Страница:
утром папа, вопреки маминым увещеваниям, что у них нет денег раъезжать на
такси, выходил за ворота и умелым жестом останавливал машину. "Без
необходимого прожить можно, а без не необходимого нельзя", -- повторял он
изречение, не зная, кому оно принадлежало. Женщины усаживались на заднее
сиденье, а сам отец разваливался на переднем и, выставив локоть в открытое
окно, с достоинством говорил водителю: -- В Аркадию. Когда в другие редкие
дни девочки выбирались на пляж с мамой или с Мириными друзьями и тряслись,
зажатые потными телами пассажиров в всегда переполненном пятом трамвае, они
знали, что наступит понедельник, когда папа подарит им это кусочек красивой
жизни. -- Инга, привет, -- раздался вдруг голос неожиданно появившейся
подружки. -- Привет, Нонка, -- сказала Инга, подпрыгивая вместе с волной. --
Ну вот, лето кончилось. Через семь дней в школу. Я слышала, -- засмеялась
Нонна кокетливо, -- что у нас появятся новые учителямужчины по основным
предметам. -- Да, да. Я тоже слышала. -- А тебе сшили новую форму? --
спросила Нонна, присев, чтоб погрузиться до подбородка в воду. -- Нет, в
этом году я буду в старой. Мама мне ее удлинила, и она неплохо смотрится.
Родители сказали, что в следующем году, в десятом классе мне сошьют новую
хорошую шерстяную форму, так чтоб потом ее можно было переделать в платье, в
котором я смогу ходить в институт, если поступлю, конечно. -- А мне все
новое в этом году сшили: и платье, и черный передник, и белый -- все новое.
Платье -- прелесть. Темнокоричневое, из тонкой шерсти, в густую, густую
складку. Ну ты увидишь. -- А ты когда с дачи приехала. Почему не зашла? --
Да вчера только. С Линкой мы уже виделись, а к тебе я собиралась завтра. Я
же знаю, что понедельник у вас святой день. Мне не терпится тебе рассказать
про свой роман с одним мальчишкой, соседом по даче. Представляешь, мы
поцеловались! -- шепнула Нонна подружке на ухо. Ну пока! Меня уже мама
потеряла. Нонна легла на воду и бысто поплыла вдоль берега. Побыв в воде еще
несколько минут, Инга с Мирой вышли на берег и стали помогать маме доставать
еду из огромной сумки. Так уж повелось, что мама, хоть и сопротивлялась
папиному "транжирству" на такси, сама делала все, чтоб этот папин выходной
на пляже был подлинным праздником. Поэтому в остальные дни недели она, как
могла, экономила, чтоб в понедельник на пляже было изобилие: и жареные
котлеты, и огурчики, разрезанные пополам и посыпанные солью, и помидоры, и
вареные яйца, и брынза, и фрукты. Мама регулировала процесс трапезы так,
чтоб всем все досталось поровну, а фрукты -- в основном девочкам. Предавшись
радостному гурманству, вся семья сидела на подстилке -- старом одеяле --
обычно около часу. После чего папа, окунувшись в море, ложился загорать
прямо на песке, мама тоже окунувшись, садилась читать Драйзера, которого
брала у соседки, а дочки снова надолго шли в воду. Обычно на пляже проводили
целый день, и с наступле нием сумерек уставшие, перегретые на солнце, они
возвращались домой и сразу укладывались спать. Мира спала на диване в
десятиметровой "гостиной", освещенной окном, лишь наполовину проглядывающим
изпод полуподвала. Когда сестра укладывалась, мама расставляла Ингину
раскладушку рядом с диваном, и если Мире ночью нужно было вставать по
естественным надобностям, то, чтоб выйти во двор, она с трудом
протискивалась между своим диваном и раскладушкой сестры. Кроме того, для
выхода во двор нужно было пройти через двенадцатиметровую темную, без окон
комнату, которая была одновременно спальней родителей и кухней. Отцу дали
это жилье взамен разрушенного бомбежкой, как только он, демобилизованный,
найдя семью, вернулся в Одессу после войны. Семья с радостью вселилась в
убогое, без всяких удобств жилище, -- всем тогда казалось, что это
ненадолго. К тому же по удачному стечению обстоятельств оно располагалось в
одном из флигелей двора, куда вернулись в довоенную квартиру мамина сестра и
мамина мама.
Сейчас после пляжа папа, как всегда, стонал маясь от солнечных ожогов.
Мама мазала ему спину кефиром, который не помогал. Тогда она настаивала на
безотказном средстве, которое папа категорически отвергал, но неизменно
применял, потому что никогда не слушал маминых советов: остерегаться
солнечных лучей. Он неохотно и смущенно шел во двор в уборную и там, набрав
в баночку мочи, приносил маме, которая смазывала ею его спину. Это было
крайннее, но единственное средство, снимавшее ожоги и позволявшее всем
уснуть спокойно.
Жилье Лины с мамой было таким же убогим, как у Инги, и находилось в
соседнем дворе на втором этаже одного из двухэтажных флигелей. Лина была
плодом любви медсестры и врача госпиталя. Врач погиб на фронте, так и не
узнав о предполагаемом появлении у него ребенка, и мама, перенеся все тяготы
войны, всю свою нежность и нереализованную любовь вкладывала в дочку,
которая родилась точь в точь в отца, красавицей. Лина была белокожей
блондинкой с огромными карими глазами, осиной талией, которая особенно
подчеркивалась округлыми бедрами. Поскольку у них никого из родни не было,
то Лина с самого детства бывала одна целые дни дома под присмотром дворовых
старушек, которых мама старалась стимулировать особым вниманием и фруктами,
покупаемыми на скудную зарплату медсестры. Родители Инги очень любили эту
девочку, которая прилежно училась и излучала доброжелательность к людям. Они
всячески поощряли приход Лины к ним, совместное выполнение уроков, жалея
девочку за то, что у нее нет отца, о которым со слов матери она знала все и
гордилась его подвигами по спасению раненых на войне. За день до начала
занятий в школе Лина зашла за Ингой, и они отправились к Нонне, чтоб всем
вместе пойти в комнату смеха в парке Ильча. Они очень любили этот
аттракцион, и с тех пор как им разрешили родители туда ходить самим без
взрослых, не упукали случая, чтоб не посмотреть на себя в самых невероятных
зеркальных искажениях. Нонна была одна дома. Ее огромные миндалевидные карие
глаза распухли, а длинные черные ресницы слиплись от слез. -- Что с тобой,
Нонка? -- спросили девочки в один голос. -- Ой, девчонки, у нас дома горе. В
понедельник вечером, после пляжа, когда мы приехали домой, мама получила
анонимное письмо, где какой-то "доброжелатель" ей сообщал, что у папы есть
другая женщина. Мама прос-то потеряла себя. Она не знает, что делать. Она
рассказала все мне. Ведь ей не с кем поделиться. У нее все родственники
погибли во время войны. Но она буквально почернела за эту неделю. Папа
действительно часто задерживается, но он говорит, что занят на работе в
артели. Если б я встретила этого человека, который написал эту анонимку, я
бы его убила. Зачем он отравил маме жизнь?! Ведь мы живем материально лучше
других, папа дома очень ласков, заботлив, внимателен. Кто знает, может, он
нас и обманывает в чемто. Но лучше бы нам не знать, особенно маме. Я боюсь
за нее... Этот бандит или бандитка, которые послали эту анонимку разрушили
мир и покой в нашей семье и теперь себе разгуливают безнаказанно.
-- Вот, хорошо бы их в тюрьму посадить, -- сказала Инга. -- Если б я
была судьей... -- А ты стань судьей, -- сказал Лина. -- Для этого нужно быть
юристом. -- А что, может, и стоит подумать, -- Инга с состраданием
посмотрела на Нонну и сказала: -- Нонночка, не страдай. Может, это все
неправда.
-- Да, может, неправда. Может быть, нам кто-то позавидовал и решил
отравить жизнь. Но, как вселить теперь в мамино сердце покой, доверие. Она
ведь безумно любит папу. За ней столько мужчин увивалось всю жизнь, я сама
видела. И вот тебе... Что делать. Я вижу, что она потеряла доверие к каждому
папиному слову, ко всему, что он делает. В комнату смеха подруги не пошли, и
Инга с Линой, выйдя от Нонны, разошлись по свои дворам. Инга шла домой
подавленная. "Ноннина мама такая красавица, такая добрая, -- рассуждала она.
-- Зачем же ее папе нужна другая женщина? И как он может потом обнимать тетю
Азу, что он часто делает даже в нашем присутствии, когда он приходит от
другой женщины. А тетя Аза -- это же не только его жена, но и мама Нонны.
Значит, когда он с этой женщиной, он не думает и о Нонне, своей дочке,
которая его так любит и гордится им за то, что он обеспечивает им такую
благополучную жизнь: хорошую квартиру с коврами и красивой мебелью, пианино,
-- Нонна посещает музыкальную школу. У Нонны всегда красивые платья и туфли
и форма дорогая... А вдруг он их оставит и уйдет к этой женщине?". Инге
стало очень жаль подругу. С этими тяжелыми мыслями она вошла во двор и тут
же оказалась охвачена гулом и восторгом, которым сопровождался приход
нелепого человечка, которого называли "Мишка режет кабана". Это был один из
героев одесских улиц, среди которых выделялись такие знаменитости, как
Жорапрофессор, Карузо и другие.
Мишка режет кабана, Мишка задается, А собака без хвоста бегает,
смеется! -- кричала весело ребятня, так реагируя на приход этого юродивого с
всегда улыбающимся лицом, в какойто странной шапкеушанке даже в жару, в
военных галифе, белых портянках и лаптях. Он был олицетворением, с одной
стороны, какой-то неприкрытой печали, разрушенных войной судеб, а с другой
-- объективной человеческой доброты, любви к жизни, тяги людей друг к другу.
"Мишка режет кабана" бродил по улицам Одессы со своей балалайкой, переходя
из одного двора в другой, и уходил так же внезапно, как появлялся.
Трагически загадочный, он вызывал любовь взрослых и детей, и никому не
хотелось отгадывать, что именно скрывалось за его загадочностью, потому что
именно Из-за этой загадочности его любили взрослые и дети.
Для Инги, Лины и Нонны, которые с первого класса были вместе, начало
учебного года было трудным. По каким-то причинам в школе произвели
перераспределение учащихся, и они оказались в разных классах. Лина и Нонна
были довольны учителями и классными руководителями, которые им достались в
девятом классе. А Инге, как она считала, не повезло, потому что у них
классным руководителем стал один из новых учителей -- Макар Иванович. Он
преподавал психологию и украинскую литературу. Это был лет тридцати восьми
огромный мужчина. Мягкость его лицу придавали синие большие глаза, а
строгость большой лоб, открытый, с зачесанными наверх темными волосами. С
первых дней его появления в школе он вызывал трепетный страх у девчонок,
вопервых, Из-за его высоченного роста и вообще Из-за того, что он мужчина,
каких в этой, еще несколько лет назад в женской школе, почти не было, за
исключением двух стареньких учителей: по ботанике и географии. В отношении
Макара Ивановича к ученикам новшеством было то, что ко всем девчонкам он
обращался на "вы", что задавало какую-то сверхобыденную дистанцию между ним
и ученицами. Поскольку он жил в центре города, то ему составили расписание
так, что сюда, на Молдаванку, он приезжал три раза в неделю. И в те дни,
когда его не было, все чувствовали себя свободнее.
На своих уроках по украинской литературе он проникновенно читал стихи
Тараса Шевченко или Леси Украинки и становился тогда совсем другим
человеком. Его голос излучал такую задушевность, что класс замирал, не
отрывая от него глаз. Но это не снижало общего трепета перед учителем всех
девятиклассников. И вот буквально в первую неделю занятий, когда он только
начал свои поэтические чтения, во время произносимого им: Як умру, то
поховайте мэнэ на могыли, Серед степу шырокого на Вкраини Мылий", -- в
классе раздался смешок. Макар Иванович, резко оборвал чтение и посмотрел в
ту сторону, откуда раздался смешок. По испуганному лицу, еще сохранившему
следы смешливой мимики Лиды Проценко, он понял, кто позволил себе нарушение
дисциплины. Лида вместе с Ингой, Нонной и Линой, по единодушному мнению
девятиклассников, была зачислена в самые красивые девочки среди старших
классов. Однако, будучи самой кокетливой среди школьных красавиц, она всегда
пользовалась наибольшим вниманием мальчишек. Это совсем кружило ей голову.
Она только то и делала, что говорила о мальчишках, старалась все больше
привлекать их внимание и даже подражать им. Сейчас, она стыдливо стояла за
партой и смотрела на учителя, молча прося пощады. -- Прошу вас немедленно
оставить класс, -- услышала она, не терпящий возражений приказ Макара
Ивановича. -- Извините, -- сказала Лида, оглядываясь по сторонам. Все
выдавало, что она стыдится не содеянного, а унижения перед мальчишками.
-- Разве вы не слышали, что я сказал? -- еще громче повторил учитель,
глядя на нее. Лида с опущенной головой вышла из класса. Эта история быстро
распространилась по школе и все, особенно девчонки, стали бояться "Макара",
как они между собой называли учителя, как огня. В октябре наступило время
выборов в комсомольские органы. Инга с самых младших классов (под влиянием
бабушки, простой швеи, но активного члена КПСС) очень любила общественную
работу, потому всегда была рада, когда ее избирали, -- от звеньевой до
старосты в младших классах и до члена классного комсомольского бюро с
седьмого класса (когда она вступила в комсомол). Она любила комсомольские
собрания, как классные, так и общешкольные, и всегда ждала их с нетерпением.
До объявленной даты классного комсомольского собрания Макар Иванович вдруг
решил устроить странный классный час, на который пригласил одних девочек.
Девчонки гадали, что бы это значило, и с волнением в положенное время после
уроков сидели, ожидая учителя.
Учитель, вопреки всем ожиданиям, очень тепло, подружески и
проникновенно начал говорить с девочками о том, как важно девушке чтить
чувство собственного достоинства, как плохо стремится подражать мальчишкам в
худших сторонах их поведения -- употреблении плохих слов, неаккуратности,
хулиганистости.
-- Сейчас, -- сказал Макар Иванович, -- я хочу вам привести пример, как
должна себя вести девушка. Несколько дней назад я был невольным свидетелем
такой ситуации. Девушка стояла в коридоре на перемене и что-то читала. В это
время подскочил юноша и вытащил у нее носовой платочек, выглядывающий из
кармана передника. Девушка посмотрела на юношу и серьезно сказала: "Прошу
тебя извиниться и вернуть мне платок". Мальчик сначала растерялся. Он ожидал
другой реакции, например, того, что девушка, как часто бывает, побежит за
ним, либо начнет его умолять, ссориться и тому подобное. Проявленное ею
чувство собственного достоинства застало его врасплох, и он должен был
сменить всю тактику поведения. Он подошел к ней и, извинившись, вернул
платочек. И я уверен, что ни один мальчик с тех пор не позволит себе
поступить с этой девушкой либо в ее присутствии недостойно. -- После
небольшой паузы учитель завершил: -- А зовут эту девушку Инга Веселовская.
Когда Макар Иванович начал рассказывать эту историю, Инга вспомнила
что-то подобное, происшедшее с ней. Однако, не допуская мысли, что речь идет
о ней, она, как и все, слушалала учителя затаив дыхание. Когда же учитель
назвал ее имя и все девчонки со всех парт посмотрели на нее, она не знала,
как себя вести, и только смущенно улыбнулась, опустив голову. Вскоре все
разошлись. Линка с Нонкой, с которыми она обычно шла домой после школы, не
стали ждать, пока у Инги кончится классный час, и потому она шла домой одна.
Пройдя уже более половины пути к дому, она вдруг услышала обращенный к ней
вопрос: -- Вы живете здесь, на этой улице? Инга подняла голову и увидела
Макара Ивановича.
-- Почти. Вон там за углом ворота нашего двора.
-- Я живу на улице Толстого, так что иду к трамвайной остановке.
Поездка в школу отнимает немало времени, но я сейчас работаю над диссертаци
ей, посвященной психологии детей переходного возраста, и поэтому работа в
школе мне очень полезна. -- Инга впервые услышала слово "диссертация" и
совершенно не знала, как отреагировать на то, что говорит учитель. В это
время мимо них прошла женщина с собачкой -- небольшим красивым черным
пуделем. Эта женщина была объектом внимания и любопытства обитателей улицы,
потому что дорого и экстравагантно одевалась и всегда гуляла одна либо с
собачкой.
-- Дама с собачкой, -- сказала Инга чисто автоматически, когда женщина
опередила их. -- О, это великое произведение. Горький сказал, что на "Даме с
собачкой" кончается реализм. -- Извините, Макар Иванович, сказала Инга, не
поняв, о чем говорит учитель, -- я сказала так об этой женщине, потому что
она всегда с собакой. Ее так все называют на нашей улице. -- Да?! --
рассмеялся Макар Иванович. -- Но я имел в виду чеховскую "Даму с собачкой",
вы ведь читали Чехова? Инге было стыдно признаться, что она мало читала
Чехова и что она вообще не так уж много читает.
-- Честно говоря, -- решила она все же сказать правду, -- я Чехова мало
читала.
-- Это вы зря. Чехов должен сопровождать человека всю жизнь. Чехова
нужно читать всегда.
-- А вот я и пришла, -- сказала Инга, обрадовавшись концу своего стыда
и остановившись у ворот. -- Инга, -- сказал вдруг Макар Иванович, -- у нас
на педсовете принято решение, согласно которому всем классным руководителям
рекомендовано посетить квартиры своих учеников, чтоб посмотреть, в каких
условиях они живут. Если вы не возражаете, я начну с вас. Инга содрогнулась
от этого предложения. Она ходит в школу всегда аккуратной, всегда с
белоснежными манжетами и воротничком, всегда с большим бантом над косой.
Форма, хоть и не шерстяная, а кашемировая, но все же хорошо сшита и к тому
же украшена красивым сатиновым передником с большой пелериной, который сшила
мама сама, поэтому Макар Иванович может и не представлять, в каких убогих
условиях она живет. К тому же вчера мама кипятком морила клопов и этот
клопиный запах еще, наверное, не выветрился... Макар Иванович не мог не
увидеть смущения Инги, и именно это определило его желание не отступать. У
него возник чисто профессиональный, педагогический интерес к тому, в каких
условиях могла сформироваться эта необычная среди сверстниц, умная,
воспитанная, даже с аристократическими манерами девушка. -- Сюда, не так ли?
-- спросил учитель, указывая на ворота и отняв у Инги возможность влиять на
его решение. Они проходили двор сквозь стрелы любопытных взглядов сидящих на
лавочках соседей. -- Ингуля, что ты сегодня получила в школе? -- крикнула со
второго этажа старенькая, уже почти выжившая из ума тетя Феня, которая
всегда всех спрашивала об оценках, делала замечания, если у кого-то не
почищены туфли, либо помяты банты. Инга к этому привыкла, но сейчас
почувствовала даже ненависть к ее простоте и беспардонности. Однако перед
учителем нельзя было поступать неуважительно по отнрошению к старухе,
потому, подняв голову к балкону, она ответила: -- Сегодня никаких, тетя
Феня. -- Такие девочки, как ты, -- не унималась соседка, не обращая внимания
на то, что Инга не одна, -- должны учиться, чтоб иметь возможность иметь
дома свою уборную, а не ходить в эту будку и чтоб ходить на работу с
портфелем, а не с половой тряпкой, как Манькасцыкуха.
Инге казалось, что этот двор, который она исходила сотни тысяч раз
вдоль и поперк, стал безразмерным и этот стыд никогда не кончится.
Дома была только мама. -- Добрый день, -- сказал Макар Иванович, --
протянув руку маме. -- Я классный руководитель.
-- А что случилось? -- испуганно спросила мама. -- Моя Инга -- девочка
очень серьезная... -- Не беспокойтесь, -- ответил учитель, немного
пригнувшись, так как его голова почти упиралась в потолок. -- Я начинаю
изучать, в каких условиях живут мои подопечные. Так решил наш педсовет,
чтобы понять, в чем нуждаются наши дети. -- Пожалуйста, присаживайтесь, --
сказала мама, указывая на диван, -- какие тут могут быть условия... вы сами
видите, даже уроки делать негде. Мой муж прошел всю войну, вернулся с
ранением. Дом, в котором была наша квартира до войны, разрушен был
полностью. Вот мы согласились на это, потому что вообще жить негде было,
когда вернулись с эвакуации в Одессу. Инга у нас пошла в школу позже Из-за
того, что негде было жить. Думали на несколько месяцев, ну на год. И вот до
сих пор живем и конца не видно. Дочки уже подросли... старшая не имеет даже,
куда молодого человека в дом привести.
-- Ну ладно, мамочка, -- перебила Инга маму, боясь, что она сейчас
начнет все семейные проблемы вываливать на учителя, -- ведь в нашем дворе
большинство так живет. В это время вошла довольная и возбужденная Мира. --
Здрасьте, -- сказала она незнакомому мужчине и, обращаясь к маме, громко
затараторила: -- наша шарага сегодня нас погнала раньше домой! Там что-то у
них сломалось в оборудовании, конвейер остановился, и нас всех отпустили. --
Мира, -- перебила старшую дочку мать, -- это Ингочкин классный руководитель.
-- А что случилось? -- встрепенулась сестра. Макар Иванович ничего не
ответил, лишь улыбнулся, а мама сказала: -- Ничего не случилось, школа
приняла решение изучить, как живут дети. -- Вы знаете, -- сказа Мира,
обращаясь к учителю, -- наша Инга не вставала б Из-за стола, если б он у нее
был. Она очень любит учиться. А у нее даже нет места. Вот я сплю на этом
диване, а она здесь же на раскладушке. Ей даже негде сесть почитать. --
Мира, я тебя умоляю, -- взмолилась Инга, уже теряя контроль над собой Из-за
стыда перед учителем. -- Ну, мне пора, -- поднялся Макар Иванович. -- Я вас
провожу, Макар Иванович, -- сказала Инга и вышла с учителем. Они подошли к
трамвайной остановке одновременно с трамваем. Макар Иванович протянул ей,
как взрослой, на прощанье руку и, участливо, продолжительно посмотрев в ее
грустные синезеленые глаза, вошел в вагон.
Наступил день классного комсомольского собрания, на котором единогласно
избрали Ингу, поскольку ее и без того высокий авторитет в классе, еще более
возрос, после того как она как член комсомольского бюро класса, вступила в
спор с учительницей. "Шпала", как они называли худую высокую неэмоциональную
математичку, поставила тройку Люсе Мироновой только за то, что она отвечала
у доски очень тихо. Люся была не виновата, поскольку это была естественная
особенность ее голоса. Тогда Ингой руководило только одно -- свойственное ей
обостренное чувство справедливости. Вступившись за одноклассницу, она не
могла предположить, что Шпала, которая у них будет до окончания школы,
сделает все, чтоб Инга не получила медаль. Спустя две недели после собрания,
Инга, оставшись одна в классе после уроков, начала готовить свое выступление
на общешкольном комсомольском собрании, которое ей было поручено новым
составом комитета комсомола. В классе было не очень тепло и у нее мерзли
руки. Чтоб согреться, она переодически складывала ладони и вдувала в них
теплый воздух, таким образом расслабляя пальцы, чтоб легче было писать. Тут
дверь отворилась и вошел Макар Иванович, держа в руках свой большой
портфель. Инга смутилась, что заняла учительское место, и быстро стала
собирать бумаги. -- Нет, нет, сидите, Инга, -- остановил Макар Иванович
ученицу, -- и втиснулся за первую парту, напротив нее. -- Может, вам нужна
моя помощь? Ведь это очень ответственно выступать на общешкольном собрании,
-- сказал он серьезно. -- Спасибо, Макар Иванович. Я тут уже коечто
написала. И я бы хотела, чтоб вы посмотрели введение. Я хочу выразить то,
какую роль комсомол играет в жизни учащихся и в моей лично. Макар Иванович
взял у нее из рук исписанные листки. Инга, как только отдала учителю бумаги,
автоматически снова стала греть руки. -- Ты, что замерзла? -- спросил
учитель, обратившись к ней на "ты", и взял в свои огромные ладони ее нежные
обледенелые пальцы. -- Да. Я вообще мерзлячка, но ничего страшного, --
сказала смущенно засмеявшись Инга. Согрев ее руки, Макар Иванович принялся
внимательно читать то, что она написала, затем одобрил текст, дал несколько
советов и встал. -- Инга, я вот тебе принес томик Чехова. Почитай.
Познакомившись с ним поближе, ты полюбишь этого писателя навсегда. --
Большое спасибо, Макар Иванович, -- сказала она растроганно.
Учитель улыбнулся ей в ответ и вышел. Она снова осталась одна в классе
и, закончив писать, открыла томик Чехова и принялась читать "Даму с
собачкой". Эта история любви молодой женщины и старшего, опытного мужчины
настолько захватила ее, что она не могла оторваться. "...Ложась спать, он
вспоминал, что она еще так недавно была институткой, училась все равно как
теперь его дочь..." -- читала Инга с волнением. И далее: "Должно быть, это
первый раз в жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят,
когда на нее смотрят, а говорят с ней только с одной тайною целью, о которой
она не может не догадываться..."
Уже совсем замерзнув, Инга закрыла книгу и стала энергично дуть в
ладони, чтоб разогреть руки. Но тут в руках ее "воспроизвелось" тепло рук
Макара Ивановича, которые, как ей стало казаться, вырастают до размеров
теплого большого одеяла, согревающего все ее тело. Она словно застыла,
охваченная каким-то новым чувством, которое ранее никогда не испытывала. Со
школы домой она шла в состоянии неведомого ранее томления, и ей хотелось
думать только о Макаре Ивановиче и ощущать тепло его больших рук. -- Инга,
Инга! -- позвал ее ктото. Она повернула голову и увидела бегущего ей
навстречу Сашку, -- мальчишку с соседней улицы, с которым она познакомилась
на дне рождения у Нонны еще два года назад. Тогда он показался ей долговязым
парнем с смешным чубом непокорных вьющихся волос. Он был старше Инги всего
на год, но, поскольку она поступила в школу на год позже положенного, то
такси, выходил за ворота и умелым жестом останавливал машину. "Без
необходимого прожить можно, а без не необходимого нельзя", -- повторял он
изречение, не зная, кому оно принадлежало. Женщины усаживались на заднее
сиденье, а сам отец разваливался на переднем и, выставив локоть в открытое
окно, с достоинством говорил водителю: -- В Аркадию. Когда в другие редкие
дни девочки выбирались на пляж с мамой или с Мириными друзьями и тряслись,
зажатые потными телами пассажиров в всегда переполненном пятом трамвае, они
знали, что наступит понедельник, когда папа подарит им это кусочек красивой
жизни. -- Инга, привет, -- раздался вдруг голос неожиданно появившейся
подружки. -- Привет, Нонка, -- сказала Инга, подпрыгивая вместе с волной. --
Ну вот, лето кончилось. Через семь дней в школу. Я слышала, -- засмеялась
Нонна кокетливо, -- что у нас появятся новые учителямужчины по основным
предметам. -- Да, да. Я тоже слышала. -- А тебе сшили новую форму? --
спросила Нонна, присев, чтоб погрузиться до подбородка в воду. -- Нет, в
этом году я буду в старой. Мама мне ее удлинила, и она неплохо смотрится.
Родители сказали, что в следующем году, в десятом классе мне сошьют новую
хорошую шерстяную форму, так чтоб потом ее можно было переделать в платье, в
котором я смогу ходить в институт, если поступлю, конечно. -- А мне все
новое в этом году сшили: и платье, и черный передник, и белый -- все новое.
Платье -- прелесть. Темнокоричневое, из тонкой шерсти, в густую, густую
складку. Ну ты увидишь. -- А ты когда с дачи приехала. Почему не зашла? --
Да вчера только. С Линкой мы уже виделись, а к тебе я собиралась завтра. Я
же знаю, что понедельник у вас святой день. Мне не терпится тебе рассказать
про свой роман с одним мальчишкой, соседом по даче. Представляешь, мы
поцеловались! -- шепнула Нонна подружке на ухо. Ну пока! Меня уже мама
потеряла. Нонна легла на воду и бысто поплыла вдоль берега. Побыв в воде еще
несколько минут, Инга с Мирой вышли на берег и стали помогать маме доставать
еду из огромной сумки. Так уж повелось, что мама, хоть и сопротивлялась
папиному "транжирству" на такси, сама делала все, чтоб этот папин выходной
на пляже был подлинным праздником. Поэтому в остальные дни недели она, как
могла, экономила, чтоб в понедельник на пляже было изобилие: и жареные
котлеты, и огурчики, разрезанные пополам и посыпанные солью, и помидоры, и
вареные яйца, и брынза, и фрукты. Мама регулировала процесс трапезы так,
чтоб всем все досталось поровну, а фрукты -- в основном девочкам. Предавшись
радостному гурманству, вся семья сидела на подстилке -- старом одеяле --
обычно около часу. После чего папа, окунувшись в море, ложился загорать
прямо на песке, мама тоже окунувшись, садилась читать Драйзера, которого
брала у соседки, а дочки снова надолго шли в воду. Обычно на пляже проводили
целый день, и с наступле нием сумерек уставшие, перегретые на солнце, они
возвращались домой и сразу укладывались спать. Мира спала на диване в
десятиметровой "гостиной", освещенной окном, лишь наполовину проглядывающим
изпод полуподвала. Когда сестра укладывалась, мама расставляла Ингину
раскладушку рядом с диваном, и если Мире ночью нужно было вставать по
естественным надобностям, то, чтоб выйти во двор, она с трудом
протискивалась между своим диваном и раскладушкой сестры. Кроме того, для
выхода во двор нужно было пройти через двенадцатиметровую темную, без окон
комнату, которая была одновременно спальней родителей и кухней. Отцу дали
это жилье взамен разрушенного бомбежкой, как только он, демобилизованный,
найдя семью, вернулся в Одессу после войны. Семья с радостью вселилась в
убогое, без всяких удобств жилище, -- всем тогда казалось, что это
ненадолго. К тому же по удачному стечению обстоятельств оно располагалось в
одном из флигелей двора, куда вернулись в довоенную квартиру мамина сестра и
мамина мама.
Сейчас после пляжа папа, как всегда, стонал маясь от солнечных ожогов.
Мама мазала ему спину кефиром, который не помогал. Тогда она настаивала на
безотказном средстве, которое папа категорически отвергал, но неизменно
применял, потому что никогда не слушал маминых советов: остерегаться
солнечных лучей. Он неохотно и смущенно шел во двор в уборную и там, набрав
в баночку мочи, приносил маме, которая смазывала ею его спину. Это было
крайннее, но единственное средство, снимавшее ожоги и позволявшее всем
уснуть спокойно.
Жилье Лины с мамой было таким же убогим, как у Инги, и находилось в
соседнем дворе на втором этаже одного из двухэтажных флигелей. Лина была
плодом любви медсестры и врача госпиталя. Врач погиб на фронте, так и не
узнав о предполагаемом появлении у него ребенка, и мама, перенеся все тяготы
войны, всю свою нежность и нереализованную любовь вкладывала в дочку,
которая родилась точь в точь в отца, красавицей. Лина была белокожей
блондинкой с огромными карими глазами, осиной талией, которая особенно
подчеркивалась округлыми бедрами. Поскольку у них никого из родни не было,
то Лина с самого детства бывала одна целые дни дома под присмотром дворовых
старушек, которых мама старалась стимулировать особым вниманием и фруктами,
покупаемыми на скудную зарплату медсестры. Родители Инги очень любили эту
девочку, которая прилежно училась и излучала доброжелательность к людям. Они
всячески поощряли приход Лины к ним, совместное выполнение уроков, жалея
девочку за то, что у нее нет отца, о которым со слов матери она знала все и
гордилась его подвигами по спасению раненых на войне. За день до начала
занятий в школе Лина зашла за Ингой, и они отправились к Нонне, чтоб всем
вместе пойти в комнату смеха в парке Ильча. Они очень любили этот
аттракцион, и с тех пор как им разрешили родители туда ходить самим без
взрослых, не упукали случая, чтоб не посмотреть на себя в самых невероятных
зеркальных искажениях. Нонна была одна дома. Ее огромные миндалевидные карие
глаза распухли, а длинные черные ресницы слиплись от слез. -- Что с тобой,
Нонка? -- спросили девочки в один голос. -- Ой, девчонки, у нас дома горе. В
понедельник вечером, после пляжа, когда мы приехали домой, мама получила
анонимное письмо, где какой-то "доброжелатель" ей сообщал, что у папы есть
другая женщина. Мама прос-то потеряла себя. Она не знает, что делать. Она
рассказала все мне. Ведь ей не с кем поделиться. У нее все родственники
погибли во время войны. Но она буквально почернела за эту неделю. Папа
действительно часто задерживается, но он говорит, что занят на работе в
артели. Если б я встретила этого человека, который написал эту анонимку, я
бы его убила. Зачем он отравил маме жизнь?! Ведь мы живем материально лучше
других, папа дома очень ласков, заботлив, внимателен. Кто знает, может, он
нас и обманывает в чемто. Но лучше бы нам не знать, особенно маме. Я боюсь
за нее... Этот бандит или бандитка, которые послали эту анонимку разрушили
мир и покой в нашей семье и теперь себе разгуливают безнаказанно.
-- Вот, хорошо бы их в тюрьму посадить, -- сказала Инга. -- Если б я
была судьей... -- А ты стань судьей, -- сказал Лина. -- Для этого нужно быть
юристом. -- А что, может, и стоит подумать, -- Инга с состраданием
посмотрела на Нонну и сказала: -- Нонночка, не страдай. Может, это все
неправда.
-- Да, может, неправда. Может быть, нам кто-то позавидовал и решил
отравить жизнь. Но, как вселить теперь в мамино сердце покой, доверие. Она
ведь безумно любит папу. За ней столько мужчин увивалось всю жизнь, я сама
видела. И вот тебе... Что делать. Я вижу, что она потеряла доверие к каждому
папиному слову, ко всему, что он делает. В комнату смеха подруги не пошли, и
Инга с Линой, выйдя от Нонны, разошлись по свои дворам. Инга шла домой
подавленная. "Ноннина мама такая красавица, такая добрая, -- рассуждала она.
-- Зачем же ее папе нужна другая женщина? И как он может потом обнимать тетю
Азу, что он часто делает даже в нашем присутствии, когда он приходит от
другой женщины. А тетя Аза -- это же не только его жена, но и мама Нонны.
Значит, когда он с этой женщиной, он не думает и о Нонне, своей дочке,
которая его так любит и гордится им за то, что он обеспечивает им такую
благополучную жизнь: хорошую квартиру с коврами и красивой мебелью, пианино,
-- Нонна посещает музыкальную школу. У Нонны всегда красивые платья и туфли
и форма дорогая... А вдруг он их оставит и уйдет к этой женщине?". Инге
стало очень жаль подругу. С этими тяжелыми мыслями она вошла во двор и тут
же оказалась охвачена гулом и восторгом, которым сопровождался приход
нелепого человечка, которого называли "Мишка режет кабана". Это был один из
героев одесских улиц, среди которых выделялись такие знаменитости, как
Жорапрофессор, Карузо и другие.
Мишка режет кабана, Мишка задается, А собака без хвоста бегает,
смеется! -- кричала весело ребятня, так реагируя на приход этого юродивого с
всегда улыбающимся лицом, в какойто странной шапкеушанке даже в жару, в
военных галифе, белых портянках и лаптях. Он был олицетворением, с одной
стороны, какой-то неприкрытой печали, разрушенных войной судеб, а с другой
-- объективной человеческой доброты, любви к жизни, тяги людей друг к другу.
"Мишка режет кабана" бродил по улицам Одессы со своей балалайкой, переходя
из одного двора в другой, и уходил так же внезапно, как появлялся.
Трагически загадочный, он вызывал любовь взрослых и детей, и никому не
хотелось отгадывать, что именно скрывалось за его загадочностью, потому что
именно Из-за этой загадочности его любили взрослые и дети.
Для Инги, Лины и Нонны, которые с первого класса были вместе, начало
учебного года было трудным. По каким-то причинам в школе произвели
перераспределение учащихся, и они оказались в разных классах. Лина и Нонна
были довольны учителями и классными руководителями, которые им достались в
девятом классе. А Инге, как она считала, не повезло, потому что у них
классным руководителем стал один из новых учителей -- Макар Иванович. Он
преподавал психологию и украинскую литературу. Это был лет тридцати восьми
огромный мужчина. Мягкость его лицу придавали синие большие глаза, а
строгость большой лоб, открытый, с зачесанными наверх темными волосами. С
первых дней его появления в школе он вызывал трепетный страх у девчонок,
вопервых, Из-за его высоченного роста и вообще Из-за того, что он мужчина,
каких в этой, еще несколько лет назад в женской школе, почти не было, за
исключением двух стареньких учителей: по ботанике и географии. В отношении
Макара Ивановича к ученикам новшеством было то, что ко всем девчонкам он
обращался на "вы", что задавало какую-то сверхобыденную дистанцию между ним
и ученицами. Поскольку он жил в центре города, то ему составили расписание
так, что сюда, на Молдаванку, он приезжал три раза в неделю. И в те дни,
когда его не было, все чувствовали себя свободнее.
На своих уроках по украинской литературе он проникновенно читал стихи
Тараса Шевченко или Леси Украинки и становился тогда совсем другим
человеком. Его голос излучал такую задушевность, что класс замирал, не
отрывая от него глаз. Но это не снижало общего трепета перед учителем всех
девятиклассников. И вот буквально в первую неделю занятий, когда он только
начал свои поэтические чтения, во время произносимого им: Як умру, то
поховайте мэнэ на могыли, Серед степу шырокого на Вкраини Мылий", -- в
классе раздался смешок. Макар Иванович, резко оборвал чтение и посмотрел в
ту сторону, откуда раздался смешок. По испуганному лицу, еще сохранившему
следы смешливой мимики Лиды Проценко, он понял, кто позволил себе нарушение
дисциплины. Лида вместе с Ингой, Нонной и Линой, по единодушному мнению
девятиклассников, была зачислена в самые красивые девочки среди старших
классов. Однако, будучи самой кокетливой среди школьных красавиц, она всегда
пользовалась наибольшим вниманием мальчишек. Это совсем кружило ей голову.
Она только то и делала, что говорила о мальчишках, старалась все больше
привлекать их внимание и даже подражать им. Сейчас, она стыдливо стояла за
партой и смотрела на учителя, молча прося пощады. -- Прошу вас немедленно
оставить класс, -- услышала она, не терпящий возражений приказ Макара
Ивановича. -- Извините, -- сказала Лида, оглядываясь по сторонам. Все
выдавало, что она стыдится не содеянного, а унижения перед мальчишками.
-- Разве вы не слышали, что я сказал? -- еще громче повторил учитель,
глядя на нее. Лида с опущенной головой вышла из класса. Эта история быстро
распространилась по школе и все, особенно девчонки, стали бояться "Макара",
как они между собой называли учителя, как огня. В октябре наступило время
выборов в комсомольские органы. Инга с самых младших классов (под влиянием
бабушки, простой швеи, но активного члена КПСС) очень любила общественную
работу, потому всегда была рада, когда ее избирали, -- от звеньевой до
старосты в младших классах и до члена классного комсомольского бюро с
седьмого класса (когда она вступила в комсомол). Она любила комсомольские
собрания, как классные, так и общешкольные, и всегда ждала их с нетерпением.
До объявленной даты классного комсомольского собрания Макар Иванович вдруг
решил устроить странный классный час, на который пригласил одних девочек.
Девчонки гадали, что бы это значило, и с волнением в положенное время после
уроков сидели, ожидая учителя.
Учитель, вопреки всем ожиданиям, очень тепло, подружески и
проникновенно начал говорить с девочками о том, как важно девушке чтить
чувство собственного достоинства, как плохо стремится подражать мальчишкам в
худших сторонах их поведения -- употреблении плохих слов, неаккуратности,
хулиганистости.
-- Сейчас, -- сказал Макар Иванович, -- я хочу вам привести пример, как
должна себя вести девушка. Несколько дней назад я был невольным свидетелем
такой ситуации. Девушка стояла в коридоре на перемене и что-то читала. В это
время подскочил юноша и вытащил у нее носовой платочек, выглядывающий из
кармана передника. Девушка посмотрела на юношу и серьезно сказала: "Прошу
тебя извиниться и вернуть мне платок". Мальчик сначала растерялся. Он ожидал
другой реакции, например, того, что девушка, как часто бывает, побежит за
ним, либо начнет его умолять, ссориться и тому подобное. Проявленное ею
чувство собственного достоинства застало его врасплох, и он должен был
сменить всю тактику поведения. Он подошел к ней и, извинившись, вернул
платочек. И я уверен, что ни один мальчик с тех пор не позволит себе
поступить с этой девушкой либо в ее присутствии недостойно. -- После
небольшой паузы учитель завершил: -- А зовут эту девушку Инга Веселовская.
Когда Макар Иванович начал рассказывать эту историю, Инга вспомнила
что-то подобное, происшедшее с ней. Однако, не допуская мысли, что речь идет
о ней, она, как и все, слушалала учителя затаив дыхание. Когда же учитель
назвал ее имя и все девчонки со всех парт посмотрели на нее, она не знала,
как себя вести, и только смущенно улыбнулась, опустив голову. Вскоре все
разошлись. Линка с Нонкой, с которыми она обычно шла домой после школы, не
стали ждать, пока у Инги кончится классный час, и потому она шла домой одна.
Пройдя уже более половины пути к дому, она вдруг услышала обращенный к ней
вопрос: -- Вы живете здесь, на этой улице? Инга подняла голову и увидела
Макара Ивановича.
-- Почти. Вон там за углом ворота нашего двора.
-- Я живу на улице Толстого, так что иду к трамвайной остановке.
Поездка в школу отнимает немало времени, но я сейчас работаю над диссертаци
ей, посвященной психологии детей переходного возраста, и поэтому работа в
школе мне очень полезна. -- Инга впервые услышала слово "диссертация" и
совершенно не знала, как отреагировать на то, что говорит учитель. В это
время мимо них прошла женщина с собачкой -- небольшим красивым черным
пуделем. Эта женщина была объектом внимания и любопытства обитателей улицы,
потому что дорого и экстравагантно одевалась и всегда гуляла одна либо с
собачкой.
-- Дама с собачкой, -- сказала Инга чисто автоматически, когда женщина
опередила их. -- О, это великое произведение. Горький сказал, что на "Даме с
собачкой" кончается реализм. -- Извините, Макар Иванович, сказала Инга, не
поняв, о чем говорит учитель, -- я сказала так об этой женщине, потому что
она всегда с собакой. Ее так все называют на нашей улице. -- Да?! --
рассмеялся Макар Иванович. -- Но я имел в виду чеховскую "Даму с собачкой",
вы ведь читали Чехова? Инге было стыдно признаться, что она мало читала
Чехова и что она вообще не так уж много читает.
-- Честно говоря, -- решила она все же сказать правду, -- я Чехова мало
читала.
-- Это вы зря. Чехов должен сопровождать человека всю жизнь. Чехова
нужно читать всегда.
-- А вот я и пришла, -- сказала Инга, обрадовавшись концу своего стыда
и остановившись у ворот. -- Инга, -- сказал вдруг Макар Иванович, -- у нас
на педсовете принято решение, согласно которому всем классным руководителям
рекомендовано посетить квартиры своих учеников, чтоб посмотреть, в каких
условиях они живут. Если вы не возражаете, я начну с вас. Инга содрогнулась
от этого предложения. Она ходит в школу всегда аккуратной, всегда с
белоснежными манжетами и воротничком, всегда с большим бантом над косой.
Форма, хоть и не шерстяная, а кашемировая, но все же хорошо сшита и к тому
же украшена красивым сатиновым передником с большой пелериной, который сшила
мама сама, поэтому Макар Иванович может и не представлять, в каких убогих
условиях она живет. К тому же вчера мама кипятком морила клопов и этот
клопиный запах еще, наверное, не выветрился... Макар Иванович не мог не
увидеть смущения Инги, и именно это определило его желание не отступать. У
него возник чисто профессиональный, педагогический интерес к тому, в каких
условиях могла сформироваться эта необычная среди сверстниц, умная,
воспитанная, даже с аристократическими манерами девушка. -- Сюда, не так ли?
-- спросил учитель, указывая на ворота и отняв у Инги возможность влиять на
его решение. Они проходили двор сквозь стрелы любопытных взглядов сидящих на
лавочках соседей. -- Ингуля, что ты сегодня получила в школе? -- крикнула со
второго этажа старенькая, уже почти выжившая из ума тетя Феня, которая
всегда всех спрашивала об оценках, делала замечания, если у кого-то не
почищены туфли, либо помяты банты. Инга к этому привыкла, но сейчас
почувствовала даже ненависть к ее простоте и беспардонности. Однако перед
учителем нельзя было поступать неуважительно по отнрошению к старухе,
потому, подняв голову к балкону, она ответила: -- Сегодня никаких, тетя
Феня. -- Такие девочки, как ты, -- не унималась соседка, не обращая внимания
на то, что Инга не одна, -- должны учиться, чтоб иметь возможность иметь
дома свою уборную, а не ходить в эту будку и чтоб ходить на работу с
портфелем, а не с половой тряпкой, как Манькасцыкуха.
Инге казалось, что этот двор, который она исходила сотни тысяч раз
вдоль и поперк, стал безразмерным и этот стыд никогда не кончится.
Дома была только мама. -- Добрый день, -- сказал Макар Иванович, --
протянув руку маме. -- Я классный руководитель.
-- А что случилось? -- испуганно спросила мама. -- Моя Инга -- девочка
очень серьезная... -- Не беспокойтесь, -- ответил учитель, немного
пригнувшись, так как его голова почти упиралась в потолок. -- Я начинаю
изучать, в каких условиях живут мои подопечные. Так решил наш педсовет,
чтобы понять, в чем нуждаются наши дети. -- Пожалуйста, присаживайтесь, --
сказала мама, указывая на диван, -- какие тут могут быть условия... вы сами
видите, даже уроки делать негде. Мой муж прошел всю войну, вернулся с
ранением. Дом, в котором была наша квартира до войны, разрушен был
полностью. Вот мы согласились на это, потому что вообще жить негде было,
когда вернулись с эвакуации в Одессу. Инга у нас пошла в школу позже Из-за
того, что негде было жить. Думали на несколько месяцев, ну на год. И вот до
сих пор живем и конца не видно. Дочки уже подросли... старшая не имеет даже,
куда молодого человека в дом привести.
-- Ну ладно, мамочка, -- перебила Инга маму, боясь, что она сейчас
начнет все семейные проблемы вываливать на учителя, -- ведь в нашем дворе
большинство так живет. В это время вошла довольная и возбужденная Мира. --
Здрасьте, -- сказала она незнакомому мужчине и, обращаясь к маме, громко
затараторила: -- наша шарага сегодня нас погнала раньше домой! Там что-то у
них сломалось в оборудовании, конвейер остановился, и нас всех отпустили. --
Мира, -- перебила старшую дочку мать, -- это Ингочкин классный руководитель.
-- А что случилось? -- встрепенулась сестра. Макар Иванович ничего не
ответил, лишь улыбнулся, а мама сказала: -- Ничего не случилось, школа
приняла решение изучить, как живут дети. -- Вы знаете, -- сказа Мира,
обращаясь к учителю, -- наша Инга не вставала б Из-за стола, если б он у нее
был. Она очень любит учиться. А у нее даже нет места. Вот я сплю на этом
диване, а она здесь же на раскладушке. Ей даже негде сесть почитать. --
Мира, я тебя умоляю, -- взмолилась Инга, уже теряя контроль над собой Из-за
стыда перед учителем. -- Ну, мне пора, -- поднялся Макар Иванович. -- Я вас
провожу, Макар Иванович, -- сказала Инга и вышла с учителем. Они подошли к
трамвайной остановке одновременно с трамваем. Макар Иванович протянул ей,
как взрослой, на прощанье руку и, участливо, продолжительно посмотрев в ее
грустные синезеленые глаза, вошел в вагон.
Наступил день классного комсомольского собрания, на котором единогласно
избрали Ингу, поскольку ее и без того высокий авторитет в классе, еще более
возрос, после того как она как член комсомольского бюро класса, вступила в
спор с учительницей. "Шпала", как они называли худую высокую неэмоциональную
математичку, поставила тройку Люсе Мироновой только за то, что она отвечала
у доски очень тихо. Люся была не виновата, поскольку это была естественная
особенность ее голоса. Тогда Ингой руководило только одно -- свойственное ей
обостренное чувство справедливости. Вступившись за одноклассницу, она не
могла предположить, что Шпала, которая у них будет до окончания школы,
сделает все, чтоб Инга не получила медаль. Спустя две недели после собрания,
Инга, оставшись одна в классе после уроков, начала готовить свое выступление
на общешкольном комсомольском собрании, которое ей было поручено новым
составом комитета комсомола. В классе было не очень тепло и у нее мерзли
руки. Чтоб согреться, она переодически складывала ладони и вдувала в них
теплый воздух, таким образом расслабляя пальцы, чтоб легче было писать. Тут
дверь отворилась и вошел Макар Иванович, держа в руках свой большой
портфель. Инга смутилась, что заняла учительское место, и быстро стала
собирать бумаги. -- Нет, нет, сидите, Инга, -- остановил Макар Иванович
ученицу, -- и втиснулся за первую парту, напротив нее. -- Может, вам нужна
моя помощь? Ведь это очень ответственно выступать на общешкольном собрании,
-- сказал он серьезно. -- Спасибо, Макар Иванович. Я тут уже коечто
написала. И я бы хотела, чтоб вы посмотрели введение. Я хочу выразить то,
какую роль комсомол играет в жизни учащихся и в моей лично. Макар Иванович
взял у нее из рук исписанные листки. Инга, как только отдала учителю бумаги,
автоматически снова стала греть руки. -- Ты, что замерзла? -- спросил
учитель, обратившись к ней на "ты", и взял в свои огромные ладони ее нежные
обледенелые пальцы. -- Да. Я вообще мерзлячка, но ничего страшного, --
сказала смущенно засмеявшись Инга. Согрев ее руки, Макар Иванович принялся
внимательно читать то, что она написала, затем одобрил текст, дал несколько
советов и встал. -- Инга, я вот тебе принес томик Чехова. Почитай.
Познакомившись с ним поближе, ты полюбишь этого писателя навсегда. --
Большое спасибо, Макар Иванович, -- сказала она растроганно.
Учитель улыбнулся ей в ответ и вышел. Она снова осталась одна в классе
и, закончив писать, открыла томик Чехова и принялась читать "Даму с
собачкой". Эта история любви молодой женщины и старшего, опытного мужчины
настолько захватила ее, что она не могла оторваться. "...Ложась спать, он
вспоминал, что она еще так недавно была институткой, училась все равно как
теперь его дочь..." -- читала Инга с волнением. И далее: "Должно быть, это
первый раз в жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят,
когда на нее смотрят, а говорят с ней только с одной тайною целью, о которой
она не может не догадываться..."
Уже совсем замерзнув, Инга закрыла книгу и стала энергично дуть в
ладони, чтоб разогреть руки. Но тут в руках ее "воспроизвелось" тепло рук
Макара Ивановича, которые, как ей стало казаться, вырастают до размеров
теплого большого одеяла, согревающего все ее тело. Она словно застыла,
охваченная каким-то новым чувством, которое ранее никогда не испытывала. Со
школы домой она шла в состоянии неведомого ранее томления, и ей хотелось
думать только о Макаре Ивановиче и ощущать тепло его больших рук. -- Инга,
Инга! -- позвал ее ктото. Она повернула голову и увидела бегущего ей
навстречу Сашку, -- мальчишку с соседней улицы, с которым она познакомилась
на дне рождения у Нонны еще два года назад. Тогда он показался ей долговязым
парнем с смешным чубом непокорных вьющихся волос. Он был старше Инги всего
на год, но, поскольку она поступила в школу на год позже положенного, то