Страница:
какого-либо уважения. Извини. -- Опустив голову, она надела пальто, шапку и
вышла из комнаты. Димитр тут же догнал ее, предлагая вернуться. -- Нет,
Димитр. Извини, прошу тебя, извини. Я не хотела тебя обидеть, и дело здесь
не в тебе. Ты замечательный парень и достоин самой лучшей девушки на
свете... Димитр снова обнял ее, с мольбой в голосе твердя:
-- Мне не нужна никакая девушка. Мне нужна ты, ты. Пойми, я серьезный
человек. Я вырос в атмосфере, где семейные ценности на первом месте. Я
загадал, что, если ты ко мне придешь, я тебе сделаю тут же предложение. Я не
смогу здесь уже жить без мечты о тебе. Оставь мне хоть надежду. Я буду
ждать... -- Милый, добрый Димитр, ты так молод и так красив. Через короткое
время ты забудешь обо всем этом и встретишь свою любовь. А сейчас прости
меня, я должна уйти. Уже поздно, и меня ждут дома. Я хочу, чтоб ты меня
возненавидел, потому что я гадкая женщина. Я не должна была приходить к
тебе. Это было эгоистично с моей стороны. Так что прости. Он, увидев в ее
глазах слезы, ничего не ответил и повернул назад к общежитию. Академгородок
накрытый снегом, уже почти весь спал. Светились лишь окна подъездов. "Я
что-то выдумала, сказав, что меня дома ждут, -- размышляла Инга, утирая
слезы. -- Никто меня не ждет, и никому я не нужна. Кроме, конечно, Анютки.
Но она сейчас спит. И в науку мне лезть незачем, потому что нет у меня для
этого ни образования, ни опыта. Может, не зря меня выгнали оттуда, и все мои
научные изыскания -- блеф". Она шла по пролеску, где кругом ни души, и ей
казалось, что снег обволакивает ее, отделяя от всего окружающего мира. Она
была даже рада этому одиночеству, где нет свидетелей ее никчемности. Она еще
ощущала прикосновения Димитра на своем теле, но в отличие от их первого
случайного свидания, оставившего чувственное впечатление, от этой встречи
ничего, кроме угрызений совести и отвращения к себе, она не испытывала.
Домой идти не хотелось, хотя было далеко за полночь. Однако ноги сами
автоматически доставили ее к месту, откуда просматривался сквозь деревья
огонек из окна их подъезда. Ей показалось, что у входной двери стоит какойто
мужчина, и стало страшно. Она замедлила шаги, не зная, что делать. Вдруг
раздалось: -- Инга, Инга, это ты! Я тебя жду. Муж рванулся к ней навстречу
и, настигув, обхватил в свои объятия, покрывая поцелуями. -- Инга, прости
меня, -- говорил он, и в глазах его она увидела слезы, -- я столько
передумал. Я, я во всем виноват. Мы с тобой переболели чемто. Но сейчас все
будет подругому. Мы начнем с тобой новую прекрасную жизнь, и у нас все будет
очень хорошо. Вот ты увидишь. И у тебя с работой все будет прекрасно. У нас
все будет прекрасно. Я все сделаю, чтоб ты и Анюта были счастливы. Я
чувствую, что вотвот мы выйдем на новый уровень жизни. У нас все будет
прекрасно. Я виноват перед тобой, и я все сделаю, чтоб ты меня простила,
чтоб ты забыла о тех страданиях, которые я доставил тебе. Я все передумал за
это время. В этот момент Инга осознала, что уже отвыкла от проявлений любви
с его стороны. И прижавшись к нему, как к теплому спасительному очагу,
покорно отдалась во власть его ласк.
Месяц прошел, еще один месяц отчаянных поисков решения проблемы с
трудоустройством. Иногда забегал Вадим и обнадеживал обещаниями, что вотвот
они получат новое финансирование. В начале декабря Саша, придя с работы,
сказал: -- В пятницу в Доме ученых Новосибирский оперный театр дает
спектакль "Корсар". В институте распрост ранялись билеты, и многие из наших
решили пойти. Поскольку Костя не любитель балета, он останется с детьми, и
мы сможем отвести к ним Анюту. Так что готовься. Инга, с одной стороны
обрадовалась, потому что любила балет, с другой -- огорчилась, так как
знала, что при каждой новой встрече с коллегами мужа, ей нужно будет что-то
отвечать на вопросы о работе.
Большой зал Дома ученых, как всегда по приезде оперного театра, был
наполнен торжественностью. Инга с Сашей, сев на свои места, посматривали по
сторонам, ожидая, что кто-то из их компании окажется рядом. Однако рядом с
ними расположился профессор, доктор философии Шапошников, который возглавлял
в университете социологические исследования при созданной там новой кафедре.
Инга не раз слышала его лекции по социологии и в институте, и в Доме ученых
и восхищалась ими. Он уже объездил весь мир и по праву считался классиком.
Для Инги Шапошников был величиной совершенно недосягаемой, и она с трепетом,
искоса поглядывала на него. Сначала рядом с ней оказалась его супруга, но,
очевидно, решив, что сидящий вперди высокий мужчина будет ей заслонять
сцену, она поменялась с мужем местами. Шапошников, оглядевшись, задержал
взгляд на Инге, затем, словно что-то вспомнив, сказал: -- Вы работете в
группе Вадима Купцова, не так ли? Я слышал как-то ваше выступление на
семинаре, и мне показались ваши предложения по поводу правовых аспектов
очень интересными. Вы продолжаете этим заниматься?
-- Я там уже не работаю, -- ответила Инга. -- Почему? -- спросил он
удивленно -- Это не очень радостная и даже не очень объяснимая история. В
это время в зале погас свет и заиграла увертюра. В антракте профессор
Шапошников дал Инге оторванный от программки клочок бумаги со своим рабочим
и домашним телефонами и сказал: -- Позвоните мне в понедельник на работу.
Если вы меня не найдете в течение рабочего дня, позвоните вечером домой. У
меня сейчас появились коекакие возможности. Но я хочу вначале с вами
побеседовать.
-- Спасибо, -- сказала Инга, из суеверия не позволив себе даже в душе
порадоваться засветившейся надежде.
На следующий день Инга забежала к Вадиму, чтоб забрать реферат и
перелистать его перед возможной встречей с Шапошниковым. Вадим сам открыл
дверь и предложил войти. -- Садись, Инга, я так рад тебя видеть. Я как раз
собирался к тебе зайти на днях. Скоро, скоро ты сможешь приступить вновь к
работе. Я уже все подготовил. Я просто не сказал тебе заранее, так как хотел
уже все обеспечить на сто процентов. -- Вадим, я случайно встретилась с
профессором Шапошниковым, он мне дал понять, что у него есть коекакие
возможности... Поэтому я пришла за рефератом. -- О! -- ответил, Вадим
несколько растерявшись, -- это здорово! Шапошников -- это, конечно,
величина, и с ним работать... Но я сомневаюсь. У них там в университете,
помоему, не густо со ставками... Ну что ж, я тебе желаю ни пуха... Но если
не получится, знай, что у меня ты будешь обязательно работать. Сейчас,
минуточку. -- Он подошел к письменному столу и взял папку с рефератом. --
Вот возьми. Я возлагал столько надежд на эту работу. -- Он подошел к Инге
поближе и стал гладить ее спадающие до бедер роскошные волосы, которые она
не стала укрощать прической в выходной день: -- Вот сейчас ты настоящая
колдунья. Какие у тебя волосы! Вообще Инга, ты... -- Он притянул ее к себе и
начал целовать. -- Вадим, Вадим, -- говорила она, -- ты что? Опомнись. Мы же
с тобой друзья! -- Друзья, друзья... -- сказал он подавленно отстранившись.
-- Разве ты не видишь, что я люблю тебя. Я постоянно думаю о тебе. Знаешь, я
сейчас в таком возрасте, когда и мой отец, влюбившись до потери сознания в
другую женщину, оставил маму и всех нас пятерых. Правда, он нам помогал. Но
мы не могли ему простить. А ведь он прожил очень счастливую жизнь со второй
женой. И вот похоже, что и меня бес попутал. Я схожу с ума от любви к тебе и
не знаю, как к тебе подступиться...
-- Вадим, -- сказала Инга, подойдя к нему и поцеловав его в лоб, --
милый Вадим, спасибо, тебе за дружбу, спасибо за все, но я люблю тебя только
как друга. Это чувство так прочно, что оно никогда не перерастет во что-то
другое. Не расстраивай нашу дружбу. -- Она еще раз поцеловала его в лоб и
вышла.
Шапошников после двухчасовой беседы с Ингой сказал, что у него есть
возможность принять ее в аспирантуру. Она, услышав это, совсем замлела,
боясь даже лишним движением развеять услышанное. Профессор предложил ей тут
же пройти с ним в отдел аспирантуры университета. После того как Шапошников
представил Ингу зав. аспирантурой, та объяснила, какие нужно подготовить
документы, и сказала, что, поскольку у Инги сданы кандидатские экзамены по
философии и английскому, то ей нужно сдать один вступительный экзамен по
специальности. Шапошников дал Инге на подготовку несколько дней.
После сдачи экзамена Инга все оформленные документы отнесла в отдел
аспирантуры. Зав. аспирантурой сказала, что приказ будет подписан через
несколько дней, когда ректор вернется из командировки.
В семье воцарился праздник и приподнятое настроение. Чувствуя себя на
высоте, Инга теперь впервые за все время с удовольствием готовилась к приему
гостей -- Сашиных коллег, которых они пригласили по случаю ее поступления в
аспирантуру.
Когда через несколько дней она торжественно зашла в отдел аспирантуры,
то сразу же по выражению лица заведующей поняла, что что-то случилось. --
Вы, знаете, приказ на вас не подписан, -- сказала она официальным тоном. --
Дело в том, что мы запросили (так положено) характеристику с вашего
предыдущего места работы, и она оказалась крайне негативной.
-- А кто подписал характеристику?
-- Подписал, как и положено, весь треугольник: за зав. сектором --
некая Н. Г. Павлова. -- А почему она? -- спросила Инга жестким тоном,
человека, которому уже нечего терять. -- Нам сказали, что зав. сектором в
длительной командировке и Павлова его замещает. -- И что же теперь будет,
меня не приняли в аспирантуру? -- Вот мы не знаем, что делать. Шапошникова
нет, он в отъезде. С одной стороны, он очень авторитетный человек и,
поскольку он вас принимает в аспирантуру к себе, значит, его мнение
решающее. Но его нет, а сроки заполнения этого аспирантского места истекают.
Ведь новый год уже на носу! -- Она на мгновенье задумалась. -- Понимаете, по
формальным причинам ректор не может подписать приказ, если у вас негативная
характеристика с места работы, тем более что там написано, что вы
безответственны, недобросовестны, конфликтны и недисциплинированны. Вот
ректорат и не знает, что делать. Пока создана комиссия при парткоме, которая
будет заниматься вашим делом. -- А почему в парткоме, я ведь не член партии?
-- спросила Инга, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. -- Разве вы не
знаете, что комплектование кафедр общественных наук, в том числе прием
аспирантов, происходит только при согласовании с партийными органами? И
вообще, -- сказала зав. аспирантурой мягко, -- если вас примут, вам нужно
будет этот вопрос решить... -- Извините, а когда вы советуете позвонить,
чтоб узнать, -- спросила Инга. -- Я думаю, что послезавтра.
Зайдя домой, Инга закрыла автоматически дверь на все замки, словно
желая оградиться от преследующей ее черной незримой силы. Саша пришел раньше
обычного счастливый, с большим тортом, и с порога сообщил, что его
представили к должности старшего научного сотрудника. -- У нас сегодня
радостный день, -- говорил он ликуя, -- мне скоро зарплату повысят, ты --
уже в аспирантуре, стипендию будешь получать сто рэ. Вот заживем, сразу
доход вдвое увеличится. -- Аспирантура мне, кажется, не светит. Придетсятаки
идти в отдел кадров пока поработать... -- Ничего, Инга, не расстраивайся, --
сказа Саша, выслушав все подробности, -- сволочи еще не перевелись. Видно,
кто-то уж очень тебя невзлюбил там, на твоей так называемой прежней работе,
и очень хочет тебе перекрыть начисто дорогу в социологию. Все равно, я
уверен, что, если не там, так в другом месте, но ты будешь востребована. Ты
уже потихоньку, но завоевываешь свое место в социологии, тебя уже знают.
Уверен. Время работает на нас, и ни в какой отдел кадров ты не пойдешь!
Через неделю Инга, измученная невеселыми мыслями, шла в университетский
партком. "Уж лучше б они меня оставили в покое, -- думала она. -- Еще
устроят мне там похлеще, чем было на секторе у Вадима. Привяжутся, что я не
член партии. Странно, что Шапошников ни разу не задавал мне вопроса о моей
партийности. Может, это само собой разумелось. А сейчас еще устроят мне
чистку за несознательность и прочее... Лучше б уже не было всего этого, этих
попыток в аспирантуру. Чего захотела -- в очную аспирантуру, беспартийная да
еще с пятым пунктом..."
Заключив, что ей уже терять нечего и что найти в Академгородке работу
ей не удастся, она твердо решила, что, если они начнут над ней издеваться,
как там на секторе, она при первых же провокационных вопросах выйдет и
хлопнет дверью. В уютной комнате, где размещался партком, сидело несколько
мужчин, которые с любопытством посмотрели на Ингу, как только она вошла. --
Вот вы какая? А мы-то думали, что вы -- какой-то гигант, монстр, -- сказал,
доброжелательно улыбаясь, человек, сидевший за столом. -- Тут такие силы
пытались против вас пустить. Но профессор Шапошников решительно рекомендует
вас в аспирантуру. А Вадим Ильич Купцов -- ваш бывший непосредственный
начальник -- просто в бой за вас ринулся! Он дал вам такую характеристику,
что хоть рекомендуй вас возглавить Академию наук, -- завершил он,
рассмеявшись. -- Но мы вас пригласили, чтоб официально сообщить, что, по
поручению ректората, работала комиссия по факту выдачи вам отрицательной
характеристики с предыдущего места работы и некоторых звонков, направленных
на то, чтоб не допустить вас в аспирантуру университета. Мы изучали
ситуацию, опрашивали людей и пришли к выводу, что нет никаких оснований
препятствовать вам учиться в очной аспирантуре при Новосибирском
государственном университете. -- Он встал, подошел к онемевшей Инге и
протянул руку: -- Поздравляем и желаем успеха... Когда она, не помня себя от
счасться вышла, то сразу же в коридоре увидела Вадима. -- Поздравляю, --
сказал он спокойно и взволнованно.
-- Спасибо, -- сказала Инга заплакав. -- Я все знаю. Спасибо тебе за
все. -- Инга, я не предполагал, что эта Нинка такая подлая. Она ведь хотела
еще поиграть на твоей национальности. Знаешь, такие люди всех мерят на свой
аршин. Когда она увидела, что все то отрицательное, что она про тебя
написала и сообщала по телефону, начисто опровергается, то пустила в ход,
как она думала, беспроигрышный аргумент... Она, очевидно, предполагала, что
никто в твои документы не заглядывал и не знает, что ты еврейка. И как
только она обратит на это внимание, вопрос решится сам собой. -- Она прямо
так и говорила? -- Да нет, это же так не делается. Вслух никто такое не
скажет. Но она выпячивала твое отчество, еще что-то крутилавертела с пятой
графой... словом, акцентировала внимание... А ректор и нынешний состав
партбюро -- люди очень порядочные. Они вне этой мерзости... Ладно, черт с
ней, с этой стервой. Но крылышки ей мы пообрежем. Теперь она утихомирит свой
пыл. Мы еще ей предъявим счет за то, что потеряли тебя, за то, что она
отняла у стольких людей время. И, уверяю тебя, сейчас все пойдет в обратном
направлении: все захотят отмыться от этой мерзости, и ее выведут на чистую
воду. Так что за твою любимую презумпцию невиновности она не спрячется...
Прошло три года. Еще было холодно. Всюду лежал снег, но все напоминало
о приближении весны. В уже закрывающейся Из-за позднего времени столовой
Вычислительного центра (часто арендуемой под банкеты молодыми учеными)
только что завершился банкет по поводу защиты кандидат ской диссертации. Все
столпились, решая продолжать ли гулянку или разойтись по домам. Но,
поскольку была пятница, решили все же пойти к Инге домой "догуливать".
Профессор Шапошников, который весь вечер на банкете произносил тосты, шутил,
рассказывал анекдоты, все же идти к своей подопечной домой отказался,
сославшись на усталость. Попрощавшись с ним, гурьба веселых молодых людей,
нагруженных остатками закусок от банкета, направилась к ней домой. Зайдя в
дом, тут же разложили на столики и тумбочки пирожные, колбасы, алкоголь и
расселись кто куда. Саша пошел на кухню готовить чай и кофе, а Анюта,
преисполненная важностью события, как полноправный помощник, пошла следом за
отцом.
-- Инга, -- сказал, Вадим, стиснутый на диване, где вместо четырех
уселось шесть человек, -- ты можешь чувствовать себя удовлетворенной
понастоящему. Твоя защита была именно защитой: столько вопросов, дискуссий.
А проголосовали единогласно! Но диссертация у тебя действительно
новаторская! И уложилась ты в регламент. На вопросы отвечала отменно.
-- А отзывы, отзывы какие! -- вставил Степан Яблоков, аспирант кафедры
Шапошникова.
-- Да, и как много. Выступления оппонентов были впечатляющими.
Предложили тебе опубликовать диссертацию в виде книги! Это же не шутка!
Итак, прошу всех встать. За Ингу, за ее будущую докторскую диссертацию. Ура!
-- сказал Вадим. Все дружно подняли бокалы, дополняя репликами свои
впечатления о прошедшей защите. -- Инга, ты попала в малочисленную группу,
-- кажется, только семнадцать процентов аспирантов умудряются уложиться в
трехлетний срок аспирантуры, начиная с нуля. Ты просто -- гигант, -- сказала
Маша, аспирантка, которой тоже вскоре предстояла защита. -- Ребята, давайте
еще раз выпьем за виновницу торжества! -- Друзья мои, -- перебила Машу Инга,
опьяненная успехом, искренним дружелюбием коллег и небольшим количеством
алкоголя. -- Я счастлива сегодня. Моя защита -- это плод надежд, которые со
мной связывали мои близкие, друзья, коллеги, и их веры в меня. И это -- плод
моей любви к ним и к той науке, которую они мне открыли. Так выпьем за Веру,
Надежду и Любовь!
Самолет Одесса--Новосибирск прибыл вовремя. -- Вот она, Земля
Санникова! -- воскликнул Борис, спускаясь по трапу. Когда они зашли в здание
аэровокзала, он подошел к Инге и, крепко прижав к себе, сказал: --
Поздравляю тебя, Инга, с прибытием на Землю Санникова! Настроение было
тревожно радостным. Несмотря на то что у них еще не было брачной ночи, Инга
именно в данный момент, прижатая к худому телу Бориса, почувствовала себя
замужней женщиной, рядом с которой ее верный спутник, опора и защита на всю
жизнь. Первый шаг из этого вокзала будет первым шагом в самостоятельную
жизнь, которая, как она была уверена, станет дорогой счастья, согласия и
мира. Она молча улыбнулась мужу, и они направились к багажному отделению.
Получив багаж, молодые супруги заняли очередь на такси и, взволнованные,
молча стояли в ожидании. Прошло не менее часу, когда их очередь подошла и
они отправились в центр города по адресу, указанному Борисом. Такси
остановилось у трехэтажного фундаментального здания довоенной постройки.
Оставив в подъезде тяжелые чемоданы, Борис подхватил Ингу под руку и повел
на второй этаж общежития. Он открыл свою комнату, пропустил Ингу вперед.
Залитая солнцем комната в шестнадцать квадратных метров, с очень высоким
потолком была наполнена приветливостью и радостью. -- Вот, располагайся, это
наша с тобой обитель. Он крепко обнял и поцеловал жену. -- Ты осмотрись, а я
побегу за вещами. Инга прошлась по комнате, осматривая ее. Обстановки
"обители" составляли новый диванкровать, обшарпанная тумбочка с радио, такой
же обшарпанный платяной шкаф, квадратный стол, покрытый клетчатой клеенкой.
На стенке над столом висели две полки с книгами. Интерьер комнаты выглядел
бы очень убого, если б не замечательный натертый до блеска паркет. Лучи
солнца, проникающие сквозь огромное окно, словно продолжались в
светлокоричневом полированном дереве, создавая атмосферу праздничности и
особого уюта.
-- Неужели это мое?! Неужели я больше не буду спать на раскладушке,
неужели смогу все обставить здесь, как хочу? -- думала она, охваченная
ликованием и счастьем. Борис зашел мокрый от пота -- он нагрузил на себя
весь багаж сразу, чтоб больше не бегать вниз. Освободившись от груза, он
сказал деловито и весело. -- Имей в виду, что вечером, уложив спать детишек,
к нам прямо сюда завалится вся наша компания. Времени не так уж много. Так
что давай сначала разберем съестное, что нам надавали родители. А чемоданы,
можно будет пока отнести в кладовую. Пойдем, я тебе покажу все удобства. Они
вышли в общий коридор, где Из-за закрытых дверей двух других комнат
доносился детский плач. Первой для показа Борис выбрал кухню, она оказалась
довольно чистой. Там была большая раковина для посуды с горячей и холодной
водой, большая электроплита, пять кухонных столиков, принадлежащих разным
хозяйкам. Над столиками на крючках была развешана разная кухонная утварь.
Инге кухня понравилась -- у них дома в Одессе вообще не было кухни как
таковой. Далее Борис показал ей ванную комнату, где над большой ванной
висело пять деревянных полочек, принадлежащих каждой семье. На полочках
лежали банные принадлежности: мыло, мочалки. На противоположной стенке
висели три детские ванночки. -- Это семейное общежитие, -- пояснил Борис. --
Наш блок на пять семей. Из них у двоих уже по малышу, двое ожидают, теперь
мы будем на очереди... Здесь в основном живут молодые специалисты нашего
завода. Как правило, мужья и жены одной профессии, закончили один вуз и
работают вместе, может, в разных цехах и отделах, но в основном на нашем
заводе. Ты их увидишь всех сегодня. Они тебе понравятся. Молодые вернулись в
свою комнату. Инга подошла к сумке с продуктами и начала выгружать то, что
ей дала мама в дорогу: свиное сало, копченую колбасу... Но тут Борис подошел
к ней, крепко обнял, затем, подняв на руки, уложил на диван... Ничего, кроме
колючей боли и насилия над своим телом, она не почувствовала и мало что
поняла, когда Борис, освободив ее от себя, расположился рядом, вдавив ее в
мягкую спинку не раздвинутого дивана, успокаивая учащенный пульс. Полежав
молча несколько минут, он встал и принялся надевать брюки. Инга, стесняясь,
отвернулась к стене. Когда Борис вышел из комнаты, она вскочила с дивана и
лихорадочно стала доставать из чемоданчика чистое белье, чтоб переодеться.
По ее обрывочным сведениям об интимной жизни, все должно было быть иначе. И
эмоциональные ощущения, и физическое состояние -- все, по ее представлениям,
должно было быть другим. Даже крови, той самой крови, которой девушки платят
за возможность стать матерью и называться женщиной, почти не было: всего
несколько капель испачкали розовую нижнюю сорочку. С того момента, как они
так быстро, спонтанно оформили свой брак, она постоянно психологически
готовила себя к этому таинству -- первой брачной ночи. Она представляла, как
наденет красивое белье, пеньюар, подаренный родителями... Сейчас, натыкаясь
на эти вещи в чемодане, она хотела плакать, -- они как бы упрекали ее своей
ненужностью. Достав необходимое, она набросила байковый халат, готовясь
пойти в ванную. В это время в комнату вошел Борис с повязанным в виде
фартука посудным полотенцем. -- Я бы хотела принять ванну, чтоб освежиться с
дороги, а затем примусь за подготовку стола, -- сказала Инга, сворачивая в
узел распавшиеся волосы и избегая встречаться с мужем взглядом. -- А ты
оставь волосы распущенными, -- сказал Борис, подойдя к жене, -- ты же в
ванную идешь. -- Да нет, я не люблю ходить с распущеными волосами, особенно
перед незнакомыми. Вдруг кого-то встречу в коридоре. -- Ну и пусть все
видят, какая ты у меня, -- произнес он тихо и, подхватив жену на руки, снова
повалил на диван... Инга не знала, как себя вести. С одной стороны, она
понимала, что как жена обязана выполнять супружеские обязанности. С другой
-- она чувствовала, что в ней затаился протест против такого
собственнического отношения со стороны Бориса, против потребления ее тела
без малейшего стремления проникнуть в ее душевное и физическое самочувствие.
Она снова отвернулась, когда Борис одевался и услышала его слова: -- У нас
уже совсем нет времени. Я взял сумку с продуктами и пошел в кухню. Догоняй.
Инга, уже не имея времени ни о чем думать, быстро взяла вещи и пошла в
ванную. Ванная! Первая в ее жизни ванная -- не в общественной бане, а в ее
собственной квартире. Пусть не отдельная, не только ей принадлежащая, но все
же в ее квартире, где она может наслаждаться этим удобством хоть после сна,
хоть перед сном, хоть каждый день, хоть два раза в день -- сколько угодно.
Она погрузилась в теплую воду, закрыла глаза, и чувство глубокой
благодарности к Борису за то, что это он удостоился таких условий, которых
не знали ни его, ни ее родители, наполнило ее. Времени было мало, и она не
могла себе позволить побыть в ванне столько, сколько хотелось. Поэтому,
выйдя из воды и быстро переодевшись, она, наполненная счастьем, вошла в
кухню. Там Борис раскладывал продукты и разговаривал с молодой симпатичной
женщиной, стоявшей у другого столика. Завидев жену, Борис сказал: --
Знакомься, Зина, это Инга, моя жена. -- О, здравствуйте, -- сказала Зина,
подойдя к Инге и протянув ей руку. -- Мы столько о вас наслышались от Бори!
Вам здесь будет хорошо. Наше общежитие -- одно из лучших в городе. Здесь
зимой очень тепло и всегла есть горячая вода. Но самое главное то, что живем
мы очень дружно и у нас очень весело. Мы помогаем друг другу с детишками.
Вот когда у вас появится дитя, вы поймете, что это такое. Если кто-то из нас
захочет в кино или в театр -- нет проблемы, всегда есть, кому отнести
ребенка. К тому ж наши заводские ясли и садик -- просто замечательные. Летом
детишек увозят на дачу в сосновый бор, кормят великолепно. Ну мы еще
наговоримся. А сегодня, если вам нужна моя помощь, пожалуйста, я к вашим
вышла из комнаты. Димитр тут же догнал ее, предлагая вернуться. -- Нет,
Димитр. Извини, прошу тебя, извини. Я не хотела тебя обидеть, и дело здесь
не в тебе. Ты замечательный парень и достоин самой лучшей девушки на
свете... Димитр снова обнял ее, с мольбой в голосе твердя:
-- Мне не нужна никакая девушка. Мне нужна ты, ты. Пойми, я серьезный
человек. Я вырос в атмосфере, где семейные ценности на первом месте. Я
загадал, что, если ты ко мне придешь, я тебе сделаю тут же предложение. Я не
смогу здесь уже жить без мечты о тебе. Оставь мне хоть надежду. Я буду
ждать... -- Милый, добрый Димитр, ты так молод и так красив. Через короткое
время ты забудешь обо всем этом и встретишь свою любовь. А сейчас прости
меня, я должна уйти. Уже поздно, и меня ждут дома. Я хочу, чтоб ты меня
возненавидел, потому что я гадкая женщина. Я не должна была приходить к
тебе. Это было эгоистично с моей стороны. Так что прости. Он, увидев в ее
глазах слезы, ничего не ответил и повернул назад к общежитию. Академгородок
накрытый снегом, уже почти весь спал. Светились лишь окна подъездов. "Я
что-то выдумала, сказав, что меня дома ждут, -- размышляла Инга, утирая
слезы. -- Никто меня не ждет, и никому я не нужна. Кроме, конечно, Анютки.
Но она сейчас спит. И в науку мне лезть незачем, потому что нет у меня для
этого ни образования, ни опыта. Может, не зря меня выгнали оттуда, и все мои
научные изыскания -- блеф". Она шла по пролеску, где кругом ни души, и ей
казалось, что снег обволакивает ее, отделяя от всего окружающего мира. Она
была даже рада этому одиночеству, где нет свидетелей ее никчемности. Она еще
ощущала прикосновения Димитра на своем теле, но в отличие от их первого
случайного свидания, оставившего чувственное впечатление, от этой встречи
ничего, кроме угрызений совести и отвращения к себе, она не испытывала.
Домой идти не хотелось, хотя было далеко за полночь. Однако ноги сами
автоматически доставили ее к месту, откуда просматривался сквозь деревья
огонек из окна их подъезда. Ей показалось, что у входной двери стоит какойто
мужчина, и стало страшно. Она замедлила шаги, не зная, что делать. Вдруг
раздалось: -- Инга, Инга, это ты! Я тебя жду. Муж рванулся к ней навстречу
и, настигув, обхватил в свои объятия, покрывая поцелуями. -- Инга, прости
меня, -- говорил он, и в глазах его она увидела слезы, -- я столько
передумал. Я, я во всем виноват. Мы с тобой переболели чемто. Но сейчас все
будет подругому. Мы начнем с тобой новую прекрасную жизнь, и у нас все будет
очень хорошо. Вот ты увидишь. И у тебя с работой все будет прекрасно. У нас
все будет прекрасно. Я все сделаю, чтоб ты и Анюта были счастливы. Я
чувствую, что вотвот мы выйдем на новый уровень жизни. У нас все будет
прекрасно. Я виноват перед тобой, и я все сделаю, чтоб ты меня простила,
чтоб ты забыла о тех страданиях, которые я доставил тебе. Я все передумал за
это время. В этот момент Инга осознала, что уже отвыкла от проявлений любви
с его стороны. И прижавшись к нему, как к теплому спасительному очагу,
покорно отдалась во власть его ласк.
Месяц прошел, еще один месяц отчаянных поисков решения проблемы с
трудоустройством. Иногда забегал Вадим и обнадеживал обещаниями, что вотвот
они получат новое финансирование. В начале декабря Саша, придя с работы,
сказал: -- В пятницу в Доме ученых Новосибирский оперный театр дает
спектакль "Корсар". В институте распрост ранялись билеты, и многие из наших
решили пойти. Поскольку Костя не любитель балета, он останется с детьми, и
мы сможем отвести к ним Анюту. Так что готовься. Инга, с одной стороны
обрадовалась, потому что любила балет, с другой -- огорчилась, так как
знала, что при каждой новой встрече с коллегами мужа, ей нужно будет что-то
отвечать на вопросы о работе.
Большой зал Дома ученых, как всегда по приезде оперного театра, был
наполнен торжественностью. Инга с Сашей, сев на свои места, посматривали по
сторонам, ожидая, что кто-то из их компании окажется рядом. Однако рядом с
ними расположился профессор, доктор философии Шапошников, который возглавлял
в университете социологические исследования при созданной там новой кафедре.
Инга не раз слышала его лекции по социологии и в институте, и в Доме ученых
и восхищалась ими. Он уже объездил весь мир и по праву считался классиком.
Для Инги Шапошников был величиной совершенно недосягаемой, и она с трепетом,
искоса поглядывала на него. Сначала рядом с ней оказалась его супруга, но,
очевидно, решив, что сидящий вперди высокий мужчина будет ей заслонять
сцену, она поменялась с мужем местами. Шапошников, оглядевшись, задержал
взгляд на Инге, затем, словно что-то вспомнив, сказал: -- Вы работете в
группе Вадима Купцова, не так ли? Я слышал как-то ваше выступление на
семинаре, и мне показались ваши предложения по поводу правовых аспектов
очень интересными. Вы продолжаете этим заниматься?
-- Я там уже не работаю, -- ответила Инга. -- Почему? -- спросил он
удивленно -- Это не очень радостная и даже не очень объяснимая история. В
это время в зале погас свет и заиграла увертюра. В антракте профессор
Шапошников дал Инге оторванный от программки клочок бумаги со своим рабочим
и домашним телефонами и сказал: -- Позвоните мне в понедельник на работу.
Если вы меня не найдете в течение рабочего дня, позвоните вечером домой. У
меня сейчас появились коекакие возможности. Но я хочу вначале с вами
побеседовать.
-- Спасибо, -- сказала Инга, из суеверия не позволив себе даже в душе
порадоваться засветившейся надежде.
На следующий день Инга забежала к Вадиму, чтоб забрать реферат и
перелистать его перед возможной встречей с Шапошниковым. Вадим сам открыл
дверь и предложил войти. -- Садись, Инга, я так рад тебя видеть. Я как раз
собирался к тебе зайти на днях. Скоро, скоро ты сможешь приступить вновь к
работе. Я уже все подготовил. Я просто не сказал тебе заранее, так как хотел
уже все обеспечить на сто процентов. -- Вадим, я случайно встретилась с
профессором Шапошниковым, он мне дал понять, что у него есть коекакие
возможности... Поэтому я пришла за рефератом. -- О! -- ответил, Вадим
несколько растерявшись, -- это здорово! Шапошников -- это, конечно,
величина, и с ним работать... Но я сомневаюсь. У них там в университете,
помоему, не густо со ставками... Ну что ж, я тебе желаю ни пуха... Но если
не получится, знай, что у меня ты будешь обязательно работать. Сейчас,
минуточку. -- Он подошел к письменному столу и взял папку с рефератом. --
Вот возьми. Я возлагал столько надежд на эту работу. -- Он подошел к Инге
поближе и стал гладить ее спадающие до бедер роскошные волосы, которые она
не стала укрощать прической в выходной день: -- Вот сейчас ты настоящая
колдунья. Какие у тебя волосы! Вообще Инга, ты... -- Он притянул ее к себе и
начал целовать. -- Вадим, Вадим, -- говорила она, -- ты что? Опомнись. Мы же
с тобой друзья! -- Друзья, друзья... -- сказал он подавленно отстранившись.
-- Разве ты не видишь, что я люблю тебя. Я постоянно думаю о тебе. Знаешь, я
сейчас в таком возрасте, когда и мой отец, влюбившись до потери сознания в
другую женщину, оставил маму и всех нас пятерых. Правда, он нам помогал. Но
мы не могли ему простить. А ведь он прожил очень счастливую жизнь со второй
женой. И вот похоже, что и меня бес попутал. Я схожу с ума от любви к тебе и
не знаю, как к тебе подступиться...
-- Вадим, -- сказала Инга, подойдя к нему и поцеловав его в лоб, --
милый Вадим, спасибо, тебе за дружбу, спасибо за все, но я люблю тебя только
как друга. Это чувство так прочно, что оно никогда не перерастет во что-то
другое. Не расстраивай нашу дружбу. -- Она еще раз поцеловала его в лоб и
вышла.
Шапошников после двухчасовой беседы с Ингой сказал, что у него есть
возможность принять ее в аспирантуру. Она, услышав это, совсем замлела,
боясь даже лишним движением развеять услышанное. Профессор предложил ей тут
же пройти с ним в отдел аспирантуры университета. После того как Шапошников
представил Ингу зав. аспирантурой, та объяснила, какие нужно подготовить
документы, и сказала, что, поскольку у Инги сданы кандидатские экзамены по
философии и английскому, то ей нужно сдать один вступительный экзамен по
специальности. Шапошников дал Инге на подготовку несколько дней.
После сдачи экзамена Инга все оформленные документы отнесла в отдел
аспирантуры. Зав. аспирантурой сказала, что приказ будет подписан через
несколько дней, когда ректор вернется из командировки.
В семье воцарился праздник и приподнятое настроение. Чувствуя себя на
высоте, Инга теперь впервые за все время с удовольствием готовилась к приему
гостей -- Сашиных коллег, которых они пригласили по случаю ее поступления в
аспирантуру.
Когда через несколько дней она торжественно зашла в отдел аспирантуры,
то сразу же по выражению лица заведующей поняла, что что-то случилось. --
Вы, знаете, приказ на вас не подписан, -- сказала она официальным тоном. --
Дело в том, что мы запросили (так положено) характеристику с вашего
предыдущего места работы, и она оказалась крайне негативной.
-- А кто подписал характеристику?
-- Подписал, как и положено, весь треугольник: за зав. сектором --
некая Н. Г. Павлова. -- А почему она? -- спросила Инга жестким тоном,
человека, которому уже нечего терять. -- Нам сказали, что зав. сектором в
длительной командировке и Павлова его замещает. -- И что же теперь будет,
меня не приняли в аспирантуру? -- Вот мы не знаем, что делать. Шапошникова
нет, он в отъезде. С одной стороны, он очень авторитетный человек и,
поскольку он вас принимает в аспирантуру к себе, значит, его мнение
решающее. Но его нет, а сроки заполнения этого аспирантского места истекают.
Ведь новый год уже на носу! -- Она на мгновенье задумалась. -- Понимаете, по
формальным причинам ректор не может подписать приказ, если у вас негативная
характеристика с места работы, тем более что там написано, что вы
безответственны, недобросовестны, конфликтны и недисциплинированны. Вот
ректорат и не знает, что делать. Пока создана комиссия при парткоме, которая
будет заниматься вашим делом. -- А почему в парткоме, я ведь не член партии?
-- спросила Инга, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. -- Разве вы не
знаете, что комплектование кафедр общественных наук, в том числе прием
аспирантов, происходит только при согласовании с партийными органами? И
вообще, -- сказала зав. аспирантурой мягко, -- если вас примут, вам нужно
будет этот вопрос решить... -- Извините, а когда вы советуете позвонить,
чтоб узнать, -- спросила Инга. -- Я думаю, что послезавтра.
Зайдя домой, Инга закрыла автоматически дверь на все замки, словно
желая оградиться от преследующей ее черной незримой силы. Саша пришел раньше
обычного счастливый, с большим тортом, и с порога сообщил, что его
представили к должности старшего научного сотрудника. -- У нас сегодня
радостный день, -- говорил он ликуя, -- мне скоро зарплату повысят, ты --
уже в аспирантуре, стипендию будешь получать сто рэ. Вот заживем, сразу
доход вдвое увеличится. -- Аспирантура мне, кажется, не светит. Придетсятаки
идти в отдел кадров пока поработать... -- Ничего, Инга, не расстраивайся, --
сказа Саша, выслушав все подробности, -- сволочи еще не перевелись. Видно,
кто-то уж очень тебя невзлюбил там, на твоей так называемой прежней работе,
и очень хочет тебе перекрыть начисто дорогу в социологию. Все равно, я
уверен, что, если не там, так в другом месте, но ты будешь востребована. Ты
уже потихоньку, но завоевываешь свое место в социологии, тебя уже знают.
Уверен. Время работает на нас, и ни в какой отдел кадров ты не пойдешь!
Через неделю Инга, измученная невеселыми мыслями, шла в университетский
партком. "Уж лучше б они меня оставили в покое, -- думала она. -- Еще
устроят мне там похлеще, чем было на секторе у Вадима. Привяжутся, что я не
член партии. Странно, что Шапошников ни разу не задавал мне вопроса о моей
партийности. Может, это само собой разумелось. А сейчас еще устроят мне
чистку за несознательность и прочее... Лучше б уже не было всего этого, этих
попыток в аспирантуру. Чего захотела -- в очную аспирантуру, беспартийная да
еще с пятым пунктом..."
Заключив, что ей уже терять нечего и что найти в Академгородке работу
ей не удастся, она твердо решила, что, если они начнут над ней издеваться,
как там на секторе, она при первых же провокационных вопросах выйдет и
хлопнет дверью. В уютной комнате, где размещался партком, сидело несколько
мужчин, которые с любопытством посмотрели на Ингу, как только она вошла. --
Вот вы какая? А мы-то думали, что вы -- какой-то гигант, монстр, -- сказал,
доброжелательно улыбаясь, человек, сидевший за столом. -- Тут такие силы
пытались против вас пустить. Но профессор Шапошников решительно рекомендует
вас в аспирантуру. А Вадим Ильич Купцов -- ваш бывший непосредственный
начальник -- просто в бой за вас ринулся! Он дал вам такую характеристику,
что хоть рекомендуй вас возглавить Академию наук, -- завершил он,
рассмеявшись. -- Но мы вас пригласили, чтоб официально сообщить, что, по
поручению ректората, работала комиссия по факту выдачи вам отрицательной
характеристики с предыдущего места работы и некоторых звонков, направленных
на то, чтоб не допустить вас в аспирантуру университета. Мы изучали
ситуацию, опрашивали людей и пришли к выводу, что нет никаких оснований
препятствовать вам учиться в очной аспирантуре при Новосибирском
государственном университете. -- Он встал, подошел к онемевшей Инге и
протянул руку: -- Поздравляем и желаем успеха... Когда она, не помня себя от
счасться вышла, то сразу же в коридоре увидела Вадима. -- Поздравляю, --
сказал он спокойно и взволнованно.
-- Спасибо, -- сказала Инга заплакав. -- Я все знаю. Спасибо тебе за
все. -- Инга, я не предполагал, что эта Нинка такая подлая. Она ведь хотела
еще поиграть на твоей национальности. Знаешь, такие люди всех мерят на свой
аршин. Когда она увидела, что все то отрицательное, что она про тебя
написала и сообщала по телефону, начисто опровергается, то пустила в ход,
как она думала, беспроигрышный аргумент... Она, очевидно, предполагала, что
никто в твои документы не заглядывал и не знает, что ты еврейка. И как
только она обратит на это внимание, вопрос решится сам собой. -- Она прямо
так и говорила? -- Да нет, это же так не делается. Вслух никто такое не
скажет. Но она выпячивала твое отчество, еще что-то крутилавертела с пятой
графой... словом, акцентировала внимание... А ректор и нынешний состав
партбюро -- люди очень порядочные. Они вне этой мерзости... Ладно, черт с
ней, с этой стервой. Но крылышки ей мы пообрежем. Теперь она утихомирит свой
пыл. Мы еще ей предъявим счет за то, что потеряли тебя, за то, что она
отняла у стольких людей время. И, уверяю тебя, сейчас все пойдет в обратном
направлении: все захотят отмыться от этой мерзости, и ее выведут на чистую
воду. Так что за твою любимую презумпцию невиновности она не спрячется...
Прошло три года. Еще было холодно. Всюду лежал снег, но все напоминало
о приближении весны. В уже закрывающейся Из-за позднего времени столовой
Вычислительного центра (часто арендуемой под банкеты молодыми учеными)
только что завершился банкет по поводу защиты кандидат ской диссертации. Все
столпились, решая продолжать ли гулянку или разойтись по домам. Но,
поскольку была пятница, решили все же пойти к Инге домой "догуливать".
Профессор Шапошников, который весь вечер на банкете произносил тосты, шутил,
рассказывал анекдоты, все же идти к своей подопечной домой отказался,
сославшись на усталость. Попрощавшись с ним, гурьба веселых молодых людей,
нагруженных остатками закусок от банкета, направилась к ней домой. Зайдя в
дом, тут же разложили на столики и тумбочки пирожные, колбасы, алкоголь и
расселись кто куда. Саша пошел на кухню готовить чай и кофе, а Анюта,
преисполненная важностью события, как полноправный помощник, пошла следом за
отцом.
-- Инга, -- сказал, Вадим, стиснутый на диване, где вместо четырех
уселось шесть человек, -- ты можешь чувствовать себя удовлетворенной
понастоящему. Твоя защита была именно защитой: столько вопросов, дискуссий.
А проголосовали единогласно! Но диссертация у тебя действительно
новаторская! И уложилась ты в регламент. На вопросы отвечала отменно.
-- А отзывы, отзывы какие! -- вставил Степан Яблоков, аспирант кафедры
Шапошникова.
-- Да, и как много. Выступления оппонентов были впечатляющими.
Предложили тебе опубликовать диссертацию в виде книги! Это же не шутка!
Итак, прошу всех встать. За Ингу, за ее будущую докторскую диссертацию. Ура!
-- сказал Вадим. Все дружно подняли бокалы, дополняя репликами свои
впечатления о прошедшей защите. -- Инга, ты попала в малочисленную группу,
-- кажется, только семнадцать процентов аспирантов умудряются уложиться в
трехлетний срок аспирантуры, начиная с нуля. Ты просто -- гигант, -- сказала
Маша, аспирантка, которой тоже вскоре предстояла защита. -- Ребята, давайте
еще раз выпьем за виновницу торжества! -- Друзья мои, -- перебила Машу Инга,
опьяненная успехом, искренним дружелюбием коллег и небольшим количеством
алкоголя. -- Я счастлива сегодня. Моя защита -- это плод надежд, которые со
мной связывали мои близкие, друзья, коллеги, и их веры в меня. И это -- плод
моей любви к ним и к той науке, которую они мне открыли. Так выпьем за Веру,
Надежду и Любовь!
Самолет Одесса--Новосибирск прибыл вовремя. -- Вот она, Земля
Санникова! -- воскликнул Борис, спускаясь по трапу. Когда они зашли в здание
аэровокзала, он подошел к Инге и, крепко прижав к себе, сказал: --
Поздравляю тебя, Инга, с прибытием на Землю Санникова! Настроение было
тревожно радостным. Несмотря на то что у них еще не было брачной ночи, Инга
именно в данный момент, прижатая к худому телу Бориса, почувствовала себя
замужней женщиной, рядом с которой ее верный спутник, опора и защита на всю
жизнь. Первый шаг из этого вокзала будет первым шагом в самостоятельную
жизнь, которая, как она была уверена, станет дорогой счастья, согласия и
мира. Она молча улыбнулась мужу, и они направились к багажному отделению.
Получив багаж, молодые супруги заняли очередь на такси и, взволнованные,
молча стояли в ожидании. Прошло не менее часу, когда их очередь подошла и
они отправились в центр города по адресу, указанному Борисом. Такси
остановилось у трехэтажного фундаментального здания довоенной постройки.
Оставив в подъезде тяжелые чемоданы, Борис подхватил Ингу под руку и повел
на второй этаж общежития. Он открыл свою комнату, пропустил Ингу вперед.
Залитая солнцем комната в шестнадцать квадратных метров, с очень высоким
потолком была наполнена приветливостью и радостью. -- Вот, располагайся, это
наша с тобой обитель. Он крепко обнял и поцеловал жену. -- Ты осмотрись, а я
побегу за вещами. Инга прошлась по комнате, осматривая ее. Обстановки
"обители" составляли новый диванкровать, обшарпанная тумбочка с радио, такой
же обшарпанный платяной шкаф, квадратный стол, покрытый клетчатой клеенкой.
На стенке над столом висели две полки с книгами. Интерьер комнаты выглядел
бы очень убого, если б не замечательный натертый до блеска паркет. Лучи
солнца, проникающие сквозь огромное окно, словно продолжались в
светлокоричневом полированном дереве, создавая атмосферу праздничности и
особого уюта.
-- Неужели это мое?! Неужели я больше не буду спать на раскладушке,
неужели смогу все обставить здесь, как хочу? -- думала она, охваченная
ликованием и счастьем. Борис зашел мокрый от пота -- он нагрузил на себя
весь багаж сразу, чтоб больше не бегать вниз. Освободившись от груза, он
сказал деловито и весело. -- Имей в виду, что вечером, уложив спать детишек,
к нам прямо сюда завалится вся наша компания. Времени не так уж много. Так
что давай сначала разберем съестное, что нам надавали родители. А чемоданы,
можно будет пока отнести в кладовую. Пойдем, я тебе покажу все удобства. Они
вышли в общий коридор, где Из-за закрытых дверей двух других комнат
доносился детский плач. Первой для показа Борис выбрал кухню, она оказалась
довольно чистой. Там была большая раковина для посуды с горячей и холодной
водой, большая электроплита, пять кухонных столиков, принадлежащих разным
хозяйкам. Над столиками на крючках была развешана разная кухонная утварь.
Инге кухня понравилась -- у них дома в Одессе вообще не было кухни как
таковой. Далее Борис показал ей ванную комнату, где над большой ванной
висело пять деревянных полочек, принадлежащих каждой семье. На полочках
лежали банные принадлежности: мыло, мочалки. На противоположной стенке
висели три детские ванночки. -- Это семейное общежитие, -- пояснил Борис. --
Наш блок на пять семей. Из них у двоих уже по малышу, двое ожидают, теперь
мы будем на очереди... Здесь в основном живут молодые специалисты нашего
завода. Как правило, мужья и жены одной профессии, закончили один вуз и
работают вместе, может, в разных цехах и отделах, но в основном на нашем
заводе. Ты их увидишь всех сегодня. Они тебе понравятся. Молодые вернулись в
свою комнату. Инга подошла к сумке с продуктами и начала выгружать то, что
ей дала мама в дорогу: свиное сало, копченую колбасу... Но тут Борис подошел
к ней, крепко обнял, затем, подняв на руки, уложил на диван... Ничего, кроме
колючей боли и насилия над своим телом, она не почувствовала и мало что
поняла, когда Борис, освободив ее от себя, расположился рядом, вдавив ее в
мягкую спинку не раздвинутого дивана, успокаивая учащенный пульс. Полежав
молча несколько минут, он встал и принялся надевать брюки. Инга, стесняясь,
отвернулась к стене. Когда Борис вышел из комнаты, она вскочила с дивана и
лихорадочно стала доставать из чемоданчика чистое белье, чтоб переодеться.
По ее обрывочным сведениям об интимной жизни, все должно было быть иначе. И
эмоциональные ощущения, и физическое состояние -- все, по ее представлениям,
должно было быть другим. Даже крови, той самой крови, которой девушки платят
за возможность стать матерью и называться женщиной, почти не было: всего
несколько капель испачкали розовую нижнюю сорочку. С того момента, как они
так быстро, спонтанно оформили свой брак, она постоянно психологически
готовила себя к этому таинству -- первой брачной ночи. Она представляла, как
наденет красивое белье, пеньюар, подаренный родителями... Сейчас, натыкаясь
на эти вещи в чемодане, она хотела плакать, -- они как бы упрекали ее своей
ненужностью. Достав необходимое, она набросила байковый халат, готовясь
пойти в ванную. В это время в комнату вошел Борис с повязанным в виде
фартука посудным полотенцем. -- Я бы хотела принять ванну, чтоб освежиться с
дороги, а затем примусь за подготовку стола, -- сказала Инга, сворачивая в
узел распавшиеся волосы и избегая встречаться с мужем взглядом. -- А ты
оставь волосы распущенными, -- сказал Борис, подойдя к жене, -- ты же в
ванную идешь. -- Да нет, я не люблю ходить с распущеными волосами, особенно
перед незнакомыми. Вдруг кого-то встречу в коридоре. -- Ну и пусть все
видят, какая ты у меня, -- произнес он тихо и, подхватив жену на руки, снова
повалил на диван... Инга не знала, как себя вести. С одной стороны, она
понимала, что как жена обязана выполнять супружеские обязанности. С другой
-- она чувствовала, что в ней затаился протест против такого
собственнического отношения со стороны Бориса, против потребления ее тела
без малейшего стремления проникнуть в ее душевное и физическое самочувствие.
Она снова отвернулась, когда Борис одевался и услышала его слова: -- У нас
уже совсем нет времени. Я взял сумку с продуктами и пошел в кухню. Догоняй.
Инга, уже не имея времени ни о чем думать, быстро взяла вещи и пошла в
ванную. Ванная! Первая в ее жизни ванная -- не в общественной бане, а в ее
собственной квартире. Пусть не отдельная, не только ей принадлежащая, но все
же в ее квартире, где она может наслаждаться этим удобством хоть после сна,
хоть перед сном, хоть каждый день, хоть два раза в день -- сколько угодно.
Она погрузилась в теплую воду, закрыла глаза, и чувство глубокой
благодарности к Борису за то, что это он удостоился таких условий, которых
не знали ни его, ни ее родители, наполнило ее. Времени было мало, и она не
могла себе позволить побыть в ванне столько, сколько хотелось. Поэтому,
выйдя из воды и быстро переодевшись, она, наполненная счастьем, вошла в
кухню. Там Борис раскладывал продукты и разговаривал с молодой симпатичной
женщиной, стоявшей у другого столика. Завидев жену, Борис сказал: --
Знакомься, Зина, это Инга, моя жена. -- О, здравствуйте, -- сказала Зина,
подойдя к Инге и протянув ей руку. -- Мы столько о вас наслышались от Бори!
Вам здесь будет хорошо. Наше общежитие -- одно из лучших в городе. Здесь
зимой очень тепло и всегла есть горячая вода. Но самое главное то, что живем
мы очень дружно и у нас очень весело. Мы помогаем друг другу с детишками.
Вот когда у вас появится дитя, вы поймете, что это такое. Если кто-то из нас
захочет в кино или в театр -- нет проблемы, всегда есть, кому отнести
ребенка. К тому ж наши заводские ясли и садик -- просто замечательные. Летом
детишек увозят на дачу в сосновый бор, кормят великолепно. Ну мы еще
наговоримся. А сегодня, если вам нужна моя помощь, пожалуйста, я к вашим