Пришвин Михаил. Зеленый шум

коснулось земли. Тогда на суходоле запел свою милую песенку маленький певчий
дрозд-белобровик. Невесело возле Лежачего камня на успокоенных деревьях
затоковал Косач-токовик. И журавли прокричали три раза, не как утром
"победа", а вроде как бы:
- Спите, но помните: мы вас всех скоро разбудим, разбудим, разбудим!
День кончился не порывом ветра, а последним легким дыханием. Тогда
наступила полная тишина, и везде стало все слышно, даже как пересвистывались
рябчики в зарослях Сухой речки.
В это время, почуяв беду человеческую, Травка подошла к рыдающей Насте
и лизнула ее в соленую от слез щеку. Настя подняла было голову, поглядела на
собаку и, так ничего не сказав ей, опустила голову обратно и положила ее
прямо на ягоду. Сквозь клюкву Травка явственно чуяла хлеб, и ей ужасно
хотелось есть, но позволить себе покопаться лапами в клюкве она никак не
могла. Вместо этого, чуя беду человеческую, она подняла высоко голову и
завыла.
Мы как-то раз, помнится, давным-давно тоже так под вечер ехали, как в
старину было, лесной дорогой на тройке с колокольчиком. И вдруг ямщик осадил
тройку, колокольчик замолчал, и, вслушиваясь, ямщик нам сказал:
- Беда!
Мы сами что-то услыхали.
- Что это?
- Беда какая-то: собака воет в лесу.
Мы тогда так и не узнали, какая была беда. Может быть, тоже где-то в
болоте тонул человек, и, провожая его, выла собака, верный друг человека.
В полной тишине, когда выла Травка, Серый сразу понял, что это было на
палестинке, и скорей, скорей замахал туда напрямик.
Только очень скоро Травка выть перестала. И Серый остановился
переждать, когда вой снова начнется.
А Травка в это время сама услышала в стороне Лежачего камня знакомый
тоненький и редкий голосок:
- Тяв, тяв!
И сразу поняла, конечно, что это тявкала лисица по зайцу. И то,
конечно, она поняла - лисица нашла след того же самого зайца-русака, что и
она понюхала там, на Лежачем камне. И то поняла, что лисице без хитрости
никогда не догнать зайца и тявкает она, только чтобы он бежал и морился, а
когда уморится и ляжет, тут-то она и схватит его на лежке. С Травкой после
Антипыча так не раз бывало при добывании зайца для пищи. Услыхав такую
лисицу, Травка охотилась по волчьему способу как волк на гону молча
остановится на круг и, выждав ревущую по зайцу собаку, ловит ее, так и она,
затаиваясь, из-под гона лисицы зайца ловила.
Выслушав гон лисицы, Травка точно так же, как и мы, охотники, поняла
круг пробега зайца от Лежачего камня: заяц бежал на Слепую елань и оттуда на
Сухую речку, оттуда долго полукругом на палестинку и опять непременно к
Лежачему камню. Поняв это, она прибежала к Лежачему камню и затаилась тут в
густом кусту можжевельника.
Недолго пришлось Травке ждать. Тонким слухом своим она услыхала
недоступное человеческому слуху чавканье заячьей лапы по лужицам на болотной
тропе. Лужицы эти выступили на утренних следах Насти. Русак непременно
должен был сейчас показаться у самого Лежачего камня.
Травка за кустом можжевельника присела и напружинила задние лапы для
могучего броска и, когда увидела уши, бросилась.
Как раз в это время заяц, большой, старый, матерый русак, ковыляя
еле-еле, вздумал внезапно остановиться и, даже привстав на задние ноги,
послушать, далеко ли тявкает лисица.
Так вот одновременно сошлись: Травка бросилась, а заяц остановился.
И Травку перенесло через зайца.
Пока собака выправлялась, заяц огромными скачками летел уже по
Митрашиной тропе прямо на Слепую елань.
Тогда волчий способ охоты не удался, до темноты нельзя было ждать
возвращения зайца. И Травка, своим собачьим способом, бросилась вслед зайцу
и, взвизгнув заливисто, мерным, ровным собачьим лаем наполнила всю вечернюю
тишину.
Услыхав собаку, лисичка, конечно, сейчас же бросила охоту за русаком и
занялась повседневной охотой на мышей. А Серый, наконец-то услыхав
долгожданный лай собаки, понесся на махах в направлении Слепой елани.

XI

Сороки на Слепой елани, услыхав приближение зайца, разделились на две
партии одни остались при маленьком человечке и кричали:
- Дри-ти-ти!
Другие кричали по зайцу:
- Дра-та-та!
Трудно разобраться и догадаться в этой сорочьей тревоге. Сказать, что
они зовут на помощь, - какая тут помощь! Если на сорочий крик придет человек
или собака, сорокам же ничего не достанется. Сказать, что они созывают своим
криком все сорочье племя на кровавый пир: разве что так.
- Дри-ти-ти! - кричали сороки, подскакивая ближе и ближе к маленькому
человечку.
Но подскочить совсем не могли руки у человечка были свободны. И вдруг
сороки смешались, одна и та же сорока то дрикнет на "и", то дрикнет на "а".
Это значило, что на Слепую елань заяц подходит. Этот русак уже не один
раз увертывался от Травки и хорошо знал, что гончая зайца догоняет и что,
значит, надо действовать хитростью. Вот почему перед самой еланью, не доходя
маленького человека, он остановился и возбудил всех сорок. Все они расселись
по верхним пальчикам елок, и все закричали по зайцу:
- Дра-та-та!
Но зайцы почему-то этому крику не придают значения и выделывают свои
скидки, не обращая на сорок никакого внимания. Вот почему и думается иной
раз, что ни к чему это сорочье стрекотанье и так это они, вроде как и люди,
иногда от скуки в болтовне просто время проводят.
Заяц, чуть-чуть постояв, сделал свой первый огромный прыжок, или, как
охотники говорят, свою скидку, - в одну сторону, постояв там, скинулся в
другую и через десяток малых прыжков - в третью и там лег глазами к своему
следу на тот случай, что если Травка разберется в скидках, придет и к
третьей скидке, так чтобы можно было вперед увидеть ее...
Да, конечно, умен, умен заяц, но все-таки эти скидки - опасное дело:
умная гончая тоже понимает, что заяц всегда глядит в свой след, и так
исхитряется взять направление на скидках, не по следам, а прямо по воздуху,
верхним чутьем.
И как же, значит, бьется сердчишко у зайчишки, когда он слышит - лай
собаки прекратился, собака скололась и начала делать у места скола молча
свой страшный круг...
Зайцу повезло на этот раз. Он понял: собака, начав делать свой круг по
елани, с чем-то там встретилась, и вдруг там явственно послышался голос
человека, и поднялся страшный шум...
Можно догадаться, - заяц, услыхав непонятный шум, сказал себе
что-нибудь вроде нашего: "Подальше от греха" - и - ковыль-ковыль, тихонечко
вышел на обратный след к Лежачему камню.
А Травка, разлетевшись на елани по зайцу, вдруг в десяти шагах от себя
глаза в глаза увидела маленького человечка и, забыв о зайце, остановилась,
как вкопанная.
Что думала Травка, глядя на маленького человечка в елани, можно легко
догадаться. Ведь это для нас все мы разные. Для Травки все люди были, как
два человека: один Антипыч с разными лицами и другой человек - это враг
Антипыча. И вот почему хорошая, умная собака не подходит сразу к человеку, а
становится и узнает: ее это хозяин или враг его.
Так вот и стояла Травка и глядела в лицо маленького человека,
освещенного последним лучом заходящего солнца.
Глаза у маленького человека были сначала тусклые, мертвые, но вдруг в
них загорелся огонек, и вот это заметила Травка.
"Скорее всего, это Антипыч", - подумала Травка.
И чуть-чуть, еле заметно вильнула хвостом.
Мы, конечно, не можем знать, как думала Травка, узнавая своего
Антипыча, но догадываться, конечно, можно. Вы помните, бывало ли с вами так?
Бывает, наклонишься в лесу к тихой заводи ручья и там, как в зеркале,
увидишь - весь то, весь человек, большой, прекрасный, как для Травки
Антипыч, из-за твоей спины наклонился и тоже смотрится в заводь, как в
зеркало. И так он прекрасен там, в зеркале, со всею природой, с облаками,
лесами, и солнышко там внизу тоже садится, и молодой месяц показывается, и
частые звездочки.
Так вот точно, наверно, и Травке в каждом лице человека, как в зеркале,
виделся весь человек Антипыч, и к каждому стремилась она броситься на шею,
но по опыту своему она знала: есть враг Антипыча с точно таким же лицом.
И она ждала.
А лапы ее между тем понемногу тоже засасывало: если так дальше стоять,
то и собачьи лапы так засосет, что и не вытащишь. Ждать больше нельзя.
И вдруг...
Ни гром, ни молния, ни солнечный восход со всеми победными звуками, ни
закат с журавлиным обещанием нового прекрасного дня - ничто, никакое чудо
природы не могло быть больше того, что случилось сейчас для Травки в болоте:
она услышала слово человеческое, и какое слово!
Антипыч, как большой, настоящий охотник назвал свою собаку вначале,
конечно, по-охотничьи - от слова травить, и наша Травка вначале у него
называлась Затравка; но после охотничья кличка на языке оболталась, и вышло
прекрасное имя Травка. В последний раз, когда приходил к нам Антипыч, собака
его называлась еще Затравка. И когда загорелся огонек в глазах маленького
человека, это значило, что Митраша вспомнил имя собаки. Потом омертвелые,
синеющие губы маленького человека стали наливаться кровью, краснеть,
зашевелились. Вот это движение губ Травка заметила и второй раз чуть-чуть
вильнула хвостом. И тогда произошло настоящее чудо в понимании Травки. Точно
так же, как старый Антипыч в самое старое время, новый молодой и маленький
Антипыч сказал:
- Затравка!
Узнав Антипыча, Травка мгновенно легла.
- Ну, ну! - сказал Антипыч. - Иди ко мне, умница!
И Травка в ответ на слова человека тихонечко поползла.
Но маленький человек звал ее и манил сейчас не совсем от чистого
сердца, как думала, наверно, сама Травка. У маленького человека в словах не
только дружба и радость была, как думала Травка, а тоже таился и хитрый план
своего спасения. Если бы он мог пересказать ей понятно свой план, с какой
радостью бросилась бы она его спасать. Но он не мог сделать себя для нее
понятным и должен был обманывать ее ласковым словом. Ему даже надо было,
чтобы она его боялась, а то если бы она его не боялась, не чувствовала
хорошего страха перед могуществом великого Антипыча и по-собачьи со всех ног
бросилась бы ему на шею, то неминуемо болото бы затащило в свои недра
человека и его друга - собаку. Маленький человек просто не мог быть сейчас
великим человеком, какой мерещился Травке. Маленький человек принужден был
хитрить.
- Затравушка, милая Затравушка! - ласкал он ее сладким голосом.
А сам думал: "Ну, ползи, только ползи!"
И собака, своей чистой душой подозревая что-то не совсем чистое в ясных
словах Антипыча, ползла с остановками.
- Ну, голубушка, еще, еще!
А сам думал: "Ползи только, ползи".
И вот понемногу она подползла. Он мог бы уже и теперь, опираясь на
распластанное на болоте ружье, наклониться немного вперед, протянуть руку,
погладить по голове. Но маленький хитрый человек знал, что от одного его
малейшего прикосновения собака с визгом радости бросится на него и утопит.
И маленький человек остановил в себе большое сердце. Он замер в точном
расчете движения, как боец в определяющем исход борьбы ударе: жить ему или
умереть.
Вот еще бы маленький ползок по земле, и Травка бы бросилась на шею
человека, но в расчете своем маленький человек не ошибся: мгновенно он
выбросил свою правую руку вперед и схватил большую, сильную собаку за левую
заднюю ногу.
Так неужели же враг человека так мог обмануть?
Травка с безумной силой рванулась, и она бы вырвалась из руки
маленького человека, если бы тот, уже достаточно выволоченный, не схватил
другой рукой ее за другую ногу Мгновенно вслед за тем он лег животом на
ружье, выпустил собаку и на четвереньках сам, как собака, переставляя
опору-ружье все вперед и вперед, подполз к тропе, где постоянно ходил
человек и где от ног его по краям росла высокая трава белоус. Тут, на тропе,
он поднялся, тут он отер последние слезы с лица, отряхнул грязь с лохмотьев
своих и, как настоящий большой человек, властно приказал:
- Иди же теперь ко мне, моя Затравка!
Услыхав такой голос, такие слова, Травка бросила все свои колебания:
перед ней стоял прежний, прекрасный Антипыч. С визгом радости, узнав
хозяина, кинулась она ему на шею, и человек целовал своего друга и в нос, и
в глаза, и в уши.
Не пора ли сказать теперь уж, как мы сами думаем о загадочных словах
нашего старого лесника Антипыча, когда он обещал перешепнуть свою правду
собаке, если мы сами его не застанем живым? Мы думаем, Антипыч не совсем в
шутку об этом сказал. Очень может быть, тот Антипыч, как Травка его
понимает, или, по-нашему, человек, когда-то, в древнем прошлом его,
перешепнул своему другу-собаке какую-то свою большую человеческую правду, и
мы думаем: эта правда есть правда вековечной суровой борьбы людей за любовь.

XII

Нам теперь остается уже немного досказать о всех событиях этого
большого дня в Блудовом болоте. День, как ни долог был, еще не совсем
кончился, когда Митраша выбрался из елани с помощью Травки. После бурной
радости от встречи с Антипычем деловая Травка сейчас же вспомнила свой
первый гон по зайцу. И понятно: Травка - гончая собака, и дело ее - гонять
для себя, но для хозяина-Антипыча поймать зайца - это все ее счастье. Узнав
теперь в Митраше Антипыча, она продолжала свой прерванный круг и вскоре
попала на выходной след русака и по этому свежему следу сразу пошла с
голосом. Голодный Митраша, еле живой, сразу понял, что все спасение его
будет в этом зайце, что если он убьет зайца, то огонь добудет выстрелом и,
как не раз бывало при отце, испечет зайца в горячей золе. Осмотрев ружье,
переменив подмокшие патроны, он вышел на круг и притаился в кусту
можжевельника.
Еще хорошо можно было видеть на ружье мушку, когда Травка завернула
зайца от Лежачего камня на большую Настину тропу, выгнала на палестинку,
направила его отсюда на куст можжевельника, где таился охотник. Но тут
случилось, что Серый, услыхав возобновленный гон собаки, выбрал себе как раз
тот самый куст можжевельника, где таился охотник, и два охотника, человек и
злейший враг его, встретились. Увидев серую морду от себя в пяти каких-то
шагах, Митраша забыл о зайце и выстрелил почти в упор.
Серый помещик окончил жизнь свою без всяких мучений.
Гон был, конечно, сбит этим выстрелом, но Травка дело свое продолжала.
Самое же главное, самое счастливое был не заяц, не волк, а что Настя,
услыхав близкий выстрел, закричала. Митраша узнал ее голос, ответил, и она
вмиг к нему прибежала. После того вскоре и Травка принесла русака своему
новому, молодому Антипычу, и друзья стали греться у костра, готовить себе
еду и ночлег.

x x x

Настя и Митраша жили от нас через дом, и когда утром заревела у них на
дворе голодная скотина, мы первые пришли посмотреть, не случилось ли какой
беды у детей. Мы сразу поняли, что дети дома не ночевали и, скорее всего,
заблудились в болоте. Собрались мало-помалу и другие соседи, стали думать,
как нам выручить детей, если они еще только живы. И только собрались было
рассыпаться по болоту во все стороны, - глядим: а охотники за сладкой
клюквой идут из лесу гуськом, на плечах у них шест с тяжелой корзиной, и
рядом с ними Травка, собака Антипыча.
Они рассказали нам во всех подробностях обо всем, что с ними случилось
в Блудовом болоте. И всему у нас поверили: неслыханный сбор клюквы был
налицо. Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог
убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из них, кто поверил, с
веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли
мертвого Серого помещика. Тогда все в селе на время бросили свои дела и
собрались, и далее не только из своего села, а даже из соседних деревень.
Сколько тут было разговоров! И трудно сказать, на кого больше глядели, - на
волка или на охотника в картузе с двойным козырьком. Когда переводили глаза
с волка, говорили:
- А вот смеялись, дразнили "Мужичок в мешочке"!
И тогда незаметно для всех прежний "Мужичок в мешочке", правда, стал
переменяться и за следующие два года войны вытянулся, и какой из него парень
вышел - высокий, стройный. И стать бы ему непременно героем Отечественной
войны, да вот только война-то кончилась.
А Золотая Курочка тоже всех удивила в селе. Никто ее в жадности, как
мы, не упрекал, напротив, все одобряли и что она благоразумно звала брата на
торную тропу и что так много набрала клюквы. Но когда из детдома
эвакуированных ленинградских детей обратились в село за посильной помощью
больным детям, Настя отдала им всю свою целебную ягоду. Тут-то вот мы, войдя
в доверие девочки, узнали от нее, как мучилась она про себя за свою
жадность.
Нам остается теперь сказать еще несколько слов о себе: кто мы такие и
зачем попали в Блудово болото. Мы - разведчики болотных богатств. Еще с
первых дней Отечественной войны работали над подготовкой болота для
добывания в нем горючего - торфа. И мы дознались, что торфа в этом болоте
хватит для работы большой фабрики лет на сто. Вот какие богатства скрыты в
наших болотах!

1945 г.

НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО

Однажды стадо драгоценных диких пятнистых оленей, продвигаясь к морю
пришло на узенький мыс. Мы протянули за ними поперек всего мыса проволочную
сетку и преградили им путь в тайгу. У оленей для питания много было и травы
и кустарника нам оставалось только охранять дорогих гостей наших от хищников
- леопардов, волков и даже от орлов.
Однажды я с высоты Туманной горы стал разглядывать скалу внизу. Я скоро
заметил, что у самого моря, на высокой скале, покрытой любимой оленями
травой, паслась самка оленя и возле нее в тени лежал какой-то желтенький
кружок. Разглядывая в хороший бинокль, я скоро уверился, что кружком в тени
лежал молоденький олененок.
Вдруг там, где прибой швыряет свои белые фонтаны, стараясь как будто
попасть ими в недоступные ему темно-зеленые сосны, поднялся большой орел,
взвился высоко, выглядел олененка и бросился. Но мать услышала шум падающей
громадной птицы, быстро схватилась и встретила: она встала на задние ноги
против детеныша и передними копытцами старалась попасть в орла, и он,
обозленный неожиданным препятствием, стал наступать, пока одно острое
копытце не попало в него. Смятый орел с трудом оправился в воздухе и полетел
обратно в сосны, где у него было гнездо. Мы вскоре после этого разорили
гнездо хищника, а красивые скалы назвали Орлиным гнездом.

ГОЛУБЫЕ ПЕСЦЫ

В Японском море есть маленький остров Фуругельм. Наши звероводы
привезли с Севера голубых песцов, пустили на остров, и дорогие звери
прижились. Я с интересом наблюдал здесь жизнь этих очень семейственных, но
чрезвычайно плутоватых зверей, близких родственников нашей хитрой лисицы.
Совсем недалеко от рыбацкого лагеря, почти возле самых палаток, устроилась
необыкновенно продувная и сильная семья песцов. Тут когда-то стояла фанза,
корейская изба, теперь от нее остался лишь кан, или пол, заросший бурьяном в
рост человека. У корейцев пол отапливается, устраивается с дымоходами, как
печь. И вот под этим каном и устроилась жить пара песцов - Ванька и Машка.
Между прочим, возле кана над бурьяном возвышалась горка старого мусора
и служила песцам верандой или наблюдательным пунктом.
Однажды белоголовый орел осмелился спуститься к рыбакам и выхватить с
их промысла сардинку. Орел поднял рыбку на скалу. А песцы во главе с Ванькой
и Машкой следили за действиями белоголового.
Вот только-только принялся белоголовый клевать свою добычу, откуда ни
возьмись белохвостый орел и бросился на белоголового, чтоб отнять у него
сардинку. В это время песцы всмотрелись своими желтыми глазами и смекнули:
Ванька остался с детьми, а Машка в короткое время с камушка на камушек
добралась до вершины скалы, схватила сардинку и была такова. Дома, на своей
веранде, отдав добычу детям, песцы как ни в чем не бывало продолжали с
интересом следить за борьбой орлов, теперь уже совсем и забывших о рыбке.

ЗВЕРЬ БУРУНДУК

Можно легко понять, для чего у пятнистого оленя на шкуре его везде
рассыпаны частые белые пятнышки.
Раз я на Дальнем Востоке шел очень тихо по тропинке и, сам не зная
того, остановился возле притаившихся оленей. Они надеялись, что я не замечу
их под деревьями с широкими листьями, в густой траве. Но, случилось, олений
клещ больно укусил маленького теленка; он дрогнул, трава качнулась, и я
увидел его и всех. Тут-то вот и я понял, почему у оленей пятна. День был
солнечный, и в лесу на траве были "зайчики" - точно такие же, как у оленей и
ланей. С такими "зайчиками" легче затаиться. Но долго я не мог понять,
почему у оленя назади возле хвоста большой белый кружок, вроде салфетки, а
если олень испугается и бросится бежать, то эта салфетка становится много
заметнее. Для чего оленю эти салфетки? Думал я об этом и вот как догадался.
Однажды мы поймали диких оленей и стали их кормить в домашнем питомнике
бобами и кукурузой. Зимой, когда в тайге с таким трудом оленю достается
корм, они ели у нас готовое и самое любимое, самое вкусное в питомнике
блюдо. И они до того привыкли, что, как завидят у нас мешок с бобами, бегут
к нам и толпятся возле корыта. И так жадно суют морды и спешат, что бобы и
кукуруза часто падают из корыта на землю. Голуби это уже заметили -
прилетают клевать зерна под самыми копытами оленей. Тоже прибегают собирать
падающие бобы бурундуки, эти небольшие, совсем похожие на белку полосатые
прехорошенькие зверьки. Трудно передать, до чего ж пугливы эти пятнистые
олени и что только может им представиться. В особенности же пуглива у нас
была самка, наша красавица Хуа-Лу.
Случилось раз, она ела бобы в корыте рядом с другими оленями. Бобы
падали на землю, голуби и бурундуки бегали возле самых копыт оленей. Вот
Хуа-Лу нечаянно наступила копытцем на пушистый хвост одного зверька, и этот
бурундук в ответ впился в ногу оленя Хуа-Лу вздрогнула, глянула вниз, и ей,
наверно, бурундук представился чем-то ужасным. Как она бросится! И за ней
разом все на забор, и - бух! - забор наш повалился. Маленький зверек
бурундук, конечно, сразу спрятался, но для испуганной Хуа-Лу: теперь за ней
бежал, несся по ее следам не маленький, а огромнейший зверь бурундук. Другие
олени ее понимали по-своему и вслед за ней стремительно неслись. И все бы
эти олени убежали и весь наш большой труд пропал бы, но у нас была немецкая
овчарка Тайга, хорошо приученная к этим оленям. Мы пустили вслед за ними
Тайгу. В безумном страхе неслись олени, и, конечно, они думали, что не
собака за ними бежит, а все тот же страшный, огромный зверище бурундучище.
У многих зверей есть такая повадка, что если их гонят, то они бегут по
кругу и возвращаются на то же самое место. Так охотники зайцев гоняют с
собаками: заяц почти всегда прибегает на то же самое место, где лежал, и тут
его встречает стрелок. И олени так неслись долго по горам и долам и
вернулись к тому же самому месту, где им хорошо живется - и сытно и тепло.
Так вот и вернула нам оленей отличная, умная собака Тайга.
Но я чуть было и не забыл о белых салфетках, из-за чего я завел этот
рассказ. Когда Хуа-Лу бросилась через упавший забор и от страха у ней назади
белая салфетка стала много шире, много заметней, то в кустах только и видна
была одна эта мелькающая белая салфетка. По этому белому пятну бежал за ней
другой олень и сам тоже показывал следующему за ним оленю свое белое пятно.
Вот тут-то я и догадался впервые, для чего служат эти белые салфетки
пятнистым оленям. В тайге ведь не только бурундук - там и волк, и леопард, и
сам тигр. Один олень заметит врага, бросится, покажет белое пятнышко и
спасает другого, а этот спасает третьего, и все вместе приходят в безопасные
места.

РОЖДЕНИЕ КАСТРЮЛЬКИ

Мы были в питомнике пятнистых оленей на Дальнем Востоке. Эти олени так
красивы, что по-китайски называются "олень-цветок".
Каждый олень имеет свою кличку. Пискунья и Манька со своими оленятами
совершенно ручные оленухи, но, конечно, из оленух всех добрее Кастрюлька. С
этой Кастрюлькой может такое случиться, что придет под окошко и, если вы не
обращаете на нее внимания, положит голову на подоконник и будет дожидаться
ласки. Очень любит, если ее почешут между ушами. А между тем она вышла не от
домашних, а от диких оленей.
Кастрюлька оттого, оказывается, особенно ласковая, что взята от своей
дикой матери в тайге в первый же день своего рождения. Если бы удалось
поймать ее только на второй день, то она далеко не была бы такая добрая,
или, как говорят, легкобычная. А взятый на третий день олененок и дальше
навсегда останется буковатым.
Было это в первой половине июня. Сергей Федорович взял свою Тайгу,
немецкую овчарку, приученную к оленям, и отправился в горы. Разглядывая в
бинокль горы, долины, ручьи, он нашел в одной долине желтое пятно и понял в
нем оленей. После того, пользуясь ветром в ущельях, долго подкрадывался к
ним, и они не чуяли и не слышали его приближения. Подкрался он к ним из-под
горы совсем близко, и, наблюдая в бинокль одну оленуху, заметил, что она
отбилась от стада и скрылась в кустах, где бежит горный ручей. Сергей
Федорович сделал предположение, что оленуха скоро в кустах должна
растелиться.
Так оно и было Оленуха вошла в густые дубовые заросли и родила желтого
теленочка с белыми, отчетливыми на рыжем, пятнами, совершенно похожими на