, что он заметил ее. Охватившее ее вчера
желание снова овладело ею, и она стала с нетерпением ждать перерыва в
надежде пересечься с Кириллом Всеволодовичем. Вспомнив о предполагаемом
приобщении ее сектора к программе, возглавляемой Останговым, она решила, что
у нее будет подходящий повод подойти к нему. Между тем совещание проходило
мимо ее сознания, реализуясь в сменявших друг друга неинтересных докладчиках
"из третьего состава", который прислали вместо себя те, ради которых Инга
Сергеевна сюда приехала. Чтоб не растерять и эту жидкую публику, президиум,
вопреки правилам, не торопился объявлять после двух часов работы перерыв.
Желая как-то занять себя, Инга Сергеевна в красивом блокнотике, который был
ей, как и всем участникамм, выдан оргкомитетом, что-то чертила ручкой. Но
волнение проявлялось в нарастающем жаре в лице, на которое, как ей казалось,
все время был устремлен взгляд Остангова. Через какоето время она подняла
голову от блокнота и, не веря себе, не обнаружила Кирилла Всеволодовича в
президиуме. Инга Сергеевна ринулась к двери и тут, преграждая путь, к ней
подошел Василий Иванович. -- Инга Сергеевна, когда вы намерены выступить? --
Извините, -- ответила она, еле сдерживая раздражение Из-за вынужденной
остановки, -- я себя неважно чувствую, к тому же по нашей тематике почти все
эксперты отсутствуют, потому мое выступление теряет смысл. -- Ну что ж, --
сказал Василий Иванович с пониманием. -- Может, вы и правы. Мы приложили
столько усилий для подготовки этого совещания! Но сейчас всех волнует одно:
как добывать деньги. Грядет самофинансирование в науке, и нас ждут нелучшие
времена. Очень жаль, Инга Сергеевна, хотел вас послушать. -- Ничего, ничего,
еще не вечер, ответила она дружелюбно. -- А что Остангов? Уже уехал? -- Да,
он очень торопился. Мы и так ему благодарны. Он -- единственный из сильных
мира науки снизошел. Вообще, я не перестаю удивляться его интеллигентности и
уважению к людям. Это у него в крови. К сожалению, это уже стало музейной
редкостью у нас. Ей доставлял удовольствие разговор об Остангове, и хотелось
его продолжить, но тут по радио объявили, что Василий Иванович приглашается
в оргкомитет, и он быстро удалился. На следующий день утром, прибыв в
Москву, Инга Сергеевна быстро устроилась в гостиницу и решила отправиться в
ВАК, чтоб узнать, как дела с ее утверждением. С момента защиты прошло уже
достаточно времени, чтобы по нынешним правилам можно было ожидать ответа. В
ВАКе ответили, что ее утвердили неделю назад и открытка с сообщением об этом
отправлена по домашнему адресу. Она шла пешком по центральным улицам Москвы,
освещенным весенним солнцем, и ей казалось, что все поздравляют и разделяют
с ней ее праздник. Тут же она позвонила в сектор Ирине, чтоб пригласить всю
их "девичью" группу в кафе "Паланга" по поводу утверждения.
Но, к ее огорчению, секретарь ответила, что они все проводят где-то
недалеко от Москвы социологический опрос и будут только на следующей неделе.
Ей стало грустно, что никого из тех, с кем бы она хотела разделить праздник,
нет сейчас с ней. Пойти в театр, как она раньше всегда любила, теперь не
хотелось, да и все пугали, что в Москве ночью сейчас возвращаться одной
страшно. Погуляв немного по улице Горького, она вернулась в гостиницу с
намерением перекусить в буфете. По дороге она купила несколько новых газет,
зазывающих интригующими названиями статей. Газеты сообщали все новые факты
разоблачений злоупотребления властью, финансами, служебным положением
известных и неизвестных людей, что, однако, вопреки обычному, не вызывало у
нее интереса сейчас, и все затмевали воспоминания о семейных праздниках по
любому скольконибудь важному событию. "Была бы здесь Анюта, вот бы мы с ней
гульнули сейчас, -- подумала она, вспомнив любимое слово дочери "гульнули".
-- "Все смешалось в доме Облонских", -- почему-то вдруг вырвались сами по
себе слова, из "Анны Карениной". В минуту ею овладело отчаяние от ощущения
клубка взаимоисключающих событий и ситуаций, в которых она оказалась сейчас
вопреки постоянной ее устремленности к ясности и "правильности" в жизни и
согласию с самой собой. Когда раздался телефонный звонок, она и не
собиралась поднимать трубку, решив, что это соседу по смежной комнате. Но
звонок тут же повторился. Она равнодушно произнесла: "Алло?" -- Инга
Сергеевна, добрый вечер! -- говорил Остангов. -- Если я правильно понял, вы,
как и следовало ожидать, не смогли вылететь сегодня и потому грустите от
потери времени. Я не ошибся? -- Вы почти правы, Кирилл Всеволодович, --
произнесла она, с трудом скрывая волнение. -- А вы? -- А я улетаю завтра
утром. Полагаю, что мы можем продолжить разговор за ужином. Я только что
пришел и не смог предварительно заказать столик. Но думаю, что трудностей у
нас не возникнет. Если вы не возражаете, то нужно ли вам время для
подготовки? -- Да в общем-то минут пятнадцать, -- ответила Инга Сергеевна,
чувствуя что сердце у нее сжимается от счастья. -- Прекрасно, тогда в восемь
я вас жду у входа. Когда она спустилась в лифте, Остангов уже постукивал в
закрытую дверь ресторана. Увидев Ингу Сергеевну, он слегка смутился
неизвестно отчего и, поцеловав ей руку, сказал: -- Почемуто дверь заперта,
хотя судя по всему ресторан работает. В это время дверь отворилась, и оттуда
вышла вся сверкая блестками сногсшибательно красивая, во всем узнаваемая
"интердевочка" и, не глядя ни на кого, нервно подошла к телефонуавтомату,
стоявшему в холле. Остангов, слегка прикоснувшись к локтю Инги Сергеевны,
предложил ей пройти в открывшуюся дверь зала ресторана, за которой были
видны пустые столики. Но в это время с обезображенным от злости лицом
огромный детина в лиловом костюме пренебрежительно отстранил седовласого
академика, заявляя, что в ресторане свободных мест нет. Остангов оцепенел от
растерянности, когда тут же надменно возвращающуюся и задевшую его плечом
проститутку почтительно пропустили в зал. Инге Сергеевне показалось, что
Остангов стал ниже ростом и мгновенно постарел лет на десять. -- Кирилл
Всеволодович, прошу вас, не огорчайтесь, -- сказала она ласково, даже
пожалев его -- этого почтенного человека, присутствие которого во многих
академиях мира за честь почитали многие умы современности, теперь
растерявшегося, как ребенок, от наглой вседозволенности подонков. -- Я
вообще-то не голодна, можно просто прогуляться, ведь сегодня дивная погода!
-- Это неплохая идея! -- оживился академик найденному выходу из сконфузившей
его ситуации. -- Вы захватите свою верхнюю одежду и заходите ко мне. Я живу
на десятом этаже. У меня есть гостинцы из Франции и маленький кипятильник --
мой неизменный спутник во всех командировках в Москву. Так что мы сможем
выпить кофе, а затем погулять. Когда через несколько минут Инга Сергеевна
подходила к номеру Остангова, она обратила внимание на открытую дверь
большого люкса, расположенного напротив. На красивой, под старину мебели
сидели мужчины кавказской национальности, явно неакадемического вида и за
инкрустированными столиками, заставленными бутылками и снедью, о чем-то
громко говорили и хохотали. Завидев женщину, они в голос завопили:
-- Эй, красавица, заходы, гостем будэшь, заходы!
Инга Сергеевна быстро постучала и вошла в скромный одноместный номер
академика. -- Прошу вас, садитесь, Инга Сергеевна, -- указал Кирилл
Всеволодович на кресло возле маленького письменного стола у окна, на котором
лежали коробки и коробочки шоколадных конфет похожие по красоте оформления
на бижутерию. Затем он достал из дорожной сумки золотистую коробку, в
которой был подарочной набор, состоящий из французского коньяка и двух
красивых бокалов. Разложив все это на письменном столе, который накрыл
свежим гостиничным льняным полотенцем, Кирилл Всеволодович налил ей и себе
немного коньяка и предложил выпить за весну. Сделав несколько глотков
крепкого напитка на голодный желудок, она сразу же ощутила действие
алкоголя. У нее слегка закружилась голова, и под воздействием восторженных,
теплых взглядов Остангова она почувствовала себя снова маленькой девочкой,
защищенной и окруженной заботой. -- А у меня сегодня праздник! -- сказала
она игриво. -- Да? -- спросил он, подняв брови и с улыбкой, -- и какой же?
-- Сегодня меня утвердили. -- И куда, в кого же? -- спросил он, в точности
восприняв ее игривый тон. -- В доктора... -- Я и не знал, что вы защищали
докторскую диссертацию. Когда же это случилось? -- Совсем недавно, а по
существу -- целую вечность тому назад, -- ответила она с грустью, мигом
вспомнив все, что произошло за время с момента защиты. -- А почему же
вечность? что-то произошло очень существенное, что отделяет тот момент от
сегодняшнего дня? Инга Сергеевна аж съежилась от того, насколько точно он
угадал ход ее мыслей. -- В общем-то вы правы, -- сказала она задумчиво.
Остангов сразу понял, что, сам того не желая, вызвал какие-то невеселые
ассоциации в ее душе и, чтоб исправить положение, возбужденно сказал: -- Ну
что ж, за ваши выдающиеся успехи! -- Пригубив коньяк, он продолжал: -- Вы
каждый раз удивляете меня. В вас есть что-то особенное, что и определяет
секрет вашей поразительной моложавости. Признаться, до того как вы сказали,
что у вас внучка, я думал, что вам где-то в окрестностях тридцатитридцати
пяти лет. -- Спасибо за комплимент, но честно говоря, никаких секретов.
Остангов встал и, подойдя к ней, медленно присел на корточки у ее колен,
нежно взял ее руку, глядя в упор на нее и пытаясь уловить взгляд. Затем он
встал и, отойдя к столику с яствами, предложил ей конфеты и долил и без того
наполненную рюмку. -- Теперь тост за вами. -- Хорошо, я предлагаю... --
произнесла она тихо, -- я предлагаю выпить, -- задумалась она, держа в
дрожащей руке бокал, который неожиданно выскользнул, и коньяк брызнул на
рукав персикового цвета блузки. Академик с ловкостью юноши подобрал с пола
не разбившийся благодаря мягкому ковру бокал и предложил гостье, если ей
необходимо, пройти в ванную. Инга Сергеевна, воспользовавшись советом,
быстро прошла в ванную, чтоб замыть коньячное пятно, закрылась там с
ощущением полного презрения к себе Из-за неуклюжести и неловкости перед
Останговым. Когда спустя несколько минут она, пряча глаза, вышла из ванной,
Остангов подошел к ней со словами:
-- Все в порядке? -- и, нежно обняв, прижал ее к себе. Она чувствовала,
что все тело его дрожит, но, продержав ее в объятьях, словно укрывающих от
внешней опасности, довольно продолжительное время, он не проронил ни слова.
Затем, слегка отстранившись, он поправляя сбившиеся на ее лоб волосы, почти
шепотом сказал: -- Я полагаю, что выходить на улицу уже поздновато... Инга
Сергеевна, вдруг испугавшись стремительности нарастания событий, сказала,
глубоко пряча волнение и не много отстранившись.
-- Да, уже поздно, Кирилл Всеволодович, мне пора. Он глянул пристально
ей в глаза, чтоб понять, что стоит за ее внезапным решением уйти, и, не
сказав ни слова в ответ, отошел от нее. Инга Сергеевна не ожидала такой
реакции с его стороны, и потому в растерянности задержалась, подыскивая
какие-то приемлемые для ситуации слова. -- Вы когда улетаете? -- нарушил
напряженное молчание Остангов. -- Завтра днем, -- ответила она растерянно.
Кирилл Всеволодович снял с вешалки ее плащ и, набросив его ей на плечи,
поцеловал ей руку и открыл дверь. Придя в свой номер, Инга Сергеевна
обессиленно легла в постель и, как только ее голова коснулась подушки,
терзания нахлынули на ее: "Почему я ушла, когда хотела остаться? Может, в
этом и есть эта самая алогичная женская логика, когда женщина делает
противоположное тому, что желает?" -- думала она, изнемогая от волнения. Она
ощущала на себе тепло его рук, тщательно подавляемую взволнованность его
дыхания, глубину и заботливость его взглядов, и ей захотелось немедленно
вернуться к нему. "Он здесь, в пяти минутах, я уже была у него, о чем вчера
еще мечтала и страдала! Зачем я ушла? Очередной раз обокрала себя". Инга
Сергеевна почувствовала себя во власти неведомой ранее никогда любви, тоски
и страха, оттого что оттолкнула его. "Я пойду к нему, я знаю, что он сейчас
пребывает в таком же состоянии", -- решила она, встав с постели. Но когда
она включила свет, Остангов словно раздвоился в ее сознании на того
недосягаемого человека, и того нежного, доступного ей, с которым она
рассталась несколько мгновений назад. И по мере того как она приближалась к
решению пойти к нему, тот первый словно встал у двери, внушая сомнения в
реальности и правдивости происшедшего.
Она не сомкнула глаз, фантазируя о возможных повторениях свидания с
ним, но отчаяние, оттого что она оттолкнула его навсегда, не покидало ее всю
ночь.
Спустя два дня Инга Сергеевна, выйдя из библиотеки Инстиута экономики
(который размещался в одном здании с президиумом Сибирского отдения Академии
наук) спустилась на первый этаж к гардеробу, чтоб взять свой плащ, и
столкнулась там с Останговым.
-- Добрый день, -- сказал академик, протягивая ей руку и внимательно
заглядывая в глаза, словно продолжая спрашивать о том, почему она ушла
несколько дней назад из его комнаты в гостинице. -- Здравствуйте, Кирилл
Всеволодович, ответила она возбужденно, не скрывая радости от этой
неожиданной встречи, которую он не мог не заметить. -- Если вы домой, то я
могу вас подвезти, -- сказал академик. Затем после мгновенного раздумья
предложил: -- Если вы никуда не торопитесь, я бы пригласил вас заехать ко
мне на чашечку кофе, и вы мне расскажете подробнее о вашем проекте.
Не веря ушам своим и переполненная внутренним ликованием, она
улыбнулась в знак согласия, и они прошли к его машине. Через несколько минут
стройная, подчеркнуто аккуратно одетая пожилая женщина открыла им дверь
коттеджа, где с первого же взгляда все поражало чистотой и порядком. Сняв с
Инги Сергеевны плащ, Кирилл Всеволодович представил ей пожилую женщину: --
Это -- Ксения Петровна -- губернатор нашего дома. Она очень строгая, но
добрая. Правда, добрая ко всему, кроме того, что касается книг. Разве я
несправедлив? -- завершил он, с улыбкой глядя на Ксению Петровну. -- Очень
приятно, -- ответила Ксения Петровна, улыбнувшись такой форме комплимента в
свой адрес от знатного родственника, на которого смотрела с обожанием. --
Меня зовут Инга Сергеевна, -- протянула гостья руку "губернатору".
-- Прошу вас, -- сказал Остангов Инге Сергевне, указывая на лестницу,
ведущую наверх. Шагая по лестнице, Инга Сергеевна, которая еще несколько
дней назад многое отдала бы за такую встречу, сейчас, влекомая куда-то
Останговым, вновь ощутила тревогу и неготовность перешагнуть грань... Это
состояние не могло не отразиться на ее лице, что не ускользнуло от
прозорливого и опытного взгляда академика, когда они поднялись на второй
этаж. Он внимательно посмотрел на нее и, улыбнувшись одними глазами, сказал:
-- Прошу вас, проходите сюда, прямо -- этой мой кабинет.
Огромный кабинет академика показался Инге Сергеевне старомодным и
перегруженным: книги, бумаги, большие горшки с живыми цветами, два больших
письменных стола, стоящих вместе буквой "Г", на одном из которых стоял
телефон, на другом среди вороха бумаг выглядывала пишущая машинка.
Перенасыщенность книгами, бумагами, пособиями, кабинетным оборудованием
словно концентрировала в себе какое-то мыслительное напряжение и не вызывала
ощущение уюта, который Инга Сергеевна более всего ценила в помещениях любого
назначения. Только лишь дальний от входной двери угол, где стояли маленький
столик и два кресла, своим уютом контрастировал со всем остальным. Кирилл
Всеволодович, предложив ей расположиться в одном из кресел, подошел к ней
близко и сказал: -- Может быть, вы хотите немного отдохнуть здесь?
-- Нет, нет, спасибо, -- ответила она с трепетом ожидая, что же будет
дальше. -- Тогда прошу вас, -- сказал Остангов, указав рукой на дверь, в
которую упиралась спинка одного из кресел. Он прошел вперед, и она, следуя
за ним, оказалась в волшебном царстве русской классической литературы.
Высокие, почти до потолка, шкафы с книгами заполняли стены просторной
комнаты. В центре стоял двухтумбовый письменный стол с небольшим вертящимся
креслом. И уголок в кабинете, упирающийся в эту комнатубиблиотеку, и
письменный стол посредине -- все было предназначено для особого, интимного
общения с книгой. Оставив ее наедине с книгами, Остангов вышел и, через
короткое время вернувшись, пригласил снова в кабинет, где уже на маленьком
столике стояло несколько бутылок с напитками, два небольших бокала и коробка
шоколодных конфет. -- Может, вы желаете что-нибудь выпить? Вот это --
замечательный ликер, -- говорил он, заботливо предлагая напиток. Инга
Сергеевна пригубила ликер и в это время услышала, что гдето невидимый
магнитофон издает тихие волшебные звуки "Лунной сонаты". Она умолкла,
вслушиваясь в музыку. -- Погода сегодня удивительно теплая, и, может, вы
хотите выйти на балкон? -- спросил Кирилл Всеволодович тихо. -- Нет,
спасибо. Мне хорошо здесь. Какая музыка! -- У меня немалая коллекция
записей, -- сказал Остангов, -- может, вы хотите выбрать что-нибудь иное?
Пожалуйста. Вот здесь, -- он подошел к небольшому стеллажу у стены за
письменным столом, на одной из полок которого стоял магнитофон.
Инга Сергеевна подошла к полке и увидела среди прочего коллекцию
пластинок и кассет с записями Высоцкого. -- Вы любите Высоцкого? -- спросила
она. -- Вас это удивляет? Я же в прошлом альпинист. А среди альпинистов,
очевидно, нет человека, который бы не пел: "Лучше гор могут быть только
горы"... -- А у вас есть особенно любимые песни Высоцкого? -- спросила Инга
Сергеевна серьезно. -- Пожалуй, кроме только что процитированной я бы
назвал: "Спасите наши души", "Песню про мангустов", "Песню о расстреле
горного эхо". Я отношу Высоцкого к числу гениев нашего времени. Остангов
сменил кассету в магнитофоне, и тут же зазвучал всегда волнующий своей
неподдельной искренностью хриплый голос:
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемуха сохнет бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени.
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
-- Расскажите мне что-нибудь о своей юности, -- сказал тихим
проникновенным голосом Остангов, когда они вернулись снова к столику, сев
напротив друг друга. Вопрос Остангова прозвучал совершенно неожиданно. До
сих пор он ни разу не задал ей ни одного вопроса о ее личной жизни.
-- О, это было так давно, -- ответила Инга Сергеевна, задумчиво
улыбаясь.
-- Ваша первая любовь -- это было серьезно? -- спросил он с улыбкой,
как бы позволяющей при желании превратить ответ в шутку.
-- Да, это было очень серьезно, -- сказала она, глядя куда-то вдаль. --
Объектом этого платонического чувства был человек много старше меня, мой
школьный учитель. Возможно, он и не подозревал, сколь велико было его
влияние на формирования моей системы ценностей, жизненных установок,
формирования меня как личности. Он словно задал уровень нравственной
планки, по которому я всегда соизмеряла свою жизнь. Инга Сергеевна говорила
об этом впервые с времен своей юности, как бы пытаясь теперь глазами
опытного человека посмотреть на давние события и дать им подлинную оценку, в
то же время все более ощущая невозможность этого. -- Он сформировал во
многом мое отношение к гуманитарной науке, литературе и в первую очередь к
русской классике, хотя сам он был украинцем и преподавал нам психологию и
украинскую литературу.
Як умру, то поховайте мэнэ на могыли.
Серед степу шырокого на Вкраини мылий.
Он любил читать Шевченко, Лесю Украинку, и как он читал!
Инга Сергеевна словно воспроизвела в себе все девичьи грезы, которые
сейчас как бы возродились в новом качестве в отношении к сидящему напротив
мужчине, вызывающему у нее такой же трепет и восторг, как учитель в ее
далекой юности. Прилив нежности и любви к Остангову настолько заполнил ее,
что ей захотелось подойти и прильнуть к нему. Но в это время в дверь его
кабинета постучала Ксения Петровна и сообщила, что все уже пришли.
Остангов глянул на часы и сказал Инге Сергеевне: -- Сейчас и у нас
будет небольшой "домашний" семинар, который мы проводим регулярно, когда я
не в отъезде. Я приглашаю вас поприсутствовать.
Инга Сергеевна совершенно растерялась от такого поворота событий и
сказала: -- Большое спасибо, Кирилл Всеволодович, я как-то не готова к этому
сегодня. Но если вы сочтете полезным, я приду в следующий раз, если,
конечно, пригласите. -- Кокетливо улыбнувшись при этих словах, она встала с
кресла.
-- Ну что ж, -- сказал он с улыбкой и понимающе, -- я обязательно вам
дам знать о следующем семинаре, который, по всей вероятности, будет уже
осенью, потому что я улетаю в отпуск, а после -- сразу продолжительная
экспедиция, которая, очевидно, все же состоится, -- академик иронично
улыбнулся каким-то перипетиям, связанным с экспедицией.
После этих слов он спустился с ней вниз, и, поприветствовав пришедших
коллег, предложил им подниматься наверх в его кабинет, а сам проводил ее до
двери. Инга Сергеевна шла домой по тихой, уютно освещенной светом из окон
скрытых за деревьями коттеджей безлюдной улочке, чувствуя себя опустошенной
и усталой.
Прошло несколько дней. Инга Сергеевна сидела за письменным столом,
продумывая, что она будет говорить, если возникнут вопросы, связанные с ее
проектом по докладу директора на совещании с участием Остангова, которое
состоится после обеда. В это время зашла, как всегда возбужденная, Ася
Маратовна и предложила пойти вместе смотреть новый кабинет, который Инге
Сергеевне предоставили в связи с ее новым статусом. Нынешний кабинет,
который был просто отгороженным фанерой углом общей большой комнаты,
собиралась сразу же оккупировать Ася Маратовна по праву заместителя их
отдела, и потому она была особенно оживлена и радостна.
Новый кабинет представлял собой уютную небольшую, но с большим, во всю
стену окном комнату, обставленную только что привезенной в институт новой
мебелью. На дверях висела табличка, которая со свойственной Асе Маратовне
дотошностью извещала всех о том, что кабинет принадлежит зав. отделом,
доктору наук. Ася Маратовна вскоре вышла по другим "неотложным делам", и,
оставшись одна, Инга Сергеевна уперлась локтями в подлокотники кресла и,
закрыв глаза, мигом пробежала весь свой творческий путь. Вдруг неожиданно
для себя она пришла к выводу о том, что ее работа в последние несколько лет
стала источником постоянных и только положительных эмоций. Она вспомнила
услышанное недавно выражение о том, что в идеале обычно бывает так:
"Полжизни ты работаешь на свой авторитет, потом он всегда работает на тебя".
"Может быть, моя жизнь -- это и есть пример этого "идеала"? -- размышляла
она. Многолетний труд и борьба за свое место под солнцем гуманитарной науки
как-то вдруг (как ей теперь казалось) посадили ее в прекрасную колесницу
успеха, возможностей реализации творческих планов, к которой она еще не
примерилась и которая не стала для нее обыденностью. И потому каждый новый
признак признания, доверия и почета она воспринимала как неожиданность,
подарок судьбы, аванс, который нужно оправдать. Тут раздался телефонный
звонок, первый звонок в новом кабинете. Это звонила секретарь директора,
которая сообщила, что совещание переносится, так как Остангов срочно улетел
в Москву. -- А на когда переносится совещание? -- спросила Инга Сергеевна
подавленно. -- Пока неизвестно, -- ответила секретарь. Кирилл Всеволодович
из Москвы полетит в Кисловодск в отпуск, а потом вроде бы в экспедицию. Так
что теперь речь, очевидно, может идти об осени. Отдыхайте и не беспокой
тесь, Инга Сергеевна, -- заключила секретарь. -- Вам после защиты именно это
и нужно. Инга Сергеевна апатично вернула телефонную трубку на место. Вдруг
она представила себе Остангова, гуляющего в романтическом Кисловодском
парке, в павильоне Минеральных вод с молодой красивой женщиной. "Ведь не
будет же он один двадцать четыре дня на курорте. Еще приедет с женой". От
этих мыслей Инга Сергеевна съежилась, как от холода, затем встала, собрала
бумаги, надела плащ и пошла домой. Дома она быстро прибрала, приготовила
обед к приезду мужа и пошла спать. Сквозь сон она услышала звонок в дверь и,
просыпаясь на ходу, открыв ее, оказалась сразу же в объятьях окрыленного и
счастливого мужа. -- Я привез тебе самый большой подарок! В начале августа
едем в Штаты! Александр Дмитриевич, быстро побрился и, выпив приготовленный
женой кофе, пошел на работу. Часы показывали начало десятого, и ей нужно
было бежать на работу, но радость встречи с детьми наполнила ее, и по дороге
в институт все ее мысли были сосредоточены только на этом.
Первого Мая день выдался солнечный, но ветреный и холодный. Инга
Сергеевна с мужем вышли все же по привычке в десять утра на улицу.
"Демонстрация трудящихся" уже не проводилась, но народ у Дома культуры
Затем встал Остангов, который, сказав о значимости проблемы, открыл
совещание. Когда он садился, привычно для председательствующего озирая зал,
Инга Сергеевна тут же увидела, что он заметил ее. Охватившее ее вчера
желание снова овладело ею, и она стала с нетерпением ждать перерыва в
надежде пересечься с Кириллом Всеволодовичем. Вспомнив о предполагаемом
приобщении ее сектора к программе, возглавляемой Останговым, она решила, что
у нее будет подходящий повод подойти к нему. Между тем совещание проходило
мимо ее сознания, реализуясь в сменявших друг друга неинтересных докладчиках
"из третьего состава", который прислали вместо себя те, ради которых Инга
Сергеевна сюда приехала. Чтоб не растерять и эту жидкую публику, президиум,
вопреки правилам, не торопился объявлять после двух часов работы перерыв.
Желая как-то занять себя, Инга Сергеевна в красивом блокнотике, который был
ей, как и всем участникамм, выдан оргкомитетом, что-то чертила ручкой. Но
волнение проявлялось в нарастающем жаре в лице, на которое, как ей казалось,
все время был устремлен взгляд Остангова. Через какоето время она подняла
голову от блокнота и, не веря себе, не обнаружила Кирилла Всеволодовича в
президиуме. Инга Сергеевна ринулась к двери и тут, преграждая путь, к ней
подошел Василий Иванович. -- Инга Сергеевна, когда вы намерены выступить? --
Извините, -- ответила она, еле сдерживая раздражение Из-за вынужденной
остановки, -- я себя неважно чувствую, к тому же по нашей тематике почти все
эксперты отсутствуют, потому мое выступление теряет смысл. -- Ну что ж, --
сказал Василий Иванович с пониманием. -- Может, вы и правы. Мы приложили
столько усилий для подготовки этого совещания! Но сейчас всех волнует одно:
как добывать деньги. Грядет самофинансирование в науке, и нас ждут нелучшие
времена. Очень жаль, Инга Сергеевна, хотел вас послушать. -- Ничего, ничего,
еще не вечер, ответила она дружелюбно. -- А что Остангов? Уже уехал? -- Да,
он очень торопился. Мы и так ему благодарны. Он -- единственный из сильных
мира науки снизошел. Вообще, я не перестаю удивляться его интеллигентности и
уважению к людям. Это у него в крови. К сожалению, это уже стало музейной
редкостью у нас. Ей доставлял удовольствие разговор об Остангове, и хотелось
его продолжить, но тут по радио объявили, что Василий Иванович приглашается
в оргкомитет, и он быстро удалился. На следующий день утром, прибыв в
Москву, Инга Сергеевна быстро устроилась в гостиницу и решила отправиться в
ВАК, чтоб узнать, как дела с ее утверждением. С момента защиты прошло уже
достаточно времени, чтобы по нынешним правилам можно было ожидать ответа. В
ВАКе ответили, что ее утвердили неделю назад и открытка с сообщением об этом
отправлена по домашнему адресу. Она шла пешком по центральным улицам Москвы,
освещенным весенним солнцем, и ей казалось, что все поздравляют и разделяют
с ней ее праздник. Тут же она позвонила в сектор Ирине, чтоб пригласить всю
их "девичью" группу в кафе "Паланга" по поводу утверждения.
Но, к ее огорчению, секретарь ответила, что они все проводят где-то
недалеко от Москвы социологический опрос и будут только на следующей неделе.
Ей стало грустно, что никого из тех, с кем бы она хотела разделить праздник,
нет сейчас с ней. Пойти в театр, как она раньше всегда любила, теперь не
хотелось, да и все пугали, что в Москве ночью сейчас возвращаться одной
страшно. Погуляв немного по улице Горького, она вернулась в гостиницу с
намерением перекусить в буфете. По дороге она купила несколько новых газет,
зазывающих интригующими названиями статей. Газеты сообщали все новые факты
разоблачений злоупотребления властью, финансами, служебным положением
известных и неизвестных людей, что, однако, вопреки обычному, не вызывало у
нее интереса сейчас, и все затмевали воспоминания о семейных праздниках по
любому скольконибудь важному событию. "Была бы здесь Анюта, вот бы мы с ней
гульнули сейчас, -- подумала она, вспомнив любимое слово дочери "гульнули".
-- "Все смешалось в доме Облонских", -- почему-то вдруг вырвались сами по
себе слова, из "Анны Карениной". В минуту ею овладело отчаяние от ощущения
клубка взаимоисключающих событий и ситуаций, в которых она оказалась сейчас
вопреки постоянной ее устремленности к ясности и "правильности" в жизни и
согласию с самой собой. Когда раздался телефонный звонок, она и не
собиралась поднимать трубку, решив, что это соседу по смежной комнате. Но
звонок тут же повторился. Она равнодушно произнесла: "Алло?" -- Инга
Сергеевна, добрый вечер! -- говорил Остангов. -- Если я правильно понял, вы,
как и следовало ожидать, не смогли вылететь сегодня и потому грустите от
потери времени. Я не ошибся? -- Вы почти правы, Кирилл Всеволодович, --
произнесла она, с трудом скрывая волнение. -- А вы? -- А я улетаю завтра
утром. Полагаю, что мы можем продолжить разговор за ужином. Я только что
пришел и не смог предварительно заказать столик. Но думаю, что трудностей у
нас не возникнет. Если вы не возражаете, то нужно ли вам время для
подготовки? -- Да в общем-то минут пятнадцать, -- ответила Инга Сергеевна,
чувствуя что сердце у нее сжимается от счастья. -- Прекрасно, тогда в восемь
я вас жду у входа. Когда она спустилась в лифте, Остангов уже постукивал в
закрытую дверь ресторана. Увидев Ингу Сергеевну, он слегка смутился
неизвестно отчего и, поцеловав ей руку, сказал: -- Почемуто дверь заперта,
хотя судя по всему ресторан работает. В это время дверь отворилась, и оттуда
вышла вся сверкая блестками сногсшибательно красивая, во всем узнаваемая
"интердевочка" и, не глядя ни на кого, нервно подошла к телефонуавтомату,
стоявшему в холле. Остангов, слегка прикоснувшись к локтю Инги Сергеевны,
предложил ей пройти в открывшуюся дверь зала ресторана, за которой были
видны пустые столики. Но в это время с обезображенным от злости лицом
огромный детина в лиловом костюме пренебрежительно отстранил седовласого
академика, заявляя, что в ресторане свободных мест нет. Остангов оцепенел от
растерянности, когда тут же надменно возвращающуюся и задевшую его плечом
проститутку почтительно пропустили в зал. Инге Сергеевне показалось, что
Остангов стал ниже ростом и мгновенно постарел лет на десять. -- Кирилл
Всеволодович, прошу вас, не огорчайтесь, -- сказала она ласково, даже
пожалев его -- этого почтенного человека, присутствие которого во многих
академиях мира за честь почитали многие умы современности, теперь
растерявшегося, как ребенок, от наглой вседозволенности подонков. -- Я
вообще-то не голодна, можно просто прогуляться, ведь сегодня дивная погода!
-- Это неплохая идея! -- оживился академик найденному выходу из сконфузившей
его ситуации. -- Вы захватите свою верхнюю одежду и заходите ко мне. Я живу
на десятом этаже. У меня есть гостинцы из Франции и маленький кипятильник --
мой неизменный спутник во всех командировках в Москву. Так что мы сможем
выпить кофе, а затем погулять. Когда через несколько минут Инга Сергеевна
подходила к номеру Остангова, она обратила внимание на открытую дверь
большого люкса, расположенного напротив. На красивой, под старину мебели
сидели мужчины кавказской национальности, явно неакадемического вида и за
инкрустированными столиками, заставленными бутылками и снедью, о чем-то
громко говорили и хохотали. Завидев женщину, они в голос завопили:
-- Эй, красавица, заходы, гостем будэшь, заходы!
Инга Сергеевна быстро постучала и вошла в скромный одноместный номер
академика. -- Прошу вас, садитесь, Инга Сергеевна, -- указал Кирилл
Всеволодович на кресло возле маленького письменного стола у окна, на котором
лежали коробки и коробочки шоколадных конфет похожие по красоте оформления
на бижутерию. Затем он достал из дорожной сумки золотистую коробку, в
которой был подарочной набор, состоящий из французского коньяка и двух
красивых бокалов. Разложив все это на письменном столе, который накрыл
свежим гостиничным льняным полотенцем, Кирилл Всеволодович налил ей и себе
немного коньяка и предложил выпить за весну. Сделав несколько глотков
крепкого напитка на голодный желудок, она сразу же ощутила действие
алкоголя. У нее слегка закружилась голова, и под воздействием восторженных,
теплых взглядов Остангова она почувствовала себя снова маленькой девочкой,
защищенной и окруженной заботой. -- А у меня сегодня праздник! -- сказала
она игриво. -- Да? -- спросил он, подняв брови и с улыбкой, -- и какой же?
-- Сегодня меня утвердили. -- И куда, в кого же? -- спросил он, в точности
восприняв ее игривый тон. -- В доктора... -- Я и не знал, что вы защищали
докторскую диссертацию. Когда же это случилось? -- Совсем недавно, а по
существу -- целую вечность тому назад, -- ответила она с грустью, мигом
вспомнив все, что произошло за время с момента защиты. -- А почему же
вечность? что-то произошло очень существенное, что отделяет тот момент от
сегодняшнего дня? Инга Сергеевна аж съежилась от того, насколько точно он
угадал ход ее мыслей. -- В общем-то вы правы, -- сказала она задумчиво.
Остангов сразу понял, что, сам того не желая, вызвал какие-то невеселые
ассоциации в ее душе и, чтоб исправить положение, возбужденно сказал: -- Ну
что ж, за ваши выдающиеся успехи! -- Пригубив коньяк, он продолжал: -- Вы
каждый раз удивляете меня. В вас есть что-то особенное, что и определяет
секрет вашей поразительной моложавости. Признаться, до того как вы сказали,
что у вас внучка, я думал, что вам где-то в окрестностях тридцатитридцати
пяти лет. -- Спасибо за комплимент, но честно говоря, никаких секретов.
Остангов встал и, подойдя к ней, медленно присел на корточки у ее колен,
нежно взял ее руку, глядя в упор на нее и пытаясь уловить взгляд. Затем он
встал и, отойдя к столику с яствами, предложил ей конфеты и долил и без того
наполненную рюмку. -- Теперь тост за вами. -- Хорошо, я предлагаю... --
произнесла она тихо, -- я предлагаю выпить, -- задумалась она, держа в
дрожащей руке бокал, который неожиданно выскользнул, и коньяк брызнул на
рукав персикового цвета блузки. Академик с ловкостью юноши подобрал с пола
не разбившийся благодаря мягкому ковру бокал и предложил гостье, если ей
необходимо, пройти в ванную. Инга Сергеевна, воспользовавшись советом,
быстро прошла в ванную, чтоб замыть коньячное пятно, закрылась там с
ощущением полного презрения к себе Из-за неуклюжести и неловкости перед
Останговым. Когда спустя несколько минут она, пряча глаза, вышла из ванной,
Остангов подошел к ней со словами:
-- Все в порядке? -- и, нежно обняв, прижал ее к себе. Она чувствовала,
что все тело его дрожит, но, продержав ее в объятьях, словно укрывающих от
внешней опасности, довольно продолжительное время, он не проронил ни слова.
Затем, слегка отстранившись, он поправляя сбившиеся на ее лоб волосы, почти
шепотом сказал: -- Я полагаю, что выходить на улицу уже поздновато... Инга
Сергеевна, вдруг испугавшись стремительности нарастания событий, сказала,
глубоко пряча волнение и не много отстранившись.
-- Да, уже поздно, Кирилл Всеволодович, мне пора. Он глянул пристально
ей в глаза, чтоб понять, что стоит за ее внезапным решением уйти, и, не
сказав ни слова в ответ, отошел от нее. Инга Сергеевна не ожидала такой
реакции с его стороны, и потому в растерянности задержалась, подыскивая
какие-то приемлемые для ситуации слова. -- Вы когда улетаете? -- нарушил
напряженное молчание Остангов. -- Завтра днем, -- ответила она растерянно.
Кирилл Всеволодович снял с вешалки ее плащ и, набросив его ей на плечи,
поцеловал ей руку и открыл дверь. Придя в свой номер, Инга Сергеевна
обессиленно легла в постель и, как только ее голова коснулась подушки,
терзания нахлынули на ее: "Почему я ушла, когда хотела остаться? Может, в
этом и есть эта самая алогичная женская логика, когда женщина делает
противоположное тому, что желает?" -- думала она, изнемогая от волнения. Она
ощущала на себе тепло его рук, тщательно подавляемую взволнованность его
дыхания, глубину и заботливость его взглядов, и ей захотелось немедленно
вернуться к нему. "Он здесь, в пяти минутах, я уже была у него, о чем вчера
еще мечтала и страдала! Зачем я ушла? Очередной раз обокрала себя". Инга
Сергеевна почувствовала себя во власти неведомой ранее никогда любви, тоски
и страха, оттого что оттолкнула его. "Я пойду к нему, я знаю, что он сейчас
пребывает в таком же состоянии", -- решила она, встав с постели. Но когда
она включила свет, Остангов словно раздвоился в ее сознании на того
недосягаемого человека, и того нежного, доступного ей, с которым она
рассталась несколько мгновений назад. И по мере того как она приближалась к
решению пойти к нему, тот первый словно встал у двери, внушая сомнения в
реальности и правдивости происшедшего.
Она не сомкнула глаз, фантазируя о возможных повторениях свидания с
ним, но отчаяние, оттого что она оттолкнула его навсегда, не покидало ее всю
ночь.
Спустя два дня Инга Сергеевна, выйдя из библиотеки Инстиута экономики
(который размещался в одном здании с президиумом Сибирского отдения Академии
наук) спустилась на первый этаж к гардеробу, чтоб взять свой плащ, и
столкнулась там с Останговым.
-- Добрый день, -- сказал академик, протягивая ей руку и внимательно
заглядывая в глаза, словно продолжая спрашивать о том, почему она ушла
несколько дней назад из его комнаты в гостинице. -- Здравствуйте, Кирилл
Всеволодович, ответила она возбужденно, не скрывая радости от этой
неожиданной встречи, которую он не мог не заметить. -- Если вы домой, то я
могу вас подвезти, -- сказал академик. Затем после мгновенного раздумья
предложил: -- Если вы никуда не торопитесь, я бы пригласил вас заехать ко
мне на чашечку кофе, и вы мне расскажете подробнее о вашем проекте.
Не веря ушам своим и переполненная внутренним ликованием, она
улыбнулась в знак согласия, и они прошли к его машине. Через несколько минут
стройная, подчеркнуто аккуратно одетая пожилая женщина открыла им дверь
коттеджа, где с первого же взгляда все поражало чистотой и порядком. Сняв с
Инги Сергеевны плащ, Кирилл Всеволодович представил ей пожилую женщину: --
Это -- Ксения Петровна -- губернатор нашего дома. Она очень строгая, но
добрая. Правда, добрая ко всему, кроме того, что касается книг. Разве я
несправедлив? -- завершил он, с улыбкой глядя на Ксению Петровну. -- Очень
приятно, -- ответила Ксения Петровна, улыбнувшись такой форме комплимента в
свой адрес от знатного родственника, на которого смотрела с обожанием. --
Меня зовут Инга Сергеевна, -- протянула гостья руку "губернатору".
-- Прошу вас, -- сказал Остангов Инге Сергевне, указывая на лестницу,
ведущую наверх. Шагая по лестнице, Инга Сергеевна, которая еще несколько
дней назад многое отдала бы за такую встречу, сейчас, влекомая куда-то
Останговым, вновь ощутила тревогу и неготовность перешагнуть грань... Это
состояние не могло не отразиться на ее лице, что не ускользнуло от
прозорливого и опытного взгляда академика, когда они поднялись на второй
этаж. Он внимательно посмотрел на нее и, улыбнувшись одними глазами, сказал:
-- Прошу вас, проходите сюда, прямо -- этой мой кабинет.
Огромный кабинет академика показался Инге Сергеевне старомодным и
перегруженным: книги, бумаги, большие горшки с живыми цветами, два больших
письменных стола, стоящих вместе буквой "Г", на одном из которых стоял
телефон, на другом среди вороха бумаг выглядывала пишущая машинка.
Перенасыщенность книгами, бумагами, пособиями, кабинетным оборудованием
словно концентрировала в себе какое-то мыслительное напряжение и не вызывала
ощущение уюта, который Инга Сергеевна более всего ценила в помещениях любого
назначения. Только лишь дальний от входной двери угол, где стояли маленький
столик и два кресла, своим уютом контрастировал со всем остальным. Кирилл
Всеволодович, предложив ей расположиться в одном из кресел, подошел к ней
близко и сказал: -- Может быть, вы хотите немного отдохнуть здесь?
-- Нет, нет, спасибо, -- ответила она с трепетом ожидая, что же будет
дальше. -- Тогда прошу вас, -- сказал Остангов, указав рукой на дверь, в
которую упиралась спинка одного из кресел. Он прошел вперед, и она, следуя
за ним, оказалась в волшебном царстве русской классической литературы.
Высокие, почти до потолка, шкафы с книгами заполняли стены просторной
комнаты. В центре стоял двухтумбовый письменный стол с небольшим вертящимся
креслом. И уголок в кабинете, упирающийся в эту комнатубиблиотеку, и
письменный стол посредине -- все было предназначено для особого, интимного
общения с книгой. Оставив ее наедине с книгами, Остангов вышел и, через
короткое время вернувшись, пригласил снова в кабинет, где уже на маленьком
столике стояло несколько бутылок с напитками, два небольших бокала и коробка
шоколодных конфет. -- Может, вы желаете что-нибудь выпить? Вот это --
замечательный ликер, -- говорил он, заботливо предлагая напиток. Инга
Сергеевна пригубила ликер и в это время услышала, что гдето невидимый
магнитофон издает тихие волшебные звуки "Лунной сонаты". Она умолкла,
вслушиваясь в музыку. -- Погода сегодня удивительно теплая, и, может, вы
хотите выйти на балкон? -- спросил Кирилл Всеволодович тихо. -- Нет,
спасибо. Мне хорошо здесь. Какая музыка! -- У меня немалая коллекция
записей, -- сказал Остангов, -- может, вы хотите выбрать что-нибудь иное?
Пожалуйста. Вот здесь, -- он подошел к небольшому стеллажу у стены за
письменным столом, на одной из полок которого стоял магнитофон.
Инга Сергеевна подошла к полке и увидела среди прочего коллекцию
пластинок и кассет с записями Высоцкого. -- Вы любите Высоцкого? -- спросила
она. -- Вас это удивляет? Я же в прошлом альпинист. А среди альпинистов,
очевидно, нет человека, который бы не пел: "Лучше гор могут быть только
горы"... -- А у вас есть особенно любимые песни Высоцкого? -- спросила Инга
Сергеевна серьезно. -- Пожалуй, кроме только что процитированной я бы
назвал: "Спасите наши души", "Песню про мангустов", "Песню о расстреле
горного эхо". Я отношу Высоцкого к числу гениев нашего времени. Остангов
сменил кассету в магнитофоне, и тут же зазвучал всегда волнующий своей
неподдельной искренностью хриплый голос:
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемуха сохнет бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени.
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
-- Расскажите мне что-нибудь о своей юности, -- сказал тихим
проникновенным голосом Остангов, когда они вернулись снова к столику, сев
напротив друг друга. Вопрос Остангова прозвучал совершенно неожиданно. До
сих пор он ни разу не задал ей ни одного вопроса о ее личной жизни.
-- О, это было так давно, -- ответила Инга Сергеевна, задумчиво
улыбаясь.
-- Ваша первая любовь -- это было серьезно? -- спросил он с улыбкой,
как бы позволяющей при желании превратить ответ в шутку.
-- Да, это было очень серьезно, -- сказала она, глядя куда-то вдаль. --
Объектом этого платонического чувства был человек много старше меня, мой
школьный учитель. Возможно, он и не подозревал, сколь велико было его
влияние на формирования моей системы ценностей, жизненных установок,
формирования меня как личности. Он словно задал уровень нравственной
планки, по которому я всегда соизмеряла свою жизнь. Инга Сергеевна говорила
об этом впервые с времен своей юности, как бы пытаясь теперь глазами
опытного человека посмотреть на давние события и дать им подлинную оценку, в
то же время все более ощущая невозможность этого. -- Он сформировал во
многом мое отношение к гуманитарной науке, литературе и в первую очередь к
русской классике, хотя сам он был украинцем и преподавал нам психологию и
украинскую литературу.
Як умру, то поховайте мэнэ на могыли.
Серед степу шырокого на Вкраини мылий.
Он любил читать Шевченко, Лесю Украинку, и как он читал!
Инга Сергеевна словно воспроизвела в себе все девичьи грезы, которые
сейчас как бы возродились в новом качестве в отношении к сидящему напротив
мужчине, вызывающему у нее такой же трепет и восторг, как учитель в ее
далекой юности. Прилив нежности и любви к Остангову настолько заполнил ее,
что ей захотелось подойти и прильнуть к нему. Но в это время в дверь его
кабинета постучала Ксения Петровна и сообщила, что все уже пришли.
Остангов глянул на часы и сказал Инге Сергеевне: -- Сейчас и у нас
будет небольшой "домашний" семинар, который мы проводим регулярно, когда я
не в отъезде. Я приглашаю вас поприсутствовать.
Инга Сергеевна совершенно растерялась от такого поворота событий и
сказала: -- Большое спасибо, Кирилл Всеволодович, я как-то не готова к этому
сегодня. Но если вы сочтете полезным, я приду в следующий раз, если,
конечно, пригласите. -- Кокетливо улыбнувшись при этих словах, она встала с
кресла.
-- Ну что ж, -- сказал он с улыбкой и понимающе, -- я обязательно вам
дам знать о следующем семинаре, который, по всей вероятности, будет уже
осенью, потому что я улетаю в отпуск, а после -- сразу продолжительная
экспедиция, которая, очевидно, все же состоится, -- академик иронично
улыбнулся каким-то перипетиям, связанным с экспедицией.
После этих слов он спустился с ней вниз, и, поприветствовав пришедших
коллег, предложил им подниматься наверх в его кабинет, а сам проводил ее до
двери. Инга Сергеевна шла домой по тихой, уютно освещенной светом из окон
скрытых за деревьями коттеджей безлюдной улочке, чувствуя себя опустошенной
и усталой.
Прошло несколько дней. Инга Сергеевна сидела за письменным столом,
продумывая, что она будет говорить, если возникнут вопросы, связанные с ее
проектом по докладу директора на совещании с участием Остангова, которое
состоится после обеда. В это время зашла, как всегда возбужденная, Ася
Маратовна и предложила пойти вместе смотреть новый кабинет, который Инге
Сергеевне предоставили в связи с ее новым статусом. Нынешний кабинет,
который был просто отгороженным фанерой углом общей большой комнаты,
собиралась сразу же оккупировать Ася Маратовна по праву заместителя их
отдела, и потому она была особенно оживлена и радостна.
Новый кабинет представлял собой уютную небольшую, но с большим, во всю
стену окном комнату, обставленную только что привезенной в институт новой
мебелью. На дверях висела табличка, которая со свойственной Асе Маратовне
дотошностью извещала всех о том, что кабинет принадлежит зав. отделом,
доктору наук. Ася Маратовна вскоре вышла по другим "неотложным делам", и,
оставшись одна, Инга Сергеевна уперлась локтями в подлокотники кресла и,
закрыв глаза, мигом пробежала весь свой творческий путь. Вдруг неожиданно
для себя она пришла к выводу о том, что ее работа в последние несколько лет
стала источником постоянных и только положительных эмоций. Она вспомнила
услышанное недавно выражение о том, что в идеале обычно бывает так:
"Полжизни ты работаешь на свой авторитет, потом он всегда работает на тебя".
"Может быть, моя жизнь -- это и есть пример этого "идеала"? -- размышляла
она. Многолетний труд и борьба за свое место под солнцем гуманитарной науки
как-то вдруг (как ей теперь казалось) посадили ее в прекрасную колесницу
успеха, возможностей реализации творческих планов, к которой она еще не
примерилась и которая не стала для нее обыденностью. И потому каждый новый
признак признания, доверия и почета она воспринимала как неожиданность,
подарок судьбы, аванс, который нужно оправдать. Тут раздался телефонный
звонок, первый звонок в новом кабинете. Это звонила секретарь директора,
которая сообщила, что совещание переносится, так как Остангов срочно улетел
в Москву. -- А на когда переносится совещание? -- спросила Инга Сергеевна
подавленно. -- Пока неизвестно, -- ответила секретарь. Кирилл Всеволодович
из Москвы полетит в Кисловодск в отпуск, а потом вроде бы в экспедицию. Так
что теперь речь, очевидно, может идти об осени. Отдыхайте и не беспокой
тесь, Инга Сергеевна, -- заключила секретарь. -- Вам после защиты именно это
и нужно. Инга Сергеевна апатично вернула телефонную трубку на место. Вдруг
она представила себе Остангова, гуляющего в романтическом Кисловодском
парке, в павильоне Минеральных вод с молодой красивой женщиной. "Ведь не
будет же он один двадцать четыре дня на курорте. Еще приедет с женой". От
этих мыслей Инга Сергеевна съежилась, как от холода, затем встала, собрала
бумаги, надела плащ и пошла домой. Дома она быстро прибрала, приготовила
обед к приезду мужа и пошла спать. Сквозь сон она услышала звонок в дверь и,
просыпаясь на ходу, открыв ее, оказалась сразу же в объятьях окрыленного и
счастливого мужа. -- Я привез тебе самый большой подарок! В начале августа
едем в Штаты! Александр Дмитриевич, быстро побрился и, выпив приготовленный
женой кофе, пошел на работу. Часы показывали начало десятого, и ей нужно
было бежать на работу, но радость встречи с детьми наполнила ее, и по дороге
в институт все ее мысли были сосредоточены только на этом.
Первого Мая день выдался солнечный, но ветреный и холодный. Инга
Сергеевна с мужем вышли все же по привычке в десять утра на улицу.
"Демонстрация трудящихся" уже не проводилась, но народ у Дома культуры