Страница:
– Понятно, – сказал Пруит. – На должность назначили, а звание не дали, так, что ли?
– Какое к черту звание! – взорвался Слейд. – Я там до звания не досидел. Ушел в охрану. Переписывать бумажки или стричь газоны я мог бы и дома, в Иллинойсе. На черта мне было за таким счастьем идти в армию и тащиться на Гавайи?
– Но с чего тебя так тянет в пехоту? – спросил Пруит. – Я слышал, в авиации пехоту не очень-то уважают.
– А вот я уважаю! – пылко заявил Слейд. – Потому что в пехоте солдаты, а не вонючие штафирки в военной форме. Потому что в пехоте ты обязан служить на совесть, а не валять дурака.
– Конечно, в пехоте все как надо, – поспешно согласился Пруит. – Главное – чтобы нравилось.
– Вот я и говорю, – с жаром откликнулся Слейд. – Пехота – основа армии. Авиация, артиллерия, инженеры – это все только в помощь пехоте. Потому что в конечном итоге не они, а только пехота захватывает и удерживает территории противника.
– Факт.
– И в пехоте солдаты служат по-настоящему, – продолжал объяснять Слейд. – Там ребята весь день топают на своих двоих и сражаются не на жизнь, а на смерть. А потом всю ночь пьют и танцуют с женщинами. А на следующий день опять в поход, опять в бой.
– Точно, – радостно кивнул Пятница. – Настоящий мужчина так и должен.
– Ты где, интересно, всего этого нахватался? – Пруит потряс головой, шлепнул себя по уху и выковырял оттуда раздавленного москита.
– Сейчас уж и не помню. Наверно, прочитал в какой-нибудь книжке. Я раньше очень много читал, это когда был моложе, в школе… А какой от чтения толк? – сердито сказал он. – Надо жить, действовать, что-то делать! Можно хоть всю жизнь читать, только что это даст?
– Не знаю, – сказал Пруит. – А ты знаешь?
– Ничего не даст. Ни хрена! Я вам, ребята, завидую. Я ведь давно к вам присматриваюсь. С самого первого дня, когда вы только приехали и начали проволоку натягивать. Вы это классно делаете. – Слейд ухватился рукой за длинный кол и энергично потряс его. Потом ударил ногой по более короткому колышку. – Мне бы так.
– Это целое искусство, – заметил Пруит.
– Я понимаю. Конечно. Я же видел, как вы ее натягивали. Вот, думаю, и мне бы научиться.
– Для этого опыт нужен.
– Ясное дело. Знаете, ребята, я с первого дня, как вы приехали, все хотел с вами познакомиться и поговорить. У вас шикарный лагерь, и вы тут не скучаете. Мне с поста слышно: то смеетесь, то песни поете. Вы вкалываете на всю катушку, зато умеете потом на всю катушку повеселиться. Солдат так и должен. Я не знал, что вы я есть те самые гитаристы, это он мне сказал. – Слейд кивнул на Пятницу. – Я здесь ночью стою, и мне с дороги слышно, как вы играете. У вас здорово получается. А вы всегда на полевые берете с собой гитары?
– Конечно, – сказал Пруит. – Когда можем, берем.
– У нас в Хикеме такого не услышишь.
– Мы сегодня тоже собираемся поиграть, – заметил Пруит. – Ждем нашего третьего. Он на КП, скоро приедет. Может, хочешь зайти к нам, послушать?
– Ты серьезно? – обрадовался Слейд. – Я же просто так говорил, без намека. Ты не думай, я не напрашивался.
– Приходи, будем рады.
– Класс! Только мне еще полчаса здесь стоять.
– Ничего, мы тебя подождем, – успокоил Пруит. – Если конечно, не передумаешь.
– Было бы здорово. А вы точно подождете?
– Почему же нет? Конечно, подождем. Если только тебе действительно нравится такая музыка. Ты нам не помешаешь. Играем мы не бог весть как, но если хочешь послушать…
– Я лично считаю, вы играете классно, – с жаром заявил Слейд.
– Слейд, смотри, – перебил его Пятница. – К твоему посту кто-то едет.
Слейд резко повернулся в ту сторону, куда показывал Пятница.
– Это сержант Фолет. За эту смену уже третий раз посты проверяет.
– Может, это наш грузовик? – предположил Пруит.
– Нет, – возразил Пятница. Он проехал поворот.
– Я же говорю, это Фолет, – сказал Слейд. – Второй месяц за мной охотится. Рассчитывает на чем-нибудь подловить, чтобы меня из охраны вышибли. Хочет, чтоб я снова пошел газоны стричь.
– У него на тебя зуб, что ли? – спросил Пруит.
– Ага. Не любит он меня. Я его как-то раз обозвал напыщенным ослом, а он не знал, что такое «напыщенный». Даже в словарь полез.
– Тогда лучше беги скорей на пост, – посоветовал Пруит.
– Да уж, побегу. Значит, увидимся через полчаса?
– Да.
– А вы не забудете?
– Не забудем.
– Ты давай-ка беги, – нервно сказал Пятница, следя за неуклонно приближающимися огоньками фар.
– Успею. – Ухмыльнувшись, Слейд повернулся и побежал к дороге, навстречу огонькам, которые медленно вползали в опасную для него зону. Вдруг он остановился и обернулся: – Вы, парни, даже не знаете, как для меня важно, что мы с вами поговорили. Понимающих ребят редко встретишь. И в авиации вообще не то что в пехоте. В авиации настоящей дружбы не бывает, так, чтобы один за всех, а все за одного. Никакие они не товарищи по оружию. – И, неожиданно смутившись, спросил: – А вы правда здесь будете?
– Да куда мы денемся? Сказали, что будем, значит, будем. Беги скорей на пост, дурень!
– Спасибо, – крикнул Слейд. – Отличные вы мужики! Спасибо, Пруит! – И помчался к дороге, придерживая мотающуюся у бедра кобуру и прыгающую из стороны в сторону резиновую дубинку.
Пруит ухватился за ржавую проволоку и смотрел, как Слейд бежит, постепенно растворяясь в темноте. И Пруит, и Пятница напряженно ждали. Вскоре раздался громкий оклик: «Пароль!», и они снова увидели Слейда в свете фар, неподвижно замерших на дороге.
– Уф, – облегченно вздохнул Пятница. – Я думал, не успеет.
– Я тоже боялся. – Пруит отпустил проволоку, поглядел на пятна ржавчины на ладони и вытер руку о штанины. – Балда он, что так рискует.
– Ему вроде наплевать. Он вообще-то умный парень. Прямо влюблен в пехоту.
– И правильно. Пехота лучше, чем все остальное.
– Конечно, лучше. В пехоте ребята весь день топают на своих двоих, а потом всю ночь пьют и гуляют с девочками. А потом опять весь день топают. Я так даже очень рад, что я в пехоте, а не в какой-нибудь там авиации. – Пятница шлепнул себя по щеке, давя москита.
– Ладно, пошли отсюда. Эти твари нас сейчас живьем сожрут, – хмуро сказал Пруит.
– Мы же обещали его дождаться.
– Потолчемся на кухне, а потом вернемся. Что я, дурак – торчать на этом болоте целых полчаса.
– Хорошо, пошли.
Лампа в кухне горела, а в палатке были только повар и сменивший Вождя капрал. Повар спал на столе. Капрал дремал, развалившись в складном парусиновом кресле. Когда они вошли, капрал вздрогнул и резко поднял голову.
– Что? Лейтенант уже?.. А-а, это вы, ребята. Чего не спите? – спросил он. Потом увидел гитару. – А-а… понятно… – Он снова клюнул носом, уронил голову на грудь и закрыл глаза.
Повар недовольно приподнялся:
– Какого дьявола вам надо? Нашли себе ночной ресторан! Кормим только перед выходом на пост и сразу после смены. Ничего больше вам не положено.
– Мы и не хотим есть, – сказал Пруит.
– Только разбудили человека, – проворчал повар.
– Но от кофе не откажемся.
– Разбежались! – возмутился повар. – Попробуй выспись тут – каждые пять минут кто-нибудь заходит. Нечего вам здесь делать, придете в свою смену.
– Да мы только по кружке кофе. От тебя не убудет.
– Разбежались! – сердито повторил повар. – И что значит не убудет? И так уже разбудили. Я вам не…
Капрал поднял голову, открыл глаза и секунду бессмысленно смотрел в пустоту. Потом уставился на повара:
– Заткнись, ты! Можешь помолчать? Сам же орешь и другим спать мешаешь. Пусть ребята попьют кофе, только тихо.
– Много ты понимаешь, – огрызнулся повар. – Идите вы все! – И он снова растянулся на столе.
– Наливайте сами, – сказал капрал. – Только тихо. – Голова его снова медленно сползла на грудь, глаза закрылись, и он сладко заснул.
Кофе был еще горячий, и они пили его, стоя у теплой плиты.
– Лучше пойдем туда пораньше, – нетерпеливо шепнул Пятница. – А то он вернется, а нас нет. Еще подумает, мы насвистели.
– Хорошо, скоро пойдем. – Пруит блаженствовал в тепле кухни, ему не хотелось думать о том, как они будут спотыкаться в темноте, шагая без фонарика вдоль колючей проволоки, и отмахиваться от москитов, тучами взмывающих из травы при каждом шаге.
Они потягивали кофе в уютной тишине.
– Давай скорее, а то опоздаем, – беспокойно торопил Пятница.
Пруит поставил кружку на плиту.
– Ну пошли, пошли, – шепотом сказал он. – Черт нетерпеливый.
– Покажем ему, на что мы годимся, да, старик? – радостно затараторил Пятница, когда они вышли из палатки. – Сейчас еще Энди подъедет. Сыграем втроем так, что держись. Пусть парень знает, что такое пехота.
– Угу, – буркнул Пруит, спотыкаясь в темноте. – Одни ямы черт их побери!
Слейд уже ждал их.
– Я думал, вы не придете. Хотел уже плюнуть и уйти.
– Ты, парень, запомни, – сказал Пруит. – Если мы что пообещали, мы свое слово держим. Если с кем договорились, не подведем. Мы зря языком не треплем.
Слейд направил луч фонарика им под ноги.
– Я знаю. – Он улыбнулся. – Просто привык, что в авиации одни трепачи.
– Ты бы выключил фонарик, – сказал Пятница. – Был же приказ насчет светомаскировки.
– Да, да, конечно. – Слейд кивнул и выключил фонарик. – Вы, ребята, наверно, думаете, я совсем салага… А как мне через проволоку-то перелезть?
– Ты вернись немного назад. Там повыше проезд для грузовиков, – сказал Пруит.
– Понял, – улыбнулся Слейд. – Я мигом. Вы можете со мной не ходить. Я сам к вам приду. Вы для меня и так уже столько сделали.
– Нам все равно туда возвращаться, – быстро сказал Пятница и безнадежно помахал рукой, разгоняя москитов.
– У нас там кухня, – объяснил Пруит, когда, спотыкаясь о корни и наталкиваясь на низкие ветки, они двинулись втроем назад, к лагерю: Пятница с Пруитом по одну сторону проволоки, Слейд по другую.
– А что, москиты тебе на нервы не действуют? – спросил Пятница.
– Нет, – Слейд помолчал. – Они мне, в общем, даже нравятся.
– Нравятся?! – изумленно переспросил Пятница.
– Да. – Слейд смутился. – Не то чтобы нравятся, но… как бы это сказать… я хоть чувствую, что я в армии. Стоишь на посту, они тебя кусают, и вроде даже веришь, что ты настоящий солдат. Нет, конечно, москиты – ерунда, вам-то приходится терпеть и не такое, я знаю.
– Чего-то я все-таки не понимаю. – Пятница на секунду задумался. – Тебе что, правда нравится ходить в волдырях? Слушай, может, ты этот пост на болоте добровольно выбрал, а?
– Кончай, Пятница, хватит, – раздраженно оборвал его Пруит.
– Я понимаю, вы думаете, я ненормальный, – смущенно пробормотал Слейд. – Болото я, конечно, не сам выбирал. Я сначала у главных ворот стоял, а Фолет меня оттуда выпер и поставил сюда.
– Сколько служу в пехоте, ничего пакостнее этих паразитов не видел, – заявил Пятница и шлепнул себя по лбу.
– Не скажи, – Пруит тоже прихлопнул москита. – Бывает и хуже. Взять, к примеру, хотя бы зимние маневры в Майере… Кстати, – он повернулся к Слейду, – хочешь кофе? Может, выпьем по кружке? А потом пойдем на насыпь.
– Класс! – восхитился Слейд. – Вам даже ночью кофе дают? И это на полевых! А мы живем в настоящей казарме, и все равно ночью никакого кофе не дают.
– Не дают кофе? – удивился Пятница. – Во гады! Кто заступает ночью в караул, тому кофе давать обязаны.
– Конечно, обязаны, – согласился Слейд. – У нас в комнате отдыха есть кофеварка, мы бы сами могли кофе варить. Но ночью не разрешают, гонят оттуда. Вот вам и авиация.
– Так ты, может, и сэндвич съешь? – спросил Пруит.
– Пру, послушай, – забеспокоился Пятница. – Ты насчет сэндвича не…
– Вам и сэндвичи дают? – поразился Слейд. – Даже ночью? Ну, ребята, вы живете просто как у Христа за пазухой.
– А то! – улыбнулся Пруит. – Какой интерес, когда только кофе? Вот если в придачу горячий сэндвич, тогда другое дело.
– Еще и горячие? – продолжал изумляться Слейд.
– Пру, послушай… – повторил Пятница.
– Конечно. У нас в роте начальник столовки что надо, – похвастался Пруит.
– Да я уж вижу, – кивнул Слейд.
– Он понимает, что, если солдат ночью гоняют в караул, о них надо заботиться особо. А когда в роте есть такой человек, то и служится легче.
– Пру, послушай же меня, – снова попробовал вмешаться Пятница.
– Потом. Мы почти пришли.
Через оставленный для грузовиков проход Слейд перешел на территорию лагеря, и они втроем круто повернули назад, к кухне. Пруит шагал впереди. За то время, что их здесь не было, в кухне ничего не изменилось, капрал и повар по-прежнему спали. Когда они вошли, повар рывком сел на столе.
– Чего опять приперлись? – заорал он. – Какого черта? Вам здесь, что санаторий? Кого это вы еще привели?
– Это наш друг из авиации, – сказал Пруит, подходя ближе к плите. – Он бы не отказался от кружки кофе.
Пятница остановился в проеме палатки и, прислонясь к брезентовой стене, старался не привлекать внимания.
– Ах, ему кружку кофе? – оскалился повар. – Может, он думает, здесь Красный Крест?
– И еще хорошо бы сэндвич, – упрямо продолжал Пруит.
– Сэндвич?! Ах, еще и сэндвич!
– Конечно, – не сдавался Пруит. – К кофе.
– Матерь божья! – Повар закатил глаза. – Ему еще и сэндвич подавай!
– Да вон же у тебя там все разложено, и мясо, и сыр. Мы сами все сделаем, тебя никто работать не заставляет.
– Ну уж нет! Это, сэр, не про вашу честь. Вы тут хоть на уши встаньте, ничего я вам не дам. Черта лысого! Это только для третьей смены.
– А Пятница как раз в третьей смене.
Капрал выпрямился в кресле и с ненавистью оглядел их всех.
– Что за гвалт? Вы что, на вокзале? Отдохнуть человеку не дадут. Ну вас к черту! Пойду лучше посты проверю. – Он локтем отпихнул Пятницу и вышел из палатки.
– Ты бы, Пруит, еще весь Хикемский аэродром сюда припер, – зло сказал повар. – Додумался.
– Да у тебя полно жратвы, – настаивал Пруит.
– Разбежался! Дай вам сейчас сэндвич, так потом каждый ублюдок начнет водить сюда среди ночи свою бабушку, и ей тоже сэндвич подавай! А спать мне, значит, не надо?
– У тебя же завтра выходной, – не отступал Пруит. – Завтра и отоспишься. Хоть весь день дрыхни. А нам в карауле стоять.
– Я завтра в город еду.
– Поварешка, что это ты вдруг? Ты же раньше не был таким сквалыгой.
– Чего? – Повар обалдело уставился на Пруита.
– Конечно. Что о тебе будут думать наши друзья из авиации? Как с цепи сорвался. А я еще расхвастался – говорю, у нас на кухне отличные ребята.
– Разбежался! – Повар уже пришел в себя. – Я тебе сказал: никаких сэндвичей вам не будет. Совсем обнаглели! Приходят сюда, как какие-нибудь вонючие офицеры, и еще сэндвичи требуют. Для справки могу добавить, что кофе вам тоже не будет. Понятно? Вы кофе только что пили, с вас хватит.
– Не понимаю, чего ты вдруг распсиховался, – озадаченно сказал Пруит. – Раньше ты нам никогда не отказывал.
Пятница прыснул и закашлялся.
– Да что ты говоришь! – осклабился повар, не позволяя еще раз купить себя. – Не будет вам никаких сэндвичей.
– Просят сэндвичи, значит, дашь им сэндвичи, – непререкаемо, как судьба, провозгласил хриплый голос у них за спиной.
Слейд, Пруит и даже Пятница как по команде повернулись и увидели то, на что, не веря своим глазам, уже глядел повар.
Мейлон Старк стоял в проеме палатки, точно герой мелодрамы, который появляется в последнюю секунду последней сцены последнего акта и спасает положение. Багровые обводы вокруг глубоко запавших глаз со сна припухли, и все лицо тоже опухло, стало толстым, одутловатым. Голос спросонья звучал хрипло, форма была как жеваная. В руке болталась бутылка.
– Мейлон, ты? Привет. – Повар осторожно улыбнулся. – Чего не спишь?
– Пока столовой командую я, сэндвичи и кофе будут выдаваться часовым в любое время ночи по первому требованию, – прохрипел Старк, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– И я с тобой совершенно согласен, – убежденно подхватил повар. – На все сто процентов. Для тех, кто заступает или сменился, – всегда пожалуйста. Но эти-то сейчас должны спать, а они все шляются. И один вообще не из роты. С аэродрома. Если мне еще весь Хикемский аэродром кормить, я и пяти минут не посплю.
– А тебе спать не положено, – хрипло сказал Старк. Важно огляделся по сторонам, потом, прямой как столб, прошагал к парусиновому креслу, тяжело опустился в него и уставился в пустоту. В палатке запахло перегаром. – Тебе спать не положено, и ты спать не будешь. На то тебе завтра и дают выходной, чтобы сегодня всю ночь не спал. А хочешь спать – спи, только завтра снова будешь работать.
Повернув голову, он мрачно глядел на повара. Повар молчал.
– Ну так что? – медленно произнес Старк. – Как ты решил, поварешка? Хочешь спать – валяй. Иди дрыхни. Я за тебя отдежурю. А ты выходи с утра.
– Мейлон, я же не про то, – начал объяснять повар. – Я только сказал, что…
– А если не про то, тогда заткнись.
– Хорошо, Мейлон! Но я…
– Я сказал – заткнись!
Он отвернулся от повара и невидящими глазами посмотрел на Пруита. Казалось, он смотрит сквозь него, на стенку за его спиной.
– Хотите сэндвичей – будут вам сэндвичи. Солдат нужно кормить, – сказал Старк. – Пусть они убивают друг друга хоть целый день, но тех, кто уцелеет, все равно надо кормить. И это закон. Пока жив хоть один, его обязаны кормить, – хрипло закончил он.
Все молчали.
– Приготовь ребятам сэндвичи, зараза, – сказал Старк, глядя на стенку за спиной у Пруита.
– Хорошо, Мейлон, – отозвался повар. – Как скажешь.
– Тогда давай шевелись, – хрипло приказал Старк.
– Да ладно, Мейлон, мы сами все сделаем, – примирительно сказал Пруит. – Зачем его беспокоить.
– Он ленивый боров, – ни к кому не обращаясь, заявил Старк. – Ему за то и платят, чтобы он сэндвичи готовил. Хотите, чтобы сделал вам сэндвичи, – сделает.
– Конечно, – сказал повар. – Почему ж не сделать.
– А ты, зараза, заткнись.
– Давай я лучше сам сделаю, – неловко предложил Пруит. – Нам всего-то по сэндвичу и по кружке кофе. Мы здесь есть не будем, пойдем на насыпь, чтобы никому не мешать. А он пусть спит.
– Ничего, не сдохнет, – сказал Старк. – Здесь столовка, а не спальня. Хотите есть здесь – ешьте здесь. А эта зараза пусть только пикнет – убью. Я и так решил заменить его, надо подыскать кого-нибудь получше.
– Если не возражаешь, мы возьмем с собой, – смущенно сказал Пруит.
– Берите. Идете на гитаре играть? – без всякого интереса спросил Старк.
– Да, – ответил Пруит от плиты, раскладывая мясо.
– О'кей, – прохрипел Старк. – Ну ты, зараза, ложись, дрыхни.
– Я не хочу спать, – сказал повар.
– Кому говорят, ложись! – прогремел голос судьбы.
– Ладно. – Виновато замолчав, повар тихонько улегся на столе.
Старк не глядел на повара. Он ни на кого не глядел. Отвернув колпачок бутылки, хлебнул виски, потом снова завинтил колпачок, и рука с зажатой бутылкой безвольно упала с подлокотника кресла. Больше он не сказал ни слова.
Пруит приготовил и раздал сэндвичи. В пронзительной тишине, плотным туманом сгущавшейся вокруг Старка, ребята торопливо налили себе кофе и, выбравшись на цыпочках из кухни, вздохнули с облегчением, словно их эвакуировали из зоны приближения урагана и позади осталась полоса штиля, своей гнетущей неподвижностью пугающая больше, чем любая буря. Выходя, Пруит задержался и поблагодарил Старка. Тот даже не повернулся к нему и продолжал сидеть, глядя в пустоту.
– Солдат нужно кормить, – сказал он с мрачным упорством атеиста, который решил убедить себя, что бог есть, и, глядя на алтарь, истово твердит: «Верую!»
С насыпи был виден весь Хикемский аэродром, мерцание его огней подсвечивало ночное небо. Тренировочные полеты проводились каждую ночь, и ангары были похожи на залитые светом пустые кинотеатры. В вышине над головой мигали красные, синие и зеленые огоньки самолетов, цепочка огней опоясывала высокий муравейник командно-диспетчерской башни. Луч прожектора щекотал снизу пузатые тучи.
Чтобы приблизить учения к условиям боевой обстановки, на полосе в ста ярдах от главных ворот стояли выкаченные из ангаров бомбардировщики «В—18», неблагодарные подопечные, ради которых и была затеяна вся эта канитель. Они приземисто нахохлились в укрытиях-капонирах, как птицы в гнездах, недовольные своей ролью бутафорского реквизита. Левее, далеко на дороге, с трудом можно было различить часового, сменившего Слейда.
– Как тебе наш начальник столовки? – спросил Пруит, с хрустом вгрызаясь в сэндвич. – Я тебе говорил, он отличный мужик.
– Я его представлял себе немного другим, – осторожно сказал Слейд.
– Он командует кухней, как диктатор.
– Это я понял.
– Сегодня он, конечно, слегка перебрал.
– Мне показалось, он не очень-то доволен жизнью, – робко заметил Слейд.
– Кто? Старк? Да он самый счастливый человек на свете.
– Может, пока ждем Энди, сбацаем «Тысячу миль»? – предложил Пятница, настраивая гитару.
– Блюз? Отлично! – обрадовался Слейд, довольный, что сменили тему. – Я блюзы люблю.
– Тогда вы с Энди подружитесь, – сказал Пятница. – Он сейчас подойдет.
Двигавшийся по дороге грузовик свернул к лагерю, включил фары, и с насыпи было слышно, как, пыхтя на второй скорости, он въезжает в проход между столбами ограждения. Потом он остановился, от темного пятна отделилась стайка огоньков, и, приплясывая, огоньки дружно двинулись в сторону кухни.
– Вы вроде говорили, у вас затемнение, – сказал Слейд.
– Так это ж лейтенант, – объяснил Пруит.
– Понятно.
Вскоре один огонек вынырнул из палатки – без других огоньков он казался крохотным и очень одиноким – и стал приближаться к ним по тропинке. Из темноты возник Энди с гитарой.
– Старк все на кухне сидит? – спросил его Пруит.
– Ага.
– Он еще при бутылке или уже дососал?
– А черт его знает. По нему не видно. Он спал. Может, и не спал, но глаза закрыты.
– Да он не очень-то и напился, – сказал Пруит.
– И я тоже не очень. Зато смотри, что я принес. – Энди расстегнул рубашку и вытащил из-за пазухи бутылку.
– Ишь ты! – восхитился Пятница. – Откуда?
– Нужно иметь связи.
– Не свисти, – сказал Пруит. – Где достал?
– А я не доставал. – Энди ухмыльнулся. – Это Цербер откуда-то приволок. Я у него перекупил. Этот пройдоха и на необитаемом острове бутылку отыщет. Пьяный в стельку. Вместе с нами приехал.
– А лейтенант что? Ничего ему не сказал?
– Лейтенант? Ты будто не знаешь. Лейтенант при Цербере и пикнуть боится.
– Кто такой Цербер? – спросил Слейд.
– Наш старшина, – объяснил Пруит. – Первый сержант Тербер. Мы его зовем Цербер. – Познакомив Слейда с Энди, он протянул Слейду бутылку.
– Вот они, – Энди показал вниз. Огоньки, выскользнув из кухонной палатки, двинулись проверять посты. – Что-то их только трое. Цербер, наверно, с ними не пошел.
– В любом случае у нас еще целый час, – сказал Пруит.
– Дай-ка мне «соль», я настроюсь, – попросил Энди Пятницу.
– А ты мне дай вот это, – Пруит взял у Энди бутылку. – Слейд, хочешь еще выпить?
– Черт! – просиял Слейд. – Класс! Ну, ребята, у вас и жизнь!
– Тебе нравится? Вот и отлично. – Пруит улыбнулся. – А Церберу-то чего здесь надо? – недоуменно сказал он, помолчав.
– Какое к черту звание! – взорвался Слейд. – Я там до звания не досидел. Ушел в охрану. Переписывать бумажки или стричь газоны я мог бы и дома, в Иллинойсе. На черта мне было за таким счастьем идти в армию и тащиться на Гавайи?
– Но с чего тебя так тянет в пехоту? – спросил Пруит. – Я слышал, в авиации пехоту не очень-то уважают.
– А вот я уважаю! – пылко заявил Слейд. – Потому что в пехоте солдаты, а не вонючие штафирки в военной форме. Потому что в пехоте ты обязан служить на совесть, а не валять дурака.
– Конечно, в пехоте все как надо, – поспешно согласился Пруит. – Главное – чтобы нравилось.
– Вот я и говорю, – с жаром откликнулся Слейд. – Пехота – основа армии. Авиация, артиллерия, инженеры – это все только в помощь пехоте. Потому что в конечном итоге не они, а только пехота захватывает и удерживает территории противника.
– Факт.
– И в пехоте солдаты служат по-настоящему, – продолжал объяснять Слейд. – Там ребята весь день топают на своих двоих и сражаются не на жизнь, а на смерть. А потом всю ночь пьют и танцуют с женщинами. А на следующий день опять в поход, опять в бой.
– Точно, – радостно кивнул Пятница. – Настоящий мужчина так и должен.
– Ты где, интересно, всего этого нахватался? – Пруит потряс головой, шлепнул себя по уху и выковырял оттуда раздавленного москита.
– Сейчас уж и не помню. Наверно, прочитал в какой-нибудь книжке. Я раньше очень много читал, это когда был моложе, в школе… А какой от чтения толк? – сердито сказал он. – Надо жить, действовать, что-то делать! Можно хоть всю жизнь читать, только что это даст?
– Не знаю, – сказал Пруит. – А ты знаешь?
– Ничего не даст. Ни хрена! Я вам, ребята, завидую. Я ведь давно к вам присматриваюсь. С самого первого дня, когда вы только приехали и начали проволоку натягивать. Вы это классно делаете. – Слейд ухватился рукой за длинный кол и энергично потряс его. Потом ударил ногой по более короткому колышку. – Мне бы так.
– Это целое искусство, – заметил Пруит.
– Я понимаю. Конечно. Я же видел, как вы ее натягивали. Вот, думаю, и мне бы научиться.
– Для этого опыт нужен.
– Ясное дело. Знаете, ребята, я с первого дня, как вы приехали, все хотел с вами познакомиться и поговорить. У вас шикарный лагерь, и вы тут не скучаете. Мне с поста слышно: то смеетесь, то песни поете. Вы вкалываете на всю катушку, зато умеете потом на всю катушку повеселиться. Солдат так и должен. Я не знал, что вы я есть те самые гитаристы, это он мне сказал. – Слейд кивнул на Пятницу. – Я здесь ночью стою, и мне с дороги слышно, как вы играете. У вас здорово получается. А вы всегда на полевые берете с собой гитары?
– Конечно, – сказал Пруит. – Когда можем, берем.
– У нас в Хикеме такого не услышишь.
– Мы сегодня тоже собираемся поиграть, – заметил Пруит. – Ждем нашего третьего. Он на КП, скоро приедет. Может, хочешь зайти к нам, послушать?
– Ты серьезно? – обрадовался Слейд. – Я же просто так говорил, без намека. Ты не думай, я не напрашивался.
– Приходи, будем рады.
– Класс! Только мне еще полчаса здесь стоять.
– Ничего, мы тебя подождем, – успокоил Пруит. – Если конечно, не передумаешь.
– Было бы здорово. А вы точно подождете?
– Почему же нет? Конечно, подождем. Если только тебе действительно нравится такая музыка. Ты нам не помешаешь. Играем мы не бог весть как, но если хочешь послушать…
– Я лично считаю, вы играете классно, – с жаром заявил Слейд.
– Слейд, смотри, – перебил его Пятница. – К твоему посту кто-то едет.
Слейд резко повернулся в ту сторону, куда показывал Пятница.
– Это сержант Фолет. За эту смену уже третий раз посты проверяет.
– Может, это наш грузовик? – предположил Пруит.
– Нет, – возразил Пятница. Он проехал поворот.
– Я же говорю, это Фолет, – сказал Слейд. – Второй месяц за мной охотится. Рассчитывает на чем-нибудь подловить, чтобы меня из охраны вышибли. Хочет, чтоб я снова пошел газоны стричь.
– У него на тебя зуб, что ли? – спросил Пруит.
– Ага. Не любит он меня. Я его как-то раз обозвал напыщенным ослом, а он не знал, что такое «напыщенный». Даже в словарь полез.
– Тогда лучше беги скорей на пост, – посоветовал Пруит.
– Да уж, побегу. Значит, увидимся через полчаса?
– Да.
– А вы не забудете?
– Не забудем.
– Ты давай-ка беги, – нервно сказал Пятница, следя за неуклонно приближающимися огоньками фар.
– Успею. – Ухмыльнувшись, Слейд повернулся и побежал к дороге, навстречу огонькам, которые медленно вползали в опасную для него зону. Вдруг он остановился и обернулся: – Вы, парни, даже не знаете, как для меня важно, что мы с вами поговорили. Понимающих ребят редко встретишь. И в авиации вообще не то что в пехоте. В авиации настоящей дружбы не бывает, так, чтобы один за всех, а все за одного. Никакие они не товарищи по оружию. – И, неожиданно смутившись, спросил: – А вы правда здесь будете?
– Да куда мы денемся? Сказали, что будем, значит, будем. Беги скорей на пост, дурень!
– Спасибо, – крикнул Слейд. – Отличные вы мужики! Спасибо, Пруит! – И помчался к дороге, придерживая мотающуюся у бедра кобуру и прыгающую из стороны в сторону резиновую дубинку.
Пруит ухватился за ржавую проволоку и смотрел, как Слейд бежит, постепенно растворяясь в темноте. И Пруит, и Пятница напряженно ждали. Вскоре раздался громкий оклик: «Пароль!», и они снова увидели Слейда в свете фар, неподвижно замерших на дороге.
– Уф, – облегченно вздохнул Пятница. – Я думал, не успеет.
– Я тоже боялся. – Пруит отпустил проволоку, поглядел на пятна ржавчины на ладони и вытер руку о штанины. – Балда он, что так рискует.
– Ему вроде наплевать. Он вообще-то умный парень. Прямо влюблен в пехоту.
– И правильно. Пехота лучше, чем все остальное.
– Конечно, лучше. В пехоте ребята весь день топают на своих двоих, а потом всю ночь пьют и гуляют с девочками. А потом опять весь день топают. Я так даже очень рад, что я в пехоте, а не в какой-нибудь там авиации. – Пятница шлепнул себя по щеке, давя москита.
– Ладно, пошли отсюда. Эти твари нас сейчас живьем сожрут, – хмуро сказал Пруит.
– Мы же обещали его дождаться.
– Потолчемся на кухне, а потом вернемся. Что я, дурак – торчать на этом болоте целых полчаса.
– Хорошо, пошли.
Лампа в кухне горела, а в палатке были только повар и сменивший Вождя капрал. Повар спал на столе. Капрал дремал, развалившись в складном парусиновом кресле. Когда они вошли, капрал вздрогнул и резко поднял голову.
– Что? Лейтенант уже?.. А-а, это вы, ребята. Чего не спите? – спросил он. Потом увидел гитару. – А-а… понятно… – Он снова клюнул носом, уронил голову на грудь и закрыл глаза.
Повар недовольно приподнялся:
– Какого дьявола вам надо? Нашли себе ночной ресторан! Кормим только перед выходом на пост и сразу после смены. Ничего больше вам не положено.
– Мы и не хотим есть, – сказал Пруит.
– Только разбудили человека, – проворчал повар.
– Но от кофе не откажемся.
– Разбежались! – возмутился повар. – Попробуй выспись тут – каждые пять минут кто-нибудь заходит. Нечего вам здесь делать, придете в свою смену.
– Да мы только по кружке кофе. От тебя не убудет.
– Разбежались! – сердито повторил повар. – И что значит не убудет? И так уже разбудили. Я вам не…
Капрал поднял голову, открыл глаза и секунду бессмысленно смотрел в пустоту. Потом уставился на повара:
– Заткнись, ты! Можешь помолчать? Сам же орешь и другим спать мешаешь. Пусть ребята попьют кофе, только тихо.
– Много ты понимаешь, – огрызнулся повар. – Идите вы все! – И он снова растянулся на столе.
– Наливайте сами, – сказал капрал. – Только тихо. – Голова его снова медленно сползла на грудь, глаза закрылись, и он сладко заснул.
Кофе был еще горячий, и они пили его, стоя у теплой плиты.
– Лучше пойдем туда пораньше, – нетерпеливо шепнул Пятница. – А то он вернется, а нас нет. Еще подумает, мы насвистели.
– Хорошо, скоро пойдем. – Пруит блаженствовал в тепле кухни, ему не хотелось думать о том, как они будут спотыкаться в темноте, шагая без фонарика вдоль колючей проволоки, и отмахиваться от москитов, тучами взмывающих из травы при каждом шаге.
Они потягивали кофе в уютной тишине.
– Давай скорее, а то опоздаем, – беспокойно торопил Пятница.
Пруит поставил кружку на плиту.
– Ну пошли, пошли, – шепотом сказал он. – Черт нетерпеливый.
– Покажем ему, на что мы годимся, да, старик? – радостно затараторил Пятница, когда они вышли из палатки. – Сейчас еще Энди подъедет. Сыграем втроем так, что держись. Пусть парень знает, что такое пехота.
– Угу, – буркнул Пруит, спотыкаясь в темноте. – Одни ямы черт их побери!
Слейд уже ждал их.
– Я думал, вы не придете. Хотел уже плюнуть и уйти.
– Ты, парень, запомни, – сказал Пруит. – Если мы что пообещали, мы свое слово держим. Если с кем договорились, не подведем. Мы зря языком не треплем.
Слейд направил луч фонарика им под ноги.
– Я знаю. – Он улыбнулся. – Просто привык, что в авиации одни трепачи.
– Ты бы выключил фонарик, – сказал Пятница. – Был же приказ насчет светомаскировки.
– Да, да, конечно. – Слейд кивнул и выключил фонарик. – Вы, ребята, наверно, думаете, я совсем салага… А как мне через проволоку-то перелезть?
– Ты вернись немного назад. Там повыше проезд для грузовиков, – сказал Пруит.
– Понял, – улыбнулся Слейд. – Я мигом. Вы можете со мной не ходить. Я сам к вам приду. Вы для меня и так уже столько сделали.
– Нам все равно туда возвращаться, – быстро сказал Пятница и безнадежно помахал рукой, разгоняя москитов.
– У нас там кухня, – объяснил Пруит, когда, спотыкаясь о корни и наталкиваясь на низкие ветки, они двинулись втроем назад, к лагерю: Пятница с Пруитом по одну сторону проволоки, Слейд по другую.
– А что, москиты тебе на нервы не действуют? – спросил Пятница.
– Нет, – Слейд помолчал. – Они мне, в общем, даже нравятся.
– Нравятся?! – изумленно переспросил Пятница.
– Да. – Слейд смутился. – Не то чтобы нравятся, но… как бы это сказать… я хоть чувствую, что я в армии. Стоишь на посту, они тебя кусают, и вроде даже веришь, что ты настоящий солдат. Нет, конечно, москиты – ерунда, вам-то приходится терпеть и не такое, я знаю.
– Чего-то я все-таки не понимаю. – Пятница на секунду задумался. – Тебе что, правда нравится ходить в волдырях? Слушай, может, ты этот пост на болоте добровольно выбрал, а?
– Кончай, Пятница, хватит, – раздраженно оборвал его Пруит.
– Я понимаю, вы думаете, я ненормальный, – смущенно пробормотал Слейд. – Болото я, конечно, не сам выбирал. Я сначала у главных ворот стоял, а Фолет меня оттуда выпер и поставил сюда.
– Сколько служу в пехоте, ничего пакостнее этих паразитов не видел, – заявил Пятница и шлепнул себя по лбу.
– Не скажи, – Пруит тоже прихлопнул москита. – Бывает и хуже. Взять, к примеру, хотя бы зимние маневры в Майере… Кстати, – он повернулся к Слейду, – хочешь кофе? Может, выпьем по кружке? А потом пойдем на насыпь.
– Класс! – восхитился Слейд. – Вам даже ночью кофе дают? И это на полевых! А мы живем в настоящей казарме, и все равно ночью никакого кофе не дают.
– Не дают кофе? – удивился Пятница. – Во гады! Кто заступает ночью в караул, тому кофе давать обязаны.
– Конечно, обязаны, – согласился Слейд. – У нас в комнате отдыха есть кофеварка, мы бы сами могли кофе варить. Но ночью не разрешают, гонят оттуда. Вот вам и авиация.
– Так ты, может, и сэндвич съешь? – спросил Пруит.
– Пру, послушай, – забеспокоился Пятница. – Ты насчет сэндвича не…
– Вам и сэндвичи дают? – поразился Слейд. – Даже ночью? Ну, ребята, вы живете просто как у Христа за пазухой.
– А то! – улыбнулся Пруит. – Какой интерес, когда только кофе? Вот если в придачу горячий сэндвич, тогда другое дело.
– Еще и горячие? – продолжал изумляться Слейд.
– Пру, послушай… – повторил Пятница.
– Конечно. У нас в роте начальник столовки что надо, – похвастался Пруит.
– Да я уж вижу, – кивнул Слейд.
– Он понимает, что, если солдат ночью гоняют в караул, о них надо заботиться особо. А когда в роте есть такой человек, то и служится легче.
– Пру, послушай же меня, – снова попробовал вмешаться Пятница.
– Потом. Мы почти пришли.
Через оставленный для грузовиков проход Слейд перешел на территорию лагеря, и они втроем круто повернули назад, к кухне. Пруит шагал впереди. За то время, что их здесь не было, в кухне ничего не изменилось, капрал и повар по-прежнему спали. Когда они вошли, повар рывком сел на столе.
– Чего опять приперлись? – заорал он. – Какого черта? Вам здесь, что санаторий? Кого это вы еще привели?
– Это наш друг из авиации, – сказал Пруит, подходя ближе к плите. – Он бы не отказался от кружки кофе.
Пятница остановился в проеме палатки и, прислонясь к брезентовой стене, старался не привлекать внимания.
– Ах, ему кружку кофе? – оскалился повар. – Может, он думает, здесь Красный Крест?
– И еще хорошо бы сэндвич, – упрямо продолжал Пруит.
– Сэндвич?! Ах, еще и сэндвич!
– Конечно, – не сдавался Пруит. – К кофе.
– Матерь божья! – Повар закатил глаза. – Ему еще и сэндвич подавай!
– Да вон же у тебя там все разложено, и мясо, и сыр. Мы сами все сделаем, тебя никто работать не заставляет.
– Ну уж нет! Это, сэр, не про вашу честь. Вы тут хоть на уши встаньте, ничего я вам не дам. Черта лысого! Это только для третьей смены.
– А Пятница как раз в третьей смене.
Капрал выпрямился в кресле и с ненавистью оглядел их всех.
– Что за гвалт? Вы что, на вокзале? Отдохнуть человеку не дадут. Ну вас к черту! Пойду лучше посты проверю. – Он локтем отпихнул Пятницу и вышел из палатки.
– Ты бы, Пруит, еще весь Хикемский аэродром сюда припер, – зло сказал повар. – Додумался.
– Да у тебя полно жратвы, – настаивал Пруит.
– Разбежался! Дай вам сейчас сэндвич, так потом каждый ублюдок начнет водить сюда среди ночи свою бабушку, и ей тоже сэндвич подавай! А спать мне, значит, не надо?
– У тебя же завтра выходной, – не отступал Пруит. – Завтра и отоспишься. Хоть весь день дрыхни. А нам в карауле стоять.
– Я завтра в город еду.
– Поварешка, что это ты вдруг? Ты же раньше не был таким сквалыгой.
– Чего? – Повар обалдело уставился на Пруита.
– Конечно. Что о тебе будут думать наши друзья из авиации? Как с цепи сорвался. А я еще расхвастался – говорю, у нас на кухне отличные ребята.
– Разбежался! – Повар уже пришел в себя. – Я тебе сказал: никаких сэндвичей вам не будет. Совсем обнаглели! Приходят сюда, как какие-нибудь вонючие офицеры, и еще сэндвичи требуют. Для справки могу добавить, что кофе вам тоже не будет. Понятно? Вы кофе только что пили, с вас хватит.
– Не понимаю, чего ты вдруг распсиховался, – озадаченно сказал Пруит. – Раньше ты нам никогда не отказывал.
Пятница прыснул и закашлялся.
– Да что ты говоришь! – осклабился повар, не позволяя еще раз купить себя. – Не будет вам никаких сэндвичей.
– Просят сэндвичи, значит, дашь им сэндвичи, – непререкаемо, как судьба, провозгласил хриплый голос у них за спиной.
Слейд, Пруит и даже Пятница как по команде повернулись и увидели то, на что, не веря своим глазам, уже глядел повар.
Мейлон Старк стоял в проеме палатки, точно герой мелодрамы, который появляется в последнюю секунду последней сцены последнего акта и спасает положение. Багровые обводы вокруг глубоко запавших глаз со сна припухли, и все лицо тоже опухло, стало толстым, одутловатым. Голос спросонья звучал хрипло, форма была как жеваная. В руке болталась бутылка.
– Мейлон, ты? Привет. – Повар осторожно улыбнулся. – Чего не спишь?
– Пока столовой командую я, сэндвичи и кофе будут выдаваться часовым в любое время ночи по первому требованию, – прохрипел Старк, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– И я с тобой совершенно согласен, – убежденно подхватил повар. – На все сто процентов. Для тех, кто заступает или сменился, – всегда пожалуйста. Но эти-то сейчас должны спать, а они все шляются. И один вообще не из роты. С аэродрома. Если мне еще весь Хикемский аэродром кормить, я и пяти минут не посплю.
– А тебе спать не положено, – хрипло сказал Старк. Важно огляделся по сторонам, потом, прямой как столб, прошагал к парусиновому креслу, тяжело опустился в него и уставился в пустоту. В палатке запахло перегаром. – Тебе спать не положено, и ты спать не будешь. На то тебе завтра и дают выходной, чтобы сегодня всю ночь не спал. А хочешь спать – спи, только завтра снова будешь работать.
Повернув голову, он мрачно глядел на повара. Повар молчал.
– Ну так что? – медленно произнес Старк. – Как ты решил, поварешка? Хочешь спать – валяй. Иди дрыхни. Я за тебя отдежурю. А ты выходи с утра.
– Мейлон, я же не про то, – начал объяснять повар. – Я только сказал, что…
– А если не про то, тогда заткнись.
– Хорошо, Мейлон! Но я…
– Я сказал – заткнись!
Он отвернулся от повара и невидящими глазами посмотрел на Пруита. Казалось, он смотрит сквозь него, на стенку за его спиной.
– Хотите сэндвичей – будут вам сэндвичи. Солдат нужно кормить, – сказал Старк. – Пусть они убивают друг друга хоть целый день, но тех, кто уцелеет, все равно надо кормить. И это закон. Пока жив хоть один, его обязаны кормить, – хрипло закончил он.
Все молчали.
– Приготовь ребятам сэндвичи, зараза, – сказал Старк, глядя на стенку за спиной у Пруита.
– Хорошо, Мейлон, – отозвался повар. – Как скажешь.
– Тогда давай шевелись, – хрипло приказал Старк.
– Да ладно, Мейлон, мы сами все сделаем, – примирительно сказал Пруит. – Зачем его беспокоить.
– Он ленивый боров, – ни к кому не обращаясь, заявил Старк. – Ему за то и платят, чтобы он сэндвичи готовил. Хотите, чтобы сделал вам сэндвичи, – сделает.
– Конечно, – сказал повар. – Почему ж не сделать.
– А ты, зараза, заткнись.
– Давай я лучше сам сделаю, – неловко предложил Пруит. – Нам всего-то по сэндвичу и по кружке кофе. Мы здесь есть не будем, пойдем на насыпь, чтобы никому не мешать. А он пусть спит.
– Ничего, не сдохнет, – сказал Старк. – Здесь столовка, а не спальня. Хотите есть здесь – ешьте здесь. А эта зараза пусть только пикнет – убью. Я и так решил заменить его, надо подыскать кого-нибудь получше.
– Если не возражаешь, мы возьмем с собой, – смущенно сказал Пруит.
– Берите. Идете на гитаре играть? – без всякого интереса спросил Старк.
– Да, – ответил Пруит от плиты, раскладывая мясо.
– О'кей, – прохрипел Старк. – Ну ты, зараза, ложись, дрыхни.
– Я не хочу спать, – сказал повар.
– Кому говорят, ложись! – прогремел голос судьбы.
– Ладно. – Виновато замолчав, повар тихонько улегся на столе.
Старк не глядел на повара. Он ни на кого не глядел. Отвернув колпачок бутылки, хлебнул виски, потом снова завинтил колпачок, и рука с зажатой бутылкой безвольно упала с подлокотника кресла. Больше он не сказал ни слова.
Пруит приготовил и раздал сэндвичи. В пронзительной тишине, плотным туманом сгущавшейся вокруг Старка, ребята торопливо налили себе кофе и, выбравшись на цыпочках из кухни, вздохнули с облегчением, словно их эвакуировали из зоны приближения урагана и позади осталась полоса штиля, своей гнетущей неподвижностью пугающая больше, чем любая буря. Выходя, Пруит задержался и поблагодарил Старка. Тот даже не повернулся к нему и продолжал сидеть, глядя в пустоту.
– Солдат нужно кормить, – сказал он с мрачным упорством атеиста, который решил убедить себя, что бог есть, и, глядя на алтарь, истово твердит: «Верую!»
С насыпи был виден весь Хикемский аэродром, мерцание его огней подсвечивало ночное небо. Тренировочные полеты проводились каждую ночь, и ангары были похожи на залитые светом пустые кинотеатры. В вышине над головой мигали красные, синие и зеленые огоньки самолетов, цепочка огней опоясывала высокий муравейник командно-диспетчерской башни. Луч прожектора щекотал снизу пузатые тучи.
Чтобы приблизить учения к условиям боевой обстановки, на полосе в ста ярдах от главных ворот стояли выкаченные из ангаров бомбардировщики «В—18», неблагодарные подопечные, ради которых и была затеяна вся эта канитель. Они приземисто нахохлились в укрытиях-капонирах, как птицы в гнездах, недовольные своей ролью бутафорского реквизита. Левее, далеко на дороге, с трудом можно было различить часового, сменившего Слейда.
– Как тебе наш начальник столовки? – спросил Пруит, с хрустом вгрызаясь в сэндвич. – Я тебе говорил, он отличный мужик.
– Я его представлял себе немного другим, – осторожно сказал Слейд.
– Он командует кухней, как диктатор.
– Это я понял.
– Сегодня он, конечно, слегка перебрал.
– Мне показалось, он не очень-то доволен жизнью, – робко заметил Слейд.
– Кто? Старк? Да он самый счастливый человек на свете.
– Может, пока ждем Энди, сбацаем «Тысячу миль»? – предложил Пятница, настраивая гитару.
– Блюз? Отлично! – обрадовался Слейд, довольный, что сменили тему. – Я блюзы люблю.
– Тогда вы с Энди подружитесь, – сказал Пятница. – Он сейчас подойдет.
Двигавшийся по дороге грузовик свернул к лагерю, включил фары, и с насыпи было слышно, как, пыхтя на второй скорости, он въезжает в проход между столбами ограждения. Потом он остановился, от темного пятна отделилась стайка огоньков, и, приплясывая, огоньки дружно двинулись в сторону кухни.
– Вы вроде говорили, у вас затемнение, – сказал Слейд.
– Так это ж лейтенант, – объяснил Пруит.
– Понятно.
Вскоре один огонек вынырнул из палатки – без других огоньков он казался крохотным и очень одиноким – и стал приближаться к ним по тропинке. Из темноты возник Энди с гитарой.
– Старк все на кухне сидит? – спросил его Пруит.
– Ага.
– Он еще при бутылке или уже дососал?
– А черт его знает. По нему не видно. Он спал. Может, и не спал, но глаза закрыты.
– Да он не очень-то и напился, – сказал Пруит.
– И я тоже не очень. Зато смотри, что я принес. – Энди расстегнул рубашку и вытащил из-за пазухи бутылку.
– Ишь ты! – восхитился Пятница. – Откуда?
– Нужно иметь связи.
– Не свисти, – сказал Пруит. – Где достал?
– А я не доставал. – Энди ухмыльнулся. – Это Цербер откуда-то приволок. Я у него перекупил. Этот пройдоха и на необитаемом острове бутылку отыщет. Пьяный в стельку. Вместе с нами приехал.
– А лейтенант что? Ничего ему не сказал?
– Лейтенант? Ты будто не знаешь. Лейтенант при Цербере и пикнуть боится.
– Кто такой Цербер? – спросил Слейд.
– Наш старшина, – объяснил Пруит. – Первый сержант Тербер. Мы его зовем Цербер. – Познакомив Слейда с Энди, он протянул Слейду бутылку.
– Вот они, – Энди показал вниз. Огоньки, выскользнув из кухонной палатки, двинулись проверять посты. – Что-то их только трое. Цербер, наверно, с ними не пошел.
– В любом случае у нас еще целый час, – сказал Пруит.
– Дай-ка мне «соль», я настроюсь, – попросил Энди Пятницу.
– А ты мне дай вот это, – Пруит взял у Энди бутылку. – Слейд, хочешь еще выпить?
– Черт! – просиял Слейд. – Класс! Ну, ребята, у вас и жизнь!
– Тебе нравится? Вот и отлично. – Пруит улыбнулся. – А Церберу-то чего здесь надо? – недоуменно сказал он, помолчав.
30
Милт Тербер и сам толком не знал, зачем его сюда принесло. С КП он уехал по пьянке – сел на первую подвернувшуюся машину и уехал, потому что на КП ему не нравилось и надоело видеть перед собой морду капитана Хомса, которая день ото дня круглела и теряла аристократичность. И, не успев еще протрезветь, он очутился в этой богом забытой, кишащей москитами дыре, да еще в компании с молодым Колпеппером. И теперь Тербер не мог решить, чья морда ему противнее – Хомса или Колпеппера.
У него давно возникло ощущение, что капитан Хомс тайком над ним подсмеивается, будто знает про него какую-то смешную и не очень приличную историю. Милт Тербер вовсе не хотел влюбляться в жену капитана Хомса, он хотел только свести с Хомсом счеты за то, что тот, видите ли, офицер. А что влюбился – это как снег на голову, хотя, если разобраться, Хомс сам виноват, в последнее время Милт все больше укреплялся в этой нелепой теории. Обращался бы, сволочь, с женой по-человечески, ничего бы и не случилось. И Милт Тербер не влюбился бы по уши, жил бы себе припеваючи и горя не знал.
После дня получки он встречался с Карен дважды. Один раз они снова провели ночь в «Моане». А в следующую встречу сняли номер в отеле «Александр Янг», решив, что менять гостиницы безопаснее. И оба раза все кончалось запальчивым спором о том, что же им делать дальше. Продолжаться так не может, и он, и она с этим согласны. Это любовь, и им от нее никуда не уйти, с этим они тоже были согласны. Карен наконец нашла выход: Милт должен записаться на какие-нибудь курсы, которых после объявления призыва развелось множество, кончить их и стать офицером.
Если он станет офицером, сказала она, его автоматически откомандируют назад в Штаты и переведут в новую часть, где никто его не знает. И тогда она поедет вместе с ним. Если он станет офицером, она разведется и выйдет за него замуж, а Хомсу оставит его наследника. Но обо всем этом нечего и думать, пока он лишь сержант и к тому же служит под началом Хомса. Она считает, что из Милта выйдет замечательный, прекрасный офицер.
У него давно возникло ощущение, что капитан Хомс тайком над ним подсмеивается, будто знает про него какую-то смешную и не очень приличную историю. Милт Тербер вовсе не хотел влюбляться в жену капитана Хомса, он хотел только свести с Хомсом счеты за то, что тот, видите ли, офицер. А что влюбился – это как снег на голову, хотя, если разобраться, Хомс сам виноват, в последнее время Милт все больше укреплялся в этой нелепой теории. Обращался бы, сволочь, с женой по-человечески, ничего бы и не случилось. И Милт Тербер не влюбился бы по уши, жил бы себе припеваючи и горя не знал.
После дня получки он встречался с Карен дважды. Один раз они снова провели ночь в «Моане». А в следующую встречу сняли номер в отеле «Александр Янг», решив, что менять гостиницы безопаснее. И оба раза все кончалось запальчивым спором о том, что же им делать дальше. Продолжаться так не может, и он, и она с этим согласны. Это любовь, и им от нее никуда не уйти, с этим они тоже были согласны. Карен наконец нашла выход: Милт должен записаться на какие-нибудь курсы, которых после объявления призыва развелось множество, кончить их и стать офицером.
Если он станет офицером, сказала она, его автоматически откомандируют назад в Штаты и переведут в новую часть, где никто его не знает. И тогда она поедет вместе с ним. Если он станет офицером, она разведется и выйдет за него замуж, а Хомсу оставит его наследника. Но обо всем этом нечего и думать, пока он лишь сержант и к тому же служит под началом Хомса. Она считает, что из Милта выйдет замечательный, прекрасный офицер.