Страница:
– Помолчи.
Старка там уже не было. Уютный фургончик КП, казалось, пережил стихийное бедствие. Оба шатких самодельных стола, за которыми работали он и Росс, были изрублены в щепки. Ни на одном из четырех стульев сидеть было больше нельзя. Раскладной походный столик Тербера валялся проломленный насквозь. На крышке маленького личного сейфа темнела глубокая длинная вмятина. Пол был усеян документами и клочками бумаг. В тонких фанерных стенах зияли суживающиеся книзу щели. Только коммутатор, по счастью, вроде бы уцелел.
А среди всего этого разгрома, как непотревоженный младенец, безучастно сидящий меж обломков рухнувшего дома, лежало девственно белое, незалапанное, нетронутое письмо с подколотой сопроводиловкой – военное министерство подтверждало, что Тербер произведен в офицеры с присвоением звания второго лейтенанта (пехотные войска) армии Соединенных Штатов Америки.
Тербер на мгновенье застыл в дверях, оценивая ущерб. Потом в ярости швырнул винтовку в угол, и вагончик тряхнуло от удара, пополам расколовшего ложе «оптической-03».
Вымуштрованный в регулярной армии, где уронить винтовку во время строевой считалось великим грехом – минимум две недели внеочередных нарядов, – Энди громко ахнул и уставился на него с откровенным ужасом.
– Проверь-ка, – процедил Тербер, показывая на коммутатор, и улыбнулся злой, хитрой улыбкой. – Начни снизу, вызови по очереди все позиции и проверь, как соединяется. Потом свяжись с батальоном и центром сбора донесений. Проверь штекеры все до одного.
– Есть. – Энди сел за коммутатор.
Тербер поднял обломки винтовки и с раскаянием взглянул на приклад, беспомощно повисший на ремне. Эта винтовка была у него четыре года; с ней он пришел в первую роту, а когда перевелся в седьмую, взял ее с собой и сюда. Из этой винтовки он обставил на полковых соревнованиях главного сержанта О'Бэннона. Любовно, заботливо он проверил механизм. Все работало. Новый приклад он раздобудет, а вот механизм было бы не заменить. Чуть успокоившись, он осторожно положил винтовку у двери. Затем подобрал оскорбляющее взгляд своей нетронутой, девственной чистотой письмо военного министерства и порвал пополам, вместе со всеми его визами и печатями, потом сложил вдвое и снова порвал, потом опять сложил, порвал еще раз и разбросал клочки по полу. В дополнение к общей картине.
– Старшой, все штекеры работают, – сообщил от коммутатора Энди.
– Хорошо. Тебе здесь сидеть еще два с половиной часа. Я пошел спать.
– А как же все это? Весь этот развал? Ты бы хоть убрал немного.
– Пусть Росс убирает. – Он нагнулся, поднял с пола разломанную винтовку и вышел.
Тишина вокруг была неподвижная, мертвая. Время тянется, идет, а потом наступает минута, когда только и остается, что лечь спать. Куда-то ходишь, что-то делаешь, на что-то себя тратишь, но все это лишь до поры, лишь до той минуты, когда остается только одно – лечь спать.
Тербер положил обломки винтовки под свою раскладушку и с облегчением завалился спать.
Утром Старка нашли на берегу: он мирно спал на песке, прижавшись грязной от вчерашних слез щекой к верному секачу.
Тербер поднялся рано. Свежий и бодрый, он, еще до того как нашелся Старк, все уладил с Россом, хотя лейтенант был в бешенстве (бешенство даже слишком мягкое слово).
– Лейтенант, о том, чтобы его разжаловать, не может быть и речи. Позиции у нас раскиданы чуть не на милю друг от друга, и, кроме него, никто с кухней не управится.
– Разжалую как миленького! – бушевал Росс. – Пусть рота хоть с голоду передохнет – все равно разжалую!
– А кто будет вместо него заниматься питанием?
– Кто угодно, мне плевать! Вы посмотрите, во что он здесь все превратил! Нет уж, сержант, такое я не прощу! Будет у нас когда-нибудь дисциплина или нет?! Без дисциплины мы далеко не уйдем.
– Да, конечно. Но без питания – тоже.
– Ничего, пусть командует своей кухней без звания!
– Он откажется.
– Отдам под трибунал за неподчинение!
– Это не пройдет. Лейтенант, вы же юрист. Вы же сами знаете. Нельзя отдать человека под трибунал за отказ заведовать кухней без сержантского звания.
– Безнаказанным я это не оставлю!
– Лейтенант, вы его просто не понимаете. Он парень со странностями. Иногда на него находит. В Хикеме он один раз тоже такое выкинул, вы тогда у нас еще не служили. Он это не назло. Ничего плохого он никому ни разу не сделал. Просто он повар, понимаете? Повара и начальники столовых, они все заводятся с пол-оборота. Любой приличный начальник столовой обязательно псих.
– Хорошо, – процедил Росс.
– Лейтенант, без него на кухне все развалится, вы же сами знаете.
– Хорошо!
– Я всего лишь трезво смотрю на вещи. Если бы можно было его кем-то заменить, я бы первый потребовал его разжаловать. Но у нас нет никого.
– Я сказал, хорошо!
– Это исключительно в интересах роты.
– Интересы роты, интересы роты!.. Знаю!
– Вы же отвечаете за всю роту в целом.
– Да, да, хорошо!.. Я сам знаю, за что я отвечаю!
– Так точно, сэр, – кивнул Тербер.
Покончив с этой проблемой, он сообщил Россу, что решил отказаться от офицерского звания.
– Что?! – в бешенстве завопил Росс. – Вы в своем уме?
– Я твердо решил, – сказал Тербер.
– Лучше бы меня распределили в береговую охрану, честное слово! – простонал Росс. – Эта ваша идиотская армия! Вас тут сам черт не поймет!
Старка там уже не было. Уютный фургончик КП, казалось, пережил стихийное бедствие. Оба шатких самодельных стола, за которыми работали он и Росс, были изрублены в щепки. Ни на одном из четырех стульев сидеть было больше нельзя. Раскладной походный столик Тербера валялся проломленный насквозь. На крышке маленького личного сейфа темнела глубокая длинная вмятина. Пол был усеян документами и клочками бумаг. В тонких фанерных стенах зияли суживающиеся книзу щели. Только коммутатор, по счастью, вроде бы уцелел.
А среди всего этого разгрома, как непотревоженный младенец, безучастно сидящий меж обломков рухнувшего дома, лежало девственно белое, незалапанное, нетронутое письмо с подколотой сопроводиловкой – военное министерство подтверждало, что Тербер произведен в офицеры с присвоением звания второго лейтенанта (пехотные войска) армии Соединенных Штатов Америки.
Тербер на мгновенье застыл в дверях, оценивая ущерб. Потом в ярости швырнул винтовку в угол, и вагончик тряхнуло от удара, пополам расколовшего ложе «оптической-03».
Вымуштрованный в регулярной армии, где уронить винтовку во время строевой считалось великим грехом – минимум две недели внеочередных нарядов, – Энди громко ахнул и уставился на него с откровенным ужасом.
– Проверь-ка, – процедил Тербер, показывая на коммутатор, и улыбнулся злой, хитрой улыбкой. – Начни снизу, вызови по очереди все позиции и проверь, как соединяется. Потом свяжись с батальоном и центром сбора донесений. Проверь штекеры все до одного.
– Есть. – Энди сел за коммутатор.
Тербер поднял обломки винтовки и с раскаянием взглянул на приклад, беспомощно повисший на ремне. Эта винтовка была у него четыре года; с ней он пришел в первую роту, а когда перевелся в седьмую, взял ее с собой и сюда. Из этой винтовки он обставил на полковых соревнованиях главного сержанта О'Бэннона. Любовно, заботливо он проверил механизм. Все работало. Новый приклад он раздобудет, а вот механизм было бы не заменить. Чуть успокоившись, он осторожно положил винтовку у двери. Затем подобрал оскорбляющее взгляд своей нетронутой, девственной чистотой письмо военного министерства и порвал пополам, вместе со всеми его визами и печатями, потом сложил вдвое и снова порвал, потом опять сложил, порвал еще раз и разбросал клочки по полу. В дополнение к общей картине.
– Старшой, все штекеры работают, – сообщил от коммутатора Энди.
– Хорошо. Тебе здесь сидеть еще два с половиной часа. Я пошел спать.
– А как же все это? Весь этот развал? Ты бы хоть убрал немного.
– Пусть Росс убирает. – Он нагнулся, поднял с пола разломанную винтовку и вышел.
Тишина вокруг была неподвижная, мертвая. Время тянется, идет, а потом наступает минута, когда только и остается, что лечь спать. Куда-то ходишь, что-то делаешь, на что-то себя тратишь, но все это лишь до поры, лишь до той минуты, когда остается только одно – лечь спать.
Тербер положил обломки винтовки под свою раскладушку и с облегчением завалился спать.
Утром Старка нашли на берегу: он мирно спал на песке, прижавшись грязной от вчерашних слез щекой к верному секачу.
Тербер поднялся рано. Свежий и бодрый, он, еще до того как нашелся Старк, все уладил с Россом, хотя лейтенант был в бешенстве (бешенство даже слишком мягкое слово).
– Лейтенант, о том, чтобы его разжаловать, не может быть и речи. Позиции у нас раскиданы чуть не на милю друг от друга, и, кроме него, никто с кухней не управится.
– Разжалую как миленького! – бушевал Росс. – Пусть рота хоть с голоду передохнет – все равно разжалую!
– А кто будет вместо него заниматься питанием?
– Кто угодно, мне плевать! Вы посмотрите, во что он здесь все превратил! Нет уж, сержант, такое я не прощу! Будет у нас когда-нибудь дисциплина или нет?! Без дисциплины мы далеко не уйдем.
– Да, конечно. Но без питания – тоже.
– Ничего, пусть командует своей кухней без звания!
– Он откажется.
– Отдам под трибунал за неподчинение!
– Это не пройдет. Лейтенант, вы же юрист. Вы же сами знаете. Нельзя отдать человека под трибунал за отказ заведовать кухней без сержантского звания.
– Безнаказанным я это не оставлю!
– Лейтенант, вы его просто не понимаете. Он парень со странностями. Иногда на него находит. В Хикеме он один раз тоже такое выкинул, вы тогда у нас еще не служили. Он это не назло. Ничего плохого он никому ни разу не сделал. Просто он повар, понимаете? Повара и начальники столовых, они все заводятся с пол-оборота. Любой приличный начальник столовой обязательно псих.
– Хорошо, – процедил Росс.
– Лейтенант, без него на кухне все развалится, вы же сами знаете.
– Хорошо!
– Я всего лишь трезво смотрю на вещи. Если бы можно было его кем-то заменить, я бы первый потребовал его разжаловать. Но у нас нет никого.
– Я сказал, хорошо!
– Это исключительно в интересах роты.
– Интересы роты, интересы роты!.. Знаю!
– Вы же отвечаете за всю роту в целом.
– Да, да, хорошо!.. Я сам знаю, за что я отвечаю!
– Так точно, сэр, – кивнул Тербер.
Покончив с этой проблемой, он сообщил Россу, что решил отказаться от офицерского звания.
– Что?! – в бешенстве завопил Росс. – Вы в своем уме?
– Я твердо решил, – сказал Тербер.
– Лучше бы меня распределили в береговую охрану, честное слово! – простонал Росс. – Эта ваша идиотская армия! Вас тут сам черт не поймет!
53
Шестого января Милт Тербер взял увольнительную и поехал в город. Мейлон Старк поехал вместе с ним.
В этот день солдаты Гавайской дивизии получили увольнительные в первый раз за все время после Перл-Харбора, и в десять часов утра со всех позиций девяностомильного кольца круговой обороны толпы хорошо поддавших мужчин с дикими воплями устремились к Гонолулу, перед барами и публичными домами начали выстраиваться длинные очереди, но вскоре все перемешалось, и те, кто рвался в «Нью-Конгресс», неожиданно для себя оказались в баре ресторана «У-Фа». Так продолжалось до самого комендантского часа. Этот день и два следующих словно слились в непрерывный загульный праздник. Ни один гонолульский бармен не забудет эти дни. На всю жизнь запомнят их и многие тогдашние хозяйки борделей. И даже некоторые вполне респектабельные люди вспоминают их до сих пор.
В приказе четко оговаривалось, что из каждой части можно одновременно отпустить в увольнение не более трети личного состава. Для дислоцированной на побережье седьмой роты распределение увольнительных превратилось в целую проблему. Седьмая рота была разбросана по четырнадцати береговым позициям. Лейтенант Росс распорядился, чтобы командиры позиций (в большинстве случаев это были не офицеры, а сержанты) определили ту треть своих солдат, которым они дадут отпуск, и представили поименные списки. Терберу поручалось составить такой список для службы КП. Старк распределял увольнительные среди поваров.
По неписаному закону командир подразделения уходит в увольнительную последним, только когда все его солдаты уже отгуляли. Поэтому сержанты, вынужденные оставаться на позициях (в отличие от офицеров сержанты не гнушаются вступать в сделки с рядовым составом), по мелочам наживались на тех, кого отпускали в город: накануне шестого января в роте шел оживленный обмен дружескими рукопожатиями, валютой, сувенирами, и немало котирующихся на вес золота, до обидного недолговечных бутылок виски переночевали от прежних хозяев к новым.
Честь не позволяла Терберу и Старку внести в списки собственные фамилии, но мудрый Тербер своевременно позаботился, и оба все равно получили увольнительные. Он просто заполнил два бланка сверх выделенной ему квоты и заставил Росса их подписать. Такое нарушение этикета никого в роте не возмутило, а Росса и подавно. Лейтенант Росс мало-мальски соображал и не собирался рубить сук, на котором сидел. С того дня, как Тербер отказался от офицерского звания, он был в роте царь и бог, не то что во времена Хомса, когда лишь обманывал себя, будто вертит ротой, как хочет.
При раздаче увольнительных Старк содрал с кого-то пинту виски. Они ее выдули по дороге в город. Первый заход они сделали в «Алый Бубон» к Чарли Чану. В «Бубоне» народу было поменьше, чем в приличных барах. На улице не стояла очередь. И стойку облепили всего в три ряда. Первые шесть порций им пришлось опрокинуть стоя, в общей толкучке, зато потом они отвоевали себе два места у стойки и засели пить по-настоящему.
– Уф-ф! – шумно выдохнул Старк, когда они наконец опустились на освободившиеся табуреты. – Боженька дал мне ноги, чтобы я маршировал, а не стоял по два часа в каждом вшивом баре. Сумасшедший дом. Даже хуже, чем в получку в Форт-Блиссе.
– Телбел, пливет! Салют, Сталк! – расплылся в улыбке Чарли. – Давно у моя не бывай. День-то какая замецательвый, а?
– Да, денек хорош, – кивнул Тербер.
– До того хорош, что в самый раз напиться в доску, – проникновенно сказал Старк. – И намылить одному трепачу рыло. Так, чтоб он копыта откинул.
– Ты, Старк, техасец, чего с тебя взять? – сказал Тербер. – Техасцы – люди простые. Любят своих дружков, штат Техас и родную мать. А ненавидят негров, евреев, чужаков в безнравственных женщин. При условии, конечно, что не спят с ними сами.
– То ли мы рано прибыли, то ли седьмая рота разорвала отношения с фирмой «Бубон и компания», – заметил Старк.
– Говори, говори, я тебя все равно насквозь вижу, – сказал Тербер. – Эй, Роза!
Они, между прочим, действительно прибыли рано: они ушли с КП в пять минут десятого, а все остальные вырвались с позиций лишь в десять. Из знакомых в баре был только хахаль Розы, тот самый сержант-артиллерист – он сидел все в той же кабинке в конце зала, будто никуда оттуда не уходил, – но на этот раз с ним сидело еще трое дружков.
– Пей-напивайся, – широко улыбнулся Чарли. – Сегодня все пей-напивайся. Замецательный день. Один лаз пей бесплатно, моя угосцает. – На потном лице китайца снова расплылась улыбка, он кивнул им и двинулся дальше, пытаясь в одиночку обслужить толпу, облепившую стойку.
– Хороший мужик, – сказал Старк.
– Отличный, – согласился Тербер.
– Он что, такой богатый, что может нас угостить?
– Сомневаюсь.
– Ему надо было поставить за стойку еще кого-нибудь.
– В зале тоже официанток не хватает, – сказал Тербер, наблюдая за Розой.
Ей помогала еще одна девушка, но, несмотря на это. Роза зашивалась не меньше Чарли, потому что хотела успеть все сразу – и разносить по столикам пиво, и сидеть со своим штаб-сержантом.
– Роза! – гаркнул Тербер. – Не слышишь?
Она сидела с артиллеристами, но, услышав, подошла. На смуглом блудливом личике – если бы слегка раскосые глазки не выдавали тайну расового мезальянса ее родителей, она была бы вылитая португалка – проглядывало некоторое раздражение.
– Ты чего, Тербер?
– Как зовут твоего приятеля?
Она недовольно зыркнула на него.
– А тебе зачем? Тебя не касается.
Тербер откровенно изучал ее пышную грудь. Проследив за его взглядом, Роза сердито вскинула голову и с вызовом уставилась в его светлые серые глаза.
– Он из какой части? – непринужденно спросил Тербер.
– Тебе-то что? Я думала, по делу позвал. Пьяный ужа, да? Стойку Чарли обслуживает, понял? Я к бару не касаюсь. – Качнув бедрами, она повернулась и пошла назад к кабинке артиллеристов.
Тербер и Старк, не сговариваясь, одновременно крутанулись на табуретах посмотреть, как она уходит. Ее гладкие голые ноги многообещающе скользили одна об другую под вихрящейся юбкой. Впадинка поясницы с захватывающей дух стремительностью переходила в аппетитную попку, которая, проказливо вихляясь, посылала им на ходу свой привет.
– Боже святый! – благоговейно сказал Старк. – Какая задница!
– Аминь, – меланхолически отозвался Тербер. Поджав губы, он неторопливо провел языком по усам. В нем знакомо закипала мутная пьяная агрессивность, и от ее живительных паров голова прояснялась, как от глубокого вдоха камфоры. И вдруг возникло отчетливое ощущение, что все это когда-то Уже было.
– Тебе хорошо? – спросил Старк.
– Еще бы!
– Вот, старик, это и есть настоящая жизнь, – поучительно сказал Старк. – И ни на какую Другую я ее не променяю. А ты?
– И я нет… Старк, знаешь, чего тебе не хватает? Ты – техасец, а у техасцев нет чувства юмора.
– Почему? У меня чувство юмора есть.
– Есть, конечно. Оно у всех есть. Только у тебя оно не того розлива. Слишком пустое. И у тебя все в кучу – и гордость, и юмор. Без нормального чувства юмора человек, у которого есть гордость, и до тридцати не дотянет – сам себя угробит. А возьми, к примеру, меня. У меня чувство юмора то что надо. И потому я могу заставить тебя сделать что угодно.
– Если сам не захочу, ни хрена ты меня не заставишь, – сказал Старк.
– Ты уверен? – коварно подначивал Тербер. – Хочешь, поспорим?
– А чего, давай!
Хитро усмехаясь, Тербер допил виски. Потом выпрямился и позвал:
– Роза! Э-эй!
Роза, нахмурясь, снова подошла к стойке.
– Разорался. Чего ты от меня опять хочешь?
– Еще глоток виски, малышка. Больше ничего. Плесни мне в стаканчик.
– Чарли проси. Он тебе плеснет.
– Ну его к черту! Хочу, чтобы ты.
– Ладно. Только время на тебя зря трачу. Пиво еще будешь? Принести?
Тербер посмотрел на свою бутылку пива.
– Да, принеси. Это вылей в ведро. Принеси холодного.
– От тебя одни хлопоты. – Роза улыбнулась.
– Ты так думаешь? Роза, а приятеля твоего как зовут?
– Пошел к черту!
– Он из какой части?
– Я сказала, пошел к черту!
– Знаешь, почему я тебя позвал? Чтобы посмотреть, как ты потом пойдешь назад. У тебя, Роза, попка – загляденье.
– Я замужем, – с достоинством сказала Роза, подразумевая, что у нее есть постоянный хахаль. Но было видно, что она польщена.
– Как же все-таки зовут твоего приятеля?
– Дурак! – взорвалась Роза. – Заткнись! Иди к черту!
– Моя фамилия Берни, – пройдя к ним через зал, объявил артиллерист. – Штаб-сержант Айра Берни, восьмой артиллерийский полевой. Еще что-нибудь интересует?
– Пожалуй, – задумчиво сказал Тербер. – Сколько тебе лет?
– В июне будет двадцать четыре. Что еще?
– Молоденький. Для твоего возраста у тебя уж больно роскошная любовница.
– Не жалуюсь, – сказал штаб-сержант. – Менять пока не собираюсь. Что еще?
– Еще? Может, не откажешься выпить со мной и моим другом?
– Это всегда пожалуйста.
– Роза, золотко, налей ему, – распорядился Тербер.
– Мне виски, – оказал штаб-сержант.
Роза налила, ему виски. Тербер заплатил. Штаб-сержант выпил залпом.
– Ладно, будь здоров, еще увидимся. – Показывая, что разговор окончен, Тербер повернулся к ним спиной. – Счастливо погулять, – бросил он через плечо и начал разговаривать со Старком.
Роза и штаб-сержант на секунду остолбенели. Потом пошли вдвоем назад к своей кабинке. Сев за стол, они о чем-то яростно заспорили, а три кореша Айры Берни внимательно слушали.
– Ты что, ополоумел? – сказал Старк. – Хочешь, чтобы драка началась?
– Я никогда не лезу в драку первым.
– Зато дерешься, наверно, до последнего.
– Ни в коем случае.
– Что, будем брать его прямо сейчас?
– Кого брать? Куда?
– Твоего лучшего друга. Штаб-сержанта.
– Ты это о чем? – недоуменно спросил Тербер. – А-а, я забыл. Ты же техасец. Кстати, техасец, я слышал, ты классно стреляешь. Это правда?
– Приклад от дула отличить могу, – сказал Старк.
– Хочешь, постреляем на пару? Маленькое дружеское пари. На сотенку, а?
Старк полез в карман.
– Ставим поровну?
Тербер ухмыльнулся.
– Я готов. – Старк вытащил из мятой пачки десятку и три бумажки по доллару, остальное бросил на стойку. – Здесь сотня. Могу хоть сейчас.
Растрепанная, сложенная пополам пачка – в основном из пятерок и мельче – была довольно пухлой.
Тербер наклонился, рассматривая деньги.
– Ого! Оказывается, наш техасец подсобрал себе большую денежку. Как, техасец, приятно быть богатым?
– Тут рядом есть тир, – сказал Старк. – Или можем пойти на Хоутел-стрит к Мому. Отсюда пять минут ходу.
– Тир – это не стрельбище. В тире каждый дурак может.
– Либо мы спорим, либо нет. Клади деньги или не вякай!
– Ребенок ты, техасец. Кому я говорил, что могу вертеть тобой, как хочу? Мне только захотеть, и ты сейчас побежишь бить морду всей этой артиллерии. Не суйся ты со своим тиром, я же тебя одной левой обштопаю. Будь умницей, мальчик, спрячь денежки в карман. Как я, на Гавайях стреляют от силы человека два-три.
– Если я сам не захочу, ты меня ничего не заставишь, – упорствовал Старк.
Тербер постучал пальцем себе по виску.
– Учись соображать, техасец. Главное – это соображать и не терять чувства юмора. Под моим руководством ты бы за три месяца выбился в офицеры.
– На черта мне в офицеры?! – возмутился Старк. – Ты меня не оскорбляй! Я, старшой, и без этого проживу. Как-нибудь не пропаду.
– А вот тут ты, техасец, не прав. Я же тебя, дурака, чему пытаюсь научить? Главное – результат. Сам не захотеть, никто твою гордость не оскорбит. А офицера я бы из тебя сделал в два счета.
– Обойдусь без твоих одолжений.
– Так как, техасец, не раздумал со мной стрелять?
– Хоть сейчас.
– Отлично. – Тербер хитро усмехнулся. – Тогда идем к Мому. По десять выстрелов в любую карту из колоды. Оба ставим по сто зеленых. Залог сдадим на хранение Мому. – Он презрительно швырнул под нос Старку его влажную от пота пачку. – Спрячь, пока не сперли.
Старк добавил к сотне отложенные тринадцать долларов и начал запихивать разбухшую пачку в карман брюк. Пока он возился с деньгами, возле стойки вновь появилась Роза: она шла принимать очередной заказ, и ее бедра соблазнительно покачивались в такт шагам.
Когда она поравнялась с ними, Тербер внезапно нагнулся с табурета и легонько ущипнул ее. Роза застыла как вкопанная, потом развернулась и занесла руку для удара. Тербер спокойно, даже не сдвинувшись с места, поймал левой рукой ее запястье. Она по-кошачьи выбросила вперед свободную руку, нацелив длинные, красные как кровь ногти прямо ему в лицо. Тербер, улыбаясь, так же спокойно перехватил ее руку своей правой. Вытянутыми крест-накрест руками он удерживал Розу на расстоянии от себя и вызывающе ухмылялся.
Ей было не вырваться, и от злости она попыталась лягнуть его в пах. Изящно и легко – казалось, это не стоило ему ни малейших усилий – Тербер повернул правую ногу внутрь, и удар пришелся ему в колено. Девушка потеряла равновесие и беспомощно задрыгалась у него в руках. Тербер невозмутимо держал ее, позволяя ей трепыхаться, сколько влезет.
– Спокойно, детка, – с довольной улыбкой сказал он. – Я тебя не трону. Ты женщина моей мечты, только не надо меня так возбуждать. А то ведь не утерплю и буду любить тебя прямо здесь, на полу.
Роза оскалилась и смачно плюнула в него. С увертливостью боксера Тербер отклонился влево, и плевок пролетел мимо и попал в Старка, прямо ему на рубашку.
Все это произошло молниеносно. Старк еле успел оторвать глаза от пачки денег, которую все еще запихивал в карман.
– Сукин сын! Сволочь проклятая! – захлебываясь, шипела Роза.
Айра Берни и его дружки уже поднялись из-за стола.
– Эй, ты! Так с дамой не обращаются! – крикнул штаб-сержант.
– Точно, – поддакнул один из дружков. – А ну отпусти ее!
Тербер поглядел на них с насмешливым изумлением.
– Еще чего! Чтобы она мне глаза выцарапала? Ты, друг, соображай, что говоришь… Спокойно, детка, – приказал он Розе, которая продолжала вырываться. – Тебя так ненароком удар хватит.
Четыре артиллериста разом двинулись к нему через зал, как шеренга автомашин, одновременно тронувшихся на зеленый свет светофора.
Тербер укоризненно покачал головой:
– Но-но, ребята, не будем.
– Сын проклятый, сукин сволочь, – самозабвенно шипела Роза.
Небрежно, словно выкидывая не нужную ему больше вещь, Тербер отшвырнул Розу в сторону, и она шмякнулась об стенку, а сам кровожадно ринулся навстречу четырем артиллеристам с такой стремительностью, что те растерялись, Огромный кулак Тербера, вобрав в себя весь вес его тела, хищно выпрыгнул вперед и с хрустом вмазал в нос штаб-сержанту. Айра ударился спиной о кабинку и съехал на пол, из носа у него хлынула кровь. Тербер свирепо взревел и грудью пошел на трех дружков.
Роза, отскочив от стенки, точно боксер от канатов ринга, уже штурмовала Тербера со спины, ее когти впились ему в шею, мелкие острые зубки норовили куснуть за ухо.
Штаб-сержант поднялся с пола, пару раз тряхнул головой и снова бросился в драку. Старк, до этой минуты обалдело сидевший за стойкой, встретил его точно рассчитанным ударом: мощная рука начальника ротной столовой молнией рассекла воздух, как хлыст. Айра опрокинулся навзничь, судорожно дрыгая ногами. Сзади стоял стол – проехав по нему спиной, Айра долбанулся головой о стену и так и остался лежать на столе.
Роза висела на Тербере, но до уха ей было не дотянуться: решив довольствоваться тем, что ближе, она вонзила зубы ему в плечо, насквозь прокусив и рубашку, и майку. К этому времени все пятеро – три дружка Айры, Тербер и Роза – уже сплелись на полу в извивающийся клубок. Тербер недовольно дернул плечами, и Роза, несмотря на всю цепкость своих когтей и зубов, опять отлетела к стенке.
Зайдясь пронзительным визгом, она немедленно кинулась обратно, оттолкнулась обеими ногами и снова прыгнула Терберу на спину. Кулак одного из дружков Айры, внезапно вырвавшись из барахтающейся кучи, угодил Розе прямо в лоб – ее отбросило в сторону, она плюхнулась на пол и в глубоком нокауте выбыла из игры.
Чарли Чан, трагически заламывавший руки, тут временно отвлекся от этого занятия и, что-то нервно лопоча покитайски, отволок обмякшее тело Розы в подсобку. Потом вернулся в зал и, продолжая заламывать руки и что-то лопотать, согнулся за стойкой, готовый в любой момент нырнуть вниз. Толпа, которой он так вначале радовался, растаяла. Большинство осталось перед баром на улице и в открытую дверь наблюдало за представлением.
А представление было первый сорт.
Старк постепенно влез в середину свалки. Выбрав в мешанине тел незнакомую ему ногу, он потащил ее наверх и, когда вслед за ногой показалась спина, начал молотить эту неизвестную спину по почкам.
Снизу пробился сдавленный голос и скорбно воззвал:
– Айра! Ты где? Иди помоги нам.
Злорадный, рычащий смех Тербера прозвучал тоже несколько сдавленно:
– Шутишь, друг. Вы и вчетвером не управитесь.
Штаб-сержант Айра Берни трупом лежал на столе, но, когда до него долетел призыв о помощи, потряс головой, зажал двумя пальцами бьющий из носа фонтан и соскользнул со стола на пол. Распрямившись, он секунду стоял неподвижно, потом, ни к кому не обращаясь, буркнул: «Это мне уже не нравится» – и снова рванулся в бой.
Сопящая куча распалась, и над ней, будто каменный колосс, воздвигся Тербер: он зловеще ухмылялся, рот у него был разбит, кровь струйкой стекала на рубашку и галстук. Пожевав губами, он эффектно выплюнул на пол два зуба. От его формы остались лохмотья: оба рукава были оторваны, одна штанина болталась на нитке, выставляя напоказ мощные волосатые бугры мышц. На полу между его широко расставленными ногами валялся один из дружков штаб-сержанта, пребывая в том же умиротворенном и недееспособном состоянии, что и выбывшая из сражения мисс Роза. Застыв над ним тяжелой безмолвной громадой, Тербер удовлетворенно улыбался и с упоением месил кулаками ближайшие к нему животы и физиономии.
Двое артиллеристов отлетели от него, как камешки, отброшенные вертящимся колесом.
Старк ухватил третьего – им оказался штаб-сержант Айра Берни, – крутанул его за плечи и с хирургической точностью врезал ему кулаком в кадык. Айра с остекленевшими глазами проковылял через зал, опустился за свой стол и, задыхаясь от боли, капитулировал.
Один из выброшенных Тербером в «аут» вяло доплелся до кабинки и сел рядом с Айрой. Второй – его вмазало в стойку – схватил пивную бутылку, разбил ее об идущий вдоль стойки металлический поручень, выставил осколок перед собой, как нож, и, всхлипывая, с руганью понесся мимо Старка на Тербера. Увидев, как он разбил бутылку, публика неодобрительно заворчала, но никто не шевельнулся.
Тербер поджидал его, кровожадно ухмыляясь и по-борцовски вытянув руки вперед, готовый при малейшей возможности сгрести противника в охапку.
Но когда тот пробегал мимо Старка, техасец равнодушно выставил ногу. Все еще пытаясь дотянуться до Тербера своим стеклянным ножом, артиллерист рухнул на пол.
Тербер отступил на шаг, освобождая ему место для приземления, потом шагнул вперед, прицелился и ударил его ногой в голову.
Вся драка длилась минут пять.
Но с улицы уже неслись, приближаясь к бару, пронзительные торопливые свистки недремлющей военной полиции.
Чарли Чан, продолжая ломать руки, заплакал. Слезы у него катились ручьем.
– Сицас вэпэсники плибегай. Такая была день замецательный. Вся бизнеса лопнула. Сицас они бал заклывай.
– Техасец, это за нами, – с глупым смешком сказал Тербер. – Пошли. Я знаю одно место.
Он рывком отодрал то, что оставалось от штанины, скинул с ноги лохмотья, и в следующую секунду они со Старком уже пробивались локтями сквозь все прибывавшую толпу. Убегая от тревожных свистков, они мчались к Ривер-стрит, и Тербер хохотал во всю глотку.
В этот день солдаты Гавайской дивизии получили увольнительные в первый раз за все время после Перл-Харбора, и в десять часов утра со всех позиций девяностомильного кольца круговой обороны толпы хорошо поддавших мужчин с дикими воплями устремились к Гонолулу, перед барами и публичными домами начали выстраиваться длинные очереди, но вскоре все перемешалось, и те, кто рвался в «Нью-Конгресс», неожиданно для себя оказались в баре ресторана «У-Фа». Так продолжалось до самого комендантского часа. Этот день и два следующих словно слились в непрерывный загульный праздник. Ни один гонолульский бармен не забудет эти дни. На всю жизнь запомнят их и многие тогдашние хозяйки борделей. И даже некоторые вполне респектабельные люди вспоминают их до сих пор.
В приказе четко оговаривалось, что из каждой части можно одновременно отпустить в увольнение не более трети личного состава. Для дислоцированной на побережье седьмой роты распределение увольнительных превратилось в целую проблему. Седьмая рота была разбросана по четырнадцати береговым позициям. Лейтенант Росс распорядился, чтобы командиры позиций (в большинстве случаев это были не офицеры, а сержанты) определили ту треть своих солдат, которым они дадут отпуск, и представили поименные списки. Терберу поручалось составить такой список для службы КП. Старк распределял увольнительные среди поваров.
По неписаному закону командир подразделения уходит в увольнительную последним, только когда все его солдаты уже отгуляли. Поэтому сержанты, вынужденные оставаться на позициях (в отличие от офицеров сержанты не гнушаются вступать в сделки с рядовым составом), по мелочам наживались на тех, кого отпускали в город: накануне шестого января в роте шел оживленный обмен дружескими рукопожатиями, валютой, сувенирами, и немало котирующихся на вес золота, до обидного недолговечных бутылок виски переночевали от прежних хозяев к новым.
Честь не позволяла Терберу и Старку внести в списки собственные фамилии, но мудрый Тербер своевременно позаботился, и оба все равно получили увольнительные. Он просто заполнил два бланка сверх выделенной ему квоты и заставил Росса их подписать. Такое нарушение этикета никого в роте не возмутило, а Росса и подавно. Лейтенант Росс мало-мальски соображал и не собирался рубить сук, на котором сидел. С того дня, как Тербер отказался от офицерского звания, он был в роте царь и бог, не то что во времена Хомса, когда лишь обманывал себя, будто вертит ротой, как хочет.
При раздаче увольнительных Старк содрал с кого-то пинту виски. Они ее выдули по дороге в город. Первый заход они сделали в «Алый Бубон» к Чарли Чану. В «Бубоне» народу было поменьше, чем в приличных барах. На улице не стояла очередь. И стойку облепили всего в три ряда. Первые шесть порций им пришлось опрокинуть стоя, в общей толкучке, зато потом они отвоевали себе два места у стойки и засели пить по-настоящему.
– Уф-ф! – шумно выдохнул Старк, когда они наконец опустились на освободившиеся табуреты. – Боженька дал мне ноги, чтобы я маршировал, а не стоял по два часа в каждом вшивом баре. Сумасшедший дом. Даже хуже, чем в получку в Форт-Блиссе.
– Телбел, пливет! Салют, Сталк! – расплылся в улыбке Чарли. – Давно у моя не бывай. День-то какая замецательвый, а?
– Да, денек хорош, – кивнул Тербер.
– До того хорош, что в самый раз напиться в доску, – проникновенно сказал Старк. – И намылить одному трепачу рыло. Так, чтоб он копыта откинул.
– Ты, Старк, техасец, чего с тебя взять? – сказал Тербер. – Техасцы – люди простые. Любят своих дружков, штат Техас и родную мать. А ненавидят негров, евреев, чужаков в безнравственных женщин. При условии, конечно, что не спят с ними сами.
– То ли мы рано прибыли, то ли седьмая рота разорвала отношения с фирмой «Бубон и компания», – заметил Старк.
– Говори, говори, я тебя все равно насквозь вижу, – сказал Тербер. – Эй, Роза!
Они, между прочим, действительно прибыли рано: они ушли с КП в пять минут десятого, а все остальные вырвались с позиций лишь в десять. Из знакомых в баре был только хахаль Розы, тот самый сержант-артиллерист – он сидел все в той же кабинке в конце зала, будто никуда оттуда не уходил, – но на этот раз с ним сидело еще трое дружков.
– Пей-напивайся, – широко улыбнулся Чарли. – Сегодня все пей-напивайся. Замецательный день. Один лаз пей бесплатно, моя угосцает. – На потном лице китайца снова расплылась улыбка, он кивнул им и двинулся дальше, пытаясь в одиночку обслужить толпу, облепившую стойку.
– Хороший мужик, – сказал Старк.
– Отличный, – согласился Тербер.
– Он что, такой богатый, что может нас угостить?
– Сомневаюсь.
– Ему надо было поставить за стойку еще кого-нибудь.
– В зале тоже официанток не хватает, – сказал Тербер, наблюдая за Розой.
Ей помогала еще одна девушка, но, несмотря на это. Роза зашивалась не меньше Чарли, потому что хотела успеть все сразу – и разносить по столикам пиво, и сидеть со своим штаб-сержантом.
– Роза! – гаркнул Тербер. – Не слышишь?
Она сидела с артиллеристами, но, услышав, подошла. На смуглом блудливом личике – если бы слегка раскосые глазки не выдавали тайну расового мезальянса ее родителей, она была бы вылитая португалка – проглядывало некоторое раздражение.
– Ты чего, Тербер?
– Как зовут твоего приятеля?
Она недовольно зыркнула на него.
– А тебе зачем? Тебя не касается.
Тербер откровенно изучал ее пышную грудь. Проследив за его взглядом, Роза сердито вскинула голову и с вызовом уставилась в его светлые серые глаза.
– Он из какой части? – непринужденно спросил Тербер.
– Тебе-то что? Я думала, по делу позвал. Пьяный ужа, да? Стойку Чарли обслуживает, понял? Я к бару не касаюсь. – Качнув бедрами, она повернулась и пошла назад к кабинке артиллеристов.
Тербер и Старк, не сговариваясь, одновременно крутанулись на табуретах посмотреть, как она уходит. Ее гладкие голые ноги многообещающе скользили одна об другую под вихрящейся юбкой. Впадинка поясницы с захватывающей дух стремительностью переходила в аппетитную попку, которая, проказливо вихляясь, посылала им на ходу свой привет.
– Боже святый! – благоговейно сказал Старк. – Какая задница!
– Аминь, – меланхолически отозвался Тербер. Поджав губы, он неторопливо провел языком по усам. В нем знакомо закипала мутная пьяная агрессивность, и от ее живительных паров голова прояснялась, как от глубокого вдоха камфоры. И вдруг возникло отчетливое ощущение, что все это когда-то Уже было.
– Тебе хорошо? – спросил Старк.
– Еще бы!
– Вот, старик, это и есть настоящая жизнь, – поучительно сказал Старк. – И ни на какую Другую я ее не променяю. А ты?
– И я нет… Старк, знаешь, чего тебе не хватает? Ты – техасец, а у техасцев нет чувства юмора.
– Почему? У меня чувство юмора есть.
– Есть, конечно. Оно у всех есть. Только у тебя оно не того розлива. Слишком пустое. И у тебя все в кучу – и гордость, и юмор. Без нормального чувства юмора человек, у которого есть гордость, и до тридцати не дотянет – сам себя угробит. А возьми, к примеру, меня. У меня чувство юмора то что надо. И потому я могу заставить тебя сделать что угодно.
– Если сам не захочу, ни хрена ты меня не заставишь, – сказал Старк.
– Ты уверен? – коварно подначивал Тербер. – Хочешь, поспорим?
– А чего, давай!
Хитро усмехаясь, Тербер допил виски. Потом выпрямился и позвал:
– Роза! Э-эй!
Роза, нахмурясь, снова подошла к стойке.
– Разорался. Чего ты от меня опять хочешь?
– Еще глоток виски, малышка. Больше ничего. Плесни мне в стаканчик.
– Чарли проси. Он тебе плеснет.
– Ну его к черту! Хочу, чтобы ты.
– Ладно. Только время на тебя зря трачу. Пиво еще будешь? Принести?
Тербер посмотрел на свою бутылку пива.
– Да, принеси. Это вылей в ведро. Принеси холодного.
– От тебя одни хлопоты. – Роза улыбнулась.
– Ты так думаешь? Роза, а приятеля твоего как зовут?
– Пошел к черту!
– Он из какой части?
– Я сказала, пошел к черту!
– Знаешь, почему я тебя позвал? Чтобы посмотреть, как ты потом пойдешь назад. У тебя, Роза, попка – загляденье.
– Я замужем, – с достоинством сказала Роза, подразумевая, что у нее есть постоянный хахаль. Но было видно, что она польщена.
– Как же все-таки зовут твоего приятеля?
– Дурак! – взорвалась Роза. – Заткнись! Иди к черту!
– Моя фамилия Берни, – пройдя к ним через зал, объявил артиллерист. – Штаб-сержант Айра Берни, восьмой артиллерийский полевой. Еще что-нибудь интересует?
– Пожалуй, – задумчиво сказал Тербер. – Сколько тебе лет?
– В июне будет двадцать четыре. Что еще?
– Молоденький. Для твоего возраста у тебя уж больно роскошная любовница.
– Не жалуюсь, – сказал штаб-сержант. – Менять пока не собираюсь. Что еще?
– Еще? Может, не откажешься выпить со мной и моим другом?
– Это всегда пожалуйста.
– Роза, золотко, налей ему, – распорядился Тербер.
– Мне виски, – оказал штаб-сержант.
Роза налила, ему виски. Тербер заплатил. Штаб-сержант выпил залпом.
– Ладно, будь здоров, еще увидимся. – Показывая, что разговор окончен, Тербер повернулся к ним спиной. – Счастливо погулять, – бросил он через плечо и начал разговаривать со Старком.
Роза и штаб-сержант на секунду остолбенели. Потом пошли вдвоем назад к своей кабинке. Сев за стол, они о чем-то яростно заспорили, а три кореша Айры Берни внимательно слушали.
– Ты что, ополоумел? – сказал Старк. – Хочешь, чтобы драка началась?
– Я никогда не лезу в драку первым.
– Зато дерешься, наверно, до последнего.
– Ни в коем случае.
– Что, будем брать его прямо сейчас?
– Кого брать? Куда?
– Твоего лучшего друга. Штаб-сержанта.
– Ты это о чем? – недоуменно спросил Тербер. – А-а, я забыл. Ты же техасец. Кстати, техасец, я слышал, ты классно стреляешь. Это правда?
– Приклад от дула отличить могу, – сказал Старк.
– Хочешь, постреляем на пару? Маленькое дружеское пари. На сотенку, а?
Старк полез в карман.
– Ставим поровну?
Тербер ухмыльнулся.
– Я готов. – Старк вытащил из мятой пачки десятку и три бумажки по доллару, остальное бросил на стойку. – Здесь сотня. Могу хоть сейчас.
Растрепанная, сложенная пополам пачка – в основном из пятерок и мельче – была довольно пухлой.
Тербер наклонился, рассматривая деньги.
– Ого! Оказывается, наш техасец подсобрал себе большую денежку. Как, техасец, приятно быть богатым?
– Тут рядом есть тир, – сказал Старк. – Или можем пойти на Хоутел-стрит к Мому. Отсюда пять минут ходу.
– Тир – это не стрельбище. В тире каждый дурак может.
– Либо мы спорим, либо нет. Клади деньги или не вякай!
– Ребенок ты, техасец. Кому я говорил, что могу вертеть тобой, как хочу? Мне только захотеть, и ты сейчас побежишь бить морду всей этой артиллерии. Не суйся ты со своим тиром, я же тебя одной левой обштопаю. Будь умницей, мальчик, спрячь денежки в карман. Как я, на Гавайях стреляют от силы человека два-три.
– Если я сам не захочу, ты меня ничего не заставишь, – упорствовал Старк.
Тербер постучал пальцем себе по виску.
– Учись соображать, техасец. Главное – это соображать и не терять чувства юмора. Под моим руководством ты бы за три месяца выбился в офицеры.
– На черта мне в офицеры?! – возмутился Старк. – Ты меня не оскорбляй! Я, старшой, и без этого проживу. Как-нибудь не пропаду.
– А вот тут ты, техасец, не прав. Я же тебя, дурака, чему пытаюсь научить? Главное – результат. Сам не захотеть, никто твою гордость не оскорбит. А офицера я бы из тебя сделал в два счета.
– Обойдусь без твоих одолжений.
– Так как, техасец, не раздумал со мной стрелять?
– Хоть сейчас.
– Отлично. – Тербер хитро усмехнулся. – Тогда идем к Мому. По десять выстрелов в любую карту из колоды. Оба ставим по сто зеленых. Залог сдадим на хранение Мому. – Он презрительно швырнул под нос Старку его влажную от пота пачку. – Спрячь, пока не сперли.
Старк добавил к сотне отложенные тринадцать долларов и начал запихивать разбухшую пачку в карман брюк. Пока он возился с деньгами, возле стойки вновь появилась Роза: она шла принимать очередной заказ, и ее бедра соблазнительно покачивались в такт шагам.
Когда она поравнялась с ними, Тербер внезапно нагнулся с табурета и легонько ущипнул ее. Роза застыла как вкопанная, потом развернулась и занесла руку для удара. Тербер спокойно, даже не сдвинувшись с места, поймал левой рукой ее запястье. Она по-кошачьи выбросила вперед свободную руку, нацелив длинные, красные как кровь ногти прямо ему в лицо. Тербер, улыбаясь, так же спокойно перехватил ее руку своей правой. Вытянутыми крест-накрест руками он удерживал Розу на расстоянии от себя и вызывающе ухмылялся.
Ей было не вырваться, и от злости она попыталась лягнуть его в пах. Изящно и легко – казалось, это не стоило ему ни малейших усилий – Тербер повернул правую ногу внутрь, и удар пришелся ему в колено. Девушка потеряла равновесие и беспомощно задрыгалась у него в руках. Тербер невозмутимо держал ее, позволяя ей трепыхаться, сколько влезет.
– Спокойно, детка, – с довольной улыбкой сказал он. – Я тебя не трону. Ты женщина моей мечты, только не надо меня так возбуждать. А то ведь не утерплю и буду любить тебя прямо здесь, на полу.
Роза оскалилась и смачно плюнула в него. С увертливостью боксера Тербер отклонился влево, и плевок пролетел мимо и попал в Старка, прямо ему на рубашку.
Все это произошло молниеносно. Старк еле успел оторвать глаза от пачки денег, которую все еще запихивал в карман.
– Сукин сын! Сволочь проклятая! – захлебываясь, шипела Роза.
Айра Берни и его дружки уже поднялись из-за стола.
– Эй, ты! Так с дамой не обращаются! – крикнул штаб-сержант.
– Точно, – поддакнул один из дружков. – А ну отпусти ее!
Тербер поглядел на них с насмешливым изумлением.
– Еще чего! Чтобы она мне глаза выцарапала? Ты, друг, соображай, что говоришь… Спокойно, детка, – приказал он Розе, которая продолжала вырываться. – Тебя так ненароком удар хватит.
Четыре артиллериста разом двинулись к нему через зал, как шеренга автомашин, одновременно тронувшихся на зеленый свет светофора.
Тербер укоризненно покачал головой:
– Но-но, ребята, не будем.
– Сын проклятый, сукин сволочь, – самозабвенно шипела Роза.
Небрежно, словно выкидывая не нужную ему больше вещь, Тербер отшвырнул Розу в сторону, и она шмякнулась об стенку, а сам кровожадно ринулся навстречу четырем артиллеристам с такой стремительностью, что те растерялись, Огромный кулак Тербера, вобрав в себя весь вес его тела, хищно выпрыгнул вперед и с хрустом вмазал в нос штаб-сержанту. Айра ударился спиной о кабинку и съехал на пол, из носа у него хлынула кровь. Тербер свирепо взревел и грудью пошел на трех дружков.
Роза, отскочив от стенки, точно боксер от канатов ринга, уже штурмовала Тербера со спины, ее когти впились ему в шею, мелкие острые зубки норовили куснуть за ухо.
Штаб-сержант поднялся с пола, пару раз тряхнул головой и снова бросился в драку. Старк, до этой минуты обалдело сидевший за стойкой, встретил его точно рассчитанным ударом: мощная рука начальника ротной столовой молнией рассекла воздух, как хлыст. Айра опрокинулся навзничь, судорожно дрыгая ногами. Сзади стоял стол – проехав по нему спиной, Айра долбанулся головой о стену и так и остался лежать на столе.
Роза висела на Тербере, но до уха ей было не дотянуться: решив довольствоваться тем, что ближе, она вонзила зубы ему в плечо, насквозь прокусив и рубашку, и майку. К этому времени все пятеро – три дружка Айры, Тербер и Роза – уже сплелись на полу в извивающийся клубок. Тербер недовольно дернул плечами, и Роза, несмотря на всю цепкость своих когтей и зубов, опять отлетела к стенке.
Зайдясь пронзительным визгом, она немедленно кинулась обратно, оттолкнулась обеими ногами и снова прыгнула Терберу на спину. Кулак одного из дружков Айры, внезапно вырвавшись из барахтающейся кучи, угодил Розе прямо в лоб – ее отбросило в сторону, она плюхнулась на пол и в глубоком нокауте выбыла из игры.
Чарли Чан, трагически заламывавший руки, тут временно отвлекся от этого занятия и, что-то нервно лопоча покитайски, отволок обмякшее тело Розы в подсобку. Потом вернулся в зал и, продолжая заламывать руки и что-то лопотать, согнулся за стойкой, готовый в любой момент нырнуть вниз. Толпа, которой он так вначале радовался, растаяла. Большинство осталось перед баром на улице и в открытую дверь наблюдало за представлением.
А представление было первый сорт.
Старк постепенно влез в середину свалки. Выбрав в мешанине тел незнакомую ему ногу, он потащил ее наверх и, когда вслед за ногой показалась спина, начал молотить эту неизвестную спину по почкам.
Снизу пробился сдавленный голос и скорбно воззвал:
– Айра! Ты где? Иди помоги нам.
Злорадный, рычащий смех Тербера прозвучал тоже несколько сдавленно:
– Шутишь, друг. Вы и вчетвером не управитесь.
Штаб-сержант Айра Берни трупом лежал на столе, но, когда до него долетел призыв о помощи, потряс головой, зажал двумя пальцами бьющий из носа фонтан и соскользнул со стола на пол. Распрямившись, он секунду стоял неподвижно, потом, ни к кому не обращаясь, буркнул: «Это мне уже не нравится» – и снова рванулся в бой.
Сопящая куча распалась, и над ней, будто каменный колосс, воздвигся Тербер: он зловеще ухмылялся, рот у него был разбит, кровь струйкой стекала на рубашку и галстук. Пожевав губами, он эффектно выплюнул на пол два зуба. От его формы остались лохмотья: оба рукава были оторваны, одна штанина болталась на нитке, выставляя напоказ мощные волосатые бугры мышц. На полу между его широко расставленными ногами валялся один из дружков штаб-сержанта, пребывая в том же умиротворенном и недееспособном состоянии, что и выбывшая из сражения мисс Роза. Застыв над ним тяжелой безмолвной громадой, Тербер удовлетворенно улыбался и с упоением месил кулаками ближайшие к нему животы и физиономии.
Двое артиллеристов отлетели от него, как камешки, отброшенные вертящимся колесом.
Старк ухватил третьего – им оказался штаб-сержант Айра Берни, – крутанул его за плечи и с хирургической точностью врезал ему кулаком в кадык. Айра с остекленевшими глазами проковылял через зал, опустился за свой стол и, задыхаясь от боли, капитулировал.
Один из выброшенных Тербером в «аут» вяло доплелся до кабинки и сел рядом с Айрой. Второй – его вмазало в стойку – схватил пивную бутылку, разбил ее об идущий вдоль стойки металлический поручень, выставил осколок перед собой, как нож, и, всхлипывая, с руганью понесся мимо Старка на Тербера. Увидев, как он разбил бутылку, публика неодобрительно заворчала, но никто не шевельнулся.
Тербер поджидал его, кровожадно ухмыляясь и по-борцовски вытянув руки вперед, готовый при малейшей возможности сгрести противника в охапку.
Но когда тот пробегал мимо Старка, техасец равнодушно выставил ногу. Все еще пытаясь дотянуться до Тербера своим стеклянным ножом, артиллерист рухнул на пол.
Тербер отступил на шаг, освобождая ему место для приземления, потом шагнул вперед, прицелился и ударил его ногой в голову.
Вся драка длилась минут пять.
Но с улицы уже неслись, приближаясь к бару, пронзительные торопливые свистки недремлющей военной полиции.
Чарли Чан, продолжая ломать руки, заплакал. Слезы у него катились ручьем.
– Сицас вэпэсники плибегай. Такая была день замецательный. Вся бизнеса лопнула. Сицас они бал заклывай.
– Техасец, это за нами, – с глупым смешком сказал Тербер. – Пошли. Я знаю одно место.
Он рывком отодрал то, что оставалось от штанины, скинул с ноги лохмотья, и в следующую секунду они со Старком уже пробивались локтями сквозь все прибывавшую толпу. Убегая от тревожных свистков, они мчались к Ривер-стрит, и Тербер хохотал во всю глотку.